Текст книги "Схватка с чудовищами"
Автор книги: Юрий Карчевский
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)
– Бред… – Хейфиц старался понять Альбину. – Нет, не бред. Либо здесь мы с вами под колпаком, только чьим – не знаю. Либо в моем аппарате завелся партизанский стукач. – Встретив непонимающий взгляд переводчицы, добавил: – Сейчас все объясню. Вспомните. Мы в большой тайне готовили операцию Краковского против партизанского отряда Бати. Но вместо этого партизаны сами разгромили карателей наголову. Тоже бред, по-вашему?
– То было на самом деле. Краковский сам рассказывал мне, как партизаны встретили его огнем и его рота едва ноги унесла. Я тоже удивлена этому.
– Ну так вот, фрейлейн. О том, что мы замышляли против отряда Бати, знали трое – я, Краковский и вы.
– Что же из этого следует? Вы предали или я связана с партизанами? Не мог же Краковский сам предупредить Батю.
– Но ведь кто-то из нас троих донес им?!
– В таком случае, безусловно, донесла я. И на вас, и на себя. Удивляет, как вы, придя к такому выводу, до сих пор держите меня в своем штабе. Давно следовало арестовать и судить по законам военного времени.
– Это сделать никогда не поздно. Но я поделился своими подозрениями, все еще веря тебе и не обвиняя ровным счетом ни в чем.
– Во всем этом, как мне кажется, вы не учли одного: операция «Пурга» против отряда Бати готовилась не один день, и в нее были посвящены не только мы с вами. Да и партизаны за годы войны приумножили свой опыт в борьбе с нами.
Хейфиц задумался. Слова Альбины оказались холодным душем, охладившим его воображение.
– Ты – мудрая женщина, Баронесса, – сказал он.
– Скажите, штапффельфюрер, вам не приходило в голову, что это проделки людей абвера? – подбросила Альбина «муху», чтобы направить его подозрения по ложному следу.
– Ты полагаешь?.. – сделал большие глаза Хейфиц. – Но борьба за обладание информацией происходит наверху, между Канарисом и Шелленбергом. При чем здесь мой отдел?
– Однако, если служба СД на периферии не умеет хранить тайны, значит, ей нельзя доверять снизу доверху, майн гepp…
– Ты с ума сошла, Баронесса! – возмутился Хейфиц.
– Я просто представила себе, чего может добиваться абвер, роясь в бумагах разведки СД, находящихся в вашем сейфе. И пришла к выводу: Канарис ищет доказательства, чтобы подставить Шелленберга и подчинить себе его ведомство!
Альбина встала, чтобы уйти, но в это время вошел Пауль.
– Штапффельфюрер, налетчиков было трое! Они умчались на машине в направлении леса. А вскоре люди слышали, как взлетел самолет и взял курс на Восток, в тыл большевистской армии…
– Но если не партизаны и не подпольщики, то кто же?..
Хейфиц плюхнулся в кресло.
Нервы Альбины были напряжены до предела. Сообщение же это ее обрадовало. Подозрения еще не улика, подумала она. Главное, каратели Краковского отрядом Бати разбиты, а документы с грифом «секретно», хранившиеся в сейфе Хейфица, читают и изучают в Москве.
В тот же день, с опозданием, но Зальцберг вручил ей донесение, подписав его псевдонимом.
– Что случилось, Фриц? – поинтересовалась Альбина.
– Ждал радиограммы от «активистов».
– Получили?
– О приземлении получил. А вот о том, что приступили к выполнению задания – нет. Значит, их не по одиночке отлавливали, а захватили одновременно всех. Конечно, мог бы доложить о вас своему руководству…
– Даже так… Почему же все-таки не предали меня?
– Решил остаться с вами, чтобы хоть как-то замолить свои грехи. Войну-то все равно проиграли. – Фриц махнул рукой. – Будь, что будет!
В кабинете начальника Службы безопасности стояла напряженная тишина. Хейфиц нервно шагал, обдумывая, как бы сломать, наконец, упрямство долговязого парня, стоявшего почти навытяжку и не сводившего с него глаз в ожидании его приговора.
