Текст книги "Провал (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 42 страниц)

– Если это постсоветские националы, то уж точно не тюркоязычные, – объявил свой вердикт Темир Ахмедбиев, – Ни одного тюркского слова, и кроме русских я ни хрена больше не понял. А по звучанию не похоже и на иранские языки, так что сомневаюсь я и в осетинах, и в таджиках. На грузинский или армянский – тем более.

– И что за регентша такая, Анна Василиса? – озадачился Зозуля, – Кто такая?

– Может, василисса – титул, а не имя? – предположил Андрей, – Василевс или в другом произношении базилевс – это царь, император, а василисса – императрица. Млять, но тогда какая тут в звизду Анна? Должна же быть Феофано, вдова Романа Второго и мать несовершеннолетних Василия и Константина! У меня опять когнитивный диссонанс!

– А что с этими бабами не так? – поинтересовался Семеренко.

– Да всё не так, Сергей Николаич! После смерти Романа Второго регентами при обоих мальчишках считались узурпаторы, сперва Никифор Фока, затем Иоанн Цимисхий. Фока сам женился на Феофано, вдове Романа и матери наследников, но Цимисхий сослал её на Прот. Правда, потом не ловил вторично после её побега, но и ко двору не возвращал. А сам Цимисхий женат на Феодоре, дочери Константина Багрянородного. Есть и Анна, её сестра. Даже если допустить, что в этом мире Иоанн по какой-то причине женился на ней, а не на Феодоре, всё равно регент – он, а не она. А если его уже нет в живых, но и Василий Второй, будущий Болгаробойца, ещё не коронован на самостоятельное правление, за него реально правит евнух Василий Лакапин, сообщник Феофано, при котором она и вернулась ко двору. Она как мать обоих мальчишек может быть формальной регентшей, как и была до брака с Никифором, а вдова Цимисхия – хоть Феодора, хоть Анна – никаким боком. Не может быть в Константинополе никакой императрицы-регентши Анны. Бабой-регентшей может быть только Феофано.

– Погоди, Андрей, – Зозуля призадумался, – Ты уже допустил вариант женитьбы Цимисхия на Анне вместо Феодоры.

– Так толку-то с того! Она же мальчишкам только тётка, а Феофано – и родная мать, и давняя сообщница правящего Василия Лакапина.

– Ты не понял. Почему бы тогда не допустить и женитьбу Романа Второго не на Феофано, а на какой-то другой Анне, о которой мы ничего не знаем?

– Ну, если только так? – историк наморщил лоб, – Какая-то Анна вместо самой Феофано? В этом случае – да, она и вдова Романа, и мать-регентша при его сыновьях. Но млять, хреново, что мы не знаем языка передачи! Понимаем в ней отдельные слова, а весь смысл – ускользает! Кто бы это мог быть?

– Но слова же – русские? – напомнил Степаныч, – Может, они и не осетины, но один хрен я считаю, что какие-то постсоветские чурки. Не обижайся, Тимур, ладно?

– Да ничего, я давно привычный, – ухмыльнулся Ахмедбиев, – Тут я согласен с вами, очень похоже на каких-то постсоветских националов. Но это точно не Средняя Азия и не тюркоязычный Кавказ. Вряд ли и Закавказье. Не похоже и на чеченский с ингушским. Если только какой-то из совсем мелких народов Дагестана, где добрая сотня языков?

– Не в этом суть. Если нам нужен контакт с ними, то почему бы не настроить на волну передатчик, да не вызвать их на нормальном русском языке? Должны же у них быть и знающие его полностью, а не одни только включенные в свою тарабарщину слова?

– Логично, – согласился Семеренко, – Да и просто тамошние русские среди них тоже вполне могут быть. Что скажешь, Андрей?

