Текст книги "Огонь и сталь (СИ)"

Автор книги: Darr Vader

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Юноша ощутил, как сердце пропустило удар и рухнуло камнем вниз. Он бездумно коснулся следов укуса на шее, которые оставили клыки Ирмагард. Ужасная догадка и ласковая улыбка Эсташа смыкались вокруг северянина ледяными неумолимыми объятиями стальных челюстей капкана.

– Снадобье облегчит твои муки. Не надолго, но все же. Не страшись, Онмунд, мы не станем морить тебя голодом. Скоро я пришлю к тебе Матильду. А потом… клан Гранвирир вернет себе былую славу и мощь.

========== Du’uL GRAVuuN (Корона осени) ==========

Высунув кончик раздвоенного языка, Лис старательно подметала пол, орудуя метлой вдвое больше ее. Мерцер привык видеть девочку опрятно и нарядно одетой, но сейчас ящерка была в совершенно простеньком льняном платьице и переднике. Хозяйка таверны Кирава посматривала на малютку с подозрением, но Тален-Джей улыбался и одобрительно качал головой. Когда Лис запнулась о половик и шлепнулась на пол, аргонианин поспешил к ней.

– Ты ж-же больш-шая девоч-чка, не будеш-шь плакать, верно? – ласково прошипел он, поглаживая девочку по голове. Лис только моргнула и шмыгнула носом, но тут заметила бретона, сидящего в углу с кружкой дымящегося сидра. Радостно запищав, она бросила метлу и побежала к нему, раскинув чешуйчатые ручки, но Тален-Джей успел перехватить ее и взял на руки. Ящерка разразилась тонким жалобным плачем, принялась извивать я его руках, тянулась к колдуну, громко хныча. Кирава выскочила из-за прилавка.

– Прос-стите, с-сударь, – извиняясь, аргонианка поклонилась и приняла рыдающую малютку из рук жениха. В ало-оранжевых глазах женщины Мерцер успел заметь промелькнувшие искорки раздражения. – Она у нас-с недавно и ещ-ще оч-чень мала. Я уведу ее, ч-что бы она не меш-шала.

– Она не помешает, – отрезал маг, – и перестаньте душить ребенка, тише плакать от этого она не перестанет.

Кирава оскорблено фыркнула, но не решилась спорить с богатым постояльцем. Раз нравится ему, что девчонка рядом ошивается, то пускай. Пусть только не жалуется потом, что вся его одежда в пятнах и чешуе. Лис, очутившись на полу, спешно заковыляла к бретону, обхватила его колено и судорожно всхлипнула. Мужчина посадил ящерку себе на колени, малютка уткнулась мордочкой в складки его плаща.

– Соскучилась, маленькая, – печально улыбнулся колдун, прижимая девочку к себе. Посетители «Пчелы и жала» смотрели на него с недоумением. Наверное, видят в нем богатого, зажравшегося чудака, которому заняться больше нечем, только как водиться с малолетними аргонианками. Мерцера мало волновало мнение местных нордов, которые слаще редьки в месяцы мороза ничего не ели. Сейчас его больше беспокоила Лис, доверчиво прильнувшая к его груди. Несчастное дитя, надеется, что вернется Деметра и заберет ее. Сначала он поддержал дочь. Где это видано, что бы потомственная магесса воспитывала аргонианского ребенка как своего. Но сейчас, обнимая дрожащую малышку, которая глотала слезы, он понимал, что Довакин поступает довольно жестоко. Пусть и движут ею благие намерения, пусть Лис будет лучше расти среди своих сородичей, но девочка успела привязаться к Деметре слишком сильно.

***

Он и не ждал, что жена выбежит его встречать, но все же надеялся, что Елентия немного успокоится. Но то, что после столь долгого расставания она продолжает упорствовать, да еще все-таки нагуляла эту девчонку, гнев поднимался в его груди словно змея, завороженная музыкой факира. Соскочив с коня, Мерцер швырнул подбежавшему слуге поводья и стремительно направился в дом. Сквозь распахнутое окно маг слышал смех и тонкие переливы лютни. Серые глаза юноши потемнели от гнева. Что ж, пока мужа в отлучке по делам Анвила, Елентия во всю развлекается! Очаровательно, Обливион ее подери! Едва не сбив с ног дворецкого, колдун ворвался в дом и сам чуть не распластался на полу рядом с пожилым прислужником – яркий небольшой мячик, весело подпрыгивая, выкатился под шаги бретона. Глухо выругавшись, Мерцер схватился за косяк, пытаясь удержать равновесия.

