Текст книги "Время ереси (СИ)"

Автор книги: Deila_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

– Ты знаешь, что такое звёзды?

– Дыры в Этериус, – незамедлительно ответил Силгвир. Это он узнал в Коллегии; на его родине были куда более красочные представления о сверкающих огоньках, которые можно было разглядеть, лишь покинув джунгли или поднявшись на самые вершины крон гигантских деревьев.

– Созвездия?

– Много звёзд? – уже не так уверенно предположил Силгвир.

– Целестиалы?

– Ну… Нелот говорит, что я Герой, а Герой – Целестиал. И они вроде бы как-то тоже связаны со звёздами, – честно сказал стрелок. Рагот вздохнул.

– Его слова не врут, хотя лучше бы он оказался трижды лжецом. Тогда – слышал ли ты о Vusrii? Это значит… «суть Арены», хотя об истинном значении этого слова можно рассказывать дольше, чем о Ночи Слёз.

Слово не показалось Силгвиру слишком звучным, но он благоразумно решил не упоминать об этом и просто покачал головой.

– Красном… как же называли его простолюдины… леденце? – не слишком уверенно спросил Рагот. – Нет? Многое было потеряно за время великих войн… хорошо, я расскажу тебе о Целестиалах с самого начала, раз мёд вытащил из меня это глупое обещание. Слушай внимательно, Довакиин, я не буду повторять дважды.

Атморец снова отхлебнул мёда и медленно двинулся вперёд, к проходу между скалами.

– Я не был ещё рождён, и на берегах Атморы ещё не было рубцов от наших мечей, когда первые люди уже сражались с эльфами за право власти и превосходства. Эльфы возводили Башни на суставах мироздания, чтобы вернуться в Стремление Изначального, в ноль-стазис. Надменные самоуверенные глупцы, мы смеялись над их старательным упорством фанатиков. А люди в те времена… люди были людьми. Жадными до крови, жадными до силы, жадными до власти. Но люди не желали посвящать свою недолгую жизнь толкованиям всепервого сновидения в попытке вникнуть в его суть, равно как и не желали уничтожать сами себя или ходить по следам богов в надежде стать такими же. В то время, когда росли новые Башни и новые Доктрины, люди решили достичь силы духов изначального созидания путём анти-стазиса, первовторой изначальной сути.

– Люди – атморцы?

– Нет. Вы называете тех людей недами. Первыми недами. Они нашли способ извлекать эссенцию самой сути Арены. Она представала в виде минерала. Я не знаю, что именно они делали, какие эксперименты проводили… знаю, что было много смертей, прежде чем они добились результатов. Вначале опыты были со зверьми. Затем – с призванными из Забвения. Люди сотворили низших целестиалов, чудовищ, которых не могла сдержать целая армия. Им понравилось это. Тогда величайшие из них опробовали силу Vusrii на себе.

Силгвир напряженно приподнял кончики ушей, легко догадавшись о несказанном.

– И они стали богами?

– И да, и нет, – неторопливо ответил Рагот. – Такие истории всегда – и да, и нет, и или да или нет, в них не бывает единого завершения. Даже глубинные эльфы не смели с подобной наглостью менять чертежи Магнара по своей прихоти. Я не знаю, сколько сильных рискнуло сломать природу Арены, но удалось это троим и – наполовину – четвертому. Они не стали богами, но оставили худшее от людей и взяли худшее от богов.

– Что именно – худшее?

Жрец помолчал.

– Когда я думаю об этом всерьез, я благодарю небо за то, что являюсь лишь Голосом бога на Арене смерти. Боги несвободны, Довакиин. Боги никогда не были и не будут свободны, поскольку свободу даровал людям обман Не-Змея. Vusrii приковал Целестиалов к Арене, и они стали с начала начал и навсегда её частью. Стражами NIRN. Тремя и четвертым главными созвездиями: Воином, Магом, Вором и Змеем. Целестиалам неведомо самосознание, они лишены личности, кроме отпечатка собственного аспекта, диктующего способы их влияния – цель же их всегда остаётся одинаковой. Воин, Маг и Вор стремятся сохранить равновесие на Арене. Змей стремится его уничтожить. Мне всегда была любопытна эта парадоксальная связь Ака-Лхана и сходства разности их аспектов, но я был слишком занят войнами, чтобы часто обращать взгляд к звездам.

