Текст книги "Хазарский пленник"

Автор книги: Юрий Сумный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

– А кто ж не хочет...

– Точно! Претич жаловался, разорят молодые город, всё разорят.

– Ну, вы языки придержите. Полоцк взял? Взял. А Претич? Смог бы також? Ждал бы лета, разговоры говорил...

Так, переговариваясь, они успокоились, а вскоре и задремали. Лишь старший отгонял усталость, встряхивался, выходил во двор, приглядывался к темноте, слыша то ночной ветер, то далёкий скрип ставен, то возгласы девки, сумевшей привлечь князя, явившейся в Киев, понятно не зря. Не зря. Знает кошка...

Утром, до завтрака, Рахиль попросила Владимира, прижимаясь к нагой груди жаркими губами, пунцовыми, как перезревшая вишня:

– Владимир, помоги Чемаку. Он так добр ко мне, помоги ему.

– Помочь? Чем? – Он приподнялся и заглянул в её лицо. Рахиль ответила, безмятежно глядя ему в глаза:

– Не знаю. Он говорил, что есть такие листы, вместо папируса и пергамента, хочет торговать. Сам покажет. Это дорогой товар. На нём хранят все счета, пишут послания правителям. Помоги ему, Владимир, он добрый человек.

– Ну, поглядим, поглядим. Кормить будешь, хозяйка? Сейчас кликну воинов.

Вернувшись на княжеский двор, Владимир познакомился с казначеем Марком, писцом, которого подобрал Глеб, и тот долго рассказывал князю про дань, мито, возможные доходы, быстро складывая числа, чем приводил правителя в замешательство. Савелий поддакивал, уже вник в дела.

– Погоди. Куда спешишь? – остановил писца Владимир. – Я не поспеваю за тобой, говори толком, сколько серебра есть? Сколько можно тратить?

– На что? – спросил писец, чем-то похожий на унылого грача, присевшего на голой ветке. В его глазах виднелось крепко укоренившееся чувство тоски, привык к постоянной нехватке средств и подозрениям.

– Вот, дом присмотрели, слыхал?

– Да, да, – кивнул грач. – Недорого просили.

И назвал цену.

Владимир переспросил, оглянувшись на Крутка.

– Сколько? Да ты не спутал?

– Если б... – пожал плечами Марк. – Уже и задаток уплачен, хазаре сказывали, великий князь всё покроет.

Владимир расстался с нахохлившимся писцом и поманил друга:

– Бери. Не пригодился.

На ладони лежал серебряный перстенёк для зазнобы, всё ещё не встреченной Крутобором.

– Лучше своей подаришь.

Тот принял подарок и молча спрятал, понимая, каково сейчас другу.

– Знаешь, я этому ловкачу ещё должен помочь! Он добрый человек! – невесело рассмеялся князь, повторяя слова Рахили.

– Добры они, как же, – скривился Крутко. – Смотри, князь, как бы их доброта нас не пустила по миру. Нехорошие глаза у этого Чемака. Он как бы присматривается, ищет слабое место. Нехорошие...

Но заняться спешными делами, как собирались, друзья не смогли. В княжеские покои вошёл Претич, расталкивая дружинников, вяло придерживающих воеводу.

– С поклоном к тебе, князь! – озорно улыбаясь, сказал Претич, но заметно, что весёлость деланная. – Прими горемыку, выслушай, будь добр.

– Говори, – спокойно ответил Владимир, не найдя другого решения. Он и сам собирался встретиться с воеводой, но позднее.

– Нет, не бойся, князь. Серебра просить не стану. Мне богатство ни к чему! Хотя и служил твоему отцу, да и земле нашей честно! Не стану и обиды считать, вы молоды, потому могу простить с лёгкой душой. Не стану и учить тебя миру да лагоде, хотя с городом свариться не дело. Думаешь, привёл хазар и покорил Киев? На-кося! – Он вскинул руку с кукишем.

– Отчего же, – вклинился Владимир. – Подскажи уж нам, глупым, как помирить овец с волками? Как угодить Византии и Атилю? Как поладить с воеводами, вот вроде Бруса, и киевлянами? Как?

Претич на мгновенье сбился с загодя подготовленной речи. Он не боек на язык, потому и теряется.

