Текст книги "Лёгкое дыхание (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Он не ждал ответа, и это спасло Бриенну от унизительного объяснения. Она при всем желании не могла ничего придумать, да и лгать ему у нее не получалось, поэтому она просто опустила голову. Если Тирион не упомянул о том, что леди Тарт была обвинена в пособничестве Ланнистерам, это только к лучшему. Она поискала под перевязью письмо леди Старк, но не обнаружила его. «Вестница из меня бесталанная».

Джейме тем временем подсел к огню и заглянул в котелок. Из-под крышки пошел запах рыбного супа, и у Бриенны заурчало в животе.

– А что-нибудь… вроде… хлеба? – спросила она. Мужчина лишь пожал плечами:

– Если бы он рос на деревьях или камнях, но увы. Ты не поверишь, женщина, какую только дрянь я тут не попробовал впервые в жизни. Можешь радоваться, тебя ждет уже опробованное меню.

Она тихонько вздохнула.

– Ладно. Здесь есть вода, и она проточная, так что – помойся. Не хотелось бы быть грубым, миледи, но смердите вы так, что режет глаза.

Это она прекрасно знала и без него.

Родник оказался достаточно холодным, но ниже по течению ручей был вполне удобен для мытья. Бриенна добрела сама, обернулась.

Джейме, прислонившись к стволу дерева, спокойно смотрел на нее. И кажется, даже не собирался притворяться, что смотрит куда-то еще.

– Вы не могли бы отвернуться, сир? – гневно спросила она. Он развел руками в стороны:

– Я нашел тебя лежащей без сознания. Не знаю, сколько Тартов утонуло в ручьях, но не думаю, что ты хочешь стать одной из них. Мойся – и побыстрее.

Она фыркнула, задирая тунику и принимаясь за ремень штанов, когда вспомнила.

– Извините, сир Джейме. Не найдется ли у вас запасной смены белья? Или рубашки? Или… чего-нибудь.

Джейме преувеличенно тяжко вздохнул, с усмешкой покачал головой:

– Они начинают с этого: сначала забирают у тебя одежду и оружие, потом части тела. Или порядок был обратный? Я запамятовал.

– Придурок, – сквозь зубы зло бросила Бриенна, качаясь на носках у кромки воды. Она просто мечтала о мытье.

– Ладно. Я дам свою, – он скинул дублет и принялся стягивать рубашку через голову, являя миру вокруг и в частности, Бриенне, свой подтянутый торс и золотистые волосы на груди. Немного неловко он дернул ворот, глянул мельком на Бриенну:

– Могла бы помочь раздеться, женщина. Это же для тебя.

Она сосчитала в уме до трех и подошла к нему, молча помогая стянуть рубашку, которая осталась в ее руках.

– Боюсь, сейчас она будет тебе даже велика, – на этот раз его голос звучал сочувственно, без малейшей примеси издевки.

Бриенна проигнорировала его, отправляясь в воду и оставляя рубашку на берегу. Она опустилась под воду с головой, наслаждаясь ощущением чистоты, окружающей ее. Плевать, что холодно – отогреться она успеет. Вынырнув, она принялась яростно оттирать себя, пообещав себе, что обязательно свяжет мочалку из лоскутов, которые остались от ее рубашки и лосин. Она присела, шевеля под водой пальцами ног, быстро протирая их руками. Только после того, как она третий раз принялась соскребать ногтями грязь с коленей, позади раздалось покашливание. Бриенна замерла.

Она не забыла. Конечно, нет. Просто… это было так естественно, быть рядом с Джейме, что ей в голову не пришло, что он может смотреть.

Но когда она обернулась, он не подсматривал. И не выглядел так, будто только что подсматривал, тем самым дразня ее. Он разглядывал ее грязную одежду, стоя над ней и двигая ее протертую до дыр, засаленную тунику носком сапога. Пожалуй, от нее придется избавиться совсем.

– Хватит плескаться, женщина, вылезай. Там не так и тепло.

– Отвалите, сир, – Бриенна прополоскала горло и с удовольствием промыла нос. Теперь она чувствовала себя почти чистой. Оставалось, как всегда, самое сложное: уговорить Джейме бросить ей рубашку, не заставляя ее выходить из воды.

