Текст книги "Лёгкое дыхание (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

– Вы проделали огромный путь, леди Старк. Должно быть, вы устали.

– Благодарю, ваше величество.

В отведенных ей покоях, конечно, побывали шпионы королевы. А возможно, и не ее одной. Но Санса Старк не была больше той наивной девчушкой, что сентиментально хранила опасные сувениры прошлого.

Пока служанки раскладывали ее вещи и возвращали жилищу прежний обжитой вид, она вышла на балкон. Он был очень небольшой, но с него открывался вид не на море, а на тесные улочки города. Санса любила стоять здесь подолгу, всматриваясь в суетливую жизнь горожан. Ветер трепал натянутые веревки с бельем между домами. Мяукали коты. Чуть дальше маленький мальчик дразнил собаку, которая притворялась, что злится, но виляла хвостом.

Санса размышляла о том, была ли она когда-нибудь счастлива после того, как выросла.

– Сандор, есть кое-что, что нам необходимо сделать, – произнесла она, не оборачиваясь, – я хочу знать, когда лорд Десница отправляет леди Мирцеллу в Хайгарден, и кто едет с ней из служанок и придворных дам.

– А пообедать? – проворчал из-за спины Пёс.

– Быстрее возвращайся с новостями, и не только пообедаешь. Я как раз попросила наполнить ванну, – она не удержалась от того, чтобы улыбнуться ему через плечо.

Клиган испарился моментально.

Санса остановила служанок, разбиравших привезенные с Севера подарки. Этим она хотела заняться сама. Не следовало пренебрегать знаками внимания, даже самыми мелкими, даже для самых незначительных особ. Дейенерис, конечно, вряд ли развернет ее набор кружевных салфеток, ну и пусть. Саженец чардрева для одной северянки, чей муж осел в поместье неподалеку от Черноводной. Руны от одичалых с правилами игры для лорда Тириона – стоило немалых трудов записать все правила и быть свидетельницей неизбежной драки между теми, кто придерживался разных их версий.

Несколько наборов деревянных украшений для дам, интересующихся севером. Травяные сборы для леди Оленны. Ткани. Деревянные безделушки. Резные шкатулки из кости мамонта. Речной жемчуг.

– Это на кухню, – Санса сморщила нос: заносили сушеную рыбу.

«Никогда не понимала пристрастия Джона к этой гадости. Испортил моего Пса, как будто мало у него дурных наклонностей».

Отдельный ларец Санса выделила, чтобы сложить подарки для Мирцеллы. Набор для вышивания. Книгу «О достоинствах целомудренного поведения», написанную какой-то занудной септой. Сироп для улучшения цвета лица.

Вернулся Сандор, одновременно с ним начали носить воду для ванны. Санса обернулась.

– Она выезжает послезавтра, – сказал он тихо, – свадьба в Хайгардене по прибытии.

– Служанки?

– Две септы, горничные, и еще эта, – Пёс скривился, – страшненькая-то. Леди Кракехолл.

– Вассалы Ланнистеров, – задумчиво протянула Санса, – я передам подарки с их слугами. Найди мне одну из этих горничных. И, Сандор… не могли бы вы сказать, чтобы они носили воду побыстрее?

…Лорд Десница принял ее вечером в своих покоях. Санса протянула ему обе руки, широко улыбаясь.

– Север положительно освежил ваш взгляд, миледи.

– А что освежило вас, милорд? – она обратила внимание на многочисленные ящики при входе в спальню. Обстановка также переменилась: несколько предметов мебели исчезло, и комната казалась пустой. Тирион вздохнул.

– Ах, моя леди. Вы узнаёте эту новость при дворе первой – после ее величества и моей семьи, конечно. Я решил жениться.

Улыбка Сансы не померкла. Она умела сохранять тревогу незамеченной. Тирион Ланнистер мог быть опасным противником, если союз, заключенный им, окажется выгоднее. Она не рассчитывала снова стать его супругой, хотя и не исключала этот вариант из всех возможных. Санса любила сохранять открытыми как можно большее количество дорог.

– Кто эта счастливица, которая украдет у меня ваши вечера?

– Леди Грейджой, – небрежно бросил Бес.