– Воин, Маг, Вор, Змей, – повторил Силгвир. – Никакого Героя.

Рагот усмехнулся.

– Целестиалы не всегда сияют на сфере Обливиона, Довакиин. Воин, Маг и Вор всегда должны оставаться там, но Целестиалы легко могут принимать форму смертных, могут бродить по Арене веками и тысячелетиями. Некоторые из них незаметны, некоторые сотрясают Нирн до основания. Таков Герой. Он связан одновременно с каждым из трёх и четвёртым Целестиалом, и, возможно, свою силу и свои некоторые свойства берет от них в зависимости от необходимости. Сейчас я вижу в тебе черты Воина, но не Мага; возможно, в иной Эре Герой был другим.

Дорога, которую выбрал драконий жрец, привела их к одному из древних нордских строений – и Силгвир запоздало узнал в ней заставу Сиринга, ныне служившую местом упокоения одного из неживых мертвецов. Напряженно вслушавшись в горный ветер, босмер привычно потянулся было за спину, но тихо ругнулся: лук и колчан со стрелами остались в Тель Митрине, как и всё его оружие.

– Тут драугры, – предупредил Силгвир, оглядываясь на Рагота. Жрец задумчиво посмотрел на него.

– Скажи мне, Довакиин. Тебе и правда не приходило в голову, что, если не нарушать покой кургана, который они охраняют, то им не будет до тебя дела?

Силгвир не нашёлся, что сказать. Впрочем, Рагот и не ждал его ответа. Оперевшись ладонью на обледеневший камень стен, высоким полукругом окаймляющих захоронение, он разглядывал чёрно-снежную даль.

– Зачем ты привёл меня сюда?

– Я мог открыть портал только к кургану Сиринга, поскольку я бывал здесь четыре тысячи лет назад, и я знал, что окрестности его хранят защитные чары, которые не дадут ему исчезнуть во времени. Держись рядом со мной, стражи кургана помнят тебя и захотят убить.

Силгвир не стал спорить и послушно юркнул ближе к драконьему жрецу, напряженно косясь на драугров вдалеке. Голубые огоньки неживых глазниц яркими точками светились в ночной темноте, недобро разгораясь ярче с каждым шагом чужаков по земле, принадлежащей мёртвым.

– Рагот, – тихонько выдохнул босмер, когда драугр-лучник на возвышении сжал в пальцах стрелу. Драконий жрец в ответ спокойно положил ему руку на плечо, вынуждая идти по-прежнему медленно.

– Ты под моей защитой, Довакиин. Они не тронут нас.

Несколько десятков шагов по заснеженной площадке перед лестницей, ведущей к саркофагу древнего воина, были хуже всех странствий по Апокрифу. Силгвир вздрогнул, когда Рагот остановился, уже почти перейдя назримую границу, за которой драугры не трогали чужаков.

– Ahmikiil los zinaal ahrk fen kogaanofaan, – произнес он, повернувшись к лучнику-дозорному. – Aal koraavheyviil fen junkei. Zuli ahrk kogaan do Ysmir voth hi. Rahgot Sonaaksedov lost Tinvaak.

Голос отзвучал в завываниях ветра, разбился о скалы и растворился в ледяной завесе ночи. Драугры неподвижно смотрели на них с каменных стен.

Пока один из них не ответил – салютом.

Ветер донёс до них лязг щитов о камень, грохот латных перчаток о доспех, когда мёртвые один за другим нескладно откликались драконьему жрецу, признавая правителя. Рагот склонил голову, принимая ответ, и, развернувшись, двинулся прочь от заставы на север.

– Что ты им сказал? – тихо прошептал Силгвир, спиной ощущая растворяющиеся в темноте горящие голубым огнём взгляды.

– Их верность и их служение достойно награды. Я подарил им благословение Исмира. Пусть крупицы его силы помогут им выстоять до того дня, когда каждый, кому обещано было возвращение, проснётся вновь на земле смертных.

– Ты хочешь вернуть в Нирн весь свой народ?

Рагот горько усмехнулся.

