Текст книги "Огонь и сталь (СИ)"
Автор книги: Darr Vader
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
Постепенно Белое Крыло отстала от шумной веселой процессии и лениво побрела к городским воротам. Нагретая летним солнцем брусчатка мягко обжигала ступни, а девушка все ждала, когда же в безоблачном лазурном небе появится наконец силуэт летящего дракона. Эльфийка ощущала себя мошкой, увязшей в смоле, все еще норовящей вырваться, но уже смирившейся с близкой смертью и застывшей в ее ожидании. Время будто замерло или тянулось намеренно неторопливо. Тинтур бросила быстрый взгляд через плечо на Ветреный район. Отголоски музыки, вспышки смеха и гомон доносились до извилистых улочек Равнинного района. Мимо эльфки, путаясь в подоле собственных платьев, пробежали Брейт и Мила. Девочки держались за руки и счастливо хихикали, личики раскраснелись от предвкушения.
– Быстрее, Мила! Я хочу посмотреть на невесту!
– А давай прокрадемся в чертоги, пока никто не видит, и стащим бутылку эля! Все же будут заняты, тосты говорят, молодым счастья желают… интересно, а почему они молодые? Я видела Фаркаса, он старее меня будет и здоровый такой.
– Папа говорит мол они теперь молодая семья, поэтому и зовут их молодыми. Когда я вырасту, нас с Ларсом тоже будут звать новобрачными и молодыми!
– Так тебе нравится Ларс? Фу, по-моему, он такой дурак…
Тинтур опустилась на скамью, вытянув ноги. Уходить бы надо из Вайтрана, нечего ей тут делать. Не допусти Йаффрэ, увидит еще кто, потащит на свадьбу, а там Вилкас. Уж он-то брата в такой день не оставит. Главное, что б ее Рия и Ньяда не заметили, а то еще потребуют свои сто септимов – спорили они когда-то, что близнецы в один день женятся. Ан нет, владельца силы Исграмора раньше окольцевали. Эльфийка усмехнулась, но, завидев бурые пятна крови, темнеющими кляксами на стенах «Пьяного охотника», улыбка с ее лица исчезла, будто губы вместе с ней кинжалом срезали. Рука, потянувшаяся к сумке за трубкой, замерла, ладони будто вновь ощутили липкую горячую рану крови, льющейся из перегрызенного горла Изольды. Ее хриплый жалобный крик, и пальцы, сжимающие плечи в приступе агонии… Тинтур резко поднялась на ноги и направилась к воротам, поправив колчан на спине. Грустно уходить, не повидавшись толком ни с кем, не подняв кубок за счастье и долгую жизнь Фаркаса, но рисковать она не смела. Когда до дубовой тяжести ворот остался шаг, они внезапно приоткрылись с тихим скрипучим стоном несмазанный петель, и Вилкас чуть не сбил эльфку с ног. Белое Крыло вздрогнула, но не опустила головы и не отвела взгляда. Только кивнула и прошла мимо, но сильные пальцы неумолимо сжали ее локоть.
– А ну-ка постой, – в отличие от своего теперь уже женатого близнеца, Вилкас был облачен в полный комплект волчьих доспехов. Он грубо потащил девушку в сторону, подальше от любопытных стражников, легконогая босмерка едва поспевала за его сердитой поступью. Юноша едва ли не силой волок Белое Крыло по ступенькам и втолкнул в зал «Пьяного охотника». Дремавший за прилавком Элриндир вздрогнул, услышав шум отворяющейся двери, сонно моргнул и через мгновение вновь уютно посапывал. Соратник толкнул босмерку на скамью и сам сел рядом, бросив на наемницу-данмерку хмурый взгляд из-под насупленных бровей. Тинтур слегка подвинулась, но воин тут же рванул ее обратно к себе. Сила в его руках чувствовалась, но эльфийка больше не слышала в воине волка. Биение сердца стало спокойным… и запах изменился. Глаза сверкнули расплавленным золотом. Так вот на чьих руках кровь сестер Мелки.
– И что ты тут делаешь? В Вайтране? Мы уж думали, что больше не увидим тебя никогда, – заявил Вилкас с видом обиженного ребенка. Он непримиримо скрестил руки на груди, глаза искрились серой сталью. – Чего на свадьбу Фаркаса не пошла?
– Меня никто не звал.
