Текст книги "Пламенеющие Небеса. Книга Третья. Сгущающиеся тучи (СИ)"
Автор книги: Астромерия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)
Фархат, впрочем, обещал помогать стране, чем сможет – принять ли беженцев, буде возникнет нужда, поделиться ли запасами, мужчины – пойти в войска – стрелять из лука и орудовать топором или копьем умел здесь почти каждый. Война, казалось, островитян не слишком страшила, и разговоры носили характер скорее разведывательный с обеих сторон – как опасна мировая ситуация и насколько архипелаг склонен идти бок о бок с материком.
Ко второму вечеру обсуждения завершились, за торжественной трапезой, на которой вновь подавали тюленье мясо, и ноги сами понесли, на сей раз в сопровождении не таившейся стражи, не к жилым домам, а в Храм. В основном его зале, огромном, высотой в три этажа, с двумя ярусами галерей сверху, широким мраморным алтарем и мозаичным полом, шел молебен и подношение Диаде даров. Одна из боковых дверей была приоткрыта, из-за нее доносились песнопения, а среди балахонов Жрецов взгляд уловил пару-тройку облаченных в черное с серебром солдат и стражников. Однако путь пролегал вовсе не туда, мимо, по тихим коридорам, к небольшой, вновь полуоткрытой, двери, в зал Алеандры и Санджая.
Однако прежде, чем я поравнялся с дверью, из зала выплыла немолодая сухонькая дама в теплом платке на плечах и простом коричневом шерстяном платье. Длинные волосы собраны были в аккуратную косу, веки покраснели и припухли от слез, дорожками застывших на щеках. В руках женщина держала маленькую чашу, которую прикрывала ладонью. Стража ступила было к ней, и рука сделала едва заметный жест. Паломница, заметив процессию, замерла, опуская голову.
– Милость Диады да прольется на Императора и Империю, – произнесла она, – Ваше Величество, великая честь для скромной учительницы встретить вас в таком священном месте. И, – женщина замялась, взглянув на свою ношу. – Это сладости, государь, освященные служителями Храма. Я хотела раздать их другим паломникам. Если ваши стражники не откажутся… Возможно, среди них есть те, кто верует в Диаду… – возраст женщины было трудно определить на вид. Ей могло быть и лет сорок, и с равным успехом лет семьдесят. Темные волосы, голубые глаза, немного смуглая кожа. И не сразу взгляд распознал широкую радужку. Вернее всего, чарванка.
– Мы примем угощения с великой радостью, – отозвался я, подставляя ладонь. Маленький круглый хлебец, сладкий, как те, что раздавали по священным дням в Храмах Барлы. Разумеется, есть его прямо сейчас я не намеревался, памятуя о простом правиле – сначала пищу, поднесенную правителю, пробует другой. Но отказать в подобном обряде считалось очень дурным тоном. – Сожалею вашему горю.
– У меня была дочь, – почему-то призналась паломница. – Милая, умная. Она мечтала стать лекарем, много училась. Но когда ей было семнадцать, чума пришла в наш городок. Мое единственное дитя оставило меня… – голос задрожал, и почему-то выросла перед внутренним взором осунувшаяся фигурка в императорской опочивальне, с красными от слез глазами. И хриплое, горькое: «Тогай никогда не придет ко мне… Никогда…» – Вот уже четыре десятка лет прошло, а я все прошу мою Ларну простить меня. Что не смогла ее уберечь… – По худым щекам покатились слезы. – И жду встречи с ней, а Диада все не забирает меня… – Сорок лет. Сорок лет, но выглядела несчастная мать так, словно произошло это совсем недавно. Неужели и Андри… Страдает теперь настолько? – Простите, Ваше Величество, что говорю такое… Просто…
– Горе матери, потерявшей ребенка, очень сильно. Я понимаю, и не держу зла, – сказать что-то в утешение я решительно не мог. Да и что сказать? Банальное что-нибудь, что все будет хорошо? Так ведь не будет. – Жрецы сказали мне, что все, произнесенное и подуманное здесь, доходит до адресата. Ваша дочь слышала ваши теплые слова. Уверен, она любит вас и теперь. И когда Диада отмерит ваш час, вы воссоединитесь с Ларной, – звучало это нелепо, но губы чарванки тронула слабая улыбка. – Однако… Я хотел бы узнать… Не было ли в Зале…
– Ее Величество там. Они поделились со мной своим горем, и пожелали побыть в зале еще немного. Ваша супруга хорошая девушка. Она похожа на мою Ларну, – печально улыбнулась женщина. – Простите такие слова, мой Император. Но я вижу, как ей сейчас тяжело и горько. У Императрицы доброе сердце, но оно запуталось в самом себе. Она еще очень молода, я буду молить Диаду, чтобы у нее все было хорошо, мой Император. Большая честь лично увидеть таких великих людей, и мне очень жаль, что вас привело в это место такое горе. Да будет Диада милостива к вам и да придет в ваш дом счастье, – и вновь сложенные вместе ладони у груди. Уже второй человек, совершенно не знавший Андри, говорил о том, что увидел в ней светлые качества. В женщине, которая сейчас грезила отмщением и войной, кровью и уничтожением роккандского народа. В женщине, которую я знал и любил совсем иной, и ту, прежнюю Ал, с новой силой желал теперь дождаться и постараться вернуть.
