Текст книги "Время ереси (СИ)"

Автор книги: Deila_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

– Глупый вопрос. Ответь ты: зачем дышать пылью в библиотеке, когда можно купаться в бесконечных потоках чистой магии? Умеющий питаться изначальной энергией понимает истинную ценность источников, что представляются здешним лишь волшебными очагами, дающими тепло и свет. Мертвые под землей этого города беспокойны не из-за колдовства старика, протягивающего руку в Обливион: течения будят их, не позволяют уйти мирно путями снов. CHIM. Magnus-El av Oiolatta. Unslaad Lokjun. Многие языки говорят одну истину.

Силгвир задумчиво склонил голову, глядя на голубой поток света, устремляющийся ввысь.

– Раньше в Миддене, глубоко в подземельях, жил… находился Авгур Данлейнский. Когда-то он был человеком, но после смерти стал сгустком света… огромным шаром магической энергии.

– Для человека это один из доступных способов обратить смерть после смерти, если быть совсем недальновидным при жизни, – спокойно заметил Рагот. – Быть чистой энергией, лишенной тела? Alunrimis. Gekrastok. Эльф был бы в восторге, человек – в равнодушии. Людям нужна кровь, свежая кровь и смерть, что будет целовать руки, сжимающие оружие. Dinok ahrk Laas los relaan naal Sos.

Старая жажда шевельнулась внутри, застонала гортанно и глубоко, заставляя сглотнуть вязкую слюну; разлилась красным по краю сознания, сводя с ума и путая мысли, не оставляя ничего, кроме нестерпимого желания-безумия-голода. В сверкающих вечным светом Этериуса глазах драконьего жреца отражалось Слово, одно лишь Слово, но не было равных ему среди смертных слов.

Не будь ты сыном Возможно…

Силгвир заставил сердце биться по-прежнему ровно.

– Я сыт по горло этим камнем и холодом, – решительно сказал он. – Убираемся отсюда. Я боюсь засыпать здесь, в комнатах учеников, хотя кошмаров не помню – я устал следить за каждым своим словом, взглядом и жестом, устал следить за всеми сумасшедшими магами вокруг, устал сидеть в Арканеуме и без конца читать книги. Я хочу на волю. Хотя бы в Тель Митрин. В отличие от Коллегии, он живой и стоит там, где в округе можно устроить добрую охоту, а не на обледеневшем берегу посреди скал.

Рагот едва различимо усмехнулся, захлопывая раскрытую книгу и собирая неподвижно застывшие в воздухе тома.

– Ahrk ful fin vahzen los genunaan. Для тебя прошла неделя, для меня – многим больше или многим меньше. Я успел сделать более чем достаточно.

Драконий жрец повёл рукой почти приглашающим жестом, раздвигая в пространстве сверкающую белизной щель, и поднялся на ноги.

– Путь открыт, Довакиин.

Комментарий к Глава 7. Av latta magicka

Здесь, ранее и далее древненордский пантеон не совпадает с древненордским пантеоном Майкла Киркбрайда в случае нескольких богов. Я верю (в) МК, но, к сожалению, увидела этот его пост слишком поздно, когда пантеон уже был захедканонен, написан, опубликован и стал сюжетно важен. Я приношу свои извинения за несоответствие полуоф-лору. Считайте это маленьким АУ, связанным с Прорывом Дракона :)

**Перевод:**

Av latta magicka – из света, магия (айлейдис)

Ogiim – орк

Taazokaan – Тамриэль

Pahsu – confidence, уверенность в широком смысле

CHIM – один из переводов – “звездный свет” (Эльнофекс)

Magnus-El av Oiolatta – Магнус-Эль (Магнус-бог) Вечный Свет (айлейдис)

Unslaad Lokjun – вечный/нескончаемый небесный свет

Alunrimis – постоянно одно и то же

Gekrastok – sickening, ммм… тошнотворно?

Dinok ahrk Laas los relaan naal Sos – Смертью и жизнью правит кровь

Ahrk ful fin vahzen los genunaan – И так правда становится зримой

========== Глава 8. Страж ==========

В Тель Митрине стоял особенный грибной запах: крепкий, теплый, уже ставший родным. Никакие грибы, что знал Силгвир, не пахли так, как магические грибы-деревья Тельванни. Как и валенвудские хижины, сплетенные живыми джунглями, тельваннийские башни становились частью своего хозяина, его чувствующим и разумным домом.

