Текст книги "Время ереси (СИ)"

Автор книги: Deila_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Босмер заинтересованно уставился на него, на миг даже сбившись с шага.

– А ты сбегал в местные гробницы и тайком воскрешал мертвецов?

– Некромантия запрещена в Морровинде, и пусть Тельванни смотрят на это куда более снисходительно во имя науки и исследований, ставить под сомнение свою репутацию ещё в юности, находясь среди сумасшедших старых параноиков, одновременно являющихся искушенными в магическом искусстве властолюбивыми убийцами, было не самым благоразумным деянием. Ах, молодость, чудные были дни!..

– В Валенвуде жизнь куда проще.

– И отвратительно скучней. Пф! Кто однажды прочёл до конца историю хотя бы одной внутренней интриги заговоров и сделок Тельванни, тот будет только хохотать над жалкими попытками людей изобразить игру в теневую политику, – гордо заявил Нелот. Довакин не стал спорить. О теневой политике в Валенвуде даже мало кто слышал; босмерам, живущим разрозненными небольшими кланами, не было нужды устраивать колоссальные войны за власть. Большую часть конфликтов, вызывающих сомнения, решало Право Воровства, мирно оканчивая спор соперников. Право Воровства было свято. Зачастую Довакин подумывал о том, что, укоренись подобная практика в человеческом мире, всё стало бы куда проще – или куда кровопролитней. Люди договаривались мирно почти так же, как драконы. Или дэйдра.

Тягостная тишина постепенно вернулась, но ослабила ледяную хватку. Довакин ощутил легкое чувство благодарности – болтовня Нелота, пусть и несущая мало пользы, отвлекала его от тяжести смерти и древнего ужаса, чья тень до сих пор удерживала Форелхост в цепких объятиях.

Что же, это не первая гробница, в которую он пришёл осквернителем; видимо, далеко не первая и для данмерского мага.

Путь в крипту Довакин помнил – воспоминания вспыхивали, едва магический светлячок Нелота выхватывал из темноты знакомые очертания коридора или приметную колонну. Массивная дверь, преграждающая вход в гробницу жреца, вновь была заперта, но он был готов к этому; ключ в виде драконьего когтя лежал в его сумке, найденный ради этого в многочисленных сундуках поместья Северин.

– Странно, – прошептал босмер, устанавливая тяжелые каменные круги в нужное положение, – я не думал, что этот механизм возвращается в исходное положение самостоятельно…

– Возможно, его кто-то вернул, – равнодушно предположил Нелот. – Или только я видел по пути сюда уйму драугров?

– Драугры не настолько умны, – нерешительно возразил стрелок, но зачарователь только фыркнул в ответ на это. Предчувствовав очередной язвительный комментарий по поводу своего собственного ума, Довакин поспешил вперёд, к ступеням, восходящим к залу с величественным саркофагом в его центре.

Зал выглядел как прежде – только не сверкала звенящим, туманящим зрение, слух и мысли бессловесным зовом Стена, исчерченная драконьими рунами. Довакин уже впитал в себя ее суть-Слово, и она больше не звала его, оставшись всего лишь безмолвной каменной громадой в конце зала.

– Саркофаг снова закрыт, – шепнул Довакин почти встревоженно.

– А ты его открывал?

– Жрец сам его открыл. И едва не убил меня своим колдовством. У меня почти закончились стрелы, когда он наконец упокоился второй раз.

– Так ты его ещё и убил?!

– И ограбил, – понуро признался эльф. Он смутно догадывался, что эти факты несколько расстроят дух мертвого жреца после воскрешения, но сожалеть было уже поздно.

– Идиот, – категорично сообщил ему Нелот. – Дом Забот более благоразумен, чем ты! И где труп этого несчастного?

– Судя по всему, снова в саркофаге. Он, когда умер, едва ли не рассыпался тут же на кости, стрелы и ветошь. Стрелы я собрал, и маску его тоже, а остальное оставил, но теперь здесь нет и следа, – Довакин, склонившись, внимательно рассматривал каменный пол в том месте, где, как подсказывала ему память, обрел не слишком вечный покой драконий жрец. Горстку праха разметало пылью, но, кроме этого, ничто не напоминало о второй смерти Рагота. Босмер выпрямился и поднял глаза на Нелота, задумчиво разглядывающего зал. – Быть может, драугры?..

