Текст книги "Лёгкое дыхание (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

– Я удивлен, сир Джейме. Приятно удивлен, – лорд Тарт блеснул глазами, поднимая палец и грозя новоявленному зятю, – я действительно ожидал найти свою дочь с ребенком или вот-вот готовую родить. Наша порода плодовита, а она пошла в Тартов. Одна ночь ее слабости, а она влюбчива – она Тарт – и у меня был бы наследник. Но она в Ализе, упрямство пришло к ней от матери… даже если вы ее соблазняли…

– Но не соблазнил, – Джейме неожиданно для себя мог ответить трезво. Лорд Селвин отмахнулся.

– Как угодно. Когда-то я пообещал ее матери, что не поставлю бастардов вперед законных детей, пока они живы. К несчастью, каким-то образом Бриенна узнала об этом обещании. Думаю, это сыграло роль в ее решении покинуть Тарт. Младший Баратеон был тем еще смазливым мерзавцем, но я все равно был уверен, что она вернется через год или два. Было три помолвки, но претендентов гораздо больше…

Джейме слышал старого лорда, то и дело возвращаясь мыслями к своей женщине.

Он хотел вернуться к ней. Он хотел никогда не возвращаться. Он стыдился своего желания снова ею обладать. Он хотел отправить ее на этот их прекрасный, ныне захваченный врагами, Тарт. Вернуть ее в безопасность их зимней маленькой палатки. Вернуться с ней вместе.

– …у нее много бастардов-братьев. У вас есть дети?

– Нет, – встрепенулся Лев. Лорд Селвин развел руками.

– У меня их… дайте-ка подсчитать…

Джейме почти отключался. То и дело выпадал из разговора, пропускал фразы.

– …потому что последний из претендентов ударил Ализе в живот, сломал несколько ребер. Но я надеялся, что это не оставит последствий. Я ошибался. Нет ничего страшнее, чем смерть любимой женщины и ребенка в один день. Я поэтому боюсь за свою дочь…

…Глядя на лорда Селвина Тарта в сумерках перед рассветом, Джейме вспоминал их разговор после свадьбы (которую Ланнистер отказывался считать настоящей свадьбой), и думал о своей дочери.

Если бы Мирцелла была жива, он вряд ли смог взрастить в себе отцовские чувства к ней, но если и смог бы – то именно к ней. Не к Томмену, и уж точно не к Джоффри. И, если даже Мирцелла умоляла бы его на коленях, даже если бы у нее было двадцать, тридцать братьев и сестер, он не был уверен, что позволил бы ей взять меч в руки и отправиться на настоящую войну.

Рассвет выбелил верхушки деревьев там, где их не тронул пожар. Джейме сделал несколько шагов по направлению к тропинке, усеянной телами – дотракийцы, одичалые, сталь, кровь – и споткнулся, глядя себе под ноги и не смея верить тому, что видит.

На земле лежал Верный Клятве.

*

– Почему я должен опять трястись по скверной дороге, вместо того, чтобы отсыпаться в тепле и комфорте, хотя бы и на проклятом Севере? – ворчал Бронн, оглядываясь на свою главную заботу последних дней и недель, – потому что трехглазая ворона так сказала волчице, а волчица – тебе?

– А трехглазому ворону это передал дракон, – невозмутимо ответствовала леди Арья Старк, – никто не держит вас силой, сир.

– Да как же, – вздохнул он тяжко.

Вести о смерти Тириона Ланнистера, пришедшие в Винтерфелл, были достаточной причиной отправиться на юг – опять. Но не меньшей причиной были и другие тревожные сообщения. Например, о битвах в Речных Землях, перемещавшихся все ближе к Гавани. О том, что войска Хайгардена во главе с Лорасом Тиреллом занимали теперь саму Гавань, пополам с пиратами Железнорожденных.

– Пидор сраный и морская блядища, – резюмировал злобно Бронн, когда знал, что его могут слышать только лошади и Нимерия, – ох и компания ждет короля Сноу у Железного Трона!

Отрывочные сведения о судьбах войск короля Джона не содержали никаких подробностей, а воронов у них – кроме периодически из ниоткуда появлявшегося трехглазого – не было. Это сомнительное долгое путешествие по разоренному Королевскому Тракту напомнило Бронну Черноводному кое-что из прошлого. Тогда он двигался с юга на север, но впереди точно так же ждала неизвестность, а спутником был Джейме Ланнистер, поникший и одолеваемый всеми печальными думами разом.