Стоило их взглядам сойтись на рубашке – и его улыбка приобрела то самое, коварное, грязное выражение, которое было ей так знакомо.

– Ну ты же понимаешь, да? – заговорил он низким тоном, прогуливаясь вдоль берега и наблюдая насупившуюся Бриенну, сидевшую по плечи в воде и действительно, начинающую замерзать.

– Сир Джейме…

– Не-а. О, мой золотой рыцарь в сияющих доспехах!

Она вздохнула.

– Ты как шут на ярмарке, Джейме. Сколько тебе лет?

– Много. Не так уж. Навсегда семнадцать. Ну, я жду.

Эта игра была изобретена им так давно, что Бриенна даже не могла вспомнить, когда. Еще один тяжелый вздох, и она закатила глаза и послушно пробубнила, чувствуя себя счастливой дурой:

– О, мой золотой рыцарь в сияющих доспехах! Не соблаговолите ли вы подать мне рубашку?

– Фи, как бесчувственно. Но я буду добр к тебе сегодня.

Она поймала ее и поспешно натянула. Запах Джейме мгновенно окутал ее, прикосновение льна к телу заставило ее забыть о том, что рубашка вряд ли прикрывает бедра, и она блаженно прикрыла глаза.

Идеально.

– Пойдем, женщина. Там обед может быть уже готов. Рыбная похлебка, запеченный кролик и немного шиповника на десерт.

Абсолютно идеально.

– Осторожно, женщина! У тебя капают слюни – поскользнешься!

…Почти.

*

Женщина была с ним. Снова. Джейме шагал, перепрыгивая через расщелины между камней, периодически оглядываясь и стараясь не слишком таращиться на Бриенну, но желая убедиться, что она все еще не свалилась без сознания где-нибудь и не разбила свою упрямую башку о камни.

Семеро, он не мог не чувствовать, что сердце вырывается из груди.

После двух месяцев без единого живого существа вокруг, не считая тех, на кого он охотился, он готов был приветствовать появление хоть занудного септона, хоть, будь он неладен, Мизинца. Но небеса послали ему лучшее. Он определенно был любимчиком судьбы.

Вся радость в первое мгновение от появление Бриенны пропала, стоило Джейме приняться за медленное развязывание ее лат. Это было долгое и мучительное занятие для человека с одной рукой, но иначе он бы ее просто не дотащил до своей пещеры. Однако, когда он все же снял одну из ножных пластин, то у него появился кислый вкус во рту.

Женщина была до крайности истощена.

Он не поверил глазам, он потрогал ее – помня симпатичные округлости ее мощных, мускулистых бедер, прижимавшихся к нему ночью под одеялом в поисках тепла, он мог точно сказать, что она потеряла фунтов тридцать своего веса, если не больше.

Красоты это ей не прибавило.

Под доспехами он обнаружил ее невозможно грязные штаны с кровавыми пятнами, и дело стало выглядеть совсем дурно.

«Самое предполагаемое – ее держали в каком-нибудь застенке, морили голодом, насиловали, а потом она освободилась каким-то образом и бежала». Зубы заскрипели друг о друга, он наморщил лоб, потер его, выдохнул несколько раз, заставил себя не думать. В мире было достаточно подонков, которые готовы были делать что угодно, представься им только случай и жертва.

Потом она очнулась. После того, как он двадцать часов сходил с ума, делая обычные дела – чуть дольше, чем это заняло время, будь у него вторая рука, и чуть быстрее, чем если бы он был один. Но он больше не был один.

– Как дела в Королевской Гавани? Много ли голов на копьях? – осведомился он, когда они отобедали. Бриенна ела без аппетита. Джейме отметил это, как и то, какие усилия застенчивая леди предпринимает для того, чтобы спрятать под одеялом свои умопомрачительные ноги.

– Много, – вздохнула женщина, – очень много.

– И как, интересно мне знать, голова моего братца уцелела.

– Королева не предпринимает никаких решений, не посоветовавшись с лордом Тирионом…

Пока Бриенна ела, а потом говорила о Тирионе, о Дейенерис, о Сансе, Джейме был не здесь. Он задавал вопросы и отшучивался, но мысли его, как и сердце, были заняты другим.

