Текст книги "Лёгкое дыхание (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)
Это просто было предчувствие.
– Я хочу ее увидеть, – вдруг сказала Арья печально, и Джон удивленно взглянул на сестру, что комкала в руках кружевной платок, заботливо пришитый кем-то к ее рукаву, – ты позволишь?
– Посетители будут допущены к ней, если я дам разрешение. Когда ты хочешь прийти?
– Завтра, – она сглотнула, по-прежнему не глядя ему в глаза.
– Я выделю кого-нибудь из надежных людей…
– Мне ли бояться Сансы, Джон? – Арья снова стала собой после минутной слабости. Король Севера улыбнулся.
Я никогда не смог бы хотеть Арью. Даже если всегда любил ее гораздо сильнее, чем Сансу.
– Я могу пойти с тобой сам?
– Нет.
– Тормунд, может быть?
– Нет.
– С тобой должен кто-то пойти, – нажал Джон, делая шаг назад, – подумай, Арья. Выбери. Или я выберу сам.
– Нимерия тогда.
Джон вздохнул, затем рассмеялся.
– Джон, я хотела спросить… насчет лютоволков, – Арья оглянулась, выискивая прячущуюся волчицу, – как ты думаешь, если у Нимерии будут щенки, может так быть, что она сама выберет им людей? Или я должна это сделать? Или она захочет, чтобы они жили в лесу?
– Вряд ли лютоволки позволят раздавать своих щенков в качестве подарков, – Джон критически отнесся к предполагаемой идее, но Арья замотала головой:
– Что, если лютоволку нравится кто-то… кто угодно… я имею в виду, если лютоволку нравится какой-нибудь человек, ему ведь можно будет разрешить выбрать волчонка?
Взгляд Джона нашел Призрака, развалившегося с высунутым языком рядом с увлеченно предававшимися сплетням воинам, к которым присоединился уже и Тормунд. И руку Бронна на голове Призрака.
Кажется, Призрак не имел ничего против.
– Думаю, да, – кивнул Джон, и усмехнулся про себя, заметив, каким светом наполнились темные глаза его любимой сестры.
*
В гардеробе Бриенны Тартской было три платья. Два голубых и одно бордовое. Все три выбирал Джейме. Он настаивал на том, чтобы портнихи сшили ей бесконечное множество новых нарядов, и лишь усмехнулся, когда она категорически отказалась снимать мерки.
«Мне это и не нужно. Я знаю тебя наизусть». Она имела возможность в этом убедиться. Как и в том, что все, что он выбирал для нее – будь то оружие, одежда или еда – даже теперь, когда вкусы ее менялись каждый день непредсказуемо – ее всегда устраивало лучше, чем если бы она выбирала сама.
Бриенна никогда не была так счастлива. Так уверена в себе.
И она была очень благодарна Джейме за то, что он больше не отпускал никаких комментариев о том, какая леди-командующая будет толстая через пару месяцев, и как вытеснит его из любой кровати, палатки или даже шатра. Даже если для этого ей пришлось сделать то, что она, как ей казалось, никогда не способна сделать даже в полной темноте, не то что при свете.
Даже если ей хотелось.
Это было постыдное желание, но точно – нечто большее, чем любопытство, тем более, нечто отличное от намерения сделать ему приятно. С того самого дня, когда она впервые увидела Джейме, он вызывал у нее целый сонм взаимоисключающих желаний, среди которых влечение телесное достаточно быстро заняло место одного из важнейших.
Дышать им. Обонять его. Знать его вкус. Прикасаться. Позволять прикасаться к себе. Бесценная возможность.
К тому же, его член во рту оказался самым верным, самым действенным средством, чтобы заставить Джейме тут же сдаться. На мгновение Бриенна прикрыла глаза, улыбаясь. Она могла вдохнуть его запах – там, где золотистые волосы у него в паху щекотали ее нос, и это ей нравилось. Нравился его интенсивный пряный аромат, его солоноватый вкус, теплый, терпкий.
– Над чем ты смеешься, коварная? – прерывающимся голосом спросил Джейме.
