Текст книги "Лёгкое дыхание (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Это почти наверняка могло оказаться быть ловушкой.

– Где зернохранилища, миледи? – пришла Бронну глупая мысль в голову. Может быть, сучка Таргариен желала оставить их голодать до новых урожаев. Арья огляделась.

– Сеновалы у ворот. А овины…

Все было цело. Бронну все это нравилось еще меньше, чем прежде.

Но еще больше его удивила – и ужаснула – картина, ждущая их в башне, где содержались вороны. Он даже сделал шаг назад. Арья схватилась за его локоть.

– Блядство какое-то, – Бронн скривился.

– Нет, – замотала головой Арья, делая шаг к распахнутым клеткам, – нет, это… это послание от моего брата. От Брана. Здравствуй, Бран. Это ты прогнал дракона?

«Долбанные Старки!», взвыл про себя Бронн Черноводный.

У черного ворона, что торжественно восседал посреди стола – единственный ворон среди распахнутых настежь клеток – было три глаза.

*

Зимние Сестры представляли собой сообщество, отличающее их от Братьев.

Бриенна Тарт была довольно типичной представительницей этого сообщества. Иногда ей казалось, что она родилась за Стеной, никогда не знала Юга. Когда Бриенна впервые увидела лагерь Вольного Народа и Зимнего Братства, она выдохнула – и дышать в морозном воздухе стало легко и сладко.

Она была дома.

Она никогда прежде не была настолько собой. Тартская Дева шла мимо Зимних Сестер, большинство из которых ничем не отличались от нее самой, не боясь взглядов других женщин.

Да, они были разные; одеты по-разному, с разным оружием, разного роста, возраста, но все были похожи. В тот первый вечер Зимние Сестры собрались вместе, и Бриенна была одной из них. У их костра было шумно, но не слышно было ни пьяных криков, не было ни одной драки, сама атмосфера отличалась от той, к которой привыкла воительница.

Конечно, она не собиралась с ними дружить, делиться историями, но простая возможность помыться, не оглядываясь поминутно, ожидая похищения или нападения, была бесценна. Ради этого удовольствия, пусть и нечастого, Бриенна рисковала пройти через лагерь Вольного Народа. В этот раз женщину сопровождал Подрик Пейн и двое солдат Ланнистеров, без которых Джейме отказался ее отпускать к одичалым, хотя прошли месяцы с первого знакомства с обычаями воровать женщин.

– …вообще не представляю, как ты справляешься, Дагна…, а мне как?

– Подкинь дровишек!

– Марж, спину потрешь? Ой, нет, ну потише, там же синяки.

Бриенна разделась, подошла к двумя котлам, под которыми горело пламя, поежилась. Дагна поприветствовала ее: несколько раз им довелось сражаться вместе.

– Как дела? Как твой жених, не сдается? – Дагна величала «женихом» Тормунда. Бриенна фыркнула.

– Иные скорее сдадутся.

– Кого слышно, тот не опасен, – философски заметила Дагна, опрокидывая на себя ковш воды, – ты послушай, что с Таби было, нежданно, негаданно.

Дагна была своего рода Бронном женского пола среди Зимних Сестер. Бриенна не узнала, сколько ей лет, но подозревала, что она старше Джейме (что казалось ей достаточно солидным возрастом). Дагна сражалась большую часть своей жизни; у нее было пятеро детей, отсечена левая грудь, не хватало пальцев на ногах и на руках, и она считалась одной из признанных красавиц Вольного Народа.

Таби же, ровесница Бриенны, если не младше, вытирала лицо, только что прекратив плакать. Бриенна кивнула ей.

– Да вот. Так и знала, что этим закончится, – она встала с корточек и обеими руками указала на начинающий выпирать живот.

– Это ведь кто-то из южан, – добавила Дагна, – расскажи, как все было.

Таби рассказала, изредка всхлипывая. По ее словам, она преспокойно шла вдоль линии Дозора, когда какой-то южанин, страшный, как сам Король Ночи, заволок ее в укрытие дозорных и взял, не раздевая и даже не знакомясь.

– Ты запомнила, где это и когда было? Мы можем найти его, – Бриенне слова дались с трудом. Таби прищурилась.