Альбина с первых же минут допроса и по приметам догадалась, что это тот самый парень с птичьим носом, о котором доносил Кривоносый. Его поведение на допросе вызывало в ней горделивое чувство и в то же время беспокойство за него, за его судьбу. Но как ему поможешь?..
– Пока что ты признал лишь свое имя, – обратился к нему Стефан Хейфиц располагающим к разговору тоном. – Но ведь когда-то придется и заговорить. Ты думаешь об этом, мой юный друг? Человек должен заботиться прежде всего о себе, о своей жизни.
– Ничего я вам не скажу. – Сергей сдул спадавшие на глаза волосы. – Да и не о чем мне с вами говорить. Вы – оккупант, я – ваша жертва.
– Я и то о тебе знаю больше: ты любишь рисовать и, должно быть, мечтаешь стать художником. Особенно тебе удаются мои портреты. А еще – карикатуры на Краковского. Кличка у тебя выразительная – Орлик. В ней что-то от мечты стать орлом, парить в небесах. Молчишь, значит, я попал в точку. Ну хорошо, молчи дальше. – Хейфиц подошел к столу, извлек из папки фотографии. – Вот тебе десяток фотокарточек. Внимательно вглядись в каждую из них и назови приятелей, которые состоят с тобой в подпольной группе. Назовешь, я отпущу тебя домой к маме и бабушке.
Взглянув на фото, Сергей подумал: надо же, всех засняли.
– Прижали вы меня, – заговорил Сергей. – Тогда записывайте. Мне знаком лишь этот человек под номером восемь. – Сергей указал на фото.
– Так. Это уже что-то… – обрадовался Хейфиц. – Кто же он? Что знаешь о нем? О его связях? Как настроен?
– Что знаю… Подозрительный он какой-то.
– В каком смысле? – заинтересовался гестаповец.
– Все вынюхивает, высматривает, провоцирует на крамольные разговоры против власти.
– Даже так.
– Следит за всеми – кто куда пошел, один или с кем-нибудь.
– Фамилию его можешь назвать?
– Капустин его фамилия. Кличка – Кривоносый. Живет за оврагом, вблизи железной дорога.
– Оч-чень важно. Рассказывай все, что знаешь о нем.
– О его антифашистской деятельности, что ли? – прикидывался Сергей простачком.
– Именно это я и хочу от тебя слышать, Сергей. И не вообще, а конкретно, – сказал Хейфиц, заметно нервничая.
– Да вам и так, должно быть, обо всем известно.
– Разумеется, я знаю все и обо всех по долгу службы. Но хотел бы услышать это и от тебя, чтобы убедиться в твоей искренности и лояльности к новому режиму. Услышать, что ты раскаиваешься в своих поступках против власти и осуждаешь преступные действия сверстников.
– Капустин – ваш агент, – сказал Сергей убежденно. – Значит, и связи его надо искать в этих стенах. Я так понимаю. С кем-то же он встречается, получает инструктаж, наконец, доносит на других, на тех, кто отстаивает свою землю.
Хейфиц не ожидал такого. «Поистине – страна чудес!» – подумал он. – Какие-то юнцы, а так ловко водят меня за нос, заставляют работать вхолостую целый аппарат. С первых же шагов они распознали в этом Кривоносом, черт бы его побрал, человека, подставленного к ним. Отсюда и не доверяли ему. И как я не понял этого сразу, на первых же явках с ним?
– Заблуждаешься, Сергей, – сказал он. – Такого агента у меня нет. Хотя не скрою, имеется несколько других. Могу и тебя привлечь к этому достойному делу. Тем более матушка твоя об аресте сына даже не догадывается. Не знают о нем и твои дружки.
– Это доносчиком-то быть достойно?