…Дурная гостиница, продуваемая всеми ветрами, была полна всяческого сброда – знатного и не слишком, одичалых, южан, всех подряд. И все были пьяны, грязны и смердели войной и смертью. Поганое местечко для того, чтобы переночевать, но после полутора месяцев пути с ночевками в канавах, под дождем, а затем и снегом, эта сраная забегаловка могла в глазах Бронна соперничать с Красным Замком. И с Водными Садами Дорна.

– Одна комната, сир, то есть, половина комнаты, – отчиталась девица за стойкой. Бронн послал ей обезоруживающую улыбку, но скидки или флирта за ней не последовало.

Ну конечно, обругал он себя. В эти дни к Стене тянулись все рыцари и лорды, которые только могли себе это позволить. Он сам видел древнего старика в ржавых доспехах, что достойны были бы занять место скорее на каком-нибудь гобелене эпохи Первых Людей – или чуть после них. Уж кокетничающими рыцарями деваха не была обделена точно.

Ее не впечатлил даже Джейме Ланнистер, а это уже о многом говорило. Хотя Лев вряд ли способен был в своем состоянии хоть кого-то впечатлить. Пожалуй, привередливая шлюха, и та отказала бы ему.

У него на заросшем неухоженной бородой исхудалом лице было написано крупными буквами: «Умираю от долбанной любви, потому что идиот».

Таких следует сторониться здравомыслящему человеку. Особенно, если у них меч, и неважно, в какой руке. Бронн засыпал, а Ланнистер, как хренов поэт, смотрел в окно или в очаг, Бронн просыпался – и он все еще – или уже – был там. У него вокруг глаз появились небывалые темные круги, как у безумца, пристрастившегося к маковой росе. Он почти перестал говорить, есть, спать, и только на предложение выпить отзывался охотно.

«Сраные боги, старые и новые, да он опять нажрется еще до полуночи!» – разозлился Бронн.

Последняя гостиница перед Стеной, напомнил он себе. У Стены будет не до переживаний и пьянства. Не может быть никого хуже Джейме, мать его, Ланнистера, в качестве спутника.

Ланнистер свалился на лавку в их с трудом отбитой у девицы за пару монет половине комнаты, когда полночь едва миновала. Сир Черноводный предпочел остаться в общем зале. За охапку хвороста или вязанку дров кто-то ночевал и на конюшне, а он собирался упасть замертво непосредственно под стол.

Мужчина был весьма близок к тому, чтобы так и поступить, когда, топая сапогами и стряхивая снег с шубы, в дверь ввалилась, громыхая оружием и поклажей, Тартская Дева. За ней маячил синий от холода Подрик Пейн.

Бронн едва поднял в приветственном жесте свою фляжку – никогда не расставался с ней, а теперь тем более, – когда леди уже держала его за плечи и трясла, создавая опасные вибрации в его переполненном разнородной выпивкой и плохой едой желудке.

– Меня стошнит на вас, миледи, – предупреждающе пробормотал он, – осторожнее.

– Сир!.. – она открывала рот, как будто задыхалась, с ее меховой шапки капало, снег валился тающими мокрыми хлопьями ему за пазуху.

– О, я так рад, блядское счастье вас видеть, эй, Под, ты как там, жив?

– Бывало лучше, – мальчуган дул в распухшие от тепла руки, согреваясь и бросая полные восторженного ужаса взгляды на леди.

– Он наверху, – упредил вероятное начало светской беседы Бронн, и хватка Тартской Девы мгновенно разжалась, – пьян в стельку. Спит. И я бы посове…

Он только моргнул, а Бриенна уже, перескакивая через ступени, исчезла наверху. Подрик закрыл глаза и медленно выдохнул. Бронн потер горло.

– Это, мой юный друг, называется «любовью», – прокашлялся он, обращаясь к пареньку, – как мне кажется, ночевать нам придется здесь. Готовься услышать стоны и крики…

– Ставите пять монет? – поинтересовался устало Подрик Пейн, укладываясь тут же, в углу. Бронн вновь сморгнул. Да, мальчик растет.