– А и правда. Ну я ему задам.

– Лорд Сноу велит его повесить, – добавила еще одна одичалая, но Таби издала звук протеста.

– Еще чего! Отца моего ребенка вешать? Нет уж. Так легко он не отделается. Да и… не то что он смазливый, но сильный, все-таки. Всю ночь…! И… эти, – она указала на Бриенну, – как у тебя, веснушки у него были. Мило.

Было кое-что в Вольном Народе и его воительницах, чего понять Бриенна не могла, но хотела. Что ей нравилось.

На сто миль от Стены к югу едва ли можно было найти человека без оружия. Мирная жизнь полностью оказалась сметена Зимой. Но тем не менее, жизнь продолжалась. И даже в лагерях Зимнего Братства изредка раздавался плач новорожденных младенцев.

Это казалось Тартской Деве тем более удивительным. Почти так же, как то, что однажды Джейме Ланнистер поделился палаткой с одной роженицей, не успевшей уехать на юг. Вернувшись из Дозора, она обнаружила его с ребенком на руках у постели одичалой.

– Тш, – он коротко нахмурил брови, обращаясь к Бриенне, – она только что уснула.

– Откуда ты это взял? – ответно прошипела она.

– Показать, как их делают? – ухмыльнулся он и слегка отклонился, ожидая тычка от нее. Бриенна так и сделала бы, если бы не младенец у него на руках.

– Это девочка, – прошептал Джейме, качая ребенка, закутанного в пеленки и овчину, – имени у нее еще нет. У тебя есть хорошие женские имена в запасе?

– Почему у меня они должны быть?

– Неужели ты никогда не придумывала… как будут звать твоих детей? – кажется, Джейме был удивлен на самом деле. Она смолчала.

Если молчать достаточно долго, он поймет, догадается, прочитает ее мысли, в конце концов. Она никогда не хотела заводить детей и семью, а когда задумалась о таком желании, было уже поздно – ей дал понять мир вокруг, что она создана не для этого.

– Такая прелесть, – прошептал Джейме, глядя на ребенка в своих руках, – ей ведь все равно, что сейчас Зима.

Младенец в его руках заворочался, издавая тихий писк. Одичалая в полусне нахмурилась ответно, приоткрыла глаза, протянула руки к Джейме, молчаливо прося его вернуть ребенка. Он так и сделал. Дикарка нимало не застеснялась кормить ребенка грудью при незнакомце. Когда Бриенна подошла с дополнительным одеялом, Джейме поймал ее руку, подбородком указал на картину перед ними. Улыбка на его лице заставила ее застыть, осев на меха рядом. Ради любой из его улыбок она готова была убить и умереть, но эта была особенной.

Ради нее хотелось жить.

…Мейстер, вздохнув, развел руками. Бриенна не сразу перевела на него взгляд, хотя он позвал ее несколько раз.

– Слишком рано, миледи, беспокоиться. Уверен, у меня найдется средство для того, чтобы предотвратить неприятные симптомы, если они появятся…

– Мне нужно что-то вроде лунного чая, – перебила она, – но сильнее.

Мейстер поднял бровь.

– Я пила лунный чай, – Бриенна сжала зубы, – может быть, раз или два забыла.

– Могу я взглянуть на него? Ага. Такое количество вы заваривали? Для вашего роста и веса этого слишком мало. Хотя, конечно, вы рано забеспокоились в принципе, ведь, кроме дурного самочувствия… но, если желаете быть уверенной… я поищу.

Пока мейстер искал нужное снадобье в своей корзине, она взглянула на свое отражение в блестящем чайнике, что он принес с собой. Даже по сравнению с обычным своим видом она была бледна.

– Вот, миледи, то, что вы просите, – она взяла в руки предложенный флакон из темного стекла, – но побочные эффекты могут быть сильными.

Бриенна готова была к худшему.

– Если вы действительно уже успели забе-

– Пожалуйста, каков будет эффект? – ей не хотелось даже слышать этого слова.

– Если это произошло, то примерно три дня можно ожидать головокружения, болей в спине, ногах и животе, а также последующего двухнедельного необильного кровотечения. Если же нет, то, пожалуй, единственными побочными действиями будут сонливость, слабость и, возможно, некоторое кишечное расстройство.

