Текст книги "Славный город Старый Ключ (СИ)"

Автор книги: Анатоль Нат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

   Дружеский визит.

  В этот раз, собираясь посетить банк «Жемчужный» Куница Боров думал что он в достаточной мере готов ко всему, чтобы он мог там увидеть. В результате получил довольно увесистый удар по собственной психике.

  Вот дурак. Чего спрашивается понесло? Мог бы недельку другую и подождать, пока всё у этих двух бестолковых баб поуспокоится. Нет, весенняя капель и его, дурака, в темечко торкнула, не утерпел. Вот и приходилось теперь расхлёбывать.

  Много видел он рабочих контор, всяких. И банки разные видел: и у поречных дворян, и у тороватых морских купцов с западного побережья, и счётно-меняльные конторы родных клановщиков из многих левобережных городов видел. И даже Первый Имперский банк в столице Империи Ящеров как-то пришлось ему посетить по делам. Много Куница разного видел. Но вот такого....

  Если рабочие помещения банка "Жемчужный", где принимали клиентов, хоть в малейшей степени напоминали ему что-либо из того с чем он встречался ранее, то Куница вынужден был признать себе – ЭТО, ни в малейшей степени не напоминало банк.

  Дур дом! Точнее – тот самый особый дом, куда собирают и где держат умалишённых. Точь в точь, как его описывают сами земляне, собираясь подчеркнуть что-либо несуразное и бестолковое. А почему земляне, да потому что нигде на всём родном Левобережье, ни в Империи Ящеров, ни даже на Западе, славящемся своим высоким уровнем развития цивилизации, ничего подобного не было. По одной простой причине, оно там было никому нах... не надо.

  Тут же... Ужас! Тихий ужас!

  Рабочий кабинет Управляющей Банка "Жемчужный" Марьи Ивановны Корнеевой, если что сейчас и напоминал, то скорее какую-то детскую комнату с бабками, няньками, кухарками, лекарками...

  – "Чем там ещё?..."

  Растерянному Кунице ничего больше "умного" в голову не приходило. Дурдом!

  – "И как меня, дурака старого угораздило напроситься на встречу к этим сумасшедшим бабам, ума не приложу. Не иначе как нечистый под локоток подтолкнул, раз решил завалиться в дом к двум недавно родившим женщинам, которые сами только-только недавно отошли от родов, и где на каждом углу верещат груднички. Идиот! Куда меня понесло?! Их же здесь... море!

  Знал же что нельзя и близко к бабе в это время подходить, ан нет, не утерпел.

  Выбора нет, – мрачно скуксился Куница. – Реки вскроются, все планы клана на дополнительный приработок пойдут псу под хвост. Хочешь барыш поиметь, терпи".

  – Ну, как вам наш дурдом, – приветливо поздоровалась с гостем входящая в свой рабочий кабинет Марья Ивановна Корнева.

  – Даша, можешь быть свободна, – кивнула она своей секретарше, которая уже битый час надоедливой мухой жужжала над ухом Куницы, развлекая того пустопорожними разговорами, пока Управляющая была занята какими-то своими женскими делами.

  Если за этот самый худший час в своей жизни Куница Боров что и возненавидел, так это пронзительный, до невозможности писклявый голосок этой противной молодки.

  – "Чёртова балаболка, – мысленно обматерил он пулей выпорхнувшую за дверь секретаршу. – Все сплетни со всего города собрала и мне на голову вывалила. А оно мне надо? Чтоб ты провалилась, трясогузка!"

  Вспомнив довольно соблазнительный огузок секретарши, который всё это время невольно маячил у него перед глазами, Куница осторожно сглотнул подкативший к горлу комок. Не стоило показывать насколько его впечатлили формы и телеса какой-то никчёмной бабёнки. В этом бабьем царстве с подобными вещами следовало быть очень и очень осторожным. Можно было и под серьёзную раздачу попасть.

  Слыхал он о кое-каких инцидентах с некоторыми несдержанными на руку товарищами. Вот так погладил один знакомый товарищ проходящий мимо симпатичный огузок, вот такой вот, то ли секретарши, то ли ещё какой-то мелкой местной служки, и отсохла ручка у шалунишки. А теперь в ногах у них валяется, чтоб вернули всё обратно. Не, ему такого не надо.

