Текст книги "Время ереси (СИ)"

Автор книги: Deila_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

– AlDuIn… dilon? – тихо выговорил Рагот, не смея повернуться к дракону. – Orin faal pruzaan kendovhe do Brom drey nis viik mok!

– Алдуин мёртв, если он может быть мёртв, – твёрдо произнес Силгвир, делая шаг навстречу жрецу. – Я не знаю драконьего языка, Рагот. Если ты хочешь говорить со мной, говори на тамриэлике. Даже Дова знают его, ты знаешь и подавно.

– OdAhViing! Ты не можешь служить еретику, – Рагот обернулся. – Он убивает твой род! Он слаб, он не сумел победить даже меня, хотя от моего могущества осталась лишь тень воспоминаний!

– Только потому, что сила, которую он собрал, теперь течет в твоих жилах, munsezin, – с отголоском иронии ответил ему дракон. – Он вернул тебя с порога Безвременья с помощью своего друга-мага, ведь так, Довакин?

– Он осквернил священные крипты Форелхоста! Я помню его; он убивал моих людей, истощенных вечным ожиданием, из теней, как трусливый вор, и последние мои силы ушли на то, чтобы попытаться остановить его, – с ненавистью произнес Рагот. – Я был слишком слаб, чтобы подарить ему смерть.

– И всё же он – победитель великого правителя и палач великого предателя, – пророкотал Одавинг, склонив громадную голову. – Алдуин и Мираак пали от его руки. Законы Suleyk едины для всех, Рагот, uv hi vopahsunaal do nii?

– Нет моего сомнения в законах Suleyk и нет его в твоих словах, Снежный Охотник. Твоя честь всегда была превыше самых звёздных ветров, и минувшее время не смогло бы изменить этого. Мои сомнения лишь в том, что моя судьба смеется надо мной тысячи лет, если честь обязывает меня служить эльфу и драконоубийце, осквернившему всё, что я поклялся хранить.

– Drem, Rahgot. Мир изменился, и ты увидишь это своими глазами, если твоё имя не ослепило тебя, как ослепило многих из смертного рода. Vensesuleyk fent aak hi. Нужна ли тебе еще моя помощь, Довакин?

Силгвир покачал головой, и Одавинг, тяжело взмахнув крыльями, оттолкнулся от земли. Жизнь не в небесах претила ему, сковывая самую его суть, и Силгвир отчаянно понимал его – и завидовал ему, способному сутками мчаться наперегонки с ветрами под солнцем и лунами. Отдаленным низким рокотом прозвенел с небес его прощальный Крик, прежде чем темно-серая пелена туч скрыла от человеческих глаз темно-красную чешую.

Силгвир перевёл взгляд на Рагота, неподвижно смотревшего вслед дракону. Он не выпускал лука из рук, но ему казалось, что жрец больше не будет для него угрозой, о чём бы ни говорил он с Одавингом на чужом языке.

– Тысячи лет я ждал, пока Алдуин, повелитель Dovahhe, вернет меня к жизни в награду за верное служение, – глухо произнес Рагот, глядя в небо, – но это сделал его убийца. Для чего ты осквернил покой Форелхоста? Моего могущества ты пожелал, или моего унижения?..

– Ни того, ни другого, – неслышно вздохнул Силгвир. Нечеловеческая усталость от потери сил и безумного, изматывающего боя уже впиталась в его кровь, и больше всего на свете он хотел вновь оказаться в теплом и приветливом Тель Митрине перед тарелкой с горячим и сочным куском мяса. При мысли о разгромленной башне на него полновесно навалилось уныние: вряд ли Нелот сейчас будет особо гостеприимен.

Рагот оказался всего в двух шагах от него почти незаметно – светлокожий, высокий, статный, словно ожившая статуя древнего воителя Севера; только резкие, отточенные черты лица и чёрные вьющиеся волосы свидетельствовали о том, что его кровь не принадлежит нордской крови. Атмора, вспомнил брошенное Раготом слово Силгвир; он почти ничего не знал о северном крае из старых легенд, но ему стоило уже привыкнуть к тому, что легенды зачастую оказываются забытой – и еще чаще кровавой – истиной.

Босмер, нелепо маленький и щуплый рядом с драконьим жрецом, поднял голову, чтобы встретить его взгляд.

