Текст книги "Мы сделаны из звёзд"

Автор книги: Дилан Лост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Может быть, я попаду в реестр опасных промышленных шпионов.

Может быть, я покончу с собой из-за кризиса среднего возраста.

Может быть, я даже не доживу до кризиса среднего возраста. Перспективы у меня хреновые, как ни крути. Я потерян, я никогда не знал, куда идти и в какую сторону сворачивать. Поэтому я выбрал остаться на месте, чтобы больше не разрушать свою жизнь очередным неправильным решением.

Мир полон разочарований, и у меня все шансы стать одним из них.

Глава 22.

Мистера Ернандеса посадили в тюрьму.

На самом деле его упрятали за решетку еще в тот день, когда он бежал за нами с Ли целый квартал в дробовиком наперевес, но серьезные обвинения он получил только вчера, когда полиция нашла в его подвале целый склад оружия, на которое у него нихрена не было лицензии.

Эта новость обрушилась на Сэинт-Палмер шквалом удивленных возгласов, сплетен и ознаменованием конца света.

Потому что учителей не сажают в тюрьму. Никогда. У них здесь что-то вроде дипломатической неприкосновенности. Так что психика большинства населения города была под ударом, ломая все устоявшиеся догматы поведения на территории этого захолустного местечка.

Не пострадали только старшеклассники Саттер-Хилл. После промежуточных экзаменов, когда все уже израсходовали последние ресурсы мозговых клеток, мистер Ернандес объявил, что устроит итоговый тест по испанскому. Если бы только его не засадили за решетку, кучка отчаянных выпускников рано или поздно все же решилась бы пару раз проехаться по его хребту до отвала забитым школьным автобусом.

Чтобы хоть как-то отпраздновать чудесное спасение от соучастия в преднамеренном убийстве, мы собрались в доме у Фиша.

– Еnhorabuena(*)! За подонка, который оставлял меня после уроков каждую неделю! – Дэнни поднял бутылку пива в воздух и чокнулся со всеми присутствующими.

В конце каждого сезона года бабушка и дедушка Фиша, с которыми он живет с самого детства, на пару недель отправлялись в реабилитационный санаторий Филадельфии, оставляя дом на полное попечение внука.

Фиш решил сдать выпускные экзамены вместе с нами, поэтому по праву считался точно таким же выпускником, как и все мы, что неплохо было бы отпраздновать, поэтому его гостиная, увешанная вышивкой миссис Фишер, вскоре была переполнена хмельными организмами подростков.

Выглядели мы все довольно жалко. Утомленные зубрежкой и стрессом экзаменов, ребята сидели там, куда их притянула гравитация, и старались больше не совершать лишних движений.

Хотя никто все же не примянул сунуть два пальца в рот, разыгрывая рвотные позывы, глядя на то, как Макс с Айви снова образовали на диване одно пугающее гермафродитное целое с переплетенными конечностями. Эти двое сошлись вместе уже третий раз за последний месяц, хотя и недели не прошло с того раза, как Айви грозилась от горя покончить жизнь самоубийством.

Триш приткнулась к Фишу на полу – эти двое стали подозрительно близки с того самого сумасшедшего сочельника, когда нас всех едва не прикончили. И пусть Ли с Дэнни терроризировали беднягу ехидными шуточками при каждом удобном случае – зато все в школе перестали сплетничать о том, что Фиш гей.

Кроме сладкой парочки на полу и Молли, открывающего бутылку пива о край журнального столика, по всему периметру гостиной обосновались остальные игроки «Темных лошадок» и некоторые наши одноклассники, включая Харди Льюиса, от которого так несло марихуаной, что после пяти минут нахождения с ним в одной комнате можно было подхватить галлюцинации.

Спустя еще пару поздравительных тостов я заметил Ли, которая вышла из ванной, прошла в месиво тел на полу и уселась рядом со мной. Она выглядела по-домашнему – в носках с хот-догами, облегающих лосинах и толстовке с изображением Барта Симпсона.

– Это что, моя? – я потянул рукав худи, который был настолько длинным для ее руки, что полностью закрывал ладонь.

– Не докажешь, – хитро ухмыльнулась она.