Босмер приветственно пробежался пальцами по шероховатой и чуть влажной стене, погладил твердые, но не жесткие ветви, сформировавшие несколько причудливой формы настенных полок. Они уже пустили крохотные молодые побеги, и Дровасу с микологом Эленеей вскоре предстояло нелегкое время приведения неуступчивого Тель Митрина в порядок: несмотря на направляющую магию, башня упрямо продолжала расти как ей хотелось. Вспоминая о нраве ее владельца, Силгвир не мог этому удивиться.

Сам волшебник не озаботился тем, чтобы встретить вернувшихся гостей, и Силгвир в очередной раз вспомнил, что официально является членом Дома Тельванни. Это звание, с гордостью дарованное ему Нелотом, обретало смысл только тогда, когда ему нужно было поесть, переночевать или пожить где-то в спокойствии, не думая о неоконченных героических миссиях. Тель Митрин очень удобно стоял на побережье между деревней скаалов и Вороньей Скалой: путешествуя по Солстхейму, лучник не раз пользовался столь подходящим расположением тельваннийской башни.

– Эта живая башня, полная странной магии, – твой дом? – неожиданно послышался голос Рагота. Силгвир недоумевающе обернулся. – Ты приветствуешь ее, как приветствуют дом.

– Нет, но Тель Митрин намного ближе к домам Валенвуда, нежели скайримские каменные крепости или хижины из мертвых изуродованных деревьев. Здесь мне дышится легче. Тебе, наверное, наоборот?

Атморец покачал головой.

– Мой дом – там, где бродят измученные бессонницей мертвецы. Я не усну спокойно даже в самом гостеприимном замке, в царских покоях, пока знаю, что мои люди всё так же безнадежно ждут пробуждения или медленного угасания в оскверненных могильниках. Эта башня, дитя природы и магии, действительно напоминает мне о семени Бродячей Зелени – королевском дереве Каморана. Забавно: я прибыл туда всего на несколько дней, но меня и тогда успели обокрасть, – жрец негромко фыркнул. Непохоже было, что он держит серьезную обиду на лесных эльфов за это. – Я смеялся до слез, когда вор объявился со священным амулетом Кин и принялся рассказывать мне о Праве Кражи. Кажется, я даже не убил его… всего лишь взял взамен лже-быль Зелени и столько ротмита, что едва стоял на ногах к утру.

– Ты был в Валенвуде? Я думал, Драконий Культ не ладил с другими землями, особенно с эльфийскими, – деликатно заметил Силгвир, ставя в угол свой походный мешок. Рагот лениво махнул рукой.

– Мы вступали в сражение с эльфами при каждом удобном случае, но разве не так же мы делали и друг с другом? До лесного королевства я дошел почти случайно: помнится, тогда меня оскорбил один из айлейдских полководцев, и я штурмовал его город у берегов Нибена до тех пор, пока мы не решили этот вопрос честным поединком. Там было недалеко до границ молодых земель Каморана, и мне стало любопытно.

– Ты штурмовал айлейдский город, вдалеке от границ Скайрима, потому, что тебя оскорбил тамошний правитель? – осторожно уточнил Силгвир. Атморец удивленно поглядел на него.

– Разве сейчас так не делают?

– А как ты вообще остался жив?

– Мы прервали поединок, когда он стал слишком опасен. От моих боевых Языкопесен взбудораженные Воды Забвения выплескивались на Арену, а айлейдский лорд танцевал на светоносных костях добродетели, и буйство цветов выжигало спектр смертной жизни. Мы были рядом с его городом. Он предпочел прекратить первым и извиниться, и я ушел с миром, уведя с собой оставшихся в живых своих воинов. Айлейды горды, как тысяча собранных воедино их предков, но и не лишены холодной рассудительности, что нечасто можно сказать о детях Атморы.

Рагот почти мечтательно вздохнул.

– Moro sul. Moro grah. Хорошая песня вышла бы из этой истории, да мой скальд сгорел живьем, глядя на дуэль. Пусть Этериус легко примет тебя сегодня, Довакиин, а если твой путь снова уклонится от его Рукава на тропы Апокрифа, помни: ты лакомый кусок для Демона Знаний, но ты можешь заставить его подавиться.