От двери послышался сдержанный смех Пса. Санса округлила глаза, делая ему знак, но это не помогло.

– Сандор.

– Ахаха.

– Сандор! Что вы себе позволяете!

Тирион невозмутимо потягивал вино. Санса обратила внимание, что он подстригся.

– Я ожидал примерно этой реакции, леди Старк, – мягко произнес он, – пути сердца к сердцу – полет шмеля по цветущему лугу, как говорили древние.

– Мне не доведется побывать на свадьбе вашей племянницы, леди Мирцеллы, но на вашей я побываю непременно, милорд.

– Да, Мирцелла выйдет замуж в Хайгардене. Думаю, это разумнее, – Тирион пристально взглянул Сансе в глаза, и она подалась вперед, – мы не праздновали окончание войны с Иными, и королева одобрила идею больших торжеств. На несколько дней. Вряд ли она сможет посетить их все, ведь она как раз собирается встретиться со своим супругом, вашим дорогим кузеном. Но это же не означает, что мы должны лишать себя праздника? Мы ожидаем множество гостей. Будут даже фейерверки.

– Я люблю фейерверки, – прошептала Санса горячо.

– Над морем. Флотилия леди Грейджой обещает нам представление, которое никогда не забудется.

– Когда это будет, милорд? – Санса сжала его руку, Тирион уставился на ее ладонь, крепко обхватившую его пальцы. Затем сжал их в ответ, и глаза его лучились, когда он ответил:

– Скоро.

*

Джейме ждал встречи со своей дочерью.

Это было похоже на ощущение предстоящей битвы, которую он должен выиграть. Чувство страха и одновременно чувство уверенности, чувство правильности. Как перед тем, как раздвинуть Серсее ноги в каком-нибудь затхлом углу. Оно сохранялось, это чувство, ровно до того момента, пока он не опускал ее ноги обратно – или не заходил к своему отцу с докладом о победе.

И в те минуты он был грязным, слабым, обесчещенным. Серсея уходила к своему мужу, не уставая напоминать Джейме, что он мог бы избавить ее от него, лорд Тайвин скептически щурился, недовольный результатами: слишком много потерь, слишком малые результаты. «Мирцелла не будет меня оценивать, – напомнил себе Джейме, – она признала меня. Она знает, кто я, она знает, кто она».

Он сглотнул. Лорду-командующему не к лицу беспокоиться и спешить. Тем более, он не стоял впереди своих людей, как подобает, а прятался среди самых доверенных рыцарей, одетых в туники, присланные леди Тирелл.

Тирион славно потрудился, сплетая заговор. Поддержка великих домов значила контроль над Вестеросом, как бы ни пыталась королева Таргариен доказать обратное. Но Тириону было далеко до мастеров, и его план не предусматривал постепенное развитие событий в течение долгих лет. Если не начать действовать быстро, эффект неожиданности будет утерян, и все, что останется – затяжная война с очередными погромами, разорением и уничтожением всех Семи Королевств.

Однако, они задерживаются. Джейме тревожно взглянул на дорогу.

– Я могу выехать навстречу, – предложил Бронн, с самого утра напряженный как струна, – или сир Аддам, – добавил он словно в оправдание. Джейме покачал головой.

Внезапно перед глазами замелькали золотые мушки. Их становилось больше, они кружились, пока не превратились в заливающий весь мир ослепительный свет. Он сморгнул, но золото, залившее глаза, только становилось ярче. Что-то было не так. Именно сейчас. Именно в эту секунду. Джейме выдохнул, попытался вдохнуть снова, но – почему-то, не смог вдохнуть обратно. Грудную клетку прожгло распирающей болью, он схватился за луку седла, прижимая правую руку к груди, открыв рот и отчаянно борясь за каждый глоток воздуха, но —

– Милорд!

– Воды, кто-нибудь, сюда. У него раньше бывало плохо с сердцем?

– Твою мать, Ланнистер, ты в могилу меня сведешь, что за херня?

Серсея. Что-то произошло с Серсеей, была его первая мысль. Что-то с ней случилось, он чувствовал это. Он несколько раз моргнул, когда пришла вторая мысль: Серсея мертва. Наконец, Джейме затряс головой, и слепящий свет перед глазами стал меркнуть, оставляя встревоженные лица над ним. Боль в груди исчезала мягко, совсем не так резко, как появилась. Он несколько раз моргнул, приподнялся с земли, не представляя, как именно оказался лежащим на ней.