– Каково бы ни было моё презрение к ереси и к самому себе за насмешку судьбы, что я ныне обязан исполнить, меня связывает с тобой долг жизни и путь Suleyk, – тяжело проговорил Рагот, не сводя с него светлых и горько-опустошенных глаз. Не позволив себе лишнего вдоха, мужчина опустился на одно колено, склонив голову перед Драконорожденным. – Я буду служить тебе так же верно, как служил Алдуину.

– Я надеюсь, ты увидишь в этом не только унижение, – искренне ответил Силгвир, не найдя подходящих слов. – Скажи, ты можешь вернуть нас в башню, откуда нас вышвырнули?

Глаза Рагота сверкнули нескрываемым презрением, но он молча поднялся и повёл рукой, раскрывая в воздухе сияющую щель портала. Силгвир помедлил на самом его краю, раздумывая, стоит ли предупредить жреца о своеобразном характере Нелота, но мудро рассудил, что Нелот и сам отлично справится с этой задачей.

В конце концов, он не был даже уверен, что тельваннийский зачарователь не вышвырнет их вон ещё раз. Но это был бы отнюдь не самый плохой исход возвращения в Тель Митрин. Силгвир по старой привычке взмолился И‘ффре о том, чтобы не стать через минуту свидетелем дуэли древнего тельваннийского волшебника и ещё более древнего драконьего жреца, и безрассудно сделал шаг в ожидающий его портал.

Комментарий к Глава 3. Законы чести

По просьбе читателей перевод с Довазула будет выкладываться в примечания/первый комментарий под главой, дабы не нарушать аутентичность-с.

**Перевод с Довазула**

Tahrodiik – предатель

Hi los bahlaan do dinok… nivahriin lir – ты достоин смерти… трусливый червь

Ni Miraak – не Мираак

Fahliil voth Dovahhe sille – эльф с драконьими душами

Tafiir ahrk kriid – вор и убийца

Folahzein fen kos nilz – ересь будет уничтожена

Folahzeinaan – еретик

Fahlille ahrk folahzenanne – эльфы и еретики

Gol Hah Dov – Крик Подчинения Воли, Земля/Разум/Дракон

Sil Lun Aus – видоизмененный Крик Marked for Death, Душа/Высасывать/Страдать

Meyus krilon Joor – глупый храбрый смертный

preltaas fah dinokiil – зовешь свою смерть

Du – Devour, пожирать

Mul Qah Div – Крик Воплощения (Аспекта) Дракона, Сила/Броня/Змей

Diinaan Tiid hi gefaas kul do Atmora? – замерзшим Временем ты пугаешь сына Атморы?

Rahgot, mid aar – Рагот, верный служитель

Zin Moro Nir – “приветственный” Крик, Честь/Слава/Охота

faal In do Ven – Хозяин Ветра

thuri – мой повелитель

Ko morosehin Zu‘u nilziin faal folahzeinaan – во славу твою я уничтожу этого еретика

Geblaan – остановись

dilon – мертв

Orin faal pruzaan kendovhe do Brom drey nis viik mok – даже лучшие воины Севера не могли победить его

munsezin – человек чести

uv hi vopahsunaal do nii? – или ты сомневаешься в этом?

Vensesuleyk fent aak hi – The way of Power shall guide you (да ведет тебя путь Suleyk)

========== Глава 4. Герой, Волшебник, Жрец ==========

Тель Митрин был совершенно разгромлен.

Недолгий магический бой, произошедший здесь, разметал на осколки мелкую утварь и кощунственно разорвал книги на истлевшие от накала энергии листы. Сумасшедший вихрь силы, подозревал Силгвир, пронесся по всей башне, но комната для экспериментов пострадала сильнее всего. Впрочем, Нелот был достаточно умен, чтобы не держать здесь ничего по-настоящему ценного.

А сама башня стояла, как ни в чем ни бывало: стены грибного дерева выдержали магию и Крики без видимого вреда. Только оголившиеся колючие ветви недружелюбно мазнули по плечам Рагота; Тель Митрин вполне ясно для Силгвира сообщал, что запомнил опасного чужака. Древний маг с долей любопытства скользнул взглядом по стенам живого дома, впитавшего в себя огромное количество силы, как созидающей, так и разрушительной, – но, кроме взгляда, ничего себе не позволил.

