Текст книги "Мы сделаны из звёзд"

Автор книги: Дилан Лост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

– Она медитирует, – пояснил я.

Медитация у Лилиан подобна состоянию комы – она находится в такой глубокой отключке, что не заметит даже начала ядерной войны.

Я подошел чуть ближе к тете, взмахнул рукой перед ее сомкнутыми глазами и, не получив никакой ответной реакции, просто пожал плечами, давая Ли понять, что нам можно выдвигаться.

– У нас есть пара часов в запасе, прежде чем она придет в себя, – сказал я, когда мы вышли из дома.

Ли попрятала фонарики в свой ярко-красный рюкзак и вручила мне в руки скейтборд, который успела незаметно стащить в коридоре.

Я только удрученно вздохнул, наблюдая, как она подходит к припаркованному байку и сменяет свою черную бейсболку с рисунками скелетов на шлем.

– Эй, куколка, подвести? – подмигнула мне она.

Я улыбнулся следом, поставил скейт на асфальт, ухватился за стальной прицеп на заднем крыле мотоцикла. Ли завела мотор, и мы с ревом двинулись вперед.

– Тебе молоток или болторез? – спрашивала подруга, роясь в отделах рюкзака.

– Ты чокнутая! – заявил я.

Она подняла взгляд и посмотрела на меня полным равнодушия взглядом.

– Значит, болторез, – объявила она, протягивая инструмент.

Ли припарковалась чуть ли не в самых кустах на темной стороне улицы напротив здания школы.

Да, черт подери, ей вздумалось пробраться в школу, в которой сейчас, должно быть, остался один только мистер Кельвин – наш престарелый охранник, похороны которого, как все думают, уже не за горами.

– Что все это значит?

– Ты назвал меня лицемеркой, – она припомнила сегодняшний инцидент в столовой.

– Ты серьезно?!...

– Это было обидно, – не оборачиваясь, она продолжила копаться в рюкзаке.

– Ли...

– Я не лицемерка, – она выудила фонарики для нас обоих, и мы остановились под одним из окон школьного спортзала. – И я собираюсь это доказать. Ну-ка подсади меня.

– Нет смысла.

Ли закатила глаза.

– Только не разыгрывай тут Мать Терезу, как будто мы раньше никогда не пробирались в школу...

– Я говорю, нет смысла лезть с этой стороны, – прервал ее я, забирая рюкзак с инструментами из ее рук. – На окнах железные решетки, мы и за миллион лет с ними не управимся. Надо лезть в окно мужской раздевалки, Тренер всегда оставляет его открытым после каждой тренировки, даже на ночь.

Подруга хитро улыбнулась, поправляя бейсболку у себя на голове.

– Ну наконец-то твои мозги правда пригодились! – возликовала она.

Я подсадил Ли к приоткрытому окну раздевалки, чтобы она просунула руку в небольшую щель и смогла расшатать задвижку. Примерно через десять минут она уже стояла в мужской раздевалке, я перекинул ей рюкзак и забрался в окно следом.

Повсюду было тихо, что несвойственно этой школе, казалось бы, в любое время суток. Тишина пробирала меня до дрожи, а у Ли вызывала нервное хихиканье, от которого конец фонарика вилял из стороны в сторону. Мы и раньше не раз пробирались в школу по ночам, но это чувство опасности и давление на грудную клетку – не то, к чему можно вот так запросто привыкнуть. Наоборот, с каждым разом становилось все страшнее. Но это наш выпускной год, было бы непростительно с нашей стороны проигнорировать ежегодную традицию.

Деревянные половицы в спортзале протяжно скрипели от наших попыток бесшумно по ним передвигаться, отчего Ли снова начинала хихикать себе в ладонь. Ее это все, кажется, только забавляло, хотя я прямо отсюда слышу звук ее колотящегося сердца.

Выбравшись из спортзала, мы, наконец, минули пост охранника, где за небольшим столом, который был чуть больше наших учебных парт, отрубился мистер Кельвин. Его рот был чуть приоткрыт, седая голова свисала к левому плечу, правая рука слабо держалась за ручку немытого уже лет сто бокала.