– Скорее всего, – рассеянно отозвался маг. Он уже стоял у саркофага, легко водя пальцами по холодному почерневшему металлу крышки. – Это древняя магия, о которой современные некроманты даже мечтать не смеют. Драугры цедят энергию из Этериуса, думаю, из Снорукава, и передают ее жрецу, питая его существование: многие из драугров не дожили до сегодняшнего дня, но даже в таком состоянии ему хватило силы, чтобы попытаться тебя убить. Изумительно.

Саркофаг скалился угрожающим резным барельефом: время не источило его, сохранив очертания драконьего жреца в полном облачении, прижавшего к груди посох, увитый змеями с драконьими головами. Бесстрастные прорези маски холодно глядели в пустоту, не обращая внимания на осквернителей последнего пристанища верных служителей Дова.

Довакин едва заставил себя отвести взгляд.

– Вдвойне изумительно, что он жив, – добавил Нелот с оттенком восхищения и жаром почти детской радости, что мелькала в его голосе, когда ему открывалась новая деталь в его исследованиях, или сюрпризы, которых он никак не ожидал. – Ну, не «жив», конечно же, но определенно не мертв. Интересно, сколько драугров из остававшихся погибло, чтобы вдохнуть в него достаточно энергии после твоего визита?.. А, неважно. Всем им место в Обливионе тысячи лет назад. Итак, за работу!

Нелот, торжественно взмахнув руками, отступил на несколько шагов и выжидательно уставился на босмера. Тот непонимающе уставился на него в ответ.

– Если ты не заметил, саркофаг всё ещё закрыт, – подсказал Нелот. Довакин совершенно иным взглядом одарил массивную крышку, скрывающую останки жреца.

– Ты шутишь? Я в жизни ее не сдвину, – уверенно заявил лучник. Нелот, оценив его слова, кисло поджал губы. Не признать его правоту он не мог, хотя очень хотел. Маленький лесной эльф, едва достающий ему до плеча, вряд ли мог быть использован в качестве грубой рабочей силы.

– Ты бесполезен, Герой, – вынес беспощадный вердикт маг, вновь шагая к саркофагу. Стрелок охотно уступил ему место.

– Силгвир, – сказал он, отходя назад.

– Что? – непонимающе оглянулся Нелот.

– Меня зовут Силгвир. Я уже говорил тебе это шесть раз со времени нашего знакомства, – терпеливо повторил босмер. Тельванни фыркнул.

– Спасибо за напоминание, но не удивляйся, если я забуду его ещё раз. Если бы я запоминал имя каждого встречного, в моей памяти бы не осталось места для множества куда более важных вещей.

Нелот неспешно поднял руки раскрытыми ладонями вверх, пробуждая лиловое свечение, скапливающееся на кончиках пальцев. Повинуясь незримому приказу колдовства, крышка саркофага со скрежетом поползла в сторону, обнажая уязвимое нутро древнего гроба.

– Он выглядит не так и плохо, как ты описал, – заметил Нелот, уже бросивший любопытный взгляд в расширяющуюся щель. Силгвир бесшумно снял со спины лук и неторопливо вытянул стрелу из колчана; на смертоносный выстрел ему нужна была лишь доля мгновения. Он слишком хорошо знал по опыту своих странствий, что зачастую мертвецы имеют отвратительную привычку оказываться живыми в самый неподходящий для подобных чудес момент.

Крышка с грохотом ударилась о пол, издав ужасающий звон, от которого стрелок внутренне содрогнулся: этот звук в могильной тишине крепости должен был послужить тревожным колоколом всему Форелхосту, но Нелот не обратил на это внимания. Без тени брезгливости он опустил руку в саркофаг, прижав ладонь к иссохшей груди жреца, прикрытой почти истлевшей тканью церемониальных одежд.

– Совсем слаб, но не мёртв. Пожалуй, пренебрегать законом в этот раз не придётся, хватит и обыкновенного Мистицизма, – пробормотал зачарователь. – А-а, я его чувствую. Ему точно всё это не нравится.