– Если бы я знала, что тебя так просто победить, – она лизнула его по всей длине, прижалась лицом к золотистым волосам в паху, вырывая у него из груди нетерпеливое рычание, – нашла бы способ стянуть с тебя штаны тогда же, на мосту.
– Я был бы весьма удивлен…
– И сдался бы?
Ей пришлось прижать его руки к постели, когда он услышал слово «сдаться». Голодный, полный мольбы взор Джейме блуждал по ее телу, он дернулся еще раз из-под нее, но вновь проиграл.
– Женщина, я умираю, – простонал он прерывающимся голосом, игривость смешалась с настоящей жаждой, – мне нужно немедленно в тебя.
Каждое слово давалось ему с трудом.
– Давай, – разрешила Бриенна, прежде всего, себе, и тут же упала на бок, спиной к нему, замирая от чувства ожидания. Щекоткой оно начиналось в пятках, в пальцах ног, пробиралось по голеням к бедрам, проникало в лоно и расползалось мурашками по плечам, к шее, к ушам, к затылку. Туда, где дрожали горячие пальцы Джейме.
«Как Зимой».
Как Зимой. После того раза, когда она и копьеносицы спустя три дня после победы танцевали с оружием, и она никогда не думала, что будет так счастлива —
После того, как они обменивались прикосновениями, взглядами, многозначительными шуточками, после того, как они засыпали, обнимая друг друга, не скрывая, хотя и не говоря друг другу, что это не только для тепла —
На свободе, наедине друг с другом, в безопасности, творя нечто новое.
Губы Джейме на ее плече вдруг стали осторожны и медлительны, как и его прикосновения к ней. Бриенна прижалась спиной к его груди, чувствуя за собой его широкие плечи. Они подходили друг другу идеально, как мозаика, похожие и разные. Там, где он был силен и крепок, она была слабее, тоньше, изящнее, в своей неповторимой манере. И Джейме это видел.
А теперь Бриенна чувствовала. В осторожном прикосновении к груди. В медленном проникновении его пальцев, на которое она беспомощно ответила тихим стоном, прогибаясь, пытаясь сделать контакт полным, проникновение глубоким.
Джейме не позволил ей отдалиться, но руку убрал. Теперь она покоилась на низе ее живота. Плоском, как прежде, но уже совсем не таком твердом – тут ее мужчина хмыкнул, прижимаясь одновременно к ней сзади. Бриенна хватила воздух ртом. Твердый член скользил у самого входа.
– Мне это нужно, – тихо сказал Джейме, и на шее справа она почувствовала широкую влажность его языка, – это. Всё. Ты нужна, Бриенна.
– Да? – она наморщила лоб, пытаясь заставить его двигаться, но он проникал внутрь медленно, мучительно медленно, заставляя ее почти рыдать и плавиться от нетерпения, от горячки, – ну Джейме, ну… ну не мучай меня.
– Неа… это не так работает, – услышав знакомую интонацию, Бриенна засмеялась в голос, – не «ну, Джейме». «О, мой любимый мужчина!».
Вдох натолкнулся на пустоту.
– Ты можешь.
Бриенна вдохнула, запрокидывая голову, подставляя шею его касаниям.
– Ты можешь это сказать. Это правда. Ну же, не трусь, женщина. Скажи.
Она потерлась затылком о его плечо, вопрошая мысленно в пространство: «Зачем?».
– Чтобы почувствовать. Чтобы помнить. Радоваться, что ты моя, а я твой.
Первый медленный, легкий толчок – и снова Джейме почти вышел.
– Вся, моя. Моя женщина.
И он зазвучал ей в ухо, со стонами, вздохами, выдохами, с короткими, музыкальными криками, входя, выходя, держа ее крепко и не давая двигаться, перехватив правой рукой поперек груди сзади, и говоря, говоря:
– Моя, моя большая, мягкая, сильная, любимая женщина. Моя теплая.
Удовольствие вспыхнуло внезапно, глубоко под его проникновением, мягко, оно росло с его толчками, оно ширилось, оно заставляло ее открываться, впуская его глубже, позволяя сладости литься по телу, позволяя дышать, тихо стонать, вскрикивать, и сомкнуться вокруг него, вокруг них обоих, перед тем, как Джейме ахнул, замерев, уткнувшись в ее шею и прижавшись к ней.
