Текст книги "Огонь и сталь (СИ)"
Автор книги: Darr Vader
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)
Родруг, взревев, отшвырнул недоеденный козий окорок и кинулся на юного норда. Хацутель насилу его удержал. Орсимер жадно сопел и рычал, размахивая пудовыми кулачищами. Люпа визгливо захихикала и запустила в Мавеного сынка железной кружкой. Она угодила ему прямиком в лоб, острый край чаши рассек бровь. Темно–алая кровь струилась под грязные истеричные тирады северянина да пьяный гогот и смех разбойников. Тинтур единственная хранила напряженное молчание. Завернутая в шитый золотом плащ, отороченный лисьим мехом, сидящая близ жарко пылающего очага она почувствовала предательский холодок, пробежавший по ее спине. Хацутель первым заметил ее безмолвие и подошел к любовнице, положив руку ей на плечо. Девушка сжала его пальцы, золотисто-карие глаза эльфийки недобро сузились.
– Тихо, – холодно процедила Белое Крыло, но ее голос потонул в общем шквале воплей, – я сказала… ТИХО!
Тишина наступила так резко, будто кто–то разом заткнул глотки всей ее шайке. Родруг боязливо втянул голову в плечи, а Джэлех чуть слышно зашипела. Сибби Черный Вереск обессилено повис в руках Финнара и Тугала, протяжно скуля на одной ноте. Редгард дернул его за воротник, вынуждая поднять голову.
– Кто его сюда привел? – ярость, звеневшая в голосе Тинтур, заставила разбойников потупить взгляд. Особенно Храфна. Бретон думал, что разбойничью королеву такой ценный заложник обрадует. За него можно получить столько золота, сколько он весит! Мужчина решительно вздернул подбородок, выступая вперед, но одного взгляда на атаманшу оказалось достаточно, чтобы поперек глотки у него застрял колючий ком.
– Ну… я это… дык подумал, что за парня у мамки евоной можно выкуп будет запросить… а чего? – Храфн непримиримо скрестил руки на груди. – Не все ж нам караванами–то перебиваться. Мавен поди за парня, пусть и помятого, золотишка нам отвалит.
– Идиот, – глухой рык, родившийся в груди босмерки, заставил бретона схватиться на кинжал, знающего, что против клыков оборотня он ровно что прутик. – Какого Обливиона ты приволок его сюда?! Еще… еще и коня его возле входа в пещеру оставил!
– Но… – темные глаза разбойника бегали из стороны в сторону в поисках поддержки, но окружали его лишь злорадно–надменные рожи. Люпа уже вовсю жалась к Эрроту, трясла сиськами у него перед носом, а ведь давече утром обещала Храфну, что… мужчина злобно ощерился, сжимая кинжал, – с чегой–то я перед бабой ответ держать должон, а? Что, думаешь, раз прирезала Медведя, то все ты тут главная? Да хер тебе, – бретонец криво ухмыльнулся и положил руки на пояс. – Еще и остроухая! Мы тут все вольны да свободны, а коль не нравится так и… – договорить ему не дали – Подкова с размаху всадил ему в голову свой боевой топорик, широкое лезвие разрубило череп головореза чуть ли не пополам. Бетон захрипел и рухнул на пол, заливая тростник кровью. Орк, хрюкнув, вытащил топор из тела бывшего товарища, стряхивая с него черную в пляшущем свете факелов кровь Храфна и выжидающе уставился на Тинтур. Девушка устало откинулась на спинку своего «трона», слегка наклонив голову на бок, позволяя Хацутелю играть с ее волосами.
– Так… с цветочком что делать будем мы, а? – ободранный и поеденный блохами хвост Джэлех беспокойно метался из стороны в сторону. Тинтур поджала губы.
– Напоите его чем–нибудь и оставьте возле имперского лагеря. Не по нашим зубам орешек, не золота, а смерть в кошеле Мавен нам за сына принесет. Пусть солдаты вернут его в Рифтен…
***
Разве ее вина, что имперцы не признали в избитом и грязном, бормочущем невесть что оборвыше члена семьи Черный Вереск? Пусть утыканное стрелами тело Сибби и принесло ее ребятам немного славы, но она того не стоила. Если бы не пыжившиеся от гордости солдатики не принялись упражняться в меткости на тушке Сибби, кто знает, может шайка Белого Крыла по–прежнему бы грабила торговые караваны.