Паломница удалилась, раздав угощения стражникам и желая каждому хорошего, воины остались снаружи, дверь предательски скрипнула в петлях. Застывшая у алтаря женщина с простым хвостом темных волос обернулась, услышав скрип. Слез на бледном лице, немного заострившемся за последние месяцы, не было, губы тронула легкая грустная улыбка.
– Арэн? – Словно забыв, что за дверью не могло не быть стражи, тихонько произнесла оринэйка. Впрочем, сейчас это можно было объяснить и понять. – Знаешь, здесь была сейчас очень милая женщина. Она самирка, пришла поговорить со своей дочерью. Она выслушала меня… Сказала, что мой малыш меня сейчас слышит, что он слышит, что я прошу у него прощения… Это же правда, да? – В горле пересохло и руки нерешительно легли на талию супруги. И впервые с того дня, как мы вернулись из резиденции, она не отстранилась.
– Думаю, да. Он не может сердиться на тебя, – волшебница прижалась чуть ближе и пальцы нерешительно коснулись густых волос и острых лопаток. – Это я виноват перед вами обоими… Я.
– Ты ведь не знал, – словно подменили обвинявшую нас во всех грехах чародейку в тот день, словно вновь вернулась наша Андри. – Вот только я больше не смогу иметь детей, и Целители не могут помочь. Видимо, такова моя участь. Как у бабушки Карсы. Как бы я ни любила детей, своих мне увидеть не суждено… – Грустно улыбнулась женщина, и от этих слов рука за ее спиной с хрустом сжалась в кулак. Если бы я знал, чего будет стоить ей та глупая слепая ревность, мелькнула мысль, отрубил бы себе язык, наговоривший гадости. – Ты ведь позволишь мне заботиться о Тио, когда война закончится и я уйду?
– Я очень надеюсь, что ты останешься с нами, – слова звучали хрипло, и пальцы сами осторожно скользнули по теплой щеке. – Я надеюсь, что ты будешь рядом… Я совершил страшную глупость, но я по-прежнему люблю тебя, Андри… – Целительница, заглянув мне в глаза, прильнула еще сильнее, и сдавленно отозвалась, опуская голову:
– Я не знаю. Правда. Мне нужно немного времени, сейчас я просто не могу принять решение.
– У тебя сколько угодно времени, – когда-то, только в совсем иной ситуации, эти слова уже прозвучали. И это тоже давало надежду, что изменится все все-таки к лучшему.
