Текст книги "Время ереси (СИ)"

Автор книги: Deila_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Восис долго смотрел на него. Очень долго.

– Судьба смеется над нами, – тихо бросил он наконец. – Как я сожалею о том, что не сумел убить тебя тогда, когда у тебя не было ни драконьей, ни человечьей души, – тогда, вместе с червями под червивым знаменем, всех разом. Если боги милостивы к Раготу – а им стоило бы быть – они даруют ему легкую смерть как избавление.

– Погоди, – осторожно сказал Силгвир, – мы с тобой не встречались. Я тебя впервые увидел в Бромьунаре, перед Советом. И что за черви под червивым знаменем?

Восис покачал головой.

– Я говорю не с тобой, лесной эльф. И не с Конариком, чье Имя по недоразумению ты получил. Я говорю с тем, кто ходит по земле смертных, не считаясь с эпохами и законами мира людей.

Сердце стало отсчитывать удары чуть быстрее.

Целестиал; он говорил о Целестиале. О Герое. Должно быть, все те младшие жрецы, что обвиняли его в своей гибели, говорили о Герое, ведь проклятый спаситель Нирна менял носителей каждый раз, когда спускался с небес. И не имело значения, в теле какого несчастного он пришел тогда к Восису, Акиирдалу или Артозиису: они видели больше, чем один лесной охотник, не так давно научившийся читать, и они узнавали убийцу в любом обличье…

– Я не хотел… я не хотел, – почти неслышно сказал Силгвир. Он чувствовал ничтожность собственных слов, но не мог сказать ничего иного. – Я не виноват в том, что сделал Герой.

Восис только усмехнулся. И горечи в его усмешке было поровну с пониманием и злостью.

– Все мы хотели бы сказать это: я принял новое Имя, я прошел перерождение, я не виновен в смертях и бедах, что принес в прежней жизни. Или – я не человек, я Голос бога, и лишь вершу его волю. Нет, Герой. Это ложь. Ты виновен. Ты всегда будешь виновен. За тобой всегда – только кровь и мертвецы, потому что ты спасаешь только тех, кого укажет тебе твое небесное чутье защитника, и неважно, какой ценой обойдется твоя победа. Для тебя нет ни лжи, ни истины, ни морали, ни веры. Тебе нет дела до этого. И в каком бы теле ты ни пришел… чьим бы Голосом и о чем бы ни говорил… я всегда узнаю тебя, убийца.

Силгвир едва расслышал последние его слова.

Восис говорил тихо, так, чтобы никто из завсегдатаев трактира не услышал их разговор, но чутье, то самое босмерское воровское чутье, что позволило когда-то валенвудскому охотнику выжить в скайримской Гильдии, звенело от напряжения. Силгвир видел за спиной Восиса, в жидких тенях в дальнем углу, человека, который уделял необычно много внимания двум новым посетителям «Пьяного нетча».

Точнее, данмера. Одного рыжего данмера, так и не вернувшегося на материк.

Ралис Седарис не сводил глаз с Восиса. И Силгвир догадывался, почему. Потому что мер, потративший одиннадцать тысяч золотом на раскопки одного неуступчивого древненордского кургана, узнает посох драконьего жреца в тот же миг, когда впервые его увидит.

Восис неожиданно подхватил посох и поднялся из-за стола. Силгвир не успел ничего сказать, только мазнул на прощание взглядом по лицу Ралиса, когда портал пережевал его светоносными челюстями и выплюнул в холодный песок, перемешанный с пеплом.

– Ты позвал, thuri.

Силгвир, давя ругательства, поднялся с песка и отряхнулся. Да, он знал это место. Это был тот самый неуступчивый курган, на раскопки которого ушли одиннадцать тысяч. Его одиннадцать тысяч.

И здесь было полно драконьих жрецов.

Рагот кивнул, приветствуя Восиса.

– Ты привел Конарика. Теперь оставь нас, – велел он. Восис коротко поклонился и исчез в новой вспышке света, не позволив себе ни единой лишней секунды пребывания рядом со своим господином.

Силгвир обнаружил, что не знает одного из присутствующих. Трое были ему знакомы: Морокеи, Вокун, Рагот. Четвертого он видел впервые – ладно сложенного норда, чью подлинную нордскую кровь выдавала чистая и незамутненная рыжина. В любом городе Скайрима по такому сходили бы с ума молодые нордки, да и не очень молодые тоже, мимолетно подумал Силгвир.

