Текст книги "Схватка с чудовищами"

Автор книги: Юрий Карчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

РАЗГРОМ ВОЛЧЬЕЙ СТАИ

«Газетчики называют их недобитками. Генерал Петров – военными преступниками. Но кто все же они, вольно или невольно оказавшиеся по другую сторону фронта и повернувшие оружие против своих? – размышлял Буслаев, все больше и больше узнавая о тех, кто укрывался в лесах и терроризировал население. – Идейные противники Советской власти и большевиков, – как они себя называют. Но правители, власти, партии приходят и уходят, а Отечество остается. Гражданин принадлежит Родине по праву своего рождения. Здесь он познал язык матери, научился делать первые шаги, получил представление об окружающем мире. Как же можно низвергать то, что принадлежит истории, создано либо завоевано поколениями людей, унаследовано с молоком матери? Но это вовсе не означает, что надо мириться с тем, что стоит на пути прогресса. Далеко нет! Важно осознавать себя частичкой своего народа, патриотом страны, какой бы она ни была. Здесь все наше. Плохое – тоже наше, нами плохо и не так сработанное. И искоренять его – тоже нам. Другими словами, необходимо иметь собственное достоинство. У тех же, кто в лесах, наверняка отсутствует это высокое чувство. В этом виновато и общество наше. Но отвечать-то они должны за свои поступки! Отсюда никакие они не идейные борцы за свободу. Просто, изменив присяге и став на преступный путь борьбы со своим народом на стороне захватчиков, мстят за провал своего выбора. Генерал прав: они – военные преступники. Правы и журналисты.

Но в бандах встречаются и люди, чьи руки не запачканы кровью соотечественников. Это – заблудшие овцы, жертвы шантажа и угроз главарей. Если с первыми – дело ясное (пусть пеняют на себя!), то вторым – совет: покинуть банду, вернуться в семьи и заняться хозяйством. Кое-кто уже последовал этому и не жалеет. Теперь все зависит от них самих».

На полу в кабинете Буслаева была расстелена трофейная немецкая карта местности, какими располагал вермахт, но не всегда имели наши военные. Лейтенант стоял с указкой. Джапаридзе ползал на коленях, расставляя на зеленом поле красные флажки.

– Значит, так, – говорил он. – Здесь – банда. Вот ее оборонительные точки. Моя рота и отряд содействия милиции затемно проникают в лес, рассредотачиваются так, чтобы ни зверю проскочить, ни птице пролететь. С рассветом начинаем сжимать кольцо до соприкосновения с противником… Как, согласен, оперативник? Или будут какие замечания?

– Надо бы добавить немного хитрости, командир.

– Я тебе докладываю стратегический замысел, – упавшим голосом сказал Джапаридзе. – Остальное – дело тактики.

– Все это очень хорошо, капитан. И, видимо, правильно. Человек ты военный. Училище кончал. Н-но…

– Не пойму тебя, оперативник. И при чем здесь моя жизнеография, генацвале?

– Краковский наверняка догадывается о нашем намерении разгромить и ликвидировать его банду. Иначе он – не атаман и, конечно же, будет стремиться разгадать план наших действий. Чтобы выиграть бой с меньшими для нас потерями, его необходимо сбить с толку.

Неожиданно появился Зиновий. Протянул Буслаеву документ.

– Подпишите, товарищ лейтенант, за Лиханова.

– Сена… овса… жмыха… – прочитал Буслаев бумагу. – Разве на фураж требуется разрешение городского совета?

– Такой порядок, товарищ лейтенант.

– Порядок, говоришь?.. Тогда не будем нарушать его. – Поставив подпись, перехватил пытливый взгляд Зиновия, устремленный на карту. – Ты, наверное, догадываешься, чем мы тут с командиром роты занимаемся?

Зиновий теперь уже открыто взглянул на карту.

– Наверное, готовите операцию против банды Краковского.

– Ты сообразительный парень, знаешь здешние места. Но тогда разреши наш спор и посоветуй, когда целесообразнее начать операцию: пока лежит снег в лесу или когда он растает? Сам знаешь, весна бурно надвигается. А тут к тому же болота кругом.

– По снегу наступать удобнее.

– Но по снегу и бежать лучше, чем по воде.