Невзлюбил его Тель Митрин, подумалось Силгвиру.

– А! С возвращением, с возвращением, – Нелот показался в проходе, хищно нацелившись острой бородкой на драконьего жреца. – Смертельный поединок, как я понимаю, отменяется? Замечательно! Признаюсь, такой магии даже я не ожидал – манипуляция временными векторами на подобном уровне упоминается только в безумных бреднях Ягрума и сказках о волшебниках древности, и я, как любой разумный и опытный маг, не верил прежде ни тому, ни другому! Совершенно восхитительно. Быть может, только на Артейуме остались практикующие контроль времени, но от этих напыщенных снобов ничего не дождешься.

– Мастер Нелот… – попытался вставить Силгвир, но данмер обращал на него не больше внимания, чем на доносящееся с нижнего этажа башни раздраженное ворчание Дроваса, которому выпала участь прибираться после погрома.

– И изумительная способность к Крикам! Никогда не уделял им должного внимания. Возможно, потому, что никто больше не был в состоянии продемонстрировать истинный потенциал этой магии.

– Нелот…

– И, конечно же, тот факт, что мои превосходные навыки колдовства позволили тебе вернуться в Нирн живым, наверняка связывает тебя долгом жизни со мной, не так ли?

Рагот скрестил руки на груди.

– Нет, – кратко уронил жрец.

– Он связан долгом жизни со мной, – наконец успел в паузу данмерского монолога стрелок. Нелот с большим недоверием поглядел на него, явно сомневаясь в превосходстве ценности уничтоженных драконьих душ над ценностью своего магического мастерства. – Послушай, я в жизни не Кричал так, как сегодня, я устал, будто за мной гналась вся Дикая Охота, и я бы не отказался от сытного ужина. Почему бы нам не поговорить за кружкой доброго меда?

– Ты намереваешься распивать с древними мастерами магии варварское пойло отсталых северян?! – от подобного кощунства кончики длинных ушей Нелота в отвращении дернулись.

– Не думаю, что во времена Культа северяне пили изысканные морровиндские вина, – устало буркнул Силгвир, – но, знаешь, Нелот, мне сейчас нет разницы. И еще, есть у тебя какая-нибудь запасная мантия посвободней?

От тельваннийских одеяний Рагот отказываться не стал, хотя в его взгляде Силгвир то и дело ловил проскальзывающее тенью горькое отвращение и презрение. Стрелок не сказал об этом ни слова, но твердо решил, что дело не может быть только в том, что драконий жрец по какой-то причине ненавидит Драконорожденного-еретика. Нелот, во всяком случае, никак не был связан с ересью и Драконорожденными, но и к нему атморец отнесся так же. Разве что, казалось эльфу, проявил самую малость уважения к тельваннийскому владению колдовскими искусствами: недаром сам был искусным магом. Рыбак рыбака, философски подумал Силгвир.

Рагот в морровиндской мантии Советника выглядел значительно достойнее, чем в истлевшем отрепье, в котором был похоронен и в котором вернулся к жизни. Но даже Силгвир чувствовал некую неправильность того, как легли на его плечи яркие ленты с хвостатыми знаками данмерского Дома: пусть членом Дома мог стать и не данмер, Рагот, пришедший из мертвого времени вымороженного горными ветрами Форелхоста, казался совершенным чужаком здесь, в теплой эльфийской башне.

Но драконий жрец не проронил ни слова об этом – лишь поблагодарил сдержанно, когда Дровас подал ему сложенную чистую одежду.

– Я не могу представить себе, каково это – проснуться спустя тысячи лет после собственной смерти, – проговорил Силгвир, обращаясь к жрецу. Рагот задумчиво смотрел на широкие тельваннийские ленты, лежащие на его ладонях: Силгвир и сам не сумел бы сказать, где именно им было место в сложном традиционном одеянии. Услышав слова босмера, жрец перевел на него холодный взгляд. – Я не знаю, что происходило в Первой Эре, когда ты умер. Но я знаю, что происходит сейчас. Нам нет нужды быть врагами, и, видит небо, я бы не хотел, чтобы ты был моим врагом, хоть мне и хватило сил победить Мираака.