Перед глазами стояло лицо Серсеи, каким он последний раз ее видел. Уже совершенно потерявшая рассудок, утопающая в ненависти к всем, кто, как ей казалось, не ценил ее должным образом (и Джейме в списке был первым), она смотрела на него с презрением и любовью одновременно, и задавала один и тот же вопрос: «Почему ты бросил меня?».

Он прощался с ней каждый день своей жизни после побега, оплакивал ее, хоронил по одной крупице воспоминания об их связи, перебирал заветные страницы их истории, но она рассыпалась на части. Из них двоих она всегда была сильнее. И беспощаднее. И когда любимая девушка, выданная замуж за пьяного монстра, оказалась погребена, осталась любимая сестра, а теперь не было и ее.

Джейме не чувствовал потери. Он потерял ее слишком давно, чтобы скорбеть по смерти, которую не видел. Было невозможно просто поверить, что ее нет. Не любовницы, не сестры по духу, нет чего-то другого, важного, очень важного. Нет Серсеи – как возможна Королевская Гавань без Серсеи?

Джейме попробовал вспомнить, что делал в день ее казни. Он должен был что-то почувствовать, но оглядываясь, видел только пустоту. Возможно, осознание придет позже. Или никогда не придет.

Она ничего ему не передала, кроме локона своих волос, и он не намерен был его хранить. Когда Джейме отправлялся на Север, Серсея произнесла вслед одну фразу: «Женщин и детей ты найдешь, но сестры у тебя больше не будет», и ему казалось, он начинает чувствовать ее отсутствие.

Даже отдалившись от Серсеи, он возвращался к ней снова и снова, стоя рядом, как будто охраняя крипту – занятие бесполезное, но почетное. Когда они перестали понимать друг друга? Наверное, в тот день, когда она отказала ему, искалеченному и отчаявшемуся, разбитому и ищущему тепла в ее руках. Серсея никогда не выносила несовершенства и слабости. «Наверняка, она держалась гордо до последнего. Я надеюсь, она не была пьяна в день казни. Я надеюсь, ей не было больно. Я надеюсь, она любила меня хотя бы на десятую долю так же, как я любил ее когда-то».

И, стоило Джейме мысленно произнести слово «любовь», как перед глазами появлялось совершенно другое лицо – широкое, веснушчатое, изуродованное шрамами лицо Бриенны. Только теперь не нужно было мечтать, вспоминать – а ему было что вспомнить – достаточно было посмотреть направо. Она была с ним.

А потом это начинается.

И тут же кажется, что и не заканчивалось. Бесконечная повесть о самоуничтожении и пытке в глубине голубых невинных глаз. Мечта о том, чтобы она округлила свои пухлые, созданные для поцелуев – и еще не знавшие ни одного – губы, и произнесла какую-нибудь хрень со словом «честь». Еще, конечно, желание сорвать с нее свою собственную рубашку и попробовать на вкус каждый уголок ее тела, а потом наслаждаться ее удовольствием, смущением и…

«Опять. Ты конченная сволочь, Ланнистер, если первая мысль при виде несчастной обездоленной девицы – это поскорее ее раздеть». Стоило, правда, уточнить, что мысли эти почему-то касались одной конкретной девицы – и никакой больше в целом свете.

С этим пристрастием ему еще предстоит разобраться.

В конце концов, если в закрытом пространстве поместить взрослого мужчину и какое-нибудь существо женского пола, рано или поздно между ними двумя возникнет симпатия, нет? Проблема только в том, что пристрастие оформилось и превратилось в болезненную тягу слишком давно, и не было ничего более открытого, чем пространство вокруг них тогда.

– Мы не поедем в Гавань? – десятый раз за вечер спрашивает упрямая женщина, и Джейме не подавляет зевок.

– Боги, нет. Отвечаю еще раз, нет. Мы не поедем, не пойдем, не полетим и не поплывем. Боюсь, пока ты вообще с трудом доползешь до выхода, чтобы пожурчать на ветерке.

– Я доползу, – пообещала Бриенна, заражаясь зевотой.