– Хитро задумано, товарищ лейтенант… Ну и правильно! Утопить их, гадов, в болоте надо! Собакам – собачья смерть!

– Ну что же, спасибо за совет. Непременно воспользуемся им и «операцию» проведем в самую распутицу. Но только помни, Зиновий: знаем об этом секретном деле – я, капитан Джапаридзе и ты, – предупредил Буслаев. – Понятно?

– Могила!

Зиновий ушел, решив, что ему удалось не только обвести лейтенанта вокруг пальца, но и получить для Краковского из первых рук важную информацию, о готовящейся операции по ликвидации банды.

Буслаев посмотрел ему в затылок. Что может связывать этого парня с бандой? Личная привязанность к главарю? А, может быть, совместное преступное прошлое? Плохо, однако, мы знаем своих людей.

– Ну, оперативник… Прямо-таки – Александр Македонский! – восторженно посмотрел на него Джапаридзе.

– Пока только – дезинформация противника перед сражением, а заодно и проверка личности Зиновия, – ответил Буслаев.

Под вечер условным сигналом Антон был вызван на конспиративную встречу с Анной. Происходила она на опушке леса. Егор передал через жену, что на пятницу назначен налет банды на здание Поставского горисполкома. Произойти он должен в часы, когда там будет заседание руководителей города, на которое прибудут представители из области. Возглавлять «операцию» намерен лично Краковский. Среди главарей идут отчаянные споры: то ли обстрелять резиденцию отцов города из крупноколиберного пулемета и гранатомета, то ли взять ее штурмом и учинить погром, а трупы «советчиков» уложить на снегу у подъезда для опознания и устрашения других.

Выслушав Анну, поблагодарив ее и ее мужа и расставшись с ней, Буслаев присел на пенек, чтобы в уединении обдумать все. Ему четко представилось страшное зрелище: взрывы, пожар, мечущиеся в огне люди. «Медлить нельзя!» – сказал он себе и принял решение: во что бы то ни стало предотвратить задуманное бандитами преступление! Но для этого потребуется… уничтожить банду. На случай возможного просачивания отдельных бандитов в город Поставы горисполком взять под негласную охрану, а подступы к нему патрулировать.

Солнце быстро катилось к закату. Все длиннее становились тени на снегу, отбрасываемые одиночными деревьями. Буслаев ускорил шаг, а в голове у него зрел план предстоящей боевой операции. Он и так убыстрял события, чтобы вызволить из неволи и спасти Ивана Лиханова. Сейчас же решается и судьба власти в городе. Только хватило бы сил объять необъятное!

Лейтенант принял решение: упредить события, начать боевую операцию немедленно. Позвонил в Молодечно генералу Петрову, чтобы доложить об этом и пригласить принять в ней личное участие, как он того хотел.

Стол посередине комнаты представлял собою нагромождение водочных бутылок вперемешку с закусками. Пристроившись на одном из его углов, резались в шашки генерал Петров Игнат Пантелеймонович и капитан Глеб Горяев. Проиграв однажды, изрядно подвыпивший генерал чуть было не пустился в драку, так это задело его самолюбие. С тех пор Горяев перестроился. Чтобы не обострять отношения с начальником, доводил игру до выигрыша, но тут же умышленно совершал зевок, другой, и партия оказывалась для него «неожиданно» проигранной. У генерала же поднималось настроение. И тогда он предлагал сыграть еще и в поддавки либо переброситься в картишки. Играл с тем же азартом. Горяев и здесь способствовал его «успеху». Выиграв, Игнат Пантелеймонович самодовольно восклицал: «Вот как надо играть, капитан! Давай по сему случаю трахнем еще по стопарику!»

«Живительную влагу» от водки до самогона-первача он поглощал с придыханием, одним глотком и занюхивал хлебом. Потом в ход шло все подряд – кильки, соленые огурцы, лук, маринованные грибы, шпиг. Горяев же, чувствуя свою ответственность, создавал лишь видимость того, что не отстает от него и был поэтому трезв как стеклышко.

На этот раз, не окончив игру, резким движением руки генерал смахнул с доски шашки. Швырнул на пол колоду карт так, что они разлетелись по комнате в разные стороны. Уставился на Горяева.