А потом он встретился с ним взглядом.

Где-то глубоко в глубинах разума, на грани сна и забвения, вскинулся бредящим шепотом ядовитый туман Черных Книг. Они шептали тысячами голосов на всех языках мира, и тех, что уже мертвы, и тех, что еще не появились на свет, но каждое слово было словом, что диктовала им чужая воля.

И на этот раз – не лорд Мора и не обманутый слуга его Мираак говорили с последним Драконорожденным.

– Значит, вам надо убить Героя, – сказал Азидал, задумчиво глядя на маленького лесного эльфа перед собой. – Ладно, и что вы уже попробовали?

Силгвир потерялся в Довазуле очень скоро. Шепотки внутри стихли на время, словно Азидал потерял всякий интерес к новой игрушке Хермеуса Моры.

– Vozahnil-Wahlzos. Poguksedilfahliil. Siiv atruk hi vorolur voth ahrk wahl nii tinvaak ZU’U VOLOS. Uv tinvaak nii hinmaar. Но с чего вы взяли, что я владею подобным знанием? Если даже Светоносное Око сторонится подобной опасности, как может помочь вам младший служитель Джунала?

– Ты предал моего бога, – сухо произнес Морокеи, не ответив на издевку. – Называй себя служителем Херма-Моры, кем ты и являешься. Vorohahiil fund aak hi nau zok vul ven, dilfahliil, atmorakei uv deyruv. Известно ли тебе то, что нам нужно?

– Нет, – ясно и спокойно сказал Азидал. Повернувшись, он твердо встретил взгляд Морокеи. – Нет, я заплатил дорогую цену за то, чтобы добраться до тайн, скрываемых в Апокрифе… и цену куда дороже – за то, чтобы знать, какие из них убьют меня.

– Можешь ли ты отыскать это?

Шепотки внутри вздрогнули, зашелестели. От них отчетливо веяло страхом.

– Нет. Нет, ни за что, я не вернусь туда. Ни к Мирааку, ни к Херма-Море… – Азидал бессильно покачал головой. – Подумай сам, Светоносное Око: мне нечем заплатить ему за подобное знание, а Мора известен своим коварством. Он заполучит меня снова, а вместе со мной – одному Джуналу ведомо, что еще. Забудь об этой затее. Вышвырните Героя во Внешние Измерения, похороните в Бездне, продайте Периайту, отыщите осколок Сердца Мира и отправьте его вслед за двемерами. Только не связывайтесь с Морой.

– Ты всё ещё его слуга, – вдруг сказал Силгвир. – Как и Мираак… я видел твою маску. У вас у всех они одинаковые. Я только не пойму, почему ты так хотел вернуться…

Азидал взглянул на него – и в его глазах даже здесь, за пределами владений Хермеуса Моры, таилась жидкая хмарь Апокрифа.

– Если ты видел мою маску, то должен был понять, – только и сказал он. – У меня есть неоконченные дела, только и всего.

– Азидал, – настойчиво прервал его Морокеи. – Азидал, я не вижу иного пути. Есть ли другой способ уничтожить Героя – способ, доступный нам? Не заточить, не обезвредить, не продать дэйдрическому лорду. Уничтожить. Окончательно.

Азидал неслышно вздохнул.

Силгвир услышал шепот Черных Книг снова – сдержанный, холодный. Он не знал, какой договор заключили Голоса Бромьунара с предателем-дэйдропоклонником, выпуская его из могилы, но Азидал намеревался сдержать его. Азидал был связан с Апокрифом крепкой пуповиной – и он искал ответ вместе с каждой книгой в библиотеке лорда знаний.

– Сколько времени у вас есть? Я обращаюсь к тебе, Меч Исмира, – голос Азидала резко хлестнул побережный воздух.

– Времени? До того, как нас всех отправят в Совнгард? Я бы сказал, полгода мы протянем, – задумчиво ответил Рагот. – Да, Старая Мэри одумается довольно скоро… а вслед за ними – и Империя людей, и, может, даже Хист, если ящерицам есть дело до конца Времени. И одним Свиткам ведомо, что будет вытворять мироустройство и Девятеро, чтобы отдалить свою гибель. Да, я бы не дал нам больше полугода.