  В доме где хозяйничает поречная ведьма руки лучше держать мирно сложенными и на коленях, целее будут. А то и ещё лучше, засунуть их за пояс и крепко держать там.

  Так и себе спокойнее, да и в ремень при случае судорожно вцепиться можно, когда мимо проходит вот такая аппетитная попка, как у этой Дашки.

  Поняв, что мысли его явно ушли не в ту сторону, Куница с большим усилием постарался сосредоточится на главном, зачем он сюда пришёл. Получалось плохо. Мысли так и норовили соскользнуть не в ту сторону.

  – Доброе утро, господин Куница.

  Холодный пот мгновенно прошиб Борова. Ведьма! Сама ведьма пожаловала, чтоб её. Кто, спрашивается, звал.

  – Здравствуйте, уважаемая Изабелла батьковна. Извините что отчество ваше забыл, точнее не знал.

  – Не беда, – небрежно отмахнулась Белла, перебив Куницу. – Какие ещё мои годы, узнаете.

  – К делу, – подавила она попытавшегося что-то добавить клановщика. – Уважаемый Куница, вы же видите какой у нас тут натуральный дурдом. Так что, давайте сразу к делу. Зачем пришли?

  – С деловым предложением, мгновенно подобрался Куница.

  Честно сказать, манера этих двух слишком уж деловых баб сразу переходить непосредственно к делу, минуя стадию предварительных разговоров, его откровенно нервировала. Как-то это было неправильно..., что ли, не по местному. Не по-людски.

  – Э..., – замялся на какое-то мгновение Куница. – Что ж, – вздохнул он. – К делу, так к делу.

  – Итак..., – немного замедленно, словно перед тем обдумывая что говорит, Куница Боров начал. – В развитие нашей первоначальной договорённости, ну, той, где мы с вами сошлись во мнениях что если у нас всё заладится с переработкой зерна на спирт, я вам ещё предложу партию зерна на переработку. Вот в развитие тех договорённостей я и пришёл.

  Что я предлагаю. Есть у меня ещё одна, столь же приличная партия зерна. Правда, не буду врать, чуть-чуть побольше.

  – Насколько чуть? – суховато перебила его Маша.

  С практикой местных дельцов явно занижать свои "чуть" она настолько часто встречалась, особенно последнее время, что такое вот "чуть" у неё уже в печёнках сидело.

  – Достаточно, – тут же подтвердил самые её худшие предположения Куница. – Для начала, остановимся на паре миллионов пудов. Это будет моя первая чуть.

  – Тридцать две тысячи тонн, – тут же перевела в привычные для себя меры Маша. – Не хилая у него чуть, – кивнула она молчаливой Белле, внимательно наблюдавшей за разговором. – В прошлый раз у него было всего лишь двадцать тысяч тонн, – подпустила она яду в свой голос. – Нам хватило. Мало не показалось. Хоть мы, конечно, и не имеем ничего против того.

  – Вот и чудненько, – мгновенно сориентировался Куница. – Если вы не против, то будем считать что договорились.

  – Стоп-стоп-стоп, – остановила разошедшегося было клановщика Маша. – Попридержи коней, – с усмешкой одёрнула она мужика. – Никто пока что тебе своего согласия не давал. Хотя бы потому что не знаем чего ты хочешь. Да и что за зерно хотелось бы знать. Рожь, пшеница, откуда его вывозить, куда потом доставить.

  И самое главное, не знаем что мы с этого будем иметь?

  За какие такие шиши мы будем работать? Если конечно будем, – с усмешкой суховато добавила она.

  – Предлагаю, на прежних условиях, – тут же подхватил Куница. – Сорок процентов зерна ваши и вы мне доставляете спирт туда, куда я укажу.

  – А куда вы укажите?

  Тихий голос Беллы, словно ножом отсёк собравшегося уже что-то сказать Куницу.