– Как, Довакиин? Я принес девять жертв, чтобы пробудить Валока, и ритуал выпил меня досуха, хотя совсем недавно я полностью восстановил силы течениями Винтерхолда. Валок почти лишен своих сил, и счастье, что он пробудился на своей земле: она не даст ему уснуть вновь от истощения и накормит энергией досыта. Я надеюсь лишь на то, что достойные возвращения смогут вернуться, а те служители, что хранили нас четыре тысячелетия, перед уходом в Совнгард увидят нас, славных и могущественных, как в дни забытой ныне эпохи.

– Вы принесете только новую войну, – проговорил Силгвир.

– Этот мир захлебнулся кровью последней войны и стоит на краю другой. Когда – если – она прогремит на весь Тамриэль, мы не будем ее причиной – но наши клинки принесут людям победу. Я менял войны, как ты менял дороги в своей жизни, маленький эльф, я знаю их повадки. Ты не сможешь остановить меня.

– Почему? Если я понял хоть что-то из того, что ты говорил, то по-твоему выходит, будто я – один из древнейших людей, ставший полубогом, вечный страж Нирна, хранящий в нём равновесие, но способный сотрясти его до основания. Я победил Мираака и Алдуина, почему я не смогу победить тебя? – резонно возразил Силгвир. Всё то, что он перечислил, казалось ему не более чем выдумками пьяных магов, особенно применительно к нему самому. Никакой божественной силы Силгвир в себе не ощущал, но сейчас слабо надеялся, что Рагот об этом не догадывается.

Драконий жрец презрительно смерил его взглядом.

– Ты глупый эльф-мальчишка, едва научившийся читать и не знающий ничего об истинных историях Аурбиса. Я не знаю, по какой прихоти или случайности Герой выбирает себе сосуды, но мне почти жаль тебя, ибо ты заперт в тюрьме его сущности, которая не даст тебе свернуть с предначертанной дороги. Ты несвободен. И в войне, что грядёт, ты будешь на стороне людей, на стороне смертных, потому что Герой привязан к Арене кровью Обманщика, а Арена всегда была Серым-Возможно, и если обратится в прах Ноль-камень, Целестиалы станут последней Башней.

Под ногами заскользил присыпанный снегом лёд, и они остановились – за десяток футов до берегового обрыва. Впереди блестело в черноте Море Призраков, величественное и безграничное.

– Я ничего не понял, – честно признался Силгвир.

Рагот, ни слова не говоря, опустился на лёд и сел, скрестив ноги. Лютый мороз серебрил его черные волосы, но атморец дышал им так легко, словно холод севера тек в его жилах вместо крови.

– Я устал от этого ритуала и от твоего невежества. Задавай свои вопросы и оставь меня.

Слово тепла, что грело Силгвира и защищало его от холода, всё ещё жило внутри, и босмер, неловко потоптавшись вокруг, сел на небольшой валун, попытавшись предварительно стряхнуть с него хотя бы снег.

– Что вообще делает Герой?

– Хранит равновесие в Нирне внутри него. Воин, Маг и Вор редко спускаются сюда, их место не на Арене. Это… – Рагот вздохнул, подыскивая слова, – вневременная и внепространственная сущность… мифическая сущность… наполняющая собой смертный сосуд, когда требуется вмешательство Целестиала в Нирне. Этот сосуд выполняет все деяния, которые необходимы, и затем исчезает. Уходит навсегда. Один и тот же никогда не приходит дважды.

– Смертный сосуд – это человек? – уточнил Силгвир.

– Или мер. Любопытно, что Герою весьма по нраву бегство, словно он пытается выбраться из собственной тюрьмы божественных ограничений… ты никогда не сбегал из тюрьмы? Или плена?

– Пару раз, – ничтоже сумняшеся округлил Силгвир. Он был не очень хорошим вором, а за пределами Валенвуда на Право Кражи смотрели совершенно неправильно. – В последний раз меня поймали на границе с контрабандой и собирались казнить, но тогда прилетел Алдуин и сжег все поселение в угли, так что мне удалось выбраться.

Рагот коротко усмехнулся.

– Я всегда находил это забавным. В тот самый момент, когда сосуд Героя выбирается на свободу, он навсегда становится пленником своей судьбы. Хах. Шор-шутник всегда любил такие важные мелочи о двойном дне. Забавно вдвойне, что в твоем случае это… впрочем, я хочу верить, что я ошибаюсь. Неважно.