Драконий жрец исчез в тенях Тель Митрина бесшумно, растворившись в теплом аромате магии и грибного дерева. Синеватые искры левитационного устройства растаяли мгновенно, едва вознеся гостя в библиотеку, под самый свод башни, а Силгвир ещё долго смотрел в пустоту.

Пустота стучала внутри драконьими душами. Билась мерным тугим барабаном, всплесками силы смывая из существующего здесь и сейчас – несущественное.

Словно вспомнив о чем-то, Силгвир шевельнулся, как пробуждающийся ото сна. Поднял свой походный мешок – он осел на столе бесформенным узлом, не закрытый даже простейшим охранным заклинанием, даже защитой от дождя и воды. Только Пёрышком когда-то Сергий Турриан зачаровал его, но и это зачарование ослабло со временем.

Холодным синим металлом из-под складок грубой ткани оскалилась маска Морокеи.

Силгвир провёл по ней кончиками пальцев, не решаясь вытащить на свет: опасно-чуждо смотрел на него древний артефакт кровавого культа, не место ему было здесь, в Тель Митрине, пусть даже тельваннийская башня легко приняла бы и его.

Маска рождала холод.

Маска рождала страх.

Всего раз Силгвир осмелился надеть на себя маску культиста – и никогда в жизни больше не сделал бы этого. То была ритуальная маска Кросиса, первого встреченного им драконьего жреца, похороненного на вершине Двуглавого пика. Этот же пик избрал своим логовом один из младших драконов, и, Силгвир готов был поклясться, убить дракона было куда легче, чем проснувшегося жреца.

Но когда Кросис все-таки рассыпался в прах на растаявшем, потекшем водяными струйками от огненной магии снегу, Силгвир собрал оставшиеся трофеи – сильный волшебный посох и заинтересовавшую его маску. Но не разобрал тогда, почему дохнул на него горный ветер гибельно-затхлым дыханием чужой вечности, и почему поползла по хребту чужеродная дрожь.

Что увидел, надев маску, – не помнил.

Помнил, как сорвал её, задыхаясь, захлебываясь неумолимо хлынувшими в него знаниями – знаниями того рода, что он не способен был даже понять; это было лишь ощущением, но ощущением, будто артефакт впился в самую сокровенную его сущность незримыми крючьями и врос внутрь, безжалостно коверкая и меняя своего владельца. Кросис прорастал в нём изнутри подобно ядовитой спорынье.

Маска была сильнее его тогда.

Сейчас – он не хотел проверять.

Но собрал каждую, и ни одну не решился продать. Девять масок жрецов пылилось по всем его убежищам в разных концах Скайрима, он едва ли помнил, где какую оставил – но маску Морокеи, он точно знал, он принес в Коллегию вместе с Посохом Магнуса. Ее не тронул ни Сергий-зачарователь, ни другие любопытные исследователи.

Быть может, они лучше, чем Силгвир, чувствовали древний запрет.

Быть может, удача отвела их взгляды от артефакта, шепча – не сто̀ит, не пробуй, не тронь…

Пропущенная в петли веревка стянула горловину мешка тугой удавкой висельника. Силгвир забросил его на плечи и шагнул в незримый левитационный поток, чтобы десятком секунд позже небрежно бросить в угол своей комнаты.

Над Солстхеймом стояла ночь, но утро подступало с неумолимостью палача. Только с лучами зари охотник собирался отдать дневному свету островные владения: ночью выходят на свободу те, кто живёт чужой кровью.

Ибо таково Rotsuleyk, Слово Могущества, Закон и Право, выше которого только Скарабей и его Любовь.

***

– Славная добыча, – отметил Гловер, принимая сырые шкуры. Дальнейшую работу Силгвир всегда оставлял другим, пусть и получал за проданные кожевенникам необработанные шкуры значительно меньше, чем мог бы получать за уже готовые.

– Всё с Солстхейма, – усмехнулся Силгвир. Пепельные снега острова не были столь щедры, как западные предгорья Скайрима со свежей хмельной зеленью по весне, но и здесь его добыча оказалась весьма достойной. – За этой лисицей я гонялся так долго, что без пары хитростей не видать бы тебе этого меха.

