Текст книги "Огонь и сталь (СИ)"
Автор книги: Darr Vader
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
– Идет дождь, если ты не заметил, и я замерзла и устала…
Что ей ответил Вилкас, Изольда уже не слышала, дождь припустил во всю, кривая сабля молнии расколола небо пополам. Холодные капли обжигали, но не могли потушить пламени ревности и обиды, вспыхнувшего в груди девушки.
***
Следующие дни были невероятно мучительными для Изольды. Весь Вайтран только и шептался, мол, уломал, наконец, Соратник Белое Крыло. Не поминали, что было время, когда он с юной торговкой гулял, но девушке то и дело мерещились сочувственно–злорадные взгляды, насмешливые улыбочки… одной из первых красавиц Вайтрана предпочли лесную эльфийку! В который раз глаза обожгли злые непрошенные слезы. Чем она хуже остроухой?! Тинтур плоская, тощая, за юношу сойдет, еще и лицо разукрашивает… а Изольда… столько парней по ней вздыхают. Столько, но не Вилкас. Он ничего не обещал, не клялся в любви, воин даже обнять ее себе не позволял… вот в чем дело! Белое Крыло же в разбойниках ходила, наверняка не один головорез ее благосклонностью попользовался. Соратница, а ничем не лучше шлюхи. А какой мужчина устоит? Девушка улыбнулась своим мыслям, но улыбка тут же померкла, увяла словно колокольчик, побитый морозом, стоило ей увидеть Соратника и босмерку. Они вели себя как… как молодожены. Вилкас ничуть не стеснялся, а Тинтур улыбалась за день больше, чем за те пару лет, что прожила в Вайтране. Раньше она воина и подпускать к себе не хотела. Изольда рывком поднялась на ноги, сердито шелестя юбками. Уж что-что, а любоваться на них она точно не обязана!
– Куда спешишь, красавица? – ухмыльнулся Белетор, загораживая ей путь. Торговка обошла его, испепелив мужчину негодующим взглядом.
– Что, своих дел нет, ты за мной по пятом ходишь?! – прошипела она, поджимая губы. Бретон небрежно пожал плечами.
– Я просто иду себе, вижу, ты мне навстречу, – его напускная веселость испарилась, когда он заметил слезы, блеснувшие в уголках глаз девушки. – Тебя кто обидел? Хотя… понимаю.
– Что ты понимаешь?! – Изольда сжала ткань платья в кулаках, чувствуя жгучее желание вцепиться ногтями в самодовольную рожу лавочника.
– Понимаю, что по Соратнику своему страдаешь. Только зря это все, он кроме Тинтур никого не видит и не слышит. Эх, чую, скоро на свадьбе погуляю…
– Какая свадьба, что ты порешь? – торговка не заметила, что ее голос вдруг взлетел до визга. Слезы катились по ее щекам. Белетор горько усмехнулся.
– А ты думала, что все по тебе вздыхают? Что только по тебе с ума сходить будут? – мужчина хрипло хохотнул. – И кроме тебя девки в Тамриэле есть. Глянь, как милуются, коли мне не веришь.
***
Скрываясь в тени «Пьяного охотника», девушка нервно теребила край передника. Сначала она хотела поговорить с Вилкасом, но не решилась. После той истерики на нее итак все косо смотрят, не хватало еще, чтобы подумали, будто она за парнем бегает. Поэтому Изольда караулила Тинтур. Минуты тянулись бесконечно, лениво как алик’ская тянучка, торговка лихорадочно перебирала в голове слова, думая, что же сказать эльфке. Вилкас не жених ей, не ухажер… она надеялась, что босмерка поймет ее как девушку. Глупо и противно, но Изольда больше так не могла. Сердце тянулось к Соратнику, разум уговаривал успокоиться, забыть… а юность толкала в омут, маня броситься в него с головой.
Эльфийка плавно ступала по дороге, вышагивала с таким достоинством, словно она королева какая, высоко держала голову, и глазенки ее так и зыркали по сторонам. Девушка было стушевалась, но, вспомнив наглый оскал Белетора, набрала полную грудь воздуха и сделала шаг. Второй дался уже легче.
– Тинтур! Постой! – босмерка остановилась, бросила на Изольду внимательный взгляд через плечо. Торговка специально выждала до смены караула – стражники сейчас в казармах или во дворце, рапортуют. Никто их не подслушает и не подсмотрит. – Я… нам нужно поговорить.