– Зря смеёшься, Владимир. Зря. Без мира с цехами, с нашими мастеровыми, с купцами, не усидишь. А мира не будет, покуда ты сам не припадёшь к ногам истинного бога, к ногам спасителя Христа! Кто в бога верует, легко примирится с ворогами, легко поймёт ближнего. Ибо на всё есть мудрость бога. Не человеков, погрязших в суете, корысти!

Владимир подошёл ближе к воеводе, пытаясь понять, трезв ли? Что за словами?

– Так это и есть твоя просьба? – недоверчиво спросил он.

– Да, – твёрдо ответил Претич. – Прими бога истинного! Владимир! Город станет тебе родной вотчиной! А если веру в Христа, спасителя нашего, по всей земле пронесёшь, на веки возвеличишься, выше любого правителя!

– Да будет, Претич, будет кряхтеть! – отмахнулся Крутко. – Князю всё едино, кому ты бьёшь поклоны. Аминем-то квашню не замесишь!

– Потому и тычетесь как слепые, что бога от идола отличить не способны.

– Нет, не потому, – ответил Владимир серьёзно. – Вера вопрос не простой. Не скрою, иная вера сподручней людям, но не буду навязывать того силой! Каждый волен верить в своего бога.

– Волен?! – вскричал Претич. Он стоял, распираемый гневом, едва сдерживая чувства, повторяя отрывисто, невнятно: – Волен! Никогда не быть единству! Без веры! Никогда не быть! Глупцы! Никогда вам...

– Ну, хватит, воевода! – оборвал пришельца Владимир. – Не дети! Разберёмся.

Но воевода не мог остановиться, он оттолкнул Крутобора, протянул широкую пятерню и схватил Владимира за грудки, стискивая рубаху в могучем кулаке.

– Сопляк! Что ты знаешь о боге?!

Владимир выждал, усмехнулся и, возмущённый таким обращением, ответил насмешливо:

– Что твоему богу нужны рабы! Глянь на себя...

Претич отшвырнул князя и торопливо двинулся к дверям, выкрикивая ругательства.

– Бог видит... и воздаст каждому по делам. Не поклонишься Христу, сядет Ярополк! Попомни! – крикнул он из дверей и вышел торопливо, опасаясь собственной несдержанности.

Стража во все глаза смотрела на Владимира, ухватившегося за край стола и лишь потому не упавшего на пол. Ждали слова, окрика, сигнала. Но Владимир лишь рукой махнул, негромко воскликнув вслед:

– Сдурел воевода. Точно сдурел. Вот вам и вера, вот вам добродетельные христиане! Ладно. Ещё раз пустите, головой ответите, ясно?

– Жаль, – сказал Крутко, присев на лавку, возле князя. – Без него трудно придётся. Уважают, и мастеровые, и купцы. Жаль.

– Лучше меня пожалей, – пошутил Владимир, приподняв край рубахи и потирая ушиб. – Мог и в окно выбросить, с него станется. И по всему, он прав – без веры нам не объединить народ, братка, не стянуть в кулак! А ещё Ярополк...

Глава вторая
КОЛЕСНИЦА

Неотложные дела, самые важные, первостепенные, заняли не один день. И даже не месяц. Владимир не успел оглянуться, как хлопоты поглотили его с головой. Как ни стремился примирить горожан и наёмников, придержать купечество, возмущённое происками соперников, не успевал. Одному не заткнуть все щели.

Поддержки нет. Пришлось привлечь новых сподвижников, учредить тайную службу, искать пронырливых молодцев вроде Горбаня, которым по плечу любые приключения. К тому времени нашёлся Куцай, телохранитель отца, скрывшийся от наказания. Но кто мог отравить Святослава, так и не выяснили. Что-то странное было в рассказе о последнем дне князя, но уловить эту странность не удавалось. Спор с Претичем о вере, визит к ромейскому купцу, приезд Глеба, а имя убийцы так и не добыли. Кто мыслил злое? Кто учинил пожар и ударил?

Одно Владимир знал теперь твёрдо: отец сумел отстоять его в споре с хазарами, а Глеб отдал на расправу. Дядя избавился от наследника. И Претич, зная всю подноготную, смолчал, не вступился. Ему одно важно – бог! Вот тебе и бог, вот тебе и заповеди, не убий, не лжесвидетельствуй! Предательство дяди дело прошлое. Дяди нет, и высказать упрёки некому. Но Претич здесь и настроен решительно. Печально. Если ближние ненадёжны, что говорить о горожанах?

