Текст книги "Огонь и сталь (СИ)"
Автор книги: Darr Vader
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)
– Крошка, при всем моем уважении, но это не ваше дело.
– Не соглашусь, Брин, – Меллори хмуро зыркнул на него исподлобья как злокрыс из-под метлы, – кошечка хоть и наш босс, но мне она как дочь.
– Ага, а котята ее тебе тогда внуки, да, дедуля? – фыркнул Векел, надраивая железную кружку. – Брин, ты не думай, если у вас с Ларасс все серьезно, мы только рады, честно. Ты, главное, заранее нас предупреди если вы это… ну… еще воров настрогаете.
– Одних шеф уже принесла в подоле, – лукаво заметила Тонилла, – надеюсь, следующие в законном браке родятся, пред людьми и богами заключенным.
– Э нет, мне и тройняшек с лихвой хватает, – нервно рассмеялся Бриньольф, запуская пальцы в огненно-рыжие волосы на затылке, – к тому же, я сильно сомневаюсь, что мое семя у детки приживется.
– На все воля богов, – туманно откликнулась редгардка, щуря черные глаза, отливающие перламутром. Они напомнили Соловью о длинной нитке бус Дхан’ларасс – черные горошинки, поблескивающие в рваном пламени свечей, обнимали стройную шею и спускались по груди до самого живота. Синий взгляд Бриньольфа чуть затуманился, он подпер кулаком подбородок и глубоко вздохнул. Что там Тонилла бормотала о детях? Их с Ларасс ребенок? Да нет, у каджитки от человека… нет. Хотя… да нет же! Мужчина решительно тряхнул волосами и принялся яростно возить ложкой по миске, гоняя кусочки мяса. Боги не допустят такого. Только вот слишком коварна улыбочка Тониллы, да и Векс так лукаво на вора косится. Норд швырнул ложку на стол, надувшись как мальчишка.
– Ну не сучки ли вы, детки, – буркнул он, пытаясь представить, как же будет выглядеть плод их пламенной с Ларасс любви.
***
Понимая, что уснуть больше не удастся, воровка с сожалением выскользнула из теплых объятий Бриньольфа. Если сейчас будет ворочаться и ерзать, то перебудит и любовника, и детей, если котят еще можно успокоить, сунув им грудь, то Брина… можно успокоить так же. Сутай-рат хихикнула, с наслаждением потягиваясь. Золотые серьги с бирюзой приятно отягощали уши.
Приятно, оказывается, чувствовать себя принадлежащей своему мужчины.
Тихонько притворив за собой дверь, Дхан’ларасс широко зевнула, прикрыв рот ладошкой. Солнце-то хоть встало? Накинув на плечи камзол, каджитка, чуть волоча ноги, направилась в “Буйную флягу”.
Векел бы на месте, старательно подметал пол и весь сор, все кости, пыль и шкурки, нагло сваливал в темные воды канала, лижущего волнами каменный выступ. Соловей чуть отставила ногу и уперлась руками в бока, чуть располневшие после родов. Ее фигура, бывшая когда то худощавой, даже немного тощей, сейчас была приятно округлой, аппетитной, как сказала ей Тонилла. Как-то она заикнулась Бриньольфу о том, что немного похудеть, так тот фыркнул и так шлепнул ее по заднице, что она горела до самого вечера. У бабы… то есть, у женщины должно быть, за что подержаться. А я об мослы синяки набивать не хочу.
***
Синяк он все же заработал – Ларасс так двинула ему кулаком в плечо, что он разнюнился, и воровке пришлось поить его лечебным снадобьем. Притворялся, конечно, засранец. Каджитка вильнула хвостом и чуть слышно кашлянула. Векел вздрогнул, круто обернувшись, едва не выронив метлу. Завидев гильдмастера, он хмуро сплюнул сквозь зубы.
– Что, неужто трудно прогуляться до Крысиной норы и выкинуть мусор там? Или твоему эстетическому вкусу соответствует дерьмо, болтающееся перед носом?
– Да ну тебя, – раздраженно проворчал повар, потрясая метлой, – много ты понимаешь!
– В плавающем мусоре? Ты прав, совсем не разбираюсь, – хихикнула Дхан’ларасс, и уши ее нервно дернулись на тихую возню у порога «Буйной фляги». Какой-то тип упорно пытался протиснуться мимо Могильщика, который вот-вот был готов сорваться.