Три дня слабости, рассуждала Бриенна, сжимая флакон. Недели крови. Или слабость и сонливость. Она не могла рисковать временем, когда Джейме и их люди нуждались в немедленной поддержке. Она не могла не выйти в бой. Только не она. И не могла рисковать остаться беременной.

Зимняя Сестра могла быть свободна. Она оставалась собой, с мужем, без мужа или с несколькими одновременно, с детьми или без них, и шла в бой, когда считала это нужным. Леди-командующая прикрытием вообще не должна была существовать.

Мейстер удивился, что она подозревала о беременности, тем более, ее цикл никогда не был регулярным, особенно во время войны. «Невозможно сказать ничего с уверенностью еще месяц», сказал он ей, качая головой. «Нет ни одного признака», повторил настойчиво. «Если у вас случались прежде приступы одышки, трудности с дыханием, внезапное сердцебиение, то можно с уверенностью сказать, что виной всему ваши многочисленные ранения».

Но Бриенна не знала, как объяснить, почему она чувствовала, что это не так. Это было особое чувство, абсолютная убежденность и уверенность. Хотелось бы ей ошибаться. Было сложно не паниковать. Даже со спасительным флаконом ядовитой настойки в руках. Если не сделать это сейчас, будет поздно. Если сделать, Джейме Ланнистер будет один на один с драконом и королевой Таргариен, пока она будет метаться по койке, охваченная болью и слабостью после выкидыша.

Выбор был очевиден. Она всегда выбирала Джейме. Может быть, она успеет разобраться с обеими проблемами после, если выживет.

– Миледи, лорд-командующий просит срочно явиться, – раздался голос за ее спиной, Бриенна резко обернулась.

– Что-то случилось?

– Не знаю, миледи.

– Мне нужен оруженосец, как только я буду готова, отправлюсь.

Как бы она ни пыталась сохранять спокойствие, привычно чувствуя тяжесть доспехов вновь на теле, это уже было в сто тысяч раз сложнее.

Мысли ее возвращались от последнего розданного пайка к тому, что сказал мейстер. Она подсчитывала разбитые щиты своих солдат – и подсчитывала возможные дни своей беременности. Продумывала план отступления к оврагам, поджог леса – и продумывала, как спрятаться от Джейме.

Ему будет достаточно один раз взглянуть ей в лицо, чтобы все понять. Она никогда не могла лгать ему убедительно. Что он скажет? Она не хотела знать. Ей вспомнилось, что Джейме рассказывал о Серсее и их детях, уже после того, как они оказались на Севере Зимой. Бриенна старалась забыть, как он признался – не без странного ревнивого давления с ее стороны, – как Серсея обманывала его, не сразу поведав правду о его отцовстве.

И она помнила, как он горевал по Мирцелле. «Я пропащий человек, Бриенна, – говорил он в Хайгардене среди прочего, – мои дети погибли из-за меня. Больше их нет, и терять мне теперь нечего».

Если бы все было иначе, и они каким-то чудом были на Севере и остались там после победы, всякое могло случиться, почему не предположить? – она закрыла глаза, позволяя себе мечтать, вспоминать, еще раз вспоминать и добавлять мечты по капле к воспоминаниям. Может быть, тогда он бы даже обрадовался. Может быть, он позволил бы ей оставить ребенка.

Но это было невозможно. Серсея была матерью его детей. Даже с мертвой, Бриенна боялась соперничать с ней на поле, где обречена была проиграть.

Она вздрогнула, вырванная из своих горьких мыслей внезапным шумом снаружи. Зазвучал сигнал тревоги.

*

Зимой случались дни – и ночи – когда, очевидно, у Короля Иных бывало плохое настроение, или своего рода разочарования, или приступы самобичевания и раскаяния. Тогда внезапно начинал идти мокрый снег с дождем, а весь лагерь Зимнего Братства тонул в слякоти и грязи. Самым противным в такие дни было то, что сырость мгновенно заставляла замерзать гораздо сильнее, чем в самый сильный, но сухой мороз.