– Да ты, никак, готов поставить против! Неужели ты освоил искусство пари?

– Откуда, сир, у нас, по-вашему, появляются деньги… – зевок перешел в тихий храп.

С утра они никуда не поехали. Возле гостиницы расположились шумным беспокойным лагерем одичалые, что отправлялись на юг, потом – какие-то люди Старков – или Ридов? – что двигались на Север. Еще ночью Бронн не мог сдержать любопытства, слушая звуки из-за двери, за которой, как он надеялся, Джейме Ланнистер наконец-то должен был познать истинную страсть и прекратить быть кромешным идиотом.

Но не звучало ни стонов, ни сладостных признаний. Они ругались из-за одеяла. Теперь идиотов возле Бронна Черноводного ровно в два раза больше. Эти двое!

– …оно наше общее, будет правильнее, если мы оба…

– …тебе холоднее, сир Джейме, и я…

– …тогда я буду спать без одеяла, женщина…

– …тогда мы оба будем без одеяла!

Но ближе к полудню, когда Бронн заглянул к ним, навоевавшиеся вдоволь голубки уже спали в обнимку, одетые, под злосчастным одеялом. На лице Ланнистера блуждала счастливая улыбка, леди Тарт спала, уткнувшись в его подбородок носом и вцепившись в Джейме обеими руками. Дружный храп и сопение заставили Бронна улыбнуться и устыдиться своего умиления.

Теперь же, направляясь спустя целую вечность на юг вместе с Арьей Старк и ночуя не в захудалых вчерашних стойлах, а в нормальных постоялых дворах, он поймал себя на том, что умиляется беспрерывно.

Умиляется девушке, предпочитающей компанию своей волчицы и сон на полу, даже имея возможность спать на кровати. Умиляется ее странной манере то говорить загадками, упоминая Многоликого, Браавос, каких-то меняющих лица убийц, то выдавать пошлые шуточки и словечки, явно позаимствованные за время путешествий со всякими типами вроде Пса. В пекло палёного придурка.

Бронн нежно восхищается даже ее привычкой держать во время сна Иглу – и это при том, что она не запирала дверь.

Поймав на себе насмешливый взгляд Нимерии в один из приступов подобного умиления, Бронн с неприятным чувством собственной ничтожности осознал, что сам превратился в кого-то вроде влюбленного идиота Ланнистера.

– Ну и что? – разозлился он, ворчливо обращаясь к волчице, – что с того? Она милая. Да, она милая сочная девица, а я мужик. Это для тебя новость, меховой коврик?

Нимерия вильнула хвостом и оскалилась, давая понять, что оценила не самую блестящую шутку.

– Я, кстати, видел твоего приятеля, девочка. Да-да, того самого, с черной шеей, – Бронн прищурился, – уверен, он ошивается где-нибудь поблизости. Может быть, прямо сейчас таскает для тебя ёбанных цыплят у хозяина.

Нимерия взволнованно села, тихо издав вопросительное поскуливание. Бронну показалось, прозвучал вопрос: «Ты никому не расскажешь?».

– Я всегда на стороне любви, детка. Так что твой волчара может спокойно продолжать потрахивать тебя за сеновалами…

– Что? – а это была Арья. Бронн и Нимерия замерли, застигнутые за обсуждением преступления.

«Как много она успела услышать?», мелькнула у Бронна мысль. Впрочем, мысль была унесена прочь ураганом чувств, эмоций и желаний: Арья, проснувшаяся, представляла собой зрелище не просто милое. Она была сама страсть в чистом виде, без примесей.

– Ты видел ее с лютоволком? – настойчиво повторила Арья. Бронн прикусил губу, поскреб бороду.

– Я бы позвал тебя посмотреть, миледи, но зрелище считается неподобающим для юных дев.

– Срать на приличия, они долго там были? Вот так, да? – Арья изобразила позу при помощи пальцев. Бронн медленно выдохнул через рот. На этот раз потребовалось значительно более умелое самовнушение, чтобы предотвратить катастрофу.