***
Неприметная коричневая дверь из нижнего подвала – подземелья под Храмом имели два уровня – выводила на небольшой каменный выступ, уходивший вниз на крутую лестницу. Ступени были стертыми, словно когда-то этим путем много ходили. Древние стены обросли буроватым мхом, но и они, и лестница оставались совершенно сухими, разве что покрытыми толстым слоем невесть откуда взявшейся пыли. Насколько хватало света от посоха с большой стеклянной сферой наверху в руках настоятеля Храма, того самого самира-жреца с бордовыми волосами, вниз уходила глубокая пасть провала. Я выглядывал из-за плеча стоявшего первым Карру, в полном обмундировании, напряженного, и над ухом пыхтел Фэйзер, не пожелавший оставить сестру. А вот Дорра Алеандра уговорила остаться – возможно, впрочем, не зря, кому-то следовало быть здесь, с солдатами, и просто оставаться в большом мире, Дорр ко всему прочему пользовался любовью слуг и воинов. Да и Жрецы приняли вара весьма благосклонно.
– Портал к Черному Храму находится внизу, – поведал настоятель, упираясь посохом в первую ступень. – Однако дверь в ту комнату мне не доводилось отпирать. – Добавил он.
– Мне известно, как это сделать, – заверил Бэнджамин по другую сторону от Фэйзера замерший за спиной. Загораживая нас от входа. – Часто ли, почтенный, пользуются этим путем?
– Очень редко в наши дни, герцог, – отозвался самир, медленно спускаясь вниз. Дверь за спиной закрылась, запахло затхлостью, и голоса зазвучали гулко. – Когда-то внизу были хранилища, но сейчас в Храме обитает мало Жрецов, и паломники редко остаются надолго. Мы используем эти комнаты как кельи, где отбывают наказание братья. Но наказания очень редки, последнее было почти два десятка лет назад, – старик пожал плечами. За ним следовал Карру, затем я, Андри, брат и замыкавший шествие Бэнджамин. Иной порядок самиры категорически не принимали. – С тех пор здесь никто не ходил, господин. Почтенным гостям следует быть осторожнее, путь очень древний, много древнее самого Храма, – чем ниже вели узкие ступени, тем холоднее становилось вокруг.
Пришлось плотнее закутаться в плащ и склонить голову – потолок почти задевал макушку и становился все ниже. Десяток ступеней, второй, третий… Тишину нарушали только звуки осторожных шагов и дыхание, а света, испускаемого посохом настоятеля, едва-едва хватало, чтобы увидеть шестерку, спускавшуюся вниз. На пятом десятке ступеней на стенах кое-где показалась наледь, на шестом каменные плиты под ногами начали крошиться, и я невольно бросил взгляд на Алеандру. На лице оринэйки, впрочем, читался не страх. Отчаянная и неумолимая решимость. Не меньшая, чем у мужчин.
На восьмом десятке лестница перешла в более широкий коридор, в стены которого, как и во время спуска, кое-где были вбиты железные кольца для факелов. Факелов, однако, не наблюдалось, только решетки и прочные двери, уводившие в неглубокие холодные кельи с каменными выступами.
– Здесь были хранилища, – заметил тяжело дышавший настоятель, шаркая дальше по коридору. – Только в наши дни люди стали дальше от веры. Нечасто у нас бывают паломники, которые задерживаются. Сюда приезжают люди, самиры, гномы, которых постигло горе. Говорят, Храм посещали в светлые времена сами Творцы, – остановившись у ничем не примечательной двери, улыбнулся старик. Точнее, у этой двери отсутствовало смотровое окошко, но иных знаков не имелось. – Вот, это келья, где, по рассказам наших братьев, и есть путь в Черный Храм. Но я ничем не могу помочь нашим гостям. И, если государь Арэн позволят, я бы хотел обратиться к герцогу Фэрту. – Прошелестел негромкий усталый голос.
– Вы можете это сделать, – кивнул я. Торопиться уже не стоило, оставалось открыть портал и там, на месте, управиться со Стражем. А прежде дождаться, когда священник уйдет.
– Я хотел узнать, Ваша Светлость, не вы ли есть сын покойного ныне герцога Энэгана Фэрта, носящий сейчас герцогский титул? Ваш почтенный батюшка трудился в Особом Отряде…
– Именно так, – едва заметно в неверном свете сузились глаза самира. – Мой отец действительно Энэган Сэрхэ Фэрт. Вы знали герцога?
