Текст книги "Хазарский пленник"

Автор книги: Юрий Сумный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

Глава двадцать вторая
РУНЫ

Савелий пристрастился к чтению руницы. Не оттого, что калека и заняться более нечем. Нет. Так полагали многие, но он лишь посмеивался украдкой и каждый свободный час проводил с камнями. Мучения первых месяцев миновали, и он частенько прихватывал ночь, разглядывая насечки на камнях при свете масляных ламп, а то и натирая царапины сажей, чтоб лучше выступали знаки древнего письма. Учился читать, подолгу занимаясь камнями, горшками древними, ржавыми клинками. Потому что повсюду – руны.

В письменах – своя жизнь, своя правда, своё откровение. Они не лгут, как люди, они хранят то, что им доверено, многие годы, многие сотни лет, а по некоторым камням видно – тысячи.

Ранее Савелий полагал, что в жизни важно одно – как ты держишь клинок да с кем отстаиваешь правду. А какую правду? Бог весть.

Зато теперь понял, какова она – правда. Он не просто догадывался о великой измене и предательстве, совершенном ближними державами, а знал: Русь окружена придуманной ложью. Смешно сказать, но куда ни кинь взгляд, всюду земли русские, ранее принадлежали нам, а теперь? Теперь край чужой, и язык там чужой, и обычаи другие, и русских никто не помнит. Как будто и не было таких. Вот взять немцев, слово потешное, как в старину называли пришлых, немых, не знающих языка, так и до сей поры кличут. Но ранее германцы были пришлыми, занимали места, отведённые им хозяевами, а нынче? Кто знает, что германцы явились на земли русские? Немцы из азиатов, пришли с востока, да поколения меняются, и мнят себя местными, память о кочевых племенах гаснет.

И разве одни германцы стараются забыть прошлое, бьют себя в грудь, мол, мы испокон веку тут жили, и деды наши тут, и прадеды. Деды может быть, прадеды тоже, а если искать корни поглубже?

А греки? Разве это не переиначенное русское слово гораки, то есть жители гор? А Грузия? Разве это не исковерканное слово Горусия, горная Русь? И так всюду, всюду. Приходят народы, селятся в благодатном крае, живут мирно, берут в жёны русских девушек, рожают детей, впитывают язык. Но катит новая волна переселенцев, и вот уже вспыхивают враждебные настроения, пришельцы воюют за право распоряжаться землёй по своему усмотрению, русских выселяют, превращают в рабов. Похоже на вражду между отцами и детьми, дети хотят жить своим умом, отстаивают право чинить иначе, чем родители. Доходит до свары, и вот – родственники стали врагами. Молодые ушли и отрицают родство, им так проще.

Так и в жизни, пришельцы убеждены в своём праве, ибо тут жили они и их деды... кто из простолюдинов помнит далее двух-трёх поколений назад? Здесь наша земля, твердит воин, и он верует в сказанное. Но за его спиной виднеются мудрые лицемеры, правители и священники, им-то известно иное, но правда невыгодна. Ложь удобней. И вскоре пришельцы привыкают к собственным измышлениям, опираются на них как на святыню, а правду старательно хоронят. Оттого так тяжко найти предметы с письменами, с рунами Рода, в которых запечатлёна другая картина мира. Там есть Горусия, там есть гораки и немцы, там этруски составляют основу армии Рима, который ещё не правит полумиром, а только возводится жителями города Черветери – Червонные Этры.

Были у русских и боги, свои боги, не похищенные у более древних народов, например мать Макошь, чьё имя можно найти на камнях, выточенных фигурках мамонтов. Позднее её имя появляется на медведях, белых, а не бурых, как ни странно. В храме Макоши встречается дева Мария, жрица божества, не способная иметь детей. Понятно, что русским близка мать Христа, оставшаяся девой, её святость не подвергается сомнениям, ибо есть привычная Мария из храма Макоши. Многие идеи христианства опираются на религию русских или совмещают праздники язычества с новыми – христианскими. Христиане совместили с днём Купалы праздник Иоанна Крестителя. В ночь на Ивана Купалу, после очищения огнём – прыжки через костры являются традицией, – после очищения водой – купание как элемент крещения близко христианам, – мужчины и женщины вступали в любовную связь. И дети, появлявшиеся впоследствии, принимались обществом как законные, ведь общество исповедует одну мораль, связано верой в Рода и Макошь, посему греха в купальских связях не видит.