– Это с каких пор тебя звать-то надо? – язвительно фыркнул воин. – Отвечай, зачем явилась?
– Какое тебе дело? – снова вернулись они в те времена, когда все пышущие эмоциями слова норда разбивались о стену презрения и равнодушия бывшей разбойницы. Мефала его за руки что ль дернула?! Чего не дал ей пройти, ведет себя опять как юнец сопливый. Соратник приметил, что одета девица не в пример лучше ее прежним нарядам, никакой ржавой кольчуги и потертого льна. Губы северянина искривились в усмешке.
– Когда так приодеться успела? Уж не с жертв ли своих золото вытряхиваешь?
– Бывает, – Тинтур меланхолично пожала плечами, пальцы вспорхнули с колен к ее медальону. Вырезанные на нем крылья практически истерлись и исчезли. – А ты почему не на празднике?
– Я уже нагулялся в Рифтене, – хмыкнул Вилкас. Это ж как так вышло… Сульга приехала к нему из Камня Шора, а замуж за Фаркаса вышла… юноша улыбнулся, но, будто опомнившись, тряхнул головой и коротко рыкнул: – А тебе-то что? Да и вообще, выметайся-ка ты лучше из города, пока не прознал кое-кто кое о чем да не рассказал все ярлу.
– Кто знает, тот не расскажет, – глаза цвета саммерсетского янтаря взглянули на него, – хотя кто знает…
– За что ты ее? Почему ты убила Изольду? – голос норда упал до напряженного шепота. – Что она тебе сделала?! – он целовал ее руки, но не ощущал вкуса крови на них, забыл, что ее звериная суть ей ближе человеческой. Белое Крыло смотрела на огонь, и отблески пламени окропили медью ее смуглое лицо, седая тонкая косичка мерцала серебром. Ее тяжелый вздох повис между ними.
– Это имеет значение? – темные разводы боевого раскраса можно было бы принять за застывшие следы слез. Босмерка встала, что бы уйти, но Вилкас схватил ее за тонкое запястье. Эльфийка круто обернулась, несколько осенних прядей выбились из-под банданы. Заостренные ногти на ногах царапнули пол. – Отпусти, Вилкас.
– Мы не договорили, – безжалостной скалой нависая над Тинтур. Каждое ее прикосновение, поцелуй, улыбка мелькнули в памяти, поманили радужными красками и призрачным ощущением счастья. Грань между желанием обнять и убить ее все тоньше и тоньше.
– Парень, – насмешливый голос вереницей колких мурашек пробежал по спине под доспехами, – девушка сказала тебе отпустить ее, – Хацутель озорно подмигнул, слегка сморщив нос, – советую послушаться барышню.
Тинтур недовольно поджала губы, но улыбка босмера только стала шире. Взгляд Вилкаса зацепился за заколотый рукав на левой руке эльфа, уголок рта презрительно дернулся.
– Ты еще кто такой?! – прорычал воин. Судя по коварному блеску раскосых глаз и повадкам уличной крысы, остроухий один из старых знакомцев Белого Крыла. Соратник угрожающе двинулся на него. Уж не этот ли косоглазый ее на убийство и побег из Вайтрана подтолкнул? Думает вернуть ее на кривую дорожку разбоя?.. тонкие полоски эльфийских губ сложились в неожиданно ласковую улыбку, хотя в глубине взгляда плясал разгорающийся огонек ярости. Гнев предназначался Вилкасу, а вот улыбка – стоящей в безмолвии эльфке. Северянин с хрустом размял шею, сжав зубы. Отголосок волчьей крови распалил жар в его груди.
– Ой, как страшно… боюсь, боюсь, крепыш-норд, – Хацутель затрясся в притворном ужасе, – а босмерка-то в три раза мельче тебя, а ты так сурово с ней. Не хорошо, знаешь ли.
– Не суйся не в свое дело, малявка-эльф!
– О, а это же мое дело. Ты даже представить себе не можешь, насколько оно мое, – жаль, что отверг Соратник дар Хирсина, разорвать бы этого эльфенка, рвать когтями и клыками, а ограничиться придется парой тумаков да пинков. Да еще и бить калеку… уголки губ Вилкаса дернулись в глумливой усмешке.
– Скажи богам своим спасибо, что ты однорукий. Не гоже Соратнику калеке ребра пересчитывать.