Парочка кроликов, фазан да горный козел, Йаффэ ведает как спустившийся в леса, составляли добычу Тинтур за сегодняшнее утро. Поставлять трактирщику да лавочникам дичь дело не хитрое, пусть и не очень прибыльное, но на ночлег эльфийка с легкостью зарабатывала. После сцены в «Смеющейся крысе», устроенной Вилкасом, на нее все еще косо поглядывали, ехидные шепотки преследовали девушку по всему городу. И что только Соратник нашел в ней? Малявка–эльф! Радовалась бы, что такой парень на нее смотрит, а она нос задирает! Белое Крыло фыркнула себе под нос, проходя мимо суровых стражников Солитьюда, буравящих ее тяжелыми взглядами сквозь узкие прорези забрал. Интересно, писала ли Мавен ярлам других городов? Если да, то Белое Крыло наверняка бы уже схватили. Пусть она и назвалась другим именем, некоторые могут узнать ее. По изуродованным ушам.
– С утром добрым, – зевнул Корпул, ероша свои и без того спутанные рыжие волосы. – С чем сегодня пожаловала?
Девушка молча положила дичь перед ним на прилавок. Виний одобрительно прищелкнул языком, ощупывая кроличьи тушки.
– Жирненькие… свежатинка! Давай, все возьму. Сколько их?
– Сегодня не много, – Тинтур поправила лук за спиной, мысленно прикидывая, стоит ли попробовать наняться в Восточную Имперскую Компанию. Охотой много не заработаешь… трактирщик протянул ей мешочек со звонкими септимами, лукаво блестя глазами. Босмерка почувствовала слабый укол беспокойства, но приняла монеты из рук имперца.
– Парень твой заходил, – вкрадчиво начал он, – все бегал, спрашивал о тебе. Я его в доки отправил, так что имей в виду…
Белое Крыло невольно повела носом, пытаясь уловить запах Вилкаса. Что ему надо? Вновь видеть норда эльфийка желанием не горела, их прошлой беседы хватило ей на жизнь вперед. Хотя… если вспомнить… это не первый их разговор, после которого босмерка и северянин разбегались по углам зализывать раны и перебирать мнимые и реальные обиды, нанесенные друг другу.
***
Обычно после ссор с Вилкасом она уходила в лес. Рано утром, пока стража не сменила караул, и солнце не скрыло бледные лики лун с неба Скайрима. Но не сегодня. Эйла, Рия, Ньяда и хмурый, не выспавшийся Фаркас подстерегли ее у ворот Вайтрана. Оборотень заступил эльфийке дорогу и скрестил руки в латных перчатках на груди.
– Ты… ты зачем это делаешь? – сурово пробасил он, борясь с зевотой. Тинтур вопросительно приподняла брови.
– Да брось ты, – Рия зябко поежилась в прохладном утреннем воздухе. Рана горизонта на востоке только открылась, тонкая алая полоса дрожала в холодном мареве северного ветра. – Что вы опять с Вилкасом не поделили? Мы его вчера еле его успокоили. Думали, он весь Вайтран с землей сравняет.
– Ага, а потом весь наш мед черновересковый выжрал братец, – буркнул Фаркас, протирая глаза. – Он же к тебе честно. То есть с сердцем и душой… а ты…
– Кончай парню голову морочить! – Ньяда рявкнула так громко, что стражник, дремлющий на сторожевой вышке, проснулся и едва не сорвался вниз. – Объяснись уже с ним! Дура–девка… он вчера все утро тебе этот горноцвет собирал, а ты букет ему в рожу швырнула!..
– Я ничего не швыряла, – тихо возразила Белое Крыло, – лишь сказала, что убитые им растения – не лучший подарок.
– Ты Вилкасу нравишься, – Фаркас глядел на нее умоляюще, – правда, нравишься.
– А он мне нет, – босмерка протиснулась между Соратников, – и ему об этом прекрасно известно.
***
Вот уж не думала она, что Вилкас так быстро остынет… хотя, скорее всего, это его был брат. Фаркас, немного ревнующий, в кровной обиде за близнеца. Как это так, мелкая остроухая, а Вилкасом пренебрегает! Вот то ли дело Изольда, хороша же девка, при братьях всегда краснеет и хихикает. На праздник Молитвы севернным ветрам Вилкас даже обнимался с ней за «Кобылой». Но дальше поцелуев у них дело не пошло, хоть Изольда потом шепталась с Карлоттой и Адрианной, мол, что и свадьба скоро. Тинтур горестно вздохнула. А жаль. Может быть, тогда Соратник, наконец, оставил бы ее в покое.
