Текст книги "Огонь и сталь (СИ)"
Автор книги: Darr Vader
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
– Зря ты настраиваешь всех против себя, – тихий голос Вилкаса прозвучал для босмерки оглушительнее драконьего рева. – Итак знаем, что Кодлак многое для тебя значил. Не нас вини в его смерти.
– Что тебе надо? – коротко бросила Тинтур, не поднимая головы. Он не должен видеть ее заплаканной. Никто не должен.
– Тяжело в печали быть одному, – он сел на пол рядом с ней и положил руку на плечо. Эльфка мгновенно напряглась, отстраняясь. Воин печально вздохнул. – Что ж ты шарахаешься меня, как чумного? В чем я перед тобой провинился?
– Ты норд. Этого достаточно, – босмерка хотела встать и уйти. Убеждать из Йоррваскра, из города, в лес, раствориться в его сумраке, скрыться под пологом чащи, но мозолистые пальцы Соратника сомкнулись вокруг ее запястья и резко дернули на себя, роняя девушку прямо в объятия Вилкаса. Белое Крыло невольно прижалась щекой, мокрой от слез, к груди юноши. Его сердце бешено колотилось.
– Почему я отвечаю за грехи тех, кто тебя изувечил? Думаешь, я похож на них? – он крепче прижал ее к себе. – Я защитил бы тебя, если бы мог… Намира тебя подери, я только и делаю, что выгораживаю тебя перед стражей! Неужели я не заслужил даже доброты?
– Тебе от меня нужна совершенно не доброта, – в его руках она чувствовала себя спокойно, уверенно. Словно здесь ее место. Воин грустно рассмеялся и приподнял ее лицо за подбородок, вынуждая эльфку посмотреть на него.
– Эйла зовет Фаркаса олухом, но, по-моему, олух я. Ты нужна мне вся целиком, со всеми шрамами и отвратительным характером, – Вилкас улыбался Тинтур слабой печальной улыбкой. Босмерка… растерялась. У нее были мужчины, но ни одного она не смущалась так, как Соратника сейчас. Будто она не разбойничья королева, а вновь совсем юная и наивная впервые осталась с парнем наедине. Глупо настолько, что босмерка тихо рассмеялась. Улыбка спорхнула с лица норда, серые глаза практически почернели от гнева. Он схватил эльфийку за плечи, едва сдерживаясь, что бы не встряхнуть ее, как тогда в Солитьюде. Вилкас в тот день наговорил много лишнего… а она еще и смеется над ним! Юноша мучительно вглядывался в лицо Тинтур, украшенное черно-серыми потеками, раскрасневшееся, со следами совершенно неуместного веселья.
– Убил бы тебя, – прорычал он, – свернул бы шею голыми руками, – ладонь Соратника переместилась на ее горло. Сжал ровно на столько, чтобы она почувствовала его силу, а Белое Крыло все продолжала странно улыбаться. Вилкас закипал все больше, зверь внутри него, распаленный гневом и хрупкостью босмерки, торжествующе рычал. Пальцы разбойницы сжали запястье северянина, тонкие, смуглые, цепкие, ногти по-звериному острые, раздерут до кости. Воздух вокруг них словно загустел, зарядился яростью, еще мгновение – и оба обратились бы волком и принялись бы рвать друг друга. Но вместо этого они целовались. До нехватки воздуха, будто первый и последний раз в жизни. Вилкас прижал девушку к себе так, что ее ребра жалобно хрустнули, Тинтур в ответ впилась ногтями в его плечи. Они боролись даже сейчас. Не добыча и охотник. Два волка, и ни один не желает сдаваться. Сердце рвалось из груди, стук его был настолько оглушительным, что Соратник даже не услышал, как в комнату вошла Эйла. Охотница удивленно крякнула, завидев северянина и эльфку на полу в объятиях друг друга. То, что Вилкас к остроухой дышит неровно, она знала, но вот отношение босмерки к воину было совсем иным! Они продолжали миловаться, даже не соизволив заметить ее. Соратница раздраженно тактично кашлянула и ударила кулаком по деревянному косяку. Резкий громкий стук заставил воина оторваться от своей беглой висельницы. Во взгляде Вилкаса мелькнул гнев, чуть угасший при виде Эйлы, выражающей неодобрение взглядом и позой. Тинтур отпрянула от юноши, но его руки собственнически обвили ее талию, и норд с вызовом взглянул на Охотницу. Девушка закатила глаза. Временами Вилкас такой же тугодум, как и братец его.