И конечно, Ли просто не могла проигнорировать эту картину. Прыснув от смеха, она потянулась к карману и сфотографировала его на телефон. Вспышка не разбудила старика, как не смог бы разбудить и свет софитов на вручении Оскара.

Нагнувшись к его стакану, я опустил кончик мизинца в жидкость и засунул палец в рот.

– Коньяк, – одобрительно улыбнулся я. – Совсем не дурно, мистер Кельвин.

Я вытянул стакан из ослабевших пальцев охранника и сделал глоток совсем не первосортного, но все-таки коньяка.

– Что? – пожал плечами я, улавливая осуждающий взгляд Ли. – Если мы собираемся нарушать закон, то я слишком трезвый для этого дерьма.

– Ты никогда не бываешь достаточно трезвым для любого дерьма, – съязвила подруга. – Вот, посмотри на себя через шестьдесят лет, – она посветила фонариком мистеру Кельвину в лицо.

– Ну, могло быть и хуже. У него хотя бы волосы остались.

– Это потому что он не дружит со мной, – пожала плечами Ли.

Я вновь подавил тяжкий вздох и двинулся за ней к подъемной лестнице. На третьем этаже Ли свернула по коридору налево, и мы очутились около учительской, дверь которой была заперта.

– Мы сегодня бандиты или шпионы? – задумчиво потерла подбородок подруга.

– Ты сегодня сбрендившая, это точно, – прошипел я, нервно притоптывая ногой.

– От этого зависит, будем мы взламывать дверь или только замок.

– Что ты вообще задумала?

– Пробраться к личным делам, – ответила Ли.

Вот так вот. Без намеков, ухмылок или подкалываний. Она правда хотела пробраться к базе личных дел студентов. Я безысходно застонал. Тогда это была моя реакция на абсолютно все ее действия.

Подруга только закатила глаза, опустилась на корточки перед ручкой двери и начала активно возиться в отверстии замочной скважины шпилькой, вытащенной из нагрудного кармана куртки.

Мы простояли около кабинета почти пятнадцать минут, когда первая шпилька напополам сломалась в ручке двери.

Ли чертыхнулась.

– Раньше у меня это получалось куда лучше, – бормотала она, доставая следующую шпильку.

Еще через полчаса, два пройденных мной в «Майнкрафте» уровня и четыре сломанных шпильки замок поддался, а радостный победный клич подруги был способен разбудить не то что пьяного мистера Кельвина внизу, но и трупы в городском кладбище за сотню миль отсюда.

Быстро взяв себя в руки, Ли открыла дверь и прошмыгнула в кабинет.

Система толстых, увесистых и пыльных бумажных папок с личными делами в нашей школе несколько лет назад была заменена на оперативную память жесткого диска. Поэтому через минуту перед нами встала еще одна проблема – чертов пароль на главном компьютере.

Мы обыскали почти все ящики в столах, но не нашли ничего кроме катушки скотча, письменных принадлежностей, кипы исписанных бумаг, конспектов и упаковки металлических кнопок, горсть которых Ли бесцеремонно отсыпала себе в карман.

– Ну давай, гений, твори свою магию, – подруга великодушно продвинула меня к скрипящему креслу около компьютерного стола, намекая начать взламывать пароль.

– Я этим не занимался с тех пор, как пришлось сидеть в интернете с соседского вай-фая, из-за того, что Лилиан сломала наш роутер, – предупредил я.

– Меньше слов, больше дела, тут тебе не Пентагон.

Я принялся подбирать пароли методом логики, но когда ничего не вышло, пришлось сносить старый пароль и переустанавливать его на новый. Я перебирал пальцами кнопки клавиатуры, пока Ли зачарованно следила за моими махинациями.

Я усмехнулся, увидев ее приоткрытый рот.

– Жалеешь, что не прихватила ведерко попкорна?

Подруга, нахмурившись, толкнула меня в плечо.

Новый пароль теперь звучал, как «ЯЛЮБЛЮБОЛЬШИЕЗАДНИЦЫ007». И я надеялся, что нам не влетит за это. Я открыл папку с личными делами учеников, предварительно переустановив пароль, и уставился на Ли.

– Мелани Дэй, – сказала она, смотря в строчку ввода на экране.