– Милостью Диады. Он был очень справедливым и благородным дворянином. В миру меня звали Кадо Бурдэт. Я отец Анжари Бурдэт, – едва уловимо скользнули по гарде длинные пальцы. – Я только хотел узнать у достопочтенного герцога, в добром ли здравии моя внучка Элиа и хорошо ли сложилась ее жизнь? Анжари писала мне, когда была жива. Но новости сюда приходят небыстро, – голос старика задрожал. – Много лет назад я узнал, что моя дочь покинула этот мир, и к тому моменту минуло уж полтора года. Не сразу удалось приехать в Шэрфилд, и в сиротском доме сказали, что за неделю до моего приезда девочку забрал молодой герцог Фэрт…
– Именно так, – кивнул волшебник, не сводя с Жреца глаз. – Элиа живет при мне и сейчас, почтенный служитель Диады. И, уверяю вас, находится в полном здравии.
– При вас? – Удивленно поднялась седая бровь. – Право, я был удивлен, когда узнал, что вы изъявили желание позаботиться об Элиа. Вы очень благородный господин. – Слова эти несколько озадачивали, но я списал их на семейные обстоятельства Фэртов. Бэн, видимо, тоже.
– Более того, Элиа закончила Школу Писарей и до недавнего времени трудилась при Особом Отряде. Сейчас… Мы решили, что она может немного отдохнуть.
– Признаюсь, – немного помолчав, старик оперся о посох обеими руками. – Я не смел думать, что вы так позаботитесь о девочке. Словно о родной сестре… – а вот эти слова озадачивали еще сильнее. И, судя по тому, как расширились и без того огромные темные глаза, не меня одного. – Герцог очень любил девочку. Дал свое имя, никогда и слова дурного не говорил, устроил в школу… Чудесный был самир, да будет посмертие его светлым. Но не смог ужиться с чувством вины перед женой и сыном. Всегда говорил, что прощения ему не будет… – На скулах Бэнджамина отчетливо заиграли желваки, впервые на моей памяти. Лицо оставалось, кроме глаз, бесстрастным. Но нарушить рассказ Жреца никто не решался. – Венчаться они не стали, Анжари не хотела, но малышку усыновил. – Задумчиво улыбнулся старик.
– Усыновил? – Тонкий черный росчерк брови пополз вверх. – Но герцог признал Элиа своей дочерью. – Даже за привычно холодными нотками отчетливо читалось изумление. – Почтенный Служитель Диады, вынужден заметить, что ваши слова вызывают у меня недоумение…
– Признал дочерью? – Вместо ответа жрец уставился на Фэрта не менее расширившимися глазами. – Во имя наших Творцов, герцог, я стар, но я не выжил из ума. Как же Элиа может быть дочерью покойного герцога, если, когда мы прибыли в Дариан, она уже ждала ребенка?! То есть… Анжари… Вы что-то напутали, Ваша Светлость…
– Ждала ребенка? – Вот тут самообладание оставило-таки самира напрочь, и длинные пальцы легли на рукав балахона. – Что вы хотите сказать? Мой отец признал Элиа своей дочерью, дал ей свое имя. Когда Анжари оставила наш мир, я признал Элиа сестрой и даровал ей все права рода и титуляции… И…
– Поистине, – с не менее ошарашенным лицом покачал головой старик. – Я не понимаю, для чего Анжари и Энэган так поступили. Но моя память ясна, как в дни, когда я был молод. Когда мы приехали в Империю и приняли подданство милостивого нашего государя, – поклонился Жрец мне. – Анжари уже была беременна. А вскоре Элиа появилась на свет. В те дни я был с дочерью, я ушел из мирской жизни, когда малютке было уже четыре года…
– Но… – если удивленным, злым, счастливым видеть друга мне доводилось, то вот дар речи на моей памяти он никогда еще не терял. Карру шагнул вперед, опустив руку на жилистое плечо. Алеандра удивленно взглянула на меня, медленно переведя взгляд на застывшего чародея. – Но… Но ведь… Но бумаги…
– Имеются ли у вас доказательства, что Элиа не является дочерью герцога Энэгана? – Карру прервал попытки Бэнджамина сформулировать мысль. – Уверяю вас, почтенный, жизнь вашей внучки это никоим образом не омрачит. Скорее, напротив. Герцог высоко ценят леди Элиа и едва ли это открытие ухудшит их отношения.
