Текст книги "Мы сделаны из звёзд"

Автор книги: Дилан Лост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

Профессор нервно постукивал по асфальту носком кожаного ботинка.

– Я не могу уехать ни с чем. Она умрет. Потому что я недостаточно старался.

– Ты сделал все, что нужно, Кайл, и даже больше.

– Я десять лет ничего для нее не делал. Я должен был умереть, а не она.

– Она не мертва. – сказал Прескот. – Она в коме. И она молода и готова сражаться за жизнь. Она скоро очнется, это точно. Вот если бы я попал в ту аварию, черта с два я бы пришел в себя. Мне только дай шанс откинуть копыта, я ухвачусь за него мертвой хваткой. Чем ты старее, тем больше надоедает жить.

– Не обязательно быть старым, чтобы устать от жизни. – сказал я. – Я много чего знаю, правда. Столько я прочел статей из научных журналов про тензоры электромагнитного поля, штудировал на ночь работы Вольфганга Ридлера, высчитывал уравления Максвелла, вникал в теорему Гауса. Знать бы только ради чего? Без Ли все так пусто. Не имеет никакого значения.

– Ты заставил меня вспомнить одну вещь, Кайл, – задумчиво протянул профессор.

– Какую?

– Молодость. – я услышал, как он улыбнулся. – В молодости я, как и ты, верил в чудеса. Не в кротовые норы, конечно. Куда уж мне до этого, я ведь был поэтом. Я думал только о чудесах.

Пока Прескот говорил, я безрезультатно пытался согреть холодные ладони в промокших карманах пиджака.

– Этот человек того стоит. Раз ты все еще здесь. – не спросил, а утвердительно сказал профессор.

– Вы даже представить себе не можете, насколько.

Дыхание профессора было мечущимся. Словно он пытается принять самое сложное решение в своей жизни.

– Хватит тут сидеть. Поезжай первым же автобусом в Филадельфию. – настоял он. – Рядом с Ли от тебя будет больше пользы. Если пришлешь мне справки о болезни, эссе и все остальное, на что не хватило твоих великолепных мозгов, я ее зачислю.

Я поднял неверящий мутный взгляд на Прескота, чье лицо на удивление стало вдруг четким и выразительным.

– Тебе пора домой, Кайл. – сказал он.

И был абсолютно прав.

* * *

Вселенную так легко уничтожить. Она вся состоит из величин, ее описывают фундаментальные физические константы: массы элементарных частиц, переводные множители, планковские постоянные. Стоит только на одну миллионную изменить степень в атомной единице массы, и мироздание рухнет, не выдержав этого крохотного незначительного отклонения.

Люди ломаются так же быстро. Пара не сказанных в нужное время слов, несколько не сделанных вздохов, не услышанный гудок автомобиля.

Даже самые отработанные системы однажды дают сбой.

С автобусного вокзала я сразу примчался в больницу, в палату, где Ли растянулась вдоль койки, привычно бледная, но подозрительно спокойная и безмятежная. Огромное количество переломов, синяков и царапин испещрили ее тело вдоль и поперек, неровными разноцветными пробоинами выстраиваясь друг за другом, меняя облик подруги до неузнаваемости.

Какой-то из отделов моего мозга не мог принять то, что это действительно была Ли. Без ее вечно иронической ухмылки, задорного огня в глазах и румянца, покрывающего щеки, это была словно вовсе не она. Не было ничего, за что я мог ухватиться, чтобы все еще верить в то, что та сломанная обертка, в которую она оказалась завернута, когда-нибудь оживет.

Ее руки безвольно лежали вдоль тела, катетеры иглами протыкали кожу тонких запястий, длинные черные волосы спутались на белоснежной подушке, грудь слабо вздымалась от воздуха, поступающего из кислородной маски у нее на лице.

Я смотрел на все эти трубки и провода, на капельницы с прозрачной жидкостью, разглядывал множество нанесенных на тело швов, и внутри меня все еще теплилась надежда, что все это просто большая неудачная шутка. Что она лежала и смеялась надо мной. Делала вид, что умирает. Не двигалась, выжидая апогея своего глупого розыгрыша.

Электрокардиограф пищал, отсчитывая стуки сердца, которое билось так слабо, что, казалось, через мгновенье вот-вот остановится совсем.

