Текст книги "Славный город Старый Ключ (СИ)"

Автор книги: Анатоль Нат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

  – "Вот урод, – забыв про внимательно наблюдавшего за ним рыцаря, чуть не обматерил Корней сам себя. – Привык к местным реалиям, а о том, что на собственный рудник в первую очередь нужна новая техника, не подумал.

  Все планы мне спутали возвращающиеся ящеры. От радости, все мозги у дурака вынесло. Вот же ж насколько привык к рабскому труду. А его-то как раз больше и нет. Много ящеров погибло. Остались – слёзы. А те что вернулись, ещё неизвестно как работать будут. Не испортила ли их жизнь в легионе.

  Чёрт, – мысленно чертыхнулся Корней. – Рудник до сих пор не вышел на ранее достигнутый ранее уровень добычи, а ты уже о чём-то новом думаешь. Тут или вообще закрывайся, или перенастраивай весь процесс. Или лови новых рабов. Чем, кстати, давно следовало заняться, – холодно одёрнул он сам себя.

  – Чем там парни занимаются, на границе? – рассержено подумал он. – Как вернулись от Куницы, так удержу на них нет. Слишком уж увлеклись геноцидом. А нам пленные нужны. Могли бы и кого-нибудь прислать. Нет, режут всех подряд, мерзавцы.

  Решено. Парням даём укорот, а в горы за золотом немедленно отправляем экспедицию под усиленной охраной. Технику же немедленно отправим на рудник, промывать старые отвалы. Промприбор то всё равно один. Да и экскаватор сейчас свободный у меня тоже один. А бульдозеров – ни одного. Так куда спешить то?

  Пока разведают чего интересного, уже второй комплект техники изготовят. Так что, сидим на попе ровно, ждём".

   Сюрпризы судьбы.

  

  То что под обычным, вроде бы, совсем внешне неприметным цехом сборки пневматических систем, расположившимся далеко на отшибе, в стороне от основных построек и жилых бараков сталелитейного завода с его домнами, угольными складами и шлаковыми отвалами, окажется вдруг целая сеть просторных подземных помещений, Корней конечно знал. Хотя бы в силу своего высокого статуса в компании не мог не знать о столь специфических запасах на случай скорой войны. Но вот что этих казематов окажется настолько много – и в мыслях не держал. Катакомбы, настоящие катакомбы, как их описывала его жена Маша, рассказывая о временах, когда она жила ещё на Земле и однажды посещала известный приморский город, носивший странное имя Одесса.

  Воистину, то, что она рассказывала, удивительно было похоже на то, что он сейчас перед собой видел: широкие и невысокие проходы, чуть выше человеческого роста, с отделанными крупными валунами каменными стенами на известковом растворе, и отходящие от центрального широкого прохода в разные стороны узкие, короткие коридоры. И в конце везде виднелись широкие дверные полотна дубовых дверей с большими навесными замками на кованых проушинах.

  – Неплохо устроились, черти, неплохо, – одобрительно кивал головой Корней, раз за разом на глазок примерно прикидывая надёжность подземных схронов. – А за ним всё то добро, что мы припасли на всякий случай, – не спрашивая, а просто констатируя данный факт, проговорил он.

  – В основном оружие, – согласно кивнул головой профессор. – То, что без ущерба для качества может долго храниться под землёй: броньки стеклянные, пульки, бронебойные наконечники для болтов, опять же из стекла, всякая колюще-режущая тобой любимая дребедень, ну и прочая мудрёная военная дрянь.

  Что именно, тебе самому лучше знать. Сам же списки составлял чего потребно на случай войны. Вот и запасаем потихоньку.

  Не всё ещё готово, – бросил он косой взгляд на Корнея, – но... готовимся, потихоньку. Ещё год, два..., три, – тяжело вздохнул он, понимая, насколько им сейчас трудно, в их нынешних условиях вырвать хоть что-то из крайне сейчас нужного на длительное хранение, – и стратегический запас в закрома родины будет заложен. Но душенька твоя военная может быть уже сейчас спокойна. И того что здесь уже запасено, года на два напряжённых боёв тебе хватит.