Я вечно поражался тому, как Ли умудрялась тайком от меня тырить мою же одежду. Мой гардероб давно превратился в секонд хэнд, в котором у нее была стопроцентная скидка.

Толстовка была ей так велика, что Ли вполне могла бы образовать в ней собственное независимое государство. Выглядела она нелепо, но я просто покачал головой, щелкнув подругу по носу.

– И сколько ты уже здесь? – спросил я, заметив, что ее чуть влажные волосы вились на самых кончиках, словно она недавно вышла из душа.

– Несколько дней, – пожала плечами она, перекидывая длинные волосы через одно плечо. – Фиш на удивление хороший повар. Недаром смотрит по утрам повторы «Адской кухни». Его гренки должны быть в списке Всемирного наследия.

На самом деле, Ли искала любой повод для того, чтобы как можно реже бывать дома, в надежде, что родители так отвыкнут от ее присутствия, что однажды возвращаться ей больше не придется.

– Без меня они отлично экономят на воде. – съязвила она. – Мама позвонила мне только вчера, и то ради того, чтобы спросить, куда я положила ее крем для рук.

Ли закатила глаза и изобразила полуулыбку, словно все это ее совсем не беспокоит. Я никогда точно не был в курсе того, что происходит в стенах дома семейства Сонгов, я просто знал, что это всегда что-то плохое, и что для Ли это было действительно тяжелым бременем.

– А Мэй? – спросил я.

Улыбка подруги сникла в ту же секунду, как я произнес имя ее брата.

– Мэй...он справится без меня. Его они любят.

Ли замолчала и начала нервно теребить шнурок толстовки. Я чуть улыбнулся и взял ее теплые руки в свои. Подруга решила не вырываться, она развернулась ко мне всем телом, и мы сидели друг напротив друга, сложив ноги по-турецки.

Кончики ее волос задевали мое согнутое колено, я игрался с плетеным браслетом на ее запястье...

Все между нами изменилось. То, как мы друг с другом разговаривали, как мы друг на друга смотрели, даже воздух, которым мы дышали, стал другим. Это было пугающе, но неизбежно. Невидимые барьеры между нами исчезали, границы стирались, прикосновения, которые год назад ничего за собой не таили, вдруг наполнялись совершенно иным смыслом, вызывали рой лишних мыслей в голове. А все, что мы могли – это просто плыть по течению.

Я не мог успокоить сердце, не мог выпустить руки Ли из своих, не мог разобраться в состоянии, в котором находился. Дилема была в том, что со всеми своими вопросами я обычно шел к Ли, которая спустя тонну саркастических шуточек все-таки могла расщедриться на какой-нибудь очень полезный совет. Но теперь это была и ее проблема тоже.

С выпивкой после недавнего приступа пришлось завязать. Я решил, что не хочу умереть, так и не узнав, кто сменит Обаму на посту президента, поэтому виски ушел в отставку и перестал быть выходом из любых кризисных ситуаций.

И что делать в таких случаях? Записываться на сеанс к психотерапевту? Проповедоваться священнику? Высчитывать смертельную дозу метанола?

Господи, моя жизнь в такой глубокой заднице.

– Дорогой шериф Уолберг, – мы посмотрели на Дэнни, который стоял посреди развалившейся на полу толпы и уже порядком пьяный толкал мотивирующую речь, размахивая бутылкой пива. – Также изветный как будущий папочка Кайла. Спасибо тебе, мужик, за то, что мне нахрен теперь не надо знать, как сказать «я не виновен» по-испански!

Раздались общие смешки и радостные поддакивания. Замучившиеся с предстоящими экзаменами студенты подняли вверх свои бутылки и громко его поддержали.

Ну а я не пил. Я мог поднять только свои глаза к небу, спрашивая за что мне это трезвое проклятье.

– Пошел в задницу! Да-а! – скандировала вся гостиная.

– Ну а вы что молчите? – Дэнни подозрительно сощурился, глядя на наши с Ли переплетенные руки.

Ммы даже нисколько не смутились, не расцепляя ладоней.

– Твоя тупость, Дэнни, – это просто моя религия, – ухмыльнулась Ли.

Дэнни опустился перед ней в насмешливом реверансе, практически доставая лбом до пола.