Резко вздохнув, я склонился над ее лицом, наполовину скрытым прозрачной кислородной маской, и взял бледную холодную руку подруги в свою.

– Фетиль догорел, Ли. – мой тихий голос, подавленный комом, застрявшим в горле, перебил пищание медицинского аппарата. – Я так больше не могу. – наполовину жить, наполовину умирать. Хватит играть со мной, хватит мучать. – просил я. – Я сделал так, как ты хотела. Приехал в Нью-Йорк, умудрился не броситься под колеса такси, поставил на уши весь университет, наплел там какой-то брехни, и тем не менее... Ты в Бёркли. – я усмехнулся, покачав головой. – Ты теперь респектабельная студентка с будущим, с надеждами. Все твои перспективы здесь. А тебя самой здесь нет. Что делает все мои старания бессмысленными и бесполезными, потому что без тебя... Без тебя это не имеет никакого значения.

Ничто не имело значения. Весь этот дурацкий мир со всеми его божественными замыслами, предназначениями, концепциями и идеями просто рухнул. Я надеялся на чудо, пока ехал обратно в Сэинт-Палмер. Крохи надежды сеяли в разум мысли о том, что Ли каким-то образом вернется ко мне, как только ее зачислят в университет.

Но Вселенной просто плевать. Нет никакого чуда и спасения от этой бесконечной боли.

Потому что звезды все еще светят, Луна сменяет Солнце, семь миллиардов людей на этой планете видят небо, смеются, засыпают и просыпаются снова, в то время как Ли сражается за каждую следующую секунду, за каждый тяжело дающийся вздох.

– Я посмотрел «С любовью Рози», кстати. – прокашлялся я, пытаясь проглотить ком из слез. – Думаю, Сэм Клафлин теперь почетный участник моих гей-фантазий, но я постарался проанализировать все рационально. Знаешь в чем проблема тех двух недоумков? Они почти двадцать лет тупили. Это слишком долго для одной жизни. Для моей, по крайней мере. Я ведь даже до тридцатника не дотяну, мне нужно делать все гораздо быстрее. – я перевел взгляд от наших переплетенных рук к лицу подруги. – Я слишком долго разрушал свою жизнь, делал неправильные вещи, тратил время на ненужных людей. Но надеюсь, еще не поздно сказать тебе кое-что. То, в чем я никогда не сомневался.

Я придвинулся ближе, оставляя между нашими лицами всего пару дюймов.

– Я твой, Ли. – удалось выдохнуть мне. – Полностью и всецело в твоем распоряжении. Каждой клеточкой тела, каждой молекулой и атомом, до последнего лейкоцита. Все двести шесть костей, двенадцать пинтов крови, сердце, почки, посаженная печень, прокуренные легкие. Все твое. И руки, и ноги, и даже звезды, текущие по венам. Забирай. Мне это больше не нужно. Только живи, Ли, я прошу тебя. Живи, живи, живи... – я поцеловал ее бледную руку. – Не оставляй меня здесь одного.

Она все так же безмолвно лежала, продолжая эту идиотскую игру, толкающую меня в пропасть. Не просыпалась, словно была твердо уверена в том, что никто ее здесь уже не ждет. Словно я смогу выжить, если ее не станет.

Я уткнулся лбом во внешнюю сторону ее ладони, осознав, что по лицу катятся слезы. Мое тело было сплошным пульсирующим комком боли. Все во мне умирало и затихало вместе с Ли в тот момент.

Я поднял голову, глубоко дыша сквозь льющиеся слезы.

– Ты ведь сказала, что это не конец. Ты обещала мне.

Я перестал плакать и отнял лицо от ее руки, только когда почувствовал движение. Электрокардиограф начал трезвонить, возвещая палату об учащенном сердцебиении больной. Хватка на моей руке стала сильнее. Тонкие пальцы Ли зашевелились, а веки затрепетали. Все аппараты просто посходили с ума, они сигналили практически в унисон, затопляя стерильную комнату противным пищанием. Я не знал, что делать, боялся даже пошевелиться, а уже через секунду в палату ворвались медсестры и врачи, оттолкнувшие меня к другому концу помещения.