Второе одеяло было еще сырое после стирки, и спать они легли вместе. Вопреки ожиданиям Джейме, вместо привычной пытки близостью ее тела он испытывает странное чувство, граничащее с испугом, когда под его рукой оказываются легко проступающие ребра. Она вырубилась моментально, что в целом для Бриенны характерно не было. Тихо похрапывая и иногда издавая смешной свист своим переломанным носом, нашла его руку, уткнулась в локтевой сгиб и сопела там, льнущая к нему, уставшая и изможденная.

Вот она, здесь, все такая же противоречивая – закрытая, откровенная, доверчивая и подозрительная, опасливая – и бесстрашная. Спит в его руках, как будто ничего не случилось, спит, даря тепло и покой, спит, даря ощущение дома.

А Джейме, прижавшись щекой к ее плечу, полночи смотрит на нее и никак не может насмотреться, изредка осторожно целуя ее руку и обнимая ее крепче, когда женщина начинает что-то сонно бормотать, борясь с подступающими кошмарами.

Кажется, эта война никогда не закончится, пока есть те, кому о ней снятся кошмары. Джейме не чувствует мира. Он знает, что должен, но не чувствует.

Маленькое убежище должно было бы стать ему домом или дать ему представление о том, что такое дом, каким он хотел бы его видеть – переосмыслить, переформулировать, может быть даже, начать делать какие-то шаги в этом направлении. А вместо этого спустя множество бесплодных попыток сняться с затянувшегося привала, на него падает его женщина в доспехах с призывом к новой битве. И он чувствует, что попал домой.

Джейме находит это весьма ироничным.

Шансы для Бриенны выжить в северном лесу, а тем более, найти кого-то в нем равнялись шансам Тириона окончательно завязать с выпивкой. Она была островитянка, эта неуклюжая голубоглазая женщина. Созданная для легких прозрачных одежд, фруктовых садов на берегу моря и соленой воды, омывающей ее длинные ноги. Пожалуй, только невероятное упрямство и сила воли, которой Джейме завидовал, помогли ей добраться именно к тому, кого она искала.

И некоторая доля чуда.

Оно же помогло ему прожить два месяца в проклятом лесу, дожидаясь скотину Бронна, который так и не явился. С недавних пор Джейме начал дорожить своей жизнью, и потому вынужден был отсиживаться в чаще до последнего. Нет, больше никаких ошибок. Об одноруком Льве знали в самых отдаленных деревушках.

Но теперь его признали мертвым, и можно было думать о том, как жить заново. И вновь в качестве ответа на этот вопрос Джейме называет имя Бриенны Тартской. Он совершенно не это имел в виду, когда подшучивал над ней, еще с обеими руками, будучи закован в цепи. Теперь цепи будут покрепче, и он все еще пленник.

Это совершенно не укладывалось в рамки логики и разума. Но вполне соответствовало всей предыдущей их истории.

«Ну надо же, у нас уже есть история. Осталось только повязать ленты и протрубить на долбанном ристалище».

========== Перестановки на доске ==========

В конце концов, Тирион, нелюбимый сын Тайвина Ланнистера, занял его место. Это было любопытно.

Всю жизнь бежать от того, чем ты являешься, бунтовать, враждовать, переродиться, уничтожить то, на что не хочешь походить – и спустя некоторое время прийти к тому же знаменателю. Цикл замкнулся, и Тирион поймал себя на том, что никогда не оставляет дверь уборной открытой, а оружие – на видных местах.

Какая странная наследственная наивность.

– Вы унаследовали ум лорда Тайвина, но не его умение налаживать связи, – проворчала леди Оленна Тирелл, неприязненно взирая на младшего Льва.

Тирион развел руками, мол, так и есть, не добавить, ни отнять.

– Что мы можем? – спросила леди Оленна, задумчиво взирая на карлика, – армия Хайгардена мала и раздроблена. Лорас едва ли пришел в себя, чтобы вести их. А что касается вашего брата, то мы не знаем, жив ли он.

– Я вынужден признать, что немного… поспешил, предлагая вам свою дружбу и альянс в прошлый раз, леди Тирелл, – Тирион сжал губы, изображая улыбку, но глаза его оставались холодны, – боюсь, вы неправильно расценили некоторые детали в моем изложении.