– Могу его понять. Может быть, стоит поторопиться? – Силгвир развернулся ко входу в зал, напряженно вслушиваясь в тишину – не различимы ли ещё тяжелые шаги нежити, спешащей к своему потревоженному повелителю.

– Да, да, разумеется, – чуть раздраженно отозвался Нелот. Мгновением позже вспышка портала озарила темный зал – озарила и пропала подобно сверкнувшей молнии. Силгвир молча повернул голову, глядя, как неспешно гаснет оставленный без магической подпитки волшебный светлячок, погружая крипту в первозданную темноту.

Laas Yah Nir, вышептал вечный свет его горлом.

Голос проснулся в нём интуитивно, прежде, чем разум успел вспомнить звучание самого Крика – и не ощущение, но знание чужого присутствия наполнило его изнутри. Довакин погрузился в молчаливую тьму, выискивая лишь всполохи энергии, движущиеся к нему сквозь бездны пространства и времени, и его пальцы сами собой привычно сжали гриф лука.

Но выстрелить ему не пришлось.

– Терпеть не могу не одиночные экспедиции, – портал выплюнул его в тепло и свет, заставив зажмуриться и с удовольствием вдохнуть живой аромат Тель Митрина. – Вечно кого-то забуду.

Силгвир позволил Крику развеяться, раствориться в нём, и Мундус снова предстал перед ним такой, как прежде, цельный и скрывший материей чистое сияние душ. Возвращение уже почти не было болезненным, но разочарование потери всегда, неизменно, отравляло его мысли.

Нелот внимательно смерил его взглядом, не нашёл ничего подозрительного и отвернулся к столу, на котором не раз проводил опыты над спригганами и порождениями пепла. Теперь их место заняло тело драконьего жреца, при свете кажущееся жалко-хрупким и готовым рассыпаться в пыль от малейшего дуновения.

Силгвиру пришлось напомнить себе, что готовый рассыпаться от малейшего дуновения Рагот выдержал немало стрел, заряженных сильным зачарованием, и при этом не переставая обстреливал его элементарной магией. Многое, что касалось драконов и их жрецов, не было тем, чем казалось.

– У нас и правда не слишком много времени – вне своей крипты, вдалеке от питающих его драугров, ему долго не протянуть в таком слабом состоянии, – Нелот уже деловито перебирал черные камни душ, лежащие совсем рядом, на полке у стены. – О, похоже, даже самый сильный источник энергии, что я мог бы позволить себе потерять, не сможет вернуть его в божеский вид. Значит, потратиться придётся тебе.

Силгвир отложил лук в сторону и повернулся к магу, собранный и сосредоточенный.

– У меня есть Звезда Азуры и несколько заряженных чёрных камней в Вороньей Скале…

– Нет, нет, ты не понял, – перебил его Нелот. – Никакая чёрная душа не спасёт того, кто тысячелетиями ждал на грани между жизнью и Этериусом. Мне понадобится кое-что другое. Посильнее.

Стрелок беззвучно выдохнул последний затхлый холод Форелхоста. Тельванни улыбнулся его безмолвному пониманию, сверкнув темно-алыми глазами.

– Драконьи души. У тебя их в избытке, верно? Они разрывают тебя на части, вот и избавишься от лишнего груза.

Он медлил, не решаясь согласиться. Свет бился внутри отчаянно и нервно, лучистые нити обращались в острые лезвия: не смей позволить ему ослабить тебя. Каждый убитый дракон был его скорбью и его триумфом, его победой, и каждая из этих побед испытывала его так, как не испытывал никто из живых.

Дракон не может позволить себе потерять часть своей силы. Дракон не может стать слабее.

Сколько заберет Нелот?

Сколько потребуется, чтобы вернуть к жизни древнего мертвеца?

Стоит ли это того?

– Хорошо, – сказал Силгвир, и голос его прозвучал хрипло, но прозвучал не Криком и не Шепотом, и это – тоже – было его победой.

Он всё ещё был властен над своей силой. Он был волен забрать могущество или отдать его. Драконы не могли изменить этого, равно как не мог изменить этого Мора, Мираак, Нелот или сам Алдуин.

Довакин спокойно поднял глаза на испытующе глядящего на него волшебника.

– Что от меня требуется?