Все превратилось в замедленную съемку без звука, кто-то обращался ко мне, тянул меня за руку, кажется, прося покинуть палату. Но все это меня не волновало. Я не видел ничего кроме дрожащих век подруги и шевелящихся трубок у ее рта.

Это был момент, к которому я шел очень долго. Вся моя жизнь до этого дня была фазовым состоянием, похожим на детонацию. Я был бомбой, с силой которой не сравнится ни один стратовулкан «Тихоокеанского огненного кольца». Бомбой, ведущей бесконечный отсчет.

Но часы все же дотикали свое.

И я застыл, в ожидании взрыва.

Примечания к главе:

(*) Мост Эйнштейна – Розена – соединение между областями пространства (вселенными).

Глава 26.

Мы все однажды умрем. Даже не говорите, что никогда не задумывались об этом. Чисто теоретически, из-за высокой регенерационной способности, жить вечно могут только полипы гидры, но практически – смерть неизбежна. Вы умрете, вот тот чудный младенец, которого молодая мама везет в коляске, – умрет, ваша горячо любимая бабушка, которая никогда в жизни не жаловалась на здоровье, – тоже умрет.

Сегодня был день похорон.

Мы с Дэнни стояли посреди городского кладбища, уставившись на прямоугольное каменное надгробие с закругленными краями, которое украшала одна только табличка с выведенным на ней каллиграфическим почерком именем.

– Поверить не могу, что ее больше нет, – качал головой друг, уставившись на могилу, которую только недавно засыпали землей.

– Это точно, – вздохнул я.

Погода стояла до раздражения солнечная и ясная, совсем не то, чего ожидаешь в день смерти человека, которого ты давно знал.

– Не кисните, все знали, что это случится. – хмыкнул Пит, подкравшись к нам со спины.

Мы кинули на него укоризненные взгляды.

– Да ладно вам, – закатил глаза он. – Она прожила хорошую жизнь.

– Все равно обидно, – пожал плечами я.

– Да ей ведь уже давно за сотню перевалило. Она выкупила себе этот могильный участок еще до нашего рождения.

– К тому же со скидкой. – поддержал Фиш, подходя следом.

Да, тетушка Мюриэл последнее время все-таки сдавала позиции. Морщинистая, ростом меньше пяти футов, с платком на голове, в холщовых чулках и с тростью для ходьбы с резиновыми наконечниками. Ей было около ста с чем-то, она стала местной легендой. Все мы думали, что она будет жить вечно.

Ли говорила, что если тетушка Мюриэл пережила Первую и Вторую мировые войны и фестиваль Вудсток в Бетеле, она переживет и апокалипсис.

На кладбище собралось чуть ли не полгорода. Смерть тетушки Мюриэл стала почти национальной трагедией – магазинчики и ярмарки закрылись, повсюду были расклеены плакаты и банеры с ее портретом, был установлен мемориал в парке в центре города.

– Ли этого не переживет. Она всегда хотела попасть к ней на похороны. – грустно улыбнулся я, пока мы шагали вдоль тропинки между надгробиями неизвестных нам людей.

– Это было бы катастрофой. – помотал головой Фиш.

– Ее бы прилюдно сожгли на костре за богохульство. В лучшем случае. – поддержал его Дэнни.

Я фыркнул со смеха. У Ли правда были бы здесь большие проблемы. Нет ничего на свете, над чем она не могла бы подшутить. Включая саму смерть. Во время поминальной мессы у нее бы нашлась пара тонн комментарий о том, что под сутанной пастора поместилась бы целая свора эмигрантов из Мексики вместе со всем их скотом и бытовыми принадлежностями. Она бы превратила в комедию даже похороны. Даже свои.

Но им не суждено было состояться.

В тот день, когда я навестил ее, вернувшись из Нью-Йорка, Ли пришла в себя. К тому времени она находилась в глубокой коме на протяжении почти трех недель. Врачи не могли найти объяснения ее внезапному пробуждению. Они называли, что это чудом, феноменом, непостижимыми медицине возможностями человеческого организма. А думаю, что это просто...Ли. Такова ее природа, она не может следовать правилам, подчиняться законам физики и даже биологии. Она может свести с ума этот мир, не прилагая к этому особых усилий.

– Не вешайте нос, ребятки! – окликнула нас моя сестра, приближающаяся к нам в развивающемся черном платье и стаканами из-под кофе.

