Текст книги "Время ереси (СИ)"
Автор книги: Deila_
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)
Валок тяжело выдохнул. Каменная крошка на полу прокатилась к дальней стене.
– Смерть не желает отпускать меня. От моей силы осталось только эхо.
– Кровь сильней, – спокойно отозвался ему Рагот, не шевельнувшись. Верховный жрец Бромьунара был неподвижен, подобно каменной статуе.
– Я чувствую близость моих людей, – тихо проговорил Валок, вслушиваясь в тишину. – Сколько лет мы спали, Рагот?
– Тысячелетия.
– Почему? Я слышу отголоски смертного сна и в тебе, а ты никогда бы не позволил Шору забрать тебя, пока есть на земле кровь, которую можно пролить. Когда меня пробудило вторжение чужака, я услышал дальние Голоса Дова – но не Голоса людей. Что случилось после моей смерти?
Рагот не ответил.
Валок застыл, глядя в глаза старшему жрецу – скованный его молчанием, словно мертвым-мерзлым временем.
Временем, что Арена стояла без них.
– Бромьунаар… пал?
– Бромьунаар пал, – отрывисто бросил Рагот. – Мы запечатали его, уже зная, что не одержим победу – и Морокеи поклялся хранить его от осквернения до тех пор, пока Отец не вернется на землю людей, чтобы воздать почести своим детям. Морокеи пал, как и каждый из нас. О Бромьунааре остались только легенды, в которые не верят даже маги и ученые сегодняшних дней. О его защитниках нет даже легенд. Небо улыбнулось тебе, забрав твою жизнь без позора.
– Но кто после Мираака… – неверяще начал Валок. Рагот резко качнул головой.
– Мы недооценили рабов. И подлость предательства. Я расскажу тебе о конце войны, но ты не пожелаешь слушать об этом здесь, равно как и я не потревожу историей нашего позора священный храм и его служителей.
Валок медленно подошёл к Стене Слов, переступив через мертвые тела скаалов. Глубокие черные руны Довазула на белом камне оставались немы. Жрец протянул руку, бережно касаясь кончиками пальцев острых, истертых временем царапин.
– Всё, что мы сделали, исчезло в Забвении, – почти беззвучно прошептал Валок. – Krosis.
– Rahgot, – зло оскалился Меч Исмира. – Nahkriin. Heyv. Хватит ли тебе скорби оплакать наш мир, что мы потеряли, и нашу кровь, на которой выросли урожаи нового мира! Прощайся с ложем своей смерти, Валок, и прощайся с верными, что хранили тебя все эти годы. Я буду ждать тебя под взглядом Кин.
Вспышка портала хлестнула по глазам и исчезла, пожранная сползшимся воедино вновь полумраком.
– Уходи, Драконорожденный, – не оборачиваясь к Силгвиру, произнес Валок. – Уходи к Раготу, раз он привел тебя сюда, осквернив священные залы покоя. И помни, что само небо не убережет тебя, если ты поднимешь оружие на моих людей.
Силгвир не двинулся с места.
– Нужно похоронить мертвых, – упрямо произнес он. – Ведь вы, норды, хороните своих сородичей с почестями. Эти люди заплатили своими жизнями за твою. Удостой их хотя бы уважения.
Валок обернулся через плечо.
– Не испытывай моё терпение – оно велико, но не безгранично, – тихо предупредил младший жрец. – Об их телах позаботятся. Я всегда отдаю свои долги.
Силгвир терпеливо ждал, пока драугры приведут в порядок и сложат в пустые саркофаги тела принесенных в жертву. Он помог бы им, но мертвые слуги Валока в лучшем случае не обращали на него внимания, а в худшем – злобно скрежетали и ворчали, отгоняя незваного гостя. Но с принесенными в жертву скаалами обращались достойно, словно бы даже с долей почестей, выказываемых павшим героям; их тела сложили в отдельные саркофаги, укутав льняной тканью, невесть как сохранившейся в гробнице. Изуродованную ритуалом грудь Деора не оставили зиять кровавой дырой, сломанные ребра вернули в прежнее положение и бережно накрыли его же плащом.
Данмеры еще ждали своей очереди. Силгвир подозревал, что служители древней гробницы попросту не знают, что делать с неведомыми чужеземцами.