– О чем? – спокойно осведомилась Белое Крыло, и ярость вдруг закипела в девушке. Будто она не понимает!
– Ты и Вилкас… вы с ним… правда?
– Неужели ты не заметила? – Тинтур слабо улыбнулась, чуть покраснев, еще больше взбесив Изольду.
– Он за тобой столько бегал, ты на него даже взглянуть не хотела, а сейчас уже лобызаетесь прямо на улице! И не стесняетесь даже!
– Какое отношение это имеет к тебе? – Белое Крыло говорила с ней снисходительно, как с малым дитя, что еще больше взбесило северянку. Увела у нее парня и еще спрашивает! Каждая секунда пережитого торговкой унижения, вся боль, обида, ревность, разочарование, растоптанные фантазии, в которых она видела себя невестой Соратника, тесно переплетались между собой, скатывались змеиным клубком, который все рос и рос. Грудь болезненно сдавило, и тихий женский шепот, струясь, полился будто из ниоткуда.
…Они смеются над тобой… он играл твоими чувствами, а потом просто выбросил их, потому что эльфийка, наконец, обратила на него внимание. Твои слезы и боль для него отныне пустое. Только Тинтур, только она… а твои друзья и соседи? Разве ты не видишь, как они потешаются над тобой? Даже твоя подруга Карлотта… брошенная ради лесной эльфийки…
Шепот звучал то тише, то громче, и алая пелена застлала взор Изольды. Это все из-за Тинтур! Не будь ее, Вилкас по-прежнему бы гулял с ней! И Никто бы не дерзнул насмешничать над первой красавицей Вайтрана!
…А для Вилкаса босмерка все же красивее…
С хриплым гортанным криком девушка кинулась на эльфку, выхватывая кинжал из ножен. Злоба затуманила ее рассудок, и она позабыла, что перед ней убийца и воровка, какой бы гильдией она не прикрывалась. Белое Крыло ловко уклонилась и, схватив ее за запястье, заломила ей руку за спину, вынуждая разжать пальцы. Клинок упал на землю с тихим звоном.
– Ненавижу тебя, – прохрипела Изольда. Волосы разметались, упали ей на лоб, – все из-за тебя!
… Ты даже не оцарапала ее. Слабая, беззащитная… как слизняк. Смотреть противно…
– Тебе нужно успокоиться, – успокаивающе молвила Тинтур, отпуская девушку. Та упала на колени и тут же схватила оброненный кинжал. Судорожно сжимая рукоять, торговка вновь бросилась на босмерку, не позволяя ей договорить. Эльфка отскочила в сторону, и лезвие лишь распороло воздух, – перестань!
– Ненавижу тебя! – девушка наступала, подбадриваемая Шептуньей. – Только увижу тебя, и кровь закипает! Погань эльфийская!
– Изольда…
– Вилкас мой! Ты его не получишь! Убью тебя, если нужно! – она оттеснила Белое Крыло к стене, где ютился мрак. – И уже никто не будет надо мной смеяться. Любому вырежу язык! И начну с тебя!
Глаза босмерки вспыхнули темно–золотистым пламенем, а девушка все продолжала осыпать ее оскорблениями и размахивать кинжалом у нее перед носом. Никто… никто… не встанет у нее на пути! Ни лесной эльф, ни Хульда! И Вилкас, и таверна – все ее! С неожиданной силой торговка сжала горло Тинтур, Белое Крыло глухо зарычала. Сознание вдруг озарилось вспышкой ослепительного света, и по шее Изольды растеклась жгучая нестерпимая боль. Крик сорвался с губ норжанки одновременно с кровью, хлынувшей из перегрызенного горла. Тихий смех Шептуньи провожал ее в царство Шора.
***
На смуглой коже босмерки на шее прямо под линией волос темнел замысловатый узор татуировки. Обычно Тинтур не убирала волосы, посему Вилкас был немало удивлен, завидев рисунок.
– Не знал, что у тебя есть… – юноша не договорил, многозначительно похлопал себя по шее. Эльфка усмехнулась, провела ладонью по татуировке, словно пытаясь определить на ощупь на месте ли она.