– Мудрый ты человек, капитан, если так умело проигрываешь мне, пьешь наряду со мной и не бываешь пьян. Ты что, не желаешь меня обидеть или из уважения к моему генеральскому мундиру так поступаешь?

– Раньше выигрывал, а теперь что-то не везет. Наверное, вы лучше играть стали. А когда проигрываю, даже спирт не разбирает, не то что водка, – сочинял Горяев.

– Ладно дурачить старика, – примиряюще, слегка заплетающимся языком сказал генерал. – И пить мне больше не давай. Как бы заманчив ни был повод выпить!

– Договорились, – улыбнулся Горяев.

Он понял: не такой уж и лопух Пантелеймоныч, если разобрался в его хитростях. Но какой ход последует за этим?..

– Скажи, капитан, только откровенно. – Дожевав бутерброд, генерал продолжил: – Что ты делаешь, когда на твою шею – он показал это выразительным жестом – груз ответственности давит так, что выть хочется, а у тебя – ну никакого выхода? Хоть вешайся.

– Как что? Душу отвожу с кем-нибудь, – ответил Горяев.

– Резонно. А с кем душу отводишь?

– С близким мне человеком.

– С женой, что ли? Она разве способна понять мою душу? Есть у меня зазноба. Так ей тоже не душа моя интересна, а кое-что другое. Сам знаешь. А еще, чтобы дорогое угощение, тряпки, побрякушки. И все за мои кровные!

– Любовницы все на одно лицо, – подтвердил Горяев.

– Вот именно! Поэтому я с нею держу язык за зубами. – Генерал схватил пальцами за хвост кильку, запрокинул голову, сунул в рот, прожевал. – Ты мне чертовски нравишься, капитан! И уважительный, и понимаешь с полуслова. Откроюсь тебе, как другу. Ты же не побежишь на меня доносить?

– Если сомневаетесь, не говорите, – пожал плечами Горяев.

– Думаешь, не переживаю, что бываю несправедлив и даже жесток с людьми? Еще как переживаю! Но буду с тобой, как на духу. Одно успокаивает. Там, наверху, поступают жестче. Я лишь бумаги подписываю. Приговор выносят и приводят в исполнение другие. А ежели гак, я здесь не при чем, друзья-товарищи! Так или не так?

– Ну так, – подтвердил Горяев, сам не зная что.

– Теперь понимаешь, как трудно мне живется? Но и указания вышестоящих я тоже не смею не исполнять. Ну и сводишь, что называется, дебет с кредитом.

– Понимаю, – посочувствовал Горяев.

– Вот и банды эти, дьявол бы их побрал, на мою голову свалились. Думаешь, не сознаю, что за неделю их уничтожить невозможно? Но опять-таки указание: «Покончить с террористическими и националистическими бандформированиями в кратчайший срок и любыми средствами!»

Генерал закусил.

– Вот открылся тебе и на душе вроде бы легче стало.

– Ну так подайте в отставку, если не согласны, – сорвалось у Горяева с языка. – Думаю, отпустят, неволить не станут.

– Я слишком много знаю, чтобы со мной так легко расстались… Да и куда деваться? Служил в милиции. Заправлял кадрами в обкоме партии. Всюду та же картина: давай показатели! А где я их возьму? Вот мне и тяжело. Нет! Не понял ты мою душу, капитан! Мыслишь, как человек далекий от того, что происходит в стране, в органах, в партии нашей ленинской.

– Вы правы. Я во многое не посвящен либо знаю понаслышке. Вы же человек информированный. Но мудрость народная гласит: если руки запачкались, их надо вымыть.

– Мораль читаешь… Как щи ложкой хлебать, я и сам знаю. А ведь я поверил в тебя, как девке в любви объяснялся… Значит, ошибся.

– Я вижу, вы мучаетесь, товарищ генерал. Порвать с этим злом боитесь, а возможно, и не желаете, на раскаяние не способны. Оттого и сказал такое. Как говорится, откровенность за откровенность.

– Ты что же, учить меня вздумал?! – Глаза генерала налились кровью, стали похожи на бычьи. Он резко встал, вышел из-за стола. Выругался матом. Завалился на диван. Через минуту комната наполнилась его храпом.