– Ты серьезно?! – я вскинулся на подругу. – Все это ради того, чтобы найти скелеты у нее в шкафу?

– Ты сделал из меня лгунью! – злобно прошептала она.

– Ли... – я почувствовал, как внутри закипает раздражение.

– Мелани Дэй! Вводи. Мы не уйдем, пока не узнаем, что с ней не так, ясно?

Ввод имени «Мелани Дэй» в итоге дал нам только пустое окно в программе. Никакой информации по данному запросу не было, словно никакая Мелани Дэй не училась в этой школе.

Ли сказала ввести имя «Мелани», и выяснилось, что в нашей школе сорок семь человек с таким именем. Пришлось просматривать одну страничку вслед за другой, пока тридцать третьей в нашем списке не оказался файл с прикрепленной фотографией нужной нам Мелани. Девушка была запечатлена улыбающейся, с невинным жизнерадостным блеском в глазах, без розовых прядей в длинных светлых волосах, убранных в хвост.

Мы перешли к строке ее полного имени, пытаясь понять, почему система не выдала информацию на наш запрос.

– Мелани Лорел Уиллмор-Дэй, – прочитал я вслух.

– Черт, – выдохнула подруга рядом со мной, полностью оседая на пол. – А разве у Мертвеца Рэя фамилия не...

– Уиллмор. Точно. – кивнул я с застывшими над клавиатурой пальцами.

– Так он ее...

– Ее отец, да. Рэймонд Юджин Уиллмор. – прочитал я.

Рука уже было потянулась за сигаретами во внутреннем кармане, но пришлось тут же себя остановить. Не хватало только активировать здесь пожарную сигнализацию.

Я по диагонали прошелся по заметкам в личном деле Мелани. За два года она успела сменить три местных школы – ее отчисляли за прогулы.

С первого года обучения в Саттер-Хилл она наблюдалась у психолога, который, видимо ей не помог, раз под конец семестра она решила отойти в мир иной.

Мелани была на курс младше нас. В этом году она подала заявки на углубленное изучение английского языка, курс искусствоведения, изобразительного искусства и дополнительные занятия по классической литературе.

Выражения лиц у нас с Ли были одинаковой степени озадаченности и обреченности. Мы замолчали, чувствуя себя настолько гадко, насколько это вообще возможно. Я свернул открытые вкладки, снес поставленные пароли и выключил компьютер.

Из кабинета мы выбрались также молча. Ли заговорила, только когда мы начали спускаться вниз по лестнице.

– Я понятия не имела, что он был ее отцом. И что у нее все так...хреново.

– Но ты ведь хотела знать, верно? Ты получила то, за чем пришла. Чувствуешь себя лучше?

Мы остановились у мемориального алтаря Линды Вест, рядом с которым сейчас не горели свечи.

Подруга уставилась напротив себя с горечью в глазах.

– Не буду ничего тебе отвечать. Я уже достаточно сильно облажалась.

– Мы все облажались.

Я привалился к стене рядом с алтарем, не вынося больше взгляда умирающих карих глаз с фотографии, и сполз на корточки вниз. Ли опустилась рядом со мной.

– Ты все-таки слишком хорош для этого мира, Кайли, – она похлопала меня по плечу и, к моей неожиданности, легко обняла, устроив подбородок у меня на плече. – Даже пьяным.

– Мне не нравится, когда ты меня хвалишь. – усмехнулся я. – Лучше снова называй болваном.

Губы Ли дернулись в легкой улыбке.

– Болван, – сжалилась она.

Глава 7.

Это была продвинутая алгебра с незапланированной контрольной. Весь класс взвыл, когда мистер Ковальцки начал раздавать бланки для заполнения теста.

Пока студенты нервно жевали концы своих карандашей и пытались незаметно найти подсказки в главах учебника, я успел прорешать два варианта контрольной и тринадцать раз собрать и разобрать кубик рубика.

Скукотища. Еще чуть-чуть и я умер бы под тихое шуршание бланков и скрежет грифелей карандашей, как вдруг кто-то сзади ткнул в меня ручкой.

– Пссст, Кайл!

От Мэтта Cтокера, сидящего прямо за мной, за несколько миль несло отчаянием.