– Их не принято показывать, – тихо произнесла она, расплетая волосы. Золотисто–рыжие пряди водопадом заструились по спине, скрывая от глаз Соратника узор. Он даже толком не успел его рассмотреть. Просто пять вертикальных линий, идущих от шеи вниз, примерно ладонь в длину. Девушка тряхнула головой, пальцами расчесывая локоны. Вилкас, вольготно развалившись на постели, любовался ее плавными неторопливыми движениями. Не принято, что бы незамужняя пара жила вместе, а уж тем более делили одно ложе, но… это как-то само получилось. После той вылазки на Висельную скалу, воин был серьезно ранен в руку. Серебряный меч рассек его руку от локтя до кисти. Рана словно горели изнутри, сильно кровила. Соратник устал, обращение зверем и охота вымотали его, сил едва хватило, чтобы добраться до своей комнаты. Белое Крыло, уже без оружия и доспехов, пришла к нему в час волка. Не говоря ни слова, она залила его рану вином под сдавленное рычание вервольфа, чуть ли не силой влила ему в рот целебное снадобье – норд чисто из звериного упрямства не желал пить зелье. Эхо зверя еще звучало в его сознании, северянин скалился и тянулся к раненой руке, пытался зализать рассеченные плоть и кожу. На короткое мгновение волк вновь проснулся в Вилкасе, запах босмерки, острый и терпкий, коснулся его нюха, и оборотень с утробным рычанием сжал ее в объятиях, невзирая на новую вспышку боли. Тинтур не сопротивлялась, сохраняла каменное спокойствие, которое только разозлило Соратника. Он швырнул эльфийку на кровать, навис над ней, исступленно вглядываясь в темно–янтарные глаза. Рука пылала и вспыхнула еще ярче, когда девушка коснулась его щеки, а в золотистом взгляде нашли отражения все соблазны…
Вилкас подошел к девушке, руки воина легли ей на талию, притягивая эльфку к груди норда. Белое Крыло откинула голову на плечо юноши, и северянин прижался губами к ее шее.
– Твоя татуировка что-нибудь значит? – прошептал он, запуская пальцы в волосы девушки. Тинтур не удержалась от тяжелого вздоха.
– Это священные узоры, обереги. Их набивают каждому воину или охотнику.
– Что, прямо таки каждому? – улыбнулся юноша. – Я знал некоторых лесных эльфов, не видел у них никаких татуировок.
– Говорю же, их не принято показывать, – босмерка попыталась мягко высвободиться из объятий Вилкаса, но Соратник подтолкнул ее к столу, ладони опустились с талии на бедра эльфки. Белое Крыло уперлась руками ему в грудь и покачала головой, – их делают чернилами или маслом.
– Маслом? – воин поморщился, решительно отнимая руки бывшей разбойницы, удерживающие его, поцеловал запястье правой руки, потерся щекой о тыльную сторону ладони. – Их же тогда не видно.
– Суть не в этом. Ты заплатил за них болью и кровью, доказал свою стойкость, волю. Разве имеет тогда значение, видит их кто-нибудь или нет?
Норд уже ее не слышал, разговор о босмерских татуировках растерял всю свою прелесть. Чуть оттянув воротник камизы эльфийки, Вилкас чуть прихватил зубами кожу на плече Тинтур, оставляя бледно–алый след, провел по нему языком. Девушка судорожно вздохнула, изящные пальцы запутались в жестких смоляных волосах воина, погладили затылок. Неловко распустив шнуровку туники, путаясь в тонких ремешках, Соратник спустил ее с плеч эльфки и заглянул в искрящиеся расплавленным золотом глаза, ожидая позволения, и вздрогнул, когда Белое Крыло приподнялась на цыпочки и приникла к губам юноши. Северянин сдавленно зарычал, подхватил босмерку под ягодицы, усаживая на стол. Камиза задралась, обнажая ее стройные ноги.
– Братец, я тут… – Вилкас сначала услышал лишь голос близнеца, лишь потом до затуманенного желанием сознания донеслись тяжелые шаги и удар резной двери о каменную стену. Норд резко повернул голову, не выпуская Тинтур из объятий. При виде открывшейся ему картины шея Фаркаса начала медленно багроветь, он нервно топтался на месте, однако никак не отводил взгляд от полуобнаженной эльфийки, прижимающейся к его родственнику. Соратник поспешно отстранился, загородил собой босмерку от осоловелого взгляда брата.
– Ты что-то хотел, Фаркас? – отчеканил юноша, гневно сверкая глазами. Ежели близнец опять забыл, что они больше не живут в одной комнате…
– Так мы… это… идем или нет… ну, там… саблезуб у Зеленого ручья опять объявился, – просипел парень, отчаянно пунцовея щеками. Сдержанно кашлянув, Фаркас круто развернулся на каблуках и бросился прочь, громыхая на бегу доспехами. Тинтур тихо рассмеялась, натягивая поверх камизы кожаную безрукавку. Вилкас протестующее заворчал, поднял ее на руки. Сейчас даже не верилось, что девушка, по которой он вздыхал не меньше двух лет, отвечает на его чувства. Столько ссор, беготни и терзаний… подарив Белому Крылу легкий поцелуй в щеку, норд нехотя поставил ее на пол.