– Моя, – едва слышно вздохнул он, и слова звучали, как рыдания, – женщина, Бриенна. Ты. Люблю тебя. Люблю тебя.
– Любимый. Мой мужчина.
Бриенна произнесла это впервые, чуть слышно, хотя ей сказанное показалось оглушительно громким. Почувствовала улыбку Джейме и то, как он согласно моргнул – ресницы защекотали ее шею.
И почти сразу заснул. Она обняла себя его руками, закрыла глаза – и оказалась с ним вместе в теплом мире, под песцовым одеялом, там, где были они, ночь, звездное небо высоко над ними, их общее дыхание, и никого и ничего больше.
Круг замкнулся. Звенья цепи не под силу разорвать было даже драконьему пламени.
*
Солнце освещало залив. Морская вода казалась чистой и прозрачной, и флотилия кораблей Железных Островов со спущенными парусами скорее украшала вид. Издалека не было видно ни сожженных остовов лодок и парусников, ни выброшенных волнами моря деревяшек, в изобилии всплывающих у доков, не было слышно напевных самовосхвалений торговцев мидиями и крабами, песен дотракийцев, стонов дешевых портовых шлюх, проповедей учения Владыки Света.
Санса Старк смотрела на Гавань, возможно, в последнее утро своей жизни.
Она не могла поверить в то, что ее брат Джон отдаст распоряжение казнить ее, свою сестру, свою любовницу, свою союзницу. Она упрямо собиралась выжить вопреки всему, если он все-таки примет такое решение.
Ей было не привыкать.
Это было так странно, смотреть на город, где она провела столь незначительную – и важную при этом – часть своей жизни, практически его не узнав, и видеть его огромным, великолепным, так и не открывшим ей все свои тайны. Даже сейчас, после всего, она чувствовала, что однажды будет владеть им. Но город изменил ей – как и королям и королевам до нее.
Железный Трон пустовал. Надолго ли?
Санса нахмурилась.
В комнату постучали – чистая вежливость, не больше. Заскрипели петли. Заключенным не полагалось встречать посетителей. Джон сделал для нее исключение. Несколько исключений. Она опасалась, что ей их не хватит. У нее был длинный список из тех, с кем ей хотелось бы встретиться.
Кроме Сандора Клигана. Она сжала руки, чувствуя под левым рукавом короткий нож. Достаточно короткий, чтобы оставаться незаметным. Достаточно длинный, чтобы достать до сердца.
Прощальный подарок Пса перед тем, как двери закрылись, разлучая их.
Сзади послышались шаги, Санса расправила плечи. Оглянувшись, она увидела Джейме Ланнистера. Он смотрел на нее без улыбки. На мгновение леди Старк прикрыла глаза.
Джейме молчал. Они стояли в двух шагах друг от друга, безмолвные.
– А я еще думала предложить вам место Десницы, – сказала, наконец, Санса. Джейме посмеялся.
– Премного благодарен, ваша милость, но никогда не горел желанием. Ланнистеры при Старках не уживутся.
Он немного помолчал, затем из-под упавшей на лоб золотистой челки взглянул на нее. Она обратила внимание на появляющуюся в его волосах седину. Серебро на золоте. Интересно. Любопытно было бы представить себе Тириона с сединой. Отчего-то получалось гораздо проще. Она всегда думала, что с Тирионом было бы приятно встретить старость.
– Я не видела вас на Тропе Скорби, милорд, – плоско произнесла Санса, вынужденная его искрящимся прямым взором начать светскую беседу. Джейме почесал в затылке.
Вольность его движений, львиная грация, несколько подпорченная проявлявшимися последствиями ранений, чем-то напоминала неловкость Беса.
– Я должен был отправить леди Ашу домой. Леди Грейджой, – поправился он, кисло улыбаясь, – мы немного повздорили, обсуждая местоположение конечного пункта маршрута.
– Железные Острова затоплены? – в тон бросила Санса.