– Ах, какими идеалистами вас здесь воспитали! Время такое, Сергей. Либо ты кого-то, либо кто-то тебя предаст, прибьет. И не тебе рассуждать о достоинстве и чести… Придется передать тебя русской полиции. Она верно служит нам и заставит тебя заговорить.
Над зданием промчались советские штурмовики. Они шли, едва не задевая крыш домов, издавая пугающий рев. Хейфиц подскочил к окну, чтобы взглянуть на них, но их уже и след простыл.
– Радуешься, – сказал он, повернувшись к Сергею и сбросив с себя маску доброжелателя. – Свои, значит, скоро конец войне. Но это – глубокое заблуждение. Заруби себе на носу, щенок: война будет продолжаться до победы Великой Германии!
– То-то у вас коленки дрожат, – съязвил Сергей. – Но драпать все равно придется. Мы вас не звали к себе!
– Молчать, паршивец! – сорвался Хейфиц. Вошедшему на крик эсэсовцу приказал: – Увести этого русского фанатика! Примените третью степень устрашения! И подготовьте его к даче правдивых показаний!
Сергея увели. Он сознавал: будут пытать. И не сдавался, не просил пощады. У Альбины острой болью в сердце отозвалась расправа над ним. «Мы не умираем, мы переходим в вечность! – всплыло в ее памяти. – Держись, Сережа! Я буду стараться тебя спасти!» И уже зрел план в ее голове, но удастся ли его осуществить?..
Хейфиц устало опустился на стул. Задумался. В эти осенние дни сорок четвертого года он особенно остро чувствовал и сознавал, что война позорно проиграна. «Что будет со мной? – задумался он однажды. – Военный альянс великих держав, повергнув Германию ниц, конечно же, распадется. И тогда США и Великобритания возвратятся к прежней политике в отношении Советского Союза. Значит, чтобы выжить, следует подаваться к ним. Но ведь спросят, с чем пришел?.. – Только задав себе этот вопрос, он понял: так вот чем вызвана директива Гиммлера – Розенберга оставлять на оседание в СССР агентуру, обговаривая с ней условия связи… – Тонкий расчет! – обрадовался он своему открытию. – Агентура – наш капитал! Но тогда в нем должна быть и моя разменная монета, мой пфенниг, моя марка, мой агент! Янки и томми должны относиться к таким, как я, с почтением и хорошо платить нам, поскольку лишь мы обладаем уникальным опытом многолетней работы с русскими!»
И Хейфиц взялся за дело. С завидным упорством подбирал наиболее ценных агентов из своей сети, снабжал их фальшивыми документами и реквизированными советскими деньгами, разрабатывал задания и легенды, по которым им предстояло жить, и не только в Белоруссии, но и в Москве, на Урале, во Владивостоке.
Самолеты снова пронеслись над городом Поставы, но уже в обратном, восточном направлении. Они возвращались на свои базы.
– Неужели все? – спросила Баронесса. – Если появились вражеские штурмовики, значит, фронт сегодня ближе, чем вчера. А ведь все мы так надеялись на победу вермахта над большевиками и Советами.
– Не впадайте в панику, фрейлейн! – цыкнул Хейфиц. – Помните, что вы – внучка немецкого барона, заслуги которого перед Отечеством высоко ценит фюрер! – Вызвав своего заместителя, приказал: – Подготовьте архив к возможной эвакуации, Пауль. Да поторапливайтесь, иначе может быть поздно!
– Слушаюсь! – ответил тот.
– Задержанных по подозрению в нелояльности в нам, следует уничтожить. В последний момент, разумеется. Не тащить же их за собой, если придется сменить позиции!
– Слушаюсь! Как прикажете поступить с карателями и агентурой из числа русских? Несколько десятков наберется. Тоже будем ликвидировать?
– Это же наш золотой фонд! – возмутился Хейфиц скудоумием подчиненного, подошел к окну, постоял немного, обдумывая ситуацию. – Распорядитесь обеспечить их оружием и боеприпасами, по возможности, средствами связи. На случай их оседания в этих местах для ведения партизанской войны. Пропитание пусть добывают сами. У населения, силой отбирая его, когда потребуется.