С тех пор, как он вернулся в Тель Митрин, прошло уже несколько дней – дней, что были милосердны к нему в сновидениях и в охоте. Его луку нашлось достойное применение здесь, как и его навыкам следопыта; Солстхейм укрывал звериные тропы пеплом, песком и снегом, безжалостными морскими ветрами путая любые следы и изнуряя охотника в долгой погоне. И снежная лисица, избравшая своими землями окрестности бывшего торгового поста Восточной Имперской Компании, долго водила своего преследователя по берегу залива, прежде чем по неосторожности или беспечности поймать молниеносный поцелуй стрелы.

Серо-серебристый мех, какого не сыскать больше ни в каких краях, кроме Скайрима и Солстхейма, оценивался купцами в полновесное золото. А в краях, где джунгли легко давали приют любой жизни и так же легко отбирали его, живущие знали, что упорного и не сдавшегося жестокости изматывающей погони награждает благосклонностью Отец Охоты.

Но в этот раз охотник не желал ни драгоценного меха, ни опасно-манящего внимания Хирсина. Его вела не та жажда крови, что вдыхает в смертных Волк-Олень, не сумасшедше-опьяняющий азарт бега и гона, но сила, сила, которой не было равных.

Suleyk.

– Горожане кажутся беспокойными, – заметил Силгвир, беспечно оперевшись на верстак. Гловер мрачновато хмыкнул, прищурился на взметенный ветром рыжий песок.

– Дальний патруль редоранской стражи не вернулся. Трое ушло, трое пропало. На рассвете прошлого дня был их дозор, Морвейн всё ждёт, что они вернутся – нынче каждый человек у него на счету. Дом Редоран пока ещё не прислал ему новых людей.

Силгвир мгновенно посерьезнел.

– Никто не искал их? Я убил нескольких пепельников по пути сюда, собирался отвезти скаалам сердечные камни… но с пепельниками редоранская стража справилась бы. Драконов над островом я не видел. На месте Морвейна я бы отправил поисковый отряд уже сейчас.

Гловер пожал плечами.

– Если поговоришь с капитаном стражи, может, он наймет тебя. Ты же следопыт, да и Вороньей Скале не раз помогал.

– Может быть, – пробормотал босмер, зорко вглядываясь в дальний конец улицы, врезающийся в громаду Бастиона. Помедлив, Силгвир выпрямился и шагнул из-под навеса дома кузнеца на пыльные камни главной дороги города. – Я поговорю с ним. Но всё-таки к скаалам мне надо, а то мне кажется, что эти камни приманивают ко мне пепельников со всего южного побережья.

Капитан Модин Велет по поводу своих пропавших солдат был настроен более чем скептически.

– Я бы вздернул их за дезертирство, но для этого нужно сперва их найти, – категорически заявил старый данмер, скрестив руки на груди. – Глупости, Довакин. Один из этих троих, Аламму Герет, всегда был большим смутьяном, всё рвался с острова, выпрашивал назначение на Ввандерфелл. Я не удивлюсь, если он сумел и своих друзей убедить в том, что Воронья Скала обойдется без них. Этот город уже долгое время считался гиблым, и даже твоя помощь не исправит это мгновенно.

– Думаешь, они договорились с контрабандистами, чтобы сбежать с острова? – Силгвир с сомнением посмотрел на капитана. Велет сощурил красные глаза.

– Это слишком даже для них. Я думаю, что Аламму уговорил других патрульных сбежать подальше от меня и распить пару бутылок старого вина, раскопанного в руинах Морозной Бабочки. Мальчишки. Позор Дома!.. Я уверен, что они вернутся к этому лордасу, а если нет – что ж, тогда я отправлю за ними людей. Даже если Аламму задумал всё это, чтобы выставить меня дураком.

Силгвир несколько озадаченно кивнул.

– Как скажешь. Я пока живу в башне Тельванни, если понадоблюсь, пришли гонца – я буду рад помочь.

Капитан неразборчиво проворчал что-то о дисциплине и геройствующих юнцах, но Силгвир мудро решил, что к нему это не относится. Модин Велет поддерживал дисциплину среди своих людей недостаточно хорошо, чтобы соответствовать своему образу строгого редоранского стража – хотя Силгвир поначалу, впервые увидев настоящую костяную броню и обветшалый серый шарф, служащий одновременно опознавательным знаком и защитной повязкой на случай пепельной бури, с затаенным любопытством глазел на настоящего воина легендарного данмерского Дома. Силгвир развернулся и, на ходу расправляя и поднимая на лицо защитную повязку, двинулся по дороге вверх, в гору, за стены Бастиона.

