Текст книги "Схватка с чудовищами"

Автор книги: Юрий Карчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)

ДЕРЗКАЯ ВЫЛАЗКА КРИВОНОСОГО

Ночь выдалась морозной. Свет, идущий от звезд, мягко ложился на зимнее покрывало земли. Снег похрустывал, поскрипывал под ногами, внося покой в души людей, уверенность в успехе дела, на которое шли. Дойдя лесной дорогой до оврага, за которым начинался районный центр Поставы, Кривоносый приказал группе заросших вооруженных мужиков остановиться. Раздвинув кусты, показал им одиноко стоящее, погруженное в спячку здание отделения милиции, до которого было рукой подать. Заговорщицки объяснил план нападения на него.

– Обе наши группы должны начать действовать одновременно, – говорил он тихим прокуренным голосом. – Группа Неугомонного завяжет бой с осодмильцами, отвлекая их на себя. Группа под моим началом, используя замешательство противника и панику в его рядах, пробирается в особняк и сразу, не мешкая, прорывается в кабинет Буслаева, что на первом этаже! Захватив компрометирующие нас гестаповские документы, находящиеся у него, она немедленно удаляется и под прикрытием огня Неугомонного скрывается в лесу. Всем понятно, чего я хочу от вас?

– Чего же тут понимать: одни отвлекают, другие тягают, – сказал Скептик и взял винтовку на изготовку.

Его дружно поддержали другие. Кое-кто закурил.

– Ну, раз ясно, приступаем к делу. Неугомонный, выдвигай своих людей на огневой рубеж, и с Богом! Остальные – за мной! – скомандовал Кривоносый. – Айда!

Грише было одиноко на чердаке здания милиции, куда его поставил Иван Лиханов нести очередное ночное дежурство. В опорках и пальто с отцовского плеча, он ходил от одного слухового окна с выбитыми стеклами к другому, просматривая прилегающее к дому пространство, поеживаясь и пританцовывая от пронизывающего холода.

Ничто не предвещало опасности, и он вспоминал дом. Как-то там мама, сестренка сейчас? Должно быть, спят. С гордостью подумал: «А я охраняю их покой!» Чтобы согреться, вынул из кармана сунутую туда матерью печеную картофелину и жадно съел ее, без соли, без хлеба.

Но что это? За оврагом что-то вспыхнуло розовым отблеском и тут же потухло. Заиграло сразу несколько светлячков. Гриша напряг зрение. Огоньки приближались. Он понял: это движутся люди, некоторые из них, видимо, курят. Много людей. Теперь вся ответственность лежит на нем. Но что же делать? Что делать?..

Гриша быстро спустился в кабинет Ивана Лиханова. Растолкал его, спящего на дырявом кожаном диване. Доложил о своих наблюдениях. Тот, не медля ни минуты, отдал команду «в ружье!» и выскочил на улицу. Вскоре за ним уже бежали пробудившиеся и поднявшиеся по тревоге осодмильцы. Залегли в снегу, заняв оборону на подходах к зданию.

Заметивший сновавшие на фоне здания милиции тени, Неугомонный открыл автоматно-ружейный огонь по ним. Осодмильцы ответили тем же. Разгорелся бой, который с каждым мгновением становился все жарче и жарче. Но интересное дело: бандиты даже не пытаются наступать. «Что бы это значило?» – подумал Лиханов и усилил стрельбу.

Скрипнула дверь. Это Кривоносый, пользуясь тем, что здание опустело, ворвался в кабинет Буслаева. Озираясь по сторонам, при свете фонаря «летучая мышь», он выгребал из шкафа различные бумаги. Наполнял ими мешок, утрамбовывая его, приговаривал:

– Вот они, бумаженции, неоспоримо свидетельствующие обо всем, что делали и я, и Баронесса, и Краковский… И все в них отражено с немецкой педантичностью. Теперь документы эти будут молчать!

Лейтенант Буслаев в это время находился в горисполкоме, в тщетной надежде хоть оттуда дозвониться, наконец, до Москвы и поговорить с Лидой, узнать, кто родился у него – сын или дочь. Выяснить, как она чувствует себя. Но этому не суждено было свершиться. Вскоре он услышал стрельбу в городе и поспешил в «резиденцию». Вбежав в свой кабинет, мгновенно оценил обстановку.