– Я в последний раз повторяю тебе, кошак, проваливай! – рявкнул он, замахиваясь, но каджит ловко проскочил мимо него и приложил сапогом по заду вышибалы. Могильщик покачнулся, но не упал. Он медленно повернулся, и лицо имперца радовало взгляд ярким багрянцем.
– Да я из тебя коврик сделаю, блохастый! – взревел Могильщик, выхватывая меч. Карджо сомкнул пальцы в латной перчатке на рукояти своего клинка.
– Не стоило обнажать сталь против каджита, – прорычал караванщик. От первого рубящего удара он уклонился, второй рассыпался искрами, хищный звон стали прокатился над равнодушными волнами канала, по которым блуждал яблочный огрызок. Разъяренный сопротивлением, Могильщик ринулся вперед, его клинок со свистом рассек воздух… и пивная кружка с размаху угодила ему в лоб. Имперец неуклюже взмахнул руками, сведя глаза в кучу, и с проклятиями полетев смрадные воды. Взорвавшись тучей брызг, водная гладь разомкнулась, принимая мужчину в свои объятия.
– Какого… даэдра, мать вашу?! – вопил вышибала, отплевываясь и барахтаясь в воде. – Да я… да мне…
– Уймись, – холодно обронила Ларасс, пронзая напряженного Карджо надменным взглядом, – не хватало мне еще тут пол кровью заливать!
– Шеф! – в волосах Могильщика, спутанных и мокрых, запуталась полусгнившая луковая кожура. – Ну так это… кошара поганая прет напролом. Я ему говорю, мол, нельзя, а ему хоть бы хны!
– С кошарой я сама разберусь, – промолвила каджитка холодно, хотя сердце тревожно забилось. Что Карджо надо? Она больше года не видела его, да и караванщик не рвался в бывшей любовнице. Что, он ударился головой об алтарь Мары и резко вспомнил о любви и всепрощении?! Льдисто-голубые глаза сутай-рат впились в чуть виноватое лицо каджита. Воровка скрестила руки на груди. Звенящую тишину, повисшую меж сутай-рат, нарушали угрюмое фырканье Могильщика, плеск воды и тихое насвистывание Векела.
Не произнося ни слова, Дхан’ларасс развернулась и направилась в глубь таверны. Карджо, повесив хвост, поплелся вслед за ней. Не так каджит с ней встретиться хотел, не чтоб она увидела, как каджита гоняют, будто котенка шкодливого. Караванщик опустился на колченогий стул, который заскрипел и опасно покачнулся под его весом. Все слова, которые он собирался сказать Ларасс, застряли поперек глотки, а в голове – пустота, мысли разбежались, словно козы, завидевшие великана. Воровка присела на край стола, закинула ногу на ногу. Только сейчас, в зыбком неверном свете Карджо заметил в ее ушах богатые серьги с бирюзой.
– Ну… и чего ты явился? – бросила воровка, и хвост мазнул ее по бедру. Льдисто-голубые глаза скользнули по каджиту, и она усмехнулась в усы. – Видок у тебя, конечно… словно в гнездо грязекрабов угодил, и они тебя не хило за хвост пощипали.
– Очень смешно, – буркнул Карджо невесело. Он бродил по этим катакомбам, отбиваясь от злокрысов, а Ларасс насмешничает. Сутай-рат отвел взгляд, почесывая затылок. Серебряный медальон лег на деревянную столешницу с тихим звоном. Украшение излучало мягкое сияние. – Вот… это для моего ребенка.
– Хм, да что ты, – усмехнулась воровка, подцепив пальцами тонкую крученую цепочку. Караванщик взглянул на нее недоуменно, – у меня трое котят. И как предлагаешь его делить? Одному цепочку, а остальным половинки амулета?
– Трое… – эхом повторил каджит, слабо улыбаясь, – не каждому боги подарят троих детей. Они… здоровы?
– Да, сейчас они спят, – отрезала Ларасс. Интересно, кто же проболтался? Хотя по Рифтену итак гуляют слухи. Словечко от одного, от другого… вот тебе и сплетня. – И что же заставило тебя вдруг вспомнить обо мне? – амулет упал на стол с тихим печальным звоном. Серые глаза сутай-рат были преисполнены печали.