В такие ночи им приходилось переставлять палатки, подкладывая под них еловый стланник, что после пожаров Манса не всегда бывало легко, и они спали все вместе в палатке, когда хвоинки то и дело впивались в тело, стоило только повернуться. Подрик ворочался особенно сильно.

Зато в эти дни можно было спать без опасения, ведь Иные никогда не появлялись в дождь. И все, кто мог, отсыпались. Джейме любил спать в дождливую погоду. Это было приятно, открыть глаза и обнаружить, что вокруг по-прежнему сухо и тепло, и Бриенна сладко сопит в его руках, улыбаясь во сне и приветствуя его прикосновения. Если бы только не Бронн, который часто обнаруживался рядом, ухмыляясь и гримасничая, если не храпя так, что уши закладывало.

– Бедолага Под, – прошептал Бронн, глядя на юного оруженосца, что лежал, притиснутый к Бриенне между ними, – он сегодня подрался с одним одичалым за кусок хлеба.

Подрик во сне лягался, как двухлетняя кобылка, впервые подвергшаяся домогательствам жеребца, и Бронн использовал одеяло, чтобы как-то его стреножить. Джейме не возражал – мальчик спал лицом к лицу с Бриенной, и она получала пинки ничуть не реже сира Черноводного.

– Вишневые пирожки! – зачмокал Подрик во сне губами, хныкающие интонации заставили и Джейме, и Бронна тихо вздохнуть. Бриенна во сне недовольно замычала и выпростала ладонь вперед, вслепую гладя своего оруженосца по лицу.

– Бедная девочка, – прошептал Бронн еще тише.

– Мы все голодные, – ответил, наконец, Ланнистер, зарываясь носом в ее светлые волосы на затылке.

– Я не о том. Ты видел драконов Таргариен, кстати? – Бронн дождался кивка – одни Семеро знали, как он разглядел его в кромешном мраке, – король Сноу наконец-то догадался, что им тоже что-то надо есть.

– Не сильно они помогли.

– Долбанная истина. Хорошо, что убрались восвояси.

Бриенна снова заворочалась, поворачиваясь к Джейме лицом и приникая к его груди. Ее гибкость позволяла ей во сне принимать невообразимо затейливые позы. Ему оставалось только ревниво следить, чтобы наиболее примечательные части ее тела не оставались открыты любопытному взгляду Бронна – или кого угодно еще.

Приятель проследил движения руки Ланнистера, закутывающего Тартскую Деву в одеяло, и усмехнулся.

– Я знаю, что она твоя. Дыши ровно.

– Пошел ты.

– Нет? О, перестань. Кто бы отказался от красотки под боком в такую минуту.

– Пошел ты.

– Я бы не отказался. Долбанные Семеро велели делиться.

Но когда Джейме подскочил в ту же секунду, неосознанно притискивая Бриенну еще ближе к себе, свирепо хмурясь в сторону Бронна, тот ухмылялся, подпирая голову ладонью и изображая преувеличенно театрально, словно вытирает слезы. «Идиот».

Он прищурился, укладываясь обратно и вжимая Бриенну крепче в свое тело. Она закинула руку ему на шею, сопя во сне. Только девушки могут спать так сладко, подумалось ему в ту же секунду. Девушки и дети.

– Бедная девочка, – повторил Бронн снова, ложась на спину и закидывая руки за голову, – ей бы спать где-нибудь в долбанной нормальной кровати с тремя детьми в обнимку и четвертым внутри.

– Сколько у тебя сыновей? – спросил вдруг Джейме.

– Двое.

– А бастардов?

– Почем мне знать? – Бронн вздохнул, – думаю, один в Дорне есть. Так мне кажется. Э-эй, Ланнистер, давай без уныния. Не все еще потеряно.

И Джейме показалось, он услышал перед тем как заснуть:

– Она будет отличной матерью.

Когда они засыпали в ту Зиму в последний раз вместе – после победы, накануне прощания, накануне того дня, когда ворон из Королевской Гавани принес весть о приговоре Серсее, Джейме раздевался долго. Он оттягивал момент интимности, когда ему приходилось перелезть через нее, чтобы оказаться у стены. Бриенна уже дремала, когда он занял свое место за ее спиной и обнял ее, запечатлевая ставший обычным поцелуй на ее плече. Нижняя рубашка на ней была тонкой, прозрачной, и почти наверняка не грела.