– Слушаюсь!
Оценивая поведение Сергея, Баронесса подумала и о роли Кривоносого, который его выдал. Да, каждый может быть не согласен с властью, ее политикой в собственной стране, но когда земле твоей угрожает беда, вместе со всеми ты должен, обязан встать на ее защиту, за спасение того, что создано ее народом за множество веков, за лучшую долю, которую добивается для себя и для своих потомков эта огромная страна.
Чувствовала она и то, что оставались считанные дни, быть может, часы до прихода советских войск в Поставы. Подумала о необходимости срочно радировать в Центр о панике, которая началась здесь, указать возможные маршруты бегства так бездарно проигравших войну «освободителей человечества».
Нафабрив усики, Гитлер озабоченно смотрел со стены.
Зазвонил телефон. Шеф поднял трубку.
– Штапффельфюрер Хейфиц, – как мог бодрее произнес он. – Так. Так. Наконец-то запеленговали возмутительницу нашего спокойствия! Поздравляю. По какому же адресу рация действовала? Я так и предполагал. Да? Вот как? И часто там бывала? Непременно разберусь с этим. Какие указания? «Пианистку» поручите задержать и доставить ко мне вместе с кодом, шифрами и рацией! «Дирижеров» мы сами найдем! Но смотрите, если упустите!..
Баронесса встревожилась: уж не о ее ли рации идет речь?..
– Скажите, фрейлейн, – обратился к ней гестаповец. – Вы действительно бываете в доме под номером двадцать по улице Песчаная?
– Как-то заходила, – сдерживая тревогу, ответила она.
– У вас что, приятельница живет там или друг?
– Я не вступаю в дружеские отношения с русскими.
– Похвально. Кто же тогда? Маникюрша? Молочница? Прачка?
– Особа, которая неплохо шьет. Мне иногда требуется что-то скроить, пошить. Вы забываете, что я – женщина. Кстати, вы тоже с ней знакомы и довольно хорошо, даже близко.
– Каким образом, фрейлейн? – терялся в догадках Хейфиц.
– Она вами проверена на благонадежность, работает официанткой в нашей столовой и обслуживает вас. Иногда дважды в день. И вы ей улыбаетесь.
– Такая худенькая, симпатичная, всегда приветливая и готовая услужить? – припомнил Хейфиц.
– Вот видите, она вам даже нравится, – старалась шутить Баронесса, хотя ей было не до юмора.
– Так вот. Эта симпатяга оказалась русской радисткой, – пристально наблюдая за реакцией подчиненной, сказал Хейфиц. – И в столовой наверняка собирала информацию о нас. Наши господа офицеры не всегда держат язык за зубами. Чуть подвыпьют, и он у них уже заработал, что колокол. На всю округу звон стоит.
– Вот не подумала бы… А ведь такая женственная.
– А мы с вами такие доверчивые… – Хейфиц нервно заходил по кабинету. – Доктрина фюрера «Дранг нах Остен» потерпела сокрушительный провал, но наши парни продолжают гибнуть на фронте со словами «Хайль Гитлер!». Я же не смог защитить свой сейф! И лишь повторяю вслед за Геббельсом: «Мы еще покажем себя! У Германии будет жизненное пространство, а у каждого немца – бутерброд со шпигом и шнапс!»
У Хейфица не было ничего, кроме интуиции и предчувствия, но он уже начал подозревать Альбину и в любой момент мог арестовать ее. Не поможет и «протекция» Мюллера. Германия для него превыше всего!
Вошел шифровальщик.
– Штапффельфюрер, шифровка из Берлина.
– Оставь, – ответил Хейфиц. Быстро пробежал ее глазами. Нервно зашагал по кабинету. Подал шифровку Альбине. – Ознакомься.