Поэтому встреча с Калокиром, обещавшим необычный подарок, казалась передышкой. С Калокиром легко, он хоть и перегибает палку, поглядывая на киевского князя свысока, говорит дельно. Опытный воин и политик, у такого не стыдно поучиться, а Владимиру сейчас любая помощь на руку.

Ким отдался вере. Проповедям. Савву покорил премудростями, всё время проводят вместе. Он убеждён, без сподвижников, без единоверцев на княжестве не усидеть. Ищет горячих духом, способных поддержать князя, но на обучение молодых нужно время, а где его взять?

У Владимира свой путь. Потому доверительная беседа с византийцем весьма своевременна.

Утро стояло тёплое, когда вызвали во двор, шепнув, что византиец прибыл. Владимир охотно вышел встретить. Глянул и глазам не поверил. Калокир во дворе на новой, дерево ещё не потемнело, хранит льняную светлость, чистенькой, сверкающей колеснице.

Да, это диво. Колесниц никто не изготавливал. Пара коней и укороченная оснастка, вожжи, махонькая тележка, где могут стоять или присесть двое воинов, оббитые металлом колёса. Владимир приметил колчан, оперения стрел уже заняли своё место, дротики по правой стороне. Всё сделано с умом – видно, во время боя или охоты колесница уходит влево от добычи, дав возможность воину разить цель правой рукой.

– Примешь подарок, князь? – улыбается Калокир. – Весна. Тепло. Может, покатаемся?

Долго ли собраться? Владимир постоял возле колесницы, о которой слышал лишь в рассказах стариков, в легендах, подумал, а там – решился. Прихватив пятерых воинов, выехали со двора. Правил византиец, князь присел на куцей полке, присматриваясь к ограждению, боясь сломать отменную игрушку.

– Не бойся. И поковка, и дерево добротно. Держись за поручни. Глаза вперёд, не лови ближнее, закружится голова. Всё как в правлении державой, Владимир. Ты, князь, будь дальнозорким, твоё дело выбрать путь, цель, дать приказ. Возница правит, куда скажешь. Обойти ухабы, кочки – его дело. Велишь ехать скорее, а?

И понеслись.

По городу катили, сдерживая коней, но за стеной, миновав случайный обоз, по пыльной дороге понеслись так скоро, что, казалось, всадники охраны не догонят. Первое время Владимир с опаской поглядывал вниз, на комья земли, на рваные пятна дороги, овалы травы, стремительно мелькающие в двух локтях от его ног. Не верилось, что полёт невысокой чаши, над землёй, над полотном укатанной дороги, может продолжаться долго. Он ждал провала, падения, удара. Крупы лошадей, мощные и красивые в момент бега, казались вольными, вот-вот оторвутся и исчезнут вдали, а гнездо с наездниками зароется в землю, сбросив мужчин. Но нет... По лошадям заметно, выдыхаются, рывок – и стремительный бег дался им нелегко, но ведь и скорость великолепна! Ощущение стремительности, шёпот ветра в волосах, подрагивающий низ тележки, упруго принятый коленями, и проглоченное в один присест расстояние – впечатляет!

У кромки леса, что из города виделась дальним горизонтом, остановились.

– Бери дротик, – предложил Калокир. – Бросай вперёд, тогда сила растёт, бег колесницы добавляет мощи удару. Попади в ствол, не стремись далеко, бей наверняка...[16]16
  Колесницы являлись грозным оружием своего времени. В армиях Древнего мира колесницы сражались со слонами, вели наступления на фланги противника, применяя различные тактические приёмы. Например, двигаясь по кругу, уступая место свежим экипажам, обрушивали на врага стрелы, метали короткие копья. При этом сами находились в движении, избегая ответного удара. Кроме возницы колесницам придавались пешие воины – бегуны, они добивали раненых противников, защищали воинов разбитых экипажей, спасали соратников, получивших увечья. Чаще всего перед столкновением пехоты происходило сражение колесниц, и его успех решал исход битвы.
  Место сражения колесниц окутывалось пылью, шум и крики мешали воинам слышать сигналы, поэтому сражение распадалось на ряд поединков, и от смелости колесничих зависело многое.
  Напряжение схватки и страх смерти вызывали неконтролируемые реакции, случалось, кузова марались калом и рвотными массами, победы доставались дорогой ценой.