«Джон Сноу, или Старк, или Таргариен, хер поймет, кто он там есть, и – меч в его руках над моей злосчастной головой. Тормунд Великанья Смерть – забьет меня насмерть. Какой-нибудь гребанный Безликий удавит или отравит. Да срань Семерых, Джендри, мать его распутницу, Баратеон, и его пудовые кулачища! Я – не буду – с ней – спать».

– Это имеет значение, миледи? Минут десять точно.

– У нас будут волчатки! – взвизгнула Арья, принимаясь обнимать смущенную Нимерию, целовать ее в морду, а Бронн, с кружащейся головой и членом, готовым прорвать штаны, отполз на пару шагов в сторону.

Да, ему следовало думать о том, что их ждет впереди – особенно, когда от встретившихся беженцев они услышали о восседающей в гордом одиночестве на Железном Троне Сансе Старк.

А вместо этого он мог только вздыхать, вспоминая свое давнишнее путешествие на Север, к Стене, в компании долбанного Ланнистера.

Как выяснялось, существовали спутники куда как более опасные, даже если с виду и не казались таковыми. И Арья Старк была именно из таких.

*

…Зимой – тогда, проснувшись с утра после победы – Джейме долго размышлял, глядя на Верный Клятве и Вдовий Плач, что лежали рядышком, наполовину заваленные всевозможным хламом. И мысли его текли в нескольких не связанных направлениях сразу.

Первое из них относилось к Бриенне Тарт, что сопела, не шевелясь, в его крепких объятиях, и ее сладкие губы шевелились во сне, складываясь в невнятные слова, сонное бормотание, редко несущее какой-либо смысл. Иногда проскальзывало его имя, и тогда Джейме улыбался и целовал ее – руку, плечо, волосы, что угодно, к чему его губы оказывались близки.

Зная, что она не проснется. Было ли это трусостью? Бесчестьем?

Второй, о ком Джейме думал, был сир Артур Дейн. Ему хотелось бы посмотреть на то, что сказал бы великий рыцарь, узрев Зимнее Братство. Он с трудом мог представить себе его реакцию, и именно это заставляло его все интенсивнее рассуждать о вероятных словах сира Артура.

Третьим объектом его размышлений был Брандон Старк. Бран появился накануне – по крайней мере, так сказал Джон Сноу, так говорила Лианна Мормонт, и были одичалые, видевшие юношу, который сам не мог ходить. Юношу, которого мальчиком из окна вытолкнул Джейме Ланнистер.

В те дивные времена, когда у него еще была правая рука, дети и любимая сестра-любовница. О которой, кстати, он отчего-то совершенно не думал в это чудесное утро.

Удивительно то, что Серсея была той, о ком Джейме подумал, когда лежал на земле рядом с телом Селвина Тарта. Вновь глядя на Верный Клятве и Вдовий Плач – вместе, под кучей хлама, нападавшего с мертвых друзей и врагов. «Ну же, приходи, сестра, – подумал он, закрывая глаза и готовясь испустить последний вздох, – приходи и уводи меня отсюда, как обещала. Мое время пришло? Скажи мне, Серсея». Золотые искры в глазах становились жарче, плавили реальность.

Но Серсеи не было.

Была роща – вязы, дубы, липы, чахлые елочки, были кусты, колючки, какие-то ямы, истоптанные травянистые полянки, были вопящие дотракийцы без лошадей, были знамена, втоптанные в грязь.

Было численное превосходство на стороне Мормонта, или кто там их вел – Тарты не прогнулись, не дрогнули, но на каждого приходилось по пятеро врагов, и Джейме отчаялся сосчитать, сколько раз его вмяло ответным ударом в очередной ствол очередного дерева, сколько раз он споткнулся, упал, поднялся и снова встал в стойку, готовясь отразить удар.

Верный Клятве в руке. Вдовий Плач на бедре – до той минуты, когда ремень лопается, встречая удар сбоку, и Джейме падает, в последнее мгновение отбивая натиск черноволосого паренька, решившего быть героем.

Львы никогда не стремились быть героями. И на этот раз тоже. Он не был бы им. Если бы не Верный Клятве, не мысль о мести, не эта женщина, за которую нужно отомстить, не ее отец, в нескольких шагах все еще сражающийся, как будто прямиком явившийся из книги о чудесах, рыцарях и прекрасных дамах.

И умирал Селвин Тарт не как умирают простые солдаты – корчась в грязи, ругаясь и проклиная все и всех вокруг.