Развитие религиозных взглядов происходило исподволь, появилась богиня смерти Мара, она не только забирает умерших, но и способна исцелить больных. Появился бог-творец – Род, он ведал мастерством и ремёслами, предсказывал судьбу по звёздам, ведал оружием и помогал в войнах. И вот уже Макошь стоит в окружении собратьев – Мары и Рода.

Но время идёт, и возникают новые божества, новые символы. Соколы с огненными глазами – это символы Яра, Ярила, один глаз его – Луна, второй – Солнце.

Культ Яра формировался в южных краях, может даже в Египте, в Аравии. Отчего – вопрос интересный; беседуя с тем же Алексием, Савелий узнал, что бывали времена, когда с севера ползли ледники, и на землях русских царила вечная зима, многие отходили к югу, угоняя стада, подвластные Велесу, умоляя Мару о пощаде. Моля Макошь и Рода о скором возврате тепла. Там, в Египте, имя бога Яра произносится как Ра, в обратном порядке, но и у египтян он бог Солнца. Там, где Яра называли Аром, гортанное произношение характерно для речи местных племён, возникла Арова Русь – это и есть Аравия. Вот куда тянулись племена русских, вот где даже в звуках имён остаётся память о них. Арийцах.

Много странного узнал Савелий, корпя над камнями, и теперь уже не удивлялся скрытым надписям, которые находил то в складках одежды на иконах, то в волосах изображённых героев или богов. Эти надписи сделаны на русском. Русскими рунами – рунами Рода. А ведь заказчиками уже стали победители, римляне и галлы, иудеи и германцы. Победители, стремящиеся избавиться от памяти о прежних хозяевах, о вероломстве предков. Кто поверит, что Вена и Венеция основаны венедами, ведь теперь это города разных держав, там живут различные народы, а о русских никто не помнит. Кто поверит, что Святская Русь стала в языке германцев Свенской Русью, а позднее Швецией. Кто помнит Солунь, священный город Солнца, нынче именованный Салониками, или на византийский лад Фессалониками? Но ведь царь-храм сохранился, и есть иконы, и даже копии пишут мастера. Но по копиям трудно прочесть руны, спрятанные в волосах и складках одежды. Лишь некоторые слова. Что не меняет самого факта – город основан русами, а нынче?

В условиях вытеснения славян с древних земель Русь многое потеряла. Переход от храмового устройства жизни к государственному разрушил общность морали, возвёл воеводу в сан правителя, появились князья, неподсудные простолюдинам. Что-то старое ещё живёт в традициях народа, вот и Митяй вызывал Владимира на поединок, как свершали предки до возвеличивания князей. Но это уже не обычай, скорее отголосок старого. Теперь вместо Рода и Макоши, вместо Ярила и Перуна русским навязывают Христа.

Савелий не удивлялся зову Владимира. Сбор народа: воевод и ратников, старшин цехов и жрецов, предстоящее обсуждение религиозного вопроса ложится тяжким бременем на плечи молодого князя. Ответить просителям нужно коротко и ясно, ответить так, чтоб последний тугодум понял – отчего князь не желает принимать благодать из рук византийцев. И это предстоит сделать именно ему – Савелию. Не зря ему доверены письмена согдийские. Хотя Савва давно не видел тайны в первых набросках жизнеописаний Христа. Знал уже, Христа придумали, собрав с миру по нитке. И что проку в благих намерениях писцов? Что проку в мудрых историях, притчах? Если всё это всего лишь новая форма для старого содержания. Мудрости Роду и Макоши также не занимать. Но ведь и они уступили место Яру, Перуну. Так сложилось. Время всё меняет. Даже лики божества... вопрос в другом – нужны ли Руси и народу новые боги?