  – Если вы не против, то во Рвицу, – всё ж хриплым голосом с трудом выговорил он. – Как вы надеюсь уже слышали, наши городские власти разворачивают там на левом берегу в пойме реки Каменки грандиозное строительство нового речного порта. Вот я и подумал. А чего это я буду спирт свой у себя здесь в городе хранить. Дай ка я его сразу доставлю на берег Лонгары. Там у меня уже и амбары для хранения готовы, и пристань своя есть. Там останется лишь погрузить по весне груз на проходящие мимо суда и к началу лета можно уже продать где-нибудь на Западе.

  – Умно, – кивнула Маша. – Довольно умно. Если не считать того, кто будет доставлять ваш спирт туда во Рвицу.

  – Вы, – невозмутимо отозвался Куница.

  – Мы, – задумчиво буркнула Маша. – Ну, а раз мы, то давай, друг мой, задумаемся. А нафига нам оно надо?

  – Не понял, – растерялся Куница. – Как это, нафига оно вам надо? Ради заработка конечно.

  – Какого заработка? – сухим деловым тоном тут же уточнила Маша. – Поподробней, поподробней. А то, знаю я вас, местных купчиков. На грош заплатит, а кричит потом что рубль потерял. Одни убытки, мол. А сам в золоте купается.

  И потом, если ты опять заводишь речь о том заработке, что был в прошлый раз, то, спасибо, не надо.

  – Э, – совсем растерялся Куница.

  Признаться, подобного поворота он от этих женщин совершенно не ожидал. Видно те явно не настроены были на деловое сотрудничество, раз с самого начала так резко отреагировали на столь выгодное его предложение.

  Да какое там предложение, он даже рта ещё не успел открыть, а его уже чуть ли не тычками в шею выгоняют вон.

  Похоже, прошлое сотрудничество не доставило этой компании большого удовольствия, раз обе две эти шалопутные бабёнки так нагло ведут себя с клиентом. И ладно бы с простым, рядовым клиентом, а то ведь он, Куница, совсем непростой человек. и далеко не последний человек в этом городе. И относиться к нему следовало бы соответственно.

   К сожалению, это правило действовало везде, кроме этого места.

  – "Какая-то здесь аура ненормальная. И бабы какие-то неправильные, – рассердился окончательно Куница, поняв что совершенно точно он ошибся со временем прихода сюда. – Эк же, меня дурня принесло не вовремя. Не дай Бог всё сорвётся".

  – Есть предложение, – вдруг даже для себя совершенно неожиданно, решительным тоном начал он. – А чего бы вам мой спирт поставлять мне не в бочках, а в иной таре. К примеру, в стеклянной. Я у вашего Марка был, узнавал. Он может сделать большую бутыль, хоть в четверть, хоть в пятьдесят литров. Ну, пятьдесят – это многовато, тяжёлая бутыль получается, а вот в четверть будет самый раз. И по размеру, и по весу, и по удобству транспортировки такая бутыль меня бы вполне устроила.

  Вы мне мой спирт разливаете в такую тару и доставляете во Рвицу, а я вам за это ещё процентиков десять от своего объёма зерна подкину. Считайте, уже половина зерна – ваша. А это без малого миллион пудов зерна пшеницы твёрдых сортов. Шестнадцать тысяч тонн!

  И вам хорошо, и мне.

  – Три тысячи двести тонн, – медленно проговорила Маша. – Во столько, значит, ты оцениваешь нашу стеклянную тару и последующую доставку произведённого спирта в Тмутаракань. Убого, слов нет, – отрицательно качнула она головой. – Учитывая стоимость на зерно в нашем городе ты, сокол мой, хочешь за гроши приобрести великолепную многооборотную тару, которой цены нет. И послать нас за гроши куда-то на край света. Я правильно тебя поняла, – прищурила она глаза, холодно глянув на хитроватого купца.

  – Если не ошибаюсь, кило зерна на местном рынке у нас оценивается в одну медяшку? – раздался со стороны холодный голос баронессы.

  – "Влезла, сука, кто просил, спрашивается", – чуть не подпрыгнул Куница от неожиданности, внешне, правда, никак не проявив своего недовольства.