– Так, что я даже стоячий как лежачий? Не снизойдут Соратники своими кулаками благородными мне показать, что к чему, – босмер сунул в лицо юноше свой обрубок и ощерился. Бреши выбитых зубов зияли пустотой. Глухо зарычав, воин схватил эльфа за грудки, и взгляд остроухого полыхнул голодом. Подозрительно знакомый душный запах псины ударил его в лицо, звериная ухмылка исказила острые черты Хацутеля. – Это ты мать-луну бросить способен. Мы не такие.
– Вы? – воин повернулся было к Тинтур, но девушки уже и след простыл. Норд удивленно заморгал, и сидящая в углу Дженасса сипло хохотнула. Наемница постукивала каблуком сапога, будто отмеряя секунды с побега Белого Крыла, мозолистые пальцы поигрывали на боках кружки. Не взрослые мужи, а петухи задиристые как дело до бабы доходит.
Тинтур бежала под недоуменными взглядами стражников, несущих караул. Быстрее оленя, почуявшего хищника, пытаясь обогнать ветер, она неслась к конюшням, к телеге извозчика, а из груди рвался совершенно неуместный смех. Истерично-веселый, отвратительно похожий на хохот Цицерона, до обжигающих слез, до рези в животе, словно в нее даэдра вселился. Босмерка сбежала с холма, пронеслась мимо каджитского каравана, разбившего свой лагерь у стен Вайтрана. Вместо уже ставшего привычным жаром дикой крови, сердце отчего-то заливалось соловьем. Эльфка с разбега запрыгнула в телегу и хлопнула извозчика по плечу. Мужчина, пожевывающий травинку, бросил на нее меланхоличный взгляд через плечо.
– Куда ехать? – бросил он, сплевывая сквозь зубы.
– В Айварстед. На Семь тысяч шагов твоя кляча подняться может?
– Шутница, – фыркнул норд, стегнув лошадь. Кобыла весьма резво потрусила по дороге, и деревянные колеса грохотали по камням, возвращая Тинтур в тот день, когда ее с Джэлех и Подковой везли в Рифтен на казнь. Эльфийка запрокинула голову, подставив лицо теплым солнечным лучам, терпко пахнущим летом.
Ой не скоро восток солнцем ясным озарится,
не скоро прогонит мглу ночную.
Только юной девице в поздний час не спится,
Не уймет сон тоску ледяную.
И луны ей свет не мил, и теплом не напиться
В сумерках холодных объятьях.
И луны взгляд постыл, с неба серебро струится,
Ох и горькое печали проклятие.
Долго ль зореньки красной девице дожидаться,
Время ей считать по мгновеньям.
Чтоб с любимым девице наконец-то повидаться
Под рассвета благословенье.
– Хорошо поёшь, – усмехнулся мужчина, – только не думай, что за песни я тебе цену скину. Шельма остроухая… ну, чего замолкла-то? Давай-ка вместе «Рагнара Рыжего», а? Жил да был Рагнар Рыжий, героем он слыл…
***
Ларасс стояла, опираясь руками о стол, склонившись над конторской книгой. Зимние прищуренные глаза скользили по ровным столбикам цифр, хвост плавно покачивался из стороны в сторону. Каджитка была сама сосредоточенность… пока вдруг не шевельнула острыми ушами да не захлопнула книгу. Плюхнувшись в кресло, сутай-рат закинула ноги на стол и потянулась за пирожным. Бриньольф, спрятавшись в спасительной тени статуи Ноктюрнал, жадно наблюдал, как кошечка облизывается и забавно морщит нос, когда крем инеем оседал на усах. Мужчина сурово нахмурился, когда до него донесся звон ее золотых серег, воровка взмахнула хвостом, на кончике которого мелькнула золотая искорка. Так она что, браслет на него нацепила? Мерзавка. Норд усмехнулся, скрестив руки на груди. Дхан’ларасс тем временем поднялась на ноги и потянулась за кувшином, стоящим на другом конце стола. Не доставая до ручки какие-то несколько миллиметров, она, приподнявшись на цыпочках, поставила одно колено на стол. Уголки губ Соловья сами приподнялись в улыбке в ответ на такое шикарное представление. После той ночки у ног гор Предела, детка вела себя как ни в чем не бывало, и Бриньольф не знал, радоваться ему или злиться. Ладно бы хвостатая паршивка просто его игнорировала, избегала или шипела, в конце концов! Но нет, пушистая стерва предпочла откровенный саботаж! Изводила вора томными взглядами из-под ресниц, тихими вздохами, мимолетным касанием хвоста… схватить бы крошку за этот самый хвост и окунуть пару в канализационный канал, авось прекратит свои выкрутасы, притворщица проклятая! Северянин надменно хмыкнул, выступая из своего укрытия. Взгляд матовых глаз Ноктюрнал проводил норда насмешливым, чуть снисходительным взглядом. В неверном свете свечей казалось, что изваяние мягко поводит руками, баюкая сидящих на них воронов.