Девушка заняла столик в углу полупустого в столь ранний час зала с глиняной тарелкой, полной копченых ребрышек, и бутылкой меда, затылком ощущая тяжелый злобный взгляд. Их трое. Бутылка кислого вина, черствого каравая да миска остывшего каравая, к которому даже не притронулись. Заказали самую дешевую еду, но на всех троих очень неплохая стальная броня. И мечи. Серебряные мечи. Эльфийка задумчиво глотнула меду. С каких пор отребье из Серебряной руки могут позволить себе такие доспехи и оружие? Клинки лучатся, солнечный свет и отблески свечей играют на бритвенно–острых лезвиях, которые даже не потрудись убрать в ножны. Как они отличаются от тех тупых щербатых лезвий из старого почерневшего серебра. Белое Крыло разломила краюху хлеба пополам, мысленно прикидывая, где же она может затаиться. Затеряться среди прислуги Синего замка или же навестить Виармо в Коллегии бардов? Уж туда–то охотники за головами вряд ли посмеют сунуться. Звук отодвигаемых стульев заставил босмерку вздрогнуть – наемники поднялись на ноги, двое из них направились к выходу, а третий – к Лизетте. Довольно высокий, кряжистый, с мощной шеей и челюстью, он широко улыбнулся девушке.
– Не споешь ли, красавица? – он подкинул на ладони лукаво сверкнувший золотом септим. – «Рагнара Рыжего», скажем.
– Кровавая песня, – пальцы бретонки пробежались по струнам лютни, сорвав с них нежный звенящий звук.
– Да, нам такую и надо, – его игривый тон был явно отравлен горечью затаенной угрозы. Тинтур сломала свиное ребрышко и принялась увлеченно высасывать из него костный мозг. Словно не уловила его прозрачного намека. Но на крохотный осколок мгновения золотистые глаза Белого Крыла встретились с синими глазами наемника. Всего на секунду, но и ее было достаточно, чтобы понять, что один из них умрет от руки другого.
Толпа стражников с деревянными щитами, на которых красуется волчья голова на алом поле, ввалились в «Смеющеюся крысу» грубо и шумно, как и полагает представителям закона. Распевающаяся, Лизетта резко замолчала, оборвав высокую ноту, наемник по–крысиному юркнул в холл таверны, а Корпул Виний расплылся в широкой скалозубой улыбке. Тинтур почувствовала, что сердце обрывается и летит куда–то в пропасть, минуя все планы Обливиона, когда стражники двинулись к ней.
– Ты, эльфийка! Тебя желает видеть Деметра, тан града Солитьюда и придворная дама ярла Элисиф Прекрасной. И не советую заставлять ее ждать.
========== FODiiZ TIID (Седина времен) ==========
Ящеренок что–то тихо лопотал, лежа на коленях эльфийки, размахивал когтистыми лапками. Поймав собственный хвост, он принялся увлеченно его кусать, озорно зыркая глазками–бусинками на Тинтур. Белое Крыло, растроганно улыбаясь, почесала бледный чешуйчатый животик, заставив аргонианчика счастливо запищать.
– Но я все же не понимаю, – босмерка подняла на магессу спокойные янтарно–карие глаза, – причем здесь я?
– Она еще и спрашивает! – Деметра возмущенно рассмеялась, всплеснув руками. – Подумать только! Кто его с корабля прихватил?! Вернее, не его, а яйцо… сумку с ним!
– И что же, теперь спихивать на меня ребенка? – Белое Крыло покачала головой. – Боюсь, я не та, кто бы мог заняться воспитанием детей. Ты же у нас, легенда, героиня Скайрима. Вот, пожалуйста, у тебя отличная возможность приобрести славу и милость Стендарра в придачу – приютить этого малыша.
Довакин в ответ строптиво фыркнула. Делать ей больше нечего – ящериц разводить! Будто других забот у нее мало! Остроухая что думает, будто если у бретонки есть придурковатый шут, то ей и только что вылупившийся аргонианин лишним не будет? Нет уж, увольте! Блондинка упрямо тряхнула волосами и скрестила руки на груди.
– Мне славы итак достаточно! А что касается детей… ну, не люблю я их. Особенно… таких.
