Текст книги "Лёгкое дыхание (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

– Или мне полагается звать вас «леди Нимерия»? – он протянул руку и потрепал ее по загривку, – позвольте выразить признательность, прекрасная госпожа, и пообещать всегда одарять вас почестями и… что вы предпочитаете вкушать на завтрак?

Нимерия уселась напротив, облизываясь. Бронн поднял глаза на Арью – леди Старк застыла, как изваяние.

– Что-то случилось, миледи?

– Вы ее трогаете, – едва слышно вымолвила она, – вы трогаете Нимерию, и она ничего не делает. И вы ее не боитесь.

– Ну да. Она ночью спала у меня в ногах, – Бронн вновь посмотрел на лютоволчицу, – по-моему, ей нравится…

Нимерия задрала голову и зажмурилась, подставляя прикосновениям шею, словно в доказательство.

Бронна Черноводного всегда любили животные, дети и юные девицы.

Джейме действительно обнаружился в лагере лорда Тарта, что располагался у самых ворот Винтерфелла. Пожалуй, пьян он был больше, чем все его рыцари вместе взятые.

– Могу я тебя на минуту отозвать, милорд? – Бронн, опираясь на Арью, недоброжелательно зыркающую на Ланнистера, подобрался к нему, – ты что, блядь, делаешь? Ты должен быть с леди-командующей.

– Я не могу, – выдохнул Ланнистер, почти падая на него, – не могу. После всего.

– Струсил? А ну-ка, милорд. Если леди Старк будет угодно помочь?

Арья кивнула, сузив глаза.

– Вода в бочках у сторожки в воротах есть, – напомнила она.

Вода, по счастью, доходила до нужного уровня, чтобы Бронн окунул туда своего лорда, оглядываясь по сторонам. Арья страховала его. Во второй раз Джейме за волосы схватила уже она.

– Ты что, блядь, возомнил о себе? – приговаривал Бронн, следя, как раз за разом вынимает мокрого и чуть более трезвого Ланнистера из бочки леди Старк, – кто ты есть, нежная ёбанная принцесса? – Джейме пробурчал что-то о том, куда он его посылает, Бронн не обратил внимания, – ты оставил свою леди одну, после того, как поимел ее на глазах у двух войск, кучи знати и одни сраные боги знают, скольких одичалых!

– Он все-таки твой лорд, – заметила Арья, не отпуская волосы Джейме, тем не менее. Бронн замотал головой. Раны уже так пекло, что весь следующий день, если не больше, ему следовало провести в постели.

– А я от него уйду к леди Бриенне. Да что там, вот сейчас прямо и пойду. Если там еще Тормунд место не занял…

Одно из воспоминаний, которое Бронн Черноводный намеревался сохранить до своего смертного часа – это лицо Джейме Ланнистера, когда его, лишь слегка протрезвевшего, сдавали на руки сонной, недовольной и совершенно не похожей на трепетную новобрачную Бриенне Тартской. И последующие его рычащие претензии, в которых легко можно было расслышать нотки львиной ревности, а заодно – ответное низкое гудение Бриенны.

Можно было не сомневаться, им было о чем поскандалить в брачную ночь.

Другое, более личное воспоминание, Бронн хотел как-то выбросить из головы, но оно вставало перед глазами, слегка смазанное похмельем и болью, навалившейся сразу, как он лег.

Полуобнаженная Арья Старк, ночью пробравшаяся к изножью его койки, чтобы погладить свернувшуюся там Нимерию. Он мог рассмотреть ее детально. Короткую льняную рубашку, прозрачную в лунном свете, крепкие ягодицы, показавшиеся из-под нее, когда Арья села к нему спиной, трепля шкуру лютоволчицы.

Бронну Черноводному всегда везло на любовь животных, детей и юных девиц.

Свое везение с Арьей Старк испытывать он не решился. И трусость была ни при чем.

*

Последние резервисты отходили на позиции за Риверраном. Это был не слишком сложный маневр: им следовало пройти десять миль к западу и ждать дальнейших указаний лорда-командующего, не более. Но Бриенна уже успела дважды взвыть от всех тех бед, что навалились на нее вместе со званием леди-командующей резервом. Этот день исключением не стал.