========== Глава 3. Законы чести ==========

– Стой спокойно и не сопротивляйся, – изрек Нелот, даже не пытаясь скрыть вдохновенный азарт в голосе. Новое испытание явно пришлось ему по душе.

Заклинание Нелота коснулось груди Силгвира, лиловым всполохом впиталось внутрь – оно напомнило Довакину чары исчезнувшего Мистицизма, граничащего с некромантией. Он видел, как некроманты подчиняют своей воле давно мёртвых жертв – таким же лиловым огнем, источающим ползучий мрак, сияли их заклинания.

Память о магическом эксперименте с щупальцами из глаз была ещё свежа, но Силгвир поспешно отогнал непрошеные сомнения. В конце концов, тогда ничего непоправимого не случилось.

Тогда.

Он не видел колдовских плетений, творимых магом, только видел, как беззвучно шевелятся губы данмера, повторяя магические формулы; видел, как вычерчивает незримые круги его левая рука, окутанная лиловым сиянием – а потом Нелот вскинул правую руку, резко, хлестко, и мир взорвался оглушительной белизной.

Мир пил его жизнь.

Силгвир, покачнувшись, вцепился пальцами в дерево стола; он пытался закричать, пытался Закричать и не мог. Души драконов визжали внутри, как раздираемое железо; заклятье Нелота обращало их в огненную пыль, в сияющий прах, в чистейшую энергию жизни, и тело Довакина больше не могло удержать её. Она струилась прочь огнистыми сверкающими нитями, Силгвир видел их, направляемых волей мага, окутывающих хрупкое мертвое тело жреца, как прежде они окутывали его, стоящего над побежденным драконом.

Силгвир-Довакин истекал собственной жизнью, и растущая внутри него пустота сжимала сердце всё крепче, но он не мог оторвать взгляда от переливчатого сияния, всё плотнее укрывающего древнего мертвеца. Свет, его свет впитывался в иссушенную плоть, и смерть отступала вместе со временем. Сверкающий эфемерный кокон почти скрыл от его глаз тело драугра в полусгнивших лохмотьях, и беспощадное колдовство наконец отпустило Силгвира, позволив ему распрямиться и судорожно вдохнуть ставший таким драгоценным воздух, потеплевший от пролитой энергии. Он был свеж, словно после страшной грозы, но гроза только начиналась, и сила всё ещё проливалась вовне – драконий жрец не мог принять ее всю мгновенно. Силгвир, позабыв о пульсирующей внутри тянущей пустоте, всматривался во всполохи огня драконьих душ, что так жадно глотало тело Рагота, впитывая их почти так же быстро, как сам Драконорожденный.

Время обращалось вспять: с мертвых драконов облетала плоть искрящимися хлопьями пепла, сейчас же свет обращался плотью. Почерневшая сухая кожа насыщалась жизнью, становилась мягче и светлее, гибко растягивалась, позволяя растущим под ней мышцам занять своё место. Лицо, без ритуальной маски напоминавшее оскаленный череп, обретало заново человеческие черты, и сухие истончившиеся волосы наливались черным, словно и не было всех трёх Эр, что драконий жрец ходил под руку со смертью.

Жизнь приходила к нему вторым рождением – и Рагот впитал отданную ему силу до конца, вычерпав каждую искру света, что мог собрать.

– Он выглядит совершенно живым, – заметил Нелот, глядя, как резко вздымается и опадает грудь жреца. Силгвир не мог поверить своим глазам; ему казалось, мужчина перед ним – всего лишь морок, наваждение тельваннийской магии или иллюзорный дух, ведь не может быть, чтобы едва удерживавшийся на краю Забвения тысячи лет мертвец за пару минут вернулся в Нирн, будто Ауриэль по рассеянности не отсчитал ему и пяти десятков. Но Рагот был жив, и Рагот был материален – лучник не выдержал, коснулся светлой кожи, совсем такой же, как у любого живого человека. Ощутив тепло и биение кровотока, эльф пораженно опустил руку.

– Это невозможно, – хрипло прошептал он.

Нелот задумчиво скрестил руки на груди.