– Как тебе не стыдно, ты же будущая мать, – хмыкнула Тинтур, снисходительно усмехаясь. Ящеренок пытался вскарабкаться ей на плечи, заинтересовавшись костяными и медными серьгами эльфийки. Босмерка бережно перехватила загребущие лапки малыша. – Ну, не хулигань!
Ящерка шипяще захихикала, выворачиваясь из ее рук. Онмунд, доселе просто наблюдавший, решительно поднялся на ноги.
– В самом деле, Деметра, ты слишком уж… придираешься.
– Да правда что! Я, верхом на Тенегриве, с заклинанием молнии в одной руке и ребенком – в другой, несусь на Алдуина! Уж не ты ли его растить собрался, муженек? Забросишь свои опыты и исследования ради этого хвостатого выблядка?! – ее голос звенел от ярости, гнева и глухой обиды. Она не велела слугам выкинуть этого тваренка в окно, хотя могла бы, и никто ей и слова не сказал! Не приказывала отнести его в порт и продать! Нет, она честно пытается найти ему дом, приют, и что же в итоге?! Обвинения, упреки да насмешки! – Нам некуда его девать. А ты… – вампирша сладко улыбнулась, хлопая ресницами, – смотри, ты ему уже нравишься.
– У меня нет ни дома, ни работы, – босмерка сняла с запястья браслет из янтарных и костяных бусинок и отдала малышу на растерзание, – я разыскиваюсь по всему Рифту. И ты все же полагаешь, что я – самый подходящий кандидат на роль его матери?
– Но… ты же из Соратников!
– Уже нет. Меня… я ушла, – Тинтур опустила глаза. Острые черты ее смуглого лица даже не дрогнули, но взгляд изменился. За короткое мгновение в темно–золотистых глазах мелькнул такой калейдоскоп чувств, столь тесно сплетенных, что и не разобрать. Ехидный оскал сощурил серебристые глаза Деметры, хитро искрящиеся.
– Выгнали, значит, тебя, да? Хотя чего удивляться… Соратники же – гильдия прославленных воинов, на что им беглая разбойница?
– На то же, на что и магам вампир в Коллегии? – Белое Крыло бесстрашно встретила вспыхнувший гневом взгляд Довакин. Посвященные Темного Братства, благоговейно робеющие перед Слышащей, бледнели и становились ниже ростом, стоило бретонке так взглянуть на них, Назир начинал что–то чуть слышно бормотать, а Цицерон тут же убегал к саркофагу Матери Ночи жаловаться на «мерзкую, нехорошую Слышащую». А остроухой хоть бы хны! Каменная она, что ли? Драконорожденная скрестила руки на груди и чуть слышно зашипела, обнажив клыки, на что Тинтур приподняла верхнюю губу в злобном оскале, в груди босмерки клокотало утробное рычание. Онмунд тихонько сидел у очага, делая вид, что увлечен «Пирогом и бриллиантом», но в уме прикидывал, успеет ли он вырвать ребенка из рук леснушки прежде, чем она кинется на его жену. Воздух в покоях звенел от напряжения, томительного, мучительного ожидания. Затишье перед бурей. Маг бы не раздумывая кинулся бы на защиту супруги, но может задеть шальным заклинанием Деметру или ящерку, а бретонка, ослепленная яростью, без труда порвет случайно подвернувшегося под руку северянина. Не было и нет страха у него перед женой, но вновь оценить остроту ее клыков колдуна вовсе не прельщало. Блондинка выгнула спину, тонкие пальцы чуть подрагивали, перебирая тонкие нити магии. Эльфка посадила ящеренка на скамью и повела плечами. И беглая разбойница, и тан Солитьюда явно настраивались на драку.
– Милостивая Кин, укрой крылом своим мягким, спаси от бед да невзгод, отведи лихо… – норд облизнул пересохшие губы, мягким скользящим шагом приближаясь к жене. Малыш, увлеченно грызущий браслет разбойницы, недоуменно уставился на колдуна. Деметра, мгновение назад недвижимая, словно статуя, вдруг сделала шаг. Крошечный, всколыхнувший всю спертую волнением тишину комнаты. Сверля Тинтур холодным взглядом, магесса тряхнула светлыми волосами, заплетенными во множество косичек и уложенными в сложную прическу, коснулась висящего на шее амулета Мары.