В доме князя собралось не так много старшин, как полагал Савва, видимо, Владимир хитрил, решил не выливать ушат воды на головы доверчивых горожан, а промывать им глаза помаленьку.

– Ну, что скажешь, Савелий? Сумеем отказать новым просителям веры? – спросил Владимир, приглашая Савву присесть в комнате, примыкающей к светёлке, наполненной гостями. – Хотел бы не торопиться, да не могу. Приехали византийцы. Двое. Будут сватать меня, нет ты послушай, сватать как невесту. Им выгодно отдать мне Анну, принцессу. А взамен получить послушное войско и нового правителя, припавшего к истокам чистой веры, отринувшего язычество.

Савелий усмехнулся, уж больно пылок друг, даже рассказывая о предстоящем, меняется лицом, злится. Но его можно понять, навязанное крещение не простое действо, многое ломает в жизни общины, в существовании княжества.

– Не показывай миру гнева, – советует Савва и похлопывает рукой по плетёному коробу с письменами согдийцев. – Не думаю, что кто-то пожелает читать тексты, но они есть. Как ни крути, истории жизни Христа – ложь. Вот один автор упрекает другого, мол, историю о рыбах вставлять негоже, была уже прежде. Но даже упрёки собрата писца не смутили, похитил чужое сказание, ибо писал для тёмных рабов, для неграмотных. И так в этой переписке многое упоминается. Что взяли из повести о Заратустре, что из иных сказаний.

– А значит, церковь основана на лжи, – кивает Владимир.

– Это очевидно. Но кто верит в истину? Разве расскажешь людям про взрыв в темноте, когда из неведомого возникло зримое и разлетелось по вселенной, рождая солнца, планеты и нашу землю. Сказать, что земля шар, уже диво. Людям ближе сказка о добром пророке, милостивом к угнетённым, ведь это надо придумать: не заботьтесь о дне грядущем, просто верьте, и всё у вас будет! Не сейте, не жните, а верьте! Кому такое не понравится?

Савелий слишком хорошо знал, каков труд крестьянина. Ворочал в детстве снопы на полях, ухаживал за стадом, ночевал у костра. Помнил до сих пор, как проваливался в сон и как утром не мог двинуть затёкшими членами. Руки во сне сами по себе сжимались в кулаки, как будто стремясь стиснуть держак лопаты, спина дубела, и подняться с рассветом было непросто. Но ведь поднимаются, поднимаются ежедневно сотни и тысячи тружеников, а тут такая добрая сказка, вам воздастся, а вот торгашам и мытарям будет худо, все угнетатели ответят перед Богом – судьёй. Даже князья ответят. Это не беда, что нынче они живут привольно, поедают хлеба, которые не пекли, пьют вина, которые не отжимали. Зато вскоре ответят, а вы станете счастливыми. И смерть уже не страшна, ведь она всего лишь сон, ожидание суда, а там... все получат счастье, во всяком случае верующие. Как может устоять человек перед сказкой про бессмертие? А Христос дал всем именно бессмертие. Кто из богов способен висеть на перекладине, умирать в страданиях, ради вечной жизни простолюдинов? Никто. Значит, это истинный бог, а остальные – злые лики-идолы.

Следом за Владимиром вошёл Савва в светёлку, тут обычно принимали послов, но сборище многолюдно, и удивительно видеть в ожидании посланников Византии рядом с торгашами.