Что же касалось патруля, то он вполне мог их понять. В Вороньей Скале молодым редоранским воинам было решительно нечего делать: здесь царила редкостная скука после того, как Мираак был убит. Тем, кто искал приключений, золота, славы – оставалось рыскать по засыпанным пеплом руинам и сражаться с одиночными пепельниками вместо дуэлянтов.

На фоне серо-рыжих скал дрогнули несколько пятен, и лучник с тоской вспомнил о сердечных камнях в своей сумке. Бросить бы их здесь, в пыльные придорожные заросли трамы, но охотно платили за них скаалы: камни, хранящие огонь Красной Горы, грели не хуже огня и даже немного светились. В северных краях не было лучше подарка.

Оседлав Арвака вдали от города, Силгвир поначалу хотел направить ожидающего приказа коня к форту Морозной Бабочки, но путь его тогда стал бы похож на дэйдрическую извилистую руну. Куда удобней было бы сразу скакать к скаалам, с остановкой на ночлег в Тирске, если понадобится: риклинги приветствовали его в своих владениях и порой даже приходили на помощь, загадочным образом отыскивая его, где бы он ни был. Время было у него в запасе, поскольку Рагот, судя по недовольным комментариям Нелота, вновь углубился в изучение недочитанных им книг из Арканеума, и мешать жрецу, разыскивая его снова в рассинхронизированных потоках времени, Силгвир без веской причины не хотел. Общество Рагота было не самым приятным и точно не самым легким для него.

Он надеялся только, что к его возвращению от скаалов драконий жрец наконец закончит изучать историю и начнет помогать ему. Дважды Силгвир успел вовремя спасти мир, и было бы воистину нелепо не успеть спасти себя самого.

Арвак дернул головой, раздувая непримиримое черно-лиловое пламя внутри мертвого тела, и стрелой прянул на северо-восток.

В деревню скаалов Силгвир прибыл утром следующего дня.

Деревня была пуста, словно ее жителей поглотил Обливион. Не слышно было ни точильного камня Балдора, который неустанно чинил оружие охотников, ни голосов переговаривающихся скаалов у огня – и даже огонь, хранитель деревни, всегда горевший в ее центре, мертвыми углями чернел на земле. Силгвир подошел ближе к кострищу, присев, протянул к нему руку, пытаясь уловить хоть тончайшее дыхание тепла, но угли молчали. Огонь был погашен уже давно.

– Довакин, – окликнул его знакомый голос.

– Фрея, – оглянулся Силгвир и с облегчением поднялся. Тяжелый узел напряжения, тугим змеиным клубком сжавшийся внутри, немного ослаб. – Что произошло?

Лицо дочери шамана было бело как лед.

– Ты говорил, ты убил Мираака, – тяжело проговорила Фрея. – Ты говорил, он никогда больше не будет угрозой нашим людям.

Стрелок непонимающе кивнул.

– Так и есть.

– Я сняла защитные обереги отца, что хранили нас от его магии, – она смотрела на него пустым неподвижным взглядом костяного ястреба. – Вчера она забрала шестерых.

В Большом зале собрались все, кого не затронуло колдовство. Здесь было тепло – от огня и людского дыхания, от страха и гнева, и от колдовства Фреи, что хранило дом вождя от чужой магии. Силгвир пробегал взглядом по лицам оставшихся.

Половина. Чуть больше половины тех, кто жил в маленькой деревушке прежде.

– К нам пришел человек, – произнесла Фанари, – северянин. Несколько дней назад. Воин с силой шамана и взглядом вождя. Он пришёл с миром и вопросами, и мы ответили на его вопросы. Он ходил и смотрел, как мы живём, но глаза его были острее, чем глаза Тарстана: он видел то, что не видят чужаки, знал то, что не знают чужие народы. К ночи он ушёл на юг, отказавшись от ночлега. А ночью за ним ушли другие.

– Тарстан, чужеземец-исследователь. Деор Дровосек и Ирса. Моруэн. Финна. Никулас.

Силгвир на мгновение прикрыл глаза, позволяя лицам ушедших скаалов высветиться под веками.