  – Ошибаетесь, дорогая баронесса, ошибаетесь, – с безмятежным видом кивнул он, незаметно поёжившись под её пронзительным, острым взглядом. – Раньше, год, два назад, может быть. Даже не может быть, а точно. Тогда цену и меньше давали. А теперь всё, – с насмешкой развёл он руками. – Появился новый транспортный коридор в Приморье, благодаря вашим же усилиям, кстати. Расширились возможности продажи, опять же, благодаря вашей компании, и зерно наше ныне в цене. В большой цене! Меньше пяти медяшек за кило, даже разговоры продавцы не ведут.

  Много покупателей, мало товара, – ханжески, ненатурально всхлипнул Куница.

  Весь вид его в тот момент прямо так и кричал, как искренне он огорчён подобным положением, как купец. И как искренне этим доволен – как землероб. Странное, убойное сочетание. И всё одно, что этот человек думал в этот момент со стороны было совершенно не разобрать. Скрытен был Куница, скрытен. Скрытен и осторожен. Что-что, а скрывать свои истинные чувства за время жизни в этом городе он хорошо научился. Иначе б не стал тем, кем он сейчас и был, Куницей, главой крупного, сильного клана лесовиков.

  – Только причём здесь стоимость зерна, – невозмутимо продолжил он. – Мы же всё в конечном итоге пересчитываем на спирт, на его стоимость. А это – совершенно другие деньги.

  – Давай всё же посчитаем на зерно, – нейтральным тоном заметила Маша, упрямо склонив голову. – Оно как-то привычнее, да и стоимость кило зерна давно определена в одну медяшку.

  – Пять, – жёстко оборвал её Куница. – Пять, Марья Ивановна, пять. За меньшее ты в городе ничего не найдёшь. И даже на хуторах, меньше чем по два золотых за пуд уже не продают. А это уже три.

   В ближе к началу снеготаяния, когда вскроются реки, цена на зерно ещё больше взлетит, вот увидишь. Приплюсуй сюда доставку, вот тебе твоя пятёрка медяшек за кило и выйдет. Так что, Маша, пять, а то и все шесть!

  Внимательно посмотрев на упрямого клановщика, Маша нехотя согласно кивнула. Приходилось признавать что купец был прав. Дешевле пятёрки, а то и все шесть-семь, она в городе цен за зерно не видела.

  – Ладно, пусть будет по твоему, пять. Доставку, вычитаем, – со скрытой насмешкой заметила она, проигнорировав недовольную гримасу Куницы. Купец тем не менее промолчал.

  Итого с продажи твоих десяти процентов, то есть с продажи трёх тысяч двухсот тонн зерна мы имеем, грубо округляя, шестьсот семьдесят тысяч злотых. Звучит, вроде, неплохо, но...

  Но за эти деньги ты желаешь не только доставить свой спирт на берег Лонгары, во Рвицу, в настоящую Тмутаракань, но ещё и разлить свои пять миллионов двести восемьдесят тысяч литров по четвертным бутылям.

  А это без малого двести одиннадцать тысяч двести четвертных бутылей из калёного, я так понимаю стекла. По три злотых за бутыль и за доставку к чёрту на рога! Ты явно не переплатил, купец. Хочешь, чтоб на тебя работали на халяву?

  – Зачем же из калёного, – невозмутимо перебил её Куница, флегматично пропустив возмущённый вопль Маши мимо ушей. И судя по его довольному виду, идея что кто-то будет работать на него целый год за гроши, явно пришлась ему по сердцу. – Из броневого хочу. Гулять, так гулять. А броневое стекло всяко лучше, чем калёное. Хотя..., калёное, согласен, попрочнее будет чем обычное. Особенно если такую бутыль в оплётку из нашей местной лозы поместить.

  Цени, – усмехнулся покровительственно он. – Я даже уже научился разбираться в этом вашем стекле, какое калёное, какое обычное, а какое броневое. И что лучше. Лучше – броневое. Крепче.

  Потому как везти мне придётся даже не на Запад, а вообще, далеко-далеко, на самый дальний континент планеты, на материк Южный. Через море синее океан и далее по бездорожью хрен знает куда. Там в болотах Южного континента в большой мелководной луже какого-то внутреннего озера сидят ваши любимые мериканы, или как вы их временами презрительно называете, пиндосы, и оченно жаждут получить ваш чистейший продукт для внутреннего потребления, я так понимаю. Который им поставлю я.