– Не лучшая фраза на похоронах, – прокомментировал Пит, принимая картонный стакан с крышкой, который ему протягивала Дейзи.

– Тетушка Мюриэл была мировой женщиной, еще бы пара миллиардов долларов к ее инвалидному пособию, и она бы нагнала Опру. – улыбнулась сестра, раздавая стаканы всем остальным.

– Еще пара лет в колледже, и она бы обставила на дебатах Обаму. – кивнул Пит.

– А если еще чуть больше проблем с евреями – переплюнула бы Иисуса, – сказал я.

Все уставились на меня с недоумением.

– Слишком рано, чувак, – покачал головой Дэнни. – Слишком рано.

– За тетюшку Мюриэл! – торжественно проговорила Дейзи, поднимая вверх свой бокал.

Мы чокнулись и сделали по глотку.

Фиш тут же сморщился и закашлялся.

– Ты подмешала мне водку?! – начал активно жестикулировать друг.

– Это коньяк, – усмехнулся Пит. – Паршивый, кстати. – и тем не менее продолжил пить дальше.

– У меня...ликер? – предположил Дэнни, пробуя кофе на вкус.

– Отменный немецкий, – ухмыльнулась сестра.

Я даже не стал спрашивать, почему у меня единственного в стакане был самый обычный американо без сахара. Вместо этого вытащил пачку сигарет из внутреннего кармана пиджака и закурил.

Как вы могли заметить, я ненавидел ту стадию алкогольной детоксикации, на которой находился. Друзья уже полтора месяца, как могли, старались поддерживать меня на всех мучительных этапах биокоррекции обмена веществ в организме. Таблеток я стал принимать где-то в три раза больше и выкуривал по пачке сигарет в день, но оно того стоило. Это единственная вольность, которую они позволили себе в моем присутствии, ну а я не пил ни капли спиртного почти месяц, с того момента, как Ли очнулась, и я смог услышать ее первые слова:

– Завязываю с выпивкой. – с трудом выдавила она из себя, едва открыв глаза. – Официально, это самое жуткое похмелье, которое у меня когда-либо было.

Да, только она, стоя одной ногой в могиле, могла сказать что-то подобное.

Потушив окурок об урну, я огляделся по сторонам, невольно подмечая всякого рода мелочи, которые было видно без темных стекол моих очков. Это были первые дни лета, мы стояли кучкой в тени ветвей старого дуба, скрываясь от любопытных глаз престарелых пенсионерок, с которыми тетушка Мюриэл в свое время гоняла чаи. Между нами змейками скользили ненавящивые разговоры и тихие смешки.

Это удивительно, что оставаясь прежними, мы умудрились измениться до неузнаваемости.

– С нами со всеми когда-нибудь перестанет происходить подобного рода хрень? – тяжко вздохнул Пит, допивая свой «кофе».

– Надеюсь, нет, – улыбнулась Дэйзи, обнимая его за талию. – Иначе мне от скуки опять придется барыжить наркотой.

Пит обнял ее в ответ и усмехнулся, целуя в рыжую макушку.

Это и были мы. С нас рывком стащили одеяло, в которое мы долго и упорно заворачивались в страхе, что невидимый монстр под кроватью сожрет нашу конечность. Нам еще предстояло научиться жить теми, странными, абсолютно новыми жизнями, которые каждого до ужаса пугали.

Я смотрел на друзей, разглядывал их лица и видел, как они ждали. Очередной беды, кризиса, несчастья, потерь, которые может принести завтрашний день. Они стояли там, притаившиеся, только-только восставшие из пепла, едва расправившие плечи после избавления от тяжелого балласта. Но уже готовые сражаться дальше. Они еще не знали того, что знал я.

Что худшее уже позади.

Как бы стереотипно это не звучало, но это было концом эпохи. Впереди нас всех ждали другие времена. Долгожданная свобода. Начало совершенно новых историй.

Дэнни, взявшись за голову, активно готовился к пересдаче выпускных экзаменов, в результате чего поступил в колледж в Филадельфии. Фиша приняли в Институт Пратта в Нью-Йорке, отделение школы искусств и дизайна. Пит взял академический отпуск и решил остаться в Сэинт-Палмере на пару месяцев – сессии в конце семестра ему позволили перенести на осень. Дейзи успешно прошла курс реабилитации и тоже на время вернулась домой, разобраться в том, что будет с делать со своей жизнью дальше. Мелани сблизилась со своей матерью – в настоящее время они уже сидят в креслах самолета где-то в тридцати тысячах футах над нами на пути в Индию или Шри-Ланку – они давно хотели в путешествие по Азии.