– М-м-м.

– Не замерзни, – прошептал он, – иди сюда.

При всей длине своего тела, при том, что она была действительно крупной женщиной, в его руках она всегда помещалась с легкостью. Песцовое одеяло накрыло их обоих приятным пушистым теплом, и Джейме потерся носом о ее затылок. Ее лодыжки были зажаты между его голеней, Бриенна двинулась назад, не просыпаясь, сгребла его правую руку своими двумя, пристраивая ее под своей шеей.

Джейме хотел ее.

То, что он ее любил, было фактом, с которым пришлось смириться давно, очень давно. Это было фоном его жизни, явлением столь же привычным, как небо над головой, воздух в легких, жажда или голод. Рассвет – завтрак – я люблю Бриенну Тарт – я дышу, тренируюсь – я ее люблю – погодка ничего себе – я люблю – раздать приказы, проверить седло – люблю – обед… Но желание, желание такое, что опасно было находиться рядом и нельзя не находиться, росло и пускало корни, менялось, оно было нестабильным, появлялось и почти исчезало.

Она никогда не спала столь крепко, как в эту ночь. Или ему так казалось, когда он убрал левую руку с ее тела и опустил себе в штаны, закусывая губу и стараясь не издавать слишком очевидных стонов удовольствия, прижимаясь к ее спине, ягодицам – Бриенна никогда не возражала, она любила его тепло – но вряд ли одобрила бы то, что Джейме делал сейчас.

Слава Семерым, он сообразил подготовиться и кончить не ей на спину. Пару раз такое случалось, и ему везло, что она не замечала последствий в суете наступавшего утра.

Мысль о Бриенне в его объятиях, будь то Зимой или в любое другое время года, была приятна, и возвращение в действительность оставило его совершенно разочарованным.

– …Милорд, письмо из Гавани. Подписано леди Сансой Старк.

– Леди Старк? В столице? – Джейме развернул послание.

«Спешу сообщить вам, лорд-командующий Ланнистер, что, согласно предварительной договоренности…». Он быстро пробежал глазами первые две страницы. Леди Санса никогда не упускала ни единого этикетного обращения, не сокращала слов, и то, что он уместил бы в трех строчках – даже с нынешним почерком – в ее исполнении могло занять с десяток листов.

Хайгарден и Железнорожденные вместе занимали Королевскую Гавань – это была главная новость, и она стала ясна только к концу письма. Джейме опустил руку, посмотрел в пространство.

Ай да Тирион. Невозможно. Он сделал это. Джейме усмехнулся, поискал глазами короля Джона, переворачивая последнюю страницу, и в эту минуту улыбка его застыла на лице, а мир свелся к двум строкам, выписанным все той же рукой.

«С глубочайшим прискорбием вынуждена сообщить, что наш любимый друг, ваш брат, лорд Десница, Тирион Ланнистер, стал жертвой гнева ее величества в день, накануне…».

Он вновь перечитал.

«Ваш брат, Тирион Ланнистер…».

Не может того быть, это же Тирион, это —

«…останусь в столице до проведения положенных обрядов…».

Не то, не то, а, вот оно: «Ваш брат, Тирион Ланнистер, пал жертвой гнева ее величества в день, накануне нападения дракона на Винтерфелл». Джейме сглотнул, прижал кулак к губам, оглянулся, почти беспомощно, по сторонам. Сир Аддам, сир Пейн, они все, даже Джендри Баратеон, смотрели на него, вопрошая своими взглядами, но произнести вслух значило признать, что все это произошло на самом деле.

– Налейте лорду-командующему выпить, – приказал Марбранд, вынимая письмо у Джейме из судорожно сжавшейся ладони.

– Я… – Джейме не знал, что сказать, – я… отдал бы… я многое отдал бы. Тому, кто отомстит. Если это не я буду.

Сир Аддам пробежал письмо глазами, хмурясь, дошел до последней страницы, передал молча Пейну, затем сам опустошил первую кружку.

– Лорд Тирион убит, – коротко прокомментировал Идрик и потянулся за элем, – помилуй его Отец.