Горяев переживал случившееся. Невольно он оказался посвящен в дела особой секретности. Но кому же нужны свидетели?..

Раздался телефонный звонок.

– Капитан Горяев у аппарата.

– Здравствуй, Глеб. Это Буслаев. Я говорю с полевого телефона. Докладываю: в ближайшее время начнутся горячие дела.

– Ну-ну, давай дерзай. Держи в курсе событий.

– Я хотел бы доложить об этом лично генералу Петрову и пригласить его на капитанский мостик. Он просил об этом меня.

Антон Буслаев говорил иносказательно, чтобы телефонистка на станции не могла догадаться, но Горяев превосходно понимал, о чем идет речь. И тем не менее замешкался. Не сразу сообразил, как поступить.

– Одну минуточку, Антон, – сказал он и попытался разбудить генерала, но тот в ответ лишь недовольно бурчал, выкрикивал что-то невнятное и даже непристойное. Тогда сам ответил за него: – Видишь ли, Антон… Товарищ генерал занят важным делом, не допускающим отлагательства, и приехать к тебе при всем желании не сможет, о чем весьма сожалеет. Приказал передать тебе, чтобы чувствовал его рядом с собой и действовал решительно, как договорились в Москве.

– Ну что же. Остается только пожалеть, – сказал Буслаев. – Передай товарищу генералу, что все так и будет, как он требует…

В трубку ему был слышен голос генерала. Тот лыка не вязал. Антон понял: надеяться следует только на себя. Тщательно готовиться к каждой боевой операции и наращивать собственный опыт. Да и откуда у генерала подобный опыт, если он из кабинета не вылезает.

Когда генерал проснулся, Горяев доложил ему о звонке Антона.

– Это хорошо! – бросил Петров. – Скажи, капитан, что ты лично думаешь о лейтенанте Буслаеве?

– Он – смелый человек, – ответил тот.

– Лишен чувства страха? Так что ли?

– Наверное, каждому человеку это чувство присуще.

– Тогда в чем же дело? – допытывался генерал.

– Он никогда не старается в полной мере сознавать опасность, которая его поджидает всюду. Тогда и море по колено.

– Может быть. Может быть… Давай по такому случаю трахнем по маленькой! – Генерал поднял стопку водки. – Смерть окуням, как говорят у нас на рыбалке! Смерть бандитам! Ух, я их, только попадись на глаза! Смерть Гитлеру и Муссолини! Да здравствует вождь всех угнетенных народов товарищ Сталин!

Буслаев прилег на диван отдохнуть перед трудным днем. Но прежде прослушал радио из Москвы. Юрий Левитан передавал о начале Крымской конференции глав правительств антигитлеровской коалиции. Сталин, Рузвельт и Черчилль собрались решить сложнейшие вопросы, связанные с завершением второй мировой войны и послевоенным устройством мира.

Передали сообщение также и о том, что войска Красной Армии вышли на Одер.

«До Берлина – менее ста километров, – размышлял Антон. – Но не в характере немцев сдаваться без боя. Агонизирующие фашистские силы, конечно же, будут отчаянно драться за каждую пядь своей земли. Прольется еще немало крови… Мой Берлин – бандформирование Краковского. В нем до ста головорезов, которым нечего терять. Схватка, конечно же, будет жаркой, до последнего бандита!..»

Спал Антон не более двух часов. В три часа утра по его приказанию к нему доставили из деревни Ерему Безуглова по кличке Мелахольный.

– Ранним утром мы начинаем боевую операцию по ликвидации банды Краковского и должны выиграть сражение, – сказал Буслаев. – Вы могли бы вывести нас на боевые позиции так, чтобы не учуяли собаки, не говоря уже о часовых?

– Спасибо за доверие, лейтенант… – поблагодарил Ерема. – Часовые, говорите? Так они же дрыхнут до самого рассвета. Ночью кто же осмелится нападать на них? А собаки, да. Бодрствуют гады. – Глаза Еремы вдруг озорно загорелись. – Но мы подойдем с подветренной стороны, и четвероногие не успеют даже взбрехнуть!

– А мины. Вы знаете, где они заложены?