Силгвир задумчиво смолк, и драконий жрец лениво разжег в ладонях рыжий шарик магии, подобный огромной огненной искре. Отпустив волшебного светляка на волю, древний воитель бездумно наблюдал за тем, как он колеблется в незримых магических течениях, медленно двигаясь по дуге вокруг своего создателя. Силгвир из любопытства протянул к нему руку, когда шарик приблизился к нему, и светлячок неожиданно оказался не горячим, а только приятно теплым. Улетать от его ладоней он отчего-то не спешил.

– Даже магические огоньки ластятся к тебе, чувствуя звезды, – по-доброму усмехнулся Рагот. – Грейся, Довакиин. Faad скоро развеется, а мой Голос устал. Можешь допить мой мёд.

– Спасибо, – растерянно сказал босмер. – Послушай… но это значит, что все эти победы, что я одержал, всё то, что я сделал… ничто из этого я не сделал по-настоящему? Просто такова была судьба, которая сбылась? Как сказка о великом воине, который победил всех чудовищ, потому что рассказчик выдумал его всесильным, а на самом деле таких воинов даже не может быть?

– Да, – склонил голову Рагот.

– Но это не было легко! – отчаянно воскликнул Силгвир, подавшись вперёд. – Я клянусь тебе, это не было легко! В битве с Мирааком меня спасли только союзники, которых я мог призвать даже в Апокриф, а Алдуина в Совнгарде я бы никогда не одолел без трёх героев древности, Хакона, Гормлейт и Феллдира.

– Героев? – Рагот зло прищурился. – Ты встретил предателей веры, предателей долга в Совнгарде? Прошу, скажи мне, что подлым отродьям была закрыта дорога в Зал Славы!

Силгвир запнулся. Он совсем забыл о том, что для драконьих жрецов герои Войны Драконов могут быть совсем иными.

– Ну… они ведь и правда герои. Которые принесли свободу бывшим рабам и спасли мир от Пожирателя, – неловко пробормотал он.

– Убирайся прочь, – холодно сказал Рагот. – Я не желаю слушать эту ересь. Они достойны только казни, самой страшной казни, какой ещё не видел Бромьунаар, и если Тсун пропустил их в Зал Славы, быть может, мне стоит явиться в Совнгард уже для того, чтобы сделать за него его работу!

– Я просто хотел сказать, что я не чувствую никакой великой силы, – примирительно проговорил Силгвир, – и она, даже если есть у меня, ничуть не помогла мне. А ещё в Зале Славы я видел Исграмора. И… и много всяких нордов. Наверное, среди них были и твои соратники. Это и есть ваше посмертие? Вечный пир в Зале Славы?

– Эльф не может понять, что обретает истинный сын Севера в Совнгарде, – сухо сказал Рагот. – Я не вижу на тебе печати смерти, а значит, ты попал туда путем вора, что крадется в тенях и трусливо прячется от справедливого взгляда. Только пророчества защитили тебя от должной кары.

– Разве в Совнгард открыта дорога не всем достойным? – упрямо возразил стрелок. Драконий жрец поднял на него бесцветный ледяной взгляд, и Силгвир, не сумев выдержать его, не сумел и отвести глаз – взгляд Рагота ударил его подобно копью, пригвоздив к ночным снегам.

– А ты – был достоин? Ответь сам себе, Довакиин. Ты – был достоин? Пил ли ты на триумфальных пиршествах кровь поверженных врагов? Кричали ли хвалу тебе до хрипоты твои друзья, воины и слуги? Выполнял ли ты свой долг, был ли верен ему – и что ты принес в жертву, чтобы исполнить его?

Силгвир смотрел на него – неподвижно и отчаянно.

– Нет, – наконец выговорил он непослушными губами. – Но я должен был быть там.

Рагот прикрыл глаза, позволяя ему выдохнуть и сморгнуть выступившую от жгущего глаза мороза влагу. Отвернулся.

– Ты осквернил не только гробницы Sonaaksedov. Ты осквернил нашу веру. Кара за подобное – смерть. Когда Герой исполнит всё, что предначертано Свитками, я надеюсь стать тем, кто отправит тебя в Пустоту.