– У них налаженное новостное радиовещание, энергетика, действующие заводы и источники информации в Византии. Провалились они явно задолго до нас. Но насколько задолго? Если это первое поколение провалившихся или их дети, русским языком владеть они должны, но если более поздние – могут уже и не владеть. Если вообще за века до нас, и предотвращение Халифата – их работа, то их потомки давно уже ассимилировали и всех своих русских, и тогда кроме этих отдельных заимствованных слов от русского в их языке ничего больше и остаться не могло. Всё, что поддавалось переводу на их язык, давно уже и перевели на него, и больше им русский язык не был нужен.

– Млять, в самом деле! – майор помрачнел, – Но это, если они – те. А если они не те? Я понимаю, что это очень маловероятно, ну а вдруг? Прямо сейчас мы, конечно, их вызывать не будем, а накопим побольше радиоперехватов и попробуем хоть что-нибудь в них понять, но рано или поздно один ведь хрен надо будет и выходить с ними на контакт. Да, кстати! – Семеренко достал из ящика стола OTG-переходник и флэшку, подключил к смартфону и скопировал на флэшку запись перехваченной передачи.

– Аппарат – внучки, и я обещал ей его вернуть.

– Вернёте обязательно, Юрий Степаныч, но немножко позже, – отсоединив от смартфона OTG-переходник с флэшкой, майор подсоединил к нему зарядное устройство, – Он же у вас почти разряжен, а это разве порядок? Не будем обижать вашу внучку. Пусть зарядится, тогда его ей и вернёте. А пока он заряжается, вы мне вот что скажите. Раз уж вы у нас старый радиолюбитель, а по молодости, как я понимаю, наверняка ведь были и радиохулиганом, то наверняка ведь имеете и нормальную аппаратуру?

– Как не иметь, Сергей Николаич? Есть и приёмник нормальный, и приставка к нему для передачи. Да только это ведь уже и не детекторный приёмник, это уже и питания требует, а где же я его возьму по нынешним-то временам?

– Теперь – будет где. Будет у вас теперь хорошая портативная электростанция и нормальный диктофон. И с завтрашнего дня вы переводитесь в наш радиоштат. На работы типа "бери больше, кидай дальше" у нас теперь рабочих рук прибавилось, а от вас нужнее ваши знания и навыки. Мы, конечно, и нашу радиостанцию для прослушки эфира и ловли передач тоже задействуем, но не будет лишней и ваша. Пусть она у вас и самоделка с ещё тех старых времён, ну так зато ведь и вы сами – человек ещё той старой выучки, которых и днём с огнём теперь хрен найдёшь. Если уж вы и из старой рассыпухи свою аппаратуру сами собрать сумели, то значит, и работать на ней умеете так, как нашим радистам даже и не снилось. Если правда то, что я слыхал о старых радиолюбителях, вы поймаете и то, что мы уж точно прошляпим.

– Ну, и настоящих-то зубров нашего дела – иных уж нет, а те далече. Я-то – так, по сравнению с ними просто средненький подражатель. И ламповые самоделки – не ваши навороченные турецкие "аселсаны", конечно. Но кое-что – худо-бедно смогём и мы.

Степаныч, конечно, паясничал. Сам он пребывал в твёрдом убеждении, что все эти полупроводниковые микросхемы с микротранзисторами при всей их компактности, да навороченности – лишь грубое подобие старой ламповой техники. Ведь транзистор-то что из себя представляет? Аналог триода, простейшей сеточной лампы с одной сеткой. Тетрод или пентод, не говоря уже о большем числе сеток – по своим возможностям оставляют тот транзистор далеко позади. И какие-то из них можно компенсировать количеством в схеме, что и делается, но не все, далеко не все. Даже если не лезть в военную область и космос, а взять тех же меломанов – они ламповые колонки предпочитают за более чистое звучание. А это ведь что значит? Правильно, точность настройки. Хрен с ними, с меломанами этими фанатичными, таких Степаныч за нормальных полноценных людей не считал, но физика и в радиоделе та же самая – тоньше, а значит, и точнее настройка на нужную волну. Чище и разборчивее пойманная передача. Да, для сложных задач навороченная современная рация удобнее, но тут-то задача простая – поймать и записать, а в будущем, когда будет принято такое решение – связаться с теми условными современниками или их потомками. Это для старой ламповой техники вполне посильно, а настраивается она – точнее.