– Я скоро вернусь, – улыбнулся он.
– Не сомневаюсь, – она лукаво взирала на него из-под полуопущенных ресниц, облизнула губы. Искушение, да и только! Но если Соратник поддастся, то брату придется разбираться с саблезубами в одиночку, да и не стоит показывать женщине, какую власть она над ним имеет. Пусть не зазнается шибко. Норд скрыл улыбку, прилаживая латный нагрудник. Вот теперь Тинтур от него никуда не денется!
– Убийцу Изольды так и не нашли, – угрюмо протянул Фаркас по дороге к вайтранским воротам. Солнце сияло во всю, после нескольких дней практически нескончаемых дождей радостно было видеть бездонную синеву неба и чувствовать ласковое тепло солнечных лучей на лице. Сияющий лик отражался в зеркальных гладях небольших лужиц.
– И не найдут, – горестно вздохнул Вилкас. Жаль было девушку, красивую, юную, которая теперь возлежит на каменном ложе в холодном зале Аркея. Кто ж мог так жестоко, так безжалостно убить ее? Юноша мрачно покосился на двух редгардов, отирающихся близ «Пьяного охотника». Чужие, приезжие, шастают по городу и все зыркают своими черными алик’рскими глазами-бусинами. Соратник смерил их недобрым взглядом. Нет причин подозревать их в убийстве Изольды, но доверять редгардам он не собирался.
– Я заметил, у вас с Тинтур все хорошо, – добродушно улыбнулся Фаркас, хлопнув близнеца по плечу, – уж сколько ты за ней бегал! Да и у босмерки глаза наконец-то открылись. Ох, гулять нам скоро на свадьбе, да, братец? – парень, хохоча, подтолкнул Вилкаса локтем в бок.
– Я не думал пока о браке, – смущенно начал воин, но брат его резко перебил.
– Только попробуй ее обидеть! А то ведь не посмотрю, что родственник, схлопочешь у меня в рыло!
Северянин только расхохотался над словами Фаркаса. Обижать Тинтур?! И в мыслях не было! Только дурак свою женщину бить или унижать будет, истовый северянин всегда знает, как ее в узде удержать. А о свадьбе думать пока рано. Нужно исполнить волю Кодлака да и Соратникам без Предвестника обходиться негоже. Вот только… Скьор погиб, Фаркас слишком прост, а Эйла больше зверь, нежели воин.
– Соратники! Эй, Соратники! – оклик заставил братьев обернуться. К ним спешил гонец, данмер, размахивающий руками. Эльф придерживал холщовую сумку, набитую посланиями, алые глаза лихорадочно блестели. Никак уже меда в таверне глотнуть успел. – Соратники, тут одному из ваших письмо. Так, секунду… – из нутра мешка появился чуть продолговатый конверт, – посмотрим… да, вот! Тинтур Белое Крыло из ваших?
– Да, – Вилкас ответил слишком поспешно, вызвав ухмылку у брата и недоуменный взгляд гонца. Нерешительно, темный эльф протянул пергамент ему.
– Так передадите ей, а то мне еще в Данстар с посылками, – не дожидаясь ответа норда, гонец поправил суму и резво направился в сторону таверны. Юноша несколько мгновений, показавшихся ему годами, молча смотрел на письмо в своей руке. Ни подписи, ни адресата, ничего. Поджав губы, воин решительно вскрыл конверт.
– Братец, ты чего, это же письмо Тинтур! Она не обрадуется, узнав, что ты его прочитал.
Соратник не ответил брату. Северянин сжимал в руках хрупкий, податливый лист бумаги, украшенный черным отпечатком ладони. Чуть ниже всего два слова. «Мы знаем».
========== HeyV BROM (Честь Севера) ==========
Дхан’ларасс не привыкла видеть брата таким молчаливым и сдержанным. Камо’ри никогда не мог усидеть на месте. Когда отец отправлял его колоть дрова, каджит, тогда еще котенок, успевал и набрать цветов для Шамси, поиграть с младшей сестрой, даже сбегать посмотреть на тренировки солдат. Правда, если Асэт’ар не заставал отпрыска на месте, то никакие одежды не могли скрыть распухший хвост Камо’ри. Но сейчас причина мрачной задумчивости брата была не ясна воровке. Это раздражало, недовольство каджитки разжигала так же ноющая боль в спине и грудях. Придвинув к себе миску с медовыми сотами, она подозрительно нахмурилась. Льдисто–голубые глаза впились в пирата.