– Ты уже все решил? – с нескрываемой надеждой спросил он.

– Три минуты назад.

– Блин, чувак. А я тут на первом же вопросе застрял.

– Там, где нужно написать свое имя?

Мэтт нервно рассмеялся, стреляя глазами на мистера Ковальцки.

– Надо было брать курсы дизайна, Мэтт.

– Мама хочет, чтобы я был бухгалтером, и все дела.

Думаю, всем налоговым инспекциям нужно дружно перекреститься. Мэтт даже в столбик считал с трудом.

Одноклассник сокрушенно ударился лбом о свою парту.

Мне стало жаль бедного парня, и я решил активировать свою внутреннюю Мать Терезу. Мы незаметно обменялись работами. Пока он притворялся, что писал что-то в моих уже заполненных бланках, я решал его вариант.

– Братан, я твой должник по гроб жизни! – в сердцах благодарил меня Мэтт, когда я передал ему готовые бланки.

Я почти уверен, что каждый второй учащийся этой школы говорил мне что-то подобное.

– Мистер Андерсон, – Ковальцки остановил меня на выходе из класса. – Мистер Стокер получит высокий балл за сегодняшнюю работу, не так ли?

О-оу.

– Конечно, – как ни в чем не бывало улыбнулся я. – Мэтт так упорно работал, что получит свои заслуженные восемьдесят девять баллов.

– Не сто?

– Никто не может получить сто.

– Вы можете, верно? – он протянул мне две моих проверенных работы с суммированными двумястами баллами.

– Везучее исключение, – пожал плечами я, едва окидывая взглядом тесты.

– Насколько мне известно, мистер Андерсон, ваш отец преподавал в местном колледже до того, как начал заниматься научными исследованиями в области молекулярной физики? – спросил он.

– Боюсь даже спросить, откуда вы знаете.

– До того, как мне довелось обучать вас, я считал его самым блестящим студентом, которого только видел.

Я и забыл, что Ковальцки уже старый, как мир. На вид все было не так уж и плохо, до смертного одра ему еще далеко. Хотя в таком возрасте самое время впадать в маразм и запасаться подгузниками для взрослых.

– Должен признать, что вы все же затмили успехи отца. – тем временем продолжал он. – Мы с ним до сих пор поддерживаем связь, и он очень гордится вашими достижениями.

Последнее письмо, которое от отца получал я, было с прикрепленными файлами научных статей. В итоге выяснилось, что он спутал меня со стажером, которого тоже звали Кайл.

– Как мило, – выдавил я.

– Так вы пойдете по стопам своего отца?

Я пожал плечами, привалившись задом на парту позади себя.

– Вы определились в отрасли своей профессии?

– Я думал стать инструктором по вождению.

Мистер Ковальцки не оценил моего чувства юмора. Как всегда.

– А что насчет Нью-Йоркского университета?

Я не смог подавить смешок.

– А там учат на инструкторов по вождению?

Учитель покачал головой.

– Вы очень одаренный ученик, Кайл, способнее всех, кого я видел за все двадцать лет своего преподавания, и вы должны распоряжаться своим умом правильно. Любое учебное заведение Америки примет вас с распростертыми объятиями.

– Я все равно не смогу получить стипендию...

– Вы участвуете в школьной баскетбольной команде, вы победитель общештатной олимпиады по физике в прошлом году, ваша разработка топлива для собственно спроектированной ракеты хоть и закончилась разрушением вашего гаража, но дала свои плоды. – сказал мистер Ковальцки. – Если вы сдадите экзамены на максимальные баллы, я готов написать вам рекомендательное письмо, и все остальные учителя согласятся сделать то же самое. В качестве дополнительных бонусов я могу порекомендовать вам заниматься репетиторством после уроков.

Меня все подмывало спросить, можно ли назвать репетиторством то, что я беру деньги за письменные курсовые и объемные рефераты, которые делаю для выпускников колледжей и своих знакомых из других школ.

– Вы только должны действительно захотеть, Кайл, и у вас все обязательно получится.

Сказав еще что-то насчет потерянных парковочных мест для инструкторов по вождению, я поблагодарил учителя и вышел из класса.