Ну а задачу после её обсуждения на импровизированном совещании Семеренко сформулировал так. Во-первых, не исключены и другие анклавы современников. Если они сами провалились, то могли в принципе и другие. Если такие найдутся, так чем ближе они к запорожцам и чем русскоязычнее, чем более свои, тем лучше. В лучшем они положении или в худшем, чем запорожцы, это уж как повезёт, но объединяться надо, поскольку сила солому ломит, и лучше им в этом дикарском мире оказаться этой силой, а не той соломой. Да, вероятность исчезающе мала, но выше нуля, и проверить её – стоит. А во-вторых, надо разобраться с хозяевами вот этого уже пойманного радиоперехвата. Вряд ли это новостное радиовещание у них – единственное. Наверняка есть там и другое вещание, и переговоры между пунктами или группами. И чем больше удастся поймать и записать радиоперехвата их переговоров, тем лучше. Где-то в каких-то отдельных фразах окажется больше русских слов, по которым можно будет понять смысл всей фразы, а значит, и некоторых слов в их национальной тарабарщине. И в конце концов наберутся ихние слова и на какой-то аналог военного разговорника, по которому уже можно будет хоть как-то общаться с ними, если русский язык у них не сохранился.

А если задача разумная, и смысл её понятен, то и какие тогда против неё могут быть возражения? У Степаныча таковых не возникло. А уж как обзавидовался весь народ, когда он шёл домой из ментовки, неся в руке вожделенную для большинства портативную электростанцию! Это не какой-нибудь малый или средний пауэрбанк, это – уже вещь! А в каком отпаде была внучка, когда получила от него свой смартфон полностью заряженным и с заверением, что теперь и все её проблемы с его заряжанием ушли для неё в прошлое. И с наказом – об этой звукозаписи в ближайшие дни не болтать и никому слушать не давать, но на аппарате её сохранить. Нет, пока он ничего ей объяснить не может, слово Семеренко дал, но на днях он сам обещал объявить официально, и тогда это уже не будет секретом. А запись – их теперь будет много, будут и длиннее, и лучше, но эта – первая, с которой всё и началось. После официального объявления, когда это станет уже можно, она ей хвастаться будет перед всеми своими подругами, друзьями и знакомыми. Сейчас-то – ещё не поймут и не оценят, зато потом – обзавидуются. Только и надо, что несколько дней потерпеть.

Да и сам он тогда сможет ей кое-что порассказать. Хрен знает, насколько будет подробным это официальное объявление майора. А наиболее интересны ведь подробности и следствия их них. И обсуждали в ментовке и вытекающие из них интереснейшие версии. Это учёные, дорожащие своей научной репутацией, только с бесспорными фактами дело и предпочитают иметь, от рискованных предположений воздерживаясь. А менты на то ведь и менты, чтобы следственные версии строить и прорабатывать, опираясь в них на исходно малочисленные и заведомо недостаточные улики. И одна из них, исходящая из принципов старика Оккама, особенно интересна. Если вот эти хозяева перехваченной им передачи – и есть те самые высокоразвитые аланы туземцев, и они же – та самая сила, которая арабский Халифат на взлёте срезала, точнее – потомки тогдашних, то тогда получается, что и вовсе не обязательно было тем их предкам быть именно чурками. Они тогда могли быть вообще русскими, в смысле – русскоязычными, но их было маловато для самодостаточной жизни в окружении дикарей и поддержания русских языка и культуры в своём анклаве. Какой-то местный народ окружал их, и людей из него они принимали к себе, постепенно с ними же и ассимилируясь. Кто-то может изучать язык предков и знать его, но конечно, похуже, чем знали бы современные постсоветские чурки.