– Помилуй, – вразнобой тихо сказали другие вассалы Ланнистеров, а заодно и Баратеон.

– Доложите его величеству, – приказал Джейме, – из Винтерфелла вестей нет?

– Ни одной, милорд.

Он постарался сосредоточиться. Тирион мертв. Они все еще теряли людей, а драконы были на свободе. Драконья сучка убила Тириона. Она заплатит. Он остался один, это было худшее сиротство; Полумуж, но не полубрат, вся его семья – почти вся, за исключением последнего луча света, его жены, была стерта с лица земли.

– Найдите леди-командующую, – приказал он коротко, – срочно. Она мне нужна немедленно. Милорды, – он обратился к своим рыцарям, – давайте попробуем собрать все наши силы, потому что теперь мы знаем, что Королевская Гавань под контролем восстания. Значит, все, что есть у Таргариен, здесь. Возможно, нам осталось продержаться сутки. Может быть, меньше.

– Или больше, – вдруг подал голос Джендри Баратеон, не стушевавшись под взглядами, обратившимися к нему, – я не особо знаю… но, если Простор не пришел до сих пор на помощь – то и сейчас нечего ждать.

– Справедливо, – согласился Джейме.

Он не хотел разбираться в политических интригах. Они опротивели ему еще при Серсее эпохи Роберта. Казалось, это было в другой жизни.

– Леди-командующая будет через несколько минут, милорд.

Джейме кивнул, вздыхая.

Он будет горевать по Тириону, он знал это. Он будет; так же, как по Серсее и даже больше, гораздо глубже. Но он не мог почувствовать этого сразу. Это подкосило бы его слишком сильно. Пока что все, чего он хотел – это знать, что Бриенна в безопасности. Насколько это вообще было теперь возможно.

Раздался внезапный тревожный звук рога.

– Дракон! Дракон в небе!

*

Довольно забавно было узнать для Сансы Старк, что леди Оленна все еще имела власть в Хайгардене.

Пожилая Роза была прикована к постели и, судя по письмам, действительно доживала последние дни, приходя в себя ненадолго, чтобы затем вновь впасть в прострацию и потерять память о недавно произошедших событиях. Тем не менее, Лорас чрезвычайно был озабочен тем, чтобы бабушка осталась им довольна.

Санса нашла забавной, хотя и несколько пугающей, ситуацию с леди Оленной.

Наиболее интересной и по-своему заслуживающей внимания ей показалась та часть, в которой пожилая Роза уговорила Дейенерис подарить ей, ни много ни мало, голову Серсеи.

Возможно, это конец многих королев, которые не были казнены, отравлены, забиты насмерть толпой или собственными мужьями и любовниками.

– Последние дни жизни проводить, глядя на мертвого врага, – задумчиво сказала Санса, разглядывая себя в зеркале, затем оглянулась на Сандора. Он молчал, хмурясь. Он стал намного реже смотреть ей в глаза. Санса вздохнула.

Причины были ей понятны без слов. Но игру следовало довести до конца прежде, чем подсчитывать окончательный итог.

– Миледи, бдения начнутся в дворцовой септе через час.

– Я буду готова, – она последний раз взглянула на себя в зеркало.

Лорас Тирелл все еще не контролировал часть города, что протянулась вдоль берега Черноводной. За последние годы она разрослась, а с прибытием Дейенерис хаотическая застройка сделала ее еще более тесной, полной сомнительных тупиков и трущоб, населенных всеми сортами отребья и бандитов.

Санса покинула свои покои в молчании. Она знала, что Клиган следует за ней.

Она была почти готова к тому, что ей предстоит увидеть в септе.

Тирион Ланнистер, ее бывший муж, союзник и друг, убитый ее рукой, возлежал в центре, осыпанный цветами и окруженный золотом и парчой. У Тиреллов и их вассалов не было никакого вкуса к трауру, подумалось Сансе. Едва ли они понимали, где нужно остановиться со слащавым украшательством.

Но Санса была Старк.

Ее траур был строг и лаконичен. Никаких лишних цветов и драгоценностей. Никаких попыток украсить то, что не нуждалось в украшениях. Не помешает добавить немного драмы, подумалось ей, но затем она оборвала себя. Еще не время. Она должна быть достаточно печальной к тому мгновению, когда бдения закончатся. Печальной, но не истеричной.