И, наконец, Ли... Упорная, вечно сражающаяся и бегущая куда-то Ли. Ее колледж был в двух с половиной милях и девятнадцати минутах езды от моего учебного корпуса. Куда-бы она не бежала, все дороги в итоге вели ее ко мне.

– Кажется, у меня выросла грудь, – задумчиво проговорила подруга, трогая себя за упомянутый орган. – Серьезно, какими лекарствами они меня тут пичкали?

Мы пришли навестить ее после похорон тетушки Мюриэл. Она сидела на койке в больничной сорочке и так привычно жаловалась на жизнь. Синяки почти сошли с ее лица, только пара штук остались желтеть на скуле, царапины и шрамы тоже практически затянулись, но вот сломанное ребро еще так и не совсем срослось, из-за чего врачи запрещали подруге часто двигать корпусом.

– Кто притащил сборник с Тэйлор Свифт? – сморщилась Ли.

– Понятия не имею, – ухмыльнулся Пит со своего места.

Он сидел на небольшой табуретке, которую мы выкрали из соседней палаты, а Дейзи устроилась у него на коленях за неимением других свободных мест.

– Кэтти Пэрри я люблю больше. – Ли кинула в него компакт-диск, едва не попав в Фиша, сидящего на кровати у нее в ногах.

Пит поймал диск в воздухе и послал подруге воздушный поцелуй.

Я с весельем наблюдал за ними, развалившись на деревянном стуле по спинкой и сложив ноги на краю больничной койки Ли.

Дверь в палату скрипнула и распахнулась, когда Дэнни толкнул ее от себя ногой – руки у него были заняты различной провизией.

– Двадцать первый век, а в больничном буфете не знают, что такое пластиковый пакет, – жаловался он, выгребая шоколадки, пачки конфет и мармеладок Ли на кровать. – Слушай, а сколько лет той девчонке из палаты напротив?

– Лет двадцать или около того.

– Симпатичная.

– Даже не думай, – пригрозила Ли. – Она парализованна, Дэнни.

– И что с того? Значит, она не сможет залепить мне пощечину, если выяснится, что я уже с ней спал.

Ли тяжко выдохнула. И в тот момент, когда она обычно называет его безмозглым кретином, она вдруг не выдерживает и начинает смеяться.

– Что? – Дэнни застыл в шоке.

– Нет, – все еще посмеиваясь, проговорила она. – Ничего.

– Нет уж, это что-то! Она, что, раньше была мужиком? Лучше скажи сейчас, Ли!

Заметив, что друг был на грани истерики, она сжалилась:

– Я просто соскучилась, – улыбнулась она.

Дэнни заметно расслабился, а затем по-настоящему растрогался. Плюхнувшись к ним с Фишем на кровать, он сгробастал Ли в медвежьи объятия, грозясь сломать ей очередное ребро.

– Я тоже скучал, малышка-Ли, – улыбнулся он, боком балансируя на краю кровати рядом с ней.

Ли широко улыбалась, но тут же стерла довольное выражение со своего лица.

– Чем это ты надушился? – сморщилась она, принюхиваясь к другу, кидающему Фишу в воздух упаковку мармеладных мишек

– Нравится?

– Что за у-меня-не-будет-секса-ближайшие-тридцать-лет аромат?

– На самом деле, это из серии все-девчонки-будут-вешаться-на-тебя-как-озабоченные. Но на фригидных он, видимо, не действует. – Дэнни пожал плечами, не заметив яростный взгляд подруги, не предвещающий ничего хорошего.

Он уже открыл рот, чтобы откусить шоколадное печенье, как Ли стащила его и раскрошила другу на голову. Тот не остался в долгу, сильно махая головой и стряхивая все крошки прямо на Ли.

Смех сотрясал палату. Я с изумлением наблюдал, как наша трагедия с катастрофическим исходом превратилась в забавную серию ситкома. Ведь еще недавно мы толпились у кровати Ли со слезами на глазах, не в силах поверить в то, что она очнулась.