– Почти все молодые…

– Магия не тронула Аэту, – Фрея кивнула в сторону юной девочки, дочери Финны и Ослафа, что потерянно жалась теперь к отцу.

– Молодые, но не дети, – прошептал Силгвир.

О Девятеро.

– Я знаю вкус этой магии – она ослепляет, как снег, и обманчива подобно ветру, – тихо добавила Фрея, зябко кутаясь в меховой плащ. Восстановление оберегов, чтобы защитить деревню от новой магической атаки, отняло у нее силы. – Только Мираак был способен так легко подчинить себе человеческий разум.

(Девятеро, повторил в мыслях Силгвира спокойный голос. С тремя редоранскими патрульными – девятеро. Каждого в подношение одному богу, всех вместе – одному мертвому жрецу.)

– Они ушли ночью? Этой ночью?

(Когда он спал в Тирске, вдоволь напившись меда у риклингов.)

– Где они, Довакин? – глухо спросил Ослаф, отпустив плечи дочки и шагнув вперед. – Я не побоюсь магии, чтобы убить того, кто забрал мою жену.

– Ты пропадешь так же, как и они, – сухо отрезала Фанари. – Не это ли объясняла Фрея нам всем?

– Я не думаю, что пропадет кто-то еще, – тихо сказал Силгвир. – Я найду их, живы они или нет. Обещаю.

(Потому что это его ошибка.)

Он вылетел из деревни на Арваке, черным росчерком сквозь начавшийся снегопад – Силгвир не выдержал, Крикнул в небо, чтобы облегчить себе путь. Скаалы остались в своей деревне, запрет Фанари и Фреи не позволял им выйти наружу, но никто из них и не угнался бы за Арваком, даже будь у них кони.

Мудрая Фрея. Тех, кто остался, защитит её колдовство. Только нет такого шамана у Вороньей Скалы и нет таких шаманов у Скайрима.

Рагот мог пройти порталами в Воронью Скалу и Винтерхолд – там он уже был. Но красть людей из Винтерхолда слишком неудобно, куда проще дотянуться колдовством или Голосом до тех, кто ближе, очаровать и приказать прийти к древней гробнице самим. Куда проще, куда естественней, куда очевидней – как он, Драконорожденный, мог поверить ненавидящему его драконьему жрецу, довериться безумцу Ярости, беспечно забыться в хмельной охоте!..

Время требовало платы.

Время требовало крови.

Время требовало крови – и она пропитала воздух и камень, когда тяжелые двери древней крипты отворились перед ним. Она текла черным по протянутым к открытому саркофагу рукам Рагота. Восемь фигур, едва различимых в темноте, неподвижно стояли за его спиной, и один – Деор Дровосек – на коленях перед саркофагом.

– Naal Rot do Gein-Ahrk-Gein Dovah Zu‘u Rahgot Sonaaksedov prel Hi Vahlok Sonaaksedov ahrk gron Hi naal Laas ahrk Dinok ko dii haal!

По ладоням Рагота скользили золотые линии, переплавляя магию во всецветие и подкармливая светом темный сгусток в его руках. То было сердце Деора, живое и бьющееся – и забившееся неистовей и жадней, едва испробовав колдовство жреца.

Грудь Деора была раскрыта искаженным подобием кровавого орла. Окровавленные сломанные ребра смотрели наружу острыми клыками.

Силгвир не почувствовал, как в его руках оказалось оружие.

– Я слышал, как ты торопишься остановить меня, – спокойно произнес Рагот, глядя прямо на него. – Но тебе не удастся. Я напился силы из колодцев крепости Винтерхолда, и теперь ты глядишь не на пыльный восставший труп, как было, когда ты одолел меня в бою. Zu‘u los Rahgot Sonaaksedov, Zul do Bromjunaar, и Suleyk во мне сильна как прежде.

– Ты поклялся мне в верности. Я приказываю тебе отпустить их, – тяжело выдохнул Силгвир, до боли в костяшках пальцев сжимая гриф лука.

Драконий жрец покачал головой.

– Я говорил тебе, что договоры Целестиалов имеют много нюансов. Я не нарушаю ни единого слова своей клятвы, потому что эти рабы не служат тебе, Довакиин. Ты опоздал, но успеешь стать свидетелем завершения ритуала: смотри, как возвращается к жизни Vahlok-Страж! Pah faal Rot Zu‘u lost Tinvaak, pah faal Rah lost Honaan Niin, Zahrahmiik los Ofanselaas. Nahl Dal Vus! Zii-los Hin Du! Slen Tiid Vo!