– Да вы смеетесь, – сказал Азидал. В его голосе звучало что-то, похожее на отчаяние. – Полгода? Вы хотите, чтобы за полгода я сделал то, над чем столетиями трудились тональные архитекторы? Да вы под снегом радости, что ли? Еще сделать из него Конарика можно успеть. Я бы ставил на это.

– Мы сомневались по поводу Конарика. Из-за Зеленого-Сока, Героя, Исмира… ну, ты понял. Конарик – сильная штука, но его создавали не для того, чтобы быть управой для своенравных Башен и бесконтрольных Целестиалов, – заметил Вокун. Азидал пожал плечами.

– Расскажи это Исграмору. Насколько я вижу, ни одна из сущностей еще не определена окончательно. Кто-то пытался сформировать из Героя Исмира, но, похоже, не преуспел. Если он наденет маску и выживет, он будет Конариком. А потом конец Времени будет уже не остановить, даже если головы всех драконьих жрецов окажутся в зале трофеев короля Альдмери.

Наступившая тишина наполнилась ветром. Мелкие песчинки царапали кожу; с юга, с берега, ветер приносил пьянящий морской запах. Морю Призраков не было дела до конца Времени: его прибой до сих пор бился о льды Атморы где-то на севере, далеко, так далеко, что ни один корабль не добрался бы туда, даже лети он по воздуху.

– Ты все равно будешь нужен нам в войне, – напомнил Рагот. – Чтобы у нас были хотя бы эти полгода.

– У меня есть дела, – повторил Азидал. – Мне надо найти одного человека на Солстхейме и вернуть свою маску и оружие, а затем я ухожу. Если меня не вынудят, я не стану вам мешать… что бы вы ни решили.

Вокун бросил почти незаметный взгляд на Рагота, но тот выглядел совершенно спокойным.

– Возвращайся, как закончишь, – как ни в чем ни бывало бросил он. Азидал подозрительно сощурился, но не стал продолжать. Вместо этого рыжий норд повернулся к Силгвиру.

– Где моя маска, Герой? Я был бы рад найти ее у своего раба, но, боюсь, ему не хватило ума и смелости ее спрятать.

– В моем доме, – честно сказал Силгвир. – В Вороньей Скале, в поместье Северин. Где-то там… и доспехи твои тоже, наверное, там… с волшебными побрякушками.

Босмерское чутье подсказало ему, что только присутствие трех Голосов Бромьунара спасло его от немедленной гибели. Голоса Апокрифа возмущенно зашептались внутри. Искатели Хермеуса Моры тоже были в праведном гневе от того, что невежественные обитатели Арены Четвертой Эры называют первые достижения в области зачарования «волшебными побрякушками».

– Herma-Mora fen ofan Tovitaanne qethille ahrk wahl niin orpel pah deye do Gelah-Lu erei nust meyz nid, – отчеканил Азидал. Силгвир проводил его ошарашенным взглядом.

– Что он сказал? – осторожно спросил стрелок, оглянувшись на драконьих жрецов.

– Что Херма-Мора подарит Искателям твои кости, те сделают из них перья и будут переписывать все книги о Зачаровании до тех пор, пока не сточат их в пыль, – подсказал Морокеи.

– О, – Силгвир растерянно обернулся вслед Азидалу. – Наверное, он обиделся.

– Не волнуйся, Конарик. У него сейчас есть дела поважней, – ухмыльнулся Рагот.

– Ты же знаешь, что снежных эльфов не осталось, – напомнил Вокун. – Только безмозглые слепые твари не разумней зверей. И когда он это увидит, ну… это все равно, что выкинуть тебя в мир, где не осталось ни единого человека. Но, по крайней мере, мы не зря потратили все эти жертвы – он отвлечет от нас внимание.

Рагот упрямо хмыкнул, но ничего не ответил.

– У нас тоже есть дела поважней, чем один безумец с неоконченной местью, – негромко сказал Морокеи. Что-то в его голосе заставило Силгвира настороженно обернуться. Светоносное Око Джунала неподвижно смотрел на него, не отводя взгляда. – Он не лгал. Ты станешь Конариком, маленький эльф. Или умрешь, и за твоё поражение будет расплачиваться весь Аурбис.