– Стой, руки вверх! – скомандовал он, перехватив в свете фонаря испуганный от неожиданного окрика взгляд и выражение лица Кривоносого. Но тот сделал ловкое движение и сразу же оказался за окном, лишь стекла зазвенели, усыпая осколками пол. Его поглотила чернота ночи. Бежали и два его помощника.

Буслаев растерянно зажег свет, принялся собирать разбросанные документы. Надо было бы объявить тревогу, поднять всех на ноги и начать погоню, но в здании не было ни души.

Вскоре утихла и перестрелка в поле.

Неугомонный со своей группой, прихватив раненого Адвоката, отступал в глубь леса. Лиханов попытался было начать преследование, но, заметив пожар в здании милиции, остановился. Это бандиты открыли беглый огонь зажигательными пулями. Видя, как из здания вырываются раздуваемые ветром языки пламени и клубы дыма, Кривоносый ликовал:

– Теперь попляшут они там! Ха-ха-ха! Ни одного документа не останется. Огонь прожорлив!

Осодмильцы во главе с Лихановым бросились тушить пожар подручными средствами. Прикатили бочку с водой, двуручный пожарный насос и им подавали воду на второй этаж, на крышу. Оттащив мешки с деловыми бумагами, на которых стояла гестаповская печать со свастикой, подальше от здания, Буслаев приставил к ним часовыми Гришу и Сергея.

Утром он сказал Ивану Лиханову:

– Из того, что произошло, следует, по крайней мере, три важнейших для нас с тобой вывода. Первое, бандиты еще способны на дерзкие вылазки. Второе, мы оба плохо работаем, если они позволяют себе вольности, подобные той, что совершили вчера. Третье: необходимо усилить борьбу против них.

– Ну, положим, разбойный налет был бездарным, – сказал Лиханов. – Ты разгадал хоть их замысел?

– Думаю, что – да. Целью его было завладеть материалами гитлеровской Службы безопасности и СД, в спешке брошенными Хейфицем. В банде знают, чем это может обернуться против каждого, и хотели бы уничтожить следы своих преступлений. Часть документов обгорела. Большинство же из них удалось спасти. Во всяком случае, бандитам не достались.

– Они могли бы поступить проще: не нападая, все спалить зажигательными пулями.

– Но где гарантия, что в этом случае все компрометирующие их документы тоже сгорели бы?

ПЛЕНЕНИЕ ИВАНА ЛИХАНОВА

Буслаев вошел в кабинет вместе с Сергеем, которого встретил невзначай в коридоре. Положив на стол деловые бумаги, сказал:

– Найди Гришу. Тебе с ним придется выполнить важное поручение. – Увидев, что тот стоит в нерешительности, спросил: – Что с тобой? Случилось что-нибудь неприятное дома? Почему молчишь, Сергей?

– Вы не должны больше мне доверять, товарищ лейтенант. И даже осодмильцем мне быть нельзя.

– Постой, постой… – Буслаев сел на скамейку, увлекая за собой Сергея. – Рассказывай, что произошло.

– Вам известно, что в банде Краковского находится Федор Рябинин? В адъютантах его ходит. Первый холуй.

– Знаю. Он еще имеет прозвище Профессор. И что же из этого следует? Ликвидируем банду, изловим и его тоже. Каждый получит по заслугам.

– Рябинин – муж моей тетки Марты. Сам Краковский в ту роковую ночь сказал мне об этом. Я все сомневался, действительно ли он там? Теперь знаю точно.

Буслаев пересел к себе за стол.

– Меня выгонят из осодмила, да? – встревожился Сергей.

– Я верю в тебя, Сережа.

– Но я же, я… Моральное право и прочее…

– Выполняйте приказание, товарищ осодмилец!

– Есть выполнять приказание! – козырнул Сергей и, воодушевленный, направился к выходу.

– Постой! – остановил его Буслаев. – Тебе не кажется, что в твоем «родстве» с этим бандитом есть что-то привлекательное для нас?

– Да? – удивился Сергей неожиданному повороту мысли человека, которого он уважал.

– Но об этом мы с тобой еще поговорим.