– Конечно, понимаю, – кивнул старик. – При мне остались документы на пересечение границы, разрешавшие жить в Империи до принятия в подданство. Мы были одними из первых беженцев из Басскарда. Мы узнали о беременности Анжари в Дуконе. Это упомянуто в верительных грамотах. Может быть, что-то еще осталось… Мы подумали, что я лучше их сохраню, и у Анжари уже были документы Империи… – Зачем-то добавил он. – Если вам будет угодно, я передам документы герцогу. Но… Там проставлены все печати, они подлинные…
– Мы будем очень признательны, – решительно кивнул Карру. – Полагаю, для леди Элиа это будут очень ценные сведения. Девушка, к несчастью, так мало знает о семье матери. И у нее осталось так немного воспоминаний…
– Думаю, документы, которые рассказывали о ее матери и ее появлении на свет, будут дороги вашей внучке, – согласно кивнула Андри, нашедшись. – Ваши слова очень удивили нас всех, о почтенный Жрец. Ваша внучка очень славная девушка, я имею счастье знать ее и очень ценю. Но… Что же произошло с отцом Элиа, Кадо?
– Мы даже не знаем, кто это, – мрачно отозвался как-то сразу поникший самир. – У самой границы наш маленький обоз попался Внемлющим. Мы тогда вырвались, но они… надругались над некоторыми девушками. Моя жена умерла в дороге, и младший сын. Анжари… Ее тоже… – руки, сжимавшие посох, задрожали. – Девочка хотела убить себя, но не смогла, я удержал. А потом она захотела жить ради малышки… Она любила Элиа, не подумайте. Считала своей наградой за все пережитое. Отвратительные люди. Они несут миру зло и делают ужасные вещи. – В горле застрял суховатый комок. Мало того, что Элиа вовсе не приходилась, судя по рассказу, дочерью герцогу Фэрту и сестрой Бэну (а ведь он тогда даже удивлялся, что она родилась раньше срока!), так еще и появилась на свет как итог насилия над ее матерью? И… Выходило, что слишком эмоциональный для самирки нрав был не странностью. Просто сама Элиа вовсе не была самиром, а только чарваном?!
Даже меня, никакого отношения к этой истории не имевшего, все это повергало в сильный шок, и представить, что испытывал сейчас Угодник, не моргая рассматривавший дедушку Элиа, не удавалось. Впрочем, за порядком ослабевшими заслонами чар читался целый вихрь самых разнородных мыслей и эмоций. От глубокого шока и недоверия до почти откровенного счастья. И от здравой мысли, что нужны еще документы, конечно, и публичное оглашение правды, до картин, порядком напоминавших свадьбу короля Джэсамгу.
– Выходит, – наконец обретя способность разговаривать, отпустил старого Жреца Фэрт. – Элиа не приходится мне сестрой, и у вас есть доказательства? Выходит, – губы изогнулись в откровенной улыбке, – нас не связывает родство… И если документы окажутся подлинными… Вы даже не представляете, что это для меня значит, – просиял волшебник. – И насколько это бесценно для нас с Элиа. Вы… О Диада, где же вы были столько лет?! – Однако вместе с даром речи к самиру, очевидно, вернулись и здравые мысли. – И все же нам предстоит исполнить то, зачем мы здесь. Я прошу вас, когда мы вернемся…
– Я передам все, что при мне, – согласился старик. – Не знаю, почему вы так счастливы, но мне отчего-то кажется, что внучка будет счастлива не меньше. Однако, опасаюсь, мне надлежит вернуться к моим братьям. Надеюсь, ваш путь будет легким, и вы достигнете цели вашего путешествия. И прошу государя простить мне задержку. Я уже стар, чтобы рисковать надолго покидать Обитель, и мне представился шанс узнать о своей внучке… – Плечи как-то расправились и в голосе старика вдруг появилась твердость.
– Мы понимаем вас, – кивнула Алеандра сбоку. – Совсем недавно мне случилось встретиться с теми, кого я не видела много лет, я понимаю ваши чувства. Уверена, государь разделяет мое мнение. – Жрец, откланявшись и благословив нас, направился к лестнице, когда откуда-то из-под плаща Карру появилось нечто, напоминавшее очень небольшой факел. Легкое дуновение отсутствующего ветерка, едва старый маг скрылся из виду, и коридор залило мягкое, ровное, немного голубоватое свечение, исходившее от жезла в руке самира.