[Закрыть]

Владимир с радостью взялся за короткие копья, чувствуя себя ребёнком, получившим новую игрушку.

– Ничего, князь. Умение на плечах не виснет, спины не гнёт. Как знать, когда пригодится?

Воины малой дружины с интересом наблюдали за упражнениями князя, подбадривая его краткими возгласами, а то и посмеиваясь над неудачами. Время за городом летело незаметно. Увлёкшись колесницей, Владимир забыл и о городских старшинах, обещавших принести челобитную, и о Рахили, просившей забежать на обед. Нудная мелкая возня отступила, и его увлекло чувство, подобное порыву свежего ветра, мир стал ярким, взгляды молниеносными, движения собранными, резкими, он вкусил воли, упился силой и мужским делом.

– Владимир, колесница хороша скоростью! И свободой! Всадник всё же правит лошадью, его руки заняты уздой, не так ли? А здесь – всё вкладываешь в бросок, понимаешь? Правит другой! Я говорил тебе о государстве? Так должно быть и в державе! Если ты правишь, то воевода должен держать оружие! Вместе вы сила, никто не мешает другому, и цель одна – победа! Верно? Думаешь, болтаю глупости?

– Нет, нет. Но скажи, зачем открываешь тайны? Как знать, можем быть и врагами!

– Но можем – друзьями! Никто не властвует в одиночку! Никто! Как мы правим колесницей, так император правит подданными и через них нижними, до последнего конюха и пастуха. Мне нужен друг, Владимир. Не скрою, твоё войско, сила, держава тоже нужны мне. Как и я тебе! Ты просто не знаешь, что можешь получить от Византии! Святослав искал дружбы с императором Фокой, сватал дочь за Олега. Ведь это империя, Владимир. В ней несколько держав, равных твоему княжеству. Десять тысяч – не войско, мелочь, одна колесница. Скажи, какое войско тебе нужно, сколько ратников ты мечтаешь собрать?

Владимир присел на узкий край отшлифованного сиденья, оглянулся на воинов, следующих в отдалении, и ответил:

– Думаю, пять десятков.

– Пятьдесят тысяч? – уточнил Калокир. – Неплохо. А теперь позволь, я угадаю цель. Ты соберёшь под своей рукой княжества Смоленска, Твери, Владимира, возьмёшь Тмутаракань, Корсунь-Херсон, прижмёшь вятичей, стянешь все племена славянские. Так? А цель – крепкая держава, единый язык, единый закон, одна столица. Если сложится удачно, выйдешь на торговые пути, что ныне в руках хазар, печенегов, алан и других степняков. Ведь все богатства текут по торговому пути, из Согдии, Китая в Византию. О северных путях я не говорю, они и так ваши, с Новгорода и Ладоги до Чёрного моря, не зря Киев стоит на Днепре. Сказать по правде, я завидую тебе, Владимир.

– Завидуешь? – поразился молодой правитель. – Чему? Я не умею ладить с народом. Для киевлян – варяг, для наёмников – чужак, без казны не могу содержать и десять тысяч! А без войска не могу боронить торговые пути, теряю серебро! Как порвать замкнутый круг? Чтобы соединить Русь, нужна великая сила, и снова всё упирается в казну! В серебро да золото.

Он запнулся, подумав, что слишком много открывает незнакомцу, ещё не другу, всего лишь посланнику иной державы. Не глуп ли он? Покатался на вёрткой колеснице и разболтался, как баба.

– Хорошо, князь. Откровенность за откровенность. Я воин, которому претит дипломатия, не люблю лгать, юлить, льстить. Но вернуться в столицу не вправе. Ты знаешь, что император Фока убит? Нет? Научись собирать верные вести, без них пропадёшь. Вместо порфирородных братьев наследников правит мой давний приятель, Иоанн Цимисхий. Он берёт в жёны вдову Феофано, а старичка столкнул, как кресло, с которого сыплется труха. Не спрашивай, откуда я знаю про заговор, знаю верно! Я часть заговора. А значит... – Калокир обернулся к Владимиру, проверяя, слушает ли князь, и предложил собеседнику завершить сказанное.