– Неужели? Просветите же меня.

– Мы не собираемся вести войну. Никаких битв, никаких споров о границах. Это было бы глупо. Я не вижу смысла затевать очередное разорение королевства. Тем более сейчас, когда оно разваливается само.

Леди Оленна хмыкнула.

– Вы же не предлагаете мне ждать, пока последняя из Таргариенов покинет этот мир, не оставив наследника? Боюсь, этого времени у меня в запасе нет.

– Нет, я не предлагаю. Тем более, она не последняя. Есть еще Джон Старк.

– Король Джон, – пожилая леди откинулась назад и задумалась, глядя вниз, – он не показался мне тем, кто способен быть королем.

– Он нуждается в твердой руке, которая его направит. Но меня не заботит Север, миледи. По правде говоря, еще меньше, чем раньше.

– Так что же вы все-таки предлагаете и чего хотите, Тирион?

Он помедлил, приглядываясь к старой Розе. Можно ли ей доверять? Совершенно точно, нет. Можно ли на нее рассчитывать? Вне всякого сомнения, да. Союз Хайгардена с Мартеллами остался в прошлом; эти два дома не связывали никакие родственные отношения, налаженная торговля Дорна не нуждалась в раздираемом на части Хайгардене как основном покупателе.

Тириону хотелось верить, что он все продумал.

– Мирцеллу. Для Лораса. Золото Ланнистеров – для Хайгардена. Ваших солдат – в тот день, когда они мне потребуются, в Королевской Гавани. Пусть остальное не заботит вас, леди Тирелл.

Снова повисла тишина. Леди Оленна не поднимала глаз, усиленно размышляя. Тирион ожидал ответа. Внешнее спокойствие уже давно давалось ему легко. Возможно, с того дня, как Дейенерис начала сжигать людей за неповиновение, мгновенно переходя от ледяного спокойствия к ничем не спровоцированной ярости. Несколько раз она порывалась лишить жизни Джораха Мормонта, и Тирион опасался, что следующим в списке может оказаться он сам.

Осторожность, напомнил себе Лев. Осторожность. Мы были полны надежд и мечтаний и хотели освободить весь мир, но пришло время протрезветь от грез.

– Голову Серсеи я получила, – задумчиво протянула, наконец, леди Оленна, постукивая пальцами по столу, – золото Ланнистеров – миф, но я думаю, меня также не должно заботить, откуда вы добудете его, если оно будет добыто. Что же касается Мирцеллы…

– Уверен, ваш внук как-нибудь сможет перебороть себя, чтобы консумировать брак с моей очаровательной племянницей, – перебил ее Тирион, подавляя язвительную улыбку, – двух наследников было бы достаточно.

– Их не бывает достаточно, милорд, – сухо сказала леди Тирелл, поднимая на него непроницаемые темные глаза, – это всё?

– Из основного предложения – да. Должен сказать, миледи, я тоже подумываю о семейном счастье. Возможно, вы подадите мне идею?

– Это вряд ли, – бросила леди Оленна, тяжело поднимаясь, – брачные союзы между нашими домами показали себя не слишком-то успешными. Моя поддержка будет вашей не раньше, чем Мирцелла прибудет в целости и сохранности в Хайгарден, вместе с приданым. О большем пока говорить рано.

– Я бы женился на вас, леди Оленна, – пробормотал Тирион вслед удаляющейся Розе, покачиваясь на плетеном кресле и задумчиво глядя вдаль, – если бы только это могло помочь.

Он уже отправил письмо в Дорн с просьбой о возвращении принцессы Мирцеллы в связи с кончиной ее матери и предполагаемой кончиной дяди, и собирался отправить за ней Бронна. Он продумал, на каких улицах Гавани будут расставлены солдаты, какие вести будут разнесены воронами. Он даже выбрал несколько способов удержать Безупречных в повиновении. Возможно, официальной версией будет миеринская чума. Заодно поможет ограничить вероятность вторжения.

Он не решил только одного. Какой смертью умрет Дейенерис Таргариен.

Тирион отхлебнул еще немного из бокала. Покатал в ладони брошь со львом. Когда-то она принадлежала леди Джоанне, его матери, которую он не знал, после нее – Серсее.