Я задумался, что же все-таки определяло такие моменты. Как топографические кретины вроде нас умудрились найти правильные дороги по жизни? И где бы мы были, если бы свернули не туда?

Ли уже собралась откусить от печенья из упаковки, но Пит тут же остановил ее.

– Ты, что, сдурела? Хочешьсстоять в очереди на трансплантацию нового желудка?

Пит включил в себе внутреннего доктора и потянулся к перилам больничной койке, куда была прикреплена папка со списком прописанных ей лекарств и поставленных диагнозов.

– Посттравматическая пневмония, плеврит, язвенная болезнь желудка... – перечислял он, перелистывая страницы.

Дэнни, лежавший рядом с Ли, удивленно округлил глаза и почти подавился конфетами, которые успел запихнуть в рот.

– Сколько раз в неделю у тебя физическая терапия? – спросил он, внимательно изучая заметки врачей, при этом действительно разбирая их почерк.

– Один раз в день? – неуверенно ответила Ли.

– У тебя оскольчатый перелом кости, они хотят чтобы ты больше никогда не встала на ноги? – возмущался он. – И почему тебе колят так много фонтурацетама, когда нужно больше полипептидных биорегуляторов?

— На каком языке он говорит? – скривился Фиш.

– Кончай занудствовать, Питтсбург, – Дейзи встала со своего места и прошла в нашу кучу-малу у кровати. – Ли жива и здорова, и что-то мне подсказывает, что ее уже и атомный взрыв не убьет.

– Это еще почему? – удивилась Ли.

– Просто знаю, – пожав плечами, она сверкнула зелеными глазами и посмотрела на меня.

Мне был известен этот ее «у тебя будут большие неприятности» взгляд.

Я только усмехнулся.

Когда ребята вышли покурить и достать какой-нибудь еды из кафетерия, я остался в палате вместе с Ли. Она по какой-то причине игнорировала меня, когда мы находились в палате большой компанией, а если оставались наедине – убивала время пустой болтовней, словно что-то не переставая смущало ее. Но я был терпелив и с удовольствием слушал, как она говорит. На самом деле, мне начинало казаться, что ее голос всегда была лучшей частью каждого прожитого мной дня. Я мог слушать ее вечно.

– Меня заставляют питаться какими-то отбросами, – морщилась Ли. – Вчера принесли отруби на воде. Яблочный сок я принципиально здесь не пью – мне кажется, это просто переработанные анализы мочи. Спасаюсь тем, что тырю батончики мюсли у пенсионерки с сахарным диабетом через коридор, она за это заставляет меня слушать заветы Библии и читать имена участниц из «Холостяка», потому что у нее зрение минус шесть с половиной, и она не может...Ну что? – не выдержала, бросив на меня настороженный взгляд.

– Что «что»? – улыбнулся я.

– Ты смотришь.

– Смотрю.

– Ты странно смотришь.

– Я соскучился. – честно ответил я.

Она уже отрыла рот, готовая бросить что-то саркастичное в ответ, но тут же застыла, словно до нее вдруг дошел смысл моих слов.

– Правда? – подозрительно сощурилась она.

Я пересел со стула на край кровати рядом с ее бедром, взял ее руку в свою и слегка сжал. До жути странное ощущение пробрало меня изнутри. Я и горел, и мерз, и задыхался. Неизвестные химические реакции начали происходить на кончиках моих пальцев – там, где наши с Ли участки кожи соприкасались. Казалось, целый мир мог поместиться в те микроскопические клеточки пространства между нашими ладонями, и мне хотелось, чтобы между нами не было никаких незаполненностей, ведь я еще никогда не чувствовал себя настолько целым.

– Худшие три недели в моей жизни, – тихо сказал я, приближая свое лицо к ее.

– Хуже, чем когда узнал, что Эд Ширан не выпустит новый альбом?

Я усмехнулся, опустив лоб на ее плечо и спрятав в нем улыбку.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросила она, отнимая от себя мое лицо, чтобы посмотреть мне в глаза.

– О чем?

– Может быть, о Нью-Йорке?

Я призадумался, вспоминая.

– Ну, там слишком дорогие сигареты, самые лучшие таксисты, десятибальные пробки триста шестьдесят пять дней в году и не такой уж вкусный кофе.