– Обо всех минах знать не могу. Да там их не более десятка! Половину из них я лично с Бородой устанавливал. Обойдем и мины!

Утро в лесу было морозным. Порывы ветра то сбрасывали снег с деревьев, то вновь поднимали его с лесных полян. И тогда он кружил, завывал. Громадные сугробы, соединенные проходами, образовывали замкнутый круг. То были бандитские бункера и траншеи, соединенные между собой в кольцо.

Только залегли, начало светать. Буслаев и Джапаридзе заняли командную позицию в кювете под корневищем громадного дуба. Рядом пристроились связные от взводов, Гриша и Людмила с медикаментами и перевязочными средствами. До ближайшего бункера не более ста шагов, до дальнего – двести.

– И укрытие, и обозрение, как на большой войне. Отличный КП! – радовался Джапаридзе, наблюдая за лагерем, за тем, что в нем происходит, как он пробуждается.

– Если застанем Краковского врасплох, когда он нас не ждет, это будет означать, что Зиновий – предатель. Выдал ему наш с тобой план и тем самым усыпил его бдительность. Тогда это и есть то, что нам надо. Сработало или не сработало, как полагаешь? – спросил Буслаев.

– Сам видишь: светать начинает, а никаких признаков жизни. Видимо, дрыхнут после очередной пьянки. Значит, твоя хитрость удалась, оперативник, с чем и поздравляю, – ответил Джапаридзе и негромко подал команду: – Связные, ко мне! – Когда они собрались, приказал: – Передайте командирам взводов, что командный пункт размещается здесь, в кювете под дубом. Подтвердите приказ действовать в соответствии с планом. Сигнал к атаке – зеленая ракета над лесом.

Опустив бинокль, Джапаридзе спросил Антона:

– Семья-то у тебя большая?

– Пока вдвоем. Ожидаем третьего, – ответил Буслаев.

– Счастливчик. А я вот не успел жениться. Понимаешь, генацвале, завтра нам с Сулико в ЗАГС идти, а тут война грянула.

– Тогда у тебя все впереди!

– Хорошо бы. А пока мне часто снится, будто я живу у самого моря. В саду инжир, мандарины вызревают. И куча детей нагишом в догонялки на пляже играют.

– Добрая мечта.

– Сбудется ли она?.. – задумчиво произнес Джапаридзе. – При человеке должна быть женщина. Тогда он – мужчина.

Последние дни Краковский нервничал сильнее обычного. Знал об этом только адъютант. Чтобы разрядиться, он изливал ему свои переживания, опасения, тревоги. Федор с понимающим видом выслушивал его, иногда вставлял что-либо, чаще невпопад, и это раздражало атамана.

– Этот Буслаев блокировал все дороги, все тропы, идущие от нас к населенным пунктам и от них к нам. Наводнил селения листовками, в которых нас называет карателями, фашистскими прихвостнями, недобитками, – извергал свой гнев Краковский. – До того дошел, что натравил против нас ксендза и православного священника, старообрядческого проповедника. Это же кощунство – использовать в мирской борьбе святую церковь!

– Вот ведь развил дело… – вставил Федор.

– Нет, только подумать: уже сейчас этот лейтенант проявляет такие способности!

– То ли будет, если он станет майором…

– Болван! Замысел Буслаева не так просто разгадать и мне, а о тебе и говорить нечего. Дубина ты стоеросовая! Скотина безрогая! А он, этот замысел, прост, как день: извне – блокада нашего лагеря, изнутри – разложение людей! А растает снег, вскроются и разольются болота и реки – разбомбит нас с воздуха. Но твой атаман – не простак, чтобы попасться на подобную удочку!

– А немцы что же, не помогут нам, нет?

– Немцы… – Краковский выругался матом. – Они сами вот-вот будут выброшены из страны. На нас теперь будет играть время! Это более надежный фактор. Буслаев твердо решил выступить со своим голоштанным необученным войском в дни распутицы. И уже запросил командование предоставить ему артиллерийские орудия и даже самолет У-2 для сбрасывания фугасок и листовок.

– Пронюхал, стало быть, о нашем новом базировании.

– Но чекист просчитался: распутица будет и нашим союзником!

– Артиллерия и авиация – это очень серьезно, атаман.