«Джейме меня ненавидит, – мрачно рассуждала она, выслушивая истерические разборки лордов Уайлда и Фелла, чьи солдаты не могли поделить площадки для лагеря, – как я должна справиться с ними, если они меня не слушаются?».

Ей приходилось справляться со всем. С едой, водой, выгребными ямами, с размещением заболевших, раненных, уставших. Она должна была постоянно находиться в движении, от чего к вечеру спину ломило, а ноги тряслись.

Ее донимали с просьбами и вопросами, ее игнорировали непосредственные подчиненные, ее бесили непроходимо тупые командиры. Единственным способом угомонить некоторых из буйных рыцарей было прямое применение силы, и это даже могло развлечь ее, не иди речь о настоящих боях, предстоящих им всем.

За последнюю неделю она дважды являлась к лорду-командующему Ланнистеру для отчета, и второй раз почти пала в ноги, прося помочь хотя бы советом.

Джейме, милый, смешливый, любимый Джейме скривил усмешку на лице, закатил глаза:

– Дорогая моя леди-командующая, ну, назначьте кого-нибудь себе помощниками. Старший по сортирам. По кухням. Они пусть и разбираются.

– Я не умею быть главной, – взмолилась она. Лорд-командующий Ланнистер поджал губы.

– Учитесь, миледи. Что-нибудь еще?

Только теперь Бриенна Тарт поняла, как бесценен был Бронн Черноводный, оставленный в Винтерфелле на поруки леди Арьи. Как бы Джейме ни распускал хвост, на самом деле большую часть обеспечения тыла порядком и предотвращения хаоса брал на себя Бронн.

В свое время Бриенна посчитала его примитивным, приземленным мужланом, озабоченным дуралеем, готовым дни напролет греться у огня и травить анекдоты. Зима изменила ее мнение.

Зима почти все изменила.

Сир Черноводный заботился обо всех и каждом. Когда Бриенна мерзла в пустой палатке, размышляя о собственной близкой смерти, Бронн не давал ей и минуты покоя, поднимая на ноги и отправляя за дровами, за едой, за какой-нибудь ерундой на другой конец лагеря. Когда Подрик впадал в отчаяние, Бронн веселил его и таскал за собой по кострам Вольного Народа. Заботу о меланхолии Джейме он оставил самой Тартской Деве, справедливо посчитав, что это пойдет на пользу обоим.

– Я уже не могу слушать его нытья, – сообщил он безапелляционно, – я тут вам в долбанные нянечки не нанимался.

Джейме оправлялся от ранения в бедро, и, как могла видеть сама Бриенна, тосковал по хоть какой-нибудь осмысленной деятельности. Но вокруг был только снег, опасное затишье долгой Ночи и Вольный Народ, чья жизненная философия вся заключалась в терпеливом ожидании чего-нибудь и безделье в любую свободную минуту.

– Тупое, бессмысленное самоедство, – прокомментировал Джейме сам свои же мысли, когда он и Бриенна остались у костра, – ничего, что стоило бы обсуждения. А проклятый сир Черноводный докапывается с вопросами.

Бриенна в очередной раз молча порадовалась тому, что мужская дружба оставалась за пределами ее понимания.

– Серсея в темнице, – вдруг высказался Джейме, и морозная ночь стала еще холоднее для Тартской Девы.

Бриенна знала, что ничто не выдает ее чувств к Джейме Ланнистеру столь же быстро, как одно упоминание его сестры-близнеца. Он не произносил имени Серсеи с тех самых пор, как оказался на Севере, и она могла притвориться сама перед собой, что златовласой Львицы и не существовало никогда.

Но она существовала.

– Ты думаешь, я хотел бы вернуться и освободить ее. Думаешь ведь. А я не хочу. Я хочу, чтобы она сгнила там заживо. Я слишком давно потерял ее, и сам не заметил.

Бриенна видела уверенность на его лице, когда он произносил эти слова, опустив подбородок на скрещенные руки.

– Я знаю, что ненавижу ее последние лет пять, – продолжил Джейме, с трудом выдавливая из себя каждое слово, – я ненавижу все в себе, что связано с ней. И этого слишком много. Так что я теперь не знаю, кто я. Возможно, просто еще один мертвый южанин за Стеной.