Савва впервые приглашён Владимиром на такое сборище в качестве знатока, как седобородый пророк, поэтому тоже струхнул немного, внимание рассеялось, всё твердил первые слова, которыми собрался затронуть горожан, да зря. Многоголосие сбора увлекло и его, спор разгорался не шуточный, и мнения гостей разделились. Как всегда. Одним старое мило, другим новое дай, иначе жизни не мыслят. Что там мудрые слова о верном, какое верное, вон купцы знают верно, что христианам проще в торговле, и более слушать ничего не желают. Вон посланцы Византии льстиво кивают головами, мол, лишь вашему князю выпадает такая честь, рука принцессы, а то, что надобно принять крещение, так это дело решённое, кто ж в наше время отказывается от веры? Держаться за идолов глупо, всё одно что выставлять напоказ невежество, простительно тёмному труженику, да не простительно князю.

– Не так давно я отказал глашатаям веры, – заявил Владимир. И собравшиеся притихли. Слушали князя, всё же он решает, ему доверено. – Отказал мусульманам, что веруют в пророка. Ибо сказки сказками, а не есть свинины нам, привыкшим к мясу, неловко. Не пить хмельного – также. Пиво всегда варилось после урожая, верно? Князь стол делит с дружиной, пьёт мёд или пиво, когда заслужил, а нет – довольствуется водой. Отчего нам принимать чужие обычаи?

Спор на время стих. Понимали, Владимир подводит к главному, и не спешили кивать головами, опасались прогадать. Слушали да молчали. Оконца распахнуты, весна ещё не разгулялась, но надышали до угару, тепло стало, и прохлады не замечали. А за окнами щебет птах, мостят гнёзда, носятся как угорелые. Только сейчас Савва приметил птиц, отвлёкся на миг и приметил. И то не ко времени. Владимир его подзывает, а он в окно глядит.

– Да, люди добрые, скажу правду. – Савелий решительно встал подле князя и оглядел народ. Страх отступил. Каждого из купцов знал и каждого в отдельности не боялся. Так чего же робеть перед кругом? Они пришли своё просить, не ломают головы над вопросами устройства державы, им свой прыщ больней. – Нельзя принимать веру чужую, из рук патриарха нельзя, и из Рима не следует. Почему? Первое и главное – вера настояна на лжи. Вот письмена, кто хочет, после глянете, здесь первые евангелия. Но не от святых учеников пророка, а от тех безымянных писцов, что придумали сказки на добро людям! Сказки, понимаете? Утешение человеку.

Но кому нужна ложь в утешение? Слабым? Значит, мы настолько ослабели, что будем твердить чужие выдумки ради собственного успокоения?

Савва на миг умолк, собираясь с мыслями, и заметил, что говорит в пустоту. Люди не слышат его. Им хватило одного – указания на письмена и заверения, что все евангелия ложь. Это стоит в уме и мешает слышать другое. По глазам видно, не слышат. Одно заботит, верить Савве или нет. Кто такой Савелий? Мудрец? Пророк? Да кто он такой, чтоб его слову верить наперекор многим, а верующих в Христа не перечесть. Неужто все простаки? Савва, что ли, умней?

– Я не мудрец великий, – заверил собравшихся Савелий. – Но скрывать правду не буду. Сами решайте, что вам надобно, истина или удобство? Слыхали посланников Византии? Они готовы отдать князю Владимиру невесту, оказать честь! Это важно? Тогда забудем истину, поклонимся в ножки добрым людям, и будем ещё одной державой, подвластной Царьграду. Они нам веру да невесту, мы им помощь ратную. Чтоб укрепить империю. Они нам золото и ладные торговые договора, а мы им верную службу, князь ведь – слуга императора. На коленях будет стоять перед Василием. Кому это непонятно? Кому? А если понятно, то скажите мне, нет, не мне, себе ответьте, чего ждёте от жизни? Хотите правды и воздаяния по трудам или намерены хитрить и склоняться к сандалиям новых господ, лишь бы слаще есть да мягче спать? Правда проста – всё, что имели наши предки, род русский, мы растеряли. Земли наши нынче заселены чужими племенами, германцами да греками, византийцами да иудеями. Осталось лишь принять чужую веру и отречься от собственной. Владимир спросил – что есть вера в Христа, правда или вымысел? Бесспорно, вымысел. Но вижу вопрос иной, и он сейчас написан на ваших лицах: что нужно нам – удобный вымысел, коим торгуют византийцы, покупая нас, как рабов, или правда, с которой тяжко жить? Отвечайте. Кто ищет лёгких путей, можете отмахнуться. Что там знает Савва, калека, придавленный бедой? Можете принять Христа. Ходить в церковь. Слушать сказки и утешать себя: мы не одни приняли веру, а значит, не такие уж глупцы. Но помните: вера – последний столп старой Руси. Потеряете – и не станет Руси Рода и Макоши, Руси Яра и Перуна. Отрекаться от предков или нет, вам решать да князю Владимиру.