– Ты еще запаникуй! Так вот, идея такова: здесь оставим небольшую группу отвлечения. Остальных выведем подальше в лес. Силы Буслаева окружат эту группу, а мы окружим и разгромим его войско.

– Тактика двух колец…

– Вот именно. Да еще в условиях заболоченного непроходимого леса. Посмотрим, еще чья возьмет! А пока суд да дело, направлю Баронессу к ее патрону из Службы безопасности. Пусть разыщет его на Западе и потребует прислать нам рацию. А на случай, если все же придется покидать Россию, чтобы прислал нам с тобой немецкий аусвайс, польские и советские паспорта на вымышленные фамилии.

Краковского забил нервный кашель. Успокоившись, спросил:

– Что же ты не доложишь о настроениях моих помощничков в этот трудный час? Или они перестали доверять тебе?

– Да вроде бы нет, атаман. Разговариваем.

– И что же?

– Прокурор находится в состоянии подавленности. Я даже сказал бы, на грани потери рассудка.

– Болезнь пристала какая-нибудь, что ли?

– Опасается возмездия большевиков. Считает, лучше пулю себе в лоб, нежели оказаться в их лапах.

– Ну, паникер… Почуял, дело пахнет керосином, и сдрейфил. Вот и выигрывай сражения с такими. Впрочем, его можно понять. Почувствовав, что немцы проигрывают войну, как и все мы, он делал ставку на англичан и американцев. Говорил: «Мы еще нужны будем и им для борьбы против СССР». И, как и все мы, пытался уйти с отступающими войсками, но нас не взяли…

– Адвокат, как всегда, брюзжит, вечно всем недоволен. Полагает, что Гитлер проиграл войну с Россией, поскольку взялся не за свое дело. Воевать-де должны генералы, а политики – создавать для их успеха внешние и внутренние условия.

– Умные мысли, ничего не скажешь.

– Тебя, атаман, обвиняет в отсутствии военно-стратегического мышления. Говорит, что ты слишком узко мыслишь.

– Так и сказал?

– Врать мне не пристало.

– Что же он предлагает своим широким мышлением? – спросил Краковский иронически.

– Так, ничего путного. Поболтали и разошлись.

– Пустозвон твой Адвокат.

– Заходил ко мне и Неугомонный.

– А он что предлагает?

– Что же он может предложить? Горяч, чуть что – за грудки, в драку. В каждом видит агента Буслаева. Даже тебе не верит.

– Горячая голова…

– Только и талдычит – громить, стрелять, вырезать всех коммунистов в округе и тех, кто идет за ними.

– А знаешь, Профессор, Неугомонный – верный и надежный человек, если так думает! Террор – наше оружие! Даже если пришлось бы уничтожить всех Недочеловеков!

Тем временем лагерь пробуждался. Сквозь пелену тумана Джапаридзе и Буслаев наблюдали необычное движение. Бранясь между собою, заспанные бородачи укладывали на сани боеприпасы и запасы продовольствия, которые, видимо, предстояло вывезти на новое место – третье по счету стойбище. Командовал эвакуацией Егор Богачев. Теперь многое будет зависеть от его жены. Только после того как Анна выведет его в безопасное место, можно будет запустить зеленую ракету и начать наступление. Но где же она? И не передумала ли, не поддалась ли угрозам бандитов?

Анна появилась неожиданно. Мгновенно ухватила мужа за рукав и потащила в сторону. Егор, не поняв в чем дело, сопротивлялся, но бесполезно.

– Да погоди же ты! Взбесилась, что ли, ангидрит твою в доску? Вот баба непутевая! – пытался он отделаться от жены.

– Посмотри на себя в зеркало, Егор. Щетиной зарос, что дикий кабан. Разит от тебя, будто от навозной кучи. Что уперся, как бык? Ишь, бельмы выпучил! – Сквозь слезы прокричала: – Егор, жена я тебе или не жена?!

– Ну, жена, – старался понять ее супруг.

– Тогда довольно скитаться! – И полушепотом, скороговоркой добавила: – Не теряй времени! Лейтенант сказал, скоро от этого лагеря ничего не останется. Идем в безопасное место!