Альбина принялась читать: «Анализ оперативных материалов по Поставам показывает: из горотдела Службы безопасности и СД и разведшколы „Цеппелина“ идет утечка особо секретной информации. Факт первый. Большевики опубликовали у себя и на Западе фотокопии секретных документов, на которых проставлены номера, числящиеся за вашим органом. Факт второй. Под Москвой захвачены и арестованы пять агентов, прошедших подготовку в разведшколе „Цеппелина“ и заброшенных на вражескую территорию. О подготовке их к заброске было известно вашей агентуре. Все это могло произойти в результате бесконтрольности в хранении секретных документов и расхлябанности сотрудников аппарата. Не исключено, что в вашу среду проник тайный лазутчик ОГПУ. Считая факты установленными, штапффельфюреру Хейфицу объявляю о неполном служебном соответствии. Предписываю принять меры к обнаружению лазутчика и наведению строжайшего порядка в делах. Об исполнении докладывать еженедельно. Мюллер».
– Может быть, ошибка? – сказала Альбина, бросив на шефа открытый взгляд и возвращая бумагу.
– Да нет, речь может идти о фотокопиях, а не о подлинниках.
– Тогда как же это могло произойти?
– И ты еще спрашиваешь! Тот, кто рылся в моем столе, побывал и в сейфе. Документы сфотографированы. Понимаешь? Тут действовал профессионал высокого класса. Но как у него оказался мой ключ, если он у меня всегда в кармане? Я наведу здесь порядок! Надеюсь, обергруппенфюрер Мюллер останется мною доволен.
Слова эти будто ножом полоснули по сердцу, но Альбина спокойно сказала:
– Это единственно правильный выход, штапффельфюрер.
Развязка наступила неожиданно.
Воспользовавшись обеденным перерывом, Альбина вскочила на велосипед, помчалась к радистке, чтобы предупредить об опасности и спасти рацию. Но поздно!
Оставив велосипед у калитки расположенного на окраине города одноэтажного домишки и приказав полицаю присмотреть за ним, Альбина ворвалась в дом в тот момент, когда другой полицай заводил радистке руки назад, а эсэсовец намеревался заковать их в наручники.
– Отставить! – скомандовала она по-немецки.
– Я исполняю приказ! – ответил штурмовик.
– Ты что, немецкого языка не понимаешь?!
– Покинь помещение, нам надо объясниться, – повелел эсэсовец полицаю.
Полицай удалился. Баронесса объяснила:
– Штапффельфюрер Хейфиц отменил свой приказ об аресте и сейчас явится сюда, чтобы лично допросить радистку на месте совершения ею преступления, а возможно, и использовать ее в оперативной игре против русских в интересах Великой Германии. Ты же все можешь испортить! Он прислал меня, чтобы не допустить расправы.
– Я верю вам, но и знаю службу, фрейлейн. У меня есть свой начальник!
– Исполняйте, штурмман, приказ последнего!
– Руки назад! – грубо обошелся эсэсовец с радисткой, держа перед собой наручники.
– Выполняй приказ, или разряжу в тебя обойму! – Баронесса выхватила из кобуры «вальтер». Сомнений в ее решимости не было.
– Да вы что – отшатнулся эсэсовец и тоже схватился за кобуру.
– Руки вверх! Ну, смелее, майн гер! – не сводя с него глаз и не отводя дула пистолета, потребовала Альбина. Радистке же приказала по-русски: – Отбери у него оружие!
– Я крикну полицейского! – вырвалось из уст штурммана.
– И на него пуля найдется! – не отступала Баронесса.
Радистка поняла ее замысел, мгновенно разоружила эсэсовца. Баронесса приказала ему лечь на кровать ничком. Вместе они привязали его к кровати веревкой, в рот вставили кляп.
– А теперь, Рая, бери рацию и перебирайся на запасную квартиру, – тихо сказала она. – Дом охраняется двумя полицаями. Пробирайся осторожно, огородами, опушкой леса. Заметай свои следы от овчарок.
– А ты как же? Эсэсовец непременно выдаст тебя.
– Не волнуйся за меня, пожалуйста. Что-нибудь придумаю. В городе не показывайся. Твои приметы известны. Могут схватить.