Бриенна смотрела на него, стараясь найти силы, чтобы не плакать. Это было ужасно. Ужасно то, что он говорил, ужасно то, что она чувствовала от его слов и выражения его красивого лица, ужасно то, что он кусал губы, яростно чесал бороду, терзаемый болью, против которой она не знала лекарства.

Потому что сама была ею охвачена слишком давно.

– Ты больше, чем то, что о тебе думал или говорил кто-либо, сир Джейме.

– А, женщина, – он горько усмехнулся, ковыряя ножом снег, – какой твой любимый цвет?

– Что?

– Цвет. Тебе нравится какой-то цвет больше, чем другие? – он тряхнул волосами, – тебе нравится какой-нибудь звук? Тебе нравится какая-нибудь еда? Какая у тебя любимая песня? Погода? Ты любишь дождь? Ты любишь радугу?

«Я люблю тебя, – ей казалось, она думает достаточно громко, чтобы он услышал, – это всё, что я знаю».

– Представь, что ты родилась внезапно, и за тобой – тысячи людей, сталь и кровь, мечи и копья, имя «Цареубийца», львы на знаменах. Это все я. Но я представления не имею, что я такое еще, кроме этого. Что я теперь.

– А что нравится тебе? – Бриенна чувствовала себя беспомощной и глупой.

Я никогда не была дамой, умеющей вести подобные беседы. Я безоружна. У меня нет нужных слов. У меня есть только меч. Но, к ее удивлению, и того, что она ответила его же вопросом, было достаточно.

– Мечи, запах кожи, теплый дождь, – он задумчиво посмотрел вдаль, молодеющий на ее глазах, – звон металла в кузнице. Ромашки. Оленина, которую тушит Бронн. Когда ты поёшь. Когда ты улыбаешься. Когда…

Он осекся, и Бриенне показалось, наверное, но он словно покраснел, засмущался, борясь с собой, отводя глаза в сторону.

– Ты. Ты мне нравишься. Это я знаю точно. Я не могу вынести мысль, что…

Трепет от его слов, который оказался бы сладок в любое другое время, теперь имел горький привкус.

– Я боюсь потерять тебя, Бриенна. Я действительно боюсь.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Это то, что ты должен услышать. Это то, что ты должен чувствовать. Это всё, что у меня осталось. Я люблю тебя больше, чем жизнь, честь, клятвы, меч, Тарт и все, что между небом и землей.

– Мы когда-нибудь будем счастливы? – спросил Джейме, глядя на нее, слезы стояли в его светлых зеленых глазах, – скажи мне, Бриенна? Хоть однажды? Пока живы?

И тогда она разревелась. Как девчонка. Уронив меч. Закрыв лицо ладонями и не переживая, что выглядит еще хуже, чем всегда.

Она плакала по себе, по отцу, по Лету, по Зиме. Но больше всего – по несбывшейся мечте, по Джейме. Ей следовало быть счастливой, что он говорит с ней, сидит рядом, что он жив, и искать шанса умереть за него.

Снег таял, ноздревато проседая под каплями с еловой хвои, где-то вдалеке шумел костер и одичалые. Джейме обнимал ее за плечи, прижимая к груди, и это было так тепло, так хорошо…

Пока они не оказались близко, слишком близко, настолько, что она чувствовала вкус его дыхания, видела странный блеск его глаз, пока его губы не были так близко, разомкнутые, блестящие, как ее собственные, и все, о чем она могла думать —

Поцелуй меня, поцелуй меня, прошу, пожалуйста, один раз, поцелуй меня —

И конечно, никто иной как Бронн Черноводный собственной персоной явился, пыхтя, из кустов, гнусно ухмыляясь:

– Ага! Это они, неразлучники, и мы нарушили еще один интимный момент.

Улыбка на губах Джейме – само совершенство. Улыбка, которой отвечает Бриенна, не отворачиваясь, не отстраняясь, играя роль той, что имеет право сидеть с ним рядом, быть с ним вот так, близко – редкость. Они смотрят друг на друга, улыбаясь.

– …возможно, вы могли бы делать это ночью, когда все спят…

– Позволь напомнить тебе, что сейчас все время Ночь, – наконец, Джейме отвернулся – но его рука все еще лежала на ее плечах, и Бриенна боялась лишний раз вздохнуть, если от этого он убрал бы ее.