– Господи, спасибо за то, что недодал мне мозгов и позволил свалить из этой школы пораньше, – Триш поцеловала стеклянное горлышко и подняла бутылку пива к потолку в знак благодарности высшим силам. – Думаю, я бы заработала какую-нибудь раковую опухоль этой зубрежкой.

– С сифилисом гораздо меньше проблем, да? – пошутил кто-то из парней, заливаясь хохотом.

Ехидно ухмыляясь, Триш вылила остатки бултыхающейся в бутылке жидкости на голову этому самому парню. Началась заварушка, полная визгов, брызжущих во все стороны жидкостей и басового смеха Молли, который пытался все это остановить.

– Пойдем, Кайли, подышим воздухом, – Ли поднялась с места, за руку потянув меня за собой, не желая участвовать в начинающемся сумасшествии.

Мы обошли потасовку и вышли через парадную дверь на уютную веранду, обросшую декоративными лианами и диким плющом.

Ли вдохнула полную грудь воздуха и потянулась всем телом, разминая затекшие конечности. На улице стояла почти середина апреля, время давно перевалило за полночь, холод проскальзывал в редких потоках воздуха, а она как ни в чем не бывало стояла на дощатом полу в носках и тоненьких лосинах.

– У тебя такими темпами будет бронхит, – сказал я, подходя ближе.

Остановившись за ее спиной, я собрал волосы подруги и наспех заплел их в колосок, наконец-то найдя применения навыкам, которые выработал спустя четырнадцать лет жизни под одной крышей с Дейзи. Ли, усмехаясь, стянула с запястья красную резинку и протянула мне, чтобы я смог перевязать конец косички.

– Вы только посмотрите на него. Кайл Андерсон, парихмахер с Флит-стрит. – ухмыльнулась она, поворачиваясь ко мне лицом. – И сколько еще у тебя скрытых талантов?

– Недостаточно для участия в «Шоу талантов», но хватит на то, чтобы не умереть нищим и бездомным, – улыбнулся я, похлопав ее по плечу.

Ли смотрела на меня пару секунд, а затем отвернулась, прошла к ограждению веранды и сложила локти на деревянных перилах.

– Красиво здесь, – сказала она. – Мы с Фишем сидим тут по вечерам, пьем какао и смотрим, как миссис Морган ловит котов, которые удирают у нее через окно первого этажа.

Дом у Фишеров был чисто стариковским – обои в цветочек, торшеры с висящей бахромой, черно-белые фотографии в рамках. И, как у всех уважающих себя пенсионеров, ведущих размеренный образ жизни, у Фишеров был сад – с подстриженными кустарниками, ухоженным газоном, бегониями, тюльпанами, лунниками и остальной кучей биологического разнообразия.

Спустившись по ступенькам с крыльца, я подбежал к клумбе, на которой росли огромные ромашки, сорвал одну и примчался обратно. Взяв цветок в зубы, я ухватился за ограждение веранды обеими руками и приподнялся к Ли так, что наши лица застыли напротив друг друга. Она и не думала отпрянуть, улыбаясь и с интересом рассматривая меня, склонив голову к плечу. Ночь освещали только фонари, прикрепленные к деревянным колоннам, свет от них бледно-желтыми огоньками играл на гладкой коже подруги, придавая ей очарования. Прядь волос выбилась из ее косы и мило обрамляла овал лица, спускаясь от виска к подбородку. Озорной блеск поселился в ее глазах, когда она вытянула стебель цветка у меня из зубов.

– Ты можешь пожить у меня, когда Фишеры вернутся домой, – предложил я, подтягиваясь на перилах напротив нее.

– Чтобы Лилиан потом заставила тебя пойти со мной под венец? Нет уж, спасибо. – усмехнулась она, крутя ромашку в руках.

– Я думал, большая часть человечества уже смирилась с тем, что твое будущее исключительно в какой-нибудь оргии феминисток.

– Ты думал. А они не смирились, Кайли. Как я никогда не смирюсь с тем, что Патрик Демпси ушел из «Анатомии страсти».

– Ты ненавидишь «Анатомию страсти», – сказал я.

– А Патрика Демпси люблю.