– Азурах плачет, глядя на тех, что бросает своих детей, – взгляд Карджо ожесточился, – каджит видит иные серьги в твоих ушах. То есть признаешь бесхвостого своим?
– А тебе-то что? – яростно прошипела Соловей, вскакивая. – Смотрите на него, явился спустя зиму! Думал, ждать буду тебя? Сам поди не шибко тосковал.
– Ты даже не захотела сказать мне, кого родила, так что не смей обвинять каджита! – шерсть вдоль головы Карджо встала дыбом, увенчав его воинственным гребнем. – И греешь сейчас постель человеку как жена его! А что, если надоешь ты ему? Для него серьги – мелочь, украшение пустое! Бросит он Ларасс одну, опозоренную и несчастную
– А ты меня счастливой оставил! – ощетинилась воровка. – Еще и с брюхом в придачу!
Но ядовитые, полные злобы слова Карджо все же взошли ростками сомнений в душе гильдмастера. Что если правда, Бриньольф позабавится с ней да бросит, как игрушку надоевшую, а сам скользнет в объятия Хельги, искусством Дибеллы наслаждаться? Каджитка соскочила на пол, ее бирюзовые глаза пронзили караванщика гневным взглядом, – все сказал? Теперь убирайся с глаз моих, иначе велю Могильщику искупать тебя в стоке!
Каджит неспешно поднялся на ноги. Глупостью, пустой суетой было надеяться на то, что забудутся между ними обиды, и вновь он обретет то, что потерял. От чего отказался столь бездумно. Лунный амулет одиноко поблескивал, и Карджо, будто прощаясь, провел по нему кончиками пальцев.
– Ты отдашь его моему сыну? – глухо произнес он, не глядя на Дхан’ларасс. Ее протяжный вздох осел на усах воровки.
– Отдам, – кивнула она, помедлив с мгновение, – а дочек, значит, без приданого оставишь.
– Я принесу им серьги, – с готовностью выпалил Карджо. Его хвост счастливо метался из стороны в сторону. Он опустил вдруг голову и попросил почти робко:
– А можно… ли каджиту посмотреть на них?
– Дети еще спят…
– Уже нет, – заявил Бриньольф, вваливаясь в таверну. В одних сапогах и штанах из мягкой шерсти, он подошел к Ларасс и приобнял ее за талию. Кончик хвоста караванщика дернулся, кончики острых ушей слегка подрагивали. – И все трое требуют завтрака. Потому, детка, будь хорошей киской, покорми кровиночек.
Карджо глухо зарычал. Воровка опустила голову, и ее острый локоть двинул так норда в живот, что мужчина сдавленно охнул, согнувшись пополам. Векел Воин, знай себе, ухмылялся за стойкой, ехидно щурился, глядя то на каджита, то на вора, который хватал ртом воздух. Хвост гильдмастера извивался змеей, выдавая ее беспокойство, караванщик же прижал уши, усы гневно топорщились. Не будь Бриньольф так занят попытками глотнуть кислорода, наверняка бы померился с котом угрожающими взглядами. Хотя с одним уже домерился… до горячечного бреда и воспаления. Караванщик хмуро повел плечами.
– Каджит придет в следующий раз.
– Не стоит тебе соваться сюда лишний раз, – золото в ушках Ларасс тонко звякнуло, – сама тебя найду, если будет нужда. Сейчас тебе лучше уйти.
Усы сутай-рат огорченно поникли. Сухо кивнув, он поплелся обратно через мостик к двери, ведущей в Крысиную нору. Не за чем ему знать о тайных ходах Гильдии, вообще он сглупил, явившись сюда. Могильщик проводил Карджо угрюмым взглядом, губы имперца беззвучно шевелились.
– И чего ему надо было? – сварливо буркнул Бриньольф, потирая место ушиба. В уголках его глаз поблескивали слезы, на животе растеклось бледно-алое пятно. Гильдмастер небрежно пожала плечами.
– О детях вспомнил, – истомно промурлыкал она, ласково проводя коготками по обнаженной груди мужчины, не сильно, до тонких белых полос. Ловкие пальцы воровки, чуть поигрывая, устремились к плечу Соловья. Вор негодующе фыркнул.