– Плохое слово, – хихикнул кто-то рядом, – мама не велит так говорить.

Юноша резко повернулся. Кажется, разлюбезная женушка выпустила своего ублюдка погулять. Черные от ярости, обиды и ревности глаза мага вспыхнули серебристым пламенем презрения.

– Играть в мяч? – крошечная девчушка схватила игрушку и, обратив на Мерцера любопытный искристо-серый взгляд, лукаво улыбнулась. Сердце колдуна, только что захлебывающееся бешеным разъяренным ритмом, вдруг пропустило удар. Малышка продолжала тянуть к нему ручки, от улыбки на ее щечках появились ямочки, а бледно-золотистые волосенки перехватывала нежно-розовая лента. Видя, что маг никак не хочет с ней поиграть, девочка обиженно надулась и посеменила назад в комнату. Бретон, еще не до конца оправившись от потрясения, направился вслед за ней.

Елентия, кажется, стала еще красивее за год его отсутствия. Медно-рыжие волосы красиво переливались, раскинувшись по плечам девушки, сапфирово-синие глаза лучились счастьем, а на нежно-розовых устах блуждала загадочная улыбка. Смеясь, она подхватила дочку на руки и звонко расцеловала.

– Принцесса, кто там пришел? – проворковала она, не замечая стоящего в тени Мерцера. Он безмолвно наблюдал, как жена обнимает его дочь. Его дочь! Только слепой мог не заметить сходства малютки с бретоном! Болван… Боги, какой же он болван! Юноша шагнул к Елентии и с болью увидел, как на ее сияющее лицо набегает тень. Она крепче прижала девочку к себе, словно пытаясь защитить. Мерцер слабо улыбнулся, шаг за шагом приближаясь к жене.

– Ну, кто тут у нас? – ничего лучшего ему в голову не пришло, мрачно подумалось магу, но малышка захихикала и стеснительно зарылась лицом в волосы матери. Колдун коснулся руки дочери, и она тут же схватила его за палец и, сморщив носик, показала язык. Воодушевленная присутствием матери и добродушной улыбкой незнакомца, девочка потянулась к Мерцеру. Он осторожно принял ее из рук Елентии, которая нервно кусала губы.

– Как тебя зовут? – такая маленькая и беззащитная… бретон ощутил щемящую нежность, нахлынувшую на него радужной волной.

– Деметра, – заявила малышка, проглотив букву «р». Заерзав в объятиях отца, она нахмурилась. – Кто он, мама?

Прежде чем колдун успел ответить, Елентия вырвала дочь из его рук и передала подбежавшей служанке. Прислуга, знающая взбалмошный опасный нрав хозяйки безропотно подчинялась любому, даже самому сумасбродному приказу. Не глядя на мага, Кемена поспешила прочь с маленькой госпожой на руках. Деметра успела помахать отцу маленькой розовой ладошкой, прежде чем няня скрылась за ширмой, расписанной танцующими журавлями.

Оставшись наедине с супругой, Мерцер ощутил болезненное жжение на языке и невольно облизнул губы. Объяснение с женой еще тяжелее, чем признать собственную неправоту и ошибки. Елентия не умеет прощать, она скора на любовь и на гнев, в ней причудливо переплетается трогательная нежность и практически звериная жестокость. Но бретон не желал ей уступать. Она сама виновата! Столько наговорила мужу… не его вина, что маг поверил. Подавив желание поцелуями стереть негодование с лица жены, юноша вздернул подбородок.

– Ну и лгунья ты, милая, – протянул он. – Не родишь мне моих детей, да? В чем ты еще соврала мне, любовь моя?

– В том, что счастлива буду стать твоей женой! – прорычала Елентия, хватая со стола вазу. – Мерзавец! Ненавижу! Ты за год даже не поинтересовался ни мной, ни своей дочерью! – глаза девушки вспыхнули аквамариновым пламенем. – Ты… ты думал, что она не твоя, верно?!