Вот в такие моменты меня действительно смущает тот факт, что я самый большой осел на свете и просто не способен оправдать всех тех надежд, которые на меня возлагают окружающие.

Лига Плюща? Боже, я родился в городке, где полиция занимается расследованием убийства собаки, найденной в местном парке с ножевым ранением в брюхе. Лиге Плюща я нужен столько же, сколько кампании, которая тридцать лет не платит за аренду сорокаэтажного здания – проверка налоговой инспекции.

В коридорах кампуса, где закончился урок нашего класса, было непривычно пусто. Ученикам нечасто удавалось заставать в стенах этой школы такую исключительную тишину. Кто бы знал, что эта пустота умеет давить тяжелее, чем коктейль визгов, ругательств и раздражающего хихиканья.

Я остановился в, возможно, моем самом нелюбимом месте во всей школе и с мазохистским удовольствием оглядывался вокруг. Напротив меня находилась АСТ стена. АСТ – это то, через что проходят все выпускники по нескольку раз в год. И это даже не мысль о самоубийстве (хотя очень близко). Это экзамен. На кафельной стенке, прямо над большой аркой, ведущей в правое крыло школы огромными буквами выведено АСТ 30+ CLUB, а рядом, почти под самым потолком чем-то похожим на несмывающийся маркер с толстым стержнем в столбик написаны имена учеников, которые сдали этот экзамен более чем на тридцать баллов.

Каждый раз, проходя мимо этого места, я чувствовал какой-то внутренний пинок, словно мне его давало собственное подсознание. «Ты можешь быть на этой стене» – назойливо нашептывал премерзкий голос в голове. И у меня действительно были все шансы увидеть свое имя в этом коридоре.

Но я не хотел быть дурацким именем на стене. Повиснуть там, пока холодные поверхности не покроются плесенью, пылью или отвратительным баннером о Весеннем балу. Имя должно отпечатываться в истории, а не в пространстве между темными кафельными трещинками.

Пусть мое имя никогда не фигурирует на грязных стенах этой затхлой школы, пусть память обо мне здесь сотрется вплоть до последней скуренной в учительском туалете сигареты. Пусть мое имя прозвучит позже, когда нельзя будет проигнорировать его, пройдя мимо в людном коридоре или прослушать его где-то в середине списка на вручении дипломов.

Моя профильная физика должна была начаться через тридцать минут, и я решил выйти на улицу, где газон напекали яркие лучи полуденного солнца.

Взгляд непроизвольно зацепился за яркое пятно около входной двери – мемориальный алтарь, сооруженный в память о Линде Вест. Сейчас его своими тощими спинами закрывала пара каких-то низкорослых парней, обоим, возможно, не больше шестнадцати. Они стояли там и мерзко гоготали, отчего я застыл на месте. Мне было далеко до звания пацифиста, но в своем окружении я вполне схожу за того, кто может держать себя в руках и рационально оценивать каждую ситуацию (когда ты дружишь с холериком Дэнни, у которого проблемы с контролированием гнева, и Питом – главным авантюристом штата, ничего другого не остается).

Но во мне вдруг что-то замкнуло.

Фотография Линды, возвышающаяся в центре стены, была испорчена. Ублюдки черным фломастером подрисовали девочке усы и оправу очков вокруг глаз. Не думаю, что я когда-либо за всю свою жизнь испытывал такой гнев.

Направляясь в сторону мелких паршивцев, все, чего я хотел – это свернуть их тонкие бледные шеи.

– Эй! – грозно окликнул я, размашистым шагом достигая мягких игрушек, наставленных на полу.

Они уже собирались смыться, когда я нагнал их и схватил за шкварники, со всей дури припечатывая к стенке.

– Да какого черта ты творишь, придурок?! – возмущался поганец, повисший на моей левой руке. У мальца только начал ломаться голос.

– Это вы какого хрена творите? – я с отвращением отшвырнул их в сторону. – Думаете, это круто – издеваться над мертвой девочкой?!

– А тебе вообще какое дело? Твоя подружка что ли? Не думал, что на таких уродин еще кто-то западает...