– Вовремя, нечего сказать! Нефти почти ходить научилась, а Нери уже говорить пробует, – уши Дхан’ларасс недовольно дрогнули, хвост ударил ее по бедру. И кто придумал сокращать имена ее дочерей столь… безвкусно и глупо?! Норд тем временем поднес амулет Карджо к лицу, оценивающе прищелкнув языком. – Так себе побрякушка. У Мадези за десять септимов можно купить и получше. И что, один на троих? Щедро, нечего сказать!
И, презрительно хмыкнув, он подкинул медальон в воздух. Серебро заиграло бледными бликами, искорки пробежали по искусной резьбе. Каджитка, кротко опустив ресницы, впилась коготками в спину Бриньольфа, чуть выше лопатки. Норд крякнул от боли, лицо его мучительно исказилось.
– Киска, – прохрипел он сдавленно, пытаясь вывернуться из цепких лап босса, – ты чего?
Но когти лишь глубже вонзились в кожу Соловья. В голове эхом звучал ядовитый, полный щелочной злобы голос Карджо: А что, если надоешь ты ему? Для него серьги – мелочь, украшение пустое! Бросит он Ларасс одну, опозоренную и несчастную…
Шерсть на загривке сутай-рат встала дыбом, она резко убрала руку и отвернулась. Северянин, страдальчески кривясь и выворачивая руки, пытался ощупать свою спину на предмет крови.
– Крошка, да что не так то? Всю спину мне в кровь изодрала! Ларасс, – мужчина мгновенно посерьезнел, заметив, что его веселости воровка не разделяет. Она стояла, насупившись, разглядывая носки своих сапог. – Что случилось? Чего тебе этот кошак драный наболтал?
Гильдмастер сердито засопела.
– Брин… ты ведь меня не бросишь ради какой-нибудь сисястой нордки? – пробормотала она, кусая беспокойно губы. Северянин глухо хохотнул, но торопливо проглотил смешок, поймав сверкнувший голубой сталью взгляд каджитки. Руки Бриньольфа обвили талию сутай-рат, он зарылся лицом в ее шерсть.
– Детка, – прошептал он, – в своем уме и твердой памяти я тебя не брошу. Ну, как я без тебя? – Соловей легонько чмокнул ее в висок и тут же взвыл, когда ногти Ларасс прошлись по его руке. – А сейчас за что?!
– А чтоб наверняка, – пропела Дхан’ларасс, потираясь головой о шею вора. Острая льдинка подозрения, царапающая гранями сердца, начала стремительно таясь под ласковыми объятиями вора. Каджитка спрятала лицо у него на плече.
– Но если будешь меня бить… – лукаво начал норд и осекся под тихое рычание любовницы. Мужчина широко улыбнулся. – Шучу, шучу, детка. Не думал даже, что ты у меня такая ревнивица.
– Так, пойду я детей кормить, иначе зачахнут, бедняжки, пока вы тут лобызаетесь, – брякнул Векел, наполняя рожки молоком. Совсем уже умом тронулись! Тут Гильдия воров, а не дом свиданий! Превращают, прости Ноктюрнал, притон в оплот межрасовой семьи и брака. Но уголки губ повара все равно слегка подрагивали в тени улыбки. Любой счастья заслуживает, даже вор.
***
Трель флейты и игривый голос лютни под рокот барабанов заглушал веселый хмельной смех. Гисли, разомлевшая от вина и угощения, где-то потеряла маску и неуклюже взобралась на стол. Из груди женщины рвалось глупое хихиканье. Задрав подол платья цвета морской волны практически до колен, она принялась выплясывать, визгливо подпевая менестрелям. Кувшины, тарелки и миски дребезжали в такт ее танцу. Друлаван, брезгливо поморщившись, отставил кубок, пирог с мясом хоркера в винном соусе встал склизким комом поперек горла. Однако остальные гости были просто в восторге от столь омерзительного, по мнению эльфа, представления. Эрикур рассмеялся выходке сестры, Фолк взмахнул кружкой, расплескав половину содержимого, но пристыженно притих под угрожающим взглядом тана Брюлин. Воодушевленная вялыми аплодисментами и чуть затуманенными вином взглядами, Гисли начала притопывать ногой и подергивать плечами, задирая подол еще выше, так, что стали видны края ее панталон и кружевное плетение чулок. Еще несколько бочек эля – и атмосфера в Синем Дворце опустится до разгула в обычной дешевой таверне.