– А что за письмена ты зовёшь первыми историями? – тщетно пытаясь скрыть враждебность, спросил посланник Византии и развёл руками, обрисовывая круг. – Мы что-то не слыхали о таких. А ведь каждому верующему дорога любая строка писания. Будь твои списки верными, им не нашлось бы цены. Скажи – откуда взялись в Киеве евангелия?

Владимир не дал Савелию ответить. Встал.

– Что письмена верные, знаю доподлинно. И цена им великая, это правда. Кровью оплачены арамейские рукописи[27]27
  Дело в том, что рукописи имелись на иудео-арамейском диалекте. Значит, существовала вероятность, что прочесть тексты в Киеве могли лишь единицы либо вообще никто. На диалектах существуют древние тексты части книг Ездры и Даниила и на более молодом диалекте Талмуд. Писались рукописи на папирусах и были необычайно хрупки, сохранить оригиналы удавалось в редчайших случаях. А рукописные копии уже не являлись бесспорным доказательством, их всегда можно назвать подделкой или обвинить в неточностях.


[Закрыть]. Но не потому, что там много мудрости, а потому, что это следы подлога, они разрушают здание церкви. Ибо не было Христа, сына божьего, посланца с небес. Был человек, может праведник, в том ещё надо разобраться, но не бог. А праведников много. О том спорить нет смысла.

Далее. О нашей вере. Вот Савелий спросил, чего мы хотим, правды или удобства, мягкой лжи или жестокой истины. А я скажу иначе. Приходили ведь к нам и звали, кроме мусульман были просители из евреев. Я ответил им: где ваша земля? Захвачена чужаками? Как заботится ваш бог об избранных? Так куда зовёте? Или хотите, чтобы мы также остались без своего угла, без земли предков? А теперь вы просите принять христианство. Мусульманство не по нам, ибо не хотим терять свинину и хмель, а вот христианство, отнимающее память о предках и славу рода, – примем? Честь ценим ниже куска мяса? Так?

Голос Владимира обрёл гневные нотки, и собравшиеся не выдерживали его взгляда, опускали очи, когда он глядел на них.

– Нет. Не примем, покуда я в силах. Спасём своего бога. Нам надобно собрать Русь великую, как было когда-то. А не гоняться за чужой славой, придуманной для простодушных. Если бог един, то ему важно, чтобы народы жили не притесняя соседа, не грабежом и насилием, а правдой.

Савелий кивнул, принимая сказанное собратом, и сел рядом с ним.

Спор ещё не завершился, но более никто не призывал к Христу. Понимали, решено.

Высказал византиец упрёк Владимиру, вспомнил старое. Мол, вера вопрос долгий, с ней спешить не стоит, а как быть с принцессой? Всем известно, что Владимир сватал дочь князя полоцкого Рогнеду. Неужто Анна для князя киевского ценна менее полоцкой упрямицы? Это оскорбительно даже помыслить. Либо же Полоцк важнее Византии?