Силгвир подошёл к одному из редоранцев, вгляделся в успокоенное, разглаженное смертью лицо. Мальчишка, как и говорил капитан Велет. Красный мертвый взгляд молодого редоранского воина безучастно отражал темноту, и стрелок осторожно закрыл ему глаза: пусть примет своего защитника Трибунал или Предтечи, даже если его прах никогда не вернется на родную землю.
Длинная худая тень упала на мертвеца, и Силгвир от неожиданности дернулся в сторону. Драугр в рогатом шлеме посмотрел на редоранца, затем на босмера. Маленький эльф настороженно приподнял кончики ушей.
– Валок, – тихонько позвал он. – Валок!
Драугр угрожающе зашипел. Силгвир неожиданно подумал о том, что сейчас, когда пробудились все драугры гробницы, его в случае нападения не спасет ничто, разве что он успеет Крикнуть Ту‘ум Бесплотности и убежать. План был, к слову, лучше многих других.
– Успокойся, воин, – произнес звучный голос за его спиной. – Оставь их. Эльфы не заслуживают священного обряда погребения.
– Рагот? – пламя светильников неровно легло тенями на лицо старшего жреца, но Силгвир уже не сумел бы ошибиться и в темноте. – Ты говоришь о законах чести, а теперь оставишь без погребения тех, кого лишил жизни ради своего друга?
– Валок не друг мне, – невозмутимо ответил Рагот, шагая на место медленно поковылявшего прочь драугра. – Не тревожь его имя. Он возносит молитвы богам.
– Конечно, сейчас самое время возносить молитвы богам, – проворчал сквозь зубы Силгвир. – Те скаалы, что еще живы, придут за вашими головами. И их смерти будут твоей виной, Рагот.
Жрец только рассмеялся.
– Ты думаешь, что мне есть хоть какое-то дело до смертей рабов, Герой? Помощь каждому – твоя забота. Пусть приходят за моей головой безумцы и дураки: эта дорога ведет в Совнгард много столетий, и только ты сумел сойти с нее. Но этот путь найдет тебя снова, если ты посмеешь оскорбить меня домыслами о том, что я неверен закону чести.
– Zokoraav, Rahgot. Живущие на этом острове находятся не в твоей власти, – прозвучал из темноты иной, спокойный и твердый голос.
– Еще не родился на свет Шора тот, кто мог бы запретить мне проливать кровь, – процедил Рагот, стремительно оборачиваясь к Валоку.
– Тогда мы скрестим мечи и Голоса, – спокойно ответил ему Валок, подходя ближе. – Драконорожденный прав. Не время для долгих молитв. Я отдал долги богам Шепотом, но пришла пора отдавать их Словом и сталью.
– Vahzen, – кивнул Рагот, словно угроза поединка была столь же естественной в их разговоре, как приветствие или пожелание доброго дня. – Ответь, Довакиин: темные эльфы сжигают своих умерших?
– Да, их сжигают и запечатывают прах в погребальных урнах, – несколько оторопело подтвердил Силгвир. Особенности беседы с драконьими жрецами не были чем-то, к чему было легко привыкнуть.
– У нас множество урн, – Валок подозвал жестом ожидающих драугров.
– И хватает льда, – закончил Рагот. – Yol.
Пламени Силгвир не увидел.
Успел увидеть только ослепительную вспышку, пробившуюся из тел редоранцев – и в следующую секунду обратившую их в серый пепел. Полумрак гробницы вздрогнул, качнулся перед глазами от почти-абсолютной силы Ту‘ума, но соткался вновь спустя мгновение.
– Твой Голос верен тебе как прежде, – заметил Валок с долей одобрения. В голос младшего жреца вплеталось незаметными нитями уважение – и восхищение достойного достойным.
– Tul nii lost ni pogaas kriist fusrot. Ты запечатаешь их саркофаги?
Младший жрец, не колеблясь, кивнул.
– Эта честь горше, чем я мог бы подумать, – тихо произнес он, подойдя к открытым саркофагам, в которых лежали завернутые в саваны тела.
– Горькая честь – честь тем не менее, – отозвался Рагот. – Запечатай их сталгримом. Это люди гордого племени севера, их любовь к снегам – как любовь Дова к небу. Они достойны.
– Ты убил лучших на этом острове, чтобы вернуть меня к жизни. Верно говорят, что даже уважение твое цвета крови.
– Уважение иного цвета не стоит и медяка.