– Ты сама виновата… – начал Мерцер, но полетевшая в его голову ваза вынудила его замолчать. Он едва успел окружить себя заклинанием оберега, когда девушка принялась швырять в него и прочие предметы обстановки. Вазы, блюда, книги, подсвечники… маг медленным крадущимся шагом приближался к супруге, рычащей словно львица. Рыжие кудри девушки воинственно пылали, платье соскользнуло с одного плеча, обнажив лунно-белую кожу. Когда под нежной ручкой Елентии не оказалось ваз, она схватил стул, но он был слишком тяжел для девушки. Воспользовавшись секундной заминкой жены, Мерцер, не ослабляя магического щита, бросился к ней. Сжимая супругу в объятиях, маг повалил девушку на пол. Елентия шипела и отчаянно вырывалась.

– Отпусти меня, ублюдок даэдра! – взвизгнула она. – Ненавижу тебя, слышишь?! Ненавижу!

– Очень жаль, – усмехнулся Мерцер, наклоняясь к самому лицу жены. Синие глаза обожгли его презрением, горьким от обиды, – потому что я люблю тебя. Люблю больше всех на свете.

– Врешь! – голос девушки зазвенел от слез. – Если бы ты меня любил, ты бы не бросил меня! И не поверил бы сплетням Лайды!

– Я верил своим глазам, – пробормотал юноша, пытаясь поймать поцелуем губы супруги, но Елентия отвернулась, зажмурившись. По ее раскрасневшимся щекам катились слезы. Маг губами принялся собирать соленые капли, – и еще я очень скучал. Невыносимо было прожить вдали от тебя целый год…

Девушка всхлипнула.

– Правда?..

– Конечно, правда, – облегченно вздохнул бретон, радуясь, что их ссора так быстро угасла. Он ослабил хватку на руках супруги, и Елентия, почувствовав свободу, наотмашь ударила мужа по лицу. Колдун сипло охнул больше от растерянности, чем от боли, и девушка змеей вывернулась из его рук.

– А я тебя все равно ненавижу, – выпалила она и в вихре огненных волос и мятого темно-лилового шелка выбежала из комнаты, оставив Мерцера сидеть на полу посреди комнаты.

***

На лицо дочери, унаследовавшее всю красоту ее матери, легла печать огорчения и досады, когда глаза цвета грозы остановились на Лис, сидящей на коленях у Мерцера. Девочка коротко взглянула на Довакин и резко отвернулась, прижимаясь к колдуну. Бретон заметил, как во взгляде магессы промелькнула печаль, но она надменно тряхнула волосами.

– Отец, зачем питать ее напрасными надеждами? Она только сильнее расстроится, – девушка хотела погладить ящерку по голове, но малышка дернулась и зашипела. Магесса поспешно опустила руку, за бесстрастной маской скрывая, что реакция Лис ее не обидела. Уголки губ Драконорожденной приподнялись в невеселой улыбке, – ты сильно к ней привязался.

– Она напоминает мне маленькую тебя, – сухо молвил колдун, начиная уставать от тесных объятий аргонианочки. Деметра задохнулась от возмущения, и бретон едва удержался от смеха. Оскорбленно поджав губы, она манерно отпила вино из отцовской чаши. – Такая же упрямая и своевольная.

– Неправда! Я была чудесным ребенком!

– Чудесным, избалованным и упрямым, – улыбнулся Мерцер. – Ты готова, милая? Из-за ярмарки мы итак потеряли много времени. Я должен был прибыть в Винтерхолд еще позавчера.

– Да, да, нам пора, – задумчиво кивнула девушка. Сиродильский колдун собирался было отпустить Лис, как девочка заплакала. Размазывая по щекам слезы, она всхлипывала, сотрясаясь всем тельцем. Но потом разжала руки и неуклюже слезла с колен мужчины и побрела к валяющейся на полу метле. Поникший хвостик волочился по полу, плечики вздрагивали, но она даже не обернулась. Маг взглянул на дочь, и увидел, что ее взгляд затуманился, а руки беспокойно теребят серый бархат одеяния. Он хорошо знал это выражение лица дочери – смесь решимости, обиды и колючего высокомерия. Гордо вскинув голову, она грациозно поднялась на ноги. Лис хмуро покосилась на нее, сжимая древко метлы.

– Я передумала, – произнесла магичка, и ее голос, не терпящий возражений, обрубил на полуслове всю болтовню в таверне, – я забираю Лис.