Нет, он даже умирал не так, как другие. Он ложился на землю медленно, с достоинством, не позволяя некрасивому или недостойному слову или звуку сорваться с языка.

– Окажешь милость, сир? Давай, сынок, – улыбнулся Селвин Тарт, и струйка крови с уголка его губ достигла подбородка в седой щетине, – не бойся.

Даже Тайвину Джейме ответил бы дерзко на слова о страхе. Но это был не Тайвин.

«Отец», хотел – и не смог – сказать Джейме. Должно быть, боги его миловали, потому что ему не пришлось пронзить грудь Селвина Тарта мечом. Вечерняя Звезда перестал дышать сам. И мертвый, глядящий Ланнистеру в глаза своими, серыми, застывшими, он улыбался. Джейме размазал по лицу кровь, грязь и – он надеялся, это были не слезы, но кто знает? Поднялся тяжело на ноги и тут же был сбит наземь вновь.

– Да что с вами, блядь, такое творят, что вы такие здоровые! – почти простонал Джейме, перекатываясь под ударами дотракийца.

Влево – тяжелый удар с гортанным ругательством. Вправо – замах, и из-под него Джейме едва удалось увести свою левую руку. Сердце ухнуло куда-то в район пяток. Только этого не хватало, быть расчлененным напоследок.

«Я не молодею», признал он, применяя каждый из всех своих заготовленных подлых ударов и обманных захватов.

«Я тут, должно быть, сдохну!» – а это была куда менее приятная мысль, чем мечта о возможной седой старости. Прекрасная мечта.

«Хотя бы один день, кто-нибудь, Воин, Отец, Мать, один день для меня и для нее». Но привычный торг не работал. Не было ни Бронна, ни лютоволков, никто не пришел на помощь. Не было Тартских знамен и женщины, лишь ее меч. Был пролетевший низко над деревьями черный дракон, на которого отвлекся на миг дотракиец, что стоило ему распоротого живота и вывалившихся прямо на Джейме кишок.

И рухнувшего сверху грузного тела, пахнущего чем-то еще более отвратительным, чем его потроха.

– Гребанные дикари, – пробормотал лорд-командующий Ланнистер, спихивая с себя кочевника. И тут же взвыл, чувствуя одновременно боль в груди, животе и плечах.

Он хотел бы посмотреть вниз, чтобы оценить свое состояние, но на это его уже не хватило. Поэтому Джейме смотрел на Верный Клятве в бессильной левой руке, на тело Селвина Тарта поодаль, на ручеек крови, бегущий весело вниз – туда, где его не впитывала хвоя и песок.

Скоро трупы растащат звери. Распотрошат кабаны и волки, дикие собаки, крысы и хорьки, источат черви и мясные мухи со своими опарышами. Стервятники уже слетались. Прямо в двух шагах от Джейме прыгал ворон, наклоняя голову и весело присматриваясь к нему, словно выбирая кусок помясистее. Джейме моргнул. В голове гудело.

У нормальных воронов бывает два глаза, у этого же —

Он вдохнул, мгновенно покрываясь ледяным потом, чувствуя, как теснота в груди внезапно смыкается тесными стенами, а мир проваливается с ним вместе все глубже и глубже в темноту —

Но на этот раз не было картин из прошлого. Не было прозрения. Не было Серсеи или их детей, и никакого золота. Был только один короткий вопрос, который ему следовало задать себе много лет назад, и задавать каждый день, снова и снова.

Трехглазый ворон смотрел на него глазами Брандона Старка – или Бран смотрел глазами ворона? – и ждал ответа. Ложь была бессмысленна.

Вдох. Выдох. Вдох. Джейме сжал меч крепче.

– Нет. Мой ответ – нет, – твердо сказал он, и уголок губ сам пополз вверх в горькой усмешке, – я ни о чем не жалею.

Ворон негромко каркнул, кивнул. И, внезапно, Джейме вместе с мечом, болью и головокружением, на следующем же выдохе выбросило, выплюнуло обратно.