День клонился к закату. На западе розовело небо. Крича и кружась, птицы собирались в стаи, летели к местам своего ночлега. По проселочной дороге понуро плелась клячонка, тащившая крестьянские дровни, на которых, прикрытый сеном, был установлен гроб. Вознице надоело сидеть на нем, и он спрыгнул на землю. Шел рядом, кнутом и словом погоняя лошадь. Преодолев крутой подъем дороги, он достал из кармана клочок газеты, кисет с махоркой, скрутил «козью ножку». Не спеша, на ветру, с трудом раскурил ее с помощью самодельной зажигалки. До места назначения оставалось километра два, и он уже начал подумывать над тем, как станет переваливать «покойника» со своих дровней на другие, на те, с которыми его будут встречать в назначенном месте – на развилке лесных дорог.

В стороне от дороги, в стоге сена Сергей и Григорий оборудовали «секрет». Их задача – захватить «языка» из тех, кто направляется в банду или выходит из леса. Пританцовывая, чтобы не замерзнуть, они вели наблюдение за местностью. Сергей делал карандашную зарисовку в блокноте понравившегося ему пейзажа. Гриша с завистью поглядывал на него.

Вдали показались сани. Лошадь едва тянула их за собой. Видно, нелегок груз, коли старик идет пешком. Его голова втянулась в плечи. По мере приближения к лесу, казалось, все тревожнее смотрел он по сторонам.

Сергей убрал блокнот в карман.

– Так это же Данила из соседнего села! – воскликнул он.

– Точно! – подтвердил Григорий. – Он всегда всем что-нибудь подвозит. Подвозил бургомистру немецкому продукты питания, изъятые у населения. Подвозил карателям боеприпасы, когда они на партизан всей волчьей стаей собирались. Я сам видел это. Интересно: куда он едет и что везет на этот раз? Дорога эта ведь в банду Краковского ведет. А еще на кладбище.

– Проверить надо бы, а? – загорелся Сергей.

Гриша и Сергей появились перед стариком внезапно. Внешне же это выглядело так, будто он сам на них напоролся.

– Дедушка Данила, подвези, – попросил Григорий.

Старик вздрогнул, обернулся.

Григорий ухватил лошадь под уздцы и остановил ее.

– Эй, малый! – зло заговорил дед. – Шутки шутковать ступай к девчатам! А коня не трожь! Да еще за морду! – Замахнулся кнутом. – Я тебе ужо сейчас!

– Спокойно… Небольшая проверочка, – охладил старика Сергей. – Что везешь, дедуля? – спросил он и поправил винтовку, свисавшую с плеча.

– Свояк помер. Везу вот на погост. Одинокий был человек, – жалостливо произнес Данила.

– Что же на ночь-то глядя?

– Да проканителился я по-стариковски. Сбрую проискал. Хомут пришлось почистить малость. Солнце зайдет, оставлю покойника у сторожки, переночую у сторожа, благо, он приятель мой. А утром и предам земле-матушке раба Божьего. Попа приглашу его отпеть.

– Ну, ну… – задумчиво произнес Сергей.

Данила хотел было трогаться в дальнейший путь, но черт дернул его обратиться к Григорию.

– Это что же за игрушка у тебя на руке, малый? Если часы, скажи сколько сейчас времени. А то своих не нажил.

– Это отцовский компас, – с гордостью ответил тот. – Хочешь поглядеть на него?

– Интересно, конечно, знать, что за чертовщинка такая. Не часы, а вроде бы стрелки имеются.

Гриша приблизился к Даниле, поднес к его глазам компас и сам удивился увиденному: стрелка компаса заметалась, забегала, указывая на гроб.

– Да, ты, ты… Покойник-то никак железный… – не веря своему открытию, пытливо заглядывая в глаза Данилы, произнес юноша.

– Помилуй Бог! – суетливо перекрестился старик.

– Помоги-ка, Гриша… – сообразив в чем дело, попросил Сергей. – Посмотрим, что за покойничек в гробу припрятан.

Осодмильцы приподняли крышку гроба. Григорий засунул руку под нее.

Данила взмолился.

– Да вы, ребята, никак сурьезно? Но тогда грех на себя берете. А ведь парни вы, видать, настоящие. Нашли только к кому прицепиться – к старику, который одной ногой стоит в могиле.

– Рука… – подмигнул Гриша Сергею.

– Врать буду, что ли… Не по годам мне это!

– Другая рука!

– Я же говорю – покойник. От заразной болезни помер. Прилипнет, чего доброго, его болезнь к тебе, и тоже дуба дашь. Слазь, говорю, неразумное ты дитя! Что мать мне за тебя сделает, если концы отдашь? Кормильца убили бандиты, так и сын прикажет долго жить, – увещевал старик.