Три Крика один за другим всесилием Голоса вспыхнули в древнем зале, заставив камень вздрогнуть и застонать, сбросив со стен невидимую крошку – а после застыть в ледяной тишине ожидания. Время застыло в пике благословения, когда взгляды богов обратились на тех, кто говорил их Голосами на Арене смерти.

Только выдохнул в последний раз Деор, уже мертвым падая перед саркофагом.

Только кровь и железо стыли на губах соленым привкусом, ярким, как никогда.

Только заструились от каждого из стоявших за жрецом сквозь оболочку кожи потоки света – на ладонь Рагота с замершим на ней сердцем.

Время текло сквозь Драконорожденного, сквозь его собственную кровь, почти кипящую от силы, такой ценной, такой прекрасной, в безумной щедрости разлитой по залу. Эта сила, сила крови и жизни, сводила с ума – о, только глупец или сумасшедший мог бы отвернуться от неё, но не тот, в чьей груди живет Rotsuleyk.

Золотоокий Отец глядел на него глазами убийцы – и его сын замер, как всё живое и мёртвое на Солстхейме замерло в этот миг, завершающий, обращающий и превосходящий смерть.

Золотое солнце в руках Рагота вспыхнуло, сжигая в невесомый прах человеческое сердце, и озарило саркофаг.

Ослепительная магическая вспышка выжгла способность видеть, Силгвир потерялся в туго бьющейся вокруг темноте – но знал так ясно, словно глядел наяву, как оседают тела мертвых скаалов и данмеров на залитый кровью горячий камень, как пьёт их жизнь пробуждающийся жрец без маски, обретая плоть, силу и молодость, и как нараспев звенит грохотом Довазула молитва-приветствие-зов Рагота, встречая брата и соратника. И когда вновь обрел способность видеть – увидел, как поднимается навстречу Раготу человек, недавно бывший мертвым.

– Fus, Rahgot, – выдохнул незнакомый Голос. По каменной стене беззвучно прошла долгая трещина.

– Ven, Vahlok, – отозвался Рагот, даже не пошатнувшись от Ту‘ума.

Мужчина-норд в истлевшем тряпье, лишь отдаленно напоминающем одежды служителя культа, со смехом склонил голову, встречая взъяренный Голосом порыв ветра. И, когда ветер растворился в неподвижности мертвой крипты, вновь без улыбки взглянул на молчащего теперь Рагота.

Два драконьих жреца стояли друг против друга.

Валок повернул голову, встречаясь взглядом с Довакином. Силгвир не мог разобрать выражение его глаз, но безмолвный поединок выдержал с честью, не позволив себе отступить.

– Suleyk lost funtaan Zey ko dinok, ahrk grik los dii dukaan, – медленно проговорил младший драконий жрец, глядя на Силгвира. – Fin folahzeinaan voth Dovahhe sille Zu‘u drey nis nilz. Vos Zey ofan hilii wah Hi ahrk Rah, ful dii Zin drey nilz.

Силгвир ощутил долгий неподвижный взгляд Рагота – столь долгий, что стрелок напрягся, нутром ощущая звенящую в воздухе опасность. Служитель Исмира молчал, и ждал его слов Валок – зависела ли его жизнь от этих слов?

– Ni tul, – наконец произнес Рагот. – Кому, как не мне, знать твой гнев, Страж – и справедливость этого гнева. Но я связан клятвой верности с Последним Драконорожденным, которого ты видишь перед собой, поскольку он вернул меня к жизни ценой своей силы.

– Клятвой верности? Krastov mindol! – неверяще воскликнул Валок, стремительно поворачиваясь к старшему жрецу, но лицо Рагота осталось бесстрастно.

– И он не знает Довазул, – невозмутимо добавил Рагот. – Vahzus, krastov mindol. Но он – Герой, Валок, и он сразил Алдуина в Совнгарде. Небо смеется над нами, я знаю.

Силгвир, опомнившись, сделал несколько шагов вперёд, вглядываясь в высокого норда. Валок смотрел на него со смесью отвращения и презрения, но не двигался с места.