Мертвый отец. Мать. Робб. Его беременная леди-жена. Рикон. Насилующий ее Рамси. Домогающийся Бейлиш. Джоффри. Лорд Тайвин. Серсея. Мертвая Леди. Увечье Теона. Если она постарается, то перечислять придется намного дольше, чем будет длиться скорбное молчаливое присутствие у тела Тириона Ланнистера. Тетя Лиза. Робин. Санса дернула уголком рта.

На нее смотрели. О том, как она и лорд Десница близки, знал весь двор. Она не упускала случая добавить пряного привкуса интриги в их ежевечерние посиделки. Никаких сплетен. Только скромность и правда – оружие истинных леди. Сплетники додумают все, что им угодно, сами. Эта история слишком красива, чтобы ее обошли стороной поэты-лизоблюды и романтически настроенные барышни.

Они полюбили друг друга спустя много лет после того, как были насильно обручены, ах. Он погиб, она скорбела. Санса прикрыла глаза на миг.

Мертвый отец. Мать. Робб…

В крипте должно найтись место еще для одного льва.

========== Открывая истину ==========

Призрак всегда следовал за своим другом Джоном Сноу.

На то он был и Призрак. Он знал о Джоне больше, чем кто бы то ни было. Он приветствовал его первую самку, он караулил его, когда плохие злые люди забрали его тепло сталью в Черном Замке, он радовался возвращению Подруги, сестры Джона. Призрак, конечно, не помнил Леди, но точно знал, кто когда-то дружил с ней, с другими волками.

Призрак любил Джона.

Ему нравилось, когда тот чесал его за ухом, и Призрак любил пошутить с ним, утаскивая его сапоги, занимая место в его кровати (если только там было достаточно пусто, и Джон не кричал ничего о грязных волках со свалявшейся шерстью). Конечно, люди не всегда ценили широкие волчьи жесты вроде подарков, которые Призрак оставлял для Джона: овечьи копыта, кости, приятно пахнущие беличьи шкурки. Что и говорить о той замечательной, бесподобно благоухающей поросячьей голове! Понадобилась вся сноровка, чтобы затащить ее под покровом ночи на кровать, и вся выдержка, чтобы не съесть ее. Вместо этого Призрак удовлетворился тем, что покатался вместе с ней по лежбищу Сноу как следует.

Джон ругался, а вот маленькая самка в его постели смеялась.

Маленькая самка нравилась Призраку куда больше, чем другие. Он скучал по ней, когда Джон опять взял сталь в руки и отправился на юг, и пришлось, конечно, отправиться вслед за ним. Призрак не любил юг. Больше всего он любил дом.

Дома была Нимерия, и с ней было просто замечательно; она, по крайней мере, никогда не задавалась глупыми вопросами о смысле дарения поросячьих голов и костей. С недавних пор Нимерия обзавелась новым другом. Даже двумя. Один был Волк – просто Волк – из-за Стены, обитающий неподалеку, другой ходил на двух ногах. От этого, второго, волчица была в восторге.

«Где ты его нашла? – Призрак осторожно обнюхал сапог Хорошего Человека, – он замечательно пахнет».

«Он лежал в траве. Сестра Арья подобрала его, – Нимерия горделиво ухмыльнулась, – он любит сталь».

«Еще один», уныло заключил Призрак. Он не любил сталь. Он любил снег, еловую хвою и охотиться на белок.

«Его зовут Бронн. Он делился со мной своей едой, – Нимерия со значением качнула головой, – он сильный самец. Сестра Арья созрела. Может быть, если я буду проводить больше времени с Хорошим Человеком, она решится».

«Она человек, а у людей все сложнее, чем у нас. Ненавижу, когда у тебя течка, – оскалился Призрак, – твой Волк чуть мне лапу не отгрыз в прошлый раз».

«У Ящерицы Джона не бывает течки, как у ее Ящеров, – вспомнила Нимерия, – лучше бы ты присматривал за ним. Это неправильная самка. Она слишком любит огонь».

Тут Призрак соглашался. Ящерица – с белыми волосами, сухими глазами и пахнущая чешуей – была неправильной. Он не любил ее, а она его. Он не любил огонь. Никто так не понимал волков, как Горелый Человек.