– Ты что-то сам не свой, братец, – промурлыкала Ларасс, слизывая тягучие золотистые капли меда с пальцев, – что тебя беспокоит?
Камо’ри не ответил, лишь дернул острыми ушами, и золотые кольца тоненько звякнули, будто соглашаясь с молчанием каджита. Воровка насторожилась, встревожилась не на шутку, ее аппетит разгорелся еще сильнее, а котята беспокойно заворочались. Кряхтя, сутай–рат неловко поерзала на стуле, устраиваясь по-удобнее. В последнее время стало совсем уж тяжело, невыносимо просто, однако Ларасс не желала шибко скорого приближения родов. Страшно, волнительно, ни Векс, ни Тонилла в повивальные бабки не годятся, а Бахати сама еще ребенок. Ларасс ухмыльнулась в усы. Хвост девочки начинает лихорадочно метаться из стороны в сторону всякий раз, когда единственный глаз Камо’ри останавливался на ней. Пират не прочь, но у Бахати еще даже уши не проколоты, да и Векс постоянно рядом, будто нарочно. Имперка все глаза закатывает, губы кривит, но Дхан’ларасс видела, что блондинка тоже неравнодушна к каджиту. Брат умеет расположить к себе женщину, и не важно, есть у нее хвост или нет.
Боль пронзила ее тупым раскаленным клинком, сутай–рат стиснула зубы, выронила чашу. Она покатилась по каменному полу, расплескивая воду с яблочным вареньем. Камо’ри вздрогнул, вынырнул из омута своих невеселых дум, обеспокоенно воззрился на сестру. При виде ее исказившегося лица, он привстал, но воровка махнула ему рукой.
– Сиди, сейчас пройдет, – она улыбнулась сквозь тающую пелену боли и глубоко вздохнула. Ладони легли на живот, ласково погладили. Вдруг котята испугались, вдруг им тоже больно. Но очередной укол боли, еще более сильный, еще более острый, заставил ее глухо вскрикнуть.
– Время пришло? – обеспокоенно нахмурился Камо’ри. Воровка не ответила, лишь зашипела сквозь сжатые клыки, страдальчески зажмурившись. Пепельно-серая шерсть на загривке встала дыбом, она прижала уши, не отнимая ладоней от живота. Пират вскочил, опрокинув стул, бросился на колени перед Ларасс. – Сестрица?
– Я рожаю, – испуганно мявкнула Соловей, – Камо’ри, я рожаю! – последнюю фразу она практически кричала. Хвост исступленно хлестал каджитку по бокам, в бледно-лазурных глазах пышным цветком распустился ужас. Она вцепилась в запястья брата, задыхаясь от душной волны паники, накрывшей ее с головой. Но ведь еще рано! Еще как минимум неделя до срока! Боль, только отступившая, вновь запустила в воровку свои клыки.
– Не раскисать, Ларасс! – строго рыкнул Камо’ри. Он подхватил младшую сестру на руки, чувствуя, как она дрожит. – Мать и отец на тебя смотрят. Не смей вредить детям своим страхом.
Прижимая ее к груди, каджит аккуратно, бережно, с безграничной нежностью уложил гильдмастера на стол, попутно сметая на пол стоящую на нем посуду и книги. Сутай-рат тут же запустила когти в деревянную столешницу, выгибая спину. Пламя, разгорающееся в низу ее живота, уже достигло груди и лизало острыми языками сердце, бьющееся через раз. Все мысли покинули голову Дхан’ларасс, рассудок заволокло плотным черным туманом, и каждая схватка распарывала плотную пелену кроваво-алым всполохом. Брат бесцеремонно задрал подол ее разношенного платья, с силой развел плотно сжатые колени. Протестующе пискнув, сутай-рат попыталась прикрыться, но очередной укол родовой схватки вырвал из ее груди хриплый крик.
– По милости Азуры и Мары мои племянники скоро войдут в этот мир, – глухо произнес каджит, мягко массируя живот Ларасс. – Не лежи же как хоркер, Обливион тебя дери, хвостатая, твои дети жить хотят!