– Бэнджамин, я понимаю, как ты сейчас счастлив, – заметил он, похлопав Фэрта по плечу. – Уверяю тебя, что обязательно помогу огласить правду и проверить документы. Но вернись к делу, хорошо?
– Я не настолько обезумел, – криво усмехнулся тот, – чтобы лишиться памяти. Полагаю, вам следует отступить на несколько шагов. – Дальнейшие его манипуляции одновременно напоминали мне все виденные ранее случаи открытия порталов и отличались от них. Пальцы, выписывавшие какие-то странные фигуры, словно в день, когда Андри и Угодник пытались изучить предоставленное Алкиром заклинание. И словно волшебник сейчас перебирал и переплетал одному ему видимые нити какой-то диковинной сети. Узкое лезвие ритуального ножа, выуженного откуда-то из недр арсенала, скользнуло по ладони, оставляя неглубокий порез, капнула на каменный пол кровь…
– Предметная магия, – прищурилась Алеандра, наблюдая за тем, как в нешироком коридорчике вокруг кровавых капель раскладывались маленькие пучки душистых трав из поясного мешочка. – Смешанная с заклинанием на крови. Странно для самира…
– Согласно трактату, – усмехнулся Бэнджамин, – портал держали открытым все время именно из-за того, что открывать его и закрывать было делом небыстрым. К тому же предметные заклинания уже тогда редко использовались, – восемь пучков, к которым прибавились четыре крошечные лампадки. Выглядела конструкция, представлявшая собой круг, непрестанно выверяемый и поправляемый самиром, не слишком эффектно. Скорее, странно. Мне случалось видеть порталы, работавшие на магии жеста, даже на крови. Слышать о порталах, требовавших убийств. Но на старой, редко применяемой, предметной – еще никогда.
Даже фитиля лампадок маг зажигал вручную, и оставалось только изумляться, как им с Карру удавалось прятать под одеждой столько самых разнообразных, порой немыслимых вещей. Целебные зелья, маскирующие порошки, амулеты, лампадки, плотно закрываемые крышечками… На все случаи жизни, казалось, у работников Особого Отряда было что-то при себе припасено.
– А теперь масло должно прогореть до конца, – закончив с последней лампадкой, Угодник выпрямился, делая шаг назад, к нам. – Потом каждый должен будет взять по пучку травы. Она послужит пропуском в портал и обратно. Когда вернемся, вы отдадите ее мне.
– А кровь… – Карру бросил на друга взгляд. – Только твоя?
– Того, кто открывает. Я же, соответственно, буду его закрывать. – Дальнейшие вопросы самир решительно оборвал, вполголоса читая какие-то заковыристые формулировки на верхне-арракском или древне-самирском, точно распознать не удалось.
Масло горело, казалось, целую вечность, хотя на деле едва ли миновало более получаса. От лампадок исходил пряный, сероватый дымок, собиравшийся, без малейшего ветерка, над кругом в туманную фигуру, напоминавшую миниатюрное кольцо гор, в окружении которого пряталось нечто невысокое, эфемерное-зыбкое, постоянно менявшее очертания. Это выглядело уже куда красочнее, и в подземелье воцарилась почти полная тишина. Наконец лампадки перестали чадить, монотонные бормотания оборвались, и Бэнджамин аккуратно вложил каждому из нас в руку по пучку травы, удивительно теплой. Оставшиеся пучки, при помощи чар, превратились в сероватый мелкий порошок, лампадки скрылись все в том же поясном мешочке, и дверь, по словам Жреца, запертая по меньшей мере лет сто, на удивление тихо скрипнула, поворачиваясь в петлях.
На первые взгляд, камера за ней ничем не отличалась от ниш, виденных ранее. Но только на первый взгляд. Очень быстро, в достаточно ярком свете от факела второго самира, удалось заметить, что кладка за дверью разительно отличалась от серых крупных камней коридора. Мелкие, идеально ровные камни, черные. Идеально ровные стены, по которым вдруг прошла едва различимая рябь. И снова, чуть сильнее.