– Мы поможем тебе, не переживай, – мягко сказал Вокун. – Это куда перспективней, чем ноль-сумма. И, если неудачи Шора все еще на нашей стороне, у нас все получится.

***

У божественного голоса оказалось человеческое лицо.

Ралис Седарис смаргивал пепел и трактирный хмель и всё ещё отказывался поверить, что его жизнь снова обрела смысл. Что обещанное оказалось правдой. И что он, не слишком удачливый наемный искатель сокровищ, был нужен для чего-то более важного, нежели добыча разбитой двемерской лампы.

– Ты знаешь, где найти снежных эльфов? – человек, вернувшийся из объятий смерти живым, как раз заканчивал потрошение сундуков Довакина. От эбонитовой маски, что он держал в руках, тянуло больным, неестественным жаром.

– Снежных… эльфов? – Ралис запнулся. – Фалмеров? Д-да, но для этого надо возвращаться на материк, в Скайрим… на Солстхейме их нет.

– Ты проведешь меня к ним, – Азидал улыбнулся, выпрямившись в полный рост.

Отчего-то Ралис Седарис, глядя на рыжего норда в старинной меховой броне, впервые возблагодарил небо за то, что проклятье Азуры окрасило кожу данмеров в цвет, который невозможно было спутать с белым.

– Потрясающе, – восторженно сказал незнакомый ему голос с трескучими нотками, присущими старикам. Ралис обернулся ко входу в особняк, чтобы замереть, наткнувшись взглядом на золотые спирали символов самого безумного данмерского Дома. – А ведь Герой не терял времени зря. Ну, может быть, хотя бы с третьим драконьим жрецом мне удастся спокойно поговорить о действительно важных вещах?

Комментарий к Глава 23. О важности клятв

Vozahnil-Wahlzos. Poguksedilfahliil. – Ноль-сумма. Решение, достойное двемеров

Siiv atruk hi vorolur voth ahrk wahl nii tinvaak ZU’U VOLOS. Uv tinvaak nii hinmaar. – Найди что-то, с чем ты не согласен, и заставь это сказать “Я НЕ ЕСТЬ”. Или скажи это сам.

Vorohahiil fund aak hi nau zok vul ven, dilfahliil, atmorakei uv deyruv – Твое безумие провело бы тебя самым темным путем, будь то путь двемеров, атморцев или дэйдра

Еще один маленький драббл в духе термоядерно-аццкого киберпанка, считайте это AU: http://bit.ly/2pBALVx

========== Глава 24. Дороги, которые нас выбирают ==========

Золотая маска тускло поблескивала под столь же тусклым, серым светом солстхеймского солнца. На металле не было ни единой царапины, ни единого пятна – время не было властно над ней, запертой в закольцованном мгновении, миновавшем много тысячелетий назад.

И она была тяжелой, боги, какой тяжелой она была.

– Я не могу даже представить, что надену ее, – тихо сказал Силгвир. – Она убьет меня, да? Меня-меня, не меня-Героя…

Вокун лениво подцепил кончиком сапога плоский камешек; тот несколько раз перевернулся в воздухе и шлепнулся в песчаную пыль. Он единственный был рядом с Драконорожденным-Конариком: Рагот и Морокеи оставили их наедине без объяснений и вопросов, будто согласно одним им известному договору, и теперь только солстхеймские скалы слушали их разговор.

– Это не так плохо, как тебе кажется, – ответил Двуличие Шора. – Ты умирал много раз. Это все понарошку, но и по-настоящему тоже. А насколько туда или сюда – тебе решать… только тебе.

Силгвир хмыкнул. Он по-прежнему плохо понимал туманные объяснения драконьих жрецов, но сейчас ему казалось, что это не просто пустые слова.

– У вас… у драконьих жрецов… так же? Когда вы надеваете маски?

Вокун неопределенно передернул плечами.

– Да?.. Отчасти. Но ты же знаешь, для чего ты становишься Конариком. Это слегка другое. Ни один из нас не намеревался стать богом, знаешь ли, – по крайней мере, в тот момент, когда мы принимали Имена. Но никто тебе, конечно же, об этом не говорил. Все делают из этого большой секрет даже сейчас, когда все наши тайны похоронены под футами земли, пепла, камня, снега и Шор знает чего еще, – Вокун показательно поворошил ногой песок. – Скажи, что ты уже знаешь об этом?