– Ч-что?! – глаза Киравы ошеломленно распахнулись, она протестующее замахала когтистыми руками. – Но как ж-же… нет, я не могу…

– Я тебя и не спрашиваю, земноводное! – отрезала Довакин. – Что, из-за денег тревожишься? Подавись своими септимами, но девочка пойдет со мной. Не позволю превратить ее в служанку! – с этими словами Деметра подхватила угрюмую Лис на руки и швырнула метлу в Тален-Джея. Черенок ударил его по чешуйчатому лбу, он зашипел, и Кирава бросилась к своему жениху. Мерцер видел, что гнев, мелькающий в глазах рептилий, кадык аргонианина ходил ходуном, клыки так и щелкали. Раздвоенный язык Киравы обвел контуры тонких чешуйчатых губ, шипастый хвост ударил ее по ноге, но кабатчица овладела собой. Оскалившись в почтительной ухмылке, она небрежно поклонилась.

– Как вам будет угодно, – просипела она, – надеюсь, мы позабудем об этом маленьком недоразумении? В следующий раз по прибытии в Рифтен, загляните к нам. Лучшая комната и ужин за счет нашей таверны, сударыня.

Магесса не соизволила ответить аргонианке. Обжигая чету ящериц надменным взглядом, она повернулась к ним спиной.

– Соберите вещи Лис да живее. И только попробуйте что-нибудь утаить, – обнажив в сердечной улыбке клыки, словно пару кинжалов, девушка пожала плечами и мелодично рассмеялась. Только глухой бы не услышал в этом смехе угрозы, – раз за какой-то день я заплатила вам столь… немало, то уж будьте порасторопнее. Не запутайтесь в собственных хвостах.

Тихие смешки показались аргонианам пощечинами. Но они привыкли к этому в стране нордов, где царит расизм. Не напялили северяне на них кандалы – и на том спасибо. Но налоги наседают с одной стороны, а Гильдия воров с другой. Во главе этого притона стоит теперь каджитка. Когда Мерсер умер, Кирава закопала под корнями старого клена изумруд во славу Хиста. Уж тот готов был живьем с них шкуры драть, а Дхан’ларасс, авось, баба благоразумная, не будет шибко лютовать. Хотя вот на днях в город приехала родственница почившей Мавен Черный Вереск. Аргонианка видела ее всего мельком, но такую породу научилась уже чуять за версту. Девица смазливая, вся такая тихая и скромная, только глазенки цвета болота туда-сюда зыркают. Кирава вернулась за прилавок, в то время как Тален-Джей поспешил на второй этаж за вещами девочки. Аргонианка проводила магессу тяжелым взглядом. Она к ребенку как к игрушке относится, забавляется, а что будет коль она ей надоест? Коротко фыркнув, Кирава принялась протирать прилавок. Не ее это дело. В конце концов, если нос совать в дела людей, то можно и без него остаться.

– Всего наилучшего, – бархатистый голос светловолосого мага пробежал хлестким электрическим разрядом по коже ящерицы. Тягучий и сладкий словно «медовая боль», самый нежный из ядов. Когти аргонианки царапнули столешницу в попытке усмирить бушующий в груди гнев, – надеюсь, вы распорядитесь деньгами с умом. Например, потратите его на приличное вино. Это же, – мужчина брезгливо поморщился, – пить невозможно.

Закрывшаяся за магами дверь таверны «Пчела и жало» заглушила разъяренное шипение Киравы.

***

– Скажи мне, горячо любимая моя дочь, сколько еще ты собираешься издеваться над ребенком? – Грзэин приветствовала хозяина тихим ржанием, и Мерцер похлопал ее по шее. – Ты уже определись, пожалуйста, оставляешь ты девочку или нет.

Недовольство отца заставило девушку капризно передернуть плечами. Лис, прижимающая к груди свою любимую куклу Шашу, продолжала хранить угрюмое молчание, но при виде Тенегрива радостно округлила глазки и рассмеялась.

– Лошадка! – ящерка зарылась мордочкой в темную гриву жеребца. – Мы ехать на лошадке?

– Конечно, – откликнулась Довакин, подсаживая ее в седло. – Я сначала хотела ее оставить, но потом соскучилась, ясно?! Мне ее не хватало, а эта хвостатая парочка превратила бы ее в бесплатную служанку.

– И кем она будет при тебе, душа моя? Она не сможет сойти за твою дочь, а в Скайриме… да что там, практически везде ящеров из Чернотопья не жалуют. Какую судьбу ты ей готовишь, оставляя у себя?