На ссору супругов сбежались бандиты. Всем было интересно посмотреть, чем она завершится, кто кого переборит. Егор сообразил только после этих слов жены, что, видимо, Буслаев с войском уже где-то поблизости. Догадался, что Анну снарядил за ним он. Оценил это, как добрый знак.

В небо взвилась зеленая вестница, пущенная Джапаридзе из ракетницы. Тотчас же разорвалась мина батальонного калибра, разбросав костер во все стороны. Застрочили автоматные очереди. Казалось, заговорил весь лес. Бандиты с криками и руганью панически бросились в траншеи, к оружию.

Анна силой затащила мужа в овраг, повалила в сугроб и прикрыла собственным телом.

Эхом прозвучали из рупора слова ультиматума.

– Я – лейтенант Буслаев. Я – лейтенант Буслаев. Банда окружена силами, превосходящими вас количественно и огневой мощью. Малейшая попытка сопротивления будет немедленно подавляться. Во избежание кровопролития предлагаю атаману Краковскому освободить Ивана Лиханова. Всем опомниться, одуматься и остановиться, сложить оружие в пирамиды, выстроиться с поднятыми руками и ждать моего прихода. Согласие подтвердить ракетой красного цвета. На размышление даю пятнадцать минут. В случае отказа подчиниться моему приказу лагерь будет уничтожен!

– Акт гуманности, – сказал Джапаридзе, когда Буслаев возвратился на прежнее место. – Только бандиты бандитами и останутся. Даже если и сдадутся в плен.

– Но тогда пускай пеняют на себя! – произнес Буслаев убежденно и засек время.

Внезапное появление Буслаева в расположении лагеря явилось для Краковского полной неожиданностью. Как, впрочем, и для всех остальных. В его бункер сбежались те, кому предстояло подготовить ответ на ультиматум. На лицах испуг, смятение, паника. Все ждали слова атамана. А он сказал:

– Хитер этот лейтенантишко. Так усыпить нашу бдительность, чтобы застать врасплох… – По голосу его чувствовалось, что он и сам растерян. – Не далее, как вчера, Зиновий донес, что Буслаев намерен ждать весны. Он же объявился по снегу. Но Краковский тоже не лыком шит! – Оглядел собравшихся. – Не вижу Скитальца. Где он? Почему его нет?

– Его Анна увела, – откликнулся Сердцеед.

– Я же запретил посещение наших мужиков женами!

– Утащила, и все тут, – подтвердил Адвокат.

– И вы все спокойно смотрели на это?

– Так ведь…

– Вот тебе Адвокат и поручение: разыскать Скитальца и приволочь его ко мне. Исполняй!

Адвокат пулей выскочил из бункера. Краковский продолжал:

– Не обнаружится, значит, бежал, как перед этим бежали Мелахольный и Борода. И еще это будет означать, что Скиталец – стукач Буслаева. Чуяло мое сердце, что он заслан к нам. – Сел на чурбак, задумался. – Что делать будем?

Послышалась разноголосица: «Биться до последнего издыхания!», «Войне конец, и нам – конец», «Перебьют нас всех, как мошкару лесную», «Сложить оружие, сдаться, в Сибирь угодишь. А то и к праотцам своим отправишься», «Гитлер вон с какой армией и то драпает из России. Немцы дивизиями в плен сдаются».

– Значит, плен, трибунал, виселица… – подвел итог «дискуссии» Краковский. Взглянул на часы: – Кто намерен изменить мне или слаб волей, скажи сейчас. – Пронизал взглядом каждого. – Желающих не вижу. Тогда по местам! Предателей из-под земли достану и лично расстреляю!

Буслаев и Джапаридзе на командном пункте все чаще поглядывали на часы. Каким будет ответ? Краковский должен соображать, что, если банда плотно окружена, борьба бесполезна. Но, видно, не дождаться ответа… Тогда каким образом он намерен выйти из положения?

– Начинай, капитан! – твердо сказал Буслаев, когда истекло время ультиматума. – Вводи в действие все огневые средства, кроме тех, что расположены в зоне нашего командного пункта. Не желают сдаваться – их дело. Желающим уцелеть предоставим возможность воспользоваться коридором и бежать.

– Ловушка? – спросил Джапаридзе, видя, как лейтенант переживает, отдавая этот суровый приказ.