– Мираак, daar pahsusemeyar sahlo… Валок победил его в поединке со всеми подлыми дарами Херма-Моры! – яростно сверкнул глазами Рагот. – Dovah Kogaan… помутило его рассудок. Он предал то, чему служил. Честь тебе за его убийство, но я вижу на тебе то же клеймо, что и на Мирааке, и на Азидале, и на Корторе: отродье Падомая коснулось твоей души. Я бы подарил тебе избавление как кару и награду одновременно, но законы Zin и Suleyk удерживают мою руку. Я не враг тебе, DovAhKiin, я тебе не друг, я слуга сильнейшего. Запомни это.

Силгвир помолчал.

– Я просто хотел сказать, что был бы рад, если бы ты разделил с нами ужин, – невозмутимо сообщил босмер. – А ленты эти оставь к дэйдра, один Нелот знает, куда их надо привязывать.

Ужин Рагот разделить согласился, хоть и с явным удивлением и настороженностью. Настороженность не покидала его ни на мгновение, словно он шёл по гнезду валенвудских гигантских змей. Нелот плутовато поглядывал на него с живым интересом экспериментатора, но Силгвир мысленно махнул на это рукой. Он был доволен и тем, что маги не пытались друг друга убить, и даже ужин ему достался не в городском трактире, а вкусный, тель митриновский. Нелот не терпел скайримской еды и требовал на своём столе кулинарных изысков Морровинда. Дровас вполне с этим соглашался, хотя пряностей, на вкус Силгвира, могло бы быть и поменьше: безобидный суп жег горло не хуже рифтенской бодяги.

– Пара вопросов, если ты не возражаешь, жрец, – терпение Нелота иссякло, и энтузиазм ученого победоносно пробился наружу. – Если ты атморец, то твоё чувство Времени значительно превосходит восприятие любого из живущих в Тамриэле. Можешь ли ты сказать, сколько лет прошло со времени твоей первой смерти?

Рагот долго молчал.

– Я могу сказать это, эльф. Я слышу эхо-эффекты крыльев джилл и трепетание мотыльков, что разносят минуты времен АЛЬД. Дракон ломался не раз, пока я спал на краю Совнгарда, и однажды Vus снова окунулся в Рассвет. Джиллы ужасно негодовали. Прошло несколько тысяч лет; для более точного ответа мне нужно изучить слышимое внимательней.

Нелот в совершенном экстазе приопустил кончики ушей. Силгвир молча посмотрел в свою тарелку и меланхолично выловил из нее длинный обрубок толстого трамового листа. Это было немногим лучше разговоров на драконьем.

– Четыре… четыре тысячи лет и годы аномалий, – почти что неуверенно добавил Рагот. Нелот просиял.

– Четыре тысячи триста одиннадцать лет, – отчеканил зачарователь. – Я сверился с хрониками. Падение Форелхоста обозначено сто сороковым годом Первой Эры.

– И драконы молчали всё это время? – недоверчиво спросил жрец.

– Молчали до последних двух лет, – нетерпеливо ответил Нелот. – Верно ли, что Альд Мора застыла во времени, и что Хермеус Мора уже с Меретической Эры был связан с народом людей?

– Так же верно, как и то, что берега Атморы были красными от эльфийской крови, когда народ людей назвал землю застывшего времени своей, – неторопливо ответил Рагот. Нелот ничуть не оскорбился, хотя Силгвир с опаской поднял голову, ожидая любой реакции. – Остались ли дети Пяти Сотен на земле идущего времени, или весь Мундус покорен племенем меров?

Данмер только раздраженно взмахнул руками.

– Пф, их полно. На самом деле, от них просто некуда деваться. А Пять Сотен действительно существовали? Всегда считал их выдумкой пьяного скальда древности с хорошо подвешенным языком.

– Я вырвал бы твой собственный язык за произнесенное тобой оскорбление, эльф, но ты впустил меня в свой дом и разделил со мной вино и хлеб. В этот раз я прощу тебе твоё невежество, – безучастно произнес драконий жрец. – Голова скальда, посмевшего спеть лживую песнь о славном Исграморе, украсила бы ворота Йоррваскра в тот же день.