Силгвир повел ухом, вспоминая. Валок рассказал ему не слишком много – только самое важное, и мог ли он верить его словам – Валок говорил правду, несомненно, но знал ли он правду сам, никогда не владевший маской?.. Он отказался заплатить цену, что была назначена за нее, а любой другой жрец ни за что не рассказал бы о священном таинстве культа.

Кроме, быть может…

– Немного, – честно признался Силгвир. – Маски дают могущество, имена означают истинную суть… и как будто укрепляют ее?

– Фиксируют, – без улыбки поправил Вокун. – Это не зависит от желания человека. Я видел жрецов, что мечтали стать достойнейшими из достойных, а в результате их называли Bovaalikus или похуже, и теперь им приходилось жить такими до конца своих дней. Мне еще повезло. Вот Rahgot или Ahzidal… думаешь, по собственной воле они встревают в эти бестолковые войны?

Глаза Вокуна не отразили его смешок.

– Это всё, что тебе известно? – помолчав, спросил он. Силгвир, помедлив, покачал головой.

– Еще знаю… что за владение маской нужно заплатить. По-особенному.

Вокун снова усмехнулся.

– По-особенному, это точно. Хевнораак вырвал сердце женщине, которую любил, как саму Дибеллу. Вольсунг оставила всех своих соратников на Арене Смерти – если ты не знаешь, что это такое, считай себя счастливчиком. Накриин выцарапала своё имя на китовьем хребте, пока стражи Совнгарда рвали ее на куски. Про других не знаю, даже Рагот не говорил мне о своей плате, хотя я догадываюсь, какой она была. Но подумай вот о чем, Конарик: все мы сделали это ради чего-то важного. И раз мы все еще здесь, значит, это того стоило.

– Но вы сделали это сами, – возразил Силгвир. Отчаянно вгляделся в глаза Вокуна: лисьи глаза, ему бы лисий тотем, а не Раготу. – Все вы сделали это сами… а я – да во мне нет ничего, кроме Героя, у меня и Голоса бы не было без него. Хевнораак сказал, маска меня сожрет… мне, в общем-то, все равно уже. Я спасал мир, потому что мне так сказали Седобородые, которых убил Рагот, которого я воскресил, чтобы спастись самому. Теперь вы говорите мне, что я должен погибнуть, чтобы спасти мир. Это… честно. Правда. Не знаю, почему именно я стал Героем и Довакином, а не какой-нибудь истинный потомок Исграмора, но если острые уши не мешают стать Конариком, то разницы нет, я это буду или кто-то еще. Я просто хочу знать, как… как это. Раз уж мне придется умереть за что-то, чего я не выбирал, я хочу знать хотя бы, как это будет.

Вокун медленно потер глаза ладонью. Отчего-то он вдруг показался невозможно усталым, словно прожитые им века уместились в один миг.

– Как? Конарик – это средоточие наших знаний и силы, восьмеро верховных жрецов – лишь дополнения к Конарику. Каждый из нас, восьмерых, даст тебе что-то, что свяжет вас, и признает твою власть. Думаю, кое-кто просто с тобой поговорит. Рагот точно захочет драки. Хевнораак… ммм… ну, конечно, он может веселья ради тряхнуть стариной и поступить как истинный жрец Дибеллы, открывая тебе тайные знания. Тем более, что он ричмен, и ему все равно, с кем… ритуалы совершать.

Силгвир очень надеялся, что его взгляд ясно сообщил Вокуну о том, что от таких шуток ему лучше воздержаться. Вокун только фыркнул, оставив Драконорожденного в напряжении раздумывать над тем, где служитель Шора слегка приврал, а где сказал правду.

– А как… ну, как, – Вокун присвистнул и покачал головой с непонятной полуухмылкой. – Вопросы у тебя, Довакин… да как будто ты умираешь, а потом просыпаешься. Как все умирают – с криком, болью, кровью. Как все просыпаются – счастливыми, что это был всего лишь сон. Понарошку и по-настоящему, как всё в этом мире, – он махнул рукой в сторону Вороньей Скалы, и Силгвир послушно двинулся обратно к городу вместе с ним.

– А что понарошку, и что по-настоящему?

Вокун улыбнулся, замедлил шаг на мгновение.