Но если эта версия справедлива, то что тогда в тех аланах осталось от русских? Посчитают ли они тогда запорожцев своими? Ощутят ли к ним если не национальную, так хотя бы уж культурную близость? Триста лет, а скорее всего, больше – это ведь немалый срок, за который народ при современных темпах перемен в жизни может меняться вообще до неузнаваемости. Мало ли, какой у них мог образоваться жизненный уклад при этом их смешении с туземцами из современных и средневековых жизненных реалий? Если так, то млять, лучше бы тогда ему оказаться правым со своей версией о недавних постсоветских чурках! Пускай не осетины, пускай дагестанцы какие-нибудь, пускай мусульмане, но зато современники, а лучше бы всего – современные горожане, для которых и любые здешние туземцы – такие же дикари, как и для запорожцев, а любой их современник по сравнению с ними сойдёт за своего. Дагестанцы, так дагестанцы, почему бы и нет?

Если в этом мире не было арабского Халифата и не возникло Мусульманского мира, так и их ислам не получит никакой поддержки извне, а им самим его окружающему миру навязать – и сил у них не столько, и не настолько им это нужно. Есть, конечно, у них и фанатичные исламисты, но сколько их там таких? Свои же и урезонят, чтобы мозги им зря не конопатили. Какой джихад? Против кого? Против окрестных дикарей достаточно и национально-цивилизационной идеи. Молиться пять раз в день на коврике лицом к Мекке – молись сам, если хочешь, никто не запрещает, а вот других заставлять не надо, другие и сами с усами. Да и точно ли эта Мекка в этом мире мусульманская? Ты бы лучше сходил в Хадж, да проверил, если для тебя эта Мекка настолько важна. Вернёшься – расскажешь, и вот тогда мы подумаем. Если там ислама нет, надо решать, что важнее, ислам или Мекка. И если ислам, то в какую сторону тогда молиться? Нельзя же на Мекку, если она здесь не мусульманская, а не на Мекку тоже нельзя – нарушение канона, харам. Ты ведь не пророк Мухаммед, чтобы новый Коран писать и новые каноны вводить? Ну так и не лезь тогда в новые пророки – это тоже нарушение канона и харам. И вообще, на всё воля Аллаха, и раз в этом мире она вот такая, не мусульманская, то кто мы такие, чтобы спорить с его волей? Тут поважнее проблем полно. Будь проще и не выпендривайся, короче.

Но так или иначе, он ли со своими чурками прав или эти сторонники Оккама, в одном согласились друг с другом все. Из их прошлого эти аланы или их предки в эти века провалиться уж точно не могли. Такую массовую пропажу разве скроешь? В старину, уже и в девятнадцатом веке, такое и в голову бы никому не пришло, да и едва ли было вообще возможно, а с двадцатого века и по их время – может, кто и хотел бы, секретничать-то все государства во вкус вошли, но уже абсолютно невозможно. Случилось бы такое где-то – и весь мир знал бы спустя считанные дни. Знали бы, естественно, и запорожцы. А значит, и провалиться в прошлое эти аланы должны были или одновременно с ними, или даже ещё позже, то бишь из их будущего. И тогда ведь вообще интересная картина вырисовывается с этим ихним миром будущего. А насколько далёкого, кстати? Вряд ли намного. Прогресс к двадцать первому веку хоть и затормозился, отчего некоторые паникёры и визжат об его якобы полной остановке, так это железяк в основном касается, а электроника развивалась ещё быстрее, чем раньше эти железяки. Но развивалась – очень своеобразно.

Если хотя бы средства связи взять, то их развитие идёт в сторону компактности и удобства для пользователя, зато ценой всё большей зависимости от общей стационарной или очень громоздкой инфраструктуры. Проводной телефон не поносишь в кармане, но он зависит только от местной АТС, и внутри её зоны связь будет бесперебойна хоть в полном отрыве от всего окружающего мира. Будут работать и рации в пределах зоны действия, им только электропитание для этого нужно. А вот сотовая связь – уже нет. Всех её тонкостей Степаныч не понимал, но знакомый айтишник как-то раз объяснил ему, что и при наличии своей вышки-ретранслятора, но без операторского пункта с его кодирующей аппаратурой и имеющим доступ к коду человеком местной сотовой связи не наладить, поскольку и всё отключится по истечении срока очередного платежа. Не зная кода, и своего суррогатного операторского пункта не замутить, а в качестве рации сотовый телефон работать не будет – он в цифру сигнал преобразует, и даже через вышки-ретрансляторы связь от аппарата к аппарату не прямая, а всё через тот же операторский пункт. И никак его из цепочки связи не выкинешь. Нет операторского пункта – нет и сотовой связи.