Силгвир безнадежно сжал в ладонях магический огонек. Шарик затрепетал в его руках, чувствуя безмолвный гнев создавшего его мага.

– Что со мной происходит, Рагот? – тихо спросил он. – Когда погиб Алдуин, что-то изменилось во мне. Это тоже из-за Героя?

Жрец молчал так долго, что Силгвир уже подумывал о том, чтобы повторить вопрос. Но Рагот всё же посмотрел на него снова:

– Ака сам себе начало и конец. Его аспекты, Алдуин и Акатош, противоречат и противостоят друг другу. Древние Свитки – часть Ака. Написанное в них… предусматривает все возможные исходы событий вплоть до мельчайшего из них, и, возможно, это распространяется на всю бесконечность кальп. Если ты слышал хоть один нордский миф об Алдуине, то должен знать: Пожиратель миров приходит, чтобы освободить место для нового мира. Жизнь мира от рождения до пожирания есть кальпа. Остановив Алдуина, ты нарушил течение Времени, ты нарушил ход Ака. Парадокс: Древние Свитки предсказали это. Кто-то прочел Свиток и зафиксировал эту версию событий ещё до того, как она свершилась, поскольку пророчество это известно, и оно вырезано не только на Стене Алдуина, но и находится во многих книгах. Я не знаю, вина ли это змеевоинов ещё-не-случившегося, или же ты – ещё одна попытка эльфов обрушить Арену. Подумай, Довакиин… что на самом деле случилось с Атморой?

Силгвир ощутил, что его язык примерз к нёбу.

Он медленно повернул голову к морю. Иногда, днём, он видел с этого берега неясные очертания вдали – конечно, это не могла быть Атмора, но где-то за бесконечностью Моря Призраков…

– И теперь с Тамриэлем случится то же самое? – еле слышно выговорил он.

– С Тамриэлем – или с тобой. Ты знаешь, что должно быть сделано, чтобы восстановить равновесие.

– Я должен стать Алдуином.

Слова вырвались у него прежде, чем он произнес их у себя внутри. И вошли ему в сердце черным клинком – до боли, до немоты правильно.

Он не чувствовал, что это правда.

Он знал это.

Один мир должен быть уничтожен, чтобы другой начал жить. Замкнутый золотым кольцом Ака, его отец, таков – и не может быть иначе.

– А если… если Герой будет остановлен? – почти беззвучно спросил Силгвир.

– Тогда Тамриэль разрушится иначе. Я видел один мир, познавший смерть – я родился в нём и покинул его, спасаясь. За тысячи миль отсюда лежит то, что осталось от моего первого дома. Если ты думаешь, что мы не сделали всё возможное, чтобы предотвратить его гибель, оставь эти мысли при себе, если не хочешь испытать холод Моря Призраков на своей шкуре. Но единственное, на что мы оказались способны – не позволить ему исчезнуть, и то лишь потому, что на то была воля Шора и его Любовь.

Рагот замолчал, глядя вдаль, на чёрный север. Даже звёзды не горели над ним, скрытые облаками.

– И… что теперь случится?

Жрец пожал плечами.

– Не знаю. Всё уже случается. На тебе сошлось не одно пророчество, Довакиин, и это только то, что я прочел в книгах и услышал в беседах с колдунами Винтерхолда. Но если ты ищешь того, кто знает… – Рагот повернул голову, пронзительным взглядом впившись в Драконорожденного, – у Алдуина есть брат, и он направил тебя на этот путь. Ложные или истинные, но он может дать тебе ответы.

Силгвир поднялся с валуна, бережно удерживая в ладонях греющий его магией огонек. Холод уже добирался до его тела, и стрелок едва чувствовал собственные пальцы.

– Спасибо тебе, Рагот. Я ценю твою помощь. Ты не мог бы… д-дэйдра!..

Взмахнув руками, Силгвир нелепо шлепнулся на землю. Земля оказалась неожиданно теплой и приятной на ощупь, будто сплетенной из ветвей. Тель Митрин принял своего любимого гостя на редкость мягко.

– …открыть мне портал, – угрюмо пробурчал себе под нос босмер, поднимаясь на ноги. Привычки магов обращаться с теми, кто не умеет телепортироваться, определенно не относились к вежливым манерам.