  Если, конечно не увеличить собственную наёмную армию в десять раз, – ворчливо проворчал он. – Или не посадить каких-нибудь нахлебников себе на шею. Как тут некоторые хочут, – сердито покосился он на смутившегося Корнея.

  – Ну, проф, – виновато развёл Корней руками. – Ну, сам понимать должон, хозяйство стремительно растёт, а охранять его практически некому. На подрастающую смену одна надежда. Да и та слабая. Мало их, – вдруг закручинился он. – Зная Сидора, уже сейчас могу сказать, что опять раздёргает он по разным местам всех кого я успел за год подготовить. Кого в Приморье возьмёт, кого в Загорье своё утащит, а ведь надо кого и здесь, на охране заводов оставить.

  А новых то людей нет, – тяжело вздохнул он. – Кого в прошлом году привезли, тех уж всех давно по местам определили, всем своё место нашлось.

  А нов..., – запнулся он.

  – Нет, и вероятнее всего уже никогда не будет, – с тяжёлым обречённым вздохом согласился с ним профессор. – Вести нехорошие доходят от тех, с кем прошлым годом дела вели по покупке твоих обозников. Так говорят, нынче положение чуть ли не вдвое хуже прошлогоднего. Все тропки, дорожки перекрыли, не просклизнёшь. Так что, новеньких в этом году не жди. Если только Сидор чего ещё не удумает, столь же хитроумного.

  Всё пришли, – подошёл он к низкой и широкой дубовой двери в одном из множества внешне неприметных коридоров.

  – Как ты их различаешь, – недовольно проворчал Корней, стоя перед совершенно неприметной серой дверью. – Хоть бы номерки повесил, всё понятнее было б.

  – Повешу, – покладисто согласился профессор. – Как только, так сразу. Вот только цифирек у кузнецов закуплю, сотни три штучек разных, так сразу и понавешаю, где только можно. Или краски достану, – равнодушно зевнул он, не собираясь обсуждать с Корнеем не касающиеся того вещи.

  Достав из кармана длинный тонкий металлический ключ с замысловатой кованной бородкой, профессор вставил его в накладной замок, висящий на широких кованых полосах, перехватывающих поперёк дверное полотно, и с натугой провернул заскрежетавший в замке ключ.

  – Не смазан, зараза, – тихо выругался он себе под нос. – Сразу Васятка, ленивец, не смазал, а теперь постоянно руки не доходят.

  Надо генеральную ревизию провести, и навести наконец-то порядок, – продолжал ворчать он, распахивая перед Корнеем дверь. – Вот! – махнул он рукой вперёд.

  – Что вот? – не менее ворчливо поинтересовался Корней, мрачно глядя в чернущую, непроглядную темень прямо перед собой.

  – Что вот? – с отчётливо различимой в голосе издёвкой повторил он вопрос.

  – Вот – значит снаряды, – с тяжёлым обречённым вздохом проговорил профессор. – Опять Васька шельмец забыл лампы заправить, – пошуршал он чем-то сбоку от входной двери. И подняв над ухом небольшую металлическую канистру, с отчётливо разлившимся в воздухе запахом керосина, профессор с тяжёлым вздохом опустил её на пол. – Ну, Васька! Лодырь!

  Пусто, – уныло констатировал он. – Значит, толком ничего сейчас не посмотрим. Жаль, я надеялся похвастаться.

  Но, хотя бы для предварительного ознакомления хватит и того света что у нас с собой есть. Глядите, батенька.

  Подняв высоко над головой принесённый с собой фонарь, профессор осветил короткий ряд больших и по одному виду тяжёлых ящиков, тянущийся куда-то в темень.

  – Не густо, – уныло констатировал он, глядя на ящики. – Зато есть куда расти, точнее складывать. Пещерку тут под землёй ого-го какую выкопали.

  – И зато ящики зелёные, – ухмыльнулся в ответ Корней. – Точь в точь как вам с Сидором нравится. Стиль – милитари, как называет его моя Машка.

  – Неправда, – возразил профессор. – Димон этот цвет тоже изрядно уважает. Именно он настоял, чтоб ящики покрасили именно в зелёный цвет, хотя на тот момент зелёной краски у нас не было.