И я как с цепи сорвался. Валить на пол пятнадцатилетнего и пытаться выбить из него всю дурь – это низко, аморально, убого и просто недостойно. Это пришло мне в голову, когда из носа у парня пошла кровь. Но это меня не остановило. Меня не остановило и то, что его щупленький дружок с криком навалился мне на спину, пытаясь сдвинуть с места.

Очнулся я только тогда, когда услышал знакомый голос.

– Кайл! – Тереза присела на корточки рядом со мной и схватила сжатую в кулак руку, застывшую перед лицом уже плачущего подростка.

– Прости-прости-и-и... – скулил он, зажимая разбитый нос. – Я не хотел, мы с Роном просто поспорили!

Мне было уже наплевать. На его слезы, на его мольбы, на свои разбитые костяшки. Я смотрел в карие глаза Терезы, полные испуга и боли.

Вокруг образовалась толпа людей, шепчущихся между собой. Не сомневаюсь, что теперь все только и будут говорить о том, как я мутузил малолетку на большой перемене прямо посреди школы. Они все смотрели на меня, как на животное в зоопарке, а я мог только прерывисто дышать, скользя по ним затуманенным от ярости взглядом.

– Посмотри, что они сделали. – сказал я Терезе, которая все еще смотрела на меня так...словно видит первый раз в жизни. – Они все испортили...

Тереза оглянулась на алтарь, и ни одна черточка ее лица не дрогнула. Она издала какой-то невнятный звук, похожий на грустную усмешку, и приподнялась. Я встал вслед за ней, поднимая хнычущего парня за собой. Толпа никуда не исчезла, народ, наоборот, прибавлялся с каждой секундой.

– Отпусти его, – сказала Тереза без капли злости или разочарования в голосе.

– Тесс...

– Отпусти, – настояла она. – Это неважно. Это все неважно. – она содрала со стены портрет своей сестры, всматривалась в него с секунду, а затем смяла и выкинула.

Та же участь настигла открытки, рисунки, стикеры с пожеланиями и выражением соболезнований. На пол летело все содержимое стеллажа: ленточки, кружева, кусочки нежно-розовой ткани.

– Глупые бумажки, – говорила Тереза, разрывая на части очередное скорбное письмо. – Знаешь, сколько я их перечитала за последнее лето? Их были сотни, Кайл, и все они – ложь. – ее руки с остервенением добирались до каждого уголка алтаря. – Письма – ложь, люди – ложь. Вранье, чертово вранье! – крикнула она, всеми силами потянув на себя стенд с кружевными украшениями.

Деревянная рама с грохотом ударилась о недавно намытый кафель. Испуганные младшекурсники уже давно высвободились из моего захвата и сбежали, проворно пробираясь сквозь образовавшуюся толпу.

Тереза пинала, раскидывала повсюду мягкие игрушки. Слезы текли по ее щекам. Я успел остановить ее перед тем, как она добралась до зажженных свеч и устроила в школе пожар.

– Тесс, эй, Тесс... – мои руки легли по обе стороны ее лица. – Посмотри на меня.

Она сжала мои запястья трясущимися руками и с закрытыми глазами слабо покачала головой из стороны в сторону. Слезы текли градом. Тереза выглядела такой уставшей, замученной и изможденной.

Это причиняло почти физическую боль.

– Тесс... – я шептал тихо-тихо и прислонил ее лоб к своему, когда она, жмурясь, отрывисто всхлипнула.

Ее ресницы дрогнули. Взгляд, полный капель слез, метнулся вверх, прямо к моему. Мы стояли близко друг к другу посреди глазеющих на нас зевак и, должно быть, выглядели как сумасшедшие.

Глаза Терезы закатывались, колени понемногу слабели, дыхание становилось прерывистым. Через минуту она уже сползла на пол без сознания, пока я повторял ее имя, доносившееся до нее невнятным эхом.

Толпа всполошилась, раздавались испуганные вскрики и возбужденные перешептывания. А я просто не мог перестать смотреть на Терезу, которая не приходила в себя.

– Вызывайте 911! – Молли и мистер Лоуренс выплыли из ниоткуда или, может быть, они уже давно здесь находились.

Я не знаю.

Я потерялся.

Все потухло.

В этой бесконечной темноте.