Когда-то Герой приходил, чтобы сражаться с Чудовищами. Когда-то – кажется, тысячу лет назад – его вели по этому пути те, кто не открывал Герою всей правды, поскольку ему не нужно знать её, чтобы побеждать Чудовищ.

Сейчас она обернулась против него, потому что те, кто использовал его как оружие против неизбежности, не приняли во внимание, что некоторые нерушимые законы остаются нерушимы всегда. Глядящие в Древний Свиток ужасаются остроте лезвий мотыльковых крыльев. Чувствующие вязь пророчеств склоняют голову перед громом Барабана Рока.

Мудрый Волшебник прячет знающую усмешку в аромат чая, пока Колесо мучительно медленно проворачивается, меняя местами концы Оси и на несуществующее мгновение становясь Башней. В его глазах – любопытство, поскольку он предвидел это ещё тогда, когда Герой только готовился к схватке с Чудовищем.

Герой, или Чудовище, или Герой и Чудовище решает: время задать вопросы и потребовать плату за ложь.

Что до Жреца…

– Ты Позвал, – говорит Валок на Довазуле, глядя на старшего жреца перед обрывом, за которым лежит только бескрайнее море вечного холода.

Он подходит ближе.

– Атмора откликается тебе?

Рагот качает головой.

– Я не могу пробиться сквозь безвременье. Атмора мертва, и мои воззвания к ней – не более, чем безудержная надежда о возвращении забытых снов. Но я готов.

Валок ждёт.

Меч Исмира поднимается с земли медленно, тяжело, будто мороз заковал его тело в сталгрим, но Страж уважительно опускает взгляд на мгновение, когда Рагот глядит на него в упор.

– Я отдам тебе всё, что ты пропустил в войне, и всё, что узнал, когда был пробужден Последним Драконорожденным. Используй мой дар с умом, – говорит Рагот.

– Я ценю твою щедрость, – тихо отзывается Валок, ибо память и знание – дар стократ дороже золота и крови.

И тогда Рагот Произносит Слово: Vahrukt.

И Vahrukt высекает себя на льду, взметая сверкающие крошки и испаряя снежную пыль; Vahrukt сияет и звенит безграничным знанием, Vahrukt зовёт того, кто сможет Прочесть Слово. Валок вдыхает его с останавливающим кровь ледяным воздухом, и Vahrukt становится им.

Валок идёт по морю крови своих врагов.

Валок Кричит над могилами своих друзей.

Валок слышит Голоса братьев и сестёр в последний раз.

Валок из страха и отчаяния вынуждает свободного правителя стать слугой.

Валок убивает своих людей.

Валок видит, как его вера рушится в прах.

Валок видит, как умирают его боги.

Валок видит в кошмарах, как горит его дом, оскверненный обезумевшими рабами.

Валок видит в куда худших кошмарах, как сгорает и обращается в пыль последний Монастырь.

Валок взывает к силе – но её больше нет, впервые за столетия всесилия её нет.

Валок чувствует страх.

Валок чувствует горечь на своих губах.

Валок опозорен навеки, и, даже омойся он в Море Призраков с кровью вместо воды, его позор останется с ним навсегда.

Валок позволяет себе надеяться, потому что больше ничего не осталось.

Валок умирает в стыде и горечи поражения, и в нём и вокруг него – лишь чёрная пустота.

Валок просыпается и понимает, что худшие из его кошмаров, те, что сделали из него труса, сбылись четыре тысячи лет назад и с тех пор были явью.

И он ничего

ничего

ничего

уже не может с этим сделать.

Потому что он проиграл четыре тысячи лет назад.

Потому что его позор связал его крепче магии, крепче колец Ака, и только долг, которого больно даже касаться мыслью, удерживает его от того, чтобы вернуться домой в последний раз и исчезнуть в безвременьи.

Валок выдыхает.

Он глядит на грубые ножны, которые протягивает ему Меч Исмира.

– Теперь ты знаешь, – резко говорит Рагот, отсекая льдом голоса последнее эхо воспоминаний. – Ты знаешь, почему я призвал именно тебя, Страж, победитель и палач Первого Драконорожденного. Я связан клятвой с Последним.

Валок смыкает пальцы на ножнах, и сталь внутри поёт, очищаясь от ржавчины и тлена, возвращая себе силу жара кузницы шелкопрядов и ударов луномолота своего создателя.