– Оскорбительно? – Владимир в показном удивлении выгнул брови. – А доверять войска Ярополку, чтоб взять стол киевский, не оскорбительно? Это вас не унижало? Взять в жёны принцессу и ладить миром с империей я готов. Но не надо меня учить вере. Скажу более... если узнаю, что ваши проповедники склоняют народ к измене, мутят воду, – изгоню пастырей. Не пощажу старцев, не погляжу на седины.

Посланцы византийские удалились хмурые, гадая: не Калокир ли устроил западню, не он ли настроил Владимира против земляков, оберегая право оставаться полномочным послом. Единственным послом Константинополя. Слишком неуступчив молодой князь, ждали найти простодушного юнца, помня Ярополка, а столкнулись с молодым волком, опасным более старого, ибо не ведает ещё страха. Жизнью не бит.

А Владимир, когда гости разошлись, открыл Савелию свою беду, рассказал о Рахили. Если верить Чемаку, жена и сын живы. Надо выручать. Только как? К дальнему посёлку не прилетишь на крыльях, не опустишься соколом, внезапно и стремительно. А углядят погоню, убьют всех, заметут следы, что им жизнь ребёнка, всё одно кара за преступление известна, головы не сносить.

– Думаю выступить на вятичей с малой дружиной. Тайно. А в походе отлучусь на два-три дня, прихватив десяток воинов. Найду посёлок и верну Рахью.

Савелий ещё не остыл после спора с купцами, поэтому отвечал неуверенно, примеряясь на ходу:

– Сейчас уйти из Киева? После вражды с Горбанем, после сумятицы? Город неспокоен. Болтали: Ярополк жив. Скрывается. А теперь ты отказал купцам. Что им наши надежды на великую Русь? Они теряют своё, зримое золото Византии. Не знаю, мудро ли это. А как слова Чемака ложь? Подумай.

Владимир обещал подумать, но предупредил, что его планы – тайна. Никто знать о его цели не должен.

– Оставлю Куцая в городе, Августа. Ты тоже не простачок. Неужто не проживёте месяц-другой? Сила в ваших руках. Рать здесь же. Пусть отдохнут после булгарского похода. Мне хватит тысячи, вступать в ратоборство с вятичами не намерен. Попробую уговорить князя... если согласится встретиться.

Владимир устало вздохнул и вдруг с несвойственной ему теплотой обнял калеку за плечи. Сказал тихо, почти шёпотом:

– А ведь нас теперь только двое, Савушка. Все полегли. Верно? Скажи, за что? Чего завоевали? Обидно, брат. Потому жизнь свою уже не ценю как святыню. Мало что удаётся. Может, и правду говорят, всё в руках бога. Он поворачивает как вздумается. Вот ты рассказывал о предках, мол, всё наше было, это о чём? Германцы, латины, разве они живут не на своих землях?

Савелий тоже грустно вздохнул и ответил:

– Видишь, брат, как заедает маета? Ты всегда занят, всегда в хлопотах. И не находишь времени зайти, поглядеть на мои сокровища. Эти евангелия что, так, безделица. Ты бы прочёл мои камни, руны на зеркалах, на иконах. Вот где скрыта правда о наших предках. Читаю, и дух замирает... Ты сказал, не учите меня вере. А знаешь, что на языке римлян значит склав или севр? Это раб и слуга. Славяне – вот кто стал для римлян рабами да слугами. Славяне. И славяне же были учителями их детей, наставляли грамоте, письму, обычаям да суевериям. Оттого у наших народов много общего. Найди время, зайди, почитай, не пожалеешь. А хочешь, поехали со мной. Жаль, не все камни в городе, но руны я срисовал. Клянусь, ничего не придумывал. Порой сам удивляюсь.

Савелий торопливо достал из одежды тонкую полосу бумаги и, подмигнув Владимиру, прочёл, стараясь произносить слова на старый лад:

«Только жир, жирное тело, той коровы утешить имай. Еби её на святках – она ожидает хвуя, рази в самый низ, насилуй их. Сруби и суди их. Жирнухам и хвуй ниян. Кусая их вульву, язя родовыя путя. Обмани их и родовые рунови минуй. Мой хвуй вынимал, вырубя им кишки, укусив их сильно... Перунова игра из игр удалого Ярила сим жиром умножит жуть зимня хлева... И жижу окорока и лап сего тела. Склад жира.