– Лучшую, нежели здесь. И более достойную, – она пощекотала подбородок Лис. Малышка, уже все простившая, потерлась носом о ладонь Драконорожденной и чихнула, едва не свалившись с коня.

– Я тоже готовил тебя для другой жизни. Ни к беготне по Северу и не к битвам с драконами. Однако, ты выбрала именно ее, – Мерцер подтянул подпругу. – Милая, подумай. Готова ли ты взять на себя такую ответственность.

– Такую ответственность?! Мне предназначено убить Алдуина, Первенца Акатоша! Думаешь, это легче, чем растить ребенка?! – голос магички едва не взлетел до визга. Кони беспокойно заплясали на месте, Тенегрив недовольно замотал головой, и Деметра резко дернула за поводья. – Хочешь сказать, я сама предпочла полезть дракону в пасть?!

Мерцер не сдержал тяжелого вздоха. Он хотел обнять дочь, но девушка отстранилась, строптиво поджав губы. Расплавленное серебро ее глаз повисло крошечными каплями слез на ресницах. Такая взрослая, самостоятельная, уже отведавшая горя, страха и смерти, в глазах колдуна оставалась маленькой девочкой, куклам предпочитающая его боевые посохи. Мужчина коснулся щеки магессы бесконечно ласково.

– До Винтерхолда мы доедем вместе, а дальше, увы, придется расстаться. Я буду молиться за тебя, милая. Постарайся сделать так, что бы мне не пришлось продать душу даэдра, что бы вернуть моего любимого ребенка к жизни.

***

Широкое лезвие топора со свистом рассекло прохладный осенний воздух и врезалось небольшой березовый чурбачок, расколов его пополам. Сульга качнула головой, откинув со лба несколько непокорных прядок, и протянула Вилкасу кувшин холодного молока.

– Я, конечно, женщина, – пробурчала она с лукавой искоркой во взгляде, – но дрова не хуже тебя колоть могу. Как и камни дробить.

– И что, это женское дело по-твоему? – отдуваясь, фыркнул юноша. Льняная рубашка была небрежно брошена на траву, и взору девушки открылась могучая грудь Соратника, поросшая темными волосами, литые мышцы рук и плоский живот. Сульга застенчиво рассматривала воина сквозь полуопущенные ресницы, подмечая на его коже все новые и новые шрамы. Длинный косой рубец на спине, множество тонких белых шрамов на руках, несколько отметин на животе, похожих на следы когтей. Взгляд девушки невольно зацепился за браслет на правом запястье Вилкаса, и ее опалило любопытство. Норды такого не носят. Амулеты, обереги это да, но вот подобное украшение кажется довольно экзотичным. Забрав практически пустой кувшин, Сульга робко улыбнулась.

– А что это за браслет? – невинно обронила она, – я таких раньше никогда не видела.

Улыбка Вилкаса, только что такая жизнерадостная, вдруг померкла, и девушка тотчас же пожалела о своем неосторожном вопросе. Помилуй Стендарр, ну кто ее за язык тянул?! Браслет и браслет, зачем она лезет?.. Сульга поспешно опустила глаза, уже не надеясь на ответ, но воин, размахнувшись, вонзил топор в исполосованный лезвием пень и отряхнул руки. В темных глазах юноши она увидела отражение горькой усмешки.

– Да так, безделушка… – бросил Вилкас презрительно и резко дернул за тонкий шнурок, который лопнул практически мгновенно. Костяные бусины дождем посыпались на землю и покатились в пыль тускло мерцающими горошинками. Сульга расстроено смотрела на порванное украшение. Она чувствовала, что виновата в гибели браслета, что если бы она промолчала, воин продолжил бы носить его как напоминание о чем-то… или о ком-то. За эти несколько дней, что Вилкас жил в доме Сульги успела поменяться столь многое. Когда он рядом, девушка почти не ощущает боли в раненой ноге. Кажется, может летать, парить выше драконов! Мужчины и раньше заглядывались на нее, но ни один еще так не нравился ей как Вилкас. Должно быть, она… почти влюблена. Да, именно почти. Они слишком мало знакомы, почти не знают друг друга. Пусть Сульга пустила почти незнакомого парня под своим кровом, это еще не значит ничего. Опустившись на колени, она подняла одну из бусинок. Ее украшала причудливая тонкая резьба, и узор был явно не нордским.