Медленно вытянув руку ладонью вниз, жрец Солстхейма глубоко вздохнул. Выдох был неслышен – но от касания обледеневшего воздуха замерли даже побелевшие стены.
– Praan ko dremlok, ahmulle ahrk kimme do dii deylok Veysenor, Kiir do dii Kiir, mindun do dii Slen, mindun do dii Zii.
Голубой лед рос из мертвых тел. Полупрозрачные кристаллы множились, расползались по мертвецам, накрывая собой льняные саваны, навеки запечатывая саркофаги скаалов. Из-под неровно обрезанной ткани невидяще глядел вверх Тарстан, первый осквернитель гробницы древнего Стража, но мутная пленка разрастающегося льда уже целовала его лицо.
– Zu‘u Vahlok Sonaaksedov, Mindungein Haal do Stuhn, faal Rel ahrk Zul do Veysenor, bolaav hei Atmora kogaan ko Iiz-Tiid Ek unslaad Vu-Ul. Mu los pahgein. Aal Sovngarde dahmaan hin zahrahmiik ahrk zin bolavaan wah hi.
Светлый лёд, заполнивший саркофаги, вспыхнул ярче снега под солнцем – и впитал собственное сияние, отразив его колючими гранями и скрыв внутри. Гордый голубой холод сталгрима ныне был тверже гранита – и он хранил упокоенных от жадных взглядов и рук.
От саркофагов тянуло вечностью.
– Я не стану хоронить эльфов по священным обычаям Атморы, – пусто произнес Валок. – Ссыпьте их прах в урны, верные, и оставьте в крипте.
– И это уже слишком большая честь для них, – поморщился Рагот. – О последней колыбели в крипте Sonaaksedov смели мечтать немногие из храбрых воителей, эти же эльфийские щенки удостоились ее только потому, что их кровь была достаточно горяча для ритуальной жертвы. Развей их прах по ветру. Пусть унесет его в море к берегам Ресдайна.
– Ты не на своей земле, чтобы распоряжаться почестями, воздаваемыми в мое имя, Меч Исмира, – твердо отрезал Валок. – Я Сказал своё Слово.
Рагот помедлил, но спустя пару мгновений с достоинством склонил голову.
– Я не стану оспаривать его.
– Тогда мой долг убитым отдан, и пусть примет их Шор на лунных берегах. Что до нас, то выпей со мной доброго меда, zinaal Rahgot, и не держи на меня зла, – примирительно проговорил Страж, повернувшись к старшему жрецу.
– Ты верен своей чести. Меж нами нет обид, а все недоразумения смоет мёд, – согласился Рагот. – Позорно предлагать эльфийские кушанья властителю Солстхейма, но наш выбор в этой эпохе скудней нищенского. Мои владения сровняла с землей война, а священный Монастырь Форелхоста, что стал моим последним убежищем, был осквернен и ныне полон смертью… торжественные пиры ждут нас только в Совнгарде.
– Во время военных походов мы делили друг с другом и со своими воинами последний хлеб и не желали иных пиров. Веди; я последую за тобой.
Силгвир понятия не имел, что ему делать с двумя живыми драконьими жрецами. Если в гробнице Валока этот вопрос ещё не приобрёл всей остроты, то в Тель Митрине – более чем.
– Хозяин этой башни ушёл исследовать развалины древних храмов, он вернется нескоро, – негромко произнес Рагот. – Слуга!
Дровас неразборчиво крикнул что-то с нижнего этажа, но соизволил показаться, недружелюбно щуря красные глаза. Он явно не испытывал к Раготу никаких приятельских чувств после погрома, который устроил в Тель Митрине едва воскресший драконий жрец.
– Приготовь для нас славный ужин, – велел Рагот, даже не поглядев на управителя. – И будь порасторопней, раб.
Дровас возмущенно прижал уши и гордо выпрямился.
– Я тебе не раб, ты, грязный нордский…
Рагот молча обернулся.
Встретившись с его взглядом, Дровас умолк на полуслове, словно задохнувшись собственным голосом. И, сжавшись, торопливо кивнул. Жрец презрительно отвернулся от него, и лишь тогда, Дровас, будто освободившись от незримо стиснувших его стальных оков, как можно скорее сбежал вниз, на кухню Тель Митрина.
– Он тебе не раб, – справедливо заметил Силгвир. – И он тебе не слуга.
– До тех пор, пока он не сможет бросить вызов силе другого, он будет слугой каждого, – равнодушно уронил Рагот, проходя в обеденную комнату. Валок молча последовал за ним.