Она сосредоточенно вырывала лепестки ромашки, позволяя ветру подхватывать их и развеивать над садом.

– Нет проблем, давай поженимся! – радостно выдал я.

Пальцы Ли замерли над очередным лепестком. Ее полный иронии взгляд столкнулся с моим.

– Рассчитываешь на льготы молодым семьям?

– Нет, рассчитываю на «жить долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас».

– Так не бывает, – Ли снова занялась вырыванием лепестков.

– Но мечтать же не вредно?

– И кто мне это говорит? – подруга удивленно вскинула брови. – Самый большой скептик в мире? Мистер Кайл жизнь-всегда-будет-дерьмом Андерсон?

– Брось, – простонал я. – Давай будем счастливы. Подключим кабельное, заведем собаку, назовем ее Штормагедоном. Будем путешествовать, есть сушеных кузнечиков, прыгать с парашютом и ночевать в спальных мешках. Давай жить, Ли! – я наклонился ближе к ней и прошептал на ухо: – Выходи за меня.

Я услышал, как она тихо рассмеялась, но не отодвинулась. Кожа у нее на шее покрылась мурашками. И что-то мне подсказывало, что совсем не от холода.

– Мы не можем пожениться. – упрямилась она, улыбаясь.

– Почему?

– Ты не Патрик Демпси.

– Не Патрик Демпси, – улыбнулся я. – Я всего лишь Кайл Андерсон. Неужели тебе нужно больше?

Зацепившись за забор ногой, чтобы не упасть, я снял с мизинца узорчатое металлическое кольцо-печатку и протянул прямо под нос Ли.

– Ли Микаэлла Мин Сонг, – торжественно начал я (при упоминании своего полного имени подруга поморщилась). – Возьмешь ли ты меня, Кайла Бенджамина Андерсона, в свои законные мужья и спутника жизни, чтобы жить со мной в богатстве и в бедности, в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас?

– Кайл, – Ли закатила глаза, качая головой. – Ты придурок.

– Наш союз скрепляется на небесах, прояви хоть каплю уважения.

Она смотрела мне в глаза две долгие секунды. Два лепестка упали на пол веранды. Два раза она прошептала что-то, очень похожее на «вот идиот».

– Ладно, согласна, – с закрытыми глазами выдохнула она.

– Извини, кажется, я тебя не расслышал, – начал издеваться я, оттопыривая уши руками.

– Да! Я беру тебя в мужья, тупица. Пока Патрик Демпси не явится, чтобы спасти меня от этого кошмара.

Она торжественно вложила свою руку в мою и позволила мне надеть на нее кольцо. В металлический ободок она вполне могла запихнуть два пальца сразу, поэтому ей пришлось носить кольцо на большом пальце – все-таки руки у Ли были очень костлявые.

– Силой, данной мне женщиной, которая закапывала покупную курицу в полиэтиленовом пакете на лужайке перед домом, я объявляю нас мужем и женой.

Мы держались за руки и прикрыли глаза на пару секунд, чтобы прочувствовать всю важность момента.

– И что теперь? – все еще не открывая глаз, спросила Ли.

– Могу я...поцеловать невесту? – прошептал я в дюйме от ее губ.

Ли раскрыла глаза, чтобы увидеть, как мое лицо приближается к ее. Она зачарованно смотрела на меня, словно была под гипнозом. Я уже почти коснулся ее губ, когда она вдруг зажмурилась и прошептала:

– Любит.

– Что? – от желания ее поцеловать мне почти хотелось рыдать.

Я не желал ее слушать, потому что чем больше движутся ее губы, тем больше мне хочется пододвинуться ближе и больше ни о чем не думать.

Ли улыбнулась и поместила между нашими лицами чашечку ромашки с единственным оставшимся на ней белым лепестком.

Она выбросила стебелек, концентрируя внимание только на оставшемся в одиночестве оторванном лепестке, зажатом у нее между пальцев.

– Любит? – спросила она, глядя мне в глаза.

– Любит, – кивнул я, накрывая ее руки своими.

Легким движением с коснулся губами внешней стороны ее сжатых ладоней. А она резко вздохнула, словно я обжег ее.

– Мы идиоты, Кайли. – тряхнула головой она, шепча. – Что мы вообще делаем?