Земля была синей, серой и красной. Немного больше серого – сталь, грязь, немного меньше красного – туники, флаги, кровь. Джейме лежал на боку, рассуждая, сколько ребер он сломал, если сломал, и где же, наконец, Вдовий Плач, и почему так блядски больно, и что бы на эти его стоны и сопли сказал сир Артур Дейн. И почему его не обнимает сильными, нежными, любимыми руками Бриенна.

Землю трясло, он мог слышать топот копыт и звуки отступления – не мог только сказать, чьего именно.

Если он все еще был жив, и впереди ждала только месть, лучше было бы умереть, но Джейме Ланнистер слишком устал хотеть смерти, бояться жизни, слишком устал постоянно выбирать, принимать решения, находить оправдания. Все, что мог знать, он сказал уже: он действительно ни о чем не жалел.

Даже если потом будет больно. Даже если всегда будет все так же блядски больно, если то, что было, было на самом деле – оно того стоило. Не обо всем стоит петь в песнях, конечно, но…

Знакомый звук. Нет, не этот, помимо рога, криков сира Аддама и воплей Мандерли. Шаги, которые он узнал бы из миллионов других, на которые реагировала сама кровь в его жилах. Ритм, сила, решимость, размеренная поступь, волочащиеся ножны, чертящие по мягкой хвое – он почти мог нарисовать перед внутренним взором то, что спешил увидеть наяву.

– Бриенна Тартская! – раздавались крики все ближе, – Бриенна Отважная! Наша леди!

Джейме скривился, группируясь. Ноги дрожали, руки тоже, горячка битвы все еще не покидала его тело – все вокруг было в том самом мерцании, которое он так любил и ненавидел, и по которому так томился. Но его женщина – его воительница – широкими шагами шла к нему, и самое время было принять героический вид.

Он увидел ее, когда переворачивался, в глазах троилось, но скорее он упустил бы появление солнца на небе, чем очертания ее фигуры между деревьев.

Бриенна шла к нему, лохматая, залитая грязью и кровью, растрепанная и помятая. И Вдовий Плач был в ее правой руке, а голова Джораха Мормонта в левой.

«Ты суть и смысл моей жизни, Бриенна.Ты мое солнце, моя луна, мои звезды, небо, блядские облачка в знойный день, теплый очаг в зимнюю ночь. Я хочу к тебе. Я хочу в тебя. Я хочу быть с тобой вечность. И не приведи любой старый или новый божок Бронна невзначай нарушить наше уединение. Ты любовь моя, Бриенна. Поцелуй меня, женщина моя». Но когда она встала над ним, то все, что Джейме смог сказать, было:

– Ради блядских богов, где ты так долго была, женщина?

Голова Мормонта покатилась прочь. Бриенна подалась вперед, прямая спина, горящий взор неестественно широко распахнутых голубых глаз, уверенная четкость движений – и подхватила его левой рукой с земли, поставила на ноги, слегка встряхнув при этом и вырвав у него задушенный стон боли. А затем, после нескольких секунд созерцания, скользящим движением приблизилась, насколько могла, чуть пригнулась и поцеловала его.

Джейме Ланнистер не был бы собой, если бы позволил ей разорвать поцелуй. Даже если он на вкус был полон крови, пепла, слез и всего прочего: шерстинок с одежды, пресных сухарей, кислого вина, земли, пыли, лошадиного пота.

Ее руки обхватили его наручи, но кроме губ, они не могли коснуться друг друга – доспехи не слишком способствовали. Кураж, с которым Бриенна сделала первый шаг, покинул ее, но Джейме поймал ее нижнюю губу своими, лизнул верхнюю, встретил ее робкое движение навстречу, тихий звучащий выдох – и осознал вдруг, что поцелуй длится, длится, длится, и вокруг глазеют появившиеся из ниоткуда солдаты, на то, как командиры, словно недозревшие подростки, лижутся посреди поля битвы.

В этом была особая прелесть.

– Лорд-командующий! Докладываю: мы разбили их у реки, есть пленные…

Бриенна нехотя разорвала поцелуй и обернулась на прервавшего их посыльного. Джейме видел синий, холодный, умный блеск ее глаз, их особый прищур, замечал румянец на ее щеках. Глубокий, с хрипотцой голос не дрожал, когда она поправила мальчика:

– Леди-командующая. Командовала атакой я.

– Д-да, миледи. Миледи, докладывают о приближении драконов. Мы отступаем?