– Ты свалился, как подкошенный, я думал, это стрела, – Бронн хлопнул его по плечу, пока Джейме растирал горло, – ты как?

– Не знаю, – пробормотал мужчина, – не уверен.

Холодок пробежал по его спине, когда он, наконец, понял, устремляя взгляд вперед.

– Мирцелла, – прошептал Джейме и ринулся к лошадям, – все, быстро, за мной!

Он был уверен, что загонит лошадь; почти наверняка, так бы и случилось. Не было мыслей, не было идей вроде: «Я действую неразумно» или «нужно оставаться незамеченными», он словно был над самим собой и шел по видимой ему одному дороге. Золотое сияние оставалось в уголках глаз, таяло, исчезало, меркло. Он не знал, к кому спешит – к Серсее или к Мирцелле, или, быть может, к самому себе, но, кто бы ни ждал в конце дороги, этот кто-то покидал его навсегда.

И все, что Джейме должен был встретить – пустую, в никуда ведущую тропу, за которой обрывались над бушующим морем высокие серые скалы.

Он соскочил с седла слишком рано и с десяток шагов проехал по траве на пятках сапог. Бросив поводья, влетел, безошибочно угадав, в охряного цвета новый шатер…

– Мирцелла! – и, слыша собственный крик, Джейме уже знал, что не успел.

– Милорд… как вы смеете!

– Это Джейме Ланнистер?!

Он не слышал слов вокруг. Он смотрел вперед. Сердце больше не сжимало неясное предчувствие, но осталась та самая боль пустоты, боль оборвавшейся тропы.

Мирцелла была мертва.

Она лежала на койке, платье еще в пыли, ее переносили, очевидно. Он стоял, боясь, что земля уйдет из-под ног, как только он сделает первый шаг, но когда он, наконец, смог идти, то вокруг была звенящая тишина. Или так казалось. Ноги были тяжелыми, он не мог поднять рук, он вообще не мог ничего, только смотреть.

Мирцелла была мертва. Тонкая струйка крови из угла рта, распахнутые зеленые глаза, из которых до сих пор не ушло выражение испуга и какой-то обиды, простое дорожное платье оливкового оттенка. Ее руки были вытянуты вдоль тела.

Джейме бездумно сел рядом, не в силах оторвать взгляд от ее лица. Взял ее за руку. Семеро, она все еще не остыла. На левой были видны заусенцы, следы дурной привычки – в детстве Мирцелла грызла ногти, и ее так и не удалось отучить.

– Она выпила всего лишь одну чашку, упала, она не кричала, просто лежала… – за спиной оправдывалась, рыдая, какая-то из служанок. Бронн тряс кого-то с проклятиями, требуя допросить каждого, кто имел доступ к еде и питью. Все суетились, бегали вокруг, как будто это могло иметь какое-то значение.

Джейме не двигался. До тех пор, пока не понял, что соленый вкус во рту – это слезы, стер их с щек, удивился тому, что еще способен плакать, и вот тогда это и пришло. Понимание того, что золотое сияние жизни, покидающее его год за годом – надежда, любовь, его дети, которые так и не успели стать по-настоящему его, то немногое, что могло быть названо смыслом. Точно не служение королям и отцу, не львы на знамени, не собственная дурная слава и не грехи, за которые были наказаны другие.

Они были обречены из-за того, что мы делали.

– Серсея, – произнес ее имя Джейме, и слезы полились рекой, – о, моя дорогая. Моя милая.

Это она лежала перед ним, шестнадцати лет от роду, еще совсем невинная, дитя, проданное за золото и славу. Это ее он хотел спасти, тогда, жизнь назад, и не спас никого. Серсея. Девочка, игравшая за рыцаря, когда он мог изображать принцессу. Выбиравшая ему ткань на рубашки. Поправляющая повязку на его первой ране от меча. С синяками под глазами, лежащая на полу спальни короля, когда он не мог подойти, потому что она повторяла снова и снова: «Он все-таки сделал это. Он сказал, что сделает это со мной, как с грязной шлюхой, он сделал это». Серсея, мертвыми глазами глядящая в сторону, когда он грубо, без малейшей вовлеченности души и сердца, трахал ее у тела Джоффри – он не мог разделить ее скорбь, она не могла принять его как прежде.