– Слова истинной любви! Но скажите-ка мне, юные влюбленные, неужели огонь вашей страсти столь жарок, что никто, блядь, не заметил тухнущего костра?..

…Вот бы был здесь Бронн, тоскливо напомнила себе Бриенна, завидуя себе в прошлом – Зимней Сестре, даже не думавшей о таких приземленных вещах, как копка сливных ям или раздача пайка до того, как он испортится.

Но все ее недовольство испарилось, когда к ней подлетел запыхавшийся парнишка, сунул измятое послание ей в руки:

– Лорд-командующий… прислал… Безупречные… дотракийцы в двадцати… милях.

Она медленно вздохнула, разворачивая записку. Кривой почерк Джейме.

«Ждать приказа. Не покидать позиций. Первыми выслать лучников».

*

Джорах Мормонт или кхал Вриго, Белая Нога, предводитель Безупречных – или сама Дейенерис, или кто-то из Мартеллов – Джейме не мог даже приблизительно предположить, кто именно выступит против них сегодня.

Он потер лицо, встряхнулся. Каждый день приносил одни сплошные разочарования. Они наступали и отступали, отбивались и нападали, но так и не продвинулись за границы Речных Земель дальше, чем на пару миль. Здесь, в землях, разоренных дотла, голод уже подступал к самым именитым землевладельцам и знати.

«Еще одна неделя такого пайка, – подумал Джейме горько, – одна неделя, и мы снова будем отлавливать десятки дезертиров каждую ночь».

Что хоть немного, но утешало, так это то, что Бриенна понемногу начала вникать в тонкости управления армией, даже если речь шла о резерве. Джейме ненавидел себя за эту мысль, но в какой-то степени его решение выдвинуть ее как леди-командующую резервом было обусловлено тем, что тыловые лагеря представляли собой скорее вестеросский вариант кхалассара, а он не выносил забот об обустройстве лагерного быта.

Так что предпочел перекинуть их на женщину.

Первые две недели она жаловалась в отчаянии на безалаберных командиров, на неподчинение, на собственное бессилие, но за последние дни не появилась у него ни разу.

– Ну как там леди-командующая, справляется? – поинтересовался он у возвращавшегося от лагеря резерва Идрика. Тот расплылся в веселой улыбке.

– Милорд, ты должен это видеть, конечно. Строит их беспощадно. Всех заняла делом. Теперь и у костерка просто так не присесть: леди пинает с разбегу, доложу я тебе. Тормунд уже просится в авангард, а это кое о чем говорит.

Джейме спрятал улыбку, опустив голову в коротком кивке.

Последний раз он видел Бриенну пять дней назад. Это была вечность. Пять дней мучительной агонии. Его словно разрывало на части. Один лорд Ланнистер был занят делом, раздавал привычные команды, контролировал войско, объезжал позиции. Другой метался раненным зверем по койке в шатре, обнимая себя руками и умирая от желания прикоснуться к своей женщине и ощутить ее ответное прикосновение.

Пять дней назад он целовал ее плечи, пока она в третий раз с рассвета пыталась, наконец, покинуть их уютное лежбище, выговаривая ему за его шуточки и приставания накануне.

Она пересчитывала телеги в обозе – он хлопал ее по заднице; она посещала отца и его людей – он шел за ней, отпуская комментарии, она грела воду, надеясь хотя бы немного ополоснуться после тяжелого дня – он отбирал у нее мочалку, шепча, как желает ее любой. Даже потной и грязной, и может быть, именно такой, больше всего.

А потом они сражались, и он победил.

Джейме был потрясен не меньше, чем сама Бриенна. Это была не та схватка, которая должна была проверять умения одного из них. Это не был способ решить, кто прав в споре. На самом деле, это был один из вариантов их предварительной игры, от которого кровь закипала у обоих. Одно из их общих удовольствий с первого дня. Звон валирийской стали, отработанные легкие движения, танцевальная грация выпадов и обманных ударов.

И вдруг Джейме обнаружил, что выбил меч из ее руки, а свой приставил к ее горлу.

Вряд ли хоть один другой рыцарь был так же счастлив проиграть, как его женщина в эту секунду. Ее глаза сияли чистым огнем восторга.

– Сдаешься? – он улыбнулся, невольно смущаясь. Она медленно кивнула, вставая с земли.

– Невероятно, – прошептала Бриенна, поднимая Верный Клятве.