– Теперь на моей земле все так беспокоятся об участи рабов или таков только Драконорожденный? – прохладно поинтересовался младший жрец. Рагот неодобрительно фыркнул.
– Рабство запрещено. Запрещено, Валок!.. Теперь рабы, и семьи рабов, и потомки рабов не связаны законом оставаться рабами, и только кровь выдаёт их. Им платят медью и серебром, а они сделались горды, словно заслужили эту плату великими сражениями, и наглы, как только могут быть наглы черви, которым позволили притвориться драконами. Неисчислимы проклятья выдумавшим подобное утешение слабых и дураков! Хвала богам, на Севере ещё не запретили добрую драку!
– Хевнораака не хватил удар, когда он об этом услышал? Совнгард должен был бы принять его в ту же минуту, – хохотнул Валок, но голос его не хранил и доли того веселья, что подразумевали слова.
– Это ещё впереди, если мне придется поднимать этого безумца из могилы, – скривился Рагот. – Сожри Оркей его кости… хотя он не поверил бы мне, пока не увидел бы этого своими глазами.
– Сложно поверить в то, что мир неплохо жил без нас четыре тысячи лет, – тихо заметил Валок. – Ведь были за это время и великие войны, и великие правители, и сменялись боги… о нас хотя бы остались песни.
– Они бы не посмели нас забыть, – Рагот сжал руку в кулак, не замечая, как в голосе его блеснула мертвая сталь. – Даже шакалы Харальда не посмели бы нас забыть.
Валок не ответил.
В свете огня и волшебных светляков Тель Митрина Силгвир впервые сумел рассмотреть его, легендарного победителя и тюремщика Мираака. Ритуал вернул ему молодость и силу, как и магия Тельванни вернула их Раготу, и окрасило волосы и короткую бороду истинно нордским пшеничным золотом. Он более походил на древнего норда, нежели Рагот; черты старшего жреца в незапамятные времена выточила Атмора, Валок же соединил в себе и тамриэльские, и атморские корни. Силгвир, забывшись, неосторожно поймал его взгляд – внимательный, но не режуще-острый.
У Валока были глаза воина. Но воина, вступавшего в бой лишь тогда, когда в том была необходимость.
– Всё это место пропитано чужеродной магией. Она не была рождена на Солстхейме. И я чувствую, как вся эта башня смердит чарами Херма-Моры, – Валок перевел взгляд на Рагота. – Здесь всюду гниль его обмана. Зачем ты привёл меня сюда?
– Иначе бы ты ел и спал в эльфийской таверне, – бросил атморец. – Затем, чтобы ты посмотрел, во что превратился Солстхейм ныне. В твоих руках этот забытый богами осколок земли процветал и славился, сейчас же здесь живут только разрозненные отшельники, крохотное нордское племя и серокожие эльфы, те, кого мы знали свободными от проклятья кимерами, которым принадлежит единственный город. Даже этот город, торговый порт, на грани вымирания; ещё немного – и даже эльфы бросят его. И весь Солстхейм от южного берега до северного пропитался насквозь дыханием Херма-Моры и магией Мираака. Почему ты продолжал спать, когда его чары дурманили разум здешних жителей? Забыл ли ты свою клятву за тысячи лет, Vahlok?
Лицо Валока посуровело.
– Не обвиняй меня ложью, Меч Исмира, ибо ты знаешь и сам, что это ложь. Магия вернувшегося Мираака обманывала моё чутьё, не позволяла восстать, пока не явился чужак в мою гробницу – но я был повержен им. Обвиняй меня в слабости – в том мой позор, и я принимаю его. Но не смей обвинять меня в малодушии и предательстве.
– Каждый из нас опозорен навеки, – глухо ответил Рагот. – Ты слышишь Черные Книги в этой башне? Их склизкие щупальца опутывают мои мысли, туманят рассудок, каждое мгновение я чувствую, как Херма-Мора пытается сломать мой щит и сделать меня своим рабом. Эти Книги собрал Драконорожденный для сумасшедшего старого волшебника – расскажи, Довакиин, как ты надругался над покоем мертвых ради них!
– Черные Книги хранились мертвыми предателями, а двемеры ни за что не отдали бы подобное знание в руки недостойного, – подтвердил Валок, пристально глядя на Силгвира. Тот неловко пожал плечами.