– Значит? Ты возвращаешься в Царьград?

– Ошибаешься. Значит, я лишний, и моя жизнь не стоит и медяка. Императору не нужны свидетели. Не удивлюсь, если и красавицу жёнушку он запрет в дальний монастырь, где и уморит голодом. Понимаешь? Так поступит каждый здравый политик. Ты когда-нибудь встречал мудрецов, стёрших зубы о прописные истины стратегии? Будет время, расскажу многое. А пока советую: набирай войско, Владимир. Набирай большое войско, без тридцати тысяч тебе не выстоять. Тверь, дикие места, леса, степи, всюду нужна армия. Где конница, где стойкие ратники с копьями, подобные фаланге Александра Великого? Приближай молодых, не говорю – доверяй слепо, но приближай. Тебе нужно ядро, коль ты воин, нужно иметь такую же стальную верхушку, старшин, сотников, тысячников, телохранителей. А воина не слепить за месяц, нет!

– Погоди! – воскликнул, недоумевая, Владимир. – А ты? Как же ты? Покорно примешь смерть? Как римские стоики?

– Зачем? Стоик принимает то, что правильно. А казнь неугодных – крысиная возня. Нет. Чем крепче Русь, тем мне спокойней. Если мы поладим, то никто не рискнёт убрать меня с доски. Ибо посланник в великой державе – фигура, не пешка. Ты играешь в шахматы, Владимир? Нет?

– Хорошо, верю. Но как быть с ратью? Ты говоришь, набирай! А платить чем? Казна пуста.

– Владимир, не горюй о будущих бедах, не отравляй себе жизни. Что можешь, делай и двигайся, двигайся к цели! Что проку жалеть о казне? Воин получит своё, если уцелеет! А в походах гибнут многие! Порой треть. Значит, часть жалованья ты можешь выплатить позднее, мертвецам не к спеху! Дай им глотнуть пьянящего чувства добычи, а потом можешь три, четыре месяца держать впроголодь, голодный пёс злее! Даже императоры Рима по полгода задерживали жалованье. Главное, чтоб воин знал: своё он получит, возьмёт с лихвой! Если победит. Только если победит! Послушай, князь, есть немало хитростей, способных поддержать правителя и повредить врагам. Например, ты можешь пустить слух, что обоз и жалованье отбили. Мол, если не взять штурмом город, всё войско останется не только без серебра, но и будет разогнано, уничтожено. Некоторые воеводы сжигают мосты, принимают бой на берегу реки, лишая рать возможности к отступлению!

– У нас говорят, стоять насмерть.

– Да. Раньше говорили, со щитом или на щите! Уловок много, но главное – верить в цель, знать, что она достижима! А хитрости? Всё приходит с годами, Владимир. Не всегда битва самый краткий путь к победе! Взгляни, ты выступаешь на Тверь. Князь не желает признавать твоё старшинство. Город укреплён. И вдруг в Твери узнают, что из Киева выслали гонца с мешком серебра, для кого? Для изменников, сговорившихся с князем киевским. Как ты думаешь, что сделает правитель Твери? Будет ловить гонца, все силы бросит на поиск проклятого.

А поймав, захватив, узнав имена?

Владимир прищурился от ласкового ветра, распушившего волосы. Тихий бег коней приносил непередаваемое чувство свободы и радости, на какое-то время колесничие становились частью порыва, частью движения, частью самого мира с ветром, шелестом листвы, плавным скольжением облаков над простором степи.

– Конечно, казнит продажных.

– Да, казнит. Страх подстегнёт его, он станет подозрителен. А ведь список ты составишь сам. Они ни в чём не замешаны! Твоё серебро расколет власть, лишит её верной опоры, посеет смуту. Устоит ли город? А если ты ещё найдёшь союзника? Ведь у всех есть свои враги, свои друзья, так сложилось. Нужно уметь столкнуть лбами неугодных и протянуть руку помощи союзнику!

– Когда ты говоришь, всё кажется простым, – не соглашался князь. – Но в жизни всё не так. Мой отец учил, что честь дороже золота. Ему верили. А это много значит для правителя.