В эту ночь – их последнюю ночь – Джейме чувствовал себя неутомимым, как девятнадцатилетний юноша. А его женщина внезапно взялась ревновать. Он нашел это очаровательным.

– Что за девушки приходили сегодня? – спросила она, нависая над ним, все еще расслабленным и сонным.

– М-м. Какие?

– Девушки. Сегодня. К тебе.

– Женщина! Ты меня удивляешь, – он не мог не воспользоваться случаем, – разве может быть еще причина? Моя леди-жена весь день занята с другими мужчинами. Кто-то должен составить мне компанию.

– Я не леди-жена, – мрачно ответствовала Бриенна, отстраняясь.

– Нет. Слава Семерым, что нет. На самом деле, девушки приходили из-за тебя. Я не против, чтобы ты донашивала мою одежду, но я не настолько скупердяй, чтобы не заботиться о тебе подобающим образом. Это были белошвейки, женщина…

Бриенна, конечно, запротестовала, говоря о военном положении и абсолютно бессмысленной трате средств, Джейме, разумеется, принялся ее переубеждать. И он не мог позволить себе упустить еще один шанс любить ее в эту ночь. Медленно. Запоминая. Давая запомнить.

Утром он прощался уже с леди-командующей Тарт, напоминая ей все, о чем они договорились.

– Выбери место повыше для себя, но овраг – лучшая маскировка. Дня три ты там просидишь. Ничего, переживут. Пусть не высовываются из-за леса. То еще прикрытие, но лучше, чем ничего. По крайней мере, их никто не сможет сосчитать.

– У нас есть раненные, которые не отступили в Риверран, – напомнила Бриенна.

– Пусть отойдут как можно дальше в чащу.

– Они зашлют лазутчиков.

– Отсреливайтесь, – легко бросил Джейме, махнув рукой, – не люблю лучников, но это тот самый случай. Одичалых сосчитали?

– Две тысячи.

– Хорошо. Бриенна, – вдруг его голос приобрел тяжелую глубину, он сглотнул, глуша яростное желание надавить на нее, – Тормунд хороший воин, но я не хочу, чтобы он ошивался рядом с тобой по ночам. Да и днем тоже.

Она захлопала глазами, открыла рот, Джейме сделал шаг навстречу.

– Ты слышала. Никаких дозоров, «просто посидеть у костра», баек о медведях, великанах. Никаких «угощайся, это орешки». Да! Особенно орехи!

Лукавая улыбка, изогнувшая ее губы, ранила в самое сердце. Эти самые губы… теплые морские волны в глазах заиграли бликами на солнце. «Ты тоже ревнуешь?» – спросила она глазами, улыбкой, румянцем на щеках. «Да», вынужден был он признать.

Говоря себе, что не буду думать о любви на поле битвы, я делал одну и ту же ошибку; любовь от сражения отделить нельзя. Не в нашем случае.

– Пообещай мне еще кое-что, миледи.

– Говори, – произнесла Бриенна, кивая.

– Не струсь, – Джейме рассмеялся, глядя на то, как она возмущенно открывает рот и сводит брови, – нет, я не к тому веду! Для тебя это нехарактерно. Помни, что за тобой не один Подрик. Я отдал тебе своих людей. У тебя мало опыта, – он кивнул, прикрывая глаза, – многими сложно управлять даже мне. Иногда приходится уступить им. Но тебе нельзя. Потому что ты…

– Женщина, – она усмехнулась, тоже опустила взгляд вниз. Джейме ухмылялся до ушей.

Моя.

– Так что выбирай тщательно, что именно будешь делать и говорить. Если я призову резерв, отправляй именно столько, скольких я приказываю отправлять. Если надо будет отвлечь, после обстрела крайних флангов отводи их ближе к лесу и одичалым. Делай два отступления на одну атаку, так мы выиграем время. Бриенна, – он понизил голос, погасил улыбку, заглянул в ее глаза, – не суйся сама. До последнего. Ясно?

– Поняла, – она кивнула, вникая в каждое его слово. Джейме не мог оторвать от нее глаз.

Да, она была выше его ростом, вид имела самый серьезный и внушительный, но она была его женщина, его жена, и вот это последнее обстоятельство удивляло его до сих пор, и он сомневался, что перестанет поражаться этому обстоятельству.