– Выступаем с сумерками. «Серебряная рука» не ждет нападения так скоро, у нас будет преимущество… и ради Шора, Вилкас, отпусти ты ее уже! Не сбежит! А если и сбежит, догонишь, Соратник ты или нет?! – чуть поостыв, Эйла перевела дух. Вилкас дулся, как мальчишка, пойманный на краже пирогов, а Тинтур же улыбалась, опустив ресницы. Она коснулась губами лба воина и выскользнула из его рук прежде, чем он успел возразить. Охотница презрительно фыркнула, глядя на брата по оружию, чье выражение лица было до отвращения нелепым и смешным. Помилуй Кин, почему все мужики иногда такие дураки?
***
Башня близ Висельной скалы сиротливо жалась к горе, куталась в сизую дымку тумана будто в теплую шаль. Колья возле ворот были увенчаны волчьими головами, слишком крупными, что бы принадлежать простым волкам, с оскаленными окровавленными пастями, с остекленевшими человеческими глазами. Воины клана «Серебряная рука» лениво прогуливались по двору, были слышен смех и пьяные песни. Недавняя победа над старым оборотнем опьяняла и кружила голову. Уж теперь зверье безбожное поняли, наконец, с кем дело имеют! Пара таких набегов – и от Круга одни хвосты останутся! Да и остальным спуску давать нельзя, мстить же пойдут. Выделать шкуры оборотней да сшить себе плащи! Тогда-то молва о них далеко, до самого Саммерсета пойдет!
Караул в этот вечер не выставили. Пусть ребята все вместе отметят, за успех свой чашу поднимут. Скоро стаю вырежут, а затем и вампирами займутся. Ходят ведь слухи о целом замке кровопийц на западе Скайрима. Выкурить нечисть оттуда, развеять пепел по ветру и самим занять крепость. И будут жить не хуже ярлов!
Стрела из чернодрева в два локтя длиной со свистом распорола прохладный ночной воздух и по самое оперение вошла в тело воина, льющего в рот мед прямо из бутылки. Кровь хлынула горлом, смешиваясь с игристым напитком, и прежде чем он упал на колени, задыхаясь от боли и близкой смерти, невидимый лучник поразил еще двоих охотников. Разомлевшие от выпивки, еды и эха триумфа, «Серебряная рука» не сразу поняли, что их логово атакуют. Некоторые бросились в спасительные стены башни, оставив самых трезвых бойцов оборонять вход. Обнажили он мечи и топоры, стучали щиты, пытаясь устрашить врагов, но стрелы продолжали лететь из темноты и волчий вой, полный жажды и боли, обещал им скорую смерть. Три оборотня, рыча, ворвались в логово головорезов, сминая их неровные ряды. Смыкались челюсти, рвали когти, кровь оросила землю темно-багровым дождем. Но «Серебряная рука» не желала сдаваться так просто. Темно-рыжая шкура Эйлы украсилась десятком свежих ран, морда Фаркаса залита кровью, Вилкаса обжигал каждый вздох от удара боевым молотом по ребрам. Тинтур, единственная, кто в эту ночь не обратился, отстреливала разбойников, трусливо затаившихся в надежде на спасение. Кровь зверя бурлила в ее жилах, сердце билось в груди, желание ощутить вкус крови на языке оглушило ее, растворило в безумной пляске боя. Она не сразу почувствовала, как прохладная сталь кинжала вонзается в ее плечо. Боль расцветала медленно, босмерка успела вырвать кинжал из своего тела и заставить лезвие по самую рукоять впиться в живот напавшей на нее разбойницы. Лесной эльфийки, невысокой да рыжеволосой. Онемев, Белое Крыло смотрела в ее глаза. Словно в зеркало глядит. Эльфийка ухмыльнулась, прежде чем ее взгляд потускнел, и Тинтур на землю упала, сокрушенная ударом обуха топора по голове. Вспыхнула тьма, окружая ее, и рассыпалась белыми искрами. Когда девушка открыла глаза, Вилкас исступленно рвал воина, напавшего на нее, раздирал его грудь, пытаясь добраться до трепещущего сердца. Криков несчастного Белое Крыло не слышала. Видела лишь как Фаркас и Эйла, уже сбросившие звериный облик, поджигают башню Висельной скалы. Дубовая дверь сотрясалась от тяжелых ударов, пламя лизало каменные стены, вырывалось из узких бойниц, тянуло к небу обжигающие тонкие пальцы.