– Неужели не жалко? – девушка покатала шарик на ладони. – Красивое было украшение.

– Красивое… – эхом повторил юноша, сжимая в кулаке обрывки шнурка. На лице его отразилось сожаление и боль. Неожиданно ревность каплями кипящей лавы окропила сердце Сульги. Уж не девушки ли это подарок? Тогда почему он его порвал? Она его бросила? Сбежала? Боясь, что дальнейшие расспросы могут расстроить юношу, норжанка прикусила губу. Вилкас жил у нее, домой не торопился, девушка думала, что он просто путешественник или наемник, попавший в беду. Мысль о том, что у него может быть семья, жена и даже дети, жгла ее словно гашеная известь. И в то же время она тонула в горечи разочарования. Дура! Напридумывала себе невесть что, а теперь сокрушается. Сульга с трудом поднялась, морщась от боли, пронзившей ее ногу. Костяная бусинка упала, проскользнув меж ее пальцев.

– Знаешь, загостился я у тебя, наверное, – произнес наконец Вилкас, по-прежнему не глядя на нее. Девушка ощутила, как вязкая холодная волна растекается по всему телу, а сердце летит вниз вслед за бусиной. – Пора бы и честь знать. Брат, должно быть, извелся весь да и сестрам по оружию неспокойно.

– Да, конечно, – никогда северянка не думала, что улыбаться может быть больно. Не тешила Сульга себя надеждами, что воин с ней в Камне Шора останется, но… все равно отпускать его было мучительно тяжко. Она побрела к дому, собирать не хилые припасы норду в дорогу, когда парень смущенно окликнул ее.

– Сульга, у тебя не найдется тонкого шнурка? Не шибко длинного, мне бы… – воин подкинул бусинку в воздух и поймал. – Хочу одну на шею повесить. Это же… память все-таки, – норжанка заметила румянец, окрасивший скулы Вилкаса бледным пурпуром. Значит, девица… подавив приступ тоски, опаляющей колючим холодом, Сульга кивнула, но, преисполнившись отчаянной смелости выпалила на одном дыхании:

– Скажи мне честно, Вилкас… мне… – в горелее резко пересохло, и девушка поспешно глотнула молока, пролив половину себе на грудь. Над верхней губой северянки «выросли» белые усы, стыдливость холодным шквалом смыла все слова и мысли Сульги. – Мы с тобой еще увидимся?

– Конечно! – Вилкас подскочил к ней и сжал в объятиях так, что ребра жалобно затрещали. Норжанка сдавленно всхлипнула, а воин звонко чмокнул ее в пылающую щеку. – Как я могу забыть свою спасительницу?

Эти слова разожгли крошечный огонек надежды в душе девушки. И, провожая воина, она могла позволить себе немного помечтать.

***

Дро’Оан счастливо хихикал на руках у Бриньольфа, в то время как его старшие сестры недовольно ревели. Нефтис шипела, пыталась укусить Векс практически беззубыми деснами, а Санера метила коготками в лицо Випиру. Небольшая пирушка по случаю удачи Сапфир, вошедшей в семью Черный Вереск с элегантностью, достойной самой Ноктюрнал, была немного испорчена капризами дочек Ларасс. Их матери пока не было, она сейчас по Рифтену щеголяет, за молодыми воришками приглядывает, а вот детей своих бросила на гильдийцев. В ушах Соловья уже звенело от криков Нефтис. Вот братишка хороший, сидит себе, гулит, сопит черным носиком. Мужчина погладил ушки Дро’Оана, и девчушки заревели еще громче. Измученная Векс чуть не плакала.

– Так, детка, давай-ка мне и старшенькую. И среднюю тоже, старого Брина на всех хватит, – котенок недовольно засопел, когда сестрички вынудили его потесниться, но тройняшки обнялись и озорно поглядывали на вора хитрющими глазенками. Сначала у всех они были такие мутные, цвета тумана, а как подросли, глазки прояснились, стали ярче. У Нефтис они отливают колдовской хрустальной зеленью, как дядюшки, у средненькой напротив, голубые-голубые, как летнее небо, а вот у парнишки голубовато-серые. Но все как один рыжие, только немного черных и белых пятнышек на мордашках и лапках, у Санеры черный кончик хвостика. Бриньольф тряхнул волосами, когда отдувающийся Випир занял соседний стул рядом с ним.