Аналогичная хрень и со спутниковой телефонией. Из-за неё тоже спутниковые аппараты напрямую между собой не законтачишь даже через суррогатный ретранслятор – по крайней мере, такой, который можно было бы сделать самим кустарно. Всё заточено в таких аппаратах на то, чтобы в обход предоставляющей услуги связи фирмы иметь связь по ним было невозможно. В смысле, одну-то такую фирму на другую сменить – это твоё право свободного потребителя, и на него, конечно, никто покуситься не вправе, а вот без всех их вообще – не обойтись никак. А государству в его структурах, особенно военной и полицейской, тем более централизованный контроль над связью подавай. И если всю эту тенденцию ещё дальше в будущее спроецировать, то не останется там никакой абсолютно автономной связи. Сейчас, в эпоху всеобщей сотовой связи, он и сам как радиолюбитель – эдакий реликтовый вымирающий динозавр. Кому она нужна, эта старая радиосвязь, когда у всех сотовая есть – удобная, компактная и с интернетом?

А значит, если и из будущего эти аланы, то не из очень далёкого. Не утратили ещё своей автономной радиосвязи. Имеют ли индивидуальную – другой вопрос, но хотя бы уж общественную-то точно имеют, раз есть общественное радиовещание. Простейшие приёмники в жилищах, на местную волну только и настроенные – это само собой, но вот радиотелефоны или персональные рации на каждого – это под вопросом. Могут иметь, но могут и не иметь, если не имели радиопромышленности исходно и не потянули её сами с нуля. Ему самому нормальных заводского производства элементов не дай, так что он сам сделает тогда кроме детекторного приёмника, да морзяночного искровика? Ага, даже при всех своих познаниях. Вот в таком положении теперь и запорожцы. И аппараты сотовые у всех, и панели-ретрансляторы на некоторых зданиях имеются, а толку от них теперь ноль целых, хрен десятых. Мини-компьютер игровой, музыкальный и видеоплеер – это есть, но телефона – нет. И мог бы он в принципе научить детвору радиоделу, как учили в детстве и его самого, да только где теперь элементной базы на всех напастись?

Нет, стационарную-то связь со временем, конечно, восстановят. Проводную. У многих есть старые проводные телефоны, немало старых аппаратов и у ментов – давно уж не используемых, но и не выброшенных, а провода-то протянуть несложно. Если найдётся способ восстановить электроснабжение, так будет и местная телефонная связь, и местный интернет. Ну, локальная сеть, если точнее. Тот же знакомый айтишник сказал ему, что это вообще и не проблема, как только вернётся ток в розетку. Какой-нибудь из своих мощных компов под сервер менты выделят, и будет тогда у городка и свой местный интернет. А с интернетом – и домашний телефон, на кого старых аппаратов не хватит. Просто «Скайп» старой версии всем на домашние компы установить, ещё домайкрософтовской, с которой можно было ещё любой комп в сети использовать в качестве общего суперузла. Понятно же, что от электричества менты уж точно отказываться не намерены, а поскольку запасы горючего конечны, то значит, и варианты какой-то своей электростанции, и скорее всего, малой бесплотинной ГЭС, наверняка и обдумывают, и обсуждают, просто на публику не выносят, дабы бабьё не возбудилось, да не начало мозги им выносить. И на их месте сам Степаныч тоже не спешил бы подобные планы преждевременно обнародовать. Так что и электричество со временем будет, и стационарная связь.