Друлаван с выражением крайней степени омерзения на длинном холеном лице поднялся на ноги и в вихре черного шелка стремительно направился прочь. Его телохранители двинулись было следом, но величавый взмах тонкой руки с длинными костистыми пальцами заставил их покорно склонить головы и отступить. Хэллон и Гарлинд успели хорошо изучить характер эмиссара за время их службы, пусть и не долгой. Для высокого эльфа непозволительно давать волю эмоциям, пусть они бушуют внутри, воля должна быть достаточно сильна, чтобы усмирить свои чувства. Но над Друлаваном иногда берет верх капля дурной крови – его прабабка была имперкой из весьма уважаемой и богатой семьи, но человеком.
Пробиваясь сквозь толпу придворных, разряженных от цаэски до хаммерфелльских пиратов, эльф раздраженно кривил губы, и в темно-янтарных глазах вспыхнули искорки гнева, когда на него буквально упала ярл града Морфала Идгрод Черная, облаченная ворожеей – на костлявых плечах болтался плащ из перьев, заколотый на плече оправленным в серебро клыком, платье из тонких чередующихся полос кожи и меха на поясе подхвачено широким ремнем с костяной пряжкой. Старуха подняла на эмиссара лихорадочно поблескивающие глаза, по тонким губам пробежала судорога.
– Я вижу, вижу! К смерти руки тянешь! – она попятилась, схватившись за горло, сморщенное, как печеное яблоко, лицо побагровело. – Сам!.. сам к ней в объятия упадешь!
– Матушка! – девушка в простом платье из бледно-розового шелка обняла ярла за плечи. Альтмер невольно подметил сильное сходство женщин. – Матушка, у тебя просто закружилась голова, в зале очень душно. Пойдем, на свежем воздухе тебе сразу станет лучше.
– Смерть! Смерть на тропе из шелка и крови! – продолжала надрываться Идгрод, пока ее слова не потонули в пьяном воздухе карнавала. Друлаван судорожно сглотнул, чуть оттягивая ворот мантии. Переполох, устроенный полоумной старухой, был подобен камню, брошенному в безмятежную гладь озера – всплеск, волнение, несколько коротких мгновений удивленного любопытства и интереса, но рано или поздно вода вновь успокоится, совершенно равнодушная к камню, сгинувшему в ее глубине. И эмиссар чувствовал себя камнем, придавленным тревогой, будто толщей воды, черной и непроглядной.
– Любовь моя малины слаще дикой… – пропела Гисли, закружившись на месте. Ножки стола скользили по полу, и, покачнувшись, женщина с глухим криком полетела вниз. Мужчина в костюме разбойника, в шкуре саблезуба, чья морда на манер капюшона покрывала его голову, успел подхватить ее в последний момент. Женщина радостно рассмеялась и обвила руками шею своего спасителя. – Жарче лета, слаще солнечных лучей, – и жадно впилась в губы мужчины, оказавшегося сыном хозяина солитьюдского трактира. Взрыв смеха проводил Друлавана, спешно выскользнувшего из каменных палат дворца.
Альтмер остервенело сорвал с лица узкую черную полумаску и жадно вдохнул прохладный воздух. Звуки празднества доносились от Коллегии бардов, где гуляли чернь и простолюдины, но благодаря страже и талморскому караулу, к замку ярла их не подпускали. Хотя по истине низкородная шваль ничем не отличается от благородных господ. Ни манер, ни воспитания, а кровь не чище, чем вода в сточной канаве. Даже воздух здесь загажен их человеческими испарениями. Друлаван прижал к носу надушенный платок, и тонкий аромат алинорских благовоний на краткий миг вернул его домой, в Санхолд. Еще не скоро ему предстоит увидеть родные просторы, лавандовые поля и кленовые рощи, позолоченные осенью… и все из-за клана Серебряная Кровь! В посольстве ему сообщили, что это проверенные, надежные персоны, а оказались простыми ворами! Еще и имели наглость обвинить эмиссаров в том, что они якобы альтмеры украли золото! Сами у себя, чтобы не платить за слитки! Какая наглость, какое беспардонное невежество. А, впрочем, чего ожидать от людей, живущих в такой глуши?
