Текст книги "Красные нити (СИ)"

Автор книги: Юлия Поспешная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 41 страниц)

Она фыркнула, дернула головой, и добавила:

– Или подружится с единственным изгоем в классе…

Я подняла на неё удивленный, чуть растерянный взгляд. Лерка покачала головой, глядя на меня, затем хмыкнула и добродушно улыбнулась.

Я смущенно улыбнулась в ответ, и произнесла:

– Ты не была изгоем…

– Нет, была, – тихо и твёрдо проговорила Логинова. – Мы обе это знаем. Моя жизнь тогда изменилась только с твоим приходом.

– Лер… – жалобно, и отчаянно краснея произнесла я. – Не надо…

– Так что я нисколько не удивлена, Роджеровна, – усмехнувшись, проговорила Логинова. – Ты не умеешь быть равнодушной…

Она замолчала, вздохнула.

– Это плохо? – с робкой улыбкой спросила я.

– Это неудобно, – пренебрежительно ответила Лерка. – Ты не знала? Люди не хотят добрыми, не потому что они все угрюмые злюки, а потому, что быть бессердечным эгоистом куда комфортнее и проще.

– Лер, – хихикнула я, – в тебе пропадает мудрый философ…

Логинова рассеяно кивнула.

– Я завтракаю чаем с сигаретой, пью Chesters Cherry и пишу рок-песни… Разве может быть по-другому?

Тут мы обе громко засмеялись. На нас удивленно оглянулись другие посетители кафе, и несколько официантов. Мы тут же притихли.

Допив горячий шоколад мы вышли из кафе. Лерка, явно красуясь, достала ключи от автомобиля, и нажала на кнопку сигнализации.

Стоявший неподалеку чёрный (конечно же чёрный!) Subaru Forester приветливо отозвался. Этот предмет личной гордости Лерки появился у неё чуть больше месяца назад. Когда усилиями многочисленных родственников семьи Логиновых, и стараниями знакомого диллера дяди Сигизмунда, Лерка прямиком из Японии получила относительно новый Субару. Сама модель была выпущена в далеком в две тысячи десятом. Но при этом внедорожник был в отличнейшем состоянии, и с минимальным пробегом. Тут ещё удачно совпало, что незадолго до Леркиных именин в Госдуме наконец-то приняли закон о предоставлении прав на вождение лицам от шестнадцати лет* (Автор в курсе, что подобного закона в реальности не принимали, но автор позволила себе немного пофантазировать на эту тему). А Лерке пятнадцатого декабря, как раз грянуло шестнадцать. В общем радости моей лучшей (а по сути единственной) подруги в тот день не было предела. Лерка орала от счастья, прыгала вокруг автомобиля, снова орала, визжала от восторга, и не переставая оглядывала свой подарок. Меня она чуть не задушила в объятиях, хотя единственная моя заслуга заключалась в том, что я упросила дядю Сигизмунда потратить время и задействовать свои связи. Ну, правда мне пришлось два месяца в буквальном смысле батрачить в мастерской на всех видах работы, плюс готовка, походы в магазин, стирка и так далее. Словом, я Леркин подарок в буквальном смысле, простите за выражение, отработала.

Мы забрались в автомобиль. Я пристегнула ремень, а Лерка закинула в рот жвачку, выжала сцепление и завела двигатель.

– Ну, что? – кивнула я на рычаг КПП, за который взялась Лерка. – Я ведь была права, когда убедила тебя согласится на механику?

– Да, – усмехнулась Логинова, – признаю. Когда научишься ею пользоваться реально комфортнее автомата. Да и тачка бабла меньше жрёт.

– И проходимость лучше, чем у седанчиков с автоматом. – со смешком добавила я. – Дороги у нас местами хорошие, а местами только для танков.

– Причем только для русских, – хмыкнула Лерка.

– Ну, другим тут и делать нечего, – резонно заметила я.

– Точно, – согласилась Логинова.

Лерка аккуратно выехала с места парковки, и влилась в общее дорожное движение. Водить Лерку, кстати учила я. Ещё задолго до появления у нее автомобиля, и, разумеется, с позволения дяди Сигизмунда. Иначе ей, как и большинству новоявленных водителей пришлось бы ездить на попсовых «автоматах».

– Не спеши, только, – попросила я, слегка вжимаясь в спинку сидения.