– Ах, наконец-то достойный собеседник, – довольно воскликнул Нелот и бросил снисходительный взгляд на Силгвира, молча внимающего разговору. – Учись, Герой, пока ты еще жив и не сошел с ума!

В то же мгновение Рагот повернул голову, внимательно разглядывая босмера. В глазах его была почти тревога – и Силгвир невольно насторожился, напряженно ожидая его слов.

– Герой? Целестиал do Lein? – переспросил маг.

– Он называет меня Героем потому, что мои действия были предсказаны Древним Свитком, – объяснил Силгвир. – Ну, и, вроде бы, Довакин был нарисован на Стене Алдуина…

– Это барельеф, дурак! – возмущенно зашипел Нелот, но стрелок только отмахнулся, и маг решительно продолжил за него. – Стена Алдуина, древний артефакт акавирцев, предсказал многие ключевые события истории Тамриэля, и появление Драконорожденного – в том числе.

Рагот только покачал головой. Взгляд его был предельно серьезен, и даже дымка презрения в нем уступила место задумчивости.

– Свитки никогда бы не предсказали убийство Алдуина Драконорожденным. Ака-Таск противоречив в своей сущности, но дисгармония такого рода претит ему. Кто-то вмешался в написанное на Свитках, но виновны ли в этом змеевоины, что будут глядеть на нас сквозь море Времени, наблюдая жизнь минувших тысячелетий?

– Но ведь написанное в Свитках нельзя изменить, – осторожно заметил Довакин. Рагот коротко, резко рассмеялся.

– Так ли ты самоосознан, Герой?

– Не стоит ждать большего от Героя; этот целестиал никогда не блистал самосознанием, – фыркнул Нелот. – Я больше интересуюсь тем, что Время всегда восстанавливает своё течение. Грядут любопытные изменения.

– Почему ты призвал меня? – спросил драконий жрец, остро вглядываясь Силгвиру в глаза. – Зачем осквернил Форелхост? Что было нужно Свиткам так отчаянно, что ты заинтересовался прахом, замерзшим четыре тысячи лет назад?

Силгвир не сумел отвести взгляда. Время схлопнулось, похоронив его в ловушке.

– Помощь, – наконец прошептал он еле слышно.

История Тамриэля по понятным причинам интересовала Рагота куда больше Драконорожденного, и Силгвир после недолгих колебаний оставил жреца на попечение Нелоту, который уже раздраженно отмахивался от Довакина, найдя себе подопытного куда увлекательней. Рагот терпел. Это читалось в его глазах – он именно терпел, стоически перенося бесконечные комментарии, вопросы и заклинания «просто интересно попробовать их на тебе». Впрочем, добившись от Нелота выдачи нескольких томов летописей, жрец использовал одну из своих уловок замерзшего времени, спасаясь от неуемного любопытства зачарователя, и Нелот с равным удовольствием принялся исследовать скрывшее атморца вне его доступа заклинание.

Силгвир этого уже не видел.

Силгвир спал, воспользовавшись правом младшего члена Дома Тельванни ночевать в Тель Митрине, и драконьи души в его груди тихо-тихо шептались, не в силах обратить невесомый шелест в Голос и силу. Они по-прежнему истекали энергией, но теперь энергии в самом Драконорожденном было слишком мало, чтобы наружу просачивалось что-либо весомее капель.

Какой мощью ты заплатил за крохи вероятно лживых, исковерканных и раздробленных знаний, что даст тебе воскрешенный драконий жрец? Он захочет убить тебя; сможешь ли ты противостоять ему?

Ты мог бы получить всё это даром.

Всего лишь сделай шаг.

Всего лишь согласись со мной.

Ты уже заключил сделку – пользуйся же…

Силгвир проснулся резко, рывком выпутываясь из сетей Забвения, как привык ещё в Валенвуде – просыпаться от любого неверного шороха в джунглях. И выдохнул так же резко, пытаясь вместе с дыханием выцарапать из себя проклятую черноту Апокрифа.

Он мог бросить вызов Мирааку и победить. Мог бросить вызов аспекту Алдуина и победить.

Но Хермеус Мора?..