– Я не планировал такого, вообще-то. Но из тебя вырвалось столько энергии, что ему хватило не только удержать дух, но и восстановить тело, да как восстановить!.. Ха! Фир и Драта подавились бы собственными лживыми языками от зависти!

– Сколько душ ты сжег? – глухо спросил Довакин. Маг пожал плечами.

– Я не измерял их в душах, я взял энергию – столько, сколько мне казалось достаточным… а что, это актуально? Ты посмотри, он сейчас проснется, – почти с восторгом сказал Нелот. Силгвир, уняв болезненную дрожь внутри, всмотрелся в лицо драконьего жреца, с резкими, будто вырезанными из камня, чертами. Веки культиста подрагивали, словно он и вправду боролся со сном – вечным сном Забвения, в который едва не увлек его Довакин, и из которого он же вызволил.

В какое-то мгновение Силгвир осознал, что глаза Рагота открыты, и неподвижные зрачки в высветленной временем радужке смотрят прямо на него, смотрят сквозь него, туда, где незримое видимо только мистикам.

– Tahrodiik, – отчетливо сказал Рагот, не отводя взгляда. – Hi los bahlaan do dinok… nivahriin lir.

Силгвир узнал мелькнувшее слово – dinok, смерть; tahrodiik казалось ему знакомым, чем-то уже слышанным, чем-то…

Чем-то связанным с предательством.

Так называли Мираака. Предатель.

– О, – удивленно сказал Нелот, – я и не подумал…

Тель Митрин жалобно скрипнул, застонал, когда рванулась из него наружу высвобожденная магия; башня выдержала, только мелкие предметы разлетелись по всей комнате, разбитые и раздавленные незримой волной, и трещины прошли по сплетенной из толстых ветвей мебели.

Силгвир не успел заслониться – только Нелот, резко махнув рукой, окружил их полупрозрачным магическим барьером, защитившим от удара.

– Я говорил тебе, что он будет в ярости! – крикнул данмер почти в самое ухо Силгвира, заставив того отдернуться от неожиданности. Едва прошла смертоносная волна по башне и успокоился дрожащий воздух, он уже стоял с луком наготове, и эбонитовая стрела с наконечником из дэйдрической стали смотрела в грудь жреца.

– Ni Miraak, – произнес Рагот. Силгвир не видел, когда он успел подняться, но сила драконьих душ влила в него столько магии, что он даже не стоял на полу – парил над ним, вознесенный незримыми потоками энергии. – Fahliil voth Dovahhe sille… Tafiir ahrk kriid! Folahzein fen kos nilz.

Силгвир не стал задумываться о том, в каком контексте были употреблены те немногие слова (Мираак и Dovahhe), которые он знал. Он просто позволил стреле вырваться в полет, сочтя это наилучшим ответом.

Но ничего не случилось.

Стрела исчезла. Растворилась в воздухе, не сумев коснуться жреца – даже не вспыхнула, осыпаясь безобидным пеплом при столкновении с магическим барьером. Рагот не заметил ни зачарования, ни удара. Силгвир неверяще уставился на него: не были способны на такое ни дэйдра, которых он убивал прежде, ни драконы, ни Мираак.

– Folahzeinaan, – выплюнул Рагот.

И ударил снова. Только уже не бесформенной волной силы.

Пламя, взревев беспощадным гулом, заставило Тель Митрин вздрогнуть, а очертания – смазаться от рвущей пространство энергии. Силгвир обнаружил, что рефлекторный прыжок за спину Нелота оказался весьма своевременным: магу колдовской огонь не причинил видимого вреда, и маленькому босмеру, сжавшемуся за ним, тоже.

– Это слишком далеко зашло! – возмутился Нелот и решительно сделал шаг навстречу холодно глядящему на него жрецу. Рагот не торопился с новым ударом – то ли последствия сна на грани смерти, то ли неуверенность, то ли полузабытое умение колдовать удерживали его от атаки. – Ты находишься в башне Советника Тельванни, жрец, и мой Дом не прощает нападений чужаков, но я позволю тебе жить, если ты будешь достаточно вежлив. Сложи оружие!

– Fahlille ahrk folahzeinanne, – презрительно бросил Рагот, вскидывая осветившиеся алым сиянием магии руки ладонями к Нелоту. Силгвир не увидел самого заклятья, но увидел, как Нелот покачнулся, сделал шаг назад, чтобы удержаться на ногах.