– Следи за языком, псина, – отчеканила она, – одно мое слово – и ты будешь болтаться в петле.
– Одно твое слово – и я вышвырну тебя на улицу, прямо на солнце, – рядом магичкой, одетой в бархатное, украшенное шитьем платье, босмерка в вареной коже, кольчуге и темно–зеленом льне кажется совсем уж дикаркой. Хотя такие они и есть, эти лесные эльфы! Каннибалы проклятущие! Онмунд скривился, брезгливо передернув плечами, но тут же напрягся, заметив, что Довакин шагнула к разбойнице.
***
Запахи крови и паленой шерсти вились в комнате, царапая нюх юной каджитки. Она чуть слышно фыркнула, шевельнув усами, и глухо зашипела, когда нагретая стальная игла впилась в ее острое ушко. Кончик хвоста сутай–рат мел по полу, когтистые пальцы нервно теребили тонкий кожаный поясок. Серо-зеленые глаза, тускло мерцающие в полумраке горницы, жадно следили за каждой эмоцией, отражавшейся на аккуратной милой мордочке. Асэт’ар плотно набил трубку табаком, на мгновение встретившись взглядом со встревоженной женой. У Шамси заметно дрожали руки, бледно–голубые глаза полны тревоги. Каджит сурово сдвинул брови, раздраженно запыхтев трубкой, раскуривая. Сизый дымок, лениво извиваясь, поплыл к потолку.
– Асэт’ар рад видеть, что его дочь выросла, – серебро его густой шерсти изрядно разбавлено сединой, пальцы уже не такие ловкие как раньше, а холодными утрами невыносимо ломит хвост и колени, но Азурах не отказала ему в своей милости, дала увидеть ему день совершеннолетия его младшего котенка. Дочка нетерпеливо ерзала на стуле, возбужденно облизываясь. Ушки ее слегка поникли под тяжестью золотых серег, но скоро она привыкнет. Уже не его девочка, не его котеночек, страшащийся грозы и лошадей, а взрослая кошка. Да осенит Хирнати путь ее жизни… каджитка осторожно коснулась проколотых ушей.
– Ты просто красавица, – нежно промурлыкала Шамси, потираясь носом о макушку дочери. Та в ответ независимо тряхнула головой и захихикала, услышав, как тонко, насмешливо звякнули серьги.
– За ушами следи теперь, дочь, – Асэт’ар стукнул по полу деревяшкой вместо правой ноги. – Золото ярче солнца эльсвейрского сияет. Я – то знаю.
– Знает, – эхом повторила Шамси, украдкой вытирая глаза краем передника.
– Спасибо… – речь дочки северная, грубая и резкая, чуть смягченная бархатистыми нотками, а глаза цвета скайримского неба утром, материнские, лучатся радостью, пока еще совсем детской, свежей как первые белые пески. Каджит с трудом поднялся на ноги и поковылял к девушке. Рукой, лишенной трех пальцев, он погладил дочь по щеке.
– Жаль, не видеть мне внуков… но в холодных песках ты греешь старика, рубин моей души, – сипло выдохнул вор. Но, ослепленная церемонией совершеннолетия, Дхан’ларасс не услышала его. Она прильнула к груди отца, громко урча.
***
Воровка тяжело вздохнула, поглаживая свой округлившийся живот, зреющий, постепенно наливающийся жизнью. Мать говорила ей, что каджитки снимают свои первые серьги, когда выходят замуж – новые украшения ей преподносит семья жениха. Шамси с гордостью демонстрировала дочери, тогда еще котенку, серебряные кольца с бирюзой, под цвет ее глаз. Ларасс тихо всхлипнула, вспомнив о Карджо. Он ей драгоценностей не подарит и в дом свой как жену не приведет… вернется в жаркие пески Эльсвейра, не вспомнит даже о ней и не узнает о своих котятах… сутай–рат плотнее завернулась в шкуры. Даэдра с ним, с этим дранным караванщиком, рассадником блох! Она сама воспитает своих детей. Рожденные воровкой, выросшие среди воров, они приведут Гильдию к небывалой славе, продолжат дело своей матери. Мгновенно повеселевшая Дхан’ларасс, мурлыча себе под нос колыбельную, прижала ладони к животу. Еще четыре-пять месяцев, и она возьмет своего сына или дочь на руки… такого маленького, нежного, хрупкого, слепого и беспомощного. Щемящая нежность теплой, словно лучи весеннего солнца, волной разлилась в груди каджитки. Если родится кошечка, то она передаст эти серьги ей. Это память, их носили и ее мать, и бабка, и прабабка… пусть хоть что–то будет напоминать малышке о ее жаркой родине. Интересно, она так же будет волноваться, прокалывая ей ушки, как и ее матушка? Глаза Соловья обожгли невольные слезы. Шамси отошла в царство Аркея четыре зимы назад, вслед за мужем, которого унесла каменная подагра. Пережила Асэт’ара всего на неделю… а если сама Дхан’ларасс не переживет родов?! Что будет с ее котенком? Страхи, волнения скатывались и росли, будто снежный ком, давили на плечи сутай–рат свинцовой тяжестью. Она свернулась клубочком на перине, новой, не менее мягкой, чем та из Сиродила, и шмыгнула носом. Слезы, раскаленные, горькие, хлынули из льдисто–голубых глаз, из груди рвались рыдания. Ларасс спрятала лицо в подушках, сжимая в руках покрывало, чувствуя как отчаяние смыкается вокруг нее стальными прутьями клетки.