========== ALOK ALUN (Когда-нибудь воскреснет) ==========
Вещи в убежище не пропадали практически никогда. Догматы велели относиться к ворам сурово. Обычно весьма немаленького штрафа хватало,чтобы отбить всякую охоту воровать у своих сестер и братьев. Если же нет, то провинившегося изгоняли из Братства. Это значило смерть от рук бывшей семьи, ибо не должны секреты Детей Ночи покидать холодных стен обители ассасинов. Но что делать, если сам Хранитель мощей Матроны едва ли не сундуками таскает имущество Братства?!
Назир устало потер переносицу. С тех пор как Цицерон вернулся, его состояние только ухудшилось. Раньше он сутками мог сидеть у ног Матушки, пел ей, натирал ее маслом, а сейчас возвращался в убежище только на ночь. Уходил до рассвета, приходил затемно. И каждый раз имперец что-то уносил, пряча за пазухой и наивно полагая, что никто ничего не знает и не замечает. Но слухи в семье разлетаются быстро. Именно поэтому редгард поднялся сегодня ни свет, ни заря и, отчаянно борясь с зевотой, сидел в продуваемом всеми северными ветрами холле на скрипучем стуле и ждал. Ждал терпеливо, борясь со сном и холодом, пробравшимся под шелк и бархат восточных одежд. Мужчина пытался читать, но буквы разбегались в разные стороны как крестьяне при виде великана, попробовал считать септимы за будущие контракты. Сто септимов, сто один, сто два, сто три… золотые монеты сыпались с темного ночного неба прямо в руки Назира, миллионы сверкающих звезд дождем из септимов лились на ассасина, игриво звеня и мерцая. На губах аликр’ца расцвела мечтательная улыбка, мягкие уютные объятия сна смыкались вокруг него все туже. Голова Назира начала медленно клониться на грудь, медленное размеренное дыхание запуталось в аккуратной смоляной бородке редгарда, но тихие шаркающие шаги и чуть слышное писклявое бормотание практически мгновенно вырвали его из пучины грез. Веки темных глаз приподнялись, мужчина окинул застывшего на ступенях гаера задумчивым взглядом.
– С добрым утром, Хранитель, – сонно улыбнулся алик’рец, зябко поводя плечами, – раненько встал, раненько… торопишься куда, Цицерон?
– Не твое дело, – рыкнул имперец, насупившись и втянув голову в плечи. В золотисто-карих глазах скомороха играли золотистые искорки разгорающегося гнева. – Это мое! Это дело Цицерона! Цицерона и Слышащей!
– Слышащей? – Назир недоуменно нахмурился. – Так она же сейчас должна быть в Вайтране. Я вот получил от нее письмо, – мужчина смешливо фыркнул, улыбнулся, продемонстрировав белые ровные зубы, – к ней отец приехал, такой-сякой важный маг из Сиродила. Ох, порвут они с муженьком Деметры друг друга… – редгард тихо рассмеялся, качая головой и лукаво поглядывая на Цицерона. Шут стоял, опустив голову, нервно кусал губы. Из-под его камзола торчал край ярко-синего шелка, расшитый серебряной нитью. Веселье алик’рца мгновенно потухло, острый взгляд темно-карих глаз впился в скомороха, переминающегося с ноги на ногу. Колокольчики в его колпаке тихо позвякивали.
– Хранитель, – мужчина принялся поглаживать свою бороду, – скажи, зачем тебе любимое платье Слышащей?
– Оно порвалось, – пробубнил Цицерон, глядя на Назира исподлобья, – надо зашить. Не будет же Слышащая ходить в рваном.
– Так отдай Науше или Бабетте, пусть зашьют, – редгард скрестил руки на груди. Чтобы имперец начал таскать женские тряпки да еще и платья Деметры?! Что он совсем из ума выжил?! На кой черт они ему? Неужто сам наряжается да перед зеркалом крутится? А что, рожу уже пудрит, щеки румянит. Ассасин миролюбиво улыбнулся, его ладонь ободряюще легла на плечо Хранителя. Но Цицерон от прикосновения сжался еще сильнее, плотно сжал губы, отворачиваясь и запахивая камзол.