  – Да и сейчас негусто, – мрачно констатировал профессор. – Хоть собственное лакокрасочное производство затевай. А нам только ещё и этого на свою несчастную шею не хватало.

  – Ну и? – насмешливо поинтересовался Корней. – Чего ради ты меня притащил в свои казематы? Что я, этих снарядов на поверхности не видел? Полчаса назад как отстрелялись.

  Подойдя к крайнему ящику в невысоком штабеле, он небрежно откинул крышку и заглянул внутрь, высоко подняв над головой свой фонарь.

  – Ну вот, – грустно констатировал он. – Что и требовалось доказать. Они самые, родненькие, сто десяти миллиметровые для моей новой гаубицы, которая совсем не новая, а хрен знает что, – тяжело вздохнул он. – Ну и? Что ещё?

  Это добро можешь больше не показывать, – небрежно махнул он рукой. – Убоище. Взрывается каждый пятый, а четыре пятых если кого и способны убить, то лишь при прямом попадании. А подобного, как ты понимаешь, попробуй ещё добиться.

  – Таких ты не видел.

  – Ну, конечно. , – недовольно проворчал Корней. – Не далее получаса назад сам же на своём горбу эти же ящики по батарее и таскал. Туда-сюда, туда-сюда...

  – Эти, да не эти.

  Подойдя ближе к штабелю, профессор со вздохом захлопнул крышку ящика перед носом Корнея.

  – Вот потому-то я тебя сюда и притащил, чтоб показать, что у нас есть нормальные снаряды. Чтоб не быть голословным.

  – Лучше б ты наверху показал, – с невесёлой усмешкой бросил в ответ Корней. – А так, – раздражённо поморщился он. – Одна пустая ваша с Лёхой говорильня. Тот тоже мне все уши прожужжал, какие у него хорошие снаряды. Да только взрывается из них не каждый, далеко не каждый. Двадцать процентов – это не просто плохо, это полный ужас.

  Ну, что ещё тут есть посмотреть? Показывай!

  – Не веришь, – с осуждением покачал профессор головой.

  – Не верю, – согласно кивнул Корней. – Так не делают. На испытаниях показывают дерьмо, а потом приводят в подземный гадюшник и уверяют, что у них в загашнике есть лучшее. Вот оно, гляди и радуйся. Нет! Так не бывает. Смысла не вижу.

  – Смысл есть. Смысл в том, чтоб никто не знал, что наши новые пушки, предназначенные для установки на строящийся монитор, чего-то из себя стоят. Что они не только сами по себе нормальные, но и снаряды к ним тоже чего-то из себя стоят.

  – А-а-а, ну да, ну да, – насмешливо согласился с ним Корней. – Шпионаж. Как же, как же, помню-помню. Ты что-то такое говорил перед испытаниями. Да и перед тем полгода лапшу на уши мне вешал. Мол, чтоб шпионы князя ни о чём раньше времени не догадались, надо таиться.

  Не догадаются, – криво усмехнулся он. – После сегодняшнего позорища можешь быть абсолютно спокоен. Никто ни о чём не догадается и никто больше нас всерьёз не воспринимает. Наобещали всем с три короба: и монитор броненосный, и пушки новые, и снаряды фугасные к ним. Из которых каждая вторая пушка ни на что не пригодна, а снаряды, вообще – полное дерьмо, – больше не сдерживаясь, Корней со смаком грубо выругался. – Полный пшик, во всём.

  Каждый пятый! Лишь каждый пятый снаряд взрывается. Ужас! Куда такое годится? И это при их бешеной стоимости чуть ли не в двести золотых!

  Так что, и тебе, и всем остальным давно пора успокоиться на счёт своего шпионажа, – покачал он головой. – Тыщи раз уже было говорено, что таких широко оглашённых проектов нападения на земли князя, и тем более на Торфяное Плато, каждый год разносится и по Левобережью и по дальним западным баронствам великое множество. А вот серьёзного чего из них так ни разу потом и не состоялось. Так что князья давно уже забили болт на подобные слухи и пустой трёп. И все ваши предосторожности – слова доброго не стоят. Смысла не вижу.