– Не знаю. – улыбнулся я. – Давай пока просто побудем идиотами. Может, Патрик Демпси уже в пути.

– Надеюсь.

Мы так и застыли по разные стороны ограждения веранды, со сплетенными руками и прислоненными друг к другу лбами.

Она смотрела на меня, и все было по-другому. Я больше не узнавал ее взгляд, а она не узнавала мой – искала что-то прежнее за бледной радужкой глаза, но больше не видела Кайла Андерсона, которым я был для нее когда-то – того лохматого блондина из домика на дереве с трещиной на стеклах очков. Я вырос, стал совсем другим парнем. Что-то во мне умерло, растворилось. И я не драматизирую. Во всех нас каждый день что-то умирает для того, чтобы дать место чему-то новому.

Вот почему я так боялся отвести от Ли взгляд. Я не хотел, чтобы она также растворилась и исчезла, и ее заменил кто-то другой.

Столько поменялось в наших жизнях, столько вещей перевернулось с ног на голову. Но одно все еще неизменно – мы с Ли. Мы до сих пор были вместе. И я надеялся, что так будет всегда.

* * *

Саттер-Хилл не успела толком перевести дыхание после массовой запары с экзаменами, а в школу уже просочился вирус, известный как «спортивная пандемия». Эта болезнь сродни местной оспы или бубонной чумы – уносит целые поколения, помутняет разумы девяноста процентов учеников, превращая их в помешанных на баскетболе диких животных.

Ботаники прячут свои очки в футляры, театральный кружок прекрает драматические постановки, а учителя откладывают учебный план. Это как заключенный на водопое мир – все собирались на школьном стадионе, болея за «Темных лошадок», которые в кои-то веки вышли в финал сезона.

Эту болезнь не излечить, ее можно только храбро выстоять.

И я бы с радостью пересидел все это сумасшествие в каком-нибудь титановом бункере с вай-фаем, если бы не находился чуть ли не в самом его эпицентре. Вагнер поставил меня на позицию разыгрывающего защитника, хоть я и отпирался, заявляя что этим должен заниматься Молли – капитан команды.

И тем не менее сезон у нас выдался очень удачный. Мы доползли до самого финала, обыграв все команды в округе. Эта игра должна была быть заключительной, и Вагнер готовил нас к ней как солдатов в лагере военнопленных.

На матч пришли мои друзья, так что, конечно, все не могло пройти гладко. Ли с Дэнни принесли огромный ватман с цветной надписью «ЛАМАНТИНЫ СОСУТ». Они начали громко скандировать обзывательства еще до того, как игра началась. Охрана добралась до них, но Дэнни спрыгнул с трибун и, разорвав на себе майку (правда разорвав), бегал от запыхавшихся старичков-охранников по всему залу. Матч из-за этого начался на тридцать минут позже, но эта гонка все же вошла в историю.

«Ламантины» были командой из небольшого соседнего городка. Они прошли в финал своего города, мы – в финал своего, и в этот день нам пришлось делить между собой первое место в округе. Держались они отлично, первую половину матча даже обходили нас по очкам, но под конец Молли забил мяч и сравнял наш счет до ничьи, из-за чего пришлось продлевать игру на овертайм.

Я ненавидел овертаймы. Люди на площадке становились дикими, неуправляемыми и подверженными стрессовым ситуациям, а я, как разыгрывающий первый номер все равно должен был оставаться самым спокойным и вменяемым игроком в команде, чтобы оценить ситуацию и просчитать лучшие пасы и передачи.

Перед овертаймом судья объявил небольшой перерыв, и мы всей командой забились в раздевалку, чтобы передохнуть от громкого шума толпы с трибун. Я даже не успел сесть на лавочку, как вдруг дверь раскрылась. В и без того под завязку набитую людьми комнатку вошла Ли.

Подруга стремительно, без слов приблизилась ко мне вплотную, замахнулась и со всей дури залепила пощечину мне по лицу.

– АУЧ! – заорал я, прикладывая ладонь к горящей от боли щеке. – Какого хрена ты творишь?! Больно, вообще-то!

– Вагнер передает тебе «привет», – усмехнулась она, невинно пожимая плечами.