– Слушай, Цицерон, я понимаю, ты скучаешь по Слышащей, но это не причина воровать ее одежду. Так что иди, положи платье в сундук и ступай к Матушке. Думаешь, ей понравится, что ты стал вором?
– Цицерон не вор! – взвыл шут. Безумные глаза сверкали диким огнем. – Он не украл! Цицерон взял на время… глупый глупец Назир, ты ничего не понимаешь! Никто не понимает Цицерона!
Назир несколько опешил, отшатнулся от скомороха, который тут же юркнул мимо него и побежал к тяжелой каменной двери. Редгард не стал его останавливать. Интуиция убийцы нашептывала ему, что здесь не все так просто. И вылечить Хранителя, увы, может только кинжал.
***
Покинув убежище, Цицерон бежал, не разбирая дороги, словно за ним гнались все гончие Хирсина. Ветер бил ему в лицо, слезы застилали глаза, холодный воздух разрывал легкие, а сердце бешено жарко колотилось, рвалось из груди. Снег хрустел под сапогами имперца, горло сжимали рыдания. Он… он не вор! Нет, нет, Цицерон не вор, он не украл!.. он просто… просто… неживая не сможет заменить ему Слышащую. Неживая не улыбнется ему, не посмотрит даже, ни словечка ему не скажет. Мертвая… но прекрасна совсем как Матушка. И тоже молчит, язычок же сгнил давно, истлел. Имперец упал на колени, сорвал с головы колпак. Огненные пряди упали ему на лоб, рассыпались по плечам. Мягкие хлопья снега, падающие с грифельно-серого неба, посеребрили его волосы, окутали в тонкую шаль, но мужчина даже не замечал холода. Ветер отчаянно выл, подпевая тоскливой песне волков, на линии горизонта таяли последние всполохи северного сияния. Платье выскользнуло из рук Цицерона, нежная ткань растеклась по земле призрачно-мерцающей лужицей. Шут провел кончиками пальцев по богатой вышивке – на подоле плескались серебристые волны, пенящиеся речным жемчугом. Красивое, королевы достойно. А он хотел мертвую в него облачить! Глупый Цицерон… имперец зарылся лицом в шелк, жадно вдыхая слабый аромат ежевики и лаванды, и с ужасом заметил, что на ткани остались красно–белые разводы его пудры и румян. Вот теперь точно стирать придется! Горько вздохнув, мужчина поднялся на ноги. Ветер играл подолом платья, его призрачные пальцы путались в волосах Цицерона. Янтарно–карие глаза чуть затуманились. Слышащая же женщина, а женщины любят побрякушки–безделушки, украшения–блестючки… Цицерон сделает Слышащей подарок! Нет, два подарка! Слышащая обрадуется и не будет ругать Хранителя! Звонко хихикнув, имперец подпрыгнул на месте и принялся восторженно вальсировать, прижимая платье к себе так, будто это не просто расшитая тряпка, а живая девушка.
***
Будучи женатым на вампире, для Онмунда было странно бояться собственного тестя – человека, пусть и весьма сильного мага. Нет, даже не бояться. Юноша чувствовал себя в присутствии Мерцера очень неуютно. При Деметре тот всегда улыбался, но серые глаза оставались холодными и непроницаемыми. Ни одной эмоции, будто глядит на норда кусочками льда. Юноша никогда бы не сказал супруге, что ее отец ему не нравится и что это, похоже, взаимно. Девушка была так счастлива, буквально сияла, милое лицо лучилось улыбкой. Такой ее Онмунд не видел со дня их свадьбы.
***
За свою жизнь Марамал насмотрелся на влюбленных. Совсем юные и зрелые, бедные и богатые, знатные и простолюдины, норды, редгарды, имперцы – все получили благословение Мары, ее милость, ее дар. Сердце жреца пело, глядя на лучащиеся любовью глаза, трепетные улыбки. И ни одна свадьба не похожа на другую. Но пусть одна невеста в шелках и бархате, а другая облачилась в лен и хлопок, Мара одинаково благосклонна к обеим. Даже в браке без любви богиня не оставит своих детей.