– Отступайте, – кивнула женщина, – сейчас.

Парнишка растерялся, но ненадолго. Несколько мгновений – и мимо неслись, удирая к оврагам, их люди. А леди так и стояла, прижав свою растрепанную светловолосую голову к щеке лорда-командующего Ланнистера.

– Ты обещала мне кое-что, женщина, – прошептал Джейме, и она отпрянула, часто моргая и хмурясь, – помнишь?

– Нуждаюсь в напоминании, милорд, – нарочитая почтительность ее голоса заставило Джейме сжать зубы: таким твердым и жаждущим он не был лет с двадцати. Нормален ли я, что так хочу ее, когда мы оба в крови с ног до головы и чудом живы, как знать, надолго ли?

– Ты сказала, что, если мы победим, чего никогда не произойдет, ты либо отдашься мне, если придется, в грязи и крови у всех на виду, либо убьешь меня.

– Когда я такое говорила? – встрепенулась она, и Джейме рассмеялся. Их обычный, бессмысленный, нелогичный спор обо всем и ни о чем, у которого, кажется, не было начала. И не могло быть конца.

– Не совсем в этих выражениях, но…

– Я не говорила.

– Дай-ка вспомнить, там было что-то вроде: «Эта победа невозможна, мы проиграем, скорее я тебя сама убью».

– Это было Зимой! И там не было про «отдаваться», – она упрямо хмурилась.

– Зима не считается? А как же наши клятвы перед чардревом в той богороще за Стеной? – он обхватил ее за бедра, притянул к себе, опираясь на ее плечи при этом, – тогда я повторю сейчас в более простых выражениях. Повторю, что готов всю жизнь провести с тобой, исполняя глупые клятвы, шляясь вдоль дорог и овладевая тобой в кустах и канавах… если придется. С этой минуты и до конца моих дней.

– Ты говорил, «тискать», – немедленно поправила Бриенна. Джейме фыркнул.

– Возможно, я и говорил, но имел в виду «трахать».

– Но сказал «тискать», и там не было про канавы, только про кусты…

– Долбанные кусты, Бриенна, ответь мне «да»! – он снова сжал руки на ее бедрах, отмечая приятную мягкость, по которой соскучился.

– «Да»?

*

– «Да»? – растерянно повторила Бриенна. Он закатил глаза, прижал ладонь к ее щеке.

– О, моя прекрасная и доблестная леди Веснушка! Соизволишь ли ты… – Джейме вдруг запнулся, затем мотнул головой, – нет, я не буду. Просто ответь. Сейчас. Я люблю тебя. А ты? Ты меня?

Спроси меня, как я выжила. Спроси, чего мне стоило найти тебя. Спроси, знаю ли я об отце. Скольких мы потеряли, как я вела Ланнистерские отряды в атаку, о Джоне, обо всем – спроси. Пошути надо мной. Посмейся. Ты должен. Я боюсь. Я ничего так не боялась, как теперь боюсь, видеть в твоих глазах, что это правда, что ты на самом деле…

«Драконы! – кричали уже прямо около них, метались одичалые туда и сюда, – два дракона!».

Но Бриенна слышала только его дыхание. Своё собственное – вдох и выдох, невозможно не дышать рядом с ним. История, пронесшаяся над ними во всех направлениях одновременно, не могла закончиться смертью. Она бы продолжалась на много поколений дольше, в любом из последующих миров.

Тени сверху приблизились. Она знала, что это драконы. Она слышала их рев, слышала, как кричали со всех сторон о том, что нужно искать убежище и прятаться.

Ей было все равно.

– Да. Я говорю «да». Я люблю. Люблю, – она быстро чмокнула Джейме в губы, скользнула ими по его неравномерно заросшему подбородку и отстранилась, краснея, – сир Джейме Драконоборец.

– Моя Веснушка, – он сжал ее руку, – женщина! – вдруг его голос поменял тональность, – что они делают?

Бриенна подняла взгляд в небо. Драконы были там. Они гнались друг за другом, пикируя с немыслимой скоростью почти к поверхности земли, чтобы через мгновение расправить синхронно крылья и взмыть вверх. Слегка неловко поначалу, всего через несколько заходов они приноровились к движениям друг друга. Спирали и круги, петли и внезапные пике – это был танец, и это была схватка. Но рычание драконов больше не звучало угрожающе.