  С гордым видом Куница с силой стукнул себя кулаком в грудь.

  – И с янкесов ты слупишь..., – многозначительно замолчала Маша, намекая Кунице, что раз уж тот начал столь откровенный разговор, то не мешало бы и продолжить. Типа – сказал "а", говори уж и "б".

  – Ты права, – усмехнулся тот. – С янкесов ваших я слуплю. И не слабо слуплю. Но сколько и чем, о том вам знать не стоит. Знаешь же, как у нас говорят: "Меньше знаешь, крепче спишь". Или ещё одна хорошая поговорка: "Любопытной Варваре, нос оторвали".

  Носики ваши, как я вижу у вас пребывают в наицелейшем состоянии и мне бы хотелось, как, надеюсь, и вам самим, чтоб всё это и в будущем оставалось в столь же прекрасном и целом состоянии. И чтоб вы не совали свои столь симпатичные носики туда, куда вам не следует.

  – Согласна, – невозмутимо отозвалась Маша, медленно откидываясь на спинку своего кресла и мельком переглянувшись с Беллой. – Меньше знаешь, крепче спишь. Только вот одна беда. Спишь ты в таком случае голым и босым, и на ужин не пошамав. А кушать хотца. И желательно не чёрный хлеб с ключевой водой, а хлебушек ситный да с маслицем. Посему, друг ты наш залётный, ответ наш – нет.

  Как залетел, так и лети дальше. Никаких бутылей ты не получишь, да ещё за столь смехотворную цену.

  Одна бутыль – за три злотых? – возмущённо воскликнула Маша. – Да ещё с доставкой! Четырнадцать килограмм зерна за многооборотную небьющуюся тару, сносу которой всю жизнь не будет? Ты нас что, за лохушек считаешь?

  – "А за кого же мне вас ещё считать, если вы такие и есть, злые самки собаки", – мысленно, про себя проворчал недовольно Куница.

  – Ну что вы, девочки, – осуждающе качнул он головой, расплывшись в льстивой, подобострастной улыбке. – Разве можно так о вас двоих говорить? Вы же самые успешные женщины нашего города. Вам все бабы у нас завидуют. Даже для моей жены, Марфы вы высший авторитет. А вы о себе такое говорите.

  – Как есть, так и говорим, – отозвалась из своего кресла Белла. – Как из ваших слов выходит, так и говорим. Так что, давайте, Куница, серьёзнее. Сколько вы готовы заплатить за многооборотную, как это называется тару? Да ещё из бронебойного, небьющегося стекла?

  Уж чего-чего, а понимать вы должны, что стоимость такой четвертной бутыли, по сути вечной, должна быть более реальна, чем четырнадцать килограмм зерна.

  – Ну хорошо, – поморщился купец. – Зайдём с другого боку. В какую цену вы оцениваете одну четвертную бутыль?

  – А твоя цена? – хмыкнула многозначительно Маша, сразу не отвечая. – Ну? -поторопила она его, видя что тот мнётся, не называя свою цену.

  – Ладно. Пятёрка – бутыль, – нехотя выдавил из себя Куница.

  – Не смешно, – мигом сгоняя улыбку с губ, сухо бросила Маша. – Десять и ни медяшкой меньше.

  Куница мысленно чуть не расхохотался. Всё, обе две эти лохушки у него в руках. В умении торговаться во всём Ключёвском Крае ему не было равных. Так что впереди предстояло интереснейшее и увлекательнейшее для него занятие. Сбить цену на редчайший товар у этих двух соплюшек ещё хотя бы наполовину, к первоначальной. А для такого прожжённого дельца, как он, подобное не представляло ни малейшего труда.

  – "Как же ему всё же повезло выйти на мериканов, – мысленно похвалил он сам себя. – И ведь вот что значит случай. Не вынь он тогда в поморском трактире бутылку элитного когнака из собственных запасов, разлитую в походную, не бьющуюся бутыль, раздражённый тем пойлом что там его пытались напоить. Не урони случайно её на каменный пол, не насладись потом изумлением окружающих на такую диковину, так и не состоялось бы такого полезного знакомства.