– Детка, я слышал крики! – в комнату с обнаженным кинжалом ворвался бледный Бриньольф. Узрев каджитк, свесившую розовый язычок, распластанную на столе и жадно глотающую воздух, ее братца, нагло шарящего у нее между ног, мужчина опешил. Ему словно под дых врезали, вор едва не выронил клинок. Во рту резко пересохло, сердце ухнуло вниз, проломило пол и полетело в планы даэдра. Норд сглотнул колючий ком, вопросы жгли ему губы, но тут пират обратил мрачно-встревоженное лицо к Соловью.
– Чего встал?! Полотенец чистых да горячей воды быстро! И пришли Бахати сюда! Ну же, uakie, – ласково промурлыкал каджит, уже обращаясь к сестре. – Давай, тужься!
Сутай-рат захрипела, ощетинившись и прижав уши. В прозрачно-голубом взгляде плясало аквамариновое пламя.
– Dorrmeath! Usudev corvo! – взвизгнула Ларасс. – Карджо, будь он проклят, поганый выродок! Брат, я хочу его голову!.. – новый приступ острой боли пресек поток ее проклятий. Пират злобно покосился на застывшего на пороге покоев гильдмастера норда единственным глазом.
– Ты еще здесь?! – рявкнул каджит, вздыбив шерсть на затылке, но тут же взволнованно зашипел. – Uakie, я уже вижу головку!
Бриньольф опрометью вылетел из комнаты, прижимая ладонь к груди, где бешено билось сердце. Одно дело мысленно готовиться к рождению котят, совсем другое – столкнуться с этим в жизни. За резной дверью, окованной металлом, надрывалась Дхан’ларасс, и каждый ее крик каленой сталью бил по натянутым нервам вора. Что там просил кошак? Воды и полотенец… хлеба и зрелищ… северянин невесело улыбнулся. На такое зрелище никаких коврижек не хватит.
– Брин, что за крики? – к нему подбежали Делвин и Синрик. – Будто на живую режут кого.
– Близко к истине, – насмешливо хмыкнул вор, но пронзительный вопль гильдмастера словно окатил мужчину ледяной водой, по спине прокатились колючие мурашки озноба. Вода… ему нужна вода! Метнувшись сначала влево, потом резко вправо, Бриньольф кинулся прочь, едва не сбив с ног ошеломленных гильдийцев. Черт, где ему в Крысиной Норе найти чистую воду?!
– Кстати, наш босс рожает, – обронил Соловей спокойно, даже как-то небрежно, прежде чем скрыться за поворотом. Секундная тишина. А потом вопль смешанного удивления и страха.
***
– Давай, сестрица, давай, еще немного…
Голос Камо’ри доносился будто издалека. Ларасс тяжело дышала, глотая раскаленный, пропитанный кровью воздух маленькими кусочками. Каждый раз горло болезненно сдавливало, чрево горело изнутри. Каджитка поднатужилась последний раз, прежде чем обессиленно откинуться на стол. Силы окончательно покинули измученное родами тело сутай-рат, но ей казалось, будто она сбросила с плеч непомерный груз. Заботливый брат бережно протер ее бедра от следов крови, осторожно стянул с нее платье. Воровка блаженно вздохнула, когда легкий сквознячок взъерошил ее шерсть.
– Умница, uakie, – прошептал он. Каджитка слабо улыбнулась в усы. Нечасто можно услышать от каджита эльсвейрскую речь, из родной язык труден, но поистине музыка для ушей детей пустыни, окруженных снежными барханами. – Мать и отец горды за тебя. Уж я-то знаю.
– Камо’ри, – сутай-рат лениво приоткрыла глаза. Мягкая постель и невероятное облегчение, заключившее ее в свои невесомые объятия, окончательно разморили воровку. – Сколько их?..
– Трое, uakie. Ты принесла в этот мир троих воров.