– Ну вот и конец нашей с тобой дружбе, – взглянула с грустью на боевую подругу Раиса. – Береги себя, дорогая. Возможно, когда-нибудь еще встретимся.
– Еще повоюем, – улыбнулась ей Альбина. – А пока с нового места передай в Центр, что на радиосвязь временно выходить не сможем. Чтобы не надеялись на нас. Объясни, что ввиду сложившихся обстоятельств я ушла в глубокое подполье. На время.
Они расцеловались.
Радистка с рацией в базарной корзине проследовала через запасный выход прямо в огород, а оттуда лишь ей одной известными тропами в заблаговременно подобранное пристанище.
Баронесса, выйдя на улицу, сказала, мирно покуривавшим полицейским:
– Пока не заходите в дом. Штурмман сам позовет вас, когда сочтет нужным.
Полицаи, белорусские мужчины средних лет, ей козырнули, и она, как ни в чем не бывало, помчалась на велосипеде дальше, к себе на квартиру. Один полицай подмигнул другому:
– Небось полюбовница Хейфица…
Альбина спешила, пока не спохватились и не подняли тревогу. Она четко представляла себе, что это провал, что ее часы, а может быть, минуты, сочтены. Словом, с этого момента и ее свобода, и жизнь висели на волоске.
Схватив всегда готовый на этот случай рюкзак с самым необходимым и пристроив его на багажнике велосипеда, Альбина выехала за город, объясняя каждый раз немецким патрулям, что спешит по делам службы в недалеко отстоящее село. Ей желали удачи и благополучного возвращения, удивляясь, как это начальство послало ее одну в такое тревожное время.
Домчав до реки Мядельки, сбросила гестаповскую форму и облачилась в цивильное платье, форму сунула в кусты так, чтобы ее легко могли обнаружить те, кто пойдет по ее следу. Важно, чтобы они подумали, будто она утонула. А там – ищи ветра в поле!
Перейдя реку вброд, Альбина, изнемогая, несла велосипед на себе, затем, оседлав его, углубилась в лес. Она знала расположение партизанских отрядов в окрестностях Постав и направилась в один из них.
Прошла партизанские контрольные посты, но никого не встретила. До землянок добралась, когда уже смеркалось. Партизан и там не застала. Зато обнаружила следы недавних боев – варварски разрушенные землянки, обгорелые деревья и утварь. Вспомнила: здесь побывал со своим карательным отрядом Краковский, прошелся ураганным огнем и мечом.
Сев на землю, притулилась к дереву, чтобы заснуть, но сон долго не приходил. Сначала лесные звуки она принимала за погоню. Вскоре поняла, что это – слуховые галлюцинации. Переживала, что оборвалась связь с Центром. Всю войну снабжала его важной информацией, полученной из первых рук, а тут вдруг провал. Старалась понять, в чем ее и радистки оплошность. А может быть, средства радиолокации стали совершеннее? Волновалась и за судьбу Раи.
Было прохладно и сыро. Решила разжечь костер, но остереглась: как бы не выдал ее огонь. Но вот на душе повеселело. Звездное осеннее небо будто ожило, заговорило, запело. То шли десятки бомбардировщиков в сторону Германии. «Скорее бы пришел конец этой страшной бойне! – пронеслось в голове. – Если бы не война, я бы уже закончила аспирантуру, у меня была бы семья… А сейчас, страшно подумать, нахожусь на волоске от смерти…»
Семья… «Как плохо быть единственным ребенком, – с грустью подумалось ей. – А как хотелось иметь сестренку… У нас с Антошей будет трое ребятишек. И назовем мы их… – подумала она и улыбнулась. – Только бы Антоша был жив. Только бы до Москвы добраться. А там…»
Ветер раскачивал деревья так, что они ударялись друг о друга, издавая при этом причудливые звуки, напоминавшие то волчье завывание, то тяжелую поступь медведя. Было жутко среди этой тьмы и таинственных звуков. Но куда страшнее и трагичнее было оставаться в городе! «Неужели все позади? – подумала она. – И чего только не пережила, чтобы все эти годы каждым своим шагом подтверждать чуждое мне „арийское происхождение“, „верность фюреру, Великой Германии!“. Книгу Гитлера „Майн Кампф“ вызубрила и щеголяла цитатами из нее. Стала набожной больше, чем сам Мартин Лютер, основатель немецкого протестантизма. А уж моральный облик мой – сама безупречность! Даже похотливый Хейфиц не смел ко мне приблизиться, схлопотав однажды пощечину за приставание. Боже, неужели пришел конец страху моему?..»