Сейчас благодушие Марамала слегка пошатнулось. Час совы, рассвет еще нескоро, небом властвует Азура, но полумесяц скрылся за тяжелыми хмурыми тучами. Ветер бьется в ставни, норовит сорвать их с петель и впустить непогоду в храм, жалобно воет, скребется и плачет, но тут же исступленно воет, подпевая гневному рокоту грома. Дождь хлестал черно-серебристыми полотнищами, Рифтен купался в дожде, а река и каналы словно кипели.
Огонек свечи боязливо плясал, освещая бледное лицо юноши замершего на пороге храма. Его одеяние ученика Коллегии магов насквозь промокло, вода капала на пол, и у ног позднего гостя уже растеклась небольшая лужица. Юноша шмыгал носом, его губы посинели, но он решительно вглядывался в мрачное заспанное лицо служителя Мары.
– Мы хотим пожениться, – выпалил маг, и жрец только сейчас заметил рядом с ним невысокую молчаливую фигуру в плаще до пят. Девушка, ее изящные пальцы практически утонули в широкой ладони юного северянина, из-за глубокого капюшона видна лишь нижняя половина лица – линия острого упрямого подбородка и пухлые четко очерченные губы. Вспыхнуло чисто мужское любопытство Марамала. Все ли в невесте так же прелестно, как эти уста? Не зря же парень в такую ночь бросился, сломя голову, к ногам Мары.
– Сердечно рад за вас, – пробормотал редгард, борясь с зевотой, – вижу, вы проделали долгий и трудный путь… так повремените до утра. Солнце взойдет, гости прибудут…
– Нет, – юноша двинулся на несколько опешившего жреца, – никаких гостей! А утром мы должны быть уже в Солитьюде! – с каждым словом жених распалялся все больше, по кончикам его пальцев уже пробежали бледно-золотые искры, еще немного – и швырнет заклинанием разрушения в полуодетого Марамала. Мужчина медленно попятился. Улицы сейчас пусты, даже воры и крысы по норам разбежались, не говоря уж о стражниках, а в храме не держали оружие. Редгард хотел было отчитать юного наглеца, посмевшего повысить голос в священной обители, но тут заговорила невеста.
– Право, очень жаль, что мы подняли вас в такой поздний час, но мы не можем медлить, – голос девушки дрогнул, и маг обнял ее, бросая на редгарда угрюмые взгляды. Будто может человек, решивший посвятить себя богине, причинить ей вред! Она скинула капюшон, и ее глаза, мерцающие в темноте, словно у хищного зверя, обратились к жрецу. Жрецу показалось, будто холодная безжалостная рука стиснула его горла. Девушка перед ним – вампир! И бедный наивный парень хочет обвенчаться с ней!
– Я грущу вместе с вами, но… – Марамал мучительно силился подобрать слова, – богиня не одобрит вашего союза.
– Я одобряю! И Деметра тоже, а прочее – неважно!
Деметра… знакомое имя, но жрец не помнил, кому именно оно принадлежит. Девушка смотрела робко и настороженно, жених же был готов броситься на редгарда с кулаками, если это убедит его их поженить… Марамал горестно вздохнул и поставил свечу на алтарь. Пламя вскинулось к потолку и опало, практически потухнув.
***
Из омута воспоминаний мага вырвало гневное ржание Тенегрива – Лис в ходе своих уроков ходьбы споткнулась и, пытаясь удержаться на ногах, вцепилась в хвост жеребца. Конь нервно приплясывал на месте, мотая головой, пока ящерка со счастливым визгом раскачивалась на его хвосте, который он безуспешно пытался вырвать из цепких когтистых пальчиков девочки. Кобыла Мерцера, Грзэин, паслась неподалеку. Она лишь коротко взглянула на всхрапывающего Тенегрива и вновь принялась меланхолично пощипывать траву. Скотина под стать хозяину, наглая и высокомерная. Онмунд привык к крепким скайримским лошадям, которые могут работать даже в мороз, но Грзэин, тонконогая, изящная и хрупкая, совсем не подходит для севера, но хороша, спору нет – крапчатой масти, грива и хвост пепельно–серые. На такой коняжке только по городам да приемам разъезжать, а не по дорогам Севера.