– Кто бы говорил! – фыркнула Лерка, – Не вы ли с Федей, месяц назад взяли без спросу Nissan Skyline и покатались на нём, пока Сигизмунд Владиславович был в отъезде?

– Это не в счет, – стыдливо ответила я. – Skyline R34-легенда… Я не удержалась…

– Сама бредишь японцами, и меня подсадила, – хихикнула Лерка.

– Ты не пожалеешь, – хмыкнула я с толикой самодовольства.

Из воспоминаний скончавшейся Валентины Любинской, я хорошо запомнила дорогу к приюту «Зеленая колыбель». И через пару часов мы с Леркой уже ехали по широкой вымощенной старой брусчаткой дороге. По обе стороны от нас густел заснеженный лес. Приют располагался в месте соприкосновения городских окраин и лесных угодий. Из-за широкого округлого поворота, сквозь укрытые снегом переплетающиеся ветви деревьев нехотя выглянул край старинного здания из серого камня.

– Вау, – хмыкнула Лерка, когда впереди, над воротами вдали возвысилось во всей красе громоздкое здание приюта. – Ничесе…

Хотя Лерка не всегда умела широко и красочно выразить свое восхищение, в целом я была с ней согласна. Здание приюта «Зеленая колыбель» было выстроено в мрачноватом неоготическом стиле, сильно напоминающем архитектуру эпохи Тюдор. В центре здания виднелись высокие створки деревянных ворот, по обе стороны от которых не слишком сильно вытягивались узкие башни с зубцами на крышах. В белых рельефных рамах углублялись высокие окна, на всех трёх этажах. Здание растягивалось в обе стороны на несколько сотен метров, охватывая территорию никак не меньше футбольного поля. А скорее, даже больше.

Не смотря на свое величие и архитектурную красоту, здание приюта внушало зловещее и угнетающее чувство. В высокомерном и неприступном одиночестве высилось оно посреди заснувшего под снегом зимнего леса. И от взгляда на его стены в сердце проникало неугомонное тревожное чувство. Я тихо вздохнула, чувствуя, как по коже спины, прямо по позвонкам пробежала холодная щекотка. У меня создалось неприятное впечатление, что приют следит за нами. Бесстрастно наблюдает всеми десятками своих темных окон за одиноким внедорожником, посмевшим приблизится к его воротам.

Лера остановила автомобиль перед металлическими воротами, и посигналила. Я нервно сглотнула, прижала к себе пакет с подарком для Рады. Меня внезапно наполнило чувство мучительного волнения. Стало дико не по себе.

– Эй, Роджеровна, – Лерка посмотрела на меня с изучающим подозрением. – Всё в порядке?

Я мельком взглянула на нее, и быстро кивнула.

С другой стороны, к черным металлическим воротам подбежал охранник в чёрных брюках и горчичного цвета форменной рубашке с шевроном охранной компании.

У нас спросили цель визита. Я объяснила ситуацию. Охранник узнал есть ли в приюте шестилетняя Рада Любинская. А когда выяснилось, что есть, нас пропустили внутрь.

– Только пожалуйста припаркуйте автомобиль не далее вон того пруда, – охранник указал не большой заледеневший пруд в нескольких десятках метров от ворот.

– Как скажете, – притворно улыбнулась ему Лерка.

Ворота приюта открылись, мы заехали внутрь. Как и просил охранник мы остановились неподалеку от пруда, вокруг которого торчали безжизненные голые ветки кустарников.

Мы выбрались из автомобиля. Удерживая в руках пакет с подарком, я снова оглядела здание приюта. Отсюда монументальное строение выглядело ещё более угрожающе и зловеще. Хотя всё равно оставалось красивым.

Когда мы подошли к высоким отделанным деревом высоким створкам, нам на встречу вышла женщина в сером пальто. У неё были слегка взлохмаченные светло-русые волосы и очки в странной леопардовой оправе. Очки у неё были в форме CAT-EYE. Женщина была полноватой, но передвигалась с удивительно, почти парящей легкостью.

– Добрый день, – неожиданно звонким голосом произнесла она.

– Добрый, – неуверенно ответила я. – Мы приехали к…

– К Раде, – кивнула женщина. – Я знаю. Как вас зовут?

– Вероника, – ляпнула я, и тут же подумала, что называть настоящее имя не стоило.

Но Лерка тоже представилась настоящим именем.

– Очень приятно, – с дурацкой американской улыбкой ответила женщина. – Меня зовут Клавдия. Я работаю здесь воспитателем младших групп. Вы знали мать Рады?