– Эй, детка, – голос Бриньольфа доносился будто издалека, – слушай, тут у нас… – мужчина осекся, заметив, что шеф рыдает в три ручья. – Киска, что такое? Ты же всю «Флягу» так затопишь!
Каджитка в ответ лишь сильнее заплакала. Плечи ее тряслись, хвост чуть подрагивал, уши поникли. Норд запустил руку в свои рыжие волосы. Обливион подери, и что ему делать? Успокаивать брюхатого гильдмастера или тихонечко слинять, предоставив Тонилле и Векс успокаивать кошечку? Если боссу покажется, что северянин позволяет себе слишком много, то легко выцарапает ему глаза… или еще что похуже! Изменчивая и обманчиво–мягкая как вода, такая же опасная… Бриньольф присел на краешек кровати, коснулся плеча каджитки. Плач прекратился. Всего на мгновение. Потом грянул с новой силой как шторм.
– Детка… ну, детка, перестань. Ты чего? Ты же беременна, тебе нельзя расстраиваться, – соловей неловко обнял Ларасс. Напряженный, натянутый как тетива лука, готовый в любой момент отскочить. Воровка жалобно всхлипнула, прижимаясь к нему. Гильдейский камзол уже стал ей тесен, поэтому кроме широкой шелковой рубашки, которая задралась, обнажая бедра, на ней ничего не было. Бриньольф отвел взгляд, поглаживая сутай–рат по спине. Беременность гильдмастера прямо–таки взбудоражила Гильдию. Точнее, ее мужскую часть. Тринн, Рун, Випир… да вся их братия взбеленилась, что первый вор Скайрима ушел в декрет. Ну, право же, не будет же киска на дело ходить с брюхом, размером с храм Мары?! Потом пока еще выходит котят… задница Мефалы, они воры, а не няньки! Они–то с мамашей едва справляются, а тут еще и пополнение планируется!
***
– Это безумие! Безумие! – надрывно вопил Нируин. – И о чем она только думала?!
– Уж точно не о Гильдии, – буркнул Синрик, угрюмо уставившись в свою кружку. Гартар согласно закивал, разламывая руками тушку печеной курицы. – Мы только–только на ноги встали! Только на лад дела пошли, а наш шеф на радостях волокет в подоле чьих–то ублюдков.
– Не чьих–то, а каджитского караванщика, – важно вставил Векел. – Видал я его возле Рифтена, среди наемников Акари. Важный такой котяра. Может, стоит бока ему намять, чтобы неповадно было нашу Ларасс брюхатить? Ишь, взял в привычку наведываться к ней! Рожей не вышел, каджитская морда!
– Я могу с ним поговорить, – Могильщик угрожающе хрустнул суставами рук. – Давненько я хвостов никому не накручивал! – и вышибала оглушительно захохотал, размахивая кружкой, полной меда. Воры ответили ему веселым смехом, торопясь запить заявление Могильщика вином или медом. Ну, Ларасс, ну, удружила! Вот так всегда, когда бабам власть в руки дается! Бриньольф предпочитал отмалчиваться, но в душе был согласен с напарниками. Ладно бы она залетела потом, когда все уладится, никто бы и слова не сказал, но сейчас… не вовремя, даэдра ее подери! Но зато скумой баловаться перестанет… и через полгода помимо взбалмошной сутай–рат на их шее будут сидеть еще пара–троек котят.