  – Забили, – согласно кивнул профессор. – Только перед тем, видимо для гарантии, – неприятно улыбнулся профессор, – княжеская охрана каждый раз изрядно прореживает таких вот вновь выискавшихся соискателей. Тишком, заметь. Наверное, чтоб внимания не привлекать, – криво ухмыльнулся он.

  – Да ну, – скептически повернулся к нему Корней. – А чего ж тогда мы ещё до сих пор живы? Что-то никто нас до сих пор не проредил, никакая княжеская тайная служба.

  Что-то у тебя, проф, не сходится, – покачал он головой. – Мы, вроде бы как чуть ли не основные и чуть ли не главные враги Подгорных князей и тут в городе и на всём Левобережье. И до сих пор ещё живы? – с ехидной подковыркой полюбопытствовал он.

  Как-то нелогично.

  – А носить всё время с собой в кармане, днё и ночью ручную крысу и скармливать ей перед каждой едой по кусочку каждого вида еды, по-твоему, логично?

  – Не понял, какую крысу?

  – Вот эту, – с тяжёлым вздохом профессор достал из внутреннего кармана своего зимнего кафтана небольшую крыску, противно пискнувшую у него в руке, и со вздохом продемонстрировал грызуна Корнею.

  – Знакомься, Лариска IV, любимица. Прошу любить и жаловать – потомственный индикатор в четвёртом поколении.

  – Индикатор чего? – тупо пялясь на мерзость в руках профессора, Корней никак не мог поверить в то что прямо перед собой видел.

  Это что? Крыса? Крыса – индикатор?

  – А также ядоанализатор, – с тяжёлым вздохом подтвердил проф.

  Уже четвёртая. Три предыдущие её товарки благополучно подохли. Не далее недели назад последняя, третья сдохла, когда ты на болотах болтался.

  – Тогда это точно не князь, – уверенно констатировал Корней. – Если крысы дохнут от яда, значит, это точно не князь. Потому как князь наверняка знает, что ядами нас не взять. У нас это, – замялся он, вспоминая забытое уже слово, – противоядие, иммунитет который, называется.

  Как-то так, – с большим сомнением посмотрел он на профессора. – А князья сами разводят шишко-ягоду и прекрасно осведомлены обо всех её специфических свойствах. Из которых, развитие в организме способности противостоять ядам – одна из самых важных при культивировании этого растения.

  – Эк, ты заговорил, заслушаешься, – поморщился профессор. – Чувствуется тлетворное влияние твоей жены и близкое знакомство той с образчиками выспренной литературной речи. Проще сказать, нельзя было?

  – Можно, – согласился с усмешкой Корней. – А зачем? Так понятнее.

  Так что, старик, ты ошибся. Князья Подгорные здесь никаким боком не присутствуют. А вот кто? – задумался он.

  Слу-у-у-шай, – повернулся он к профессору. – А чего это мы в эти подземелья забрались и здесь разговариваем? Подымимся на солнышко, сядем за столом, раздавим бутылочку вина в ознаменование провалившихся испытаний, там и побеседуем. Там на верху – всяко лучше. И убери ты эту гадость голохвостую с глаз моих. Смотреть противно, – покосился он на крысу, которая уже забралась на плечо профессора и что-то тихонько насвистывала тому на ушко.

  – Лучше, да и ушей чужих больше, – буркнул проф. – А я уж и не знаю на кого грешить. Что ни задумываем, тут же всё становится известно конкурентам. Да ладно бы конкурентам, врагам. Врагам всё тут же становится известно, – тяжело вздохнул он.

  А здесь кроме нас с тобой, никого.

  – Как это никого? – изумился Корней. – А пленные, которых я сюда вам пачками отсылал с границы? Они же здесь где-то у вас в подземельях под литейным должны работать. А где пленные – там и охрана.

  – Нет пленных, – качнул головой профессор. – Пока того что понастроили – хватит, вот сразу и озаботились тем, что..., – не говоря больше ни слова, профессор взмахом ладони поперёк горла показал дальнейшую судьбу пленных ящеров.