– И это все? – она приподняла одну бровь.

– Я был в Нью-Йорке не ради Нью-Йорка. Я был там ради тебя, Ли.

Я сплел наши пальцы, мирно лежащие на краю кровати.

Вторая моя рука легла ей на затылок. Она прикрыла глаза, уткнувшись своим лбом в мой так, что наши носы чуть соприкасались.

– А что ты расскажешь? Какого тебе было...здесь?

– Никак. – нахмурилась она, часто моргая. – Помню только темноту. И время. Секунды ползли медленно, а я никак не могла из них выпутаться. Первое, что мне удалось распознать – это твой голос. И как ты держал меня за руку. – она крепче сжала мою ладонь. – И я схватилась за это, как за спасательный трос. Я знаю, что ты все это время винил в произошедшем себя, но в итоге, посмотри, как все обернулось. Ты стал тем, кто вытащил меня. – она улыбнулась, мягко проведя кончиками пальцев по моей щеке.

– Нет, – покачал головой я.

– Что?

Она снова умудрилась поразить меня. В этой невероятной, запутанной истории, где я был всего лишь случайным, неприметным прохожим, она сделала из меня супергероя, предотвратившего стихийное бедствие, а сама ушла в тень, словно ни капли не сражалась.

– Я тот, кто тебя сюда загнал, Ли. Я все вечно только порчу, а ты заметаешь за мной следы. Это ты спасла меня. И ты делала это больше десяти лет. Я этого даже не заслужил.

– Опять ты за свое. – нахмурилась она, вытянув свою руку из-под моей. – У тебя этот вид. Как у Мао Цзэдуна перед тем, как повести повстанцев в гору.

Она глубоко вздохнула, сцепив руки замком на задней стороне шеи.

– Многое изменилось, пока тебя не было.

– Все изменилось, Кайл. – поправила она меня. – И это меня охренеть как пугает. Как будто смотрю ремейк какого-то фильма вместо оригинала.

– Ремейки не всегда так уж плохи.

– Скажи это режиссеру последнего «Терминатора». – закатила глаза она.

Из приоткрытого окна в палату проникал теплый весенний ветерок, но Ли дрожала так, словно мы застряли посреди Антарктического ледяного щита. Я проводил руками вверх-вниз по ее предплечьям, чтобы успокоить, но она продолжала учащенно дышать, избегая моего взгляда.

Она была права, все изменилось. Как бы близко друг к другу мы не пододвигались, мы все равно ощущали, как натыкались на внезапно выросшую между нами плотную стену из сплава всех тех слов, которых у нас с Ли так и не хватило смелости друг другу сказать.

– Ты ведь уже знаешь, да? – спросил я, отцепляя ее руки от тонкой бледной шеи. – Ты всегда знала.

– О чем? – напряглась она.

Я люблю тебя. Ялюблютебя.

– Я гей. Дейзи разве тебе не сказала?

Ли усмехнулась.

– Сказала, вообще-то. Еще года три назад.

– Тем лучше, – кивнул я. – И есть еще кое-что.

Я растопырил пальцы на руке Ли и прижал их к своей груди, где гулко билось сошедшее с ума сердце.

– Что ты делаешь?

– А на что это похоже? – я говорил, прикрыв глаза.

– На диагностирование твоей аритмии? – предположила она. – У тебя какие-то серьезные проблемы с сердцем.

– Оно твое. – улыбнулся я.

– Да что ты? – она иронично изогнула бровь.

– Именно так. Все мое гейское, патологически больное сердце. Полностью твое.

– И что мне с ним делать? – озадачилась она. – Ждать следующей аварии, когда потребуется пересадка?

– Делай, что хочешь, правда. – я пожал плечами.

– Могу продать на ebay? – поинтересовалась она.

– Законсервировать, продублировать в 3D принтере или выложить на Фейсбук, – кивнул я. – Все, что угодно.

– Непродуманный шаг, Кайли. – Ли грустно улыбнулась, понимая, что я имею в виду. – Ты об этом пожалеешь.

Эти тоскливые нотки в ее голосе убили улыбку, которую я очень любил.