Деметра в маске Хевнорака и капюшоне, скрывающем светло–золотистые волосы, бросилась к Лис. Аргонианочка росла как на дрожжах, уже была ростом с пятилетнего ребенка, но ходила плохо и почти не разговаривала. Она недовольно зашипела, когда Довакин освободила хвост Тенегрива, но тут же счастливо захихикала, когда девушка повалила ее на траву и принялась щекотать. Конь резво бросился на лужок к Грзэин, но кобылка даже не подняла головы. Жеребец подступился к ней и принялся за куст цветущего горноцвета.
– Странную компанию подобрала себе моя дочь, – холодно процедил Мерцер, неслышно приблизившись к юноше. Глядя на магессу, играющую с Лис, он брезгливо кривил губы. – Аргониане… не самое подходящее общество для нее.
– Она могла бросить девочку тысячу раз…
– Да, я знаю, – уголок рта колдуна дернулся. – Могла бросить и ее, и тебя, но почему-то не сделала этого. Хотя именно это было бы разумнее всего.
– Уверен, у нее были на то причины, – процедил Онмунд. Мерцер взглянул на него с насмешкой.
– Допустим. А какие причины у тебя?
Норд недоуменно нахмурился.
– Ну как же? Она – более способная, более талантливая. Довакин. Вампир, которых северяне боятся как огня, – бретон криво усмехнулся. – Ты меркнешь на ее фоне. Неужели мужчина готов всю жизнь провести, маяча бессловесной тенью за спиной жены, м?
– К чему ты ведешь?
Улыбка спорхнула с лица мага, глаза сверкнули серой сталью. Магия струилась вокруг него, воздух загустел и искрился, кристалл в его посохе вспыхнул и погас. Когда он вновь заговорил, Онмунд уловил в его тоне угрозу.
– Не забывайся, мальчишка. Я призывал дремора, когда ты еще под стол пешком ходил, – мужчина сжал губы в тонкую линию. – Я не такой судьбы хотел для дочери. Не в этом холодном крае она должна блистать, ее место при дворе в Сиродиле. И с подобным тебе она должна была обручиться.
– С подобным мне? – едкие замечания должны были разозлить Онмунда. Отец, братья всегда зверели, когда кто-нибудь обращался к ним подобным тоном, не одному чванливому купчишке ребра пересчитали, но юноша не ощущал гнева. Лишь горечь. Он посмотрел на жену, которая теперь учила Лис плести венок. Аргонианочка сосредоточенно пыхтела, высунув кончик раздвоенного языка от усердия. Неуклюжие пальцы девочки не слушались, и цветы рассыпались, стоило ей только взяться переплетать стебельки. Лис негодующе хныкала, но продолжала вновь и вновь терзать цветы. Жаль, что маска скрывает сейчас лицо Деметры, но юноша был уверен, что магичка улыбается.
– Не скромничай, у тебя на лбу крупными буквами написано «ферма». Неблагодарный и тяжкий труд, особенно здесь. Но тебе повезло, признаю. Боги наградили тебя потенциалом, а насмешка даэдра сделала супругом моей дочери, – мужчина тяжело вздохнул и улыбнулся Онмунду, но глаза по-прежнему были полны льда. – Если Деметра воображает, что любит тебя, пусть. Пусть живет в Скайриме, хотя, видят Семеро, я бы хотел, что бы она вернулась в Сиродил. Но имей в виду, Онмунд, я никогда не позволю тебе унизить ее. Если я узнаю, услышу… я натравлю всех принцев даэдра на твою душу.
– О чем секретничаете? – Деметра, запыхавшаяся, из-под капюшона выбились несколько золотистых прядей, подошла к мужчинам, отряхивая плащ. Аристократичные черты лица Мерцера тут же смягчились, северянин рассеянно отвел взгляд. Воображает, что любит его?! Он бросил Коллегию ради нее, сбежал в Рифтен, не побоялся проклятия, которое пало на Драконорожденную… на жертвы шел только он, Онмунд, Деметра же только брала. Его любовь, его жизнь, всего норда без остатка. Маг для девушки – открытая книга, а бретонка свои секреты хранит ревностно. Юноша обратил к жене потемневшее лицо и краем взгляда успел заметить ядовитую ухмылку Мерцера.
– Онмунд рассказывал мне о Коллегии, – елейно пропел колдун, поглаживая древко посоха. – Не терпится увидеть статую Шалидора и зал Стихий. Правда, что в вашей библиотеке есть даже фалмерские рукописи?