– Ты приказываешь мне, Голос Бромьунаара?.. – спрашивает Валок без недовольства, но с неуверенностью. Взгляд старшего жреца устремлен на звёзды, но Валок не умеет читать звёзды. Он не знает, что видит в них тот, кто прошёл сквозь горнило Рассвета из мёртвого мира в рождающийся.

– Нет, – качает головой Рагот. – Ты знаешь: долг не приемлет сомнений, и я верю в преданность твоего духа. Будь бдителен – и будь готов.

Комментарий к Глава 10. Равновесие

**Перевод с Довазула**

revak rahwundun – священное паломничество

Veysenor – Солстхейм

Rah skemrot von premi – боги будут смеяться над моим терпением

Ahmikiil los zinaal ahrk fen kogaanofaan – ваше служение благородно и будет вознаграждено

Aal koraavheyviil fen junkei – пусть будет легким ваш дозор

Zuli ahrk kogaan do Ysmir voth hi – с вами мой Голос и благословение Исмира

Rahgot Sonaaksedov lost Tinvaak – Рагот драконий жрец Сказал своё Слово

Vahrukt – память

========== Глава 11. Белый путь ==========

За тобой долг, Герой.

Чернота затягивает его в бесконечную плотность себя, где нет времени и пространства, только мнимые сны.

Долг, от которого тебе не избавиться перерождением.

Дурман Апокрифа оплетает его разум, сковывает мысли. Силгвир Кричит, Кричит изо всех сил, пытается вырваться, но это всё равно, что пытаться вырваться из пучин океана, будучи прикованным к его дну. Он бредёт по страницам, пытаясь не читать издевательски корежащихся символов, но они проникают внутрь него всё равно.

Силгвир понимает, что читает историю своей смерти.

Хуже, чем смерти.

Каждая строка фиксирует его в плену у лорда Моры, и в конце концов у него не остаётся больше сил, чтобы противостоять; в конце концов он просто послушно следует строкам, ожидая неминуемого финала.

Голос, мёртвый, как и все великие Голоса, останавливает его у последней страницы. Обернувшись, Силгвир видит сверкающую безудержно-золотым светом Изначалья фигуру – и золото течет с маски, скрывающей ее лицо.

– Наша судьба едина, Последний, – говорит Мираак. От его Голоса шепоты Апокрифа смолкают, смятые и уничтоженные непреклонной волей. – Я не был Героем. Я был повержен. Но я был вечно заперт здесь, у последней страницы, лишенный иного способа избежать смерти, кроме как не прочесть о ней.

– Помоги мне, – выдыхает Силгвир. После всезвучия Голоса Первого Драконорожденного его собственный голос кажется слабей шепота. Мираак подходит ближе, и золотой свет заслоняет собой черноту, сжигая ее до последней тени.

– Я не могу помочь тебе: мне не хватает сил. Но конец этой истории ещё не прочитан. Ты можешь придумать его любым, дитя Возможно.

Слова резонируют внутри, словно в двемерском колоколе, и затихают – в шорохе молодых листьев. Кто-то говорил их прежде. Силгвир мучительно пытается вспомнить, но в шелесте не разобрать ни голосов, ни фраз. Множество голосов шепчут на древних языках, столь древних, что они сменяются один другим, искажая значения друг друга.

Когда Силгвир – едва слышно – начинает говорить, они стихают и вплетаются в его голос, укрепляя его всеведущей гармонией; они наделяют его силой, о которой он никогда не знал прежде. Он говорит, не останавливаясь, заставляя себя глядеть в сверкающее золото маски, и не замечает, когда оно стекает с лица Мираака.

Не Мираака.

– Рагот, – Силгвир так удивлен, что забывает, о чем говорил прежде, и нить рассказываемой истории ускользает от него в то же мгновение. Золотой свет и бескрайняя тьма рассеиваются, открывая вместо Апокрифа гигантские споры грибной шляпки Тель Митрина.

Драконий жрец глядит на него – Силгвир бы сказал, встревоженно, если бы мог поверить, что Рагот хоть немного заботится о его жизни.

– Я услышал твой Голос через весь Солстхейм. Херма-Мора почувствовал твою слабость и воспользовался ею. В этот раз я не смог тебя пробудить, но, хвала Шору, моих подсказок хватило, чтобы ты выбрался сам.