– Пора. Давай не умрем, Бриенна.

– Да.

Поцелуй был коротким, скорее дружеским, как и взгляды, которыми он обменялся с ней. Не допуская прежней тоски, как в те времена, когда они могли себе это позволить.

«Я стал сильнее рядом с ней, – заметил Джейме, – стал лучше. Честнее. Будем надеяться, она рядом со мной станет рассудительнее». Он проводил глазами ее к лошадям, ловя и бережно сохраняя в памяти внезапное женственное движение, с которым она оглянулась, короткий, почти игривый взгляд, которым она его одарила.

Бриенна в бордовом платье. Бриенна у костра, засыпающая на его плече во время рассказов одичалого старца. Бриенна накануне битвы с Иными. В прозрачной рубашке в пещере. Вышагивающая рядом с его носилками за Стеной. Поющая над ним, раненным. Стонущая под ним. Оседлавшая его, покрасневшая, будящая его с утра робкими поглаживаниями…

– Милорд! Они наступают!

Что ж, по крайней мере, ему было что вспомнить.

*

– Мы спустимся к ним, Пташка? – голос Сандора звучал неуверенно. Санса поправила поводья. Она не любила возиться с уздой, а Сандор всегда оставлял повод слишком длинным.

– Нет. Леди-командующая вряд ли нуждается в нас. К тому же, там могут быть люди Джона. А я не хочу, чтобы он знал, что я здесь.

– Ты когда-нибудь расскажешь мне, что именно задумала?

Она оглянулась на него. Пёс смотрел сурово, но она знала, где найти доброту и слабость в глубине его темных глаз. Возможно, только она во всем мире это и знала.

– Нет.

…Увидев его в воротах Винтерфелла, когда Джон покидал ее, отправляясь на Север к Стене, она за одно мгновение поняла все. Всё: чего он хотел в ночь битвы на Черноводной, что он не сделал с ней в ту ночь, хотя хотел, и всё, чего теперь хотела она.

Три последующих дня они смотрели друг на друга с расстояния в тридцать шагов.

Крепкий, сильный мужчина. Знающий цену словам. Умеющий убивать. Желающий ее. Санса молчала. Он молчал тоже. Они просто смотрели друг на друга, слишком уставшие от всего пережитого, чтобы играть в ухаживания. Ей эти игры не принесли ничего хорошего в жизни, а Клиган всегда их ненавидел.

Через три дня она решилась.

Была ночь. Были блестящие снежинки, мягко опускающиеся на землю, не тающие на его лохматой голове, был его растерянный и полный надежды взгляд, были его большие руки, которые она прижала по очереди к губам. Он пах углем, костром и конюшней.

– Я хочу быть с тобой. Ты будешь?

– Пташка, – прошептал он, моргая, и она в очередной раз заметила, какие у него длинные ресницы. Так же не вяжущиеся с общим обликом сурового воина, как и то, что он убрал руки за спину, опустил голову, уставился в землю.

– Ты согласен? – спросила Санса снова, мягко.

– Я и так… – Клиган издал смешок, – я не ожидал тебя увидеть, миледи.

– Это не то, что меня интересует. Ты хочешь меня так же, как я тебя?

Почти испуганный взгляд его глаз превратился в жаждущий, откровенный, когда он сгреб ее в объятия, поднял и понес без лишних слов со двора.

Возьмет ли он меня у стены, как нам обоим хочется? Возьмет ли он меня на ворохе сена? Отправимся ли мы в мои покои? Будут ли гореть свечи?

Но не было свечей. За перегородкой храпели немногочисленные оставшиеся лошади. Где-то в двадцати шагах храпели вповалку конюшие-мальчики. Квохтали куры на насесте. Тишина казалась почти умиротворенной. Зима опускалась на Винтерфелл мягко. Зима целовала землю Севера, как опытный любовник сдавшуюся ему возлюбленную.

Санса отдавалась Сандору Клигану, задрав юбки и прогнувшись в спине, схватившись за поручни на лестнице, ведущей к складам амуниции и упряжи.

Второй раз последовал через десять минут. На этот раз она видела его лицо. Прекрасное лицо.

На третий раз она остановила его, рычащего и ругавшегося – «…блядь, как же охуенно, как же, ох, ты прелесть, Пташка, ты прелесть…» – притянула к себе и поцеловала.