– Откуда мне было знать? Ты обвиняешь меня в преступлениях против своего мира, Рагот, но твой мир погиб четыре тысячи лет назад. Сейчас некромантия – преступление, а упокоившие нежить считаются героями.
– Нежить? – переспросил Валок. В голосе его клокотал гнев. – Так нас называют сейчас?
– Люди Севера потеряли обыкновенную магическую грамотность, – покачал головой Рагот. – Для них нет разницы между ползущим по пустыне, умоляющем о глотке воды, и силой призванным из посмертия трупом. Будь проклята эта эпоха… я утоплю ее в крови.
– Послушай, – отчаянно начал Силгвир, подавшись вперед, – подумай об этом. Ты вернулся в Нирн спустя четыре тысячи лет, когда драконий культ исчез ещё при твоей жизни. Чего ты ожидаешь от людей, которые забыли о вас – и забыли о смертях и войнах, причиной которых вы были?
– Ты не знаешь о той войне ничего, Довакиин, – тихо сказал Рагот, впившись в него острым, бешеным взглядом. – Ничего. Преступления, подобные тому предательству, не смыть даже смерти. Ты не знаешь, каково было величие Бромьунаара, ты не видел воителей и магов древности, состязающихся в испытаниях силы и доблести, ты не слышал, как чествовали Dov – и как они награждали лучших из лучших. Всё вокруг нас – это отголоски жизни, угасшей четыре тысячи лет назад. Я пришёл в Винтерхолд, обитель знаний Скайрима – и увидел разрушенный город с крепостью невежд, немногим более тебя искушенных в магическом искусстве. Наши города простояли четыре тысячелетия, и никто не осмелился нарушить их покой – до тебя, Lokrovaniik. Не это ли доказательство, какой мир лучше? Твоим миром правят рабы. Нашим правили герои.
– Рабы стерли айлейдов с лица Нирна – чего не смогли сделать вы. Рабы построили Империю, и она возрождалась не раз, уже будучи уничтоженной, – возразил Силгвир. Рагот усмехнулся.
– По крайней мере, ты знаешь историю собственного мира. Но тогда ответь мне, Довакиин: кто вёл восстание против айлейдов? Кто был клинком в руках Ал-Эш, и кто был ее щитом?
Валок кашлянул.
– Я не понимаю ни слова, – сообщил младший жрец. – Что случилось с народами эльфов?
Рагот не успел ответить – Дровас подошёл к столу с несколькими темными бутылями. Жрец подозрительно прищурился.
– Пепложгучий мёд, – коротко сказал Дровас. – Мастер Нелот всё равно его не пьёт, а в «Пьяном нетче» иногда продают…
– Считай, что ты расплатился за свою медлительность, слуга, – изрек Рагот, немедленно забирая одну из бутылей. – Тьма меня забери, я не пил мёда четыре тысячи лет… vahzah kogaan do Brom!
Валок одобрительно хмыкнул. Дровас с облегчением убрался прочь, оставив Силгвира наедине с драконьими жрецами. Босмер грустно приопустил кончики ушей, глядя, как содержимое бутылей покидает своё долговременное пристанище: проведя немало времени в Скайриме, Силгвир отлично знал, что следует у нордов за распитием мёда.
– Daar zeinludren du mul ol okaaron du okaazdaar, – пробормотал Рагот, блаженно прикрыв глаза. – Fendaan krii zos.
– Tiid lost ni aaz, – добавил Валок, с наслаждением утирая усы. – Добрый мёд.
– Vahzen. Как он назвал трактир, «Пьяный нетч»? – Рагот с сожалением посмотрел на уже полупустую бутыль в своей руке. – Жадность эльфов воистину не знает границ. Клянусь головой, у этого подлого червя есть ещё мёд, но он оставил его себе.
– Не как в Совнгарде, – скорбно согласился младший жрец. – Fun Zey do faal Kein ahrk usnutiid do fin mindun. Zu‘u los koraavnu ko daar lein.
– Ni tul, – отрицательно качнул головой Рагот. – Zu‘u vorodraan.
В глазах Валока на миг мелькнуло удивление, но жрец проглотил его вместе с мёдом.
– Я не стану оставаться в этой башне, Рагот, – твёрдо сказал Страж. – Мне чудится взгляд Херма-Моры в каждой тени здесь, а видения Апокрифа налипают на дух, как нетчева слизь на клинок. Я слишком слаб, чтобы дразнить Демона сейчас. Я разделю ужин с тобой, но потом уйду.