– Я знаю, о чем ты думаешь: «Она чуть не отбросила коньки, наверно, я люблю ее досмерти, блаблабла». Я не хочу твоей жалости, Кайл. Не хочу, чтобы ты мучался сейчас от чувства вины.

– Не пори чушь, Ли!

– Это ты не пори чушь! – вскинулась она, толкая меня в грудь. – Думаешь, мне все это нравится? Как ты сидишь тут, смотришь на меня влюбленными глазками и заставляешь думать, что все это правда. Мне не нужно твое сердце, идиотина, лучше верни мне мое! Синяки у меня сойдут, и кости срастутся, и твои муки совести тоже испарятся. А я так и останусь чертовой влюбленной идиоткой, потому что извини, Кайл, но я не могу каждый раз бросаться под машину, чтобы тебя пропирало на сантименты!

Слезы брызнули у нее из глаз и мокрыми дорожками начали стекать по ее лицу.

– Ты просто дура, Ли! – заявил я, перехватывая ее руки, молотящие воздух. – Невозможная, непроходимая тупица! Только ты могла подумать, что кто-то любит тебя из жалости, а не потому что ты – это ты. Ты – причина, по которой я все еще жив, ты сражалась за меня, когда все было потеряно, ты держала меня на плаву и не давала мне превратиться в законченную скотину. Так что не смей говорить мне, что мои чувства – это продукт угрызений совести, иначе я надеру тебе задницу. Серьезно. И мне плевать, сколько швов у тебя разойдется!

Это было не то романтичное признание, на которое я рассчитывал. Но у нас с Ли всегда все идет не по сценарию.

Мы просидели в тишине несколько минут, глубоко дыша от ярости и не смотря друг другу в глаза. Наши согнутые колени соприкасались, я все еще держал запястья Ли в своих руках.

– А где все? – глухо спросила Ли, намекая на долгое отсутствие наших друзей.

Я прислушался к внезапной возне и шепоткам за дверью.

– Стоят там, подслушивают. – пожал плечами я.

Ли и бровью не повела.

– Мы не подслушиваем! – раздался приглушенный голос, очень похожий на Пита. – Ауч! – проскулил он, когда раздался хлесткий звук удара.

Наверняка, Дейзи постаралась.

– Не хочу портить вам момент, детишки, – Дэнни просунул нос в небольшую щель приоткрытой двери, – но, Кайл, не кретинь, поцелуй ее уже, или до конца жизни будешь тусить в своей чмошной френд-зоне!

Ли схватила упаковку желе и кинула ее в Дэнни, целясь ему прямо в лицо, но тот успел со смехом захлопнуть дверь, за которой тут же послышалось бурное скандирование: «Целуй! Целуй! Целуй!», словно в коридоре собрался весь персонал больницы вместе с пациентами, включая коматозников и трупов из морга.

– Идиотизм, – устало выдохнула Ли, свирепо уставившись на закрытую дверь.

Затем ее глаза в ужасе расширились, когда она заметила, как приближается мое лицо.

– Ты, что, серьезно?!

– Вполне, – кивнул я.

– Совсем с катушек слетел?

– Уже давно.

– Кайл, – она уперлась своими маленькими ручонками мне в грудь, в надежде остановить. – Подумай о последствиях. – пыталась убедить она меня.

– Не важно. – покачал головой я, склоняя голову все ближе и ближе к ней.

– Нет, важно. Все это слишком быстро, не думаешь?

– Десять лет, Ли. Целая вечность уже прошла.

– Мы с тобой как Дубаи. Пасли верблюдов, пасли верблюдов, пасли верблюдов...и вдруг стали крупнейшим городом Арабских Эмиратов. Так не должно быть, мы...

Договорить я ней не дал, притянув ее лицо к своему. Наши губы встретились в поцелуе, и это были все аргументы, которые у меня имелись. Я очень старался, чтобы они были достаточно убедительными.

Ее губы двигались под моими, руки, в некоторых местах забинтованные и заклеенные пластырями, поднялись от моей груди, чтобы оттолкнуть:

– Какого...

– Заткнись, Ли. Я серьезно. – снова оборвал ее я.

Я уже знал, какого целовать Ли. Но понятия не имел, как делать это без видимой на то причины. Когда не нужно ничего выдумать и искать вечные оправдания самому себе, а просто делать. Потому что она здесь, передо мной, такая теплая и знакомая.