Серсея, которую Джейме хотел любить, и которой у него никогда не было.

Слишком много дерьмовых поступков в его жизни. Слишком много нарушенных клятв, грязных слов и намерений. После всего, их будут забирать у него по одному, тех, кого он любил. Пока не заберут всех.

– Пойдем, – подхватил его кто-то за плечи, поволок прочь, прочь от остывающего золотого сияния.

– Серсея, – прошептал он, надеясь дозваться ее, но ее больше не было.

– Пойдем, милорд. Я налью тебе что-нибудь выпить, – в голосе Бронна Джейме услышал отражение своих слез.

Когда он держал третий – или тридцать третий? – стакан, то понял, что его рука трясется. Обе руки.

Он не помнил остаток дня. Он не помнил ничего, только сжимающуюся пустоту вокруг, меркнущее золотое сияние, постепенно превращающееся в серый туман, и Бронна, подсовывающего ему то выпивку, то какие-то письма на подпись.

Потом его куда-то вели, поднимали, сажали, кажется, раздевали – он бездумно поднимал руки, вытягивал ноги, не чувствуя и не зная, что происходит. Кто-то толкнул его в плечо – он лег на бок.

«Попрощайся со мной, Мирцелла. Попрощайся, Серсея, – молил он перед тем, как заснуть, снова и снова, – попрощайтесь со мной, все. Не уходите молча».

Когда Джейме закрыл глаза и провалился в пустоту, его там не ждал никто.

*

Над головой Бриенны басил Тормунд. В основном, он травил байки и анекдоты, но также распространялся о своих ожиданиях и последующем разочаровании от южных земель. Это бы не смущало Бриенну нисколько, но беседа, а точнее, монолог продолжался почти три часа, а она очень хотела выспаться.

Одичалые, которые отправились с ней по указанию Джона, были сущей проблемой. Возможно, будь здесь сам Джон, он мог бы с ними сладить, в чем Тартская Дева сомневалась. Ей это было тем более не под силу.

Конечно, регулярные войска юга тоже не отличались идеальной дисциплиной – Бриенна хорошо помнила свое разочарование, когда познакомилась с бытом лагерной жизни при Ренли Баратеоне. Но все же Вольный Народ трактовал идею свободы слишком… вольно. Они играли в кости на ночные дежурства, как правило. Недовольные проигрышем могли не дежурить вовсе. Они пили – и напивались всегда до чудовищного состояния. Донести до одичалых, что охотиться на южных землях где угодно и как угодно нельзя, не получилось.

Поскольку им не с кем было сражаться, они скучали и дрались между собой. Или часами, днями просиживали у костров, ничего не делая, кроме как разговаривая.

Бриенна терпела безусловное фиаско в качестве лидера.

– Это мужики, – доносила до нее Дагна, чьи навыки обращения с оружием уступали Тартской Деве лишь немного, – ты просто не можешь заставить их работать так и тогда, когда тебе это надо. Можно, конечно, попробовать. Раз или два получится, но потом тебе дадут отпор.

– Король Джон назначил меня нести ответственность за порядок, – протестовала Бриенна. Дагна пожала плечами.

– Дак и неси. Кто не дает-то?

Ко всему прочему, Тормунд удвоил свои мероприятия по осаде ее неприступной, и оттого привлекательной особы.

«Мне везет на болтливых соратников, – пришла к удручающему выводу Бриенна, – любой разговор сводится к шуткам ниже пояса».

С другой стороны, было в одичалых кое-что, что Бриенне нравилось. Образ их мысли. Они были свободны в своих рассуждениях, и, может быть, бесконечные разговоры у костра тому способствовали.

– Так ты расскажи еще раз, почему они бросили тебя в медвежью яму? – допытывался особо настырный одичалый, – из того, что я до сих пор услышал, они сделали это только потому, что ты женщина.

– Они развлекались, – вздохнула Бриенна.