А представление и не думало завершаться. Сидя на столе, Ларасс доверху наполнила кубок игристым вином и аккуратно пригубила так, что бы несколько рубиновых струек пролились на шею и грудь. Бледно-алые бутоны клякс распустились на белом батисте ворота ее рубашки. Каджитка облизнула усы и сокрушенно покачала головой, хотя льдисто-голубые глаза сияли веселостью и самодовольством. Бриньольф учтиво кивнул боссу и, не оборачиваясь, строевым шагом направился к люку на кладбище. Воротник камзола отчего-то слишком туго перехватывал его шею, а прохладная сырость хранилища отозвалась легкой дурнотой. Не стоило вчера пить с Випиром и Руном столько меда. Удача удачей, а топить ее в хмеле все же не стоит.
Он затылком чувствовал обиженный взгляд детки, в котором постепенно разгорались гнев и обида, но даже шага не сбавил. Время… ему нужно время. Те несколько дней, когда сначала отмечали удачное дельце, а потом отсыхали после гулянки, не считаются. Прогуляться вору надо, голову прочистить. От Гильдии Соловей ни в жизнь не откажется, но бросить Ларасс, значит, отказаться и от Гильдии. Оскорбленная сутай-рат ему житья не даст, а подружки-воровки ей в том помогут, и беги тогда, Брин, от бабьей мести в Морровинд! Стоит объясниться с шефом… и что ей сказать? Что то утро было ошибкой? Тогда она ему и язык, и яйца отрежет, и права будет!
Северянин упоенно вздохнул, стоя на пороге ложного склепа, подставил лицо ветру. Выдул бы он из буйной головушки все лишние мысли, оставил только самые важные… оглушительно вереща, над головой пролетела какая-то пичуга и закружила, трепеща крыльями, над статуей Талоса. Пернатая нагло гадила прямо на голову богу, а жрица все монотонно бубнила себе под нос молитву, и хвалебные слова звучали в унисон с ехидным птичьим щебетом. Мужчина ухмыльнулся, с хрустом разминая шею, потер слабо ноющий затылок. Мысли беспокойным роем вились вокруг Дхан’ларасс.
Она была такой милой, такой очаровательной деткой, теплая, мягкая, податливая… Соловей потер блестящие розовые шрамы, украшающие щеку. Они слегка зудели, напоминая о том дне, когда он впервые встретил Ларасс.
***
Сине-зеленые человеческие зенки смотрели на нее нагло, лукаво поблескивая и не мигая. Каджитка нервно дернула хвостом, поелозив на стуле, коготки постукивали то по столешнице, то по боку кружки. Премиленькая кошечка с кокетливым бантиками на острых ушках и с амулетом богини всея сладострастия Дибеллы на тонкой шейке отдавала должное курице в сухарях и печеному картофелю и мимоходом ловко обчищала карманы местных забулдыг. Бриньольф склонил голову, наблюдая ха киской уже сквозь водопад рыжих волос, упавших ему на лицо. Детка, видимо, совсем недавно в городе, раз так нахально орудует прямо под носом у гильдии. Хотя, признаться даже его опытный глаз не сразу подметил хвостатую воровку. Каджитка аккуратно глодала куриную ножку, держа ее в левой руке, правая же лежала у нее на коленях. Широкие рукава платья скрывали, что лапка-то кукольная, а настоящая когтистая и загребущая ручонка свободно шарит в карманах у захмелевшего Болли. Кошечка облизнула усы, и влажный розовый язычок скользнул по кончикам пальцев, собирая сок и жир. Увесистый холщовый мешочек с выручкой за день скрылся в складках подола. Сутай-рат медленно поднялась на ноги и спешно посеменила к выходу. Сквозь переплетение выцветших красных ленточек вор увидел озорной блеск золота. Бриньольф, хищно улыбаясь, двинулся за ней. Любопытство, отчасти разожженное отчаянием и безысходностью, подстегивало мужчину.