Последний его разговор с сестрой был за два дня до казни. Тирион не знал, что именно привело его к мысли посетить поверженную львицу – должно быть, мистические семейные узы Ланнистеров? – но увидев ее, выпивающую, как ни в чем не бывало, у своей шкатулки с драгоценностями, почувствовал себя вернувшимся… к себе самому.

Она лишь мельком глянула на младшего брата.

– Чего тебе надо? – бросила она ему, перебирая золото перед собой, – у тебя полно дел, не так ли? Ты Десница.

– А ты одинокая сестра, ждущая своей смерти в заключении. Я не займу у тебя много времени.

Он сел на каменную лавку в нише, разглядывая, как она перебирает свои драгоценности. Броши она складывала к браслетам с камнями, серьги с подвесками-к ожерельям из жемчуга и камней, нанизанным на нитку. Из маленького ящичка она достала плетеную из цветных ниток ленту.

– Мирцелла дарила такие всем, – припомнил Тирион. Серсея кивнула, глядя на нее, затем отложила в сторону.

– Ты уже писал ей? – спросила она брата.

– Нет. Я думаю сделать это после.

– Хорошо.

Тишина напоминала ту, что возникала в их семье, когда кто-то надолго уезжал. Тирион напомнил себе, что из этого путешествия она не вернется.

– Что ж, драгоценности моей матери достанутся Мирцелле, – подвела итог Серсея, отодвигая обеими руками сокровища от себя жестом, сопровождавшим ее всю жизнь, – хорошо, что распорядителем являешься не ты. Я не хочу, чтобы твои шлюхи носили золото нашей семьи.

– Нашей, – повторил Тирион, – нашей матери.

– Да.

– Ты сказала «моей».

– Неважно. Ты что-то хотел?

– Вообще-то, да, – Тирион спрыгнул с лавки и подошел чуть ближе к сестре, помня, впрочем, что она может проявить свой нрав в любую минуту после того, что он собирался ей сказать, – драгоценности нашей матери не достанутся Мирцелле.

Серсея прищурилась.

– Возможно, у Джейме будет дочь, – не стал тянуть Тирион, – тогда все отойдет ей, а не Мирцелле.

– У Джейме? Нонсенс.

– Мирцелла принадлежит дому Баратеон, дорогая Серсея. А вот дочь Джейме от Бриенны Тартской я могу ввести в семью одним росчерком пера. Хотя… даже сын получит все.

Тирион с удовольствием вспомнил выражение лица Серсеи в момент, когда она услышала эту чудесную новость. Как жаль, что единственным, кто по-настоящему мог оценить его, был Джейме.

Из каких мелочей состоит настоящая политика! Из выражений лиц родственников, которых ты отправляешь на казнь. Из союзов, заключенных между грудными и еще не родившимися детьми. Из допущений и оговорок. Пока Дейенерис не поняла этого. Она еще пытается решить все, мечась между абсолютизмом, диктатурой и вседозволенностью. Но это время быстро закончится, когда закончится последняя еда у черни, а хозяйства, погубленные страшной Зимой, не станут нахлебниками сами.

И тогда альянсы с прижимистыми скупердяями знатных кровей, и только они, сохранят королевство. Дотракийцы не способны вести оседлую жизнь, они не научатся этому за год или два. Безупречные нуждаются в еде и питье, и все они пришли на чужую землю. Очень быстро они из решения проблем сами станут проблемой.

Можно подождать. Но Тирион не хотел ждать.

Он продумывал детали. Прочерчивал вероятные маршруты. Здесь будут ставленники дома Ланнистеров, здесь – его наследники – таковых наблюдался дефицит, что прискорбно. Граница с Севером закреплена. Атака с моря маловероятна – но это лишь вопрос времени, когда Острова снова взбунтуются. Возможно, следующий альянс должен успокоить именно их.

Фигуры расставлены. Все еще одна лишняя.

Дракон.

*

Пожалуй, думала Бриенна, оглядывая свои ноги в его штанах, она действительно немного… похудела. Раньше она бы в них точно не влезла, а теперь они были ей малы только в бедрах. Прошедшие месяцы почти казались ей сном. Как будто женщина, проживавшая их, к ней самой отношения никакого не имела.