– А ты им нравишься, – хмыкнул он, – почему паршивцы не могут просто спать? Почему им обязательно нужно, чтобы кто-нибудь над ними трясся? Повеселиться не дадут, – осушив кружку, он поставил ее на стол с громким стуком, который прозвучал неожиданно громко. Голос лютни, расстроенной до состояния уровня чурбака со струнами, смолк, и Камо’ри выволок на середину зала упирающуюся Бахати. Обычно кроткая девушка сейчас шипела и извивалась. Хвост лупил ее по бокам, а янтарные глаза пылали золотистым пламенем, уши прижаты. Каджит встряхнул ее, после чего вытолкнул вперед. Бахати едва не упала, сипло зачала, выгнув спину.

– Ну, давай, вертушка, расскажи нам. Пусть все услышат, что убийца в ряды воров затесалась, – пират насмешливо шевельнул ушами. Каджитка ощетинилась, вздыбив шерсть на затылке, но промолчала. Сутай–рат выхватил скимитар и, прежде чем кто-либо успел возразить, ударил девушку по ягодицам, повернув меч плашмя. Бахати взвизгнула и упала на колени.

– Что б Меррунз твоими кишками червей накормил! – выпалила она со слезами в голосе. Глаз Камо’ри недобро сощурился, он шагнул к каджитке, поигрывая скитимаром, но отлетел в сторону от удара в грудь. Бриньольф, поспешно сунув котят Живчику, загородил Бахати от брата Дхан’ларасс.

– Не много ли на себя берешь, кошак? – лениво протянул вор, скрестив руки на груди. – Думаешь, раз родной боссу по крови, то все, главный тут? Уматывай на свой корабль и там порядки чини, а здесь помалкивай.

– То есть меня одного волнует то, что шлюшка из Темного Братства ошивается подле моей сестры и племянников? Всем остальным плевать, что убийца трется среди воров? – глумливо расхохотался сутай–рат. Воры обменялись настороженными взглядами.

– Ты никак лунным сахарком побаловался, – обронил Делвин, задумчиво потирая подбородок. Випир и Векс торопливо унесли негодующих котят, – Бахати вор. Нируин ее привел.

– Вообще-то нет, – деликатно кашлянул босмер, – мне Синрик ее представил. Сказал, дескать, девочка одна, никто ее не хватится, а гильдии пополнение надо, да и шеф будет довольна, если котов у нас прибавится.

– У нас итак их прибавилось на три хвоста, – встряла Тонилла, помогая юной каджитке подняться. Глаза Бахати цвета червонного золота были полны слез, – а Бриньольф прав. Терпим только из-за Ларасс твои выходки, Камо’ри.

Пират оскалился, шерсть на его затылке стала дыбом. Сжимая рукоять скитимара, обмотанную кожей, он шагнул к Соловью.

– А ты был бы рад, если бы меня не было, верно, Бриньольф? – промурлыкал он, и сквозь бархатную мягкость его голоса, норд явно услышал сталь. – Думаешь, я не замечаю, как ты на мою сестру поглядываешь, а? Как с моими племянниками возишься… каджиту интересно, чего ты ждешь?

Эльсвейрское косноязычие пирата не в шутку насторожило Соловья. В последний раз оно проскакивало в его речи, когда рожала Дхан’ларасс. Клинок сутай–рат, поймав отблески свечей, сверкал дымчато-серым, серебристо-белые искры скользили по острию изогнутого лезвия. Двойник скитимара еще скрывался в ножнах, но северянин не сомневался, что он выскочит из-за пояса каджита мгновенно. При себе у Соловья был лишь кинжал из зеленоватого-голубого, как речные волны, стекла, отточенный и не менее смертоносный, чем алик’рские мечи Камо’ри, но слишком короткий, чтобы тягаться с парой мечей-близнецов. Но, если каджит продолжит упорствовать, то драки не избежать. А Бриньольфу очень не хотелось портить отношения с начальством из-за ее бесшабашного родственника.

– Я ничего не жду. В отличии от тебя, – мужчина старательно подбирал слова, не спуская глаз с пирата, – твой корабль еще в ремонте? Что-то долго… или деньжат не хватает? Может, ждешь, когда Ларасс окончательно тебе поверит, что отдаст ключи от сокровищницы?