– Но тебя не брали в эту вашу, где все в железе, на лошадях…

– В рыцари. Меня не посвящали в рыцари. Это что-то вроде разрешения сражаться… за кого-то… сложно объяснить.

– Потому что ты женщина? – получив утвердительный ответ, ее собеседник развеселился, – интересно получается. Ты можешь сражаться с медведем, но не можешь сама решать, с кем ты спишь, и от кого рожаешь детей. Ты можешь ездить на лошади, убивать людей, но все равно, скольких бы ты не победила, ты не считаешься воином. А если рыцарь этот сделает что-то запрещенное, его в женщины не разжалуют?

Бриенна только вздыхала.

Копьеносицы вздыхали вместе с ней. Они проводили вместе большое количество времени, и ей это нравилось. По крайней мере, с ними можно было поговорить, как она никогда и ни с кем не говорила. Это была сущая ерунда, темы их разговоров, и Бриенна гораздо чаще слушала, чем высказывалась сама, но даже возможность услышать была бесценна.

Она жадно впитывала познания. Вместе с воительницами смеялась над историями о влюбленных противниках, примеряя их на себя. Вместе с ними горевала над потерями мужей или возлюбленных, не вернувшихся из схваток. Вместе они осуждали ужасные мужские привычки – мочиться в костер, например, сушить обувь рядом с котлами с едой, бросать где попало точильные камни, перетягивать одеяло на себя.

Именно им однажды Бриенна поведала историю своего знакомства с Джейме Ланнистером. Одичалые оказались мастерицами вытягивать информацию, опять же, делать больше было нечего, кроме как рассказывать и выслушивать. Она запиналась, краснела, и рассказ вышел скомканный, пришлось кое-какие детали упустить, но женщины слушали ее внимательно, не перебивая, и проявили все возможное сочувствие. И все жаждали поделиться с ней опытом.

– Если у тебя мужчина воин, то насчет шрамов не переживай, – сказала одна из них, – если бы на шрамах все заканчивалось! Поживи годика три с ним, узнаешь…

Умудренные жизнью воительницы дружно закивали, вздыхая.

– Главное – почувствуй себя, когда он ляжет с тобой, – страстно жестикулировала другая, пышная черноволосая красавица с повязкой на одном глазу, – хочешь ты быть над ним, под ним или как угодно, неважно. Откройся, отпусти себя. Целуй, как наносишь удар – уверенно!

– …иногда нужно его приласкать, – советовала третья – на вид совсем девчонка, – пожалеть. Сделать что-нибудь, что он просит. Но только одно дело за раз, а то они сразу наглеют.

От всех этих многочисленных премудростей Бриенна в конце концов тоже утомилась. Джейме у нее больше не было. Из «Шлюхи Цареубийцы» в ближайшее время ей суждено было переименоваться в «Бывшую шлюху Цареубийцы», и она не знала, каким будет дно падения. Возможно, возвращение на Тарт в возрасте, когда она уже не сможет сражаться, чтобы стать иждивенкой дальнего родственника, унаследовавшего остров. Возможно, нищета в каком-нибудь захолустье с прижитыми от удачливых насильников бастардами. Замужество было исключено. Самый небрезгливый межевой рыцарь, и тот вряд ли просит у богов послать ему громадную, уродливую, покрытую шрамами шлюху, славившуюся путешествиями по окраинам мира в компании с кем-то вроде Джейме Ланнистера.

Подобные перспективы все чаще обращали взор Бриенны к костру Тормунда. «По крайней мере, теперь я знаю, что выбор у меня все-таки есть, – она представила себе ту „роскошную“ жизнь, о которой любил рассказывать ей рыжий великан, и едва не застонала в голос, – ну да, он будет рад видеть меня с оружием в руках, только вот каждый год я буду рожать по ребенку до самой смерти, свариться с другими его женами и их детьми за каждый фунт оленины и безнадежно тупеть от пересказов унылых сплетен у костра».

Десять лет назад отец говорил ей, что даже лучшие воины рано или поздно стареют, и тогда им нужен кто-то, кто позаботится о них, в противном случае, они пополняют собой орду нищих попрошаек возле септ и на перекрестках. Она знала, что он прав, но была слишком занята, доказывая свою правоту и самоутверждаясь в качестве воительницы.