– Дверь и есть портал?! – Осознал я спустя еще секунду. Фэрт сдержанно кивнул. Заходить ему предстояло последним, и шаг за порог мы сделали в том же порядке, что и спускались по лестнице. Выводил портал в небольшую каморку сбоку от основного зала, с двумя дверями и ветхими остовами скамей у стен. Одна из дверей выводила как раз в портал, вторая в собственно основной зал.
Однако туда Бэнджамин не слишком торопился, методично рассыпая по длине порога часть оставшегося от ритуальных трав порошка. Оставшуюся половину самир столь же педантично ссыпал в крошечный коробок, плотно закрыл последний, спрятал где-то в недрах своего облачения, и обернулся к молча ожидавшим нам.
– Это придержит портал открытым до нашего возвращения, – пояснил он, – но не даст пройти кому-то еще. – Дверь за его спиной закрылась, словно в подтверждение этих слов. – Если возвращаться будете без меня, – будничным тоном продолжил чародей, – этот порошок нужно аккуратно смести в сторону, так, чтобы он рассеялся и смешался с пылью… Впрочем, я объясню Карру и Ал, – отмахнулся он. – Фэйзер все равно не владеет магией, и Император…
– Не в той степени, – избавляя впервые после ссоры нарушившего, частично, субординацию друга детства от необходимости подбирать слова, кивнул я. Последовали короткие объяснения, в которых мы с братом решительно ничего не понимали, будучи слишком несведущи в вопросах магических тонкостей. – Что дальше?
– А дальше ищем Страж, – нервно облизнула губы Андри. – Пиу говорил, он где-то под основной частью Храма. Куда выводит портал, Бэн?
– На основной ярус. За той дверью – главный зал, – пальцы Фэрта легли на гарду меча. – Жилые кельи и кухни были во флигеле отдельно от Храма, здесь не жили всегда, служители менялись примерно каждый год. Подвалы для припасов были при флигеле, там же хозяйственные помещения… А внизу под Храмом, собственно, Зал Стража.
– И лестница, стало быть, спрятанная, – хмыкнул Фэйзер за плечом.
– Именно. Так, – жилистая фигура застыла у полуоткрытой двери. – Отсюда никто не придет…
– Окон в основном зале, согласно словам Пиу, нет, – кивнула Ал. – И есть дверь. Сам Храм состоит из основного зала, пары боковых помещений, и мы в одном из них, и подземной части… Коридоры есть, перед входом и к некоторым боковым помещениям… Сам Страж можем взять мы с Арэном…
– Одни вы никуда не пойдете, это даже не обсуждается, – отмахнулся, как от мухи, Бэн. – Карру и Фэйзер, – указал он глазами на дверь.
– Думаю, пошлю пару охранных заклинаний вокруг островка, – кивнул младший самир. – Конечно, маловероятно, но наших проникшихся друзей не стоит недооценивать. Если что…
– Амулет у меня при себе, – Бэн бросил на дверь еще один взгляд. – Осторожно с чарами. Шагайте, чем быстрее управимся, тем целее вернемся. Глядишь, успеем до ночи, – две тени, небольшая жилистая и высокая широкоплечая, скользнули за дверь во мрак храма, бесшумные, передав светящийся жезл Фэрту. Последний любовно подул на него, обрывая чары, и каморка погрузилась во мрак. Однако тут же заплясали зеленовато-желтые искорки света на сложенной чашечкой ладони самира. И без того глухой голос снизился до шепота.
– Храм потому и Черный, что окон в нем нет, так что придется орудовать впотемках. Когда вернемся, можете линчевать, но здесь ни звука и ни шага без моего разрешения, ясно? Пока в Храме пусто, мы с Карру прощупали, но есть у меня мрачные ощущения.