Альбина задремала уже с рассветом. Сквозь дремоту она услышала шаркающие шаги по лиственному настилу. С каждым мгновением они приближались. Встрепенулась, привстала. Рука потянулась было за пистолетом. Перед нею стоял рослый юноша с запекшейся кровью на лице, в изодранной одежде, едва прикрывавшей тощее тело.
– Госпожа… – удивился он неожиданной встрече.
– Как тебе удалось уйти от этих палачей? – узнав в нем Сергея и приходя в себя от испуга, спросила она.
– А вы не знаете… – усомнился паренек.
– Нет, не знаю. И не могу знать. И все-таки?
– Там исчезла какая-то гестаповка. То ли убил кто ее, то ли партизаны захватили. Все брошены на ее поиск. И эсэсовцы, и полицаи, даже водолазы. Я воспользовался этим, выломал в сарае доску и драпанул. А вы… Вас, что, в последний момент к партизанам заслали, как к нам в подполье Кривоносого?
– Да нет, что ты! – поразилась Альбина такому выводу и подумала, что значит, Хейфиц хватился и разыскивает ее…
– Не вздумайте меня выдать! – не верил ей юноша. – Живым все равно не дамся!
– Я рада, что ты на свободе и горжусь твоей стойкостью, мужеством. А ведь я тоже бежала…
– Бежали к коммунистам?.. – Паренек посмотрел на нее с еще большим недоверием. – А может быть, это вас ищут? Чтобы русские простаки поверили в ваше «бегство» и доверились вам? Что-то вроде Троянского коня из древнегреческой легенды получается. Остроумная затея, ничего не скажешь! Разложить и взорвать отряд Бати изнутри!
– Думай, что хочешь, Сережа. Я не смогу тебя разубедить… Давай двигаться навстречу советским войскам вместе, – предложила женщина. – Или у тебя другие планы?
– Придумали тоже. Мне с вами не по пути!
– Как знаешь.
– А планы… Пережду здесь. Ослаб за дни неволи. Да и недолго ждать осталось прихода наших. А если я пойду, то не с вами! Вы для меня – гестаповка, и, будь у меня оружие, мне следовало бы вас застрелить.
– Ну что же, ты прав, наверное, – проглотила она слова Сергея, как горькую пилюлю.
Баронесса двинулась в путь, оставив юноше велосипед и немного продуктов – хлеб, сало, консервы.
Она брела под моросящим дождем и видела, как по дорогам панически отступали на запад разрозненные подразделения вермахта. Наблюдала и прорыв танковой группы наших войск, преследовавшей их, и от души радовалась этому. Представила себе, как Хейфиц, нагрузив машину «реквизированным» у населения добром, тоже удирает восвояси. Зачем-то же он коллекционировал охотничьи ружья, золотые коронки, монеты. Теперь погоня ей была не страшна. Сейчас просто не до нее ни Службе безопасности, ни абверу.
Устроив привал, мечтала о Москве, с нежностью вспоминала любимого человека. Любовь к нему поддерживала ее все эти годы вынужденной разлуки. Жалела о том, что, уходя на войну, не успела дать согласие стать его женой. Обещала подумать… Ждет ли он ее, какой будет встреча? Грохотала все ближе и ближе артиллерийская канонада, а у нее слезы на глазах: «Думал ли он обо мне?.. А если это лишь моя иллюзорная мечта, и его чувства ко мне изменились?..»