– Детям здесь не место, – тихо произнес Делвин, – однако вы же не думаете, что шеф так легко откажется?..
– А кто ее спрашивать будет? – самодовольно бросил Этьен. – Подмешать ей зелья в еду – дело–то не хитрое.
– А если она узнает? – Рун, уже немного остывший, пошел на попятный. – Лично я не дам за тебя и ломаного септима, коль босс проведает, что ты ее настойкой напоил.
– Ну чего? Что сразу я–то? – Рарнис замялся, принялся крошить хлеб, нервно отщипывая маленькие кусочки от мякиша. – Вы ж сами говорили, мол это… ну, негоже, не нужны тут мелкие…
– Говорили! И сделаем! – Могильщик ударил кулаком по столу, заставив стоящую на нем посуду подпрыгнуть. – Ну, я говорю об кошаке этом. По усам точно получит, вот!
– Гильдия еще слаба, может не выдержать столь… юных воров, – Векел Воин вздохнул. – Надо будет наведаться в «Эликсиры», купить кое–что…
– Только попробуй, и я прирежу тебя во сне, – мрачно пообещала Тонилла. Темные глаза редгардки недобро сверкнули. – Это всех касается, ясно?
– Детка, ты чего? – Бриньольф непринужденно рассмеялся, стараясь разрядить обстановку. Но воровка продолжала поигрывать кинжалом, вошедшие в таверну Векс и Сапфир столь же непримиримо взирали на согильдийцев.
– Если кто–нибудь из вас, скотов, вздумает повредить Ларасс или ее нерожденному дитя, тот очень сильно пожалеет.
– Вам легко говорить, – истерично взвизгнул Нируин. Босмер вскочил на ноги, меряя шагами таверну, – а нам-то как быть?!
– Тебе можно убрать свою тощую задницу в Солитьюд и попытаться открыть дом потрахушек там, – отрезала Векс, тряхнув серебристыми кудрями. – И все вы закроете свои поганые рты, наконец начнете работать и скажете Ларасс, что рады за нее и с нетерпением ждете рождения воровского принца или принцессы, ясно? – воры напряженно молчали, переглядываясь. Имперка повысила голос. – Я спрашиваю, ясно?
– Но тому каджиту я все равно ребра пересчитаю, – проворчал Могильщик, глядя на мутные воды, плещущиеся у каменных ступеней «Буйной фляги».
***
– Есть хочу, – печально мяукнула Ларасс, опаляя шею Бриньольфа горячим дыханием и щекоча кожу усами. Цепкие лапки кошечки обвили его талию, головка лежала на плече вора. Густые ресницы слиплись от слез, холодные голубые глаза покраснели, она все еще вздрагивала от затихающих рыданий. Вор, окончательно расслабившись и потеряв бдительность, провел кончиками пальцев по уху сутай–рат, повторяя его контуры, играя золотой прохладой серег.
– Попрошу Векела что–нибудь организовать, – улыбнулся он, чуть прищурив синие глаза. Каджитка вильнула хвостом.
– Хочу устриц! – заявила гильдмастер, выворачиваясь из объятий соловья. Норд с сожалением разжал руки. – И яблочного пирога! И вина с пряностями! Или нет!.. меда черноверескового!
– Все будет, детка, – северянин игриво подмигнул, хитро ухмыляясь, – компанию тебе составить или в одиночестве чревоугодничать будешь?
– Да… то есть нет! Приходи, расскажешь мне, как у нас идут дела.
– Что, детка, неужели вы с Векс и Сапфир не сплетничаете? – вор игриво поглаживал тонкую щиколотку воровки. Здесь шерстка совсем короткая, мягкая, очевидно, вытершаяся сапогами да краем шосс. Ладонь соловья медленно поползла вверх. Его ласки лишь развесили каджитку. Она, захихикав, легонько царапнула его по щеке и одернула рубашку.
– Вот именно, что сплетничаем. А я хочу поговорить о деле, – уже сухие глаза Ларасс смотрели на Бриньольфа, как обычно, насмешливо и с крохотной долей превосходства. – И, кстати… передай Нируину, что если я еще хоть раз услышу, что он таскает в Цистерну гулящих девок, надеру ему уши… по–эльсвейрски.