– А я видел вместо тебя Мираака, – смело и уверенно зачем-то заявляет Силгвир. От опьяняющей свободы после ядовитой паутины Апокрифа ему даже всё равно, взбесится ли Рагот при упоминании имени предателя или нет. – Он мне помог.

– Это вполне возможно. Я сомневаюсь в том, чтобы Херма-Мора так легко отдал столь ценную игрушку, – неожиданно спокойно соглашается атморец. – Вероятно, мы оба помогали тебе одновременно.

– Ты же был бы только рад, если бы Хермеус меня убил, – нагло говорит Силгвир. Хмельная радость пробуждения всё ещё кипит внутри. – Мог бы ему и пару жертв принести в благодарность.

Рагот смотрит на него с какой-то неясной усталостью, что свойственна лишь тем, кому Великий Дракон отмерил не одну сотню лет.

– Участь раба Садовника намного хуже смерти, Довакиин, и я не настолько обезумел, чтобы желать Герою стать его орудием. Я обещал защитить тебя от Херма-Моры: таково моё Слово, и я не нарушу его.

Драконий жрец поднялся, и Силгвир неожиданно осознал, что до сих пор Рагот стоял на коленях у его кровати. Ощутив запоздавшую вину за свои слова, Силгвир притих.

– Долго ты меня будил? – неловко поинтересовался босмер, осторожно поднимаясь. Атморец упрямо скрестил руками на груди.

– Это имеет значение? Я скажу тебе только, что ты мог бы подыскать себе место для сна получше, чем эта башня. Вырасти себе другую, ты всё равно не хозяин ей.

Силгвир невесело хмыкнул, подумав о том, что ещё нескоро вырастит себе собственный дом. Если вообще успеет это сделать, учитывая недавние открытия.

– Знаешь, – осторожно начал Силгвир, внимательно поглядывая на Рагота, – если бы ты поменьше на меня ругался и поаккуратнее был с порталами для не-магов… ох, ладно, забудь. Опять обругаешь меня на драконьем, а я даже не пойму.

– Ol hi hind, – как ни в чем не бывало уронил в ответ Рагот. Лицо его осталось совершенно непроницаемо, и стрелок, подозрительно поднявший взгляд на атморца, вынужден был отступиться. – Твоё время коротко, Довакиин. Как только ты будешь готов отправиться в путь, мы последуем за тобой.

Силгвир настороженно приподнял голову.

– Я помню, что ты говорил о Партурнаксе. Ты хочешь его убить.

– Мне не жаль собственной жизни, чтобы свершить правосудие, опоздавшее на тысячелетия, но метаморфоза, которую ты проходишь, таит в себе секреты, неизвестные мне. Когда Дракон ходил свободно по умирающим и нерожденным бесконечностям, я играл со Временем ради забавы, но вмешательство в Древний Свиток требует осторожности, а не бесшабашных игр. Много Башен пало, Довакиин, и многие земли постигла судьба страшней смерти и перерождения… если ты стал орудием, узнай намеренья того, кто держит его. Кто стал причиной фиксации твоей судьбы? Империя людей, построенная на крови айлейдов? Старая Мэри, непостижимым упрямством своим поражающая даже меня? Партурнакс, чьи мотивы неведомы нам со времен Харальда? Или те, кто глядит на Тамриэль со стороны? Найди их всех, Довакиин, задай им вопросы. Ответ найдет тебя.

– А ты не можешь прочесть Древний Свиток? – с надеждой спросил Силгвир. – Я когда-то таскал с собой целых три штуки…

Рагот с сомнением изогнул бровь.

– Ты? Древний Свиток? Если ты так и думал, это не были Древние Свитки. Даже дракон не способен объять необъятное, что говорить о людях. Мы можем лишь наугад выхватывать из бесконечности отрывки, вынуждая их сбываться… и даже это требует неимоверных усилий. Свиток можно прочесть, когда Дракон Сломан, но имеет ли это вовсе смысл?

Силгвир только печально вздохнул. Он давно уже отчаялся понять хоть что-то в речах жреца, когда они касались магии или пророчеств. Загадочным образом даже тамриэлик Рагота в эти моменты становился бессмысленным набором звуков.