***
Вилкас сжимал в кулаке пергамент, переводя мрачный взгляд с отпечатка ладони на желтоватой бумаге на пылающий в очаге огонь. Сжечь его и все дела! Не было никакого письма. Выходит, правдивы слухи. Темное Братство живо. Юноша сжал зубы, на скулах заходили желваки. Шайка убийц, душегубов! Из-за женщины, принесшей в жертву собственных детей, считают, что имеют право решать, кому жить, а кому умирать за пригоршню звонких монет! Воин сжал кулаки, пергамент с тихим печальным шорохом практически скрылся в ладони Соратника. Что Братству нужно от Тинтур? Что они знают? Не просто же так шлют ей письмо… Вилкас устало потер переносицу, запустил пальцы в свои волосы, сжимая их в кулаке. Только что-то начало налаживаться после гибели Кодлака, как вдруг одна жалкая безобидная бумажка рушит это с такой легкостью, крушит, как таран ворота вражеской крепости. Если Белое Крыло прознает про письмо, про то, что ее ищет гильдия убийц, ничто ее в Вайтране не удержит, хоть в цепи ее заковывай, хоть за семью замками запирай. Сбежит безлунной ночью, и ищи ее потом опять по всему Скайриму. Но не будет же она всю жизнь бегать! Юноша нахмурился. Соратников здесь уважают, но босмерка успела уже делов натворить. Норд скомкал пергамент, но вместо того, чтобы швырнуть его в огонь, сунул его в карман штанов.
– Чего грустишь, братец? – пробубнил Фаркас с набитым ртом, руками разламывая краюху хлеба. – Хватит мять письмецо, отдай ты его уже эльфийке.
Легко сказать, отдай. Эгоистом Вилкас никогда не слыл, всегда старался думать прежде всего о близких ему. Не может же Тинтур всю жизнь бегать, да и Скайрим не так уж велик. А что, если она решит возвратиться в Валенвуд? Нет, отпускать девушку воин не собирался. Ревность, злость, непонятная обида тисками сжимали его грудь.
– Брат, – собственный голос показался ему жестким, непривычно холодным и надменным, – ты ничего не скажешь ей о письме.
– Чего? – парень удивленно заморгал, отставил кубок. Мед стекал по его подбородку, и Соратник торопливо вытер рот рукавом. – Ты что это мелешь, Вилкас? Как это не говорить? Да пол Вайтрана видели, как этот гонец к нам подбегал, еще и орал на весь город. Хватит дурить, отдай письмо, уж она-то разберется, что с ним делать.
– Фаркас, ты меня слышал? – в груди оборотня клокотало едва сдерживаемое рычание. – Тинтур ничего об этой бумажке знать не должна.
Взгляды юношей скрестились будто мечи. Фаркас тяжело поднялся на ноги, упираясь крепко сжатыми кулаками в столешницу, Вилкас стоял близ очага, и отблески пламени, извивающегося в своем диком жарком танце, делали его нахмуренное чело еще мрачнее. Уж близнец должен был его понять! Будь воин поумнее, он бы еще там, у ворот, бросил бы письмо в канал. Послание погибло бы в водах, и все, что Черное Братство хотело сказать Тинтур, растворилось бы вместе с чернилами и пергаментом. Убийцы не дерзнули бы сунуться в Вайтран, не в Йоррваскр, из палат Исграмора никто из них не выйдет. И, если нужно, Вилкас будет связывать эльфийку. Что угодно, лишь бы она снова не запятнала свои руки чужой кровью.
– Тинтур ничего не узнает. По крайней мере, от меня точно, – пробубнил, наконец, Соратник, отводя взгляд. Его брат облегченно вздохнул, морщины на его лбу разгладились. – А кто будет много болтать, тот получит в рыло!
– Спасибо, брат, – воин положил руку на плечо угрюмого Фаркаса. Тот криво ухмыльнулся, глядя на родича исподлобья. Он в ответ положил ладонь на предплечье близнеца, но взгляд его темных глаз был встревоженным и печальным. Слова, невысказанные, повисли в воздухе меж ними, и Вилкас чувствовал, что брат отгородился от него стеной недоверия. Юноша раздраженно фыркнул. Вот уж дудки! Он отходчив, назавтра уже забудет о ссоре.
Только вечером воин вспомнил о злополучном послании, до сих пор покоящемся в кармане. Тинтур была еще в главном зале вместе с Ньядой и Рией. Босмерка в последнии дни была очень счастлива, звуки ее смеха, чуть сдержанного, с бархатистой хрипотцой, пробегали по спине Вилкаса вереницей колючих мурашек, губы невольно раздвигались в улыбке. Глядя, как сестры по оружию, обмениваясь хитрыми взглядами, усиленно подливают вино в чашу Белого Крыла. И что эти бесовки пытаются у нее выведать? Соратник за вечер даже и слова эльфке не сказал, все ему чудился огонек подозрения в янтарных раскосых глазах, а пергамент письма жег кожу через одежду. И как он мог о нем позабыть?! Вытащив скомканный лист бумаги, Соратник несколько раз подбросил его на ладони. Подумать только, всего два словечка – и столько проблем.