– Ну и ну, детка… – голос вора тягучий, словно дикий мед, и вкрадчивый, каджитка вздрогнула и обернулась с тихим шипением. Глазки цвета бирюзы сверкнули скайримским льдом. – Чую, не честным трудом твои монетки заработаны.
– Не трое дело. Иди куда шел, – решительно отрезала киска, передернув плечами. Девочка хотела выглядеть матерой, прожженной разбойницей, но северянин видел пред собой фыркающего разъяренного котенка. Почеши его за ушком – и все обиды забудутся. Хвост, увенчанный белой «кисточкой», бил девушку по бокам, пепельно-серая шерстка на загривке встала дыбом. Бриньольф немного развеселился столь бурной реакцией кошки. Он шагнул к ней, каджитка дернулась, но не отступила. Маловато опыта, но то легко исправить, особенно, если у девочки варит котелок.
– Ошибаешься, детка. Богатство – это как раз по моей части. Богатство в Рифтене – в двойне мое. Не хочешь подзаработать?
– Нет, мне итак на жизнь хватает, – сутай-рат развернулась, чтобы уйти, когда мужская рука скользнула на изгиб ее талии. Жаркое дыхание вора опалило ухо.
– Так жизнь у вашего брата одна, несмотря на сплетни. И ее ты можешь легко потерять, если будешь так уж зазнаваться. Поняла, детка? – мужчина слегка ущипнул кошечку за бок и с удивлением ощутил, как она задрожала. Пакостная улыбка пробежала по лицу норда. – А может, ты не воровка, а? Служка Дибеллы? – он выразительно покосился на ее амулет. – Если так, то в Ночлежку загляни. Будете с Хельгой на пару…
Бледно-голубые глаза недоуменно расширились, практически сразу же подернувшись изморозью, уши плотно прижались к голове. Зашипев, как вода на раскаленной сковороде, каджитка вырвалась из объятий вора и, размахнувшись, ударила его по щеке так, что в ушах последнего тоненько так зазвенело. Голова северянина мотнулась в сторону, отпечаток ладошки сутай-рат вспыхнул на небритой щеке, и три полосы начали постепенно наливаться краснотой. Бриньольф прижал руку к пылающей щеке, ошеломленно моргая. Бледно-лазурное пламя, пляшущее в глубине глаз каджитки, обжигало гневом.
– Что б тебе провалиться, выкидыш фалмерский, – выпалила сутай-рат, дерзко вздернув подбородок, и с достоинством направилась на рынок, просаживать ворованные денежки. Мужчина, как последний олух, пялился ей в след. Тонкие багровые струйки стекали по его щеке к подбородку и терялись за воротом рубашки.
***
Помилуй Кин, будто вчера все было! Интересно, помнит ли Ларасс? Хотя, конечно, помнит. Вот оно, напоминание, на щеке у Соловья частенько перед ней маячит. Воровка хоть теперь полуодетой по “Фляге” не щеголяет, а Бриньольф все равно помнит белые пятнышки внизу чуть округлого животика. Прелестное зрелище, хотя больше всего норду понравились ее ступни. Бледно-розовые и с черными кляксами пятен на подушечках пальцев и пятках. Детка взвизгивала и хихикала, когда пальцы вора повторяли узор ее окраса.
– Любовь моя малины слаще дикой, весны прекрасней, жарче солнечных лучей… – Соловей поморщился, рассеянно дергая себя за мочку уха. Любовные баллады от Балимунда скорее напоминают пыхтение кузнечных мехов, нежели пение, но вор в Коллегии бардов не обучался, так что не ему кузнеца судить.
Худощавую фигурку со стройным луком и колчаном, полным эбонитовых стрел, северянин заметил у стены таверны. Остро поблескивающие аметистовые глаза шарили по толпе горожан, разбивая безликую пеструю массу на единицы, ловили каждую вспышку золотого блеска, мелькающего то в руках, то в кошельках, но чуть потемнели, приметив Бриньольфа. При виде вора, по острому лицу данмерки пробежала ленивая теплая улыбка, сунув большие пальцы за пояс, Карлия направилась к Соловью, по пути бросив на коврик Снильфа септим. Старик буркнул что-то в благодарность, прижимая к груди монету, словно дитя.