– Покойник этот – оружие, – заключил, наконец, Григорий.

– Ты сам – трехлинейка! – струсил Данила.

– Да не дрожи, старина!

Сергей стянул крышку гроба на землю. Снял покрывало. Теперь на него смотрели автоматы, пистолеты, штыки – все немецкого образца. Данила побледнел от страха за свою участь.

– Садись, дедуля, в сани. Поедем справлять панихиду. Нам как раз «язык» нужен.

– Гроб берите. А я-то зачем вам? Свое, что ли, добро везу?

– Садись, говорю! – прикрикнул Сергей.

– О, Господи! Добром прошу. Ради внуков моих. Отпустите, Христа ради.

– Гриша, заворачивай кобылу! Поехали!

Обратный путь лежал под гору, до Постав доехали быстро.

Сани Григорий и Сергей загнали во двор отделения милиции. Данилу сопроводили к Буслаеву в кабинет. Он и здесь, когда всем было уже все ясно как день, продолжал прикидываться этаким простачком и изворачиваться.

– Как откуда оружие? А подобрал в овраге, – утверждал он, отвечая на вопрос Буслаева. – У нас, ежели хорошенечко пошуковать, в округе его много валяется. Еще со времени, когда шли бои с немчурой. Подобрал, а куда девать? Не пропадать же добру такому? Ну и решил отвезти в милицию, чтобы враг не воспользовался им. К вам, стало быть, вез его. А тут эти хлопцы на пути встали. Поворачивай кобылу, говорят, и следуй за нами, дед! Прямо, как в кино. А гроб? Так я его для себя смастерил на случай смерти.

– Может быть, начнем говорить правду, Данила Игнатьевич? – твердо спросил Буслаев.

– Истинный крест! – несколько раз перекрестился старик.

– Побойтесь Бога.

На лице Данилы все явственнее проступала безысходность. Буслаев терпеливо ждал, когда он начнет говорить правду.

– Теперь как было на самом деле скажу, – Данила нервно провел рукой по бороде. – Только вы меня не продавайте этим… Как их там… Одним словом, вы догадываетесь, о ком я речь веду. Оружие я взял в тайнике. А заложено оно было для Краковского еще, как ее?.. Службой безопасности, попросту гестапо. Соображаете, что к чему?

– Догадываюсь, – ответил лейтенант.

– Люди Краковского ожидают меня в лесу. Вот так и запишите в протоколе. Сам сказал, без нажиму следователя.

– Место и время встречи?

– А на развилке дорог. В сосновнике. Как начнет темнеть, так они и появятся там. Но нынче уже поздно. Имеется и запасная встреча, ежели не управлюсь по времени.

– Когда? Где?

– А завтра, в тот же час и на том же месте.

Пока шел допрос Данилы, осодмильцы по указанию Буслаева выпотрошили гроб. Оружие перенести в дежурное помещение. Пустоты же его заполнили балластом из песка и камней, листовками с самодельным разбрасывающим устройством.

На следующий день Антон Буслаев решил использовать запасную встречу Данилы с бандитами. Привлек к этому Лиха-нова. Давая ему последние наставления, он сказал:

– Помни, Иван: Краковский может выставить контрнаблюдение. Будь осторожен сам и береги Гришу, Сергея.

– Все будет в пределах разумного, лейтенант! – ответил Лиханов.

– Главное, выяснить подходы к банде. А приведешь к тому же еще и «языка» из числа бандитских контрнаблюдателей, никто тебя за это не осудит. – Обняв друга, добавил: – Желаю удачи!

Расставшись с Буслаевым, Лиханов подошел к Людмиле. Ее теплая, чуть с грустинкой улыбка заставила улыбнуться и его.

– Не скучай, сестричка!

– Вас – много. Я – одна. Скучать некогда. И потом, откуда ты взял, что я буду скучать по тебе, Ваня? – весело спросила она. – Уж не заговорило ли в тебе мужское сверхсамомнение, а?

К саням подвели Данилу. Он нерешительно взял в руки вожжи, хлестнул ими лошаденку.

– Но-о, поехали, родная!