– Да, много. Но сперва стань правителем, Владимир. Легко быть честным, создав державу, примирив врагов. А тебе? Смотри, вот простейшая уловка: печенеги. Они враги тебе, они враги Чернигову, они враги всем. Так сговорись со степняками, пусть пройдут безбоязненно по твоим землям к непокорной Твери. Пусть они штурмуют города. Пусть измотают упрямых глупцов, живущих наособицу. Тебе останется лишь малая часть работы, подобрать сбитое яблоко. Поверь, тогда твердолобые мужланы поймут, для чего нужно единство! Поймут, что значит держава! А знаешь, как делал Цезарь, великий император, которому до сей поры нет равных. Он пускал врагов, подбирал упавший плод, но этого мало. На другой год он приходил на земли врагов, мол, долг платежом красен, пройду и я через ваши земли, и, войдя, захватывал их! И правил один! Знаю, скажешь, нечестно!

Владимир лишь пожал плечами, зачем говорить очевидное.

– Пойми князь, честь хороша для мирной жизни, лгать друзьям плохо, обманывать близких глупо. Потеряешь больше! Но правитель всегда оценивается по свершениям! Ловкость и хитрость, дерзость и коварство – всё допустимо, ибо это дорога к цели! Кого интересует, что ты встретил в пути, какие преграды преодолел? Важно одно, дошёл, нет? Помнят лишь тех, кто дошёл, кто сумел добраться до вершины!

Калокир пристально поглядел на Владимира, понял, что настаивать бесполезно, и завершил разговор, предложив:

– Хочешь, угадаю, что скажет твоя наложница, узнав о нашей поездке? Что скажут хазаре? Они скажут, что Калокир опасен, ибо он лжец и всегда ищет своей выгоды! Что пить с ним из одной чаши опасно!

Сказав это, Калокир протянул князю флягу, покрытую плотной соломенной рубашкой, слабое кисловатое вино было весьма кстати, оказалось, идеально утоляет жажду. На оплётке виднелись тёмные следы засохших капель, напиток пахуч, и Владимир был благодарен собеседнику за предусмотрительность.

– Я не лгу тебе, князь. Когда станешь смотреть на мир глазами расчётливого политика, сумеешь узнать интригу под любым прикрытием, под толстым слоем шелухи. Так фокусник смеётся над проделками деревенского самоучки, легко замечая уловки. Скажу ещё одно, только прошу, даже ближним не признавайся, что от меня узнал, хорошо? Ярополк ждёт твоей слабости. Да, да, Ярополк вскоре появится здесь. Империя постарается сбросить тебя, что вполне разумно! А всё потому, что им страшен твой союз с хазарами.

Говорят, Рахиль уже носит дитя? И что ты станешь делать? Уступишь Киев Ярополку, как велит закон? Если ты так глуп, то мне тебя даже не жаль. Погибнешь вскоре, обязательно захвораешь или провалишься под лёд, а то и зарежут в пьяной свалке. Скажут, месть полоцких дружинников. За Рогнеду. Нет, не нужно бояться, на всякого мудреца найдём ответную хитрость, но и закрывать глаза не стоит. Согласись, сидя в далёком Константинополе, всё видится именно так, ты враг империи, хазары прочно держат тебя в своих руках. А Ярополк приручён, жаден, им легко управлять. Почему не поменять?

В город вернулись засветло, но всё равно поздно. Многое пришлось отложить, и в другой раз Владимир мог расстроиться, думая о предстоящих хлопотах, об упущенных возможностях разгрести дела, о грядущей неразберихе и вынужденной спешке. Но сегодня таких мыслей не было. Не было сожалений. И не колесница тому причиной. Красивое изделие уже вызвало множество разговоров, Крутко не утерпел, прокатился по улице, не дав Калокиру выпрячь лошадей, стражники сбегались, весело оглядывая подарок, и даже соседи не удержались, пришли поглазеть, потрогать колёса. Но всё же главней сама беседа. Именно Калокир помог Владимиру обрести прежнюю уверенность в достижимости мечты. Да, прав византиец. Нужно двигаться. Не искать причины и стонать над препятствиями, а двигаться. Обдумывая разговор, Владимир вышагивал к дому Рахили, остывая от горячего дня, вспоминая слова посланника и вызванные ими догадки. Хитрости и каверзы не так важны, Владимир понял иное, чего никак не мог ухватить в суете неотложных забот: нет смысла тушить пожар кухонным черпачком. А его возня именно такова. Глупость. Всё, что он делал до сих пор, глупо, мало пользы от такой работы. Тушить нужно ведром, а то и подвозить бочки! Калокир прав, князь должен глядеть вперёд, а не выметать пыль из-под колёс. Князь должен вершить своё, а не сидеть заместо писца в палатах! Завтра же он возьмётся за главное! Нужно собирать дружину! Нужен воевода, нужны тысячники! Вот главное. Как сказал Калокир: войско должно суметь отгрызть свой кус мяса, а иначе что это за армия?