А вот со всеобщей мобильной связью, конечно, придётся распрощаться. Кому достанутся персональные УКВ-рации, те только и будут её иметь, а самим их производить запорожцам не под силу. Разве только найдётся со временем настолько умная и знающая голова, которая додумается, как сотовые телефоны на такого типа рации переделать. Но в этом тот знакомый айтишник сильно сомневается, а посему – не будем о грустном. Зачем, в самом-то деле, зря расстраиваться? Ведь хорошо же дела-то идут? Дали электростанцию портативную, от которой он теперь и нормальный ламповый приёмник запитает, а уж на него-то он поймает всё, что только передаётся в коротковолновом диапазоне. Не сегодня, так завтра, не завтра, так на неделе, но хрен куда эти аланские болтуны от него денутся.

17. Не состоявшийся дружинник

Следующий день, условное 26 мая.

– Тяни! – и Стемид вместе со всеми потянул сеть из воды.

Для его юных лет боги не обделили его силой, но тут не просто сила нужна, с ней одной только сеть порвёшь сдуру, если улов велик, как сейчас. Тут аккуратно надо, с умом, где-то силу приложить, а где-то и приотпустить, если большая рыба в неё попалась вроде сома или щуки, чтобы не сильно трепыхалась, да не рвала сеть. Сети у запорожцев сплетены из какого-то неведомого материала и на удивление крепкие для их толщины, но и они, как ему объяснили, не всякую рыбину выдержат, и их надо беречь. Почему нельзя новые сплести вместо порванных, Стемид не понял, хоть ему и пытались это объяснить, но раз нельзя, значит – нельзя, и раз сказали беречь, значит – беречь. Запорожцам виднее. Это как в дружине – делай, как старший гридень сказал, на то ты и отрок, сходу не понял – потом поймёшь, когда опыта наберёшься, а пока – перенимай его у старших, да за науку будь им благодарен. Особенно – за то, что не пинками тебя учат, не зуботычинами, да не оплеухами, как нередко это бывало в дружине, а хоть и не всегда понятным сразу, но зато спокойным словом, да и показать не гнушаются, не тыкая в твою чуждость и юные годы.

Тем более, что тут и смысл понятен. Что он, сам в родной веси сетями рыбу не ловил? Рыба в родной маленькой речушке-переплюйке была, конечно, не такая, как здесь, но здесь и сеть не такая, и лодка. Сеть – не только прочнее. Но и намного больше. А лодка – малая лодия из трофейных. На таких русы только в их малые речки заплывают в поисках ещё не примученных и не обложенных данью весей. Примучивание, сбор дани и торговые плавания к хазарам или ромеям, но уж точно не рыбалка. Такой идеи – настоящую лодию в какой-то речной рыбалке использовать – никому и в голову никогда не пришло бы, а уж если бы кому из отроков и пришло, то уж точно промолчал бы. В лучшем случае засмеют гридни, в худшем – таких затрещин для вразумления надают, что сам блажь свою забудет. Это же додуматься только – на военно-торговой дружинной лодии, да смердячьим делом заниматься! Да где же это такое видано? Ни при отцах, ни при дедах с прадедами никогда такой нелепицы не бывало! Нет, в долгом-то пути и рыбачат для себя по дороге, но то – в пути и заодно, а ради промысла на прокорм веси, селища или городища – и помыслить-то о подобном во всех родных землях никак не можно. А вот запорожцы – додумались сходу. Большие лодии – для больших и важных дел, ну а малые – почему бы и не для рыбалки? А чего они зря простаивать будут? Вот, есть у нас для них и полезное применение.