Я ненавидел больницы. Больницы, аэропорты, городские фестивали и другие шумные праздники. Все из-за этой постоянной назойливой суеты. Медсестры с папками, которые, очевидно, служили продолжением их рук, врачи в белых халатах, ставших для них второй кожей, вечно звонящие телефоны, воющие сирены машин скорой помощи на окном.

Я застрял посреди этого хаоса, рабочей системы, которая всегда в движении. Даже не простой винтик в механизме, а лишняя деталь, без которой устройство прекрасно работает.

Я ходил по периметру рекреации, чтобы не чувствовать себя совершенно никчемным среди занятых людей вокруг. Сердце быстро стучало в груди, отдаваясь звоном в голове, курить хотелось так сильно – казалось, что голова вот-вот взорвется – но я не мог отходить от палаты, потому что доктор должен выйти к нам с минуты на минуту.

Мы сидели в стационарном отделении местной окружной больницы Святого Уильяма уже примерно двадцать пять минут, и за эти двадцать пять минут не произошло ничего продуктивного, кроме того, что автомат в холле вместо одного кит-ката выпотрошил Фишу целых три.

Ли с Фишем и Мелиссой – подругой Терезы, сидели на деревянной скамейке напротив общей палаты, в которой Тереза и лежала. Молли мерил шагами рекреацию вместе со мной, пока Ли нервно отбивала чечетку подошвами кед.

Из-за угла к нам завернул Дэнни с подносом в руке.

– Охренеть можно, какие тут очереди у автоматов, – возмущался он, вручая пластиковый стаканчик с дымящимся кофе мне и всем остальным. – А я-то думал, тут одни дохляки с капельницами да инвалидными колясками ошиваются.

– И откуда это у тебя? – спросила Ли, принюхиваясь к стакану.

– Великодушный дар симпатичной медсестры у стойки администрации.

– Это та, что сидит у самого входа? – выпучила глаза подруга.

– Ага.

Дэнни уселся на скамейку, потеснив при этом всех остальных.

– Ты же переспал с ней полгода назад, когда Кайли сломал ногу!

– Что, серьезно? – Дэнни прекратил помешивать кофе зубочисткой, вытащенной изо рта, и на секунду призадумался, выуживая воспоминания о медсестре среди бесконечного количества остальных своих похождений.

– Боже, уже даже я помню всех пассий, с которыми ты спишь, это какой-то новый уровень извращенства.

Ли противно сморщилась.

– Не пей это, придурок! Она наверняка его отравила! – Ли треснула Дэнни по плечу так, что горячий кофе едва не вылился ему на ноги.

– Да какая к черту разница?! Это бесплатно, а на халяву и подохнуть не жалко, – пожал плечами друг.

Кофе, кстати, оказался не отравленным, но все равно тошнотным. И тем не менее мы с Молли все-таки прекратили нервировать окружающих и уселись на свободные стулья в коридоре.

Мой взгляд то и дело метался к отделу приемной, откуда должен был выйти лечащий врач, принимавший бессознательное тело Терезы.

Спустя восемь бесконечных минут она все-таки появилась в холле. Доктор Эмерсон – так гласил ее бейджик – вышла к нам с внушительной папкой в руках и крайне удивленным взглядом.

– Вы не похожи на мистера и миссис Вест, – сказала она нам с Молли, немедленно вскочивших с места при ее появлении.

– Мы ее друзья.

– Она потеряла сознание в школе...

– Так что мы приехали на скорой вместе с ней...

Наши нервы сдавали, мы с Молли перебивали друг друга, сбивая доктора Эмерсон с толку.

– Так, ладно, – она жестом приказала нам молчать, затем ее лицо стало сосредоточенным и обеспокоенным. – Вы хорошо общаетесь с Терезой?

– Мы с ней друзья с детства, – сказал Молли.

– Вы замечали у своей подруги проявляющиеся симптомы депрессии?

– Не понимаю... – покачал головой я.

– Да. – кивнул Молли, устало проводя рукой по волосам. – Ее сестра умерла от лейкемии несколько месяцев назад, а родители подали на развод. Так что...