– Они предпочитают, чтобы их называли снежными эльфами, – фыркнула Довакин, прижимаясь к супругу. В узких прорезях игриво мелькали серебристые искорки. Юноша коснулся мерцающего магией металла маски, будто надеясь ощутить мягкость кожи девушки. Бретон, стоящий чуть одаль, недовольно оскалился.
– Скоро мы будем в Винтерхолде? Я бы не хотел задерживаться, а это… дитя, – он чуть посторонился, пропуская Лис, чтобы девочка ненароком не задела край его одеяний. – Не лучше ли оставить ее в Вайтране? Уверен, о ней позаботятся.
– Приют находится в Рифтене, это в пяти днях пути отсюда, но ящерку мою туда не возьмут, – девочка повисла на руке бретонки, умильно что-то лепеча. Мою ящерку… лицо Мерцера скривилось, будто он обнаружил злокрыса в своей постели. Онмунд скрыл злорадную улыбку. Как же, благородный, надменный просто в ужасе, что его мятежная дочь возится с подобным отребьем, как аргониане. Юноша предвкушал тот момент, когда тесть познакомится с Цицероном.
– Надеюсь, ты не собираешься оставить ее? – он презрительно поморщился, спрятав ухоженные пальцы в складках своих рукавов. – Деметра, это… будто Шеогорат нашептал. Твоя мать…
– Моей матери здесь нет, – спокойно заметила девушка, но норд уловил в ее голосе истеричные нотки. И Мерцер тоже. Еще немного – и тонкая струна, удерживающая Деметру, лопнет. Бретон сухо кашлянул и направился к своей лошади, каждый его шаг был полон невысказанного негодования. Грзэин отозвалась ласковым ржанием на приближение хозяина, но мужчина грубо рванул за уздцы, и кобыла покорно замолчала. Тенегрив несколько раз ударил копытом об землю, косясь на мага алым глазом. Мерцер с юношеской легкостью взлетел в седло, не произнеся ни слова, и пришпорил кобылу. Симпатия Онмунда к Лис резко возросла. Кто бы мог подумать, что могущественного сиродильского мага осадит маленькая аргонианская девочка.
***
Вайтран встретил их наглухо запертыми воротами, но стражники, издалека завидев Тенегрива, бросились отпирать. На Мерцера поглядывали с опаской, магов после Великого Обвала в Винтерхолде не особо жаловали в Скайриме. Деметра осторожно, чтобы не потревожить задремавшую на руках мужа Лис, спрыгнула на землю.
– В чем дело? Почему город закрыт? – магесса была совершенно не настроена ждать. Уставшая, пропахшая лошадьми, злая после насмешек отца, она не желала топтаться у запертых ворот.
– Убийство у нас, тан. Девушку порвали прямо на рынке, изорвали всю, будто зверь какой напал. Уж не Мясник ли до нас добрался…
– Мясник? – блондинка раздраженно повела плечами. Полоумный старик из Виндхельма, собирающий свою мертвую сестру по частям, давно уже в могиле. Жрецы Аркея отпели по нему похоронные гимны, он теперь пляшет в Обливионе вместе с другими некромантами на потеху даэдра. Не он это порешил девицу… надо будет побеседовать со стражниками и с ярлом. Но это позже. Домой! Сейчас домой. Пусть Лидия повозится с Лис, а отец может поболтать с Фаренгаром. Деметра же изволит отдыхать.
========== GROHiiK KRiiD (Волк-убийца) ==========
Изольда почти все утро провела, бегая по городу, в ожидании Вилкаса. Вчера еще не стемнело как он ушел с Соратниками. Девушка скучала. Заветных септимов, которые она откладывала на собственное торговое дело, было до ужаса мало, кошатины торговать с ней отказывались, а о том, чтобы Белетор взял ее в долю, она даже и не думала – каждый раз, когда она заходит к нему в лавку, бретонец так гадко улыбается, руки потирает, а один раз вообще полез целоваться. Но пара оплеух быстро остудила его пыл, хотя нагло пялиться на Изольду торгаш не перестал.