Как только поняли, что есть среди освобождённых ими холопов и умеющие на таких лодиях грести в такт, так сразу же и додумались. Не все умеют, но Стемид – не зря бывший дружинный отрок. Чему успели старшие гридни научить, тому – успели. Он и на большой лодии грести мог, а уж на малой – и подавно. Потому-то и взяли запорожцы его одним из первых в свою рыбацкую ватагу. Чем плохи их странные самобеглые лодки, он не понял. Ну да, меньше лодий, тупоносые, шумные, но ведь быстрые же, и грести на них не нужно. Но ему сказали, что чего-то, нужного для их самобеглости, у них мало, и нужно поберечь. Стемид так и не понял, что именно, но им-то ведь лучше знать, верно? А грести он умеет, и если хорошие люди просят, и он понимает, для чего это нужно, и сами наравне с ним гребут, и учиться у него не стыдятся, так и ему разве трудно? Зато какие уловы!

Вот что значит сам Днепр, да ещё и ниже Порогов! Да в их-то родной речушке, притоке Припяти, один раз только с такой сетью пройдись, так и рыбы столько всё равно не наловишь, и долго потом нечего в ней ловить будет, а тут – да, места лова надо менять, зато уловы каждый раз такие, о которых в родной веси и не мечталось. Старики говорили ему ещё в детстве, что если бы не русы, да не печенеги, разве сидело бы их племя в лесной глуши? На юге и землю от леса очищать под пашню не надо, и сама земля плодороднее, и река шире, и рыбы в ней полно – прекрасно там жилось бы, если бы не опасные соседи. О земле-то здешней Стемид пока ещё судить не мог, это только по осеннему урожаю видно будет, а пока запорожцы и сами из камышовых корневищ лепёшки пекут, да трофейному зерну радуются. Зато река и рыба – с первых же дней видно, что правы были старики.

А с такими лодиями, да с такой рыболовной снастью, как у запорожцев, да ещё не прокормиться на худой конец хотя бы этой днепровской рыбой – это очень постараться надо. Оно-то конечно, хлеб – всему голова, и всё такое, но ведь живут же люди и без него в неурожайные годы, если есть и другая еда. Тот же камыш на реке, те же кувшинки, те же жёлуди в осеннем лесу – чем не замена зерну при его нехватке? Правильно всё запорожцы делают, главное – первое самое трудное время пережить на том, что есть, да вырастить по осени урожай, да на зиму запасы подготовить той же рыбы, да мяса дичи.

Другое дело, что о многом приходится догадываться самому, поскольку не всё они и объяснить могут. Многое даже не оттого, что какая-то там тайна это у них, а просто из-за разницы в языке. Славянский он у них, даже два, и если непонятно на их основном, то говорят и на другом, но оба они какие-то совсем другие, не здешние. Какие-то их слова поймёшь, и по ним обо всём остальном догадываешься, о чём получается догадаться. Это для кого здешний славянский язык – родной, те хоть что-то в языках запорожцев и понять могут, а для кого он выученный, вроде дреговичей с кривичами, не говоря уже о ятвягах, те вообще ни слова не понимают, если им на местный антский не перевести. Стемид сам гот-тервинг по отцу, но мать – из анток-древлянок, так что на обоих языках дома говорил, и оба для него – одинаково родные. И очень удачно для него это сейчас, поскольку у этих запорожцев в языке даже больше готских слов, чем в антском. Может, поэтому и русским свой язык называют, хоть он у них на самом деле и славянский? Пока не могут объяснить понятно и это, и самому сообразить ещё не получается. А может, и у них точно такой же готско-славянский народ, как и тервинги-древляне, только слившийся полнее? Древляне – это ведь означает то же, что и тервинги, только по-славянски. Так называют себя те анты, которые присоединились к тервингам и составляют с ними теперь одно племя. Просто на свой язык по смыслу перевели. Поэтому для других славян и сам Стемид – древлянин, но для русов он – тервинг. А теперь кем будет, когда и среди запорожцев освоится? Казаком? Так они, кажется, и сами себя иногда называют?

– Млять, да там же осетрище! – поражённо выкрикнул один из рыбаков.

– Целая белуга! – поддержал его старший, – Подтягиваем сеть поаккуратнее, да в гарпуны возьмём осётрика! Тяни, Стемид, аккуратно тяни, не рви!