– Обязательно, – хмыкнул вор. Когда отец или мамка таскают тебя за уши это еще куда ни шло, а когда коготки гильдмастера, острые и изогнутые словно скимитары, впиваются в тело, а после того, как она в кровь раздерет уши, еще и полощет тебя лицом в смрадных водах канализации… а если она еще и узнает, что в распоряжении босмера с недавних пор имеется совсем юная каджитка Бахати. Очаровательная кошечка с песочно–золотистой шерсткой, тихая, скромная и забитая. Соловей делал вид, что не ведает о бедняжке, но для себя уже решил, что не позволит остроухому мерзавцу превратить ее в шлюху. Он-то видел, как ловко она отпирает сундук эльфа, пока тот не видит. Заодно, будет кому понянчить котят Ларасс. Мужчина повернулся к сутай-рат, намереваясь сказать что–то еще, но Дхан’ларасс уже забыла о нем. Безмятежно обмахиваясь хвостом, она листала какую–то старую потрепанную книжицу, едва слышно мурлыкая. Бриньольф отрывисто вздохнул и покинул покои босса.
В «Буйной фляге» царило лихорадочное оживление. Могильщик рычал раненым медведем, прижимая к лицу окровавленную тряпицу, и пытался оттолкнуть удерживающего его Тринна. Делвин, пользуясь моментом, пытался приобнять Векс, за что получил локтем имперки по носу. Бриньольф протиснулся мимо Гатара и Руна.
– Какого Обливиона вы тут творите, крысиные выблядки?! – прорычал вор. – у вас что, память поотшибало? Боссу волноваться нельзя, а вы тут устраиваете кошачьи свадьбы!
– Свадьбы? Ну, нет, я пока хомутаться не собираюсь, – хохотнул высокий мускулистый каджит, поворачиваясь к соловью. Серо–зеленый глаз лукаво искрился, второй закрывала кожаная нашлепка, морду пересекает грубый шрам и множество мелких рубцов красуются на темно–коричневой шкуре. В простой изрядно потрепанной сыромятной броне, но в ушах поблескивают золотые тяжелые серьги с рубинами, а на шее – толстая золотая цепь. Каджит нагло вильнул пушистым хвостом и плюхнулся на стул, озорно подмигивая Векс. Блондинка в ответ негодующе фыркнула, отворачиваясь.
– Ты кто, даэдра подери, такой?! – выпалил Випир, надвигаясь на каджита. Тот широко зевнул, подкидывая на ладони изящный браслет, вырезанный из малахита–розовая ветвь, опоясывающая запястье, с позолоченными бутонами.
– Камо’ри имя мое, – он оскалился, сморщив нос и обнажив клыки, – и я пришел к своей сестре.
========== ZUL QETHSEGOL (Глас камней) ==========
Тенегрив давно перестал чувствовать вес его седоков. Конь, рожденный самой Пустотой, мог с легкостью преодолевать любые расстояния, мчась во весь опор, без перерыва на отдых и еду, но… с какой стати он должен везти на себе не только Слышащую, но и какого–то плюгавого малого, воняющего чем-то гнилым и острым? Жеребца раздражало, как этот маг, путаясь в полах своей робы, неуклюже взбирается в седло, рвет коню губы уздой, бесконечно дергая за ремни… Тенегрива словно сама Боэтия подбивает сбросить этого человека и как следует прогарцевать на его тощей спине! Норда спасает лишь присутствие рядом Слышащей. Жеребец потянулся мордой к девушке, и она отрешенно погладила его по лбу. Конь жадно втянул ноздрями воздух. У Слышащей всегда припрятано для него яблоко или морковка… он слегка прихватил зубами край широкого рукава одеяния бретонки, но магесса нетерпеливо тряхнула рукой.
– Не сейчас, – раздраженно буркнула она, заставив Тенегрива обиженно всхрапнуть. Мало того, что по ее милости жеребцу Темного Братства пришлось простаивать добрый месяц в душных конюшнях Солитьюда, где каждый второй так и норовил то погладить, то потрогать «такую красивую лошадку», а дважды его еще и украсть пытались! И вместо заслуженной ласки он получает небрежные кивки да отмашки?! Тенегрив, скрипя зубами, повернулся к Слышащей крупом, горделиво взмахивая пышным хвостом. Сорвав цветочек горноцвета, жеребец принялся увлеченно его пережевывать, совершенно не чувствуя пресно–сладковатого вкуса от обиды. Слышащая виновато потрепала его по боку.