  Об этих катакомбах вообще мало кто знает. Так что, лучше перебдеть, чем допустить утечки информации.

  – Ну-у-у, блин, – не сдержавшись, выругался Корней. – Мне ваша с Лёхой паранойя уже боком выходит. Где я вам в следующий раз столько пленных наберу? Тут же работало, если мне не изменяет память, две с лишком тысячи людоедов? И вы их всех того? – неверяще уставился он на старенького профессора. – Ну вы оба психи.

  Ты хоть знаешь, во что теперь мне обходится один ваш пленный? Один! – подчеркнул он, подняв вверх указательный палец.

  В целый многодневный рейд по оставшимся ещё на озёрах становищам подгорных. А их уже возле озёр практически нет никого. А единицы оставшиеся так укреплены, что без большой войсковой операции я их просто не возьму. Замки, натуральные замки.

  Теперь, чтоб пленного добыть – целый подвиг совершить надо. А вы вот так легко, ножиком по горлу и в землю закопали.

  – Не, – нехотя возразил профессор. – Проще, всё проще. Утопили. По одному десятку, по два вывозили по ночам на середину Сытного озера и отправляли кормить рыб с камнем на шее.

  Теперь год, минимум, а то и два, три, никто из этого озера рыбу жрать не будет, – закручинился он. – Как впрочем и раков. Зато они такие жирные стали, загляденье просто.

  Правда купцы и возчики из проходящих мимо завода обозов оченно подсели на эту нагулявшую жирок рыбку.

  Знали б на чём, точнее на ком откормилась та рыба, поубивали б, – усмехнулся невесело он. – Так что ты того, язык за зубами держи, а то не посмотрят на мои седины и твои плечи. Живо по шее настучат за подобные способы откорма.

  – Ладно, – согласился с ним Корней, – буду молчать аки тать немой. А хочешь говорить в одиночестве под землёй, говори. Что ещё столь же умного вы с Лёхой и с твоими пацанами контрразведчиками тут вызнали?

  – Травит нас Ли Дуг.

  – Ты в своём уме?

  – Я-то да, а вот ты нет, если даже не допускаешь подобного. А ведь такой вывод буквально напрашивается.

  – Не верю, – холодным, заледеневшим враз голосом проговорил Корней. – Ли Дуг наш боевой товарищ и настоящий легионер.

  – Легионер то он может быть и настоящий, только вот ты забыл чьего он легиона легионер. Ящерового! Никогда не забывай этого. Ли Дуг – ящер. Имперский ящер! И это о многом говорит.

  И если ты вспомнишь всё что он когда-либо кому-либо говорил, то поймёшь, что он ярый сторонник Империи. И не простой Империи, а Империи Ящеров! И если у него сейчас есть большие разногласия с руководством Империи, то это никоим образом не отменяет того что он жёсткий последователь имперских идеалов.

  А главный идеал Империи Ящеров какой?

  – Какой? – тупо переспросил Корней, безмерно удивлённый вспышкой профессора.

  – Империя от можа до можа.

  – Что?

  – Полное господство на континенте. Империя от моря до моря, – сухо обрезал профессор. – И мы ему как кость в горле со всеми своими начинаниями.

  – Так что не обольщайся его улыбками и ласковостью, что он нам всемерно расточает. Помощь его, если вдуматься, весьма своеобразная, – медленно протянул он. – И главное – ничего серьёзного. Так, всё по мелочи. Реально – одна видимость.

  – Даже то что он преподаёт в своей академии нашим ученикам, иначе как полный отстой и не назовёшь. Самые верхи и ничего серьёзного. Никакой серьёзной проработки предметов. Любых предметов, начиная от травоведения и кончая свойствами нерудных материалов в геологии.

  – Слов много, реальных знаний – сущий мизер.

  – Поэтому я и говорю. Не обольщайся его ласковыми улыбками. Тварь та ещё. И будь уверен, он ещё себя покажет.

  – Но пока он наш союзник, – сухо буркнул в ответ Корней.

  Подозрения профессора по отношению к Ли Дугу ему были откровенно неприятны. Раньше он как-то не задумывался, но вот теперь, после слов профессора, ему на память стали приходить многие мелкие несуразности в поведении ящера, которые он раньше привычно списывал на его не людскую природу и внимания на то не обращал. Сейчас же, многое ему виделось уже в ином ключе.