Бросив печальный взгляд в сторону ворот, девушка побрела к рынку, раскачивая корзинку из стороны в сторону. Время шло к обеду, небо, утром такое чистое и безмятежное, чуть нахмурилось, набежали тучи. Редкий золотистый лучик, пробивающийся сквозь жемчужно–серую дымку, играючи пробегал по крышам Вайтрана, то пропадая, то вновь выглядывая из-за облаков. Дождя не было почти две недели, славно было бы посевы полить… Изольда откинула со лба темно–рыжий локон и направилась к лавке Карлотты. Мила, раскладывающая на прилавки яблоки, радостно улыбнулась начинающей торговке.
– Привет, Изольда, – прощебетала она и, очевидно, забывшись, откусила краснобокое яблоко. Тут же испуганно охнув, девочка бросила испуганный взгляд на мать и поспешно спрятала фрукт в кармане передника.
– Мила, перестань грызть товар, что мы продавать будем? – Валентия даже не обернулась, продолжала расставлять ящики, но в голосе ее, несмотря на строгое замечание, звучит смешинка, но дочка все равно опускает голову и ковыряет землю носком башмака. – Беги, поиграй, а потом, может быть, сменишь меня.
– Правда? – глаза Милы вспыхнули радостью и уже через мгновение она в припрыжку несется к храму Кинарет. Изольда успевает мимолетно потрепать ее по волосам, прежде чем девочка убегает прочь, успев выхватить из ее корзинки букетик горноцвета.
– Ты за покупками или так, поболтать? – отдуваясь, спросила Карлотта, начиная протирать прилавок.
– Слушай, ты Вилкаса не видела? – девушка снова огляделась по сторонам, но знакомой фигуры в тяжелой броне и двуручником за спиной нигде не было видно.
– Как вчера он с остальными Соратниками ушел, так и не вернулся, видимо. Не беспокойся понапрасну, он воин славный, не пропадет.
– А я и не волнуюсь! – упрямо выпалила Изольда, вздернув подбородок. Женщина хитро прищурилась.
– Что ж тогда выхаживаешь у ворот все утро? Не его что ли ждешь?
– Где хочу, там и хожу! – на щеках помимо воли расцвел румянец, и она отвернулась от улыбающейся лавочницы. Честно, она зла на Вилкаса! То не отходит от нее ни на шаг, то не замечает совсем. Все болтают, что он в эльфку влюблен, но девушка давно научилась не верить особо сплетникам. Да и сама видела эту босмерку – глаза раскосые, личико остренькое. Смотреть не на что! Не ей с Изольдой за Вилкаса соперничать. Торговка очень ждала, что Соратник ее замуж позовет. Парень он ладный, пусть денег у него особых и не водится, но все же… все признавали в них самую красивую пару Вайтрана. А босмерка… девушка недовольно сморщила носик. Нет, не желает она думать об этой остроухой!
Соратники вернулись, когда первые капли дождя упали на город. Изольда уже хотела было бежать в «Гарцующую кобылу», но решила повременить, принялась помогать Фрейлине убирать товар. Эйла бодро шла впереди, за ней, пыхтя, спешил Фаркас, а вот его брат и Тинтур сильно отставали от них. Девушка издалека еще заметила, что они держатся за руки. Не как брат и сестра по оружию, нет, воин нежно поглаживал пальцы эльфийки, не сводил с нее глаз, хотя босмерка шла, опустив голову, будто не решаясь взглянуть на норда. Тогда он остановился, притянул девушку к себе и попытался поцеловать, но Тинтур выскользнула из его рук и отскочила в сторону. Вилкас, хищно усмехнувшись, бросился за ней, но куда ему в тяжелых доспехах гоняться за эльфкой. Они пробежали мимо Изольды, и юноша даже не взглянул на нее, так стремился нагнать свою остроухую. Вилкас поймал ее на верхних ступенях, взвалил себе на плечо и весело зашагал к Йоррваскру. Тинтур силилась вырваться из его рук, а северянин только смеялся.
– Отпусти меня немедленно!
– Поцелуешь – отпущу, а будешь брыкаться, то швырну в канал!
– Не посмеешь… – Тинтур резко замолчала, когда Соратник стряхнул ее на землю и крепко прижал к себе. Даже сквозь пелену дождя Изольда видела, что он улыбается. Эльфийка легонько чмокнула его в губы, но Соратнику этого показалось мало.
– Мы так не договаривались, – обиженно заявил юноша, не выпуская Белое Крыло из объятий, – целуй по-настоящему!