По дороге, скучной, долгой, грязной и переполненной переселенцами – казалось, весь Вестерос снялся с места – она только и делала, что думала о Джейме. Чем дальше, тем меньше чувствовался голод, а вместо сна она сворачивалась в комок и молча страдала, сдаваясь перед бессонницей.

Во снах, если они все же приходили, не было Ходоков, не было медведя, не было Братства и леди Кейтилин, были бесконечные коридоры замка, Тропа Скорби в Королевской Гавани и Серсея. Это не Дейенерис, похожая на статую, с неживым лицом восседала на троне. Это Серсея кривилась в усмешке и выплевывала ей в лицо снова и снова: «Он никогда не будет вашим».

А на эшафоте оказывался Джейме. Снова и снова лишался правой руки. Открыв глаза и чувствуя, что задыхается во сне, Бриенна уговаривала себя забыть слова львицы. Но злые зеленые глаза видели ее насквозь. Они читали ее легко, такие же пронзительные, как глаза Джейме. И словам Серсеи верилось так же легко, как и ему. «Он всегда был великодушен. Он сочинит что-нибудь для вас, какую-нибудь героическую историю, подарит вам еще что-нибудь острое, приспособленное для убийства, отправит как можно дальше прочь от себя, и это все, на что вы когда-либо можете рассчитывать».

Он так и сделал. Разве не это он сделал?

Болело все тело. Болела кожа, болело сердце, становилось трудно дышать, было больно снаружи и внутри. Ей хотелось с кем-нибудь подраться. Ей хотелось как-нибудь отвлечься. Но война закончилась, и она лицом к лицу оказалась с тем, что не могла изгнать из себя, и с тем, от чего не могла убежать. От себя не убежать никуда.

Может быть, отец найдет ей кого-нибудь. Бриенну тошнило при мысли о том, что придется пройти через это. Она слишком часто представляла себе Джейме и невозможную счастливую жизнь вместе с ним, после войны. Она запрещала себе это, она боролась, но он сам не дал ей бороться.

У них была Зима. Она не примерещилась Бриенне, ее видели люди вместе с ней. И был Джейме Ланнистер, зимний лев, заставивший ее верить в тепло, которое никогда не исчезнет между ними.

Было холодно, мороз усиливался, снежные ветры задували в палатки, и даже одичалые попрятались кто куда. Люди Джона Сноу мрачно обходили лагерь по кругу, то и дело цепляя растяжки палаток. Бриенна стояла на ветру, облаченная в доспехи, и дышала воздухом, закрыв глаза. С севером лицом к лицу.

После случая с похищением она не отходила далеко, но в такую метель, можно было не сомневаться, рискнуть могли только самые отчаянные. За спиной заскрипел снег.

– Миледи, одичалые предлагают меховые одеяла и шапки.

– На что меняют, Подрик?

– На нитки и иголки. У нас есть лишние, я поменяюсь, миледи?

Она позволила. Мех на севере был дешев, доступен и необходим. А иголки живут у нее долго. Она не вышивала и не собиралась начинать.

Снова заскрипели шаги.

– Что еще, Подрик?

Но вместо ответа шаги приблизились, и сначала на правое плечо легла толстая шерстяная ткань плаща, а затем на левое. Она подхватила ее, зная, чувствуя спиной сквозь доспехи – Джейме, Джейме, Джейме, его солнечное тепло, его золотой свет.

– Ты стоишь на ветру уже полчаса. Здесь холодно.

На мгновение она закрывает глаза, отчаянно борясь с глупыми мыслями, с краской, заливающей лицо, с мечтами, которым не было места. Он развернул ее к себе, неловко кутая в плащ и поправляя на ней меха, упорно избегая ее глаз.

– Подрик развернул торговлю, – сказал Джейме, все еще не отпуская ее и продолжая расправлять плащ вдоль тела, – сегодня мы спим под соболями и едим оленину.

Когда их взгляды встречаются, Бриенна чувствует, что его слова должны что-то значить. Она привыкла доверять своим чувствам в битве, угадывать движения противника, читать его мысли. Только ей страшно верить чувствам, потому что Джейме Ланнистер красив и весел, остроумен, отважен, опасен, и – никогда не будет ее.