  – Это всё? – сухо поинтересовался он.

  – Для начала да, – отозвался профессор. – Главное ты теперь знаешь. У нас есть и стволы для орудий нормальные, а не те что безобразно раздуваются после сотни выстрелов, грозя разорвать ствол и покалечить артиллеристов. И что у нас есть нормальные снаряды. Поверь, Корней, снаряды действительно нормальные. Рвутся – без проблем.

  – Одно плохо, – совсем помрачнел он. – Дорогущие падлы, аж жуть. И пока Сидор не доставит с Запада новое оборудование, так дальше и будет продолжаться. На коленке, кувалдой и с помощью какой-то матери много и дёшево снарядов не наделаешь.

  – Всё, – хлопнул он себя ладонями по коленкам, подымаясь. – Главное я тебе сказал, а если что и забыл, потом вспомню. Действительно, пошли отсюда из этих мрачных подземелий. А то духи погибших здесь ящеров нам не дадут здесь спокойно поговорить.

   Глава 12. Будни Легиона и всё что рядом...

  

  

   Жизнь под выворотнем...

  Если Тур дуа де Соха, или для своих Тур, или ещё короче – просто Соха думал, что сбежав с Чёрной речки от родного дядьки он обретёт здесь на озёрах свободу, или хотя бы почувствует себя самостоятельным вершителем собственной судьбы, то он здорово ошибся. Суровые реальности пограничных войск вдребезги разбили его чаяния.

  Здешняя реальность оказалась столь сурова, что Тур быстро понял – быть под крылышком у родного дяди, даже если тот тебя и ненавидит, намного лучше, по крайней мере для сохранения здоровья, да и вообще, для самой жизни, чем быть простым легионером, хотя бы и сотником. Особенно в пограничном легионе. Да ещё и в таком как Чёрный – особом, отдельном, элитном и прочее-прочее-прочее.

  Служить в Чёрном пограничном легионе, да быть в нём простым, самым обычным сотником, да ещё со знатной приставкой высокородного "дуа" к родовому имени Соха – хуже не придумаешь. И где – в Богом и людьми, да и самими ящерами забытых верховых предгорных озёрах и ржавых болотах пограничья, где даже на банальную приставку "де" к родовому имени, показывающую, что ты не один такой в роду, местные ублюдки посматривают косо.

  Родовая приставка дуа – много давала её обладателю. Везде, кроме этих болот. Здесь она была ни к чему. Здесь она была опасна. Попробуешь выделиться – не поймут, убьют тишком, чтоб не выделялся. Потому и не надо высовываться.

  Это ему сразу в штабе при переводе посоветовали убрать приставку Дуа и нигде о ней не упоминать. А то можно и не вернуться из рейда. И люди здесь будут ни при чём, свои тишком зарежут.

  А вот потом, когда заработает признание своих боевых товарищей, если заработает, то можно случайно как бы и вспомнить о "дуа" – вот тогда и можешь упоминаться полным своим именем.

  Знать бы об этом всём раньше, когда были ещё дядины связи и возможности, многое можно было б переиграть ещё в самом начале, когда только-только собрался уходить от дяди, и когда можно было ещё подобрать себе иное, более тёпленькое местечко.

  – "Невероятно, – тяжёлые, неподъёмные мысли с трудом ворочались в, казалось, вымороженном навеки мозгу ящера. – Когда охотились за патрулями и схронами лесовиков на Чёрной реке никогда такого не было. А тут пара месяцев и в легионе нет ни одного ящера, в тайне не мечтавшего бы поскорей и, главное, бесследно исчёзнуть отсюда. И особенно чётко это видно по глазам раненых, отправляемых в тыл на равнину, на лечение. Молчат, а по глазам видно как радуются".

  Воистину, день когда он решился уйти от своего дяди, стал самым чёрным, самым проклятым днём в его жизни.