Пожалуй, пришло время задуматься вновь. Старки не бросают преданных им людей, но Старки не вечны тоже.

Возможно, ее приютит Подрик. Когда она станет согбенной старухой (если доживет), что с ее ранениями и травмами должно было случиться годам к сорока двум, то он вряд ли откажет ей в теплом углу и миске супа (желательно, без твердых кусков, которые пришлось бы жевать).

Тартская Дева окончательно приуныла.

В ту ночь ей приснилась Серсея. Не та полубезумная женщина, с которой она разговаривала накануне казни. Это была другая Серсея. Она вышла к ней из красивого сада, одетая во что-то длинное и зеленое, и приветствовала ее улыбкой, какую Бриенну больше всего любила на лице Джейме. Бриенна во сне чувствовала себя на удивление бесстрашно рядом с той, что так смущала и пугала ее при жизни.

– Мой брат нуждается в тебе. Почему ты не приходишь? – спросила Серсея, глядя на нее с невозможным участием и беспокойством. Бриенна пыталась шагнуть от нее прочь, но, куда бы она не поворачивалась, леди была перед ней.

– Он не зовет.

– Разве? Ты не слышишь? – она подняла глаза к лазурному небу, – он слаб. Его сердце изранено. Ты еще можешь его исцелить.

Сон кажется настолько реальным, что даже травинки в саду колышутся от ветра. Серсея отпускает ее руку и уходит куда-то в тень плакучих ив.

На следующий день ворон от Сансы Старк приносит известия о гибели Мирцеллы Баратеон под Хайгарденом и обнаружении внезапно ожившего Джейме Ланнистера в непосредственной близости от него.

Бриенна взвесила все «за» и «против», перебрала в памяти все оскорбительные речи, услышанные от Джейме, все те прозвища, которыми он ее награждал. Это помогло очень ненадолго. В памяти гораздо легче обнаруживались другие мгновения с ним. Реже слова. Чаще ощущения. Тепло. Безопасность. Дрожь во всем теле, когда их руки случайно соприкасались при свете дня. Чувство дома, когда он обнимал ее ночью. Звон валирийской стали при встрече их мечей.

И первый раз, когда они легли вместе той Зимой. Холод, который после казался им небольшим морозцем, для обоих был внове. Почти час перед сном они спорили, кто будет спать под единственным одеялом, и, конечно, Бриенна упрямилась до последнего, поэтому оно так и оставалось лежать у нее под головой. Они спали спиной к спине, очаг в комнате давно остыл. Бриенна чувствовала дрожь Джейме в полудреме. Полчаса, час – она не знала, сколько смотрела перед собой в темноту, думая над тем, что впереди сотни таких ночей, и в каждую из них ему будет холодно.

Она встала, развернула одеяло, накрыла Джейме, легла рядом. Он уже не спал. Он ждал. Бриенна придвинулась ближе, обхватила его сзади, неловко, не зная, как надо, как можно – положила руку ему на грудь, и через мгновение встретила его руку на своей, прижимающей ее крепче, ближе. Слова были не нужны.

Возможно, это был не лучший выбор, говорила Бриенна Тарт себе, разворачивая карту и рассматривая возможные пути добраться до Хайгардена. Возможно, король Джон все-таки появится раньше, чем планировал. Или одичалые без нее разбегутся. Да и Джейме, очень вероятно, не будет так уж счастлив видеть ее.

Но стойкая вера жила в ее сердце, подогреваемая памятью: ругались они, оскорбляли друг друга или даже били, они никогда не отказывали друг другу в тепле и заботе, когда нуждались в них.

И предлагали помощь и поддержку без того, чтобы дожидаться просьбы, зная, что попросить первым ни один из них не решится.

========== Семейные узы ==========

«Дорогой брат! Я получил все письма Бронна за прошедшую неделю, но ни в одном из них не было и строчки от тебя. Дейенерис сообщили о твоем возвращении, но, к нашему облегчению, у Переправы голодный мятеж, а наследники Фреев не поделили запасы. У тебя есть три недели прежде, чем…».