Мелкорослый пушистый сосновник на опушке леса утонул в снегу. Замаскировавшись среди ветвей. Неугомонный и Сердцеед наблюдали за дорогой. В полусотне метров от них, за сугробом, покуривали их вооруженные до зубов собратья из «группы действия».

– Должен бы уже объявиться, – произнес Сердцеед.

– Как донес Зиновий через Варьку-Шалашовку, Лиханов может подойти скрытно и неожиданно для нас. Там, откуда его вовсе не ждешь, – сказал Неугомонный.

По дороге медленно брела клячонка. Ее вел под уздцы мужик.

– Появился, наконец, старик Данила, – глядя в бинокль, тихо объявил Неугомонный. – Значит, и Лиханов где-то на подходе к этому месту. Как бы не проворонить его. Атаман не простит нам ротозейства. Головы полетят, как пить дать.

– Мерзавец этот Данила! Запоздать на сутки может только безответственный человек. Впрочем, разве ему понять, что от оружия, которое он везет, зависит дальнейшее наше существование и выживание, судьба России.

– Передай, чтобы приготовились! – приказал Неугомонный. Сердцеед мгновенно отполз в сторону, туда, где расположились боевики, и вскоре возвратился на свой наблюдательный пункт.

– Смотри, смотри: ветки кустов шевелятся, – тихо проговорил Неугомонный. – Наблюдай во все свои зырки!

– Там кто-то есть… Даже снег осыпался, – подтвердил Сердцеед. – Из четвероногих здесь только дикие козы водятся.

– Передай по цепи: приготовиться к бою! Действовать мгновенно и решительно! Брать живьем! – скомандовал Неугомонный.

Предчувствие Неугомонному, прирожденному охотнику, не изменило. Лиханов с осодмильцами действительно засел в кустарнике, что был напротив. Отсюда хорошо просматривались и дорога, и лес. Видно было, как подъехал к месту встречи с бандитами Данила, как поспешно бородачи, прибывшие на двух розвальнях, перекладывали гроб в свои сани.

И вдруг послышалось шуршание мерзлого снега, чье-то прерывистое дыхание. Такое ощущение, будто кто-то греб, перемещаясь по снежному насту по-пластунски. Но вот среди зарослей и сугробов промелькнуло несколько бородатых мужчин. Стараясь быть незамеченными, они ползли по-пластунски в направлении осодмильцев.

– Т-с-с, – приставил палец ко рту Лиханов и вдруг вскочил. – Нас предали! Отходим…

Поздно! На Лиханова навалились двое бандитов. Он пытался выхватить из-за пояса фанату, но его мгновенно обезоружили, скрутили веревкой и накинули на голову мешок.

Успевшие отбежать Сергей и другие осодмильцы залегли за сугробом напротив и повели оттуда прицельный огонь по захватчикам, стараясь отбить у них своего командира, но безуспешно. Бандиты стремительно исчезли, забрав его в глубь леса.

Одиноко остался стоять на развилке дорог дед Данила со своей клячонкой. Он видел, что бандиты кого-то поволокли по снегу, бросили во вторые свои сани, на которые перетащили гроб. Но ему было невдомек, что так они расправились с начальником районной милиции. Покачав головой, он отправился в обратный путь.

Краковский резался в карты, когда распахнулась дверь и в жарко натопленную Философом землянку ворвался поток холодного воздуха, а вместе с ним вбежал бородач, прокричав:

– Атаман, там Буслаева привезли!

– Буслаева? Как Буслаева? – опешил Краковский.

– На подступах к нашему лагерю захватили. Он вел разведку.

Все, кто находился в бункере, выскочили на поляну.

У костра, на котором обжаривалась баранья туша, стояли крестьянские дровни с запряженной в них кобылой. На дровнях возвышался гроб, на котором сидел мужчина, на голову его был наброшен рогожный мешок, ноги и руки связаны.

– Развязать! – скомандовал Краковский.

Бандиты сдернули с головы мужчины мешок, обрезали веревки, которыми тот был привязан к гробу. Перед всеми предстал молодой человек, светлые его волосы были взлохмачены, лицо выглядело хмурым. Поняв, что он находится в банде, он произнес:

– Что уставились-то? И еще ржете, ненавистники рода человеческого! Это вам не пройдет. Не отпустите подобру-поздорову, сами же и пострадаете. За меня есть кому отомстить!