– Я имел в виду Кастерли-Рок. К сожалению, она отказалась и все еще не решила, куда отправится. Но думаю, это обсуждаемо.
– Она не вышла за вашего брата. Не успела.
Взгляд лорда Ланнистера был короток, но пронзителен.
– Меня уверяли, что у нее будет ребенок от него. Но она заверила, что это лишь слухи. Двор полнится слухами и верит всевозможной чуши. А вы, леди Старк? – он прислонился спиной к стене напротив, – что вы думаете?
– О леди Грейджой?
– О смерти моего брата. О том, где мне искать моих племянников-бастардов – раз уж теперь я обязан узаконить их.
– Вы хороший брат, в таком случае, – равнодушно процедила Санса, – но со мной лорд Тирион такими подробностями не делился.
– Я полагал, вы были очень близки.
Она вскинула глаза на него. При всем огромном желании сохранить на лице выражение слабости, невинности, воскресить хотя бы в памяти прошлое себя самой, Санса не могла этого сделать. Этот источник она вычерпала до дна, и он не наполнялся больше.
Потому она недрогнувшей рукой наполнила бокал вином, подняла его и выпила до дна разом. Как сделал бы это Тирион.
– Да. Мы были очень близки.
Тишина ощущалась, как расстояние до Стены – бесконечной.
– Могу я спросить, миледи? – не дожидаясь ответа, Джейме подошел к ней ближе, – если бы вы стали королевой на Железном Троне – если бы вы остались ею – к какой смерти я был бы приговорен, и за что именно?
– Ваши грехи перечислить? – нож скользнул в руку из рукава. Она может это сделать. Один точный, короткий удар, и все будет кончено для обоих. «Не вызывать подозрений. Он воин. Он опасен».
– Давайте смотреть правде в глаза. Они неисчислимы. Считайте это любопытством. Так или иначе, отсроченный приговор будет приведен в исполнение рано или поздно, я себя не обманываю. Представим себе, что вы королева, ваша милость, а я ваш узник. Так за какой именно мой поступок я буду болтаться в петле или корчиться на плахе? За что меня казнила бы королева?
– Она бы не стала вас даже судить, милорд, – почти беззвучно произнесла Санса, поглаживая рукоятку большим пальцем. Для удара нужно подойти. Стоять лицом к лицу, держать его за руку. Она ступила к нему ближе.
Их глаза встретились. В зеленой бесконечности леди Старк прочла знакомое ей по собственному отражению отчаянное одиночество, наполненное одним-единственным смыслом.
– За любовь я не сужу.
«Сейчас».
*
…Бран вынырнул из сознания ворона, вдохнул полной грудью свежий северный воздух.
Только что он наблюдал, как совещались драконы – Рейегаль и Дрогон – рассуждая, устроить ли им себе гнездо в Близнецах.
«А почему мы не спросим Мать? – спросил Рейегаль, играя надбровными чешуйками и соблазнительно задевая свою подругу хвостом, – где она?».
Дрогон чуть помедлила перед тем, как ответить.
«Она улетела».
«Она никогда раньше не летала без нас».
«Я знаю. Но, когда она увидела тебя, она что-то сделала – я не помню – она сказала, что должна лететь. И улетела». Дрогон подняла голову к небу, задумчиво втянула воздух и выпустила облачко дыма из ноздрей. «Мне кажется, она не вернется. Наверное, она теперь где-то в другом месте».
…Бран все еще чувствовал в теле дрожь, с которой Рейегаль внимательно обнюхивал то место, что Дрогон выбрала для их яиц. Три новых, блестящих, они лежали на расстоянии в полшага друг от друга, два красных и одно золотое.
Бран закрыл глаза и отправился в свое следующее путешествие. Скользнул с ветром прочь, к высоким башням Королевской Гавани, в Красный Замок. Он наблюдал, внимательно глядя на все, что ему встречалось.
На леди Бриенну в постели, лениво потягивавшуюся среди льняных простыней и закрывающую голову подушкой, смеющуюся, сонную. На то, как она перекатывается на подушку, где лежал меньше часа назад Джейме, вдыхая его запах и закрывая снова глаза.