Пропустив охрану вперёд, князь вошёл во двор. Рахиль стояла у крыльца, ждала. Она уже привыкла, что дружинники вечеряют вместе с хозяевами, потому и не спешит отпускать прислугу.

– Умоешься? – спросила она, протягивая князю льняное полотнище, украшенное по краям нехитрой вышивкой. Она во всём старается походить на жену, берёт пример с соседок, но почему-то те сторонятся, никак не принимают её в свой круг. Завидуют, что ли? Или жалеют Рогнеду, что безвылазно сидит в его доме как наложница.

После шумного ужина, где дружинники рассказывали, как князь мучил возницу, как спугнул зайца, да не попал, обо всём рассказывали, принимая князя как своего собрата и соратника, после споров о пользе колесницы и её недочётах, Владимир остался с Рахилью. И был удивлён её вопросом:

– Влодко, скажи, я жена тебе или просто наложница?

Он не называл её женой, но и не принимал слова «наложница», которое казалось князю тёмным, в нём содержался какой-то дурной смысл. В разговорах с близкими он говорил – моя женщина. Теперь приходилось думать: как ответить на простой вопрос, а верней, как его решить? Ведь когда-нибудь нужно решать? Она уже не первый месяц носит дитя. Будут его дети законными наследниками или нет? Нужно решать. Она права, не стоит откладывать.

– Не говори мне сейчас. Подумай, – попросила Рахиль. Казалось, она боится его гнева. Опасается потерять то, что имеет. – Или ты собрался взять женой Рогнеду? Мне обидно. Что я делаю не так, научи, мой князь? Почему лживый византиец тебе становится другом, а я остаюсь чужой? Думаешь, его подарок от чистого сердца?

– Забудь Калокира, – сказал Владимир и усмехнулся, вспомнив его пророчества. – Не будем о политике. Лучше скажи, когда сыграть свадьбу? Как ты думаешь? Только смотри, судьба князя не всегда сладка... могут и убить, могут изгнать, всякое бывало.

Но Рахиль не слушала. Она радостно обняла Владимира, прижалась наливающимися грудями, прошептала:

– Я счастливая! Владимир! Я самая счастливая! Не говори ничего, всё будет хорошо. Увидишь. Ты только не думай, что я дура и ничего не понимаю в жизни. Может, женщины и не воюют, но понять, кто враг, кто друг, они умеют сердцем, не хуже воинов! Ах, я так рада, не знаю, что говорю, не слушай меня. Лучше ответь, мы сможем стать супругами? Какие обряды приняты у вас?

Милое щебетанье возбуждённой Рахьи убаюкало Владимира, и вскоре он незаметно провалился в сон. День вымотал юного князя, принёс новые надежды, и усталость взяла своё. Сон лёгок, ведь хлопоты и многочисленные неувязки теперь не пугали, князь отмёл их, позволив себе радостное предвкушение победы. С радостью и лёгкостью мыслей он сомкнул веки.

Никогда бы не подумал, что станет тосковать по выгоревшему знойному небу Константинополя. По синей пустоте с духом сухого дерева, с запахом вяленых абрикос и перезрелой шелковицы, которую называют смоковницей в библейских легендах. Нет – небо, конечно, не пахнет, но когда он целовал Анастасию, принимая в своём скромном жилище, за стеной на слое блестящей золотой соломы сушились абрикосы. А шелковица уже облетела, и последние тёмные плоды падали на солому, пачкая сморщенные абрикосы сладким чёрным соком.