– Какой же это Буслаев! – матерно выругался атаман. – Это – Иван Лиханов! Главный милиционер района! Но и он – неплохой «язык»! Вскрывай гроб, братва! Там должно находиться оружие для нас.

Когда подняли крышку гроба, автоматически сработала мощная пружина и из него выпорхнули и разлетелись по снежной поляне сотни цветных бумажек. То были листовки. Лейтенант Буслаев призывал в них бандитов к прекращению кровопролития и выходу из леса. Вместо оружия все увидели в гробу булыжники, пересыпанные щебенкой, строительным мусором.

– Листовки сжечь! Лиханова ко мне на допрос! – приказал Краковский и, широко шагая, направился к своему бункеру. На ходу крикнул: – Федор, приготовь хлыст! Шкуру будем снимать с этого большевика!

Но кто-то успел припрятать и прочесть листовку и безусловно задумался над ее содержанием, а возможно, сделал для себя выводы. Краковский это, видимо, понимал. У входа в бункер остановился, оглядел всех.

– Кто дрогнул от буслаевских призывов, подними руку!

Желающих получить пулю в лоб не оказалось.

– Я знал, что вы все преданы мне. Господь с вами! А тех, кто вздумает изменить, лично вздерну на любом из этих деревьев! – Он сделал выразительный жест руками и головой.

С тех пор, как поступило сообщение о пленении Ивана Лиханова бандитами, Буслаев не находил себе места. Потерял аппетит, пил лишь чай и курил самосад.

– Завелся среди нас Иуда, – сказал он Джапаридзе. – Тогда, по дороге в Кривичи, мы с Иваном были обстреляны. Теперь вот засада в лесу и захват Ивана. Во всем этом чувствуется опытная рука и тщательная подготовка. Случайность здесь исключена. Иначе каким образом в банде Краковского заранее знают о наших намерениях и замыслах?

– Глупо было бы думать, что Краковский не попытается проникнуть своей агентурой в ряды осодмильцев, – сказал капитан.

– Краковский – не дурак. Он прошел школу гестапо и абвера, а до того закончил советское военное училище. Но кто этот осодмилец, который доносит ему о каждом нашем шаге? Вот в чем вопрос.

Вбежал Григорий. Шапка в руках. Волосы взъерошены.

– Видел! Самолично видел! Он идет, а я за ним…

– Успокойся, Гриша. Приди в себя и расскажи обо всем толком. Что случилось, кого ты преследовал, что так волнуешься? – пытался успокоить его Буслаев.

– Я не волнуюсь, товарищ лейтенант. Это так со стороны кажется.

– О чем ты говоришь?

– Зиновий Аверкин – предатель! Провалиться мне сквозь землю, если я ошибаюсь!

– Аверкин? – переспросил лейтенант. Это совпадало с выводами, к которым он и сам пришел. Но ведь не пойман – не вор. – Давай все по порядку, малыш!

– Хорошо, только не перебивайте вопросами, а то собьюсь.

– Не буду, даю слово.

– Так вот, – начал Григорий. – Он идет, и я иду. Он по этой стороне переулка, я – по той стороне. Идет и все глаза косит по сторонам, нет ли кого, чтобы следил за ним. А я парень хитрый: думаю, с чего бы ему так себя вести? Смотрю, он зырк! Я за трубу. Он еще! Я за дом. Гляжу, в подъезд шмыгнул. А я парень хитрый: думаю, что дальше будет? Вдруг выходит этак через минуту, как ни в чем не бывало. Осмотрелся и дальше зашагал. А я парень хитрый: пригнулся, и дворами, дворами за ним. Гляжу, дошел он до особняка, зырк, зырк вокруг себя и исчез в нем. И пропал на долгое время. Я же к вам побежал, чтобы доложить.

– Ну и Шерлок Холмс ты! – улыбнулся Буслаев. – Но может быть, у Зиновия привычка ходить зигзагами и оглядываться?

– Он, товарищ лейтенант, и раньше мне подозрительным казался. Все норовил дознаться, куда вы едете, куда младший лейтенант Лиханов пошел. Что говорили, с кем виделись?

– Странный, но и настораживающий случай, – заключил Буслаев. – А что за дом, куда он заскочил, не знаешь? Кому он принадлежит, кто в нем живет?

– Как же, знаю. В том доме Варвара Веселовская живет. Вы однажды посылали меня к ней. Может, помните?

Буслаев резко встал, поправил портупею, подтянул ремень с висевшей на нем кобурой.