Мастерская храма Макожи, Руны Родовы Руси руновой»[28]28
  Данная глава основана на документах, расшифровках древних надписей и открытиях Чудинова В. А. Подробнее об исследованиях учёного можно прочесть в его книгах: «Загадки славянской письменности» – Москва, Вече, 2002; «Тайны Древней Руси» – 2005; или в статьях, на сайте Академии тринитаризма.


[Закрыть].

Владимир лишь безмолвно выгнул брови, удивляясь непонятному чтению. Не выдержал, спросил:

– Это ещё что?

Савелий рассмеялся:

– Думаешь, твои рукописи дороги, ценны? Мой камень, фигурка женщины из самых далёких времён весь покрыт руницей. Что скололось, что не разглядеть. А то, что ты мало понял, привычно. Мы живём тысячи лет спустя. Не знаем уже, что за игры Ярила, что за Перунова игра. Отчего древний предок наш так завистливо относился к жирнухе, желал её поразить в родовые пути. Не знаем, но ведь это самый старый из камней, на которых есть руны. Я его храню, чтоб не думали, будто Савелий пишет всё на потребу князю, подлаживаясь под господина. Нет, я ничего не придумываю. Что нашёл в рунах, то и перенёс на бумагу. Странно, глупо, но так написано кем-то, а главное – уже тогда были мастерские при храмах. Ведь это не ложь. Не придумка про мессию.

Он рассмеялся, замечая, что Владимир всё ещё не верит, вглядывается в бумагу с записанными строками.

– Говорят, ранее, задолго до наших времён, племена жили в скудности. Охотники искали пропитание в лесах, женщины собирали колосья, яблоки, плоды всякие, держали очаг. Случалось охотникам подолгу гоняться за добычей. И не всегда охота завершалась удачей. А вернувшись, они находили сытные хлеба у женщин, замечали, что хозяйки полнеют, оттого завистливо глядели на них. Может, жирнухи, это жрицы храма Макоши, которые подавали хлеба калекам, нищим и тем, кто не в силах добыть его охотой? Может, так принято было и насилие – игра Ярила. Даже калека желал добыть женщину, а не довольствоваться подачкой любви – милостыней. И все эти призывы: рази, насилуй – всего лишь что-то вроде заговора. Как мы повторяем перед сечей: минуй меня стрела вражеская и клинок острый, кровь моя замри и не покидай жилы синие, не истекай в траву-мураву, не покидай меня, как не покидает меня храбрость и ловкость ратная, дай мне силы одолеть противника и вырвать его сердце.

Владимир примирился с непонятным и поднялся:

– Рад бы заехать к тебе, да не сейчас. К слову, отчего ты не женишься, Савва? Одному жить муторно.

– Не знаю, – ответил Савелий. – Может, время не пришло. Женилка не выросла. Да я как-то не думал. Кому я нужен? Мало ли ловкачей в городе, у которых и сила, и стать?

Попрощавшись, Савелий решил, что Владимир неверно понял зачитанные им строки каменного века. «Думает, что я всюду вижу соромное, мыслю о женщинах. Вот ведь как глупо получилось. Надеялся найти во мне опору против христиан, а нашёл полоумного, что грезит всякой глупостью, жирнухами и вульвой. Женитьба. Да, нескладно вышло». Савва подозвал мальчонку-конюха и велел привести лошадку, подумав, что со стороны он всем кажется чудаком. Калека. Оттого и мысли его принимают с поправкой на калецтво. Сказано – блаженный немного. Камни разглядывает, ищет на них царапины, носится как с писаной торбой... ещё и денег даёт тем, кто принесёт находки с рунами. Надо же, деньги за грязные камни. Чем не блаженный?