  А уж когда прибыл сюда на границу, в межозёрье, мечтая втайне перебежать на ту сторону и там, в пограничном городе Старый Ключ найти другого своего родного дядю, брата матери, для Тур дуа де Соха окончательно перечеркнул всю его прежнюю жизнь. Отрезав от прошлого, и ничего не дав в будущем.

  Глупец, как он мог так легко попасться на такую дешёвую провокацию своего первого дядьки, дав согласие на этот перевод. Откажись, и ничего бы не было.

  Ничего бы ЭТОГО не было!

  Ни этих изнуряющих ночных маршей по зимним буреломам и бездонным болотам под покровом ночи, единственного времени, возможного для проникновение на занятые людьми земли. Ни этого унизительного понимания не было бы, что здесь он никто. Ни этого вечного, казалось впившегося глубоко в мозг чувства постоянного сосущего голода. Ни каждодневных похорон кого-нибудь из твоих боевых товарищей. Ни этого страшного чувства полной безысходности и чёткого понимания что ты следующий.

  Ничего бы ЭТОГО не было!

  Это там, на Чёрной речке он был что-то, даже сам по себе представляя собой молодого, крепкого, уже набравшегося опыта воина.

  Здесь он был никто и звать его было никак. Потому как вдруг выяснилось что по своим умениям, которые прежде так высоко ценил и он, и его командиры, не говоря уж о товарищах, здесь он оказался пустое место. Здесь, в межозёрье, на болотах, эти его казарменные умения легко перебивались суровым опытом выживания местных ящеров в каждодневных стычках с егерями.

  Здесь кругом была смерть.

  И ещё. Никак не получалось ему дать весточку родному дяде на ту сторону границы, в Старый Ключ, что он здесь, что он его помнит, что не забыл родного дядю, что передаёт родственный привет от его родной сестры, и чтоб тот его вытащил с границы. Не получилось до сих пор, и уже стало окончательно ясно, что не получится никогда.

  Граница была перекрыта намертво и сношения с той стороной не было. Все слухи, что болтали меж собой легионеры на Чёрной речке, что по озёрам можно свободно ходить туда-сюда, здесь, на месте, оказались пустым звуком. Если ТАМ что и было, на словах, ТУТ этого не было, на деле.

  И здесь он понял полную бессмысленность своих прежних планов. Да ежели бы он и дал своему дяде весточку на ту сторону, то кто поручится, что его не зарежут по дороге в тот город эти страшные егеря и не менее страшные лесовики, которыми буквально кишит пограничный лес.

  Хотя, в чём там между ними была разница, Тур откровенно не понимал. Что те, что эти, одинаково были страшны, и ими всеми буквально напичкан был каждый припорошенный снегом куст.

  Каждую минуту нахождения в этих лесах, Туру казалось, что под любым снежным бугром этого проклятого леса сидит по тайному секрету и что из-под ближнего выворотня тебе в лицо обязательно смотрит чёрное зево смертоносного пневматического пулемёта.

  Страшное дело! Никогда раньше Тур дуа де Соха не предполагал что обычный воздух может быть так страшен. Что так страшно будет стоять замерев в зимнем лесу, и затаив дыхание настороженно вслушиваться в окружающую тишину, страшась уловить слабый, едва слышимый шелест стравливаемого воздуха из неплотно закрученного вентиля газового баллона. Единственный посторонний звук, возможный в мёртвой тишине зимнего леса.

  Оказывается нет ничего страшнее едва слышного шипения воздуха. И ещё страшнее потом, если сам успел упасть мордой в снег быстрее своего товарища, и с ужасом смотреть как его буквально пополам разрезает пулемётной очередью и два половинки бывшего только что живым твоего товарища медленно валятся от тебя по разные стороны.

  А ещё бывает так – ноги ещё стоят, а верхняя часть туловища уже лежит на земле, словно бритвой срезанная. Жуть.

  Видел он те пулемёты, что называется вживую. Захватили как-то по случаю парочку, вырезав неосторожный секрет. Да беда что пришлось испортить и бросить. До сих пор сердце от одних воспоминаний о том кровью обливается. Такой ценности лишиться.