  Кто б мог подумать, что обычный с виду невзрачный мужичок в сером коротком пиджачке с лохматыми обшлагами, на поверку вдруг окажется представителем тех самых мифических мериканов, легенды о которых, одна другой чуднее, который год ходят по всему континенту. И привлечённый тонким хрустальным звоном небьющегося стекла, не сделает тот мужичок ему столь выгодного предложения – поставить в тот приморский город не зерно, а зерновой спирт. Да ещё в столь чудовищно огромных объёмах. Сто тысяч тонн зернового спирта, в стеклянных бутылях из крепкого бронебойного стекла, чтоб уж точно не разбились при транспортировке.

  Правда, объём всей поставляемой партии он измерял как-то по странному, какими-то галлонами и баррелями. Ну да это-то как раз ерунда. Как хош называй, лишь бы купил. И главное, удалось его уболтать на поставку спирта в бочках. И только части – в бутылях.

  А потом дождаться, когда Сидор с пронырой Димоном уберутся из города, и быстренько подцепить на крючок с большим количеством бутылей этих двух лохушек, которые в настоящей торговле ни ухом, ни рылом.

  Десять золотых за четвертную бутыль, пфе! Он с того мерикана все тридцать сдерёт, за каждую, настолько тот заинтересовался подобным стеклом.

  Куда он потом эти бутыли денет – это уж была не Куницы головная боль. Но что ни о какой оборотной таре тут не идёт и речи, он понял сразу. Уж слишком ярко вспыхнули глазки того человечка, стоило Кунице лишь мельком обмолвиться о возможности изготовления бутылей не из простого, и даже не из калёного, а из броневого стекла.

  Плохим торговцем оказался мерикан. Слишком выдавали его интерес горящие восторгом глаза.

  Так что в торговле с девицами Куница мог бы вообще не торговаться, сразу соглашаясь на первую цену, деньги были. Но, нельзя. Какой же он после того купец, если не собьёт предложенную цену хотя бы наполовину.

  Однако через полчаса яростного торга цена не только не опустилась, а наоборот, даже поднялась до пятнадцати золотых за бутыль. Что буквально ввергало Куницу в ступор. С таким вывертом в торговле он раньше как-то не сталкивался.

  Правда, Куница зачем-то выторговал себе за эту же цену, что девчонки сделают ему оплётку из лозы на каждую четвертную бутыль, якобы для удобства погрузки-разгрузки. А скорее уж от отчаяния. Девки применили совершенно дикий способ торговли. Вместо того чтобы отстаивать свою первоначальную цену, они с каждым разом её повышали, словно проверяя, насколько далеко тот готов зайти.

  Когда цена поднялась до пятнадцати, Куница понял, всё, дальше торговаться нельзя. Дальше пойдут уже убытки. И если он хочет выполнить свой договор с мериканами, надо немедленно соглашаться.

  – Всё, – в жесте отчаяния поднял он руки вверх. – Сдаюсь. Вы превзошли даже меня в умении торговаться, – подбавил он сладкой лести в свой голос. – Поэтому, давайте остановимся на вашей цене в пятнадцать золотых за четвертную бутыль с оплёткой из лозы и на том успокоимся.

  Как я понимаю, раз у нас уже идёт речь о таре, зерно вы готовы переработать. Причём, на старых условиях, за сороковник.

  – Пятьдесят процентов от поставляемого сырья, – уточнила Маша. – По-моему, такая цена будет справедливой. Ведь доставлять тебе надо не в город, а во Рвицу. А Рвица раза в четыре дальше, чем Старый Ключ. И это мы ещё не посчитали убытки от того что наши бондари лишаются заработка. Это тоже денег стоит.

  – Чего? – неподдельно изумился Куница. – Да вы тут все совсем с ума посходили. – Какие бондари? Ладно с доставкой, но причём здесь какие-то бондари?

  – Ну как же, – улыбнулась Белла в ответ на возмущённый вопль заказчика. – Так они у нас были двадцать четыре часа в сутки загружены на изготовлении дубовых бочек под спирт. А с вашим заказом на стеклянные бутыли – они лишаются своей работы, следовательно и заработка. Убытки, сплошные убытки. Логика понятна?