Бран знал, как недолго продлится ее утреннее расслабленное полубодрствование, но не мог не смотреть. Прочь от ее покоев отправился в крипту, где покоился Тирион Ланнистер – и где в горестном молчании рядом сидела тихая, бледная Аша Грейджой, никем не замеченная, никем не прославляемая.
Его несло прозрение, нечто, у чего не было направления, не было самостоятельного рассудка. События наслаивались одно на другое, зависели друг от друга, от никому не видимых мелочей – оттенка парусов, вкуса мидий на пристанях, что продавали суетливые дочери рыбаков.
Море было спокойно. Оно искрилось лазоревой гладью, переливалось под ярким солнцем, слушало собственное пение и задорную песенку Бронна Черноводного, что, широко шагая по побережью и пиная какой-то камушек, пританцовывал, улыбаясь всему миру, вызывая удивленные взгляды всех, кто встречался ему на пути.
Толстая торговка, которую он закружил в танце, визжала и била его корзиной.
– Танцуй со мной, старая карга! – весело вскричал Бронн, – а ну-ка: «Раз жил один лев златой – хо-хо, и львицу златую имел – йо-ху!».
– Отпусти меня, болван! Брустер! Капитан Брустер, уберите этого недоумка!
– «Но как-то ночной порой – хо-хо – на звезды он по-о-смотрел – ха!».
Горланящий Бронн вынудил Брандона Старка отвлечься от размышлений о судьбе мира. Этот человек никогда не унывал, действительно.
Соленый ветер с моря заставил Брана лететь дальше. Над брусчаткой мостовых, над грязными сливными желобами, над гусями, стайкой перебегающими дорогу перед согбенной старушкой с клюкой, над дремлющими сапожниками и их подмастерьями, в поте лица зарабатывающими хлеб, над суетой Гавани и ее роскошью и нищетой.
Он поднимался выше – к приемным залам благородных господ, чьи жены изменяли им с конюхами и свинопасами, к предающим клятвы рыцарям, начищавшим свои доспехи, к бастардам рыцарей, служившим им оруженосцами и конюхами, что зачинали бастардов у тех, кому служили их собственные отцы. Он летел над септонами, не верующими в богов и во все, что проповедуют, над Молчаливыми Сестрами, ненавидящими свои обеты, над теми простыми горожанами, что были благочестивы, и над теми, что были грешниками.
Над теми, что раскаивались. Над полными печали о прошлых ошибках. Над намеренными все изменить. И над теми, что ни о чем не жалели.
Выше, еще выше, в Серую Башню. Туда, где Сандор Клиган прижимал свои ладони к губам, повторяя: «Что ты наделала, Пташка, что», шагая назад, пока не уперся в каменную стену спиной, тяжело дыша. Туда, куда спешил, перескакивая через несколько ступеней сразу, Джон, за ним сильно позади – Арья, проклинавшая ненавистные юбки. Бран впитывал все, что видел, не успевая и не желая испытывать эмоций, но отмечая детали.
Серые камни и обтрепанные края старинных гобеленов. Сложенные рядом чашки из-под масла для светильников. Сверчков, ползущих по камням вверх. Детали мелкие и незначительные складывались в общую картину. В масштабные панорамы. В перспективы. В целую историю. Бран знал ее всю.
И смотрел на нож в руках Сансы, с которого капала кровь.
Она тоже не жалела ни о чем.
Комментарий к Вместо эпилога. Ни о чем не жалея
КОНЕЦ
========== Песни Зимнего Братства ==========
Мир погребен под снежным покрывалом,
И Ночь простерла надо мной крыло,
Из уст холодных воздух забирала,
Но я дышу. Ведь ты – мое тепло.
Со льдом озер поспорить хочет смело
Бездонных глаз твоих голубизна.
Усталость после боя одолела,
Но сон нейдет. С тобою – не до сна.
Враги близки, мы будем осторожны:
Едва лишь виден огонек костра.
Клинки забыли, что такое ножны:
Я Зимний Брат, ты Зимняя Сестра.
Очаг – наш дом, и небо – наша крыша,
Дозором вместо стен стоят друзья.