«Дорогой брат! Наша племянница Мирцелла обрела свой покой. Крипта новая, и отделка еще идет. Я провел бдения и тому подобное, все соблюдено. Пожалуйста, будь спокоен. Я также отправил известия в Дорн. Тристан Мартелл соболезнует утрате и скорбит…».

«Джейме, дорогой брат. Я встретился с мейстером – которого ты отправил обратно. Душить его было необязательно. Я обеспокоен, Джейме. Ты должен стоять твердо. Стормы, Ривергейты и Хоулы присоединятся к тебе под Хайгарденом. Теперь, когда открыто, что ты собираешь людей, только беспорядки у Переправы стоят между тобой и Безупречными. Она все еще пытается не проводить карательных рейдов. Это не продлится долго. Джон откладывает встречу. Обратись к Тиреллам. Ты нам нужен. Твой Т.».

Джейме закрыл глаза. Усталость накапливалась постепенно. Он знал, что должен спать, но спать не мог. Он метался почти всю ночь по койке, вставал, пил, пытался заснуть снова, но он не мог. Безвкусная еда, одни и те же разговоры день за днем, одни и те же шутки солдат, мрачный юмор Бронна, все сливалось в один сплошной, долгий, утомительно бесконечный день.

Иногда он доставал рубашку, одну из тех, что носила Бриенна, и прижимал к лицу. И тогда мог убедить себя, что она рядом. Он не представлял себе, как она окажется с ним. Он не фантазировал, что она ему скажет, как посмотрит, улыбнется ли или нахмурится. Но, если бы она была рядом, она бы сделала что-то, одним своим присутствием, и ему не пришлось бы притворяться, не пришлось бы говорить себе с утра «ты должен, ты Ланнистер» до тех пор, пока эти слова окончательно не потеряют свой и без того сомнительный смысл.

Просто была бы она рядом.

До Хайгардена было пятьдесят миль. Они не меняли позицию вот уже неделю. Их могли обнаружить, и Джейме надеялся отойти к холмам, где лагерь был бы не столь заметен, через день.

Поэтому, когда раздались звуки тревоги, Джейме, как и все, готов был сражаться.

– Знамена Тарта, милорд, – вбежал почти радостный Пек, – всадники со знаменами Тарта!

Джейме замешкался, собираясь с духом. Что я ей скажу? Что она скажет мне? Он едва ли успел удивиться тому, что Бриенна появляется у него со знаменами и отрядом, скорее можно было ожидать ее в компании Подрика Пейна – в лучшем случае. Но с крупного рысака у его шатра величественно спустился незнакомый ему пожилой мужчина, и Джейме хватило одного взгляда в его лицо, чтобы узнать Селвина Тарта, Вечерную Звезду, хранителя Тарта – и отца Бриенны.

– Прошу вас, милорд. Принесите еды и вина в шатер лорда-командующего! Поживее, вы! – суетился Бронн, пока Джейме провожал лорда Тарта внутрь.

Пожалуй, не только исполинский рост выделял Вечернюю Звезду среди остальных его воинов. Селвин Тарт двигался легко, словно не знал гнета прожитых лет, его жесты были плавными и уверенными, и он не стал затягивать приветствие.

После того, как Джейме произнес подобающие речи о чести знакомства, Селвин оглядел его внимательнейшим образом, и зазвучал его голос. Чистый, глубокий, как у Бриенны, четко выговаривающий слова.

– Это было непросто, разыскать вас, даже зная, где вас видели в последний раз. Я хотел взглянуть на вас, сир Джейме, – лорд Селвин глядел на Джейме спокойно, – вы ведь знаете мою дочь, Бриенну?

Джейме подумалось, что поправлять именно этого человека и напоминать, что он лорд-командующий, а не просто «сир», будет крайне неразумно.

– Да. Знаю.

– И я думаю, вы знаете о том, что она признана ее величеством беглой предательницей короны?

Джейме опустил голову. Он хотел бы оставаться равнодушным и отстраненным, но не мог.

– Знаю. Из-за меня.

– Именно, сир Джейме, – лорд Тарт прошествовал неспешно мимо Ланнистера, присел у стола, указал на место напротив, – расскажите мне, что стало причиной.