Рассвет встретил их в богороще у чардрева. До последней минуты Клиган смотрел на нее в неверии, и она произносила клятвы первая, давая ему шанс поверить.

– С этого дня и до конца моих дней, – повторил он покорно, обхватил ее лицо своими ручищами, склонился, чтобы неловко поцеловать, и встретил ее уверенный взор, – как мне поверить, что это все правда?

– Чем еще это может быть? Я Старк. Я знаю, чего хочу.

Во всем огромном мире не было никого, кто знал бы настоящую Сансу Старк, кроме Сандора Клигана. У них не было друзей и союзников, кроме друг друга, и они никогда не обсуждали это положение, просто знали оба, что так оно и есть. Пёс вообще был неразговорчив, когда дело касалось чувств, отношений, тонкостей придворных игр или политических альянсов.

И не задавал лишних вопросов.

– От Беса давно не было писем, – вдруг заметил Сандор. Санса поджала губы, сглотнула.

– Но и мы давно в пути. Мы прибудем в Королевскую Гавань через четыре дня.

– Три, – поправил Клиган, – мы не будем останавливаться сегодня. Можно, я тебя поцелую?

– Нам обязательно придется остановиться в таком случае, – она улыбнулась. Спонтанность Сандора была самым большим его достоинством.

В рыцарских романах о подобных поцелуях не писали ничего. О том, что можно любить вкус его слюны, пряный запах вина, бесстыдные движения языка на губах, во рту, на лице. Не рассказывали о голодном взоре мужчины, пахнущем зверем и лесом, не говорили о желании, рождавшемся в глубине тела, от которого хотелось кричать, как шлюха, отдаваться снова и снова. Не было ни одной саги, баллады, песни, где хоть что-то сообщалось о благородных леди, любящих брать член любовника в рот и не желающих никак иначе начинать любовную игру.

Не говорили ничего о том, как мужчина при этом запрокидывает голову, как рычит и содрогается, как почти плачет, выгибаясь и извиваясь. И говорит, говорит, шепчет пересохшими губами, даже если молчит все остальное время:

– …люблю тебя, люблю, ты одна, ты моя единственная, сука, давай глубже, ты моя любовь, мое сердце, моя душа, оближи его, вот так, люблю тебя…

Почти безупречно, если бы не внезапный удивленный звук, от которого она приоткрыла глаза, выпустила его член изо рта, и обнаружила Клигана глядящим вверх сквозь ветви деревьев.

– Ни хера себе, это дракон. Точно.

Санса смотрела на низкие тучи, и на черную фигуру дракона на их фоне. Клиган поднял ее с земли, прижал к себе, как будто желая защитить.

– Он нас не видит, – прошептала она, чувствуя дрожь в его руках, – надо спешить.

– Где второй? – пробормотал Пёс, тревожно оглядываясь, – давай, что ли, действительно, прибавим ходу.

– Сандор.

– Блядски не хочется сгореть.

– Сандор, стой, – Санса потянулась к нему, схватила его за шею, заставила посмотреть на себя, – тише. Спокойно. Выдыхай. Дыши спокойно. Тише. Дыши. Нет огня. Слышишь? Нет огня.

«Как ты выжил Зимой, бедный мой, несчастный Пёс, – плакало где-то глубоко внутри ее сердце, – как ты сражался, как ты не отступил, когда тебе пришлось быть с огнем на одной стороне?».

– За тебя я бы сгорел, – сказал он отчаянно, и под его густыми длинными ресницами она видела влагу, – даже не сомневайся. Но чтобы ты горела – не хочу.

– Никто. Из нас. Не сгорит. Все получится, – Санса медленно кивнула, глядя ему в глаза, – дыши. Мы не повернем назад.

Дракон виднелся уже над границей Речных Земель, похожий на чернильную кляксу на сером пергаменте.

========== Слабости львов ==========

Каким бы хорошим командиром ни был Джейме Ланнистер, он всегда полагался на своих подчиненных, когда дело доходило до принятия решений.

Лорд-командующий не может быть одиночкой. Ланнистеры всегда все решали сообща. Однако на этот раз даже совещания не помогли.