– Все ясно, – доктор Эмерсон покачала головой, щелкнула авторучкой и сделала пару записей в бланке. – Помимо расстройства сна, приступов паники, возможно, переутомления и глубокой депрессии, у Терезы диагностируется артериальная гипотензия. Она жаловалась на сонливость, слабость, тошноту, головную боль?

– Ей последнее время туго приходилось, она даже ушла из группы поддержки, потому что не могла заниматься из-за усталости, – сказал Молли.

– Что вызвало гипотензию? – спросил я, едва дыша.

Конечно, я слышал этот термин раньше, так что знаю, что он не означает ничего хорошего для Терезы.

– Есть много причин гипотензии в общих случаях...

– У нас частный случай. Что вызвало обморок в нашем конкретном случае? – настаивал я.

– Эту информацию я могу рассказать только ее родителям, мистер. Извините.

Она уже собралась уходить, когда я аккуратно поймал ее за локоть.

– Пожалуйста. – просил я. – Ее родители могут не появиться до самого вечера. Это правда важно.

– Она дорога нам, – добавил Молли.

Доктор Эмерсон устало вздохнула и все же сжалилась.

– Анализ на токсины показал высокое содержание стимулирующих препаратов в организме. Возможно, она переборщила с обезболивающим или снотворным...

– Так это передозировка?

– Непреднамеренная, да. – женщина кивнула. – Ей необходима психологическая помощь, вот и все.

Я все не мог заставить себя начать дышать. Воздух закончился, легкие наполнял не кислород, а плавленый свинец.

Я проглотил чертов комок в горле и заставил себя прислушаться к тому, что мне говорят.

– Нет, к ней сейчас нельзя. Ей вкололи успокоительное, она проспит несколько часов, вы сможете навестить ее, когда она очнется.

– Спасибо, доктор. – сказал Молли.

– Спасибо, – сказал я, но не уверен, что доктор меня услышала, даже я себя не слышал. Мой голос потерялся в общем гуле набросившихся на нас ребят, которые до этого терпеливо дожидались момента поскорее все узнать.

Я доверил Молли всех их проинформировать, а сам уселся обратно на скамейку и устало потер глаза.

Через минуту на место рядом со мной опустилась фигура. Даже не открывая глаз, я понимал, кто это.

– Отстойно это все, Кайли, – сказала Ли. Она казалась шокированной. – Только начинаешь думать, что твоя жизнь самая наидерьмовейшая из всех, как вдруг появляется тот, кто тебя и в этом обставляет.

– Думаю, это не тот батл, который хоть кто-то хочет выиграть.

– Если бы ты был неудачником по жизни вроде меня, то заговорил бы по-другому.

Я знал, что Ли пытается отшутиться, чтобы сделать ситуацию менее траурной. И у нее это почти получилось, потому что мне действительно хотелось улыбнуться.

– А ты про все знал, да? Когда начал встречаться с ней?

– Я находил ее рыдающей в общественных местах чаще, чем Дэнни – свою мать в нетрезвом состоянии.

– Я убила на нее столько крутых кличек. Все мое детство вертится вокруг того дня, когда на детской площадке собака заразила ее бешенством, а ты так ничего и не сказал мне?

– Было весело наблюдать за твоими попытками порвать ей капроновые колготки зубочисткой Дэнни.

– Не могу поверить, что я охотилась за ней, как долбанный самурай. Мы засмеялись.

Ли стащила с головы бейсболку и начала нервно крутить ее в руках.

– Уже пора начинать чувствовать себя куском дерьма? – вздохнула она.

– Разве это не твое пожизненное состояние?

Она слабо улыбнулась, все еще глядя на бейсболку. Я положил свою руку на ее и переплел наши пальцы.

– Ты ей ничем не обязана. И ты бы никогда не смогла помочь ей.

Так же, как и я в свое время не смог.

В больнице остались только мы с Молли.

Казалось, что мое присутствие каким-то образом сможет помочь Терезе через стену, даже когда она в отключке. А Молли...Кажется, ему просто было жалко оставлять меня одного в этом ужасном, многолюдном месте, где развивается моя социопатия.

Все так сложно, когда дело касается Терезы. Было бы куда проще, если бы я просто позволил себе ее ненавидеть, как поступают все нормальные люди по отношению к своим бывшим.