Наконец, их движения обрели завершенность. Они играли, шутливо толкали друг друга в небе, пуская струйки дыма в стороны, закручивая хвосты и словно обнимаясь. Ни один не проявлял интереса к тому, что происходило внизу.

Джейме обнимал ее руку, глядя с ней в небо и то и дело подтягиваясь к ее лицу с короткими поцелуями, морщась от боли в ребрах при этом.

– Тирион сказал бы, что это похоже на нас с тобой. Дерутся, потому что хотят друг друга. Это весна, женщина. Сезон размножения в природе. Все цветет и плодится.

– Они любят, – вздохнула Бриенна, не отрывая взгляда от пары драконов.

– Я сказал, что люблю тебя, не потому, что думал, что нас сожрут или сожгут, – предупредил ее еще не родившиеся мысли Джейме, и она хихикнула, вытирая одновременно слезы с глаз.

В пыли и пепле, с опаленными бровями и бородой, Джейме Ланнистер, ее Джейме был жив и прекрасен, и она не хотела ничего, как только знать, что он все еще рядом, каким бы он ни был, пока это был он. Что-то еще приходило на ум, путанное, о цветении, размножении, любви и войне, о будущем…

– Ты… – но всё, чего хотелось – это снова поцеловать его.

Что Бриенна и сделала.

Драконы любили друг друга в небе, хлопая крыльями и нежно рыча. Мужчина и женщина целовались, стоя на земле.

Впервые за долгое время Бриенна не скучала по Зиме, наслаждаясь теплом и легким дыханием весны.

========== Братья и сестры ==========

Арья Старк въезжала в Королевскую Гавань через несколько дней после того, как это сделал ее брат Джон.

Задержка войск была обусловлена тем, что они потратили недели, разгоняя дотракийцев: великий кхалассар распался, но энергии не растерял ни один из мятежных кхалов. Как и предполагали, именно разгром Безупречных определил исход восстания, как и смерть Дейенерис Таргариен.

О смерти этой уже ходили легенды. Останавливаясь в гостиницах – каждая охранялась тем сильнее, чем ближе была к Тракту и Гавани – Арья устала выслушивать новые и новые бредовые теории о смерти Матери Драконов. А уж имя Джона вызывало у нее особый гнев.

В чем его только не обвиняли!

– Король есть король, маленькая леди, – прокомментировал сир Бронн, – короли всегда виноваты. Хреново, конечно, быть королем.

– Как будто ты, сир, не мечтал.

– Однажды. Когда был маленьким. Я думал, что короли едят много сладостей и спят, сколько захотят.

Арья ничего не стала спрашивать о его детстве. Сам он не рассказывал ничего.

Изо всех спутников Бронн был наиболее сложным. Его зашкаливающая откровенность относительно здесь-и-сейчас существовала отдельно от его личности, и, сколько бы она ни пыталась, за его привычками, жалобами на погоду, шутками и историями, не могла разглядеть его самого. Чем больше времени она проводила рядом с ним, поверхностным, открытым, тем больше погружалась в мысли о том, кто же скрывается за маской. И что это за человек.

Иногда только он показывался, и в основном, когда общался с Нимерией. Волчица испытывала симпатию к Бронну, и уже это примиряло бы Арью с его компанией, не находи она сама его довольно забавным.

К тому же, он пел, и у него был довольно приятный голос.

– А эту песню знаешь? – Брон промурлыкал первые несколько нот, – «За Стеной». «За Стеной, Зимой, я бы жил с тобой, одевал бы тебя в меха; за тебя воевал, от всех бед спасал, и мечтал бы не без греха…».

– Зимнее Братство – сплошь похотливые извращенцы, – пробормотала Арья. Бронн хмыкнул.

– Не все. Ты дослушай, миледи. «…Твоих длинных ног целовать изгиб, тайных мест твоих знать бы вкус…».

– Я и говорю – похотливый блудник, кем бы он ни был.

– Автора этой песни знаем мы оба, миледи. Один наш общий друг, Хромой Лев.

– Не верю!

– Да. Джейме, хер на него, Ланнистер. Стихоплет, мать его. Чем хреновее времена, тем слаще стишочки.