Ни один маг, прежде сталкивавшийся с Нелотом на его памяти, не мог добиться и этого.

Довакин вдохнул грозовой воздух – и выдохнул свет.

Gol Hah Dov, Крикнул он, бросая вызов воле жреца и силе его души, повелевая, как повелевал прежде разумным и неразумным подчиниться его желанию. Но его сила была ничтожна по сравнению с прежней, и он не ощутил в ответ чужой воли, послушно ложащейся в ладонь; не ощутил ничего, кроме ярости Рагота в его взгляде.

Sil Lun Aus.

Слова, не Выкричанные, а Выдохнутые-Вышептанные жрецом, врезались в него отравленными метательными звездами убийц пустыни: они будто вскрыли оболочку, удерживавшую внутри него оставшиеся драконьи души, и теперь сквозь раны сочилась последняя его сила. Силгвир будто ощутил тугие потоки энергии, связавшие их троих – Ту‘ум жреца ударил не только его, но и Нелота, и теперь из них неудержимо изливалась сила. Она стекала по незримым нитям, связанным Голосом древнего культиста, Рагот пил ее словно вино – и его глаза не прятали насмешки.

Довакин никогда не смог бы воплотить в жизнь два Ту‘ума подряд так быстро – слишком долго исчезает из разума ставшее материей Намерение, но Рагот сбил его концентрацию, вернул в изначальное состояние, и Силгвир почти бессильно выдохнул, выхрипел наполовину человеческим голосом последнее своё спасение, надеясь, что ему хватит сил воплотить Крик.

Его тело растворилось призрачным сиянием, и его дух оказался вне досягаемости раготовой магии, спасая остатки энергии и сил: Бесплотность не была колдовством, но была Намерением, и для Намерения не существовало деления на материю и нематерию. Рагот нетерпеливо повёл рукой, и Силгвир, существующий сейчас в межпространстве-межвремени Нирна, только увидел, как вздрагивают нервно и ломко линии вещественного под новым магическим плетением.

Рагот почти успел ударить снова, Силгвир почти успел вырвать новую стрелу из колчана, но гром, рухнувший на Тель Митрин драконьим рыком, опередил их обоих.

– Хватит громить мой дом! – рявкнул голос Нелота.

И Силгвир вывалился на холодный песок Солстхейма из мгновенно схлопнувшегося за его спиной портала, разом лишившись улетучившейся Бесплотности, вновь материальный и подвластный Времени. Мигнувшая рядом вспышка заставила его вскочить на ноги и броситься в сторону, уходя от огненной волны, что небрежно выдохнул Рагот, словно был драконом в человеческом обличье.

Новая стрела оказалась на натянутой тетиве раньше, чем Силгвир успел осознать это, но выстрел пропал, как и прежде, не коснувшись жреца.

Нелот вышвырнул их из Тель Митрина порталами на побережье, оставив Довакина сражаться с воскрешенным безумным культистом в одиночку, и Силгвир неожиданно холодно осознал, что Рагот его убьёт. Легко, как назойливую муху. Он продержится ещё немного, уходя от его магии, но даже магия раготова была совсем не такой, к какой он привык – чуждой, неизведанной. Который удар он пропустит? Который удар станет для него смертельным?

– Я Довакин! – выкрикнул он в бесстрастное лицо жреца, но Рагот лишь бросил в него новое заклятье. От него спас амулет щита, надежно повязанный на предплечье – оберег, раскалившись до боли и, верно, оставив ожог на коже, жалко хрустнул, не выдержав отраженной силы.

Od Ah Viing, Закричал он в морской ветер острова, взывая о помощи. Старый друг приходил на его зов неизменно, в Нирне ли, в Обливионе: Одавинг спас его в бою с Мирааком, уведя внимание подвластных жрецу драконов прочь от поединка Драконорожденных, и Силгвир как никогда надеялся, что Дова сможет заставить Рагота прекратить бой.

– Meyus krilon Joor, – насмешливо воскликнул Рагот, – preltaas fah dinokiil? Du!