Их разметали в стороны какие-то кочевники из-за моря. Джейме трясся от злобы, но что он мог сделать? Самая дисциплинированная армия, сытая и воюющая на своей земле, вряд ли могла одолеть войско, в несколько раз превышающее ее по численности на открытом пространстве.

А у него армия была далеко не самая дисциплинированная, не говоря о сытости и амуниции. Дотракийцев же, казалось, кто-то словно переносит волшебным образом сразу из-за Моря, потому что поток их все не заканчивался и не заканчивался. Джейме не надеялся на перелом ситуации.

– Откуда они все?! – крикнул он Марбранду, но Аддам не ответил. Зато отозвался Пейн:

– Хоуп, отводи наших! Милорд, мы отступаем. Где прикрытие?

Джейме хотел сказать, что «отступать» не намерен, но самоубийственное упрямство никогда не ассоциировалось у него с отвагой. Следовало признать: Львы сдали. Впрочем, Волков это тоже касалось, как и людей Штормовых Земель. Дольше держался Вольный Народ, но и им приходилось туго.

Тайвин Ланнистер, окажись он здесь, рвал бы волосы на голове, проклиная день – или ночь, когда зачал старшего сына. Отец не выносил подобных провалов. Джейме поморщился, только представив себе лицо Тайвина.

Мормонт не щадил своих людей. С холма, где располагался лагерь авангарда, хорошо было видно, как Джорах бросает один за другим отряды на резервистов, и понемногу они начинают прогибаться и отступать. Джейме мечтал о том, как он доберется до Драконьего Мясника. Возможно, это останется мечтой. Возможно, он сам останется мертвым на этом поле. Было бы весьма обидно, учитывая, с каким трудом они прошли Речные Земли. До столицы оставались сутки езды, не более.

Джейме призывал резерв уже в пятый раз, но Мормонт планомерно отсекал подкрепление от него, и, судя по всему, не собирался прекращать.

Лорд Ланнистер не мог представить себе ничего хуже битв за Стеной, и общее впечатление от происходящего примерно совпадало с зимним опытом. Дотракийцы нападали так, словно не собирались оставаться в живых.

Джейме поднимался с земли, едва в состоянии отдышаться, когда король Джон, наконец, соизволил появиться рядом с ним.

– Где твое ебанное величество носило? – рявкнул Ланнистер на него, – нас некому прикрыть, Мормонт стоит насмерть!

– Отдохнули, пообедали, поиграли в кайвассу, – невозмутимо ответил Джон, и Джейме обратил внимание, что одна рука у короля Севера на перевязи. Легко не приходилось никому.

Джон сделал несколько коротких распоряжений, задержался.

– Лорд Ланнистер, вы ранены?

– Нет, но меня здорово взгрели, – он вытер культей кровь с разбитой губы, сплюнул, – как и нас всех. Кто-нибудь знает, что за нашествие с юга? Откуда столько дотракийцев?

– Там весь кхалассар, – заметил сир Аддам, – женщины, дети, лошади…

– Дейенерис думает, живым щитом она прикроется надежнее?

– А вы пойдете в атаку, если вас там встретят младенцы и старики? – спросил Джон.

Джейме окинул его взглядом. Король Сноу мог быть сколь угодно благородным, победителем Зимы, спасителем Вестероса, но было кое-что во всех проклятых Старках, что вызывало оторопь.

– Да, я пойду в атаку и перебью их всех. Возражения?

Джон смолчал. Лорду Ланнистеру хотелось слышать возражения. Была бы Бриенна, она бы обязательно препиралась, а он приводил бы ей аргументы в пользу своего мнения. Но ее не было.

– Мандерли. Сноу-Рид. Прикройте Марбранда, – бросил Джон, внимательно оглядывая Джейме, – у нас неудачная позиция, чтобы отражать одновременно Безупречных и дотракийцев. Попробуем разорвать строй всадников.

Джейме не был уверен, что это возможно. Явная нехватка лошадей сказывалась на подвижности войска.

Он проклинал себя, переоценившего собственные возможности. Джона, рискнувшего выдвинуть вперед молодых и неопытных новобранцев. Несговорчивых лордов Штормовых Земель. Снова – себя, за то, что рискнул отдать Бриенне прикрытие, потому что, насколько он мог видеть, именно на нее должен был прийтись основной удар. Никаких известий от лагеря резерва не поступало.