– А ну, Гриша, запрягай лошадь, поехали! Надо разобраться с Варварой, а заодно и с Зиновием. Нет ли здесь цепочки: осодмил – Варька – Краковский? Джапаридзе, остаешься за меня! Поступят сведения об Иване Лиханове, действуй продуманно, чтобы не навредить ему. Если терпит время, дождись меня, я скоро возвращусь.

Но успеет ли лейтенант туда, куда так спешит? Слишком много прошло времени с того момента, как Зиновий Аверкин посетил Веселовскую, и он вряд ли застанет их вместе. А может быть, Варвара сама догадается задержать Зиновия и привести его к Буслаеву?..

В бункере главарей едва теплится свет керосиновой лампы. В центре его стоял без рубахи Иван Лиханов. Руки его были закованы в немецкие полицейские наручники. Лицо заросло щетиной. Волосы взлохмачены. Под левым глазом виднелся синяк – след допроса с пристрастием. На теле – следы побоев.

На чурбаке восседал сам главарь банды – Краковский.

У двери, держа в руке кнут, дневалил Федор Рябинин.

– Хорошо. О себе рассказывать не желаешь. А между тем я знаю, что ты – Иван Лиханов. Тебе двадцать шесть лет. Командуешь городской милицией. Невесту твою зовут Верой… – перечислил Краковский.

– Веру не затрагивай, понимаешь! – сорвался Лиханов.

– Заговорил… – Краковский встал. – Теперь потолкуем о лейтенанте Буслаеве.

– Говори, я послушаю.

– Слушать буду я! Что ты знаешь о прошлом Буслаева? Быстро, ну!

– Ничего не знаю.

– Федор!

Рябинин занес над Лихановым кнут со всего плеча, мощным и резким движением всей руки полоснул его кнутом по спине. Лиханов от боли только сжался, не издав ни звука, но тут же распрямился.

– А что тебе известно о его настоящем? Откуда родом. Женат или холост. Имеются ли дети. Какое получил образование. Служебное положение в Москве.

– Прямо как в гестапо допрашиваешь, – с накипающей ненавистью ответил Лиханов.

– А может быть, развяжешь язык?

– Ничего мне не известно.

– Федор!

Рябинин с тем же тупым выражением на лице, хладнокровно нанес Лиханову удар кнутом. Плечи Лиханова снова вздрогнули, щеки налились багрянцем. Он молча закусил губы.

– Что замышляет Буслаев против меня? – продолжал атаман.

– Ничего не скажу! – заорал Лиханов так, чтобы его услышали вне бункера.

– Федор! – брызнув слюной, снова приказал Краковский.

Рябинин приблизился к Лиханову. Поплевал на ладони. Сильнейший удар кнутом пришелся мимо цели, так что сам едва устоял на ногах. Головой и корпусом Лиханов парировал его. Выпрямился и во весь свой рост двинулся на Краковского.

– Я, кажется, ясно сказал: ни на какие твои гнусные вопросы отвечать не собираюсь и не стану!

Рука Краковского легла на рукоятку пистолета.

– На место! – скомандовал он.

– Я требую человеческого обращения и хорошей кормежки! – сказал Лиханов. – Какой же может быть разговор на голодный желудок и когда с тобой обращаются как со скотиной!

Лиханов сел на чурбак. Краковский подошел к двери.

– Федор, накорми этого голодающего! – Лиханову пригрозил: – Ты у меня заговоришь!

Хлопнув дверью, он покинул бункер. Рябинин вылил из чугунка в миску остатки кислых щей. Дал хлеба. Лиханов принялся за еду. Бросив взгляд на адъютанта, спросил:

– Думаешь, удобно есть в наручниках?

– И на ноги кандалы заработаешь.

Лиханов отломил хлеба. Положил кусок в рот. Прожевал.

– Встретил твою Марту, – заговорил он. – С мальчиком шла. На лице ни кровинки. Глаза выплаканы. Людей сторонится.

Рябинин задумался.

– По мне, должно, скучает.

– Стыдно ей за тебя!

– А чего за меня совеститься? Преступник, что ли?

– Ну, а кто же? Прислужник ты, Федор. Вот что я тебе скажу. При немцах в холуях ходил. Сейчас помогаешь тем, кто против народа идет.