– А ты когда-нибудь просыпался, не просыпаясь по-настоящему? Примерно вот так.

Рагот встретил их вновь у кургана Колбьорн: он не стал уходить далеко от захоронения, вокруг которого теперь кишели драугры. Силгвир надеялся, что нежить отпугнет солнечный свет, но ходячим мертвецам не мешало солнце, и они медленно бродили вокруг спуска в катакомбы, словно безумцы на Островах. Рагот сидел рядом на камне и держал на коленях обнаженный клинок; атморская сталь сверкала белоснежно-ярко. Вокун молча кивнул ему, и Силгвир только краем глаза заметил блеснувшую за спиной вспышку – а когда обернулся, там уже никого не было.

– Только… только не говори, что ты хочешь боя прямо сейчас, – быстро сказал Силгвир. Рагот с легким удивлением поднял на него взгляд.

– Я всегда хочу боя, thuri.

Силгвир нелепо моргнул. У него ушло несколько ударов сердца, чтобы понять, что в словах атморца не было ни единой доли шутки.

– Если ты не готов, я подожду, – не совсем верно истолковав его молчание, добавил Рагот. – Но не медли слишком долго. Я служу тебе и останусь верен, но я не признаю тебя Конариком, пока мы не Поговорим об этом доброй сталью.

– Рагот, слушай, – неловко начал Силгвир и прервался; он не был уверен, что то, что он хочет сказать, не станет смертельным оскорблением для драконьего жреца.

Но всё же продолжил:

– Мне кажется, я кое-что понял. Эта маска… делает тебя не совсем тобой, верно? Не совсем… человеком. Рагот – это служитель драконов. Человек за именем Рагота – кто-то другой…

Во взгляде атморца плескалась соленая пустота безбрежного моря Призраков.

– Этот змееязыкий подлец опять сует нос не в свои дела. Я знаю, о чем ты говоришь, Конарик, и знаю, о чем говорил он. Но тот, кого ты ищешь, мертв много столетий. Я забыл, каким он был, и в последний раз его именем меня осмелился назвать предатель, ищущий боя. Ты тоже забудешь себя, Силгвир из рода детей Зелени, когда станешь Конариком, и в том величайшее благословение.

– Если истории Прядильщиков и научили меня чему-то, так это тому, что в каждом величайшем благословении прячется величайшее проклятие, – вздохнул Силгвир. – Ты… ты уже не можешь вернуться обратно, да? Стать каким был?

Рагот спустя несколько долгих секунд тишины покачал головой.

– Нет. Принимая Имя, принимаешь его навеки. Да и к чему мне вспоминать о мертвецах? У меня есть всё, чего я желал, будучи им.

Силгвир промолчал снова. После слов Вокуна он совершенно не был уверен, что говорит сейчас с…

С живым человеком.

Потому что древние и могущественные артефакты, созданные не людьми, обладают свойствами, прославившимися в столь жутких легендах, что они пережили тысячелетия. И потому что люди не бывают бессмертными. Люди не восстают из саркофагов, словно Первая Эра кончилась вчера…

– Человеческое имя записано на Стене над моей могилой, – сказал Рагот. – Это мое имя, маленький эльф, но это имя человека. Приняв драконье имя, я стал бо́льшим, нежели человек, и я дорого заплатил за это. Но поверь мне: ни один драконий жрец не стал жрецом против воли или веры. Такие умирают еще до ритуала наречения.

В его голосе не было ничего, кроме равнодушия. Он говорил это лишь для того, чтобы объяснить прописные истины будущему Конарику, но эти истины заботили его меньше, чем песок под ногами.

Силгвир ясно ощутил, что не хочет становиться таким.

И что его сожаление о человеке, погибшем в ритуале наречения, о человеке, чье лицо присвоила маска Рагота, останется непонятно каждому из жрецов – кроме, быть может, Валока… кроме, быть может, Вокуна.

Как звали их на самом деле?

– Как… как тебя звали? – зачем-то спросил он, подняв глаза. Рагот встретил его взгляд, и Силгвир едва не вздрогнул, ощутив прозрачный холод, пронизывающий до костей.

– Иди и прочитай это над моим саркофагом, Конарик. Мое имя – Рагот, и ни для кого из ныне живущих нет другого.

– Почему…

Силгвир осекся на полуслове.