  – Мне всё понятно, – угрюмо бросил Куница. – Кроме одного. Во сколько же мне встанет тот спирт?

  – Сегодня мы уж все устали, – вздохнула Маша. – Да и времени у нас тобой заниматься, совсем уж не осталось. Домашние дела ждут. Так что, дорогой мой, давай подходи завтра, с утра. Нет, лучше через два дня, когда мы всё внутри себя утрясём, пересчитаем и назовём тебе настоящую цену, ниже которой уже опускаться не будем.

  – Боюсь, что после ваших пересчётов у меня и хлеба как такового не останется.

  – Вполне может быть, – согласно кивнула Белла. – Ну да это уже не наше дело. Бутыль, да ещё из столь дорогого стекла дорого стоит. И никак не четырнадцать кило зерна. Пусть даже из пшеницы элитных твёрдых сортов.

  И вообще, отстань от нас. Сейчас мы тебе всех расчётов всё равно точно не скажем, поскольку раньше ни с чем подобным не сталкивались, и в нашей практике подобного пока что не было. Подходи действительно через пару деньков. Мы с Марком посоветуемся, прикинем свои возможности, и выдадим тебе наш окончательный результат. А там уж твоё дело, соглашаться или нет.

  Когда за раздражённой спиной вышедшего из кабинета клиента захлопнулась вторая дверь тамбура, надёжно отсекая все звуки из приёмной, и следом вышла и Дашка, старательно фиксировавшая все ведущиеся переговоры, Маша бросила на Беллу внимательный взгляд.

  – Ну? И зачем надо было оттягивать принятие решения ещё на пару дней? Ведь ты же на самом деле не собираешься отправляться к чёрту на куличики, к Марку, и интересоваться у него такой мелочью. Сколько может стоить обычная четвертная бутыль из броневого стекла? Да за пятнадцать золотых за ОДНУ бутыль, мы её для него может не только лозой оплести, а ещё и золотой краской покрасить. Шоб красивше було, – тихо рассмеялась она.

  – Не обычная, а весьма даже специфическая бутыль, – спокойно поправила её Белла. – И ты не права, мне к Марку обязательно надо. А надо мне узнать от него, можно ли переплавить наше броневое стекло во что-либо другое и сделать из него какой-нибудь другой продукт со столь же специфическими свойствами. К примеру, чешуйки, что идут на изготовление броневого доспеха. Или ещё что подобное.

  – Упс, – растерялась Маша. – Слона то я и не приметила, – тихо пробормотала она.

  – Помнится, Марк мне в своё время что-то подобное говорил, – продолжала меж тем Белла, не обращая внимания на растерянность Маши. – Что если перерабатывать вторичное сырьё, то там при повторной переработке что-то такое теряется в процессе расплава, и стекло уже резко падает в своём качестве. Крепче обычного – да, но отнюдь не броневое. Что-то там из него выгорает, что-то важное. То ли глауберова соль, то ли ещё что. А вот что именно, надо бы срочно уточнить. Чтоб не попасть впросак.

  И если так оно на самом деле и есть, если выгорает какой-то важный ингредиент, то можно спокойно продавать ему эти четвертные бутыли. Хоть двести тысяч, хоть миллион двести. Пусть потом переплавляют использованную тару во что угодно, броневого стекла ему не видать.

  И не менее важно – надо уточнить, есть ли у нас в достатке эти самые добавки, что делают обычное стекло броневым. Двести тысяч четвертных бутылей, – с сомнением покачала она головой.

  – Не обольщайся, – сухо бросила недовольная Маша. Она чувствовала раздражение. Так проколоться! Не подумать, что в этом деле самым важным может быть не спирт, а сами бутыли... Нет, осознавать, что так лопухнулась, было неприятно.

  – Если стекло идёт пиндосам, а именно тем что свалились на эту планету с авианосцем, то будь уверена, у них найдётся аппаратура, на которой они в мельчайших деталях восстановят весь химический состав стекла, – сердито проворчала она. – Что до, что после – быстро определят. И если чего не хватает, добавят. Спектральный анализ не вчера изобрели. А если у них и нет пока такой аппаратуры, то сделать её, при условии что знающий, толковый человек подскажет, раз плюнуть. А толковых ребят среди пиндосов полно.