Скучающие на своих постах эльфы вдруг приосанились, двинулись к каменной арке, через которую проехала карета, влекомая конем янтарной масти с белой гривой и «чулками». Позади неспешной рысью шел вороной жеребец, его всадник в богатом бархатном плаще воротником, отороченным соболиным мехом, небрежно швырнул в лицо стражнику конверт с приглашением. Лицо эльфа потемнело, но дерзить гостю не посмел. Мужчина спешился и направился к карете. Плечом оттолкнув лакея, он помог выйти из экипажа своей спутнице, а затем и девочке лет десяти. Легкий огонек любопытства вспыхнул, обжигая нетерпением и досадой. Что проку ему с этой семьи, скорее всего очередные помещики или владельцы шахт, приглашенные лишь по душевной доброте ярла Элисиф, однако их наряды были весьма недурны. Особенно приятно взгляду платье женщины – из кремово-белого атласа с витиеватым черным узором и небольшим шлейфом. Темно-синий плащ скреплен у шеи золотой брошью с сапфиром, капюшон покрывает волосы, а лицо вместо маски прикрывает полупрозрачная вуаль. Похожий наряд и на ее дочери – черно-белое платьице с пышным кружевным воротничком и нежная вуаль вместо маски. Черты лица мужчины размыты полумраком капюшона и ночными сумерками, но одежда достойна танов или ярлов. Друлаван смахнул незримые пылинки с рукава своей мантии и направился встречать гостей. Не стоит лишать себя общения с трезвыми гостями.
Хэллон, не выпускавший из вида своего господина, поспешил к нему. Друлаван милостиво кивнул, позволяя телохранителю представить эмиссара. Высокий эльф в золоченой броне заступил дорогу дворянам.
– Добрый вечер, – сухо улыбнулся альтмер, слегка склонив голову, – имею честь представить вам Первого эмиссара Друлавана, достойнейшего из сынов Алинора, отмеченного благодарностью самого короля Талморского Доминиона. А вы?..
– Максар Лочил к вашим услугам, эмиссар, – церемонно промолвил мужчина. Голос его звучал приглушенно из-за маски, закрывавшей лицо от переносицы до самого горла. – Это моя жена Лирния и дочь Феда.
– Это… правда эмиссар? – благоговейно выдохнула девочка, дергая мать за руку. – Настоящий, живой талморский эмиссар?!
– Феда, как не стыдно? – укоризненно промолвила женщина, качая головой. Несколько светлых локонов соскользнули ей на плечо, за нежной тканью вуали серебром мерцали глаза. Друлаван учтиво коснулся губами тонких прохладных пальцев, мысленно яростно вытирая рот платком. Впрочем, дама не так уж и противна, но человек. Мало ли какую заразу таскает на себе ее отпрыск, взирающий на альтмера с восторгом и долей страха. – Мы так рады познакомиться с вами. Доминион спас Империю.
Друлаван горделиво выпятил грудь, на его губах цветком распустилась самодовольная улыбка. Истинно! Доминион Альдмери снизошел до Империи после стольких лет войн, позабыл своих воинов, сгинувших на землях Тамриэля, готов помогать в обмен на такую малость – вычеркнуть Талоса из сонма богов, а что же получают взамен?! Войну, оскорбления… воровство!
– Рад, что вы так думаете. Потому что многие… северяне относятся к нашей политике отнюдь не столь благодушно.
– Темные люди, – вздохнул Максар Лочил, неодобрительно глядя на супругу. В его голосе явно звучал северный говорок, но держался он высокомерно и с надменностью истинного имперца. – Мне жаль их. Крайне неразумно с их стороны так кичиться своим невежеством.
– Папа, ты обещал со мной потанцевать! – захныкала Феда, капризно топнув ножкой. Лирния Лочил сжала плечо дочери.
– Что за манеры?! Разве так принято вести себя с благородным эмиссаром? Джераб, – повелительно обронила имперка кучеру-редгарду, – проводи леди в зал и проследи, чтобы она не ела одни сладости.
Друлаван вежливо предложил женщине руку, и Лирния, пококетничав для фасона, застенчиво вложила прохладные пальцы в ладонь альтмера. Ее муж будто не возражал. А если и был недоволен, благоразумно промолчал и ушел вслед за слугой и дочерью. Эльфа так и подмывало сорвать с женщины ее вуаль, взглянуть, хороша ли она или просто прячет безобразие, присущее людям – оспины, веснушки, родинки и, самое мерзкое, прыщи. Лирния смущенно молчала, не смея первой начать разговор, и юстициар наслаждался короткими мгновениями тишины и ее ненавязчивым, даже немного приятным обществом.