В объятиях моих ты тихо дышишь,
Любить опасно, не любить – нельзя.
Я верю: после боя на рассвете
Меня не расцелует вороньё,
Мой прах не разнесет холодный ветер,
Я буду жить. Ведь ты – тепло моё.
*
За Стеной, Зимой, я бы жил с тобой,
одевал бы тебя в меха,
За тебя воевал, от всех бед спасал,
и мечтал бы не без греха:
Твоих длинных ног целовать изгиб,
Тайных мест твоих знать бы вкус.
С плеч твоих сцеловать бы хотелось мне
Обещаний тяжелых груз.
За Стеной, Зимой, лишь с тобой одной
я согреться в морозы мог.
На тебя глядел, всю тебя хотел,
Начиная, конечно, с ног,
Целовать и греть, жаром губ и рук,
Сны дурные прогнать бы прочь.
Будь моей сейчас, и хотя бы раз
Станет мирной над нами ночь.
У Стены, Весной, я жалел о той,
что признаться не смела мне,
Что была б моя. Только струсил я,
и теперь вижу лишь во сне,
Как горела страсть, хоть очаг остыл,
И желанье твое росло…
За Стеной, Зимой, я б тебя любил
Всем метелям ночным назло.
*
Песенка Бронна, исполняемая им на пристани.
Изначально поется пьяным хором под гармонь.
Раз жил один лев златой,
И львицу златую имел.
Но как-то ночной порой
На звезды вдруг посмотрел.
«Нет лучше, чем звездный свет,
Услада он для очей»,
Подумал несчастный лев.
О львице забыв своей,
На небо всю ночь глядел,
И сдуру в капкан угодил.
К рассвету наш лев охромел,
Без лапы одной уходил.
Забыли хромого льва
И львица, и львята тогда.
Но ходит у нас молва,
Что с неба спустилась звезда —
Услышав печальный рассказ,
Несчастного льва обняла.
И гордо он гривой затряс:
Взаимной любовь их была!
*
Иллюстрация от великолепной Cudzinec
https://yadi.sk/i/38V8hkWZ3Q2b7C
Наша заботливая Тартская Дева переживает за Джейме и его вероятную лихорадку или простуду и одевает его – пока он, пошлый, влюбленный и неповторимый Лев, пытается ее не потрогать – и сочиняет, сочиняет стихи)
========== Послесловие Автора ==========
Итак, мои любимые читатели, мы прошли всю эту историю вместе – честно признаться, я редко могу сказать, что вдохновение полностью поглотило меня, а это тот самый случай.
Прежде всего, хочу всем выразить огромную благодарность и признательность. Без вас, любимые мои, вряд ли оно началось бы и закончилось.
А теперь, поскольку – я уверена – все переживают за судьбы главных героев, хочу сказать, что наш любимый Хромой Лев Джейме Ланнистер остался, конечно, жив.
Конечно, если бы я хотела рассказать подробности, это было бы продолжение. Ибо Бриенна давала клятву ©, а Джейме не всем отомстил, ибо весь был влюбленный и потому добрый, а Бронн еще не домогался до Арьи, а Нимерия не ощенилась, и кто знает, что там с Ашей…
Но занавес уже опустился.
Можно дышать. Легко дышать.
Для тех же, кто задается вопросом: что хотел сказать Автор? почему произошло то или иное событие? – хочу сказать, что мы не на уроке литературы, где слабоумный много мнящий о себе посторонний человек повторяет мнение другого постороннего человека о мнении третьего, что когда-то триста лет назад был соотечественником того или иного писателя.
Я абсолютно уверена, что из «Курочки Рябы» можно вытащить множество философских смыслов, не уступающих Аристотелю и Платону. Но зачем разжевывать красочный и полный загадок мир до подобного состояния? В большинстве случаев, как мне кажется, мы способны передавать Идеи, не целясь в них из снайперских винтовок.
Я увидела эту историю и записала ее. И тут я коллега Брана: я вижу много разных вариантов событий каждого из мгновений. Но это уже тяжелая наркомания!)
За сим остаюсь ваша,
пани Гайя.