Рагот кивнул, ничуть не удивившись.
– Я услышу тебя на другом конце Мундуса, mulzeymah.
Валок исполнил свои слова в точности. Силгвир, поколебавшись, хотел последовать за ним – после сегодняшнего дня он не намеревался позволять драконьим жрецам разгуливать по Скайриму без присмотра, но Рагот остановил его жестом.
– Он не причинит зла людям Солстхейма, – спокойно сказал старший жрец. – Дай ему восстановить силы и побеседовать со своей землей. Ты дитя Зелени, мы дети Холода, но наша связь с ним так же крепка, как твоя – с Костями Леса. Обрати свой гнев на меня, Валок не заслужил его.
Неожиданно усталый и тихий голос Рагота отрезвил его, и Силгвир, помедлив, вновь опустился за стол.
– Я сожалею о том, что вернул тебя к жизни, – помедлив, искренне сказал стрелок. Дернул ухом. – Твоей клятве верности грош цена.
Глаза Рагота сверкнули, но он не двинулся с места.
– Лучшие из Dov сражались за то, чтобы я принес им присягу служения, Довакиин.
– Я – лучший из Дов, и мне она не нужна, – зло бросил Силгвир. – Ты обманул меня дважды. Я поверил тебе, что ты не причинишь вреда живущим здесь людям – ты без колебаний убил тех, кто не сделал тебе ничего плохого. Они не твои рабы, Рагот! Приноси в жертву своих драугров из Форелхоста!
Драконий жрец покачал головой.
– Невежество говорит твоим языком. Обуздай его и не оскверняй воздух глупостями.
– Ты обещал помочь мне, но ты даже не сказал мне о том, что именно здесь, в Тель Митрине, наиболее сильно влияние Хермеуса. Ты можешь ненавидеть меня – за то, что я вошел в твой драгоценный Форелхост, за то, что унизил тебя этой дурацкой присягой, за убитых драконьих жрецов, за то, что я эльф – но, проклятье, подумай, что будет, если Хермеус завладеет мной! Ты сможешь остановить меня, Рагот?
– Убить, – спокойно уточнил атморец. Устало потер пальцами лоб. – Довакиин… дело не в Херма-Море. Я не знаю, что за игру ведет Садовник в этот раз, но он обменял Мираака на тебя – если действительно Мираак мертв, а не вернулся в Апокриф. А Мираак… проклятый тамриэлик! Разве можно сказать о нём на этом неповоротливом языке! Мираак был предателем, но он был неостановим, как штормовая стихия на пике своей ярости, светел, как молния в самой черной ночи, он был ярче северного ветра Магнара и острей лучшего из наших копий. Я знал, что со временем и мне придётся склонить голову перед его силой: даже моя мощь уступала могуществу крови дракона. Но он был слишком нетерпелив, слишком, слишком… горд. Он был человеком, но счел себя равным Dovah, равным Алдуину. За свою дерзость он был обречен на казнь. Он – и те, кто пошёл за ним. Глупец, он мог стать величайшим из всех правителей людей, но он продал себя Херма-Море, поддавшись его обещаниям. Теперь его место занял ты, Dovahkiin. Не драконья кровь в твоих жилах манит Садовника. Не души драконов рвут тебя на части.
Силгвир непонимающе заморгал.
– Но…
– И я говорил тебе, что волшебник Тельванни знает об этом.
– Но что тогда со мной происходит?
Рагот вздохнул.
– У меня закончился мёд, а вести такой разговор без мёда мне неохота. Если ты найдешь ещё бутыль, я расскажу, а если нет – я буду отдыхать.
– Лопнешь, – неслышно буркнул Силгвир, но поднялся. Он почему-то даже не сомневался в том, что Рагот мог вылакать бочонок меда и не то что не лопнуть, но даже не лишиться памяти.
Он спустился вниз, туда, где прежде Варона, а теперь – Дровас, готовили пищу. После ужина чарующие запахи уже не имели столь могущественной силы, как обычно, но Силгвир всё равно с удовольствием вдохнул мясные ароматы. Остро пахло желе нетча: мясо летучих подушек, как мысленно называл их стрелок, было несъедобным из-за яда, но желе находило применение и в алхимии, и, иногда, в тарелках особо отважных или особо голодных.
Услышав тихие шаги, Дровас подскочил, прижав уши.