– Н-нет… – промямлила я.

Я боялась этого вопроса. Потому, что за ним обязательно последует вопрос о том, почему именно мы привезли подарок Раде от её матери. Затем нас спросят где сама Валентина Любинская, и почему она не приехала к дочери лично? А мне было крайне неловко и трудно даже представлять, как я отвечаю на эти вопросы и рассказывают печальную правду. И меньше всего мне хотелось рассказывать это маленькой шестилетней девочке. Да вообще я бы ни к кому не хотела приходить с такой вестью!

Нас провели по коридорам с высокими потолками. Внутри здания было вполне уютно, хотя и слегка попахивало сыростью, а старые акриловые обои с узорами кое-где были порваны или продырявлены. В глаза бросалось изобилие комнатных растений, на окнах и на полу. Собственно, больше внутри смотреть было не на что. Кроме изредка попадающихся элементов декора из высушенных цветов и древесных веток причудливой формы, помещенных в рамки под стекло.

Клавдия провела нас с Леркой в комнату с синими стенами и серыми, обитыми замшей старыми диванами. На маленьких столиках здесь стояли вазы с фикусами. У торцевой стены зачем-то стояло старое пианино. А вдоль одной из несущих стен тянулись полки с выставленными на ней фотографиями в рамках, рисунками, кубками и разными статуэтками. На фотографиях чаще всего были улыбающиеся и смеющиеся дети.

– Подождите здесь, пожалуйста, – попросила Клавдия. – У нас сейчас тихий час, поэтому все спят. Я вам сейчас постараюсь привести Раду.

– Конечно, – ответила я. – Спасибо.

Она ушла. Мы с Лерой переглянулись.

– Ну и как тебе? – спросила Логинова, оглядывая помещение.

Она задержала взгляд на фотографиях в рамках и разнообразных статуэтках.

– Жутковатое местечко, – призналась я.

– Да, впечатление производит не самое радушное, – согласилась Лерка, и кивнула на фотографии. – Кстати, приют-то походу только для девочек.

Я тоже обратила внимание на фотографии, и заметила, что на снимках действительно отмечены только девочки. Хотя среди воспитателей и сотрудников детдома мужчин было не мало.

И почему-то этот факт вызвал у меня странное беспокойство.

Большие часы на стене монотонно тикали, отмеряя секунды.

Меня одолевала настырная нервозность. Я вертела головой по сторонам и беспокойно ерзала.

– Хватит нервничать, – проворчала Лерка. – Я слышу, как у тебя сердце барабанит. Че ты переживаешь то?

– Не знаю, Лер… – грустным, почти плаксивым голосов ответила я. – Сейчас придет ребенок, а я должна буду рассказать ей…

– А ты не говори, – нахмурившись, ответила Лерка. – Соври что ни будь. Мама занята. Что не знаешь, как это делается?

– Честно? – невесело усмехнулась я. – Нет…

Логинова в ответ только вздохнула. Не в силах просто сидеть, я встала с дивана, и подошла к полка с фотографиями и статуэтками.

Лениво прошлась вдоль них. Лерка тем временем заглянула в пакет с подарком.

– А ты не распаковывала? Не смотрела, что внутри? – спросила Логинова с ехидным любопытством.

– Нет! – ужаснулась я. – Ты что!.. Это ж не мне!..

– Хм… – Лера взвесила в руке прямоугольной формы свёрток в золотисто-фиолетовой обёртке. – Увесистый такой. Спорим внутри говорящая кукла? Ты как? Ничего не видела в её воспоминаниях?

– Нет, – вздохнула я, глядя на групповой снимок восьми девочек.

Я подошла ближе к полкам. Я не могла объяснить, что именно побудило во мне интерес к этой фотографии. На ней были изображены восемь самых обыкновенных девчушек, с счастливыми улыбками. Они хвастливо демонстрировали фотографу простенькую вышивку на платках. Странное наитие заставило меня протянуть руку к фотографии. Едва кончики моих пальцев коснулись гладкой, прохладной поверхности снимка, как перед глазами вспыхнул ослепительно белый свет, я услышала крики, смех, топот детских ног, и строгий крик какой-то женщины:

– Девочки! Немедленно перестаньте баловаться! Слышите меня! Здесь нельзя бегать!

Затем воспоминания сменились. Девчонки играли в куклы в