Почему у них для краснорыбицы два разных названия, Стемид не понял, но это и не важно, главное – рыбина и в самом деле здоровенная. Он даже и не представлял себе раньше, что краснорыбица бывает и такой. Зато понятно, что делать – правильно, помягче вытягивать, без рывков, а то ведь точно сеть порвёт. Почему на хрен, тоже непонятно, как и то, при чём тут у запорожцев гулящая баба по целой куче самых разных случаев, но сеть поберечь всё равно надо. В самом деле тонкая, и как её такую чинить, если порвётся?

Плавно, чтобы не всполошить большую, да сильную рыбину, подтянули сеть к лодии, и тут старший Стемиду трезубец протягивает – добротный, даже не из железа, а из доброго оцела, если не вообще из булата. Слыханное ли дело? В родной веси у всех были самодельные деревянные остроги, в Вышгороде только и увидел впервые железную, да и то, мало у кого они есть и там, а тут такая ценность – и для рыбалки! И вчера ему только и дали, что посмотреть, а сегодня – сам старший в руки даёт. Как так и надо – работай. И не один он, конечно, в три гарпуна накололи эту здоровенную краснорыбицу, но и он – тоже в их числе. Накололи, подтянули из сети к самому борту, дотащили и сеть, перекидали из неё остальной улов – ещё несколько сазанов такими оказались, что и их трезубцами брать пришлось, но с ними-то уж, конечно, в один трезубец с каждым управлялись.

А краснорыбицу эту запорожцы почему-то сразу затаскивать в лодию не стали, а добуксировали до мелководья, а там и вовсе, как с ума все посходили. И сам старший, и ещё двое с ним в воду за борт спрыгнули, даже не раздевшись, а как есть, в одёжке. Зачем мочить её было, когда раздеться можно? Обычай у них такой племенной, что ли? А в воде, встав ногами на дно, приподняли эту тяжеленную краснорыбицу из воды на руках, так что вся она стала видна, а другие, кто в лодии остался, дощечки какие-то достали из странного материала, которые у них почти у всех есть, повернули в сторону этих троих, и сами через них на тех глядя. И чего-то помудрили со своими дощечками такого, что те защёлкали, те трое после этих щелчков в такой восторг пришли, что аж приплясывали, и все загалдели с такой быстротой, что Стемид только и понял, что про гулящую бабу, ну и ещё отдельные слова, главного смысла не несущие. На берегу только уже, когда вернулись и в заводь со всем уловом, показали и ему – нажимает запорожец что-то на своей дощечке, там что-то светится, он ещё нажимает, и появляется картинка – все эти трое стоят в воде и держат в руках эту краснорыбицу. И они – те самые, не спутаешь ни с кем, и рыбина, и место.

Ну да, и красиво, и хвастаться удобно, на такой чудодейственной дощечке свой успех показав, но смысла в таких восторгах по этому поводу Стемид так и не понял. Рыба же и сама на берегу выглядит ещё внушительнее, а весь экипаж лодии – свидетели. Потом его самого и двух других, кто тоже вместе с ним эту рыбину гарпунил, вручив им троим и эти трезубцы, попросили встать с ними за этой рыбиной в ряд, затем присесть и трезубцы наклонить, чтобы все они куда-то там у них поместились, навели дощечку и тоже сделали картинку. И конечно, приятно было узнать на ней и себя, но и в такой восторг приходить от неё, как эти запорожцы – этого Стемид не понимал. Впрочем, у каждого племени свои обычаи, в которых они видят какой-то свой понятный им смысл. Наверное, какой-то для этих запорожцев есть и в этом, и когда-нибудь он его, возможно, даже поймёт. А пока не понимает – довольно и того, что нет от этого обычая и никакого вреда. Если русы правду говорили, что раньше этого городка с этими людьми здесь не было, то значит, они здесь и сами недавно? Каким чудом они тогда здесь взялись, и не поймёшь, но у них всё какое-то странное и непонятное. Наверное, и они краснорыбицу такого размера добыли впервые, а раньше не ловили даже мелких? Может, они у них большая редкость?