– А, это ты, – недружелюбно буркнул он, успокаиваясь. – Послушай, ты, конечно, теперь Тельванни и можешь приводить сюда хоть целые армии нордов, но этот… Рагот – ну и скотина. Я и так кормлю его, как почетного гостя, книжки ему ношу, и даже когда он потребовал, чтобы я отчистил и смазал салом его кожаную броню, я это сделал. И что я получаю взамен?! «Раб»! Объясни ему, что к чему, иначе, клянусь, следующий обед он запомнит надолго.
Силгвир понимающе покивал.
– Такая уж он… скотина неблагодарная, – от чистого сердца согласился босмер. – Будь моя воля, я бы вообще с ним дел не имел, но теперь мне от него деваться некуда. Есть у тебя ещё этот мёд?
– Нету, – подозрительно прищурился Дровас. Силгвир молча порылся в карманах и понимающе всунул данмеру в ладонь серебряную монету. – А, погоди… кажется, припоминаю, что была ещё парочка бутылок.
За обеденным столом Рагота больше не было, и Силгвир вполголоса помянул его атморскую родню, но скорее по привычке, нежели из злости. Злиться на него Довакин не мог.
Слишком похожи они были, выброшенные богами на чужую землю и предоставленные сами себе – Силгвир слишком хорошо понимал это чувство, быть последним, на кого может надеяться мир, и не знать, что делать с этим. Только миры у них были разные.
Один Рагот сумел обмануть девятерых не защищенных магией людей, больше его могущество не проявляло себя. Насколько на самом деле опасны драконьи жрецы?.. Нордам свойственно возводить свои заслуги в ранг небывалых подвигов, и в истории Рагота о древних временах Силгвир верил напополам: он не чуял лжи в голосе атморца, но и истории эти казались слишком сказочными, чтобы быть правдой.
Что до магии, то к ней стрелок всегда относился с долей разумного скептицизма, особенно после виденных им безобидных шалостей Прядильщиков и трюков иллюзионистов-фокусников на площадях. С другой стороны, Нелот не сумел обезвредить Рагота, когда тот едва очнулся от смертельного сна, а Нелот – могущественный колдун Тельванни, с этим не поспорить никому…
Холодный колючий воздух дохнул в лицо босмеру, когда круглая дверь Тель Митрина, скрипнув, выпустила его наружу.
– Faad, – попробовал почти безнадежно Силгвир, но чуда не случилось и в этот раз. Слово тепла не давалось ему.
– Выпей со мной и согрейся, – неожиданно сказала пустота рядом с ним. Потоки времени сошлись в один, выпуская из рассинхронизированных секунд атморца. – Валок прав. Башня вся провоняла Демоном, пусть хоть холод его прогонит. А, я же говорил, подлец пожалел нам мёда!
– Ты его обидел, – справедливо напомнил Силгвир, протягивая Раготу бутыль. Тот только лениво махнул рукой.
– Ты говоришь так, потому что ты дурак, Довакиин, и не понимаешь vahzen. Kel vofiizmindol Zey voth meyusaariil, Zu‘u skemrot ahrk krosis. Hind Zu‘u fen ni mindov hi… Zu‘u vikaan zosweypovaas.
– А ещё я не понимаю Довазул, – буркнул босмер, зябко поеживаясь. Легкая одежда, вполне удовлетворяющая его нуждам в теплой грибной башне, совершенно не справлялась с ночным северным морозом.
– Faad, – Шепнул драконий жрец и фыркнул снисходительно. – Глупый эльф. А, я слышу поступь Валока по снежнопепельным хребтам do Veysenor… Солстхейма. Пусть сладок будет ему сок силы земли. Moro goraan Sonaaksedov… Воистину счастлив был бы Бромьунаар, займи Валок место верховного Голоса, но не позволил бы ему этого Отар, а начинать с ним войну Страж не хотел сам. Дурак, но благоразумный: много крови текло по снегам в годы Войны драконов, и напились мы довольно яда предательства Мираака, чтобы резать друг друга подобно бешеным волкам…
– Расскажи ещё про Мираака, – неожиданно попросил Силгвир, смело поднимая глаза на Рагота. Жрец только усмехнулся.
– То не моя история, маленький эльф. Я расскажу тебе, что рвёт твою сущность на куски, словно осужденного на дыбе, но прежде ответь мне: много ли ты знаешь о звёздах и ходящих по ним?