Легкий, односложный Крик толкнул его в грудь и заставил прокатиться по песку, глотая боль вперемешку с пепельной пылью. Ещё частичка силы покинула его. Рагот пожирал его энергию по кусочкам, будто насмехаясь над бессилием Драконорожденного.

Mul Qah Div.

Голос вырвался из его горла, клокочущий и кипящий разъяренным могуществом драконьей воли и власти; Довакин перерождался в себя самого, в аспект Дова – кто мог бы сломить и бросить к своим ногам весь мир.

Он читал эти Слова, вырезанные Садовником в Апокрифе, они вливались в его память молитвой-восхвалением-эпитафией Мираака, не боявшегося бросить вызов всему Драконьему Культу. Древний Драконорожденный стоял сейчас рядом с ним, сотканный из гибких линий света, и сила возвращалась к нему – первозданной яростью.

Сила принадлежала ему, ему одному, по праву истинно высшего.

Он шагнул вперед, облаченный в золотой свет крепче дэйдрической стали и колдовских заклятий, и глаза его горели бессмертным золотом Ауриэля, и Время, и Пространство, и Мир, Где Ходит Смерть, подчинились ему: поскольку сейчас он Воплощал Дракона.

Любой склонился бы перед ним сейчас: смертные с человечьей ли, с мерской, со звериной кровью падали прежде к его ногам, и рассыпались в прах не ведающие страха порождения магии и науки. Драконы, дети Акатоша, склоняли перед ним головы и смиряли крылья, поскольку силой было даровано ему право власти.

Право, которое ни один не решался оспорить.

Рагот молча раскинул руки, позволяя потоку магии пробиться из ладоней и выгнуться дугой перед ним: незримой, но заставляющей пространство дрожать от напряжения энергии. Дух Древнего Драконорожденного вскинул сверкающую секиру, но лезвие, что могло бы сокрушить ударом лучший доспех, не смогло коснуться жреца. Эфемерный союзник был бессилен.

Но Довакин больше не чувствовал себя бессильным.

Он не знал, какими чарами окружил себя Рагот; не знал, что за магия хранит его, и почему он кажется сейчас одновременно существующим и несуществующим, будто центр Мундуса воплотился в нём. Он знал только, что властен сразиться с ним.

И властен выбрать: победить или проиграть.

И он выбрал.

Время текло вокруг стремительными потоками, расслаиваясь на множество Нирнов; Силгвир пробирался сквозь них, интуитивно выбирая направление. Рагот смотрел на него из десятков почти неотличимых миров, разделенных лишь мгновением; он уходил из одних временных линий в другие, и Силгвир едва мог различить их. Он шагал вслед за жрецом, проходя сквозь ткань Времени, но Рагот оставлял его позади, уходя то на полвдоха назад, то на удар сердца дальше. Силгвир видел теперь, где теряются его стрелы – в долях секунд, сквозь которые почти что небрежно скользил драконий жрец, и каким бы быстрым ни был стрелок, цель исчезала быстрее. Он не успевал за тем, кто бежал не по земле – по самому Времени.

Но здесь и сейчас, на протяжение всей Вечности, он Воплощал Дракона – и Дракон не признавал поражения.

Крик сконцентрировался в нём пульсирующей, ледяной на ощупь идеей-намерением, дыша холодом того-что-вне, того-что-слишком-близко-к-Ситису, и Силгвир лишь на долю мысли успел подивиться тому, как раньше этот Ту‘ум, вырезанный на камнях лабиринта песочных часов, казался ему столь неважным и незначительным по сравнению с Криком, способным обратить воздух в груди в драконье пламя. Ведь сам Морокеи стерег Слово Вечности – как он мог поверить, что сила этого Крика, этой Идеи настолько слаба?

Можно подарить себе скорость, которую не сможет дать даже старая магия зачарований. Можно обогнать удар противника и выпустить десяток стрел за время одного вдоха. Да, на это был способен Силгвир, лесной эльф-лучник, охотник на драконов.

Силгвир-Дракон мог остановить Время.

Он не увидел – ощутил, как замерли, подчинившись его воле, потоки движения и жизни, оставляя его единственным властелином продолжающего-существовать, и ощутил, как сковывает Рагота его же уловка. Силгвир шагнул к нему, поднимая лук и прилаживая стрелу, уже выравнивая временные линии для гладкого заключительного удара, но в светлых глазах жреца, оказавшихся неожиданно так близко, только сверкнула ярость – и смех.