Джейме зажмурился, закусил губы. Это было слишком много. Он уже почти не чувствовал себя живым. День выпил его до дна. Он чувствовал себя дряхлым старцем. И маленьким мальчиком одновременно. И он слишком устал, чтобы думать о приличиях или говорить о чести, выбирая формулировки. Ложь была привычна, но так хотелось сказать правду!

«Я мог поиметь твою дочь тысячу раз. Я помню свои пальцы внутри ее тела. Помню свои сны о ней, помню, как увидел ее голой напротив впервые, помню ее на мехах, раздвинувшую во сне ноги, словно специально для того, чтобы я оказался между ними…».

– Я и леди Тарт провели много времени вместе, – заговорил Джейме негромко, – она очень ценила мою поддержку, посчитала себя обязанной мне. Из-за ее исключительной преданности и зависти к ее военному таланту, я думаю, пошли слухи, порочащие ее честь. Пытаясь оправдаться и оправдать меня, она надеялась переубедить королеву Дейенерис, но не преуспела.

Лорд Селвин смотрел на него пристально, без улыбки, но и без осуждения. Джейме чувствовал его внимательный, изучающий взгляд.

– Говорят, она носит ваш меч. И ваши доспехи. Мне также сказали, она делила с вами шатер. Ложе.

Джейме опустил голову еще ниже.

– Молчите. Ну что ж. Благодарю.

Лорд Селвин поднялся, направился было в сторону выхода, но Джейме удержал пожилого воина.

– Вы поверите моей клятве, милорд? – спросил он почти отчаянно, – вы поверите мне, если я поклянусь, что леди Бриенна покинула мое общество такой же непорочной, как и пришла?

Лорд Селвин прикрыл глаза на мгновение, затем опустил руки и посмотрел на протез Ланнистера. Он изучал его лицо, глаза, присматривался к нему внимательно. Во взгляде его голубых глаз, так похожих на глаза Бриенны, не читалось ни беспокойства, ни вражды. Скорее, это было нечто между брезгливостью и жалостью.

– Мне все равно, сир Джейме, – заговорил Селвин все с той же размеренной интонацией, – мне совершенно все равно, как моя дочь распорядится своей непорочностью, если она только не станет жертвой соблазна и обмана жестокого лжеца, который бросит ее, посмеявшись над ее чувствами. Последнее, что хочет узнать отец о своей дочери, так это то, что она растит чьего-то бастарда, а его отец бросил ее, наигравшись и оставив в позоре на всю жизнь.

– Не последнее, – Джейме сел у стола обратно, посмотрел лорду в глаза, – последнее, что хочет слышать отец, это о смерти своей дочери.

Лорд Селвин подобрался и напрягся, но Джейме покачал головой.

– Моя дочь. Мирцелла. Недавно она умерла. Была отравлена. Перед своей свадьбой.

Лорд Селвин вновь опустился напротив, и после Джейме не мог вспомнить, сколько они так сидели, молча, друг напротив друга.

– Простите мой неуместный визит в час скорби, сир, – наконец, произнес лорд Тарт, – соболезную вам. Полагаю, вы можете понять мои чувства, тогда как я предпочел бы никогда не испытать ваших.

– Я желаю этого всем сердцем вам, милорд.

– И вы не знаете, где Бриенна.

– Хотел бы я знать. Я очень виноват перед ней.

– Полагаю, это так, – лорд Селвин откинулся назад, его большие, глубокие глаза не покидали лица Джейме. Они были не столь чистого оттенка, как у Бриенны; к ним примешивался серый, свинцовый оттенок. Лорд Селвин напоминал неспокойное море, надвигающийся шторм, заключенный в стены самообладания.

– Я прибыл на материк с одной только целью, сир Джейме, – продолжил Селвин Тарт, – забрать свою дочь и внука на Тарт, где они будут в безопасности. Мне не нужно королевское помилование, или согласие, или что угодно. Мой внук не будет Ланнистером. Он будет Тартом.

– Милорд, разговоры о бастардах – это наговор на леди.

Селвин из миролюбивого внешне пожилого человека в мгновение превратился в угрожающего вида великана, отточенные движения которого лишь чуть-чуть замедлял возраст. Джейме мог видеть знакомые, привычные жесты, унаследованные Бриенной.