– Рад снова тебя видеть, детка, – мужчина позволил себе приобнять девушку за тонкую талию, – какими судьбами?
– Я была в Соловьином зале. Все надеюсь встретить там Галла… забываю, что Ноктюрнал позволила ему уйти в Тень, – эльфийка через силу улыбнулась и вздохнула, рвано, прерывисто, – столько лет прошло, а все равно больно.
– Понимаю, детка, – вероломство и предательство Мерсера еще долго будет кровоточащей раной на теле Гильдии. Только подсохнет, затянется, как воспоминание острой отравленной гранью разбередит чуть подживший рубец. Из-за этого ублюдка они чуть Ларасс не потеряли. Соловей запустил пальцы в волосы на затылке, чувствуя, как чей-то пристальный взгляд сверлит его спину пониже лопаток. Обернувшись, норд заметил Бахати. Девчонка злорадно сверкала глазами, хвост змеей извивался. Бриньольф нахмурился. Сопляка должна же малышами приглядывать, а не по городу шляться! Но, судя по ехидному выражению мордашки, каджитка сейчас побежит докладывать боссу, что Карлия вернулась в Рифтен, а Брин ее уж вовсю лапает с дороги. Раздражение, царапающее грудь вора, сузило его глаза, и Бахати, глухо мяукнув, юркнула мимо стражников прочь, к храму Мары. Наверняка, ябедничать шефу. Еще одна шкода каджитская.
– Я слышала весьма интересные слухи, – начала данмерка, когда рука Бриньольфа спорхнула со изгиба ее талии, – поздравления еще принимаете? Стянуть золото прямо из-под носа талморцев.
– Да… напомнили Маркарту, чего Гильдия воров стоит, – голос пропитан самодовольством, а сознание, дразня яркими красками, эхом запахов и звуков, словно гадалка колоду карт, разложила перед мужчиной картинки воспоминаний дождливой ночи, то обжигающе-страстной, то томительно-сладкой.
– Отлично разыграно… только безжалостно. Предел сейчас напоминает кипящий котел. Эльфы, Братья Бури, Изгои… самоубийственная похлебка там заварилась. Не без вашего участия, между прочим.
– А что мы? Мы воры, в политику не лезем. Пусть себе развлекаются.
Темная эльфийка в ответ только хмыкнула.
Акари подняла на вора безмятежные лунные глаза, затуманенные поволокой дурмана. Приторный запах лунного сахара повис на усах караванщицы. Каджитка склонила голову на бок и моргнула.
– Что-то нужно? – промурлыкала она, раскачиваясь из стороны в сторону. Карлия равнодушно пожала плечами и коротко взглянула на Бриньольфа. Норд воровато оглянулся по сторонам. Дро’мараш помешивал варево в котле, не обращая внимания на Соловьев, Зейнаби чистила рыбу, а статный каджит в пластинчатой броне из матовой серой стали попирал спиной березку. Не доверял вор хвостатым после драки с Камо’ри, но без кошаков не обойтись. Мужчина доверительно наклонился к уху торговки.
– Акари… мне бы серьги…
– Сбыть-продать? – пьяно выдохнула Акари.
– Нет, купить. Ну, такие… как ваша братия носит.
– На что тебе такие? – угрюмо рыкнул Карджо, оскалившись. Взгляд каджита сверкнул льдом, усы воинственно топорщились, светлые пятна бровей сошлись в угол над переносицей. В голове предупреждающе зазвенело, вспыхнула и тут же погасла шальная мысль, что этот пушистый громила – отец детей Дхан’ларасс.
– А вот понадобились. Тебе-то что за дело, кошак? – ладонь Карлии предупреждающе сжала плечо, но норд только улыбнулся, – расслабься, детка, мы просто разговариваем. Ну, так что, – синие глаза скользнули по блаженствующей сутай-рат. – Покажешь серьги?
– Покажу. А чего же не показать, ежели есть что показать, м? – каджитка рассыпала у себя на коленях украшения из бархатного мешочка. Золотые, серебряные и медные кольца, украшенные резным узором, в беспорядке раскинулись, ярко сверкая на солнце.
– Нет, такие слишком простые, у нее такие есть, – золотая серьга, окропленная серебром по краю, заплясала в ловких пальцах вора и, озорно блеснув боком, упала в ладошку Акари, – ты мне покажи что поинтересней, покрасивее.