– Ходящих по звёздам? Ты говоришь о богах?
Рагот рассмеялся, устремляя взгляд к небу, где под ярким блеском огоньков Этериуса сверкали изумрудно-лазоревым северные полы мантии Магнуса. Поднёс к губам бутыль с острым от данмерских специй мёдом.
– Нет, Довакиин. Я говорю не о богах. Я говорю о людях.
Комментарий к Глава 9. Рабы и герои
**Перевод**
Kun – свет
Krosis – скорбь
Nahkriin – месть
Heyv – долг
Zokoraav – осторожно
Vahzen – истина
Tul nii lost ni pogaas kriist fusrot – Всё же недостаточно, чтобы удовлетворить требования силы
Praan ko dremlok, ahmulle ahrk kimme do dii deylok Veysenor, Kiir do dii Kiir, mindun do dii Slen, mindun do dii Zii – Отдыхайте в колыбели, мужи и жены моих владений – Солстхейма, продолжение моих детей, продолжение моей плоти, продолжение моего духа
Zu‘u Vahlok Sonaaksedov, Mindungein Haal do Stuhn, faal Rel ahrk Zul do Veysenor, bolaav hei Atmora kogaan ko Iiz-Tiid Ek unslaad Vu-Ul – Я, Валок драконий жрец, Левая Рука Стуна, правитель и Голос Солстхейма, дарую вам благословение Атморы во льду-времени ее рассветновечности
Mu los pahgein – Мы едины
Aal Sovngarde dahmaan hin zahrahmiik ahrk zin bolavaan wah hi – Пусть Совнгард запомнит вашу жертву и честь, что была дарована вам.
zinaal – благородный
Vahlok – страж
Lokrovaniik – небесный странник
vahzah kogaan do Brom – истинное благословение Севера
Daar zeinludren du mul ol okaaron du okaazdaar – этот ритуал жрет силы, как кит рыбу
Fendaan krii zos – стоило убить больше
Tiid lost ni aaz – у Времени нет милосердия
Fun Zey do faal Kein ahrk usnutiid do fin mindun – расскажи мне о Войне и истории после
Zu‘u los koraavnu ko daar lein – я слеп в этом мире
Ni tul – не сейчас
Zu‘u vorodraan – я не готов
mulzeymah – брат по силе
(продолжение в комментариях)
========== Глава 10. Равновесие ==========
– Всё всегда начиналось со звёзд, сколько я помню историю боев Арены. Пойдем со мной, Довакиин. Прежде мы смотрели на звёзды с Глотки Мира, но я ещё не готов к revak rahwundun.
Жрец повёл ладонью, раскрывая портал. Силгвир с некоторой опаской шагнул в щель всецветного сияния магии, но место, где он оказался мгновение спустя, отличалось от окрестностей Тель Митрина лишь количеством снега и горами. Они были в горах Солстхейма: воздух Скайрима не был так пропитан пеплом.
Рагот, оказавшись позади него, глубоко вздохнул и погасил портал.
– Умерь свою осторожность: мы всего лишь на севере Veysenor. Что же до звёзд…
– Рагот, – поспешно перебил его Силгвир, нагоняя неспешно направившегося вперёд жреца, – Рагот, я ничего не понимаю на Довазуле, кроме десятка слов.
Атморец посмотрел на него сверху вниз.
– Ты позор своего рода, – беспощадно отчеканил Рагот. – И я вырву тебе хребет голыми руками, эльф, если ты еще раз посмеешь не проявить подобающего уважения к священному Языку. Запомни это.
– Да я ведь даже… – отчаянно воспротивился Силгвир, но жрец угрожающе остановился, и стрелок затих. – Что бы я ни сделал, извини. Я просто прошу тебя говорить так, чтобы мне было понятно. Пожалуйста?
Рагот пристально смотрел на него ещё несколько секунд, но, не выдержав, снисходительно фыркнул, как старый пёс, облаянный щенками.
– Rah skemrot von premi. Я должен бы насадить тебя на колья и дать живого склевать воронью. Но хорошо. Я буду говорить на тамриэлике о том, что нельзя на нём высказать, если так тебе будет понятней.
– Спасибо, – облегченно поблагодарил Силгвир. Искренность в его голосе удивила даже его самого. Воистину, общение с Нелотом и позже с воскрешенным драконьим жрецом открыло в нем бездны терпения.