Никакого сочувствия от ребят, развалившихся на лавочках, я не получил. Эти придурки ржали надо мной, словно я был каким-то выпуском «Шоу Косби».

Никак не среагировав на мои болезненные стоны и ругательства, Ли ногой пододвинула к себе контейнер с теннисными мячами, затем встала на пластиковую крышку подошвой кед и поравнялась со мной в росте. Я еще даже не успел отойти от болевого шока, как она вдруг притянула к себе мое лицо и поцеловала. Прямо в губы. У всех на глазах.

Удивительно, но боль тут же забылась. Смех вокруг нас стих, а Ли все все еще прижималась своими губами к моим. Первые несколько секунд я стоял истуканом, но затем втянулся в процесс, притягивая ее ближе к себе. Я мечтал снова поцеловать Ли с самого Рождества. И пусть этот поцелуй опять вышел прилюдным, незапланированным и слишком поспешным, это не означает, что он не был потрясающим.

Прошло слишком мало времени между нашими губами, вздохами и кружащимися головами, когда Ли отстранилась.

– И это тоже от Вагнера? – ухмыльнулся я, загибая бровь.

– Это твоя шоковая терапия пожаловала, Кайли. Видимо, крайние меры – единственное, что на тебя действует. – убрав руки с моих плеч, Ли спрыгнула с контейнера и направилась к выходу. – Тебе лучше постараться, засранец! Я не для того подставлялась, как низкопробная проститутка, чтобы ты потом плакался мне в жилетку. – она бросила мне последнюю саркастичную фразу и вышла из раздевалки, которая тут же потонула в удивленном молчании, напоминавшем панихиду.

– И что это вообще сейчас было? – Молли часто моргал, не веря в увиденное.

– Кажется, мои глаза только что лишились девственности. – Рокки зажмурился, потирая переносицу. – Крошка Ли умеет целоваться, ну кто бы мог подумать!

– Да заткнитесь вы! – буркнул я, устало заваливаясь на лавочку.

– И что это у тебя на лице, Андерсон? – начал поддразнивать Купер, тыча в меня пальцем. – Лыбишься, как десятилетка, которому разрешили посмотреть «Секс в большом городе».

– Какая к черту улыбка?! – запротестовал я и вдруг осознал, что правда ухмыляюсь от уха до уха, как полный кретин.

– Просто. Ни. Слова. – предупредил я, напустив на себя грозный вид.

– Возмущаешься так, словно Ли объелась чеснока! – хохотнул Дэвид.

Я кинул в него полотенце, угодив прямо в ухмыляющееся лицо.

Не став дослушивать остальные язвительные комментарии, я вышел из раздевалки в коридор. Прямо у двери я увидел Терезу. Она сидела на подоконнике у окна, но тут же соскочила с него, едва заметив меня.

– Привет, Тесс.

– Привет, – тихо поздоровалась она.

С руками в карманах, я застыл в нескольких футах от девушки. Слов я особо не находил. Мы не не разговаривали друг с другом практически весь учебный год. За все это время между нами образовалась большая пропасть, до краев наполненная недосказанностью, смущением и неловкостью. И никто из нас не предпринимал попыток проложить через эту пропасть хоть какой-нибудь мост.

– Ты теперь чокнутая фанатка баскетбола? – подшутил я.

– Нет, я... вообще-то ждала Молли, чтобы просто пожелать удачи.

– Ну, я здесь. Я тоже в команде, ты можешь, например, пожелать удачи мне.

– Для тебя эта победа ничего не значит. – Тереза потупила взгляд. – А для Молли – это стипендия в колледже.

Я хотел сказать что-то в ответ, но вдруг обернулся на шум за спиной –это старшеклассники вывалились из спортивного зала, кидающие друг друг пресловутую голову от костюма ламантина. Среди них громко смеялась Ли. Она не заметила меня, но как только я собрался окликнуть ее, Тереза сказала:

– Мне пора, Кайл.

– Что? Нет!

– Мне правда нужно идти, я должна...

– Должна что? – не выдержал я. – Снова избегать меня? Притворяться, что меня не существует?

– Кайл, – она покачала головой, морщась, словно от боли.