Что-то важное всегда таилось буквально на открытом месте, там, где не было никакой лжи и туманных словесных уловок, и Рагот не скрывал этого, никто из них не скрывал этого, только один глупый герой никак не мог догадаться…

– Почему ты никогда не зовешь меня по имени, – прошептал Силгвир. – По моему настоящему имени?

В ледяном клинке взгляда не было ни капли сожаления или скорби: Мечу Исмира не было ведомо подобное милосердие. Они оба знали, каким будет ответ.

И он прозвучал – лезвием, вошедшим под дых.

– Я всегда зову тебя по твоему настоящему имени… thuri.

Они больше не сказали друг другу ни слова. В пепельных предгорьях расколотой на части земли верховный драконий жрец положил руку на плечо тому, кому только предстояло еще покорить и присвоить собственное Имя, и свет разрываемого на части пространства окутал их слепящим коконом. Дыра, пробившая мир насквозь, вспыхнула и засияла, окружив шагнувших в магический тоннель неразличимыми всполохами крошечных рун…

…и вдруг забилась в агонии, коверкая пространство, корежа материю, путая цвет и звук. Силгвир не видел ничего в ослепительной какофонии, безумной пляски образов и линий, только ощутил, как тугим высоким звоном бьется высвобожденная прерванным порталом сила о магический щит.

А потом всё кончилось.

Портал рассеялся, и Рагот тяжело опустил руки: спонтанный щит от вышедшей из-под контроля энергии и безжалостно сминающих схлопывающийся тоннель законов пространства не дался ему без потерь. Ледяная изморозь покрыла его доспех с первым же порывом ветра.

– Lok Vah Koor!

Крик Рагота затерялся в снежной пелене, не сумев побороть бушующую стихию. Силгвир не успел понять, когда в руках атморца оказалось оружие.

– Это… это Глотка Мира? – древко зачарованного лука послушно легло в ладонь. – Зачем ты…

– Портал был прерван, перенаправлен, – резко бросил Рагот. – Проклятье…

– Здравствуй, Конарик.

Для этого Голоса не было преград.

Для него не была помехой снежная буря и древняя магия, защищавшая тоннель телепортации. Ни пространство, ни время не имели значения для него и не имели над ним власти, пусть даже он ни разу не звучал в полную силу четыре тысячелетия.

И его приветствие означало…

– Щит! – закричал Силгвир, падая на снег; долей мгновения позже Голос обратился смертоносным пламенем, обращающим вековечные льды в пар. Рагот покачнулся; пламя ударило в невидимую преграду перед скрещенными клинком и посохом – и разбилось, не сумев сломить ее.

– Поприветствуй меня достойно, Конарик, – Прошептал Голос из-за снежной пелены. – Покажи, чему научился.

Силгвир медленно приподнялся на плавящемся снегу. Он остался невредим – магия Рагота защитила и его – но лед, что никогда не таял на вершине Глотки Мира, уже стекал прочь струйками замерзающей на бегу воды.

– Партурнакс.

Предатель.

Крик рванулся прочь из груди – нет, не пламя, не Драконобой; цветной всполох силы ударил в небо и расколол его на сталь и синеву. Обезумевшая вьюга, зло хлестнув напоследок снежным хлыстом по глазам, после второго Крика неохотно отступила.

За вьюгой стоял дракон.

Партурнакс почти с иронией наклонил рогатую голову.

– Достойно ли Голоса Алдуина бояться бури?

Человек в маске слегка шевельнулся, и застывший было ветер вызверился смертоносным оскалом на древнего мастера Голоса:

– Не тебе говорить о достоинстве, лживая тварь.

Партурнакс дернул крылом с легким раздражением, небрежно отмахнувшись от сгустка силы, что мог бы сокрушить гранитную скалу.

– Ты забыл свое место, viingnu aar, tahrodiik do vahrot, vobal nikriin. У тебя нет права на Имя и Голос. Я пришел Говорить с Голосом Алдуина, а не с червем, предавшим Слово.

– Говори, – сказал Силгвир до того, как Рагот успел ответить. Доспех атморца и его оружие сверкали жгучим алым светом, но он не двинулся с места, ожидая начала боя. – Говори… зачем ты пришел? Я звал тебя раньше – почему ты не откликнулся мне тогда?