Стрелок перевернулся на жесткой постели, свернулся клубком, пытаясь вновь призвать к себе улетучившийся сон. Усталость не покидала его, а сейчас пустота внутри там, где прежде ютилось его живое, завоеванное могущество, выла всеми ветрами Севера. Казалось, смертный холод Форелхоста теперь поселился в его груди – там, где бился сияющий огонь драконьих душ.

Его грыз голод, неумолимый, алчный, как голод всей Великой Гончей Своры Хирсина, голод, который требовал смерти. И от него не было иного спасения.

Утро в Тель Митрин изредка приходило янтарным теплом, пробивающимся сквозь толстую желтую пленку «окон» в грибном дереве. Силгвир довольно шевельнул ухом, когда солнечные лучи согрели комнату достаточно, чтобы он мог без опаски вывернуться из толстого одеяла.

В Скайриме не хватало тепла. Особенно на севере провинции, где солнце появлялось слишком редко, чтобы можно было всласть насытиться им. В Коллегии Винтерхолда Силгвир услышал, что солнечный свет несет не только тепло, но и магию – вернее было бы сказать, его магия несет тепло; пусть даже он сам не был волшебником, но всё-таки ощущал будто бы прилив сил под струящимся потоком золотого света.

Или в Скайриме просто не хватало солнца. Могло быть куда проще. Силгвир достаточно прохладно относился к магическим запутанным теориям, которые были склонны всё только усложнять.

При мысли о теориях он вспомнил о драконьем жреце, которого необдуманно и только из усталости оставил наедине с Нелотом. Панику, пришедшую к нему с этим воспоминанием, немного успокоил тот факт, что Тель Митрин вроде бы ещё стоял на своём месте и не нёс на себе следов великих разрушений, но нежиться в кровати и дальше растущее разумное опасение ему не позволило.

Нелот обнаружился в лаборатории, безумно занятый какими-то пробирками и десятками беспорядочно разбросанных пергаментных листов с записями, для Силгвира выглядящими примерно так же, как дэйдрические письмена, накаляканные тупым пером в руке завсегдатая скуумового притона.

– Я занят! – воскликнул Нелот, упоенно зарываясь в ужасающую груду бумаг. – Кто бы мог подумать, что можно привязать Фиксированный Центр ко всеизменению Ака, учитывая разницу стремления аспектов при… при… ах, конечно, при изменении качественного состояния этер-сущности. Пф, никогда не любил это определение. Оно слишком идеалистично. «Качественное состояние», подумать только! Как будто в этом преступно нестабильном мире может быть хоть насколько-то качественное состояние!

Силгвир тихонько вышел из комнаты, решив, что услышал более чем достаточно. В спину ему прилетел неразборчивый возглас, что неплохо бы проверить, живы ли еще его управитель и ученик. Стрелок живо просунул голову обратно в лабораторию.

– А что с ними опять не так?

– Этот жрец такой затейник, некромантией не занимается – но и правильно, неблагодарное это дело – а массовые жертвоприношения рабов, чтобы использовать выделяемую энергию для целей той же некромантии, богоугодны, – фыркнул Нелот, не отрываясь от сосредоточенного письма на очередном огрызке пергамента. – «Богоугодны», надо же! Терпеть не могу живых мертвецов. Со Второй Эры. И с того памятного увеселения с Архимагистром Готреном, которое закончилось небольшой войной… кажется, я говорил об этом?..

Дальше Силгвир уже не слушал. Он молнией пронесся к магическому устройству левитации, почти привычно сделав шаг в пустоту, чтобы взлететь под самую крышу башни-гриба – туда, где было суше и теплее всего, и где Нелот хранил небольшую библиотеку.

Рагот жертвоприношений во славу Алдуина устраивать не спешил, а вполне мирно сидел за столом, читая тамриэльские хроники. Две не слишком толстых книги лежали в стороне, видимо, уже изученные – одна была раскрыта примерно на середине и безжалостно придавлена другой, чтобы страницы не перевернулись сами собой.

– Доброе утро, – не слишком уверенно сказал Силгвир спине жреца. Даже сейчас Рагот казался нечеловечески неподвижным, как бывают неподвижны спящие драконы – легко перепутать со статуей, выточенной, верно, дэйдрическими мастерами, потому что смертные не в силах создать подобное.