Но ей ничерта не было больно. Это мне было. Это я сходил с ума, пытаясь разобраться, что снова взбрело ей в голову. Это я пил без остановок, чтобы приостановить галопом скачущее сердце.

Я. Я. Я.

Страдаю всегда только я.

– Нет. Это все. – выдохнул я, устало махнув рукой. – С меня хватит твоего дерьма, Тереза. Я не собираюсь бегать за тобой, как выдрессированная собачонка. Я достаточно от тебя натерпелся. И знаешь, что? Я всего этого не заслужил. Катись ты к чертовой матери!

Не дав ей шанса сказать что-то в ответ, я прошел мимо нее и свернул в безлюдный коридор. Тогда я услышал приближающееся поцокивание ее каблуков.

– Ты не понимаешь, Кайл! – Тереза поймала меня за руку, вынуждая остановиться.

– Ну так объясни мне, черт подери! – в ярости взревел я. – Нет, не смей! Не смей плакать! – я грозно наставил на нее указательный палец, увидев слезы в карих глазах. – Не смей снова выставлять меня козлом, а потом оставлять ни с чем, чтобы я подыхал от чувства вины – эта твоя хрень на меня больше не действует.

– И что от меня хочешь? – прошептала она, опуская мокрое от слез лицо.

– Ответы. – прорычал я.

– Я не могу! – всхлипнула она. – Я не могу поступить так с тобой.

Я рассмеялся. Желчно, горько и яростно.

– Не поздно ли спохватилась? Все, что только можно, ты уже давно сделала.

Она молчала, уперев глаза в пол. Устало покачав головой, я развернулся снова намереваясь уйти.

– Я была беременна.

И застыл. Она говорила очень тихо, но я все еще мог ее слышать. На самом деле, мне казалось, что эти слова она прокричала так громко, что их разобрали бы даже кенгуру в Австралии.

Я обернулся. Лицо Терезы – сплошные мокрые дорожки из слез. Она задыхалась, и я тоже забыл, как дышать.

– Что... ты... – сформулировать предложение оказалось непосильной задачей.

– Я сделала аборт. – она не выдержала и разрыдалась вовсю, оперевшись рукой о стену. – Я просто... просто не могла его оставить. Мы бы не справились. Это слишком... – воздух со свистом выходил из нее. – Прости меня, Кайл. Прости, прости, прости...

Она извинялась, бормотала что-то, как в полном бреду. Она распадалась, умирала от боли у меня на глазах, осела на пол и плакала, не в силах остановиться, а я смотрел на нее... и ничего не чувствовал.

Все во мне надорвалось и упало. Мир внутри догорел, превратился в пепел. Это не было похоже на взрывы или толчки, все просто замерло, словно кто-то нажал на паузу.

Тереза плакала, сидя на полу, а я стоял в полной дезориентации, слушая, как все во мне затихает.

Еще несколько минут назад Кайл, которым я когда-то был, подошел бы к девушке, рыдающей на полу, обнял и пытался сделать ее боль чуточку меньше. Он бы не думал о себе. Ему всегда было важно то, как себя чувствуют остальные.

Но у всех вещей есть лимит. И я только что превысил свой.

Я развернулся и ушел, ступая крупными шагами, стараясь как можно быстрее оставить позади этот гадкий коридор...

Не помню, как оказался привалившимся к стенке. Может, я упал, может, устал бежать от горя, а может, коридор уже просто закончился, и я застрял в тупике. Это и было похоже на конец – не было никакого выхода, ни одной идеи о том, как избавиться от мыслей, остановить боль, забыться. Не было ничего и никого, кроме...

– Ли? – я достал телефон и набрал номер в быстром наборе. – Ты не могла бы... – я прокашлялся, пытаясь перестать шептать. – Ты не могла бы забрать меня?

– Ты, что, уже наклюкался? – рассмеялась она. – Скоро игра начинается.

– Я знаю. Просто приходи, пожалуйста, я прошу тебя. Останови все это, или я сейчас здесь умру.

Ли напряглась на другом конце провода.

– Буду через минуту.

За минуту я много успел натворить. Впился себе в волосы так сильно, что чуть не снял с черепушки скальп, раздербанил коленки и костяшки обеих рук о двери железных шкавчиков, отчего мерзкие капельки крови начали падать на кафельный пол.