– Мы делаем только то, что мы должны сделать, – древний Голос Партурнакса едва слышным рокотом оттенила скорбь. – И лишь тогда, когда должны сделать. Я пришел, когда настало время. Я пришел, чтобы тебя убить.

Силгвир крепче сжал в ладони древко лука.

– Почему?

– Ось всегда остается в равновесии, – гулко отозвался дракон. – До встречи, брат.

Прозрачная преграда жалобно зазвенела, отразив драконий Крик – и, не выдержав его силы, распалась на части. Силгвир отпустил тетиву и мгновенно натянул снова, не потратив и вдоха на это, но человеческое оружие, человеческая магия – могла ли она причинить вред древнему дракону, брату Пожирателя Миров?

Буря вновь загудела рядом, сгущаясь в ветер, снег и мощь, скручиваясь в тугой клубок Песни. Два Голоса скрестились в противостоянии, Голос человека и Голос дракона, и каждый из них знал, кому суждено победить.

“То, что мы должны сделать”.

– Ты не убьешь его! Ты не сможешь его убить! – Силгвир не сумел перекричать бурю и Песнь, что пока лишь скользила рядом, не задевая его. Он только видел, как незримая сила ломала выступы скал, растирая их в серую пыль, и даже гармоничный строй снежинок, парящих на том месте, где некогда был использован Древний Свиток, впервые за тысячи лет был смят и разорван.

Драконы бессмертны. Нет, не так.

Драконы не смертны.

Что до людей…

Ysmir, vahlok do Jul, mulaagiil bolaav dinok.

Слова молитвы служителя-воина собирались из раздробленных временных потоков, сквозь которые скользили человек и дракон. Складывались петлями, повторяясь и накладываясь друг на друга, создавая на Башне мира всемогущий унисон Ту’ума.

Унисон, который мог даже…

Ysmir, thur do Strun, Du’uliil bolaav Suleyk.

Грозовые молнии раздирали на части вьюгу.

Силгвир выпустил еще одну стрелу – и она исчезла, растворившись в переплетениях времен и Слов, полутонов и миф-эха, что с охотой отзывается всегда на представления нынешнего о прошлом. Здесь, на вершине Башни, человек сражался с драконом не в первый раз.

“Лишь тогда, когда должны сделать”.

Но в первый раз над его головой беспощадным венцом сверкал шторм.

Валок нёс в себе лишь благословения, тени божественных сил, и он едва был властен над ними. Человек, вдохнувший незамутненную силу бога…

Чтобы убить того, кто не может быть убитым…

Заплатит за это…

TALOS, AAD SEMBLIO AKA-LKHAN, AE GHARTOK DRACOCHRYSALISANU.

Новая стрела выскользнула из пальцев лесного эльфа, ищущего Имя, которое так было нужно ему сейчас. У Имени был привкус двуличия, древности и бессмертия; оно рвало горло свистом ледяного ветра и снежной белизной, чтобы согреть золотым хмелем славы.

Охотник на драконов из рода драконов открыл глаза. У него оставался всего один выдох, чтобы остановить смерть.

И он выдохнул ее из своей груди: грязную, липкую, черную от гнили и праха, ибо смерть перепоручает свои труды Времени, что вмиг обретает власть над тем, что было вечным. Люди служили драконам, нося в своих сердцах то, что никогда не могли познать их повелители, и жрецы драконов вырезали эту разницу из себя, награждая себя правом встретиться с ней лишь по собственному желанию.

Довакин никогда еще не Кричал так, как сейчас. Даже в Совнгарде. В Совнгарде стоял не Довакин – там стоял бог в Короне Бурь и нелепом облике лесного эльфа, как стоял сейчас Коронованный Бурей рядом с ним на вершине лишенной голоса Глотки Мира.

Довакин никогда не сражался ни с Пожирателем, ни с его братом.

Но этот Крик, Голосом Исмира прозвеневший на лунных тропах, был не Криком Дракона. Исмир никогда не был Драконом, пусть об их родстве и спорили до хрипа и бесконечных войн.

Исмир был человеком.

И Драконобой был сутью Человека.

Партурнакс рухнул на снег, словно небо уронило на него тяжесть каждой человеческой смерти. Довакин уже не видел этого – он уходил, возвращаясь в неслучившееся, оставляя после себя того, кто еще не завоевал право называться Конариком.