  И всё почему – по дурости замшелого руководства, решившего что им такого не надо. Нет возможности заправки газовых баллонов – значит оно им не надо. Выбросить! Бред! Огнестрел, мол, лучше. Дороже, да и с боеприпасами хуже, но зато нет таких неразрешимых проблем как с воздухом. И приказало было утопить ценный трофей в ближайшем болоте

  Дурь несусветная. Нельзя использовать? Так это сейчас. А что если завтра попадётся тебе этот компрессор, что заправляет баллоны. И что? Тоже утопить? Потому как заправлять нечего?

  Нет, Тур был не дурак. Прямой приказ руководства он выполнил. На глазах у всех утопил в ближайшем болоте неудобный трофей. А потом ночью тайком достал оттуда всё что сам же утопил и спрятал. С помощью верных товарищей то и достал. Есть у него теперь такие, появились.

  А потом ещё более старательно перепрятал, тщательно вычистив и починив перед тем все поломки. Есть мастера толковые в легионе, есть. За деньги всё можно решить, даже тайный ремонт якобы утопленного и испорченного оружия.

  Не все из старых подгорных или имперцев смотрят на полукровок свысока. Кое-кто смотрит правильно, на то что ящер из себя реально стоит. И таких у него уже до половины его сотни набралось, на кого можно уже положиться в своих тайных делах. А там, глядишь, и остальную половину поумней подберём. Есть из кого выбрать. Особенно тому, кто удачлив.

  Не дураки парни в легионе, понимают, что сотник добра им хочет и бережёт своих бойцов. И что чужое непривычное оружие может быть полезно.

  Жаль было терять таких подчинённых. Особенно гибнущих вот так, бездарно. Когда даже своими телами они не могут послужить сотне. Потому как это самое страшное, что может с бойцом случиться – есть его мясо нельзя. Даже при вечном голоде, царящем в легионе, есть мясо твоего же погибшего товарища было нельзя. Потому как подлые людишки взяли за правило теперь делать свои пульки не как раньше из бронебойного стекла, когда пулька, прошив на своём ходу пять шесть стволов деревьев всё ещё оставалась целой и можно было выплюнув попавшую на зуб проклятую стекляшку наслаждаться свежим сочным мясом. Теперь подлые людишки, видя как подгорные утилизируют своих покойников, взяли моду делать свои пульки из слабого, разрывного стекла, взрывающегося в теле любой живой твари сразу при попадании.

  Хоть и стало намного спокойнее теперь и можно безопасно укрыться даже за одним стволом дерева, правда если только человеки не перемежают пульки на те и на эти, но всё ж стало поспокойнее. Не так безысходно стало, и появился шанс на выживание. Слабенький, но появился. А всё одно – есть погибших нельзя.

  Теперь поев такой свежанинки, можно было легко проглотить вместе с мясом и десяток другой мелких, смертельно острых осколков битого стекла. И умереть потом в страшных муках, корчась от болей в брюхе. И спасенья такому не было, если только тут же не прибить своего же товарища, избавив того от мучений.

  Слава Богу что в штабе сразу предупредили товарищи о недопустимости здесь на озёрах привычной практики. А то бы схватил вот так кусок свежанинки, по старой легионерской привычке, и ага...

  Как же он теперь ненавидит этих подлых людишек. Теперь и былая мысль перебраться в человеческий город, под крылышко к другому родному дядьке совершенно уже не кажется ему удачной. Теперь на людишек он смотрит по другому. Теперь он предпочитает с ними не договариваться и от былого конформизма считай что не осталось и следа.

  Теперь в душе Тур дуа де Соха к людям была чистая, незамутнённая ничем искренняя ненависть. И ничего боле. За эти холодные зимние ночи, когда приходится часами высиживать в засаде, поджидая редкую, умело ускользающую из твоих лап добычу. И за этот вечный голод, что теперь постоянно терзал поджарое брюхо молодого легионера.

  И за то, что его командир погнал остатки его сотни отбивать у этих людишек какой-то дурацкий, никому кроме самих людишек не нужный большой обоз с чем-то тяжёлым. Для разнообразия видать, хоть в этот раз честно предупредив, что если они не вернут груз или хотя бы не уничтожат самые большие ящики, назад могут не возвращаться.