– Я не желаю быть твоим врагом, – твердо сказал стрелок, не отводя глаз. – Не знаю, почему вы оба ненавидите меня с первой же встречи – ну, точнее… извини, что я разграбил твою гробницу. И что убил твоих людей. И тебя. Я не знал, что вы разумны так же, как живые.

Неловкая тишина повисла в окровавленном зале.

– Ful mu kent aus daar faazrot? – совершенно спокойно спросил Валок.

– Krosis, – скорбно склонил голову Рагот. – Всему свое время. Ты многого не знаешь. Тот, кого ты должен был сторожить, почти освободился, и только Dovahkiin сумел убить его.

– Херма-Мора обменял одного раба на другого, – горько и зло бросил младший жрец. Замолчал ненадолго, разглядывая маленького эльфа перед собой, но вновь повернул голову к Раготу, обращаясь к старшему жрецу. – Aal nii kos ful. Ovi los Him, zinaal Rahgot.

Валок сделал несколько шагов по залу, медленно разглядывая пустые ниши, где некогда стоял бессонный дозор драугров. Силгвир следил за ним вместе с Раготом, чувствуя ту же самую тупую холодную боль вины, что и в Форелхосте.

Он ведь мог узнать раньше.

Он ведь мог пробудить их раньше… мог бы избежать ненужных смертей, мог бы спасти поселение скаалов от неминуемого теперь исчезновения. Ритуал Рагота, древняя магия культа, позволил ему обойтись без драконьих душ – так были ли единственным выходом человеческие жертвы?..

Обернувшись ко вскрытому саркофагу, Валок замер. Взгляд его был прикован к телам на полу.

– Люди моих владений заплатили смертью за мою жизнь?! Ни разу – ни разу, слышишь, я не расплачивался за время, отданное мне Ака, чужим временем, и тебе ли не знать об этом, Rahgot! В иное время я вызвал бы тебя на бой Голоса за подобную подлость, будь ты хоть трижды Голос Бромьунара и Меч Исмира!

Силгвир посмотрел на Рагота. Тот только безнадежно прикрыл глаза.

– Не начинай.

Комментарий к Глава 8. Страж

**Перевод**

Moro sul, moro grah – славный день, славная битва

Naal Rot do Gein-Ahrk-Gein Dovah Zu‘u Rahgot Sonaaksedov prel Hi Vahlok Sonaaksedov ahrk gron Hi naal Laas ahrk Dinok ko dii haal! – Словом Одного-И-Одного Дракона я, Рагот, призываю тебя, Валок, и связываю тебя жизнью и смертью в моих руках.

Zul do Bromjunaar – Голос Бромьунара

Vahlok – Страж

Pah faal Rot Zu‘u lost Tinvaak, pah faal Rah lost Honaan Niin, Zahrahmiik los Ofanselaas – Все Слова, что я Сказал, все боги, что их Услышали, Жертвоприношение есть Дар Жизни

Nahl Dal Vus – Living Return Nirn (Крик для возвращения из Совнгарда)

Zii-los Hin Du – Spirit-is Your Devour (видоизмененный Крик для поглощения души)

Slen Tiid Vo – Flesh Time Undo (Крик для воскрешения драконов)

Ven – ветер

Suleyk lost funtaan Zey ko dinok, ahrk grik los dii dukaan – Сила подвела меня в смерти, и таково мое бесчестие/позор

Fin folahzeinaan voth Dovahhe sille Zu‘u drey nis nilz – Еретик с драконьими душами, которого я не смог уничтожить.

Vos Zey ofan hilii wah Hi ahrk Rah, ful dii Zin drey nilz – Позволь мне преподнести его сердце в дар тебе и богам, чтобы очистить мою честь.

Ni tul – не сейчас

Krastov mindol – подлая шутка

Vahzus – воистину

Ful mu kent aus daar faazrot? – Значит, мы должны терпеть эти оскорбления?

Aal nii kos ful – да будет так

Ovi los Him – мое доверие принадлежит тебе

zinaal – honorable/благородный

========== Глава 9. Рабы и герои ==========

Kun, прошептала темнота, прежде чем породить свет и отступить в дальние углы. Медленно, болезненно медленно разгорались тоненькие языки зачарованного пламени над каменными чашами, постепенно разгоняя мрак.