– Кому ты их дарить собрался? – шевельнула хвостом Зейнаби. – Чистой девице не принято богатые серьги носить. Уши незамужняя каджитка украшает простыми кольцами, резными или нет, серебро ли, золото, но то серьги скромные. А когда в мужнюю семью входят, каджит дарит ей новые серьги. Тогда уж с самоцветами да бриллиантами.
– Никак дочь Эльсвейра сын Ночной Тени сватать удумал? – хитро прищурился Дро’мараш.
– Кто знает, – в ответ на плутоватую ухмылку норда Зейнаби смущенно прижала ушки, а фиалки глаз Карлии ошеломленно заискрились. Столь смелого заявление выдуло дурман из сознания Акари, которая чуть слышно зашипела.
– Дурная шутка, человек! – разъярилась она, и в темной вздыбленной шерсти на загривке сутай-рат промелькнули зеленоватые искорки. – Ваш брат нас не жалует. Все мы вам воры да торговцы скумой. Глумишься, а на деле брезгуешь.
– Да упаси Акатош! – северянин всплеснул руками, не сводя с Карджо тяжелого потемневшего взгляда. Караванщик хоть пониже ростом будет, чем Камо’ри, но плотнее и в плечах пошире. В тяжелых доспехах, чья сталь отливала голубовато-серебристым словно луна в зимние месяцы, от секиры за спиной, от которой вкупе с угрюмым подозрительным взглядом веяло холодком опасности и подозрений. Бриньольф невольно подметил, что смотрит на каджита как на соперника. Как никак он отцом Нефтис, Санере и Дро’Оану приходится, хоть и не ведает, наверное, что его боги сразу тройняшками одарили. На руки малюток не возьмет, первых шагов не увидит, и папой звать котята будут не его. Мужчина горделиво выпятил грудь. Ворам нечего попусту канал трупами засорять, но ради благого дела можно и утопить одного больно наглого кошака.
– Друг, смотри, любезный, – бархатисто промурлыкала караванщица, растягивая гласные будто сладкую тянучку. Аметисты и сапфиры вспыхнули, поймав поцелуи летнего солнца, бриллианты сверкали ярче звезд. Глаза Соловья алчно загорелись, словно у сороки, но он презрительно сморщил нос и с видом знатока, ценителя дамских украшений принялся перебирать серьги. Рубины и изумруды лукаво подмигивали в объятиях матового белого золота, янтарь казался темно-золотистыми осенними слезами, но больше других норду приглянулись серебряные с бледно-голубой бирюзой. Они не блистали, кичась своей красотой и вычурной роскошью, но точно не дешевле они прочих. Бриньольф твердо кивнул Акари.
– Вот эти беру. К ее глазам идут.
Увлеченный покупкой, вор не заметил полного кипящей ярости взгляда Карджо, брошенного на него.
***
Ларасс дулась на себя и на весь мир в придачу. Даже котятам, чья детская рыжина постепенно таяла, сменяясь пепельно-серым, не удалось развеять мрачного настроения матери. Воровка лишь рассеянно погладила им ушки и вновь вернулась к конторским книгам. Дети, недовольные таким раскладом, принялись негодующе пищать. Гильдмастер грозно сверкнула очами.
– Унеси их, – бросила отрывисто она Бахати. Юная сутай-рат хотела что-то возразить, но Соловей, размахнувшись, ударила ладонью по столу, заставив чернильницу испуганно подпрыгнуть, – ты что, оглохла?! Я сказала, унеси их!
Как только плач детей стих в мягком шепоте канальных вод, Дхан’ларасс устыдилась собственной грубости. На детях родных срывается почем зря, а ведь они, бедняжки, не повинны в грехах матери. Которая ведет себя как потаскушка какая, профурсетка и вертихвостка, что Дибеллу почитают. Ладно бы хоть пользу приносило, но нет же, Бриньольф все нос воротит. Хотя как сиськи ее тискать, так он первый молодец! Каджитка подперла кулачком подбородок, уложила хвост себе на колени. Вот дура она, иначе не назвать. Дети есть, золото в лапки плывет, захочет – и дом себе купит больше, чем у Черных Вересков! Одному ухажеру от ворот поворот дала, другой… усы сутай-рат огорченно поникли. Глупо было уступать порыву. Но было так хорошо! Даже с Карджо было не так. Ларасс склонилась над желтоватыми страницами, пытаясь разобрать мелкий почерк Мерсера. Что б его дремора драли, дерьмо троллиное! Пишет как курица лапой, шифровался, наверное, ублюдок. Бросить бы его рукописи, так там добрая половина связей Гильдии, налаженная еще Галлом. Хоть воровка откровенно засыпала над гильдийской канцелярией, она мужественно пыталась вникнуть в каждую строчку. И настолько сладко задремала, что не услышала шагов.