– Это ты брось… Агитатор нашелся! Я – за народ, оттого и с Краковским.

– Народ хозяйство восстанавливает. А ты в лесу прозябаешь. Ужас на людей наводишь. Хоть бы было во имя чего себя губить. Жена подождет-подождет, да и плюнет на тебя. Сойдется с другим.

– Пусть попробует. Она меня помнит…

– Сына отчим вырастит.

– При живом-то отце!

– Хочешь, скажу по секрету?

– Ну.

– Вам всем осталось жить считанные дни. Как займется лейтенант Буслаев бандой, так, считай, никому из вас ни головы не сносить, ни ног не унести. Тогда поздно будет молить о пощаде. Вас здесь кучка недобитков, а за ним народ стоит!

Рябинин сидел молча, видимо, раздумывая над словами пленника. Потом подошел к печке, подбросил поленьев.

– Садись к огню ближе, любезный. Все теплее будет, – смягчился он. – Может, ветчинки отведаешь?

– Оставь на потом. Жив буду, подкреплюсь.

– Холуй… Может, ты и прав. Но думаешь, легко быть холуем? Страх за тобой так и ходит.

– Убей Краковского и беги.

– Тогда и вовсе собственная тень станет преследовать.

– Другой вариант: освободи меня и давай бежать вместе.

Федор почесал затылок.

– Загадку ты мне задал, Иван.

– Способен на подлость, наберись мужества и искупить свою вину перед людьми.

– Так-то оно так, любезный… Говорят, ксендз проповедь читал по приказанию Буслаева. Во, куда добрался! А еще листовками забросал все селения. Призывает выходить из леса.

Распахнулась дверь. Впустив в бункер струю свежего воздуха, возвратился Краковский. Бросил взгляд на Ивана.

– Будем и дальше молчать? Или подобрел?

Лиханов уселся поудобнее.

– Будем говорить! – решил захватить инициативу пленник.

Краковский хотел было что-то сказать, но Лиханов опередил его.

– Вопрос первый.

– Ну, ты даешь! – Краковскому стало смешно. – Нет, ты только посмотри, Федор, на этого Недочеловека!

– Ты помнишь, конечно, моего отца Алексея Игнатьевича Лиханова?

– Ну, – передернулся атаман.

– Это ты ранил его во время облавы на партизан, а потом раненого добил?

– Не надо было ему с большевиками якшаться.

– Вопрос второй. Возможно, мне не придется покинуть твоих хором, и жизнь моя исчисляется минутами. Я должен знать, как умирал мой отец. Ты – убийца и ты – единственный свидетель.

– Это была гадина, поднявшая руку на Новый порядок, суливший мне власть и безбедное существование, – желчно произнес Краковский. – Это он, этот Недочеловек, откусил ухо в схватке со мной, и я его пристрелил. – И вдруг как бы опомнился. – Кто кого допрашивает – я тебя или ты меня, Лиханов? Ты забываешь, что находишься у меня в заложниках!

– Допрашиваю я! Обвиняю тоже я! – решительно ответил Иван.

– Я мог бы пристрелить тебя как бешеную собаку…

– Так ведь для этого ума не надо, – спокойно реагировал Лиханов.

– Хорошо, отпущу тебя. Но с одним условием! Чтобы ты передал своему Берии бумагу. В ней будут перечислены требования, лишь по выполнении которых мы готовы покинуть лесное прибежище.

– Я могу знать, о чем идет речь?

– Мы требуем восстановить в стране дореволюционные порядки. Но так, чтобы отобранные земли, заводы, фабрики, банки были возвращены их владельцам. Чтобы жандармерия в стране порядок держала, а не гепеушники. Чтобы нам предоставили свободу выезда в любую из стран.

– Ультиматум, значит…

– Даю тебе сутки на размышление, Иван!

Все время, пока шел допрос Ивана Лиханова, Баронесса пролежала на верхних нарах ничком, уткнувшись лицом в рюкзак. От каждого удара плетью, наносимого Федором этому молодому мужчине, вздрагивало и ее тело. «Господи, куда я попала!» – думала она, но была бессильна прекратить пытку. Не могла и покинуть логово «лесных братьев». Все эти недели изучала окружение, обстановку, строила планы побега, но все они были несбыточными. Главное препятствие – приказ Краковского «охранять ее как зеницу ока». Телохранители не оставляли Баронессу ни днем ни ночью.