– Лучше б я, блядь, замерз, – сказал Горелый Человек в первый раз, увидев Ящерицу и ее Ящеров, Несущих Огонь, – ну их нахер.

Призрак был с ним солидарен.

Поэтому, когда над полем, пропахшим кровью, сталью и болью, пронесся ветерок с запахом Ящерицы – огонь, чешуя, сухой змеиный запах, запах песка и солнца – он запаниковал. Это могло быть опасно для Джона. Огонь, который жгли люди, они как-то пытались контролировать, хоть Призрак и не понимал, как. Но огонь Ящерицы был из другого сорта.

«Джон, уходим отсюда, – он появился у ног своего друга, всем видом показывая, что пора сваливать, – давай уйдем, поближе к воде».

– Я знаю, малыш, – рука его человека была одета в чужую кожу, теплую от его собственной, – я знаю, что она здесь. Она нас не тронет. Она не сможет подобраться к нам.

«Это ты так думаешь», проворчал Призрак, нимало не успокаиваясь.

Когда Ящер показался над ним, он прижал уши к голове, припадая к земле. Это было страшное создание, очень большое, и оно пахло огнем. Но, помимо прочего, оно пахло иначе, чем в прошлый раз.

– Рейегаль не прилетит, – сказал Джон, поглаживая Призрака, – он бы никогда не пошел против меня. Она взяла Дрогона.

«Нет, Джон. Кое в чем ты ошибаешься, – Призрак втянул воздух носом и зарычал, – она принудила ее. У Черного Ящера течка. Это самка». Сверху оврага послышался звук, с которым Ящеры обычно выдыхали воздух, приземляясь. Призрак попятился назад, ненавидя свои непослушные длинные лапы и трусливо поджимающийся хвост. Джон не боялся.

– Ты должен мне больше, чем дал, король Севера! – послышался голос беловолосой Ящерицы, – ты был нечестен со мной!

– Как и ты со мной, – повысил голос Джон.

– Здесь наверху много твоих людей. Ты хочешь их смерти?

Призрак коротко зарычал. Он не был уверен, но ему показалось, что наверху действительно есть еще их люди.

Та большая женщина, дружащая с Арьей, например. Почуяв неумолимую угрозу смерти, Призрак задрал голову к небу и протяжно завыл.

*

…В конце концов, этого она хотела, не так ли? Умереть за Джейме.

В первый раз это было страшно. В те далекие времена, когда у него еще были две руки, ее поволокли в кусты, и он посоветовал ей «уйти в себя», оставив насильникам только оболочку, над которой они могли бы издеваться.

И сам не выдержал наблюдать за тем, как это произойдет.

После, слушая его крики, наблюдая страдания от увечья, Бриенна в какую-то минуту пожелала умереть самой, но не видеть его мук. И все же она разделила их с ним, как бы страшно ей порой ни становилось, какими бы словами он ее ни проклинал. «Не смей меня жалеть», стонал Цареубийца, изредка приходя в себя. Сначала она говорила, что не жалеет, а позже врать не могла – пришла жалость. Это было мимолетное, слабое чувство, но оно присутствовало.

В какую минуту из жалости и сочувствия появилась привязанность, переросшая позже в любовь, ведующую ее следующие годы, Бриенна не знала и сама. Он звал ее «коровой», «ослицей», «тупой девкой» – и тут же отпускал двусмысленные комментарии, звучащие почти как комплименты, упрекал и оскорблял – и благодарил, и через какое-то время все это потеряло значение, когда осталась она, он и дорога.

А потом была медвежья яма, в которую прыгнул уже не Цареубийца, а рыцарь из ее детской мечты, и Бриенна Красотка влюбилась окончательно. И призналась себе в этом тут же.

Не было ничего мучительнее, чем дни между первым проблеском симпатии к Цареубийце – и падением в пучину обожания Джейме Ланнистера, думала она тогда. Очень скоро оказалось, что жизнь с безответной любовью сама по себе мучение. Пыткой стало все, каждый глоток воздуха, каждое случайное прикосновение его руки, каждый добрый взгляд его ясных глаз.