– Вам нравится Скайрим? – Друлаван не удержался от горестного вздоха. От этого вопроса, до отвращения банального, у мера ныли зубы, а во рту поселилась кислятина. Почти каждый считал своим долгом поинтересоваться, находит ли талморский эмиссар самую северную провинцию Империю достойной его принимать. Сказать по чести, Друлаван ни разу не сказал правду. Но и не солгал.
– Мне непривычен такой суровый климат, – промолвил эльф, глядя на темно-лиловые венчики ядовитых колокольчиков, склонившихся к самому полу. Их пьяный горьковатый аромат почти не различим в запахах жареного мяса и вина. – Я, увы, не тот, кто оценит его суровую красоту.
– Красота, – Лирния презрительно фыркнула, – что в нем красивого? Снег, ветер до костей продувает! Феда подхватила насморк по дороге, а жеребец Максара едва не сломал ногу на заледеневших дорогах! Из-за этих глупых морозов мы пропустили свадьбу кузины императора!
– Кхм… – талморец потер подбородок, острый, разделенный ямочкой посередине. Сквозь тонкий шелк перчаток он ощутил отрастающую щетину. – Виттория Вичи убита на собственной свадьбе.
– О Боги мои, какой ужас! Бедняжка Виттория… а ведь у меня есть такое восхитительное платье, оно бы идеально подошло для похорон. Воротник и рукава оторочены куньим мехом, темно-зеленый бархат без вышивки, зато опаловое ожерелье на всю шею, – имперка приложила ладонь к тяжело вздымающейся груди, – интересно, а Хендрика знает? Хендрика Абсалон, племянница адмирала Имперского флота. Она тоже хотела поехать на свадьбу Виттории, но случилась неприятность. Забеременела. Так не вовремя…
– Ее муж, должно быть, очень рад, – тому, что не придется терпеть нытье избалованной супруги и тратиться ей на наряды. Лирния лукаво хихикнула.
– О, конечно… если бы он у нее был. Бедняжка Хендрика, ей почти двадцать, а ведь никто не спешит предлагать ей руку. Уверяю, она бы приняла любую, даже беспалую.
Друлаван рассеянно кивнул, не зная, что сказать в ответ на поток бессмысленной женской болтовни. Сплетни, наряды… все женщины одинаковы, будь они альтмерками или урожденными Сиродила. Речь высоких эльфиек более приятна слуху, наполнена изящными оборотами, но суть и смысл сводится к одному и тому же. Эмиссар глубоко вздохнул и едва не запнулся о каменные ступени. Поглощенный собственными мыслями, он не заметил, как забрел вместе с Лирнией в глубь дворца. До алькова доносились приглушенные звуки музыки и смеха, хотя от главного зала и пирующих их отделяло несколько коридоров.
– Кажется, мы немного заблудились, – сухо улыбнулся эльф, оглядываясь по сторонам. Букет сушеной лаванды в напольной бронзовой вазе источал сладкий пыльный аромат. – Прошу прощения, я немного увлекся своими фантазиями. Позвольте, я провожу вас к мужу. Уверен, он беспокоится.
– О, нет нужды, – глаза Лирнии вспыхнули расплавленным золотом под нежной паутинкой вуали. Сильный удар в грудь вышиб воздух из легких Друлавана, альтмер нелепо взмахнул руками и кубарем покатился вниз по лестнице. Пытаясь обрести равновесие, он успел схватить вуаль имперки, но тонкие цепочки лопнули, и эльф покатился по ступенькам, принимая безжалостные удары полированного мрамора. Острые края впивались в плоть, тело объяла боль, мантия обвила его словно кокон, воротник удавкой сжал шею. Деметра замерла, напряженно прислушиваясь. Тихий хруст и стон, растаявший в наступившей тишине, приподнял уголки ее губы в тени улыбки. Это точка в контракте, подписанном кровью.