– Ты рано ушел с ужина, – произнесла Тинтур, затворяя дверь. Вилкас вздрогнул и поспешно бросил пергамент под кровать, круто обернувшись на пятках. – Ты вообще сегодня сам не свой. Что-то случилось?
– Н-нет, что ты! – юноша улыбнулся, притягивая босмерку к себе и ногой запинывая пергамент подальше под кровать. Еле успел… эльфийка улыбнулась и аккуратно высвободилась из его объятий, принялась снимать бандану, скрывающую ее изуродованные уши. Серебристо–белая тонкая косичка легла ей на плечо. Дождавшись, когда она расчешет волосы, Вилкас без лишних слов притянул Тинтур к себе, жадно вдыхая окружающие ее острый травяной аромат.
***
Ей снилась родина. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь кружево густой листвы, густой земляной аромат леса и небо ярко–синее, так не похожее на холодную лазурь небосвода Скайрима. Вот Тирон играет с отцовским луком, а Квэнья гоняется за бабочками. Мать, невысокая, смуглая, тонкая и гибкая как ивовая веточка, нянчает младшего сына, всего пяти месяцев от роду… веки темно–золотистых глаз дрогнули и медленно поднялись, одинокая слеза скатилась по щеке Тинтур. Сейчас Айниллу почти три года, а старшей сестры он не видел и вряд ли когда-нибудь увидит. Вилкас тяжело вздохнул во сне, что-то сбивчиво пробормотал и повернулся на бок. На его спине от плеча к лопатке шел бугристый белый шрам. Босмерка провела по нему кончиками пальцев и вдруг отдернула руку будто обжегшись. Она поклялась самой себе никогда больше не доверять нордам, а что же в итоге? Делит ложе с северянином по доброй воле… устало проведя ладонью по волосам, Белое Крыло спустила ноги на пол. Медвежья шкуса, устилающая пол, щекотала голые ступни. Девушка подошла к стоящему в углы комнаты столику, налила себе воды из кувшина. Сегодня за ужином Рия упорно пыталась напоить ее, чтобы выведать все подробности отношений эльфки с Вилкасом, но в итоге захмелела сама. Тинтур задумчиво глотнула из чаши. Ласки воина, его объятия и поцелуи приносили ей наслаждение, рядом с ним ей чувствовалось спокойно, иногда девушке казалось, что она с удовольствием бы вышла за него замуж, но эльфийка тут же отбрасывала эту мысль. Не сможет она вечно жить в городе, воспитывая детей и дожидаясь мужа. Белому Крылу нужна охота, запах жертвы и привкус страха жертвы на языке, рвущееся из груди сердце и кровь, кипящая от предвкушения и близости опасности. Вилкас вообще собирается от волчьего дара избавиться, его гнетет, мучает зов луны, а Тинтур разбрасываться этим не может. Босмерка умерла глупым лесным эльфом и вновь родилась зверем, когда Скьор смочил ее посиневшие от мороза губы своей кровью. Такое не забыть и не отбросить.
Девушка зябко поежилась и тряхнула волосами. Луна на убыль пошла, значит, времени у нее до следующего полнолуния. Как снова запоют в лесах волки, так босмерка отправится в леса. Сейчас у нее есть куда и к кому возвращаться. Поставив чашу на столик, эльфийка шагнула к кровати, как вдруг заметила небольшой светлый комочек, прячущийся под скинутым на пол покрывалом. Белое Крыло, неслышно ступая, аккуратно подняла смятый листок пергамента, пахнущий чернилами… и Вилкасом. Тинтур покосилась на спящего юношу и осторожно развернула бумагу, тихо шуршащую под ее пальцами. Отпечаток ладони зиял зловещей чернотой, короткая фраза, размытая темнотой, рассыпалась на буквы, которые расползались в сторону как грязекрабы. В горле эльфки резко пересохло, перед глазами предстало бледное лицо Изольды, искаженное злобой и яростью, которые сменились болью, мучительным недоверием, когда кровь хлынула из перегрызенного горла. Босмерка присела на край кровати, продолжая сжимать пергамент в похолодевших руках. Это послание ей, послание убийц убийце. И Вилкас прочитал его, попытался скрыть от нее письмо, которое может стоить ему жизни. Внезапно гнев вспыхнул в ее сердце. Соратник не сказал ей о послании! Решил умолчать. Тинтур медленно повернулась к спящему юноше. Она должна злиться на него, но вместо этого гневается только на себя. И задыхается от боли.