Перед глазами у меня все плыло, мысли куда-то ускользали каждый раз, когда я пытался за них ухватиться. Все казалось каким-то неправильным, стоящим не на своих местах. Меня не должно быть здесь, и сердце у меня не должно быть расколото на такое количество частей.

Ошибка. Все вокруг – большая ошибка.

– Кайл, ты спятил, там игра уже нача... – Ли застыла на месте, увидев меня, сидящим среди кровавых разводов на полу, – ...лась.

С приходом Ли все изменилось. Она стала единственным правильным человеком в этом огромном чертовом мире.

В камуфляжной куртке до бедер, в узких серых джинсах и черных кедах с толстой подошвой. Бейсболка на ее голове была повернута козырьком к затылку, длинные темные волосы завивались на самых кончиках, и две черные линии нарисованы на обеих щеках, как и у всех болельщиков «Темных лошадок» сегодня. И она была именно там, где нужна больше всего. Рядом со мной.

– Есть сигареты? – спросил я.

Я сидел на полу, откинув голову на помятые шкавчики позади себя. Ли явно приложила все свои усилия, чтобы взять себя в руки.

– Только те, что Дэнни дал на хранение. А он начал курить какую-то отраву из Вьетнама

– Поделишься?

– Смотря для чего, – пожала плечами она, скрестив руки на груди.

– Например, для того, чтобы отвлечься от мыслей о том, что моя бывшая подружка была беременна и успела сделать аборт.

Я бросил на нее унылый взгляд, и ее глаза в ужасе раскрылись – она поняла, что я не шучу.

– Черт, Кайл. – она опустилась на колени рядом со мной и покачала головой.

Все выходило из-под контроля, даже мои конечности. Дрожащими руками я пытался открыть протянутую мне пачку сигарет. Одно резкое движение – и сигареты одна за другой высыпались на вымазанный моей кровью пол. В глазах все снова расплылось и зашевелилось, воздух тромбом застревал в горле. Я схватился за голову, ожидая, что она вот-вот лопнет, и почувствовал, как слезы градом хлынули из глаз, а из горла вырвался болезненный стон.

– Тише, тише, Кайл... – Ли обхватила мою шею рукой и приложила голову к своей груди. – Я здесь.

Я уткнулся носом ей в плечо, а она на секунду прижалась губами к моей макушке, плавно проводя руками по плечам, спине, волосам.

Ее успокаивающий шепот, нежные прикосновения, приподнимающаяся под моим лицом грудная клетка и тонкое тело в кольце моих рук – вся Ли целиком делила со мной мое горе. Была готова плакать в унисон, лишь бы только я не разбился, не разлетелся на тысячи мелких кусочков.

Да даже если бы и разбился – она бы все равно собрала меня обратно, осклолок к осколку.

Но когда меня уже почти унесло в совершенно другой мир, она успела схватить меня за руку и выдернуть в реальность. Дерьмовую и невыносимую. Но я смогу ее вынести. Теперь смогу. Только бы она осталась рядом.

После того, как прошло мое...что бы это ни было, мы с Ли так и остались сидеть в коридоре, прислонившись спинами к стене. Овертайм успел начаться и закончиться. Судя по раздающимся издалека счастливым возгласам – «Темные лошадки» наконец-то были не в пролете. Сигареты все еще валялись разбросанными на полу, и мы не предпринимали никаких попыток их поднять.

– А жизнь может быть хуже, чем сейчас? – спросил я, даже не надеясь на разумный ответ.

– Как правило, она становится хуже после таких слов, Кайли. Ты должен знать об этом лучше всех.

Я устало потер глаза.

– Что ты будешь делать? – спросила она, каким-то безразличным взглядом сканируя металлические шкавчики напротив нас.

– А ты бы что делала на моем месте?

– Ну для начала, наверно, никого бы не обрюхатила. – она пожала плечами и тут же смутилась. – Извини.

– Не знаю, что делать. – я посмотрел на нее. – Правда не знаю. Постричься в монахи и уйти в Ватиканскую церковь? Или что? – я схватился за волосы на затылке.