– Устала, детка? – теплая ладонь легла ей на плечо. – Совсем загоняли мы тебя.
– Хмф? – каджитка сонно заморгала и зевнула, потянувшись и выгнув спину. Отчеты, сводки расхода и прибыли сон нагоняют почище колыбельных. Она тряхнула головой, отгоняя мягкие ручки дремоты, вновь потянувшиеся к ней, и лениво взглянула на присевшего на край стола Бриньольфа. Мужчина улыбался, рубцы шрамов на щеке налились кровью, заалев в сырой полутьме Цистерны.
– Чего надо? – мрачно буркнула сутай-рат. – Если ты пришел клянчить деньги на свадьбу Сапфир со Снегоходом, то шиш вам! За нее пусть платит семья жениха.
– О, так они все-таки женятся? И совесть тебе позволит отдать нашу сестру-воровку в дом мужа бесприданницей?
– Еще не факт, что они поженятся. Его батюшка с матушкой против. Мавен же якшалась с имперцами и эльфами, вот они и на Эидис грешат, – Ларасс протерла глаза, – все сказал? Теперь вали, оставь меня в покое.
– Детка, чего ершишься? Колешься как терновник.
– А ты как репей на хвосте, – сияние озорной улыбки чуть погасло, и Бриньольф тяжело вздохнул. А чего он ждал?! Что Дхан’ларасс к нему на шею кинется? Вот уж шиш! Распушив усы, воровка строптиво передернула плечами и громко охнула, когда пальцы норда ущипнули ее за ухо. Каджитка, шипя, вскочила на ноги.
– Какого даэдра ты творишь?! – рявкнула каджитка, вскакивая на ноги. Северянин сунул руку в карман дублета.
– Да вот подумал… что ты все одни и те же сережки носишь. Не порядок. Вот я и… – замявшись, мужчина натянуто рассмеялся и положил перед сутай-рат черный бархатный мешочек. Ларасс, плохо скрывая нетерпение и любопытство, развязала крошечные узелки. Серебряные кольца серег, матово мерцая бирюзой, покатились по столу. Глаза цвета зимнего утра восторженно расширились.
– Какая прелесть! – мявкнула Ларасс, хватая самое большое кольцо и оценивающе царапая коготком серебро и идеально круглый камень. – Неплохо, неплохо… что, дань любимому шефу? – подарок немного смягчил ее, во взгляде мелькнули искорки веселья, – только не положено мне носить такую красоту.
В голосе сутай-рат звенело огорчение. Бриньольф вплотную приблизился к ней.
– Это ты про брачные серьги, детка? Знаю, знаю, мне уже все уши прожужжали, когда я их покупал.
– Ты их купил?! – гильдмастер заливисто рассмеялась. – Вот бы не подумала.
– Ну, как-то некрасиво обручальные или как там у вас… ну, воровать. К тому же где бы я мог стащить побрякушки на твои ушки. Детка… поговорить нам надо.
– О чем? – настороженно протянула Дхан’ларасс, сжимая сережку в кулаке. Соловей задумчиво почесал в затылке.
– В общем, такое дело… я эти серьги не просто так дарю. Семья у нас с тобой воровская, общая, мать одна, – он покосился на изваяние Ноктюрнал, – поэтому вот… да и котятам твоим я нравлюсь. Я не извращенец, детка. Просто пылко влюбленный мужчина.
Бриньольф опустил голову, выжидающе глядя на Ларасс исподлобья. Синие глаза напряженно поблескивали, несколько рыжих прядей упали на его лицо. Каджитка с нежностью отвела их в сторону и вдруг с силой сжала волосы мужчины в кулаке.
– Ты чего это удумал? Раз серьги мне принес, то все, к тебе на шею кинусь?! – воровка толкнула опешившего норда на стол и резво уселась ему на живот. – А эту неделю ты чего ждал?!