– Думаешь, каджит свою кровь предать готов?! – прорычал он обманчиво тихо и черной молнией метнулся к вору. Норду едва удалось отскочить в сторону, и скитимар лишь вскользь задел его по руке. Тринн и Могильщик кинулись к каджиту, но клинок описал сияющую дугу в воздухе, вынудив их отступить. – Нет, это личное дело каджита и соловья, – глаз сутай–рат казался черным и бездонным, в воздухе запахло безумием. – Ну что, птичка, попляшешь со мной?

Уходя от ударов Камо’ри, Бриньольф успел заметить белое от ужаса лицо Векс. Имперка кинулась было к ним, но ее удержал Гартар. Вынув кинжал, северянин нырнул под меч и рубанул по руке пирата, несколько раскаленных алых слез попали ему на лицо. Каджит глухо зашипел и потянулся ко второму скитимару, но кулак Соловья с размаху ударил его в скулу. От боли, полоснувшей живот раскаленным лезвием, в глазах вора потемнело. Опустив взгляд, он увидел, как лезвие скпитимара скользит меж складок лопнувшей кожи его камзола. Испуганные вскрики и ругань потонули в рокоте крови в ушах и бешеном стуке сердца. Зажимая рукой рану, Бриньольф пошатнулся. Глядя на каджита через занавес рыжих спутанных волос, он хрипло, прерывисто дышал… и, собрав остатки сил, кинулся на пирата. Стеклянное лезвие рассекло кожу и шерсть одежды, вонзилось в плоть. Слабеющие от боли и потери крови пальцы Соловья выпустили рукоять. Чьи-то сильные руки подхватили его, не давая упасть.

– Во имя Хернати, что вы тут творите, ублюдки поганой кошки?!

Детка вернулась… Бриньольф дернулся в крепких руках, хотел подняться, но тело ему больше не подчинялось. Стало вялым, безвольным и одновременно ужасно напряженным. Внезапно он стал падать все ниже и ниже, хотя по-прежнему ощущал стальную хватку на плечах и запястьях. Голоса слились в единый гул, а боль в раненом животе была такой, что казалось, будто сами даэдра с него живьем кожу сдирают. Горечь разлилась за языке и хлынула горлом. Кровавый поток был настолько сильным, бушующим и непокорным словно река. Он и унес Соловья в темную пропасть, наполненную золотыми монетами, окропленными кровью.

Человек внутри стального волка бился с трехлапым оборотнем за обладание волчицей с белыми крыльями… бледное пламя обступала тьма со всех сторон, тени тянули к нему тонкие изломанные руки в надежде согреться, но огонь спалил каждую из них… люди несли на плечах мертвеца с окровавленным ртом, и его волосы расплавленным золотом сверкали на солнце, лучи которого оставляли на коже покойника алые следы… человек с рыжим пламенем вместо волос пытался обнять женщину с кошачьей головой…

========== VULOM AhRK AaZ (Тьма и милосердие) ==========

Дни и ночи в Данстаре бледные и холодные. С наступлением сумерек зыбкие белесые облака начинают ронять на город снежинки, а утром, когда рассветное солнце окрашивает небо в нежно-розовый и золотит гребни волн, плещущихся у берегов, снежное покрывало, укутавшее город, подергивается тонкой корочкой льда. Но каждый вечер небо вновь и вновь сыпало на Данстар снег, будто боясь, что он замерзнет. Будто мать, что боится, как бы ее дитя не озябло в морозную ночь.

Подле Данстара разбила свой шатер печаль. Невезучий город, тихий, спокойный. Пусть с моря он открыт, но утрами туман такой густой, что без труда можно свернуть прямо на рифы или суровые скалы, где гнездятся хоркеры. Дикий зверь, непредсказуемый и опасный, не пощадит никого, кто посмел посягнул на его дом и жизнь, будь то мер или человек. Цицерон запрокинул голову, с тоской глядя на усыпанное мириадами звезд ночное небо. Сюда даже северное сияние не заглядывает, а луны прячутся за горами. Но лучше города для убежища Темного Братства просто не сыскать во всем Скайриме. Рифтен тоже мог бы стать уютным домом для Семьи и Матери Ночи, но уж больно пропах он рыбой да воровством, а убежище у Фокрита разбито. Мужчина сжал руки в кулаки, даже не чувствуя, что ногти впиваются в ладони даже сквозь плотную кожу перчаток. Последний оплот братства в городе Рассветной Звезды не должен погибнуть.