– Moro sul, DovAhKiin, – звучный Голос мягко толкнулся в его грудь, заставляя силу внутри отозваться почти осязаемым нетерпением. Рагот повернул голову и поднялся со стула, приветствуя его. Силгвир неловко махнул рукой: ему так и не стало привычно подобное церемонное обращение, несмотря на титул тана в нескольких владениях Скайрима.

Исполнив долг вежливости, Рагот вернулся обратно к чтению. Книга явно увлекала его больше, чем Довакин.

В этом они с Нелотом оказались схожи, мысленно вздохнул Силгвир.

– Мне нужно больше книг, – внезапно сказал Рагот. – Где мне найти их? Я просмотрел библиотеку твоего друга-волшебника. Много трудов о магии, но, как бы я ни был увлечен изучением этого искусства, сейчас мне нужны знания истории. Настоящей истории, а не той, что изложена здесь. Одна книга противоречит другой.

– Разве не всегда так в истории? – хмыкнул Силгвир, осторожно приближаясь, чтобы рассмотреть, какие именно книги Рагот счел достойными своего внимания. Две были эльфийскими – одна из злополучной Второй Эры, другая из Четвертой, оканчивающаяся на заключении Конкордата Белого Золота: верно, труд алинорских дипломатов. Третий, гигантский том, был сокращенным изданием общей Истории Тамриэля, которая, как слышал Силгвир, в первичном своем варианте занимает не меньше целого библиотечного зала.

– Я всегда был против распространения молчащей письменности, – презрительно скривился Рагот. – Лживые руки альдмеров выдумали ее для тех, кто не мог читать истину в голосах и снах, чтобы сеять обман и очаровывать слепых. Воистину, мы смеялись над Хевнорааком, что не он первый додумался до этого! Мудрый Исграмор говорил, что льды Атморы более не хранят наши Голоса и деяния в вечности Бивня Ака, что тысячи наших людей неспособны бродить по дорогам в Этериус, листая бесчисленные мемоспоры, что мотыльки говорят лишь с избранными, что оружие эльфов должно стать и нашим оружием… мы не могли оспорить его мудрость и записали даже священный Язык на вековечный камень, но, да будет Стун свидетелем моих слов, я с трудом находил в себе силы для одобрения этого.

– О, – Силгвир тоже с трудом нашел в себе силы не сказать ничего больше, например, о бесчеловечной манере магов выражаться загадочней самого Хермеуса. Помолчав немного, он решил продолжить разговор в более приземленном русле. – Ты вроде как говорил Нелоту что-то о жертвоприношениях?

– А, – глаза Рагота сузились, превратившись в две ледяные щели. – Да. Мне нужно найти захоронения верховных жрецов Культа. В моих братьях по Suleyk еще должна теплиться жизнь. Я смогу разжечь ее снова. Для этого мне нужны рабы, желательно, здоровые и молодые, тела которых еще полны жизнью. Не беспокойся, Довакиин: я не трону тех, кто служит тебе.

– Послушай, ты не можешь просто прийти в город и перерезать там половину жителей во имя Драконьего Культа, – терпеливо сказал Силгвир. – Может быть, в Первой Эре это было повседневным занятием, но сейчас это не поощряется законом. Ни одним законом из мне известных, вообще-то, а это значит довольно много.

Рагот рассмеялся.

– Не твои ли сородичи пируют на плоти себе подобных во время празднеств, и не твой ли род узаконил низость воровства, вознеся ее до уровня великих подвигов? Не говори мне о законах, эльф! Кровь альдмеров с самого Рассвета едина с подлостью предательства. Что тебе до убогих жизней крестьян и рабов? Пусть послужат как должно рабам! Или Suleyk в твоей груди не зовёт тебя к вершинам власти, к праву Pahsus Stin?

Силгвир не знал значения произнесенных Слов, но древний Язык обманчиво-коварно зашелестел внутри, отзываясь манящим эхом, подобным отклику гор на перевале. Pahsus Stin пахла кровью и сталью, штормом и снежным ветром – и снежный ветер рванулся в груди, вспарывая плоть сверкающим лезвием, заставляя пьяно качнуться от хмельной ярости охоты, возжелать тепло рукояти в ладони и соль чужой крови на языке…

Возжелать силу, которой не было равных.