– Небольшая дезориентация противника… Бункер главарей пощади. В нем должен находиться Лиханов.

– Понятно, – кивнул Джапаридзе. – Связные, ко мне!

Краковский метался из угла в угол бункера, проклинал Зиновия, продавшегося Буслаеву. Федор стоял у амбразуры, ведя наблюдение за местностью.

Бой разгорался все сильнее. Слышны были разрывы фанат, прерывистое стрекотание пулеметов и автоматов. В бункер вбежал Прокурор. У него тряслись коленки. От страха едва выговорил:

– Ты уверял, что Буслаев не станет наступать в мороз. Ты предал нас, атаман!

Краковский злобно, с отвращением посмотрел на него, выхватил «парабеллум» и хладнокровно выстрелил в упор. Тот рухнул, не издав ни звука.

– Одним трусом меньше, – сказал Краковский и пнул ногой истекающее кровью тело. – Вынести и бросить на растерзание собакам! Есть еще желающие схватить пулю?

– Что делается… Из одного бункера дым валит. Другой разворочен так, что бревна дыбом стоят. Кругом убитые, но еще больше раненых… – дрожащим голосом докладывал Федор.

– Ты еще запаникуй! – гаркнул на него Краковский. – Думаешь, мне жить не хочется? Наш бункер, кажется, щадят. Буслаев, должно быть, намерен взять меня живым. А, возможно, ему известно, что здесь находится под арестом Лиханов?

Под дверью разорвалась граната и сорвала ее с петель.

– Подбираются и к нам, – вздрогнул Федор.

– Нам надо продержаться до вечера, а там… темнота все скроет, – произнес Краковский, вслушиваясь в перестрелку, идущую на территории лагеря. – С южной стороны у них, видать, брешь. Запомни: если прорываться, так в этом направлении.

По команде, переданной Джапаридзе по цепи, его бойцы и осодмильцы поднялись в атаку. Они не кричали «За Сталина!», «За Родину!». Молча шли редкой цепочкой, сжимая кольцо вокруг бункеров. Наконец по лесу прокатилось многоголосое «Ур-ра!». Каждый знал, что вершит святое дело: защищает Отечество от скверны. И готов был даже ценой своей жизни покончить со злом на нашей земле.

Перемешались снежная поземка и земная пыль. Местами почернел, а где-то и покраснел снег. Повсюду развороченные бункера и траншеи. Брошенные винтовки. Засыпанные снегом и землей трупы бандитов. Дым окутал один из бункеров. Стоял неприятный запах гари, барахтались в снегу раненые бородачи. При виде безжизненных тел и человеческой крови Буслаеву стало не по себе. Успокаивало одно: сами выбрали себе такую судьбу…

Григорий забрался на один из уцелевших бункеров и, сидя на нем, как на верблюде, постреливал в его слуховое отверстие. Командовал засевшим в нем бандитам:

– Эй вы, там! Бросай оружие и выходи, иначе всех перебью! Раз! Два! Три! Ловите, мерзавцы, за батьку моего, чтоб вам было тошно! – крикнул и опустил в дыру гранату.

Обезумевшие бандиты выскакивали из бункера, как ошпаренные. Примостившись напротив выхода, сержант из роты Джапаридзе бил по каждому выбегавшему в упор из «СВТ». Плечо сержанта прошила разрывная пуля.

Превозмогая боль, он продолжал стрелять по врагам, приговаривая:

– Вот тебе за Россию! Вот тебе за Белоруссию! Вот тебе за Прибалтику! Вот тебе за все, что вместе с Гитлером ты натворил на нашей земле, подлюга!

К сержанту подползла Людмила. Она пыталась вынести его, чтобы остановить кровотечение и перевязать рану. Но он категорически отказался подчиниться ей.

– Зачем вытаскиваешь меня из боя, сестричка? Плеча, считай, нет. Жить мне осталось минуты, пока не истеку кровью. Но я еще могу стрелять.

– Родной ты мой человек! – упрашивала его Людмила перекатиться на плащ-палатку, чтобы можно было оттащить в безопасную зону.

– Джигит должен или умереть на поле боя, или вернуться героем. Передай командиру: сержант Мухамедов погиб за Родину!