Переходя заросший высоким кустарником овраг, вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.
– Госпожа переводчица? – окликнул ее кто-то.
Альбину охватила жуть. Она обернулась, но никого не увидела. И снова тот же голос:
– Так вы можете попасть в плен к большевикам.
– Кто вы, покажитесь!
– А вы уберите свой пистолет.
Из-за дерева вышел Кривоносый. Она сразу узнала в нем агента Хейфица, который предавал подпольщиков. Он был вооружен немецким автоматом и увешан гранатами и напоминал бандита с большой дороги.
– Господи, как же ты напугал меня!
– Вас тоже оставили в этих краях? – спросил он.
– У меня трагедия, Игорь. Я не успела собраться, и они уехали без меня. А догнать уже не было сил, да и не на чем, – «открылась» ему Альбина, как близкому человеку. – Слишком быстро все произошло. Большевистская армия перекрыла все дороги. Удастся ли нашим добраться до Германии?..
– И как это вас не подождали…
– Как ты можешь сомневаться во мне?! – возмутилась девушка. – Ты там не был и не ощутил весь этот ужас, когда все кругом стреляет!
– Я осуждаю ваше начальство. Оно подумало прежде всего о себе. А сейчас куда же путь держите, если не тайна?
– Так. Сама не знаю куда. Наверное, навстречу смерти.
– В таком случае мы с вами уже перешли линию фронта.
– Да? И мы далеко от Постав?
– Километров двадцать пять, пожалуй, будет.
– Господи, что же мне делать? Свои бросили, чужим – не попадайся на глаза, схватят и расправятся. Страшнее положения не придумаешь. Я же – женщина! Мне не нужна война! Мое дело – держать семейный очаг, растить детей, холить мужа. А тут кровь, предательство своих же.
– Да, вас предали. Но успокойтесь, госпожа.
– Извини. Нервы не выдержали. Расчувствовалась. Разоткровенничалась.
– Пойдемте со мной. Я вас не обижу и не предам. Я знаю в этом лесу все тропинки. Вы будете спасены.
– И тебе можно верить? – усомнилась Баронесса.
– И верить, и положиться на меня можете. Служил верой и правдой господину начальнику вашему, а вам – сам Бог велел.
– Только смотри, не наведи на большевиков, – предупредила она, взглянув на него пронизывающим взглядом.
– Я сам боюсь их пуще огня. Они не простят мне ни прошлого, ни настоящего. Да и я с ними не примирюсь.
– А может быть, тебя послали разыскать меня и убить? Я должна знать правду, Игорь, прежде чем довериться тебе.
– Не смешите меня, госпожа. Да и кто мог послать? За что и с какой стати вас убивать? За службу фюреру? Великой Германии?
Баронесса на мгновение задумалась.
– Иди, я последую за тобой! – вдруг приказала она, хотя и сознавала, что делает это против собственного желания и воли. Скорее, по необходимости. Ей важно было выйти из зарослей, определиться на местности, а там и уйти. В конце концов она тоже при оружии и за себя постоять сумеет.
Кривоносый привел ее в банду Краковского. Роттенфюрер СС встретил Альбину приветливо, как старую знакомую, будто только ее здесь и недоставало. Сама же она была в состоянии растерянности, хотя внешне этого не проявляла.
– Не думала, что когда-нибудь встретимся, – слегка улыбнулась она. А в сознании было: застрелить его и застрелиться самой. И все кончено!
– Шеф прислал вас ко мне с какими-то новыми инструкциями? – спросил атаман шайки разбойников и террористов.
– Шеф так спешил вырваться из ада, что забыл о своей подчиненной, соотечественнице, о своем товарище по партии. Пока я бегала за рюкзаком, он и все сослуживцы укатили на служебных машинах вслед за поспешно отступающими войсками.
Альбина поняла, что Краковскому о ее провале неизвестно, и успокоилась. Ну, а в крайнем случае… В крайнем случае, у нее имеется пистолет «вальтер» и ампула с цианистым калием…