Никогда бы не поверил, что небо может сниться по ночам, назойливо, упрямо, как лица друзей или Анастасии. Она осталась одна в окружении врагов, а он, мастер огня и летающего кинжала, бог войны, как она говорила в редкие минуты откровения, будет скитаться по землям русинов, по славянским городам долгие годы. Четыре? Нет, почти пять лет он в изгнании. Пять лет.

Выйдя во двор, мастер зло сплюнул на шлак, на пыльный уголь, и с натугой распрямился. Спина. У него уже побаливает спина. Это ли не признак старости? Старость в неполные пятьдесят? Глупости. Но ведь болит! Управляться с кузнечным молотом всё тяжелее, суставы отзываются ломотой, видно, простудил зимой, когда увязался за Глебом на охоту. Валялся в лесу, сливаясь с сугробами и радуясь, что стал незаметен, караулил. Вот тебе и радость.

Если бы не мальчонка ученик, преданный и влюблённый в кузнечное ремесло, кто знает, как могло обернуться. Бредил, пил липовый отвар с гречишным мёдом, похожим на смородиновый кисель, вязким и тягучим, кашлял до боли в груди и плавал в поту. Мальчонка не отходил, спасал учителя.

А всё же поднялся. Преследовал Глеба, выискивал щели, добрался до бестолковой любовницы князя, а всё зря. Глеба столкнули со стены, нашлись умельцы. Никогда не верил в побасёнки о самоубийстве князя. Коль на руку Владимиру, значит, подсуетился. Настоящий враг объявился. Настоящий противник, подрастающий горлохват. Надо успокоить его. И бежать... хватит жить нелепыми мечтами. Пока он мог терпеть, терпел, а сейчас – время возвращаться. Стрела Владимиру – последнее дело. Стрела – как зарок, как дань памяти ушедшей любви и горячей молодости. Тогда всё казалось простым и осуществимым. Кольцо, смазанное ядом, открывало дверь к власти. Власть открывала дорогу к трону. Анастасия взошла к нему. А он? Мастер огня... всё скитается по пустынным землям, всё ждёт. Чего? Ей тяжело в столице, в окружении врагов. Цимисхий не мальчик, слышно, как трещат швы империи, стягиваемые его лапами. Быть женой узурпатора – мука. Именно потому он согласился помочь ставленнику Анастасии – Ярополку. Но Владимир не сидит на месте. Поди угонись. Теперь-то догнал, и стрела готова, маленькая, не каждый различит. В этом вся суть. Не различат. Не заметят. А позднее, когда разгадают, все следы травой зарастут[17]17
  Лазутчики и разведчики появились в самые древние времена, известно, что Атилла казнил некоего гунна, подосланного врагами, посадив его на кол. Римская империя часто использовала купцов, они поставляли нужные сведения о противнике, могли оказывать влияние на верхушку, давать взятки, распускать ужасающие слухи, надеясь прихватить доходные места в будущей колонии.


[Закрыть].

Следы? Он стал мыслить как славянин, даже вертит на языке смешные присказки, даже привык поступать как киевлянин, а не византиец. Вот что делает с нами время. Страшно признаться, но он носит при себе коготь филина, потому что здесь существует поверье, что так отвращают зло. Здесь... он так давно живёт у Днепра, что верит в славянские поговорки. Но довольно, пожил, время вернуться. Да ведь верно, старого пса к цепи не приручишь. Как раз о нем.

Пора возвращаться. Последняя стрела, и он покинет Киев, отправится в Болгарию, а там и к морю, к берегу единственной любви, который снится по ночам. Снится вместе с запахами пены, и даже медузы, которых он ранее не терпел, кажутся желанными. Увидеть бы их, прозрачных, чуть белёсых, восковых, с фиолетовым отливом скользких тел в толще воды, немыслимо прозрачной, вздыхающей в такт волнению, на фоне каменистого дна, светлого песка, цветастой гальки. Увидеть, окунув в море свои колени, простуженную грудь и забыть обо всём. Власть? Зачем ему теперь власть? Анастасия уже не вернётся. Он понимает это. Пять лет шёл к старой истине – в одну реку нельзя войти дважды, и наконец постиг. В прошлое нельзя вернуться. Нельзя. Всё, что будет, будет совсем не так, как мечталось.

Да будет ли вообще?