Их так много, картинок, которые она бережет, но они не складываются в целое, не поддаются анализу.

– Хватит миловаться, любовнички, или не достанется ни куска, – звучит вездесущий Бронн, руки Джейме падают вниз, и Бриенна слышит отчетливо, как еще одно звено их истории остается потерянным в глубоком снегу.

Но Бриенна слишком много потеряла теперь, чтобы и от этой памяти отказаться. Она уговаривает себя, что это еще один день, украденные часы, оставшиеся с Зимы, запасенные на следующую, когда смотрит на Джейме на опушке весеннего северного леса.

«Хватит мечтать, – грубо оборвала себя Бриенна, сжимая зубы и делая очередной волевое усилие, – прекрати пялиться на него, как дура; он это видит – где твой стыд? Хватит вспоминать то, что ничего не значит, и постарайся прийти в себя, тупая ты уродина».

Она решила, что этой ночью ляжет отдельно.

– Не желаешь попробовать размяться? – это был прежний Джейме, и меч в его левой руке покачивался, сверкая на выглянувшем солнце. Бриенна неуверенно потянулась, развела руки, разгоняя кровь. Она не чувствовала себя в достаточно хорошей форме, но от спарринга с Джейме не отказывалась никогда.

Он крутил мечом, дожидаясь, пока она пройдет круг, когда встретила его первый удар. Но запястье ее ослабло, и она выронила Верный Клятве, даже не доведя движение до конца. Глаза Джейме распахнулись обеспокоенно, и он метнулся, подхватывая ее, падающую назад.

– Бриенна! – как сквозь одеяло донесся его голос.

– Я в порядке, – пробормотала она, выпрямляясь и находя положение ног, при котором ее не так шатало, – все хорошо.

– Нет, – он все еще придерживал ее за пояс, – будь я проклят, но ты совсем плоха. Как ты вообще сюда дошла при таком раскладе, мне непонятно.

– Я в полном…

– Ш-ш, женщина. Подыши воздухом. Отдохнешь и отъешься – и снова будешь в форме для этих игр.

Он не оглянулся, возвращаясь в убежище. Бриенна смотрела на бесполезный меч у своих ног, размышляя, сколько времени ей придется возвращаться в форму прежде, чем она сможет себе позволить снова взять его в руки для поединка.

– Веселее, миледи! – донесся удаляющийся голос с камней, – чего здесь в избытке, так это мяса и рыбы. Если через неделю тебя не затошнит от кролика и карпа… или не появится, наконец, Бронн…

– Меня и так тошнит, – пробормотала она себе под нос, нога за ногу волочась вслед за ним.

В конце концов, больше ей ничего не оставалось.

Весна продолжала наступать. Не слишком быстро – она отвоевывала по пяди северной земли за день, но она была неотвратима. Заморозков больше не было, птицы пели все громче, где-то далеко в лесу слышались звуки оленьих схваток.

Бриенна спала, ела, день за днем собирала валежник и препиралась с Джейме. Джейме расставлял силки и ловушки, не уставал дразнить Бриенну и травить бесчисленные армейские байки.

Иногда ей думалось, что от такого посмертия она не отказалась бы. Вечность провести рядом с ним, просто живя одним днем, от рассвета и до заката, проводя день в труде, а вечера – в отдыхе. Играя в ножички, в кулаки, в какие-то детские шарады, пересказывая все смешные и грустные истории и споря по поводу каждой детали в них.

– Лорд Тирион думает, что ты мог бы победить драконью королеву, – задумчиво говорит Бриенна, пытаясь представить теоретическую возможность такого развития событий.

– Разве я могу? – спокойно ответил Джейме, поднимая на нее глаза, – однорукий беглец, у которого нет ничего, кроме имени – и ценность его в нынешние времена более чем сомнительна.

– Еще я есть.

«Не смотреть на него, не смотреть, это просто слова, просто фраза, просто оборот речи, оно само вырвалось».

– О, прости, запамятовал. Как я сказал, калека, и невероятно упрямая, бестолковая, отважная женщина, которая выпадает из своих доспехов и все равно не сможет даже поднять свой меч.