  – А вот это плохо, – сердито буркнула Белла. – Очень плохо. Тогда возникает резонный вопрос. А стоит ли нам продавать на сторону это стекло? И что пиндосы могут наделать из него такого, что может доставить беспокойство уже нам.

  – В первую очередь – всё те же брони, – недовольно бросила Маша. – Сама же сказала. Щитки на лица, с широким углом обзора и прочую защитную амуницию. Да много чего они могут изготовить, такого же для нас неприятного, – тяжело вздохнула она.

  И если легенды не лгут, а они, судя по всему не лгут, то в тех болотах Южного континента у них действительно застрял настоящий американский авианосец.

  Как такое могло произойти – ума не приложу. Но если это так – нам полный пипец.

  И что-то внутренний голос мне подсказывает, что наверняка тот авианосец всяким интересным инструментарием оснащён так, что нам и не снилось.

  И если, не дай Бог, они свой авианосец выведут в океан, мало не покажется никому. Стремление к гегемонии у пиндосов в крови, уж поверь мне. Они всех тут раком поставят. И в первую очередь нас, как самых горячо любимых. У них к русским давняя и искренняя любовь. И будь уверена, первыми они примутся за столь неординарную группу, которая обладает такими необычными секретами как небьющееся стекло.

  – Не льсти себе, – холодно бросила Белла. – Для полного спектрального анализа им достаточно и маленького осколочка от любой бутыли. Даже кусочка брони им хватит. А дальше они уже сами наладят своё производство. А этих броней и стекла по миру уже расползлось – не сосчитать сколько. У них явно не должно быть проблем с образцами.

  Тогда, спрашивается, почему они до сих пор этого не сделали?

  – Не позволяют технические возможности, – медленно проговорила Маша. – Чего-то там у них нет нужного, раз им потребовалось стекло в столь крупных размерах. Расплавят и нальют себе всего что только душеньки их пожелают.

  – Да и для спектрального анализа нужно соответствующее оборудование. А есть ли оно на авианосце образца сороковых годов двадцатого века – вопрос. Большо-о-ой вопрос.

  – Помню, Марк когда-то делал чудные бокалы, – медленно проговорила Белла. – Из тончайшего, буквально в паутинку толщиной стекла. Да и вряд ли при поставке бутылей будет оговорена толщина боковой стенки. Никому это просто в голову не придёт.

  – Ну а если Марк сделает такие же тонкие стенки, как для того сервиза Императрицы, то беспокоиться нам не о чем. Материалов там с двухсот тысяч бутылей наберётся – с гулькин нос, – неприятно как-то и нехорошо улыбнулась Белла. – И ничего путного с таким объёмом сырья ты не сделаешь.

  Так что, если Куницын покупатель рассчитывает на обычную толщину стенки, как в простых бутылях, придётся его сильно огорчить.

  А сам Куница не будет настаивать на толстых стенках, потому как наверняка не посвящён в подобные тонкости и схватит всё что ему впарят. А как уж он будет потом со своими заказчиками разбираться, то это его уже дело.

  – Ну что, на этом остановимся? Теперь остаётся только переговорить с Марком и можно заново встречаться с Куницей.

  – Угу-м, – буркнула задумчиво Белла. – И для нас сейчас главное выяснить, может ли он припаять на днище тех бутылей свинцовую, а лучше и дешевле чугунную вставку, по образу того как он устраивает свинцовые сердечники в своих стеклянных пульках для арбалета. Так не сразу будет заметно что бутыли чересчур лёгкие.

  В этом плане пожелание клиента сделать на каждую бутыль по оплётке из лозы, для удобства транспортировки, нам как нельзя лучше подходит.

  Ну что, по домам? – улыбнулась она. – А то мне завтра рано поутру на стекольный завод отправляться, а туда лучше выехать пораньше, чтоб к вечеру успеть.

  Ну, Куница, – предвкушающе потёрла она ладони друг о друга. – Ну, держись!

  – Слушай, подруга, – вдруг остановила её Маша. – Мне – непонятно, а зачем им спирт. Да ещё в таких количествах?