– Слушаемся и повинуемся, великий чародей, – огрызнулась Андри. – Ладно, пора. Чем быстрее заберем эту Штуку, благо Ключ Пиу дал, тем лучше…
***
Поиск спуска и самого Стража, основанные на получетких указаниях Пиу, не оказались было ознаменованы ничем примечательным, и мы выдохнули было с облегчением, сжимая маленькое серебряное зеркальце, служившее Ключом. Бэнджамин, первым выбравшись через не без труда отысканный потайной люк в полу обратно наверх, в боковую каморку, помог Алеандре, забрал Страж, представлявший собой непримечательную с виду каменную фигурку медведя, довольно большую и не слишком легкую, от которой даже в присутствии Ключа исходили тугие узлы чар такой мощи, что волосы поднимались дыбом. Страж был бережно завернут в бархат и перевязан тесьмой. И, наконец, наружу из узкого, холодного лаза выбрался, не без помощи спутников, я.
И аккурат вовремя для того, чтобы плавающая над головами светящаяся сфера, дело рук на сей раз подменившей Бэнджамина Андри, с треском лопнула, одновременно с тем, как Фэрт, едва слышно выдохнув, схватился за правый бок. Что-то сверкнуло алым в темноте, и пальцы сами собой скользнули за спину, к эфесу меча. И в следующее мгновение соседнее помещение – основной зал Храма – залил яркий, почти дневной, свет…
Их было немного, едва ли больше десятка. Ало-черные плащи не оставляли сомнений в том, кем оказались незванные гости, среди которых глаз отыскал одно-единственное смутно знакомое лицо. Смуглая темноволосая женщина-чародейка с тяжелым взглядом и алыми символами, как у Файгарлона Умбра, на шее. Преобразователь? Думать, разумеется, было некогда, и меч скользнул прочь из ножен, когда натренированное тело само загородило Андри, с тяжелым Стражем в руках. Внемлющие на миг замерли, ослепленные ярким светом, и решительно двинулись в нашу сторону, кроме пары, скользнувшей к другой стене – проверить, видимо, не было ли в Храме кого-то еще. Передний маг в их числе вскинул руку (все это происходило очень быстро, одновременно), но прежде, чем он успел что-то сделать, растянулся на пыльном каменном полу. Из горла торчала острая, с четырьмя лепестками, метательная звездочка…
За спинами первой десятки Внемлющих Фэйзер, ворвавшийся следом, с покрытым кровью и гарью лицом, сцепился еще с парой, вооруженной обычными мечами. Ал за спиной тихо выдохнула, и аккурат в следующее мгновение один из сектантов, вооруженный коротким боевым топором, с кличем налетел на нас. Сталь меча скрежетнула о сталь топора, отбивая удар, и уже я контратакующим выпадом заставил противника остановиться и перейти в защитную позицию. Возможно, не будь стены Храма настолько древними, и магические токи в этом месте настолько стянутыми в тугие узлы, эта стычка оказалась бы битвой магии, а не меча – и тогда победа была бы определенно не за нами.
Однако здесь, в Черном Храме, дело решали скорее очень точные и тонкие чары и оружие, и если в боевой магии я был почти несведущ, то вот оружие в руках кронпринца было с детства. Самое разнообразное. И потому-то по долу очень скоро скатились кровавые капли и мой противник, не успевший вовремя отразить рубящий выпад сверху вниз, рухнул на пол священного места с отрубленной в плече правой рукой. Крик боли смешался с какими-то возгласами врага, странным грохотом за дверью, там, где были холл и вход в Храм, и где оставался Карру, и лязгом стали.
Совсем рядом мелькнула черная тень, столь стремительная, что даже натренированный глаз едва различил за серебристым мельканием, словно очень быстро обмахивалась на балу веером дама, лезвие длинного кинжала, оставившего глубокую кровавую борозду на шее совсем молодого, не старше лет двадцати с виду, паренька, чьи пальцы плели какие-то узоры. И в последнее мгновение попытались заслониться, кровоточащими обрубками упав рядом с телом. Я давно не видел Бэнджамина в деле. И сейчас в какой-то миг почти позавидовал грациозной смертоносной легкости его движений. Совсем рядом с ногами самира, перекатившегося через плечо и мгновение спустя оказавшегося уже совсем в другой стороне Зала, взорвалась вспышка света, и стены Храма пошатнулись, откуда-то сверху посыпалась каменная крошка.