Слышащая легко сбежала вниз по ступеням, аккуратно придерживая подол платья. Не хватало ей еще полететь вслед за Друлаваном. Скрюченное тело альтмера лежало у подножия лестницы в подвале, голова была неестественно вывернута. В янтарных глазах медленно стыла жизнь, пальцы сжимали кусочек кипенно-белого шелка. Бретонка равнодушно перешагнула через мертвого эльфа, тяжелый парчовый подол мазнул эмиссара по лицу, ладони магессы скользнули по сизому кружеву, украшавшему воротник. После исполнения контракта его надо сжечь вместе с телом юстициара, но у девушки слова заклинания застревали в горле, а пальцы деревенели и не слушались. Ну, как можно испепелить такую красоту?! В Скайриме такой ткани не найдешь даже у контрабандистов и каджитских караванов, чего уж говорить о крое и шитье. Деметра расстроенно вздохнула и, вывернув руки, принялась распускать шнуровку на корсаже. Бабетта должна была прийти помочь ей переодеться, но маленькая нахалка даже не появилась. Вампиресса раздраженно передернула плечами и потянулась всем телом. Наряд, не удержавшись на распущенной шнуровке, соскользнул к ногам магички.
– Эрди, спустись в кладовую, возьми еще вина и бренди. Ах да, и сыр, острый с пряностями, да маринованных слив не забудь.
Голос служанки чуть заплетался. Наверняка, допивала остатки эля из чаш гостей. Довакин подхватила только что упавшее платье и юркнула в темный угол под лестнице. В одних чулках и нижней сорочке рядом с телом юстициара – премилая, должно быть, выйдет картина!
– Не могу, там одному из гостей стало плохо, я иду за тряпкой. Кстати, Уна, ты приготовила сменный наряд для ярла Элисиф?
– Я как раз… ик… иду за ним.
– Эй, красавицы! Не подарите ли усталому вояке поцелуй?
– Да что б тебе этот поцелуй поперек глотки встал! – приглушенно зашипела бретонка, спешно натягивая простое льняное платье цвета гнилого сена с грязным подолом и истрепавшимися манжетами. После атласа и шелка грубый лен колол кожу, а прикосновение шерсти плаща разбежалось вереницей колких мурашек по спине. Волосы пришлось спрятать под выцветший платок, капюшон скрыл голодный блеск глаз вампирессы. Атлас маскарадного платья призрачно мерцал в затхлой полутьме подвала, полный сожаления стон расцвел на губах магички, но внутренняя борьба Слышащей длилась не долго. Сердито засопев, она в охапку схватила платье и, вытряхнув из холщового мешка яблоки прямо на пол, принялась запихивать туда наряд. Привязав мешок к поясу, она спрятала его под складками плаща. Эльфу уже все равно, будет носить она платье или нет, а Довакин радость. Да и Назир не будет ворчать об ее расточительности. Пламя осыпалось с ладони бретонки на Друлавана пригоршней золотистых искр, черный шелк его мантии мгновенно вспыхнул. От запаха паленой ткани и горелого мяса у Драконорожденной засвербило в носу, но пока эмиссар не обратился кучкой зловонного сизого праха. Еще одно дитя отправилось в колыбель Пустоты, как сказала бы Габриэла.
– Опять насвинячили, рассыпали что-то, – Уна, пошатываясь и держась за стену, спускалась в кладовую. При виде Деметры осоловелые глаза норжанки чуть сузились. – А ты куда это собралась? Праздник будет продолжаться за полночь. Ну-ка, снимай плащ и марш в зал! – служанка ринулась вперед, пытаясь схватить магессу за рукав плащ, но опасно покачнулась и шлепнулась прямо в кучку пепла, взметнув серое облачко пыли. Деметра, пакостно хихикнув, проскользнула мимо пыхтящей девицы с рожей, измазанной останками талморского юстициара. Вслед ей летели сдавленные проклятия Уны, чьи руки и ноги, казалось, хмель поменял местами.
– Подожди, милашка, – стражник загородил бретонке дорогу, – куда спешишь так? Давай развеем одиночество друг друга…
– Ик… а… а давай… – Довакин мягко повело в сторону, и она всем тело повисла на мужчине, глупо хихикая, – только… позже, а тоя сейчас… бр… ик… что-то выльется!
Караульный отскочил в сторону как ошпаренный.
– Тьфу ты! Опять меда нализалась, – выпалил он с отвращением, протискиваясь мимо девушки. Слышащая надменно фыркнула и, покачиваясь, побрела к выходу из замка. Стражники к ней больше не приставали. Кому хочется миловаться с бабой, которую вот-вот вырвет?