– Diinaan Tiid hi gefaas kul do Atmora? – оскалился в усмешке Рагот, разрывая путы безвременья легко, словно истершиеся нити. Они вновь стояли на побережье, вновь – в едином времени, и Силгвир только усмехнулся ему в ответ, чувствуя, как нарастает сила Дракона внутри, предвещая пик могущества – прежде чем раствориться бесследно.

Он был готов встретить удар. Он был готов встретить смерть, если придётся – смерть в поединке, такую, что славят тысячелетиями. Так сражаются драконы.

Но Рагот не ударил, и Силгвир не посмел выстрелить – взгляд жреца ушёл вверх, к небу за его спиной, и в его глазах Довакин прочёл растерянность.

Неверие.

И, может быть, самую каплю…

– Rahgot, – пророкотал Голос, принесенный ветром; ветер хлестнул по лицу запоздало, взъяренный сильными крыльями. Силгвир полуобернулся, встречая верного союзника. – DovAhKiin.

Одавинг опустился на берег, взрыв влажный холодный песок мощными лапами. Длинные крючья на сгибе крыльев зарылись в землю, позволяя дракону выпрямиться, с интересом изогнув длинную шею.

– Rahgot, mid aar. Zin Moro Nir, – звучно произнес Одавинг. Голос пронесся по берегу неукротимой силой, но не несущей опасности – то было приветствие, и приветствием-эхом ответил ему Рагот:

– Zin Moro Nir, OdAhViing, faal In do Ven… thuri, – послушно откликнулся маг, но голос подвёл его, растаял изломанно в морском ветре. Несколько долгих ударов сердца он стоял неподвижно, глядя в глаза дракону, казалось, позабыв о смерти и воскрешении, о поединке и ловушке времени, и обо всём, что пришло за три Эры в Нирн.

Поскольку это всё было совершенно неважно.

Несущественно.

Невещественно.

А потом сделал несколько шагов вперёд, к недвижимой громаде Одавинга, и опустился на колени на мокрый песок.

Силгвир в смятении смотрел, как раздвигает крылья Одавинг, закрывая коленопреклоненного от пронизывающего ледяного ветра, и как запрокидывает голову последний драконий жрец в изорванных лохмотьях, счастливо смеясь, как ребенок, выдыхая вперемешку со смехом обрывочные возгласы на древнем языке. Рокочуще-низкий голос Одавинга отвечал ему, и Силгвир, давно потерявший в себе Воплощение Дракона, едва позволял себе дышать: мгновение было слишком хрупко, чтобы нарушить его бесцеремонным вторжением чужака.

Какое преступление он совершил, вытащив мёртвого Первой Эры в Четвёртую, преступив законы посмертия?

Кто он, охотник на драконов, в глазах древнего культиста, что предпочел яд поражению своей веры?

Folahzeinaan. Еретик, достойный лишь смерти.

Рагот поднялся с колен стремительным рывком, плавно отступая на несколько шагов назад перед драконом. Господин и служитель, воин и маг, он казался готовым к бою клинком – из ритуальных мечей, что обагряются кровью лишь в час славы или в час горя. Ветер отбросил назад его спутанные черные волосы, когда он развернулся лицом к Довакину.

– Ko morosehin Zu‘u nilziin faal folahzeinaan, OdAhViing! – Голос его зазвенел яростной радостью, и Силгвир ощутил, как стекается в смертное тело перед ним бессмертное могущество. Ему больше нечего было поставить против – разум, истощенный поединком Голоса, едва ли сумел бы воплотить Ту‘ум хотя бы вполсилы, а мощь драконьих душ почти покинула его после ритуала Нелота и сражения после.

– Geblaan! – повелительно рыкнул Одавинг, и Рагот ошеломленно замер, не окончив смертоносного магического плетения. Колдовство рассыпалось в его руках безобидными солнечными искрами. – Драконорожденный перед тобой доказал своё право на власть стократно. Я служу ему, как прежде служил Алдуину, которого он сразил в бою на просторах Совнгарда.