– Моё имя Rahgot, потому что я слишком хорошо знаю его на вкус, – оскалился драконий жрец. – Потому что Rahgot всегда превыше Krosis и Dren и Faaz. Rahgot никогда не покидает тех, кто достаточно силен для того, чтобы воплотить Suleyk. Иди, охотник… охоться. Твоё сердце жаждет крови – потребуй ее у тех, кто посмеет встать на твоем пути.

Слова опутывали его багряными нитями, свиваясь в клубок безумного желания битвы и смерти; ещё немного – и они утянули бы его в бесконечную бездну, подобно скользким щупальцам Хермеуса. Едва забрезжил в его памяти болотный тусклый свет Апокрифа, Силгвир рванулся прочь из окутывающего разум дурмана, как выбирался из объятий Чёрных Книг – и отшатнулся от Рагота, словно от прокаженного.

Драконий жрец смотрел на него с крошечной каплей интереса и ещё более крошечной каплей уважения.

– Не каждый из тех, кто смотрел в самую сущность Rahgot, мог отказать ему, – спокойно произнес атморец. – Впрочем, не будь ты сыном Возможно, что плетет быль из ткани историй, и ты бы не удержался. Suleyk сильна в тебе, слова Одавиинга правдивы, но ты едва способен подчинить её своей воле.

Силгвир с трудом сфокусировал на нем взгляд. В висках стучала кровь, и он почти не слышал голос Рагота – будь это голос обычного человека, пожалуй, и не услышал бы.

– Поэтому мне нужна помощь, – выдохнул он пересохшими губами. – Твоя помощь.

Рагот медленно склонил голову.

– Я служу тебе, Довакиин, и я окажу тебе помощь. Но если я окажусь бессилен, то будет не моя вина, поскольку не я властен над пророчествами Свитков. Волшебник, что помогает тебе, знает больше, но не скажет ни слова об этом, ибо он любопытен, словно сам Шор, но не испытывает его любви к творению своего обмана.

– Помоги как сумеешь, – упрямо сказал Силгвир. Бессильно опустился прямо на пол, где переплетения толстых корней мягко скрыла упругая плоть грибного дерева, удобно сел, скрестив ноги и прислонившись к стене. – После убийства Алдуина я почувствовал изменения, но тогда оставался Мираак, и я обратил всю свою силу против него. Я собрал уйму драконьих душ в одиночку, и поглотил ещё и собранные им. У меня не осталось врагов, что могли бы избавить меня от силы, рвущей меня на части. Я не знаю, сколько душ я отдал, чтобы оживить тебя, но моя жажда от этого лишь усилилась. Ты верховный жрец Драконьего Культа, ты должен знать, что со мной происходит.

– Я… догадываюсь, дитя Возможно, – почти неразличимо усмехнулся Рагот. – Я догадываюсь. Но мотыльки давным-давно не поют мне о свершающейся судьбе Vus, и мои догадки могут лишь навредить тебе. Кто вёл тебя по Пути Голоса? Был ли это OdAhViing, любовник штормов Кин?

Лучник покачал головой.

– Нет, Одавинг пытался убить меня, даже когда я прошел путь Юргена Призывателя Ветров. Меня научили Кричать и использовать силу драконьих душ Седобородые – не знаю, существовали ли они в твое время, но Партурнакса ты точно должен знать…

Блеклые глаза Рагота полыхнули бешеной яростью. Жрец стремительно поднялся из-за стола, подался вперед, пронзительно вглядываясь в Довакина.

– PaarThurNax, tahrodiis nikriin, nokin do ok sil faan naal Aka! Я молю Кин, чтобы он был уже мертв за своё предательство, иначе, клянусь собственным именем, я стану тем, кто подарит ему смерть труса!

Силгвир от неожиданности прижал уши. Даже во время боя с Раготом он не видел в нем столь безумной злости; сейчас же в его голосе гремел горький гнев, древний, как сам Драконий Культ. Стрелок заставил себя подняться с пола, чтобы хоть немного подобающе встретить взгляд мага.

– Я не убивал Партурнакса, хотя знаю кое-кого, с кем ты бы отлично сошелся желаниями… я не знаю, где он сейчас. Я искал его после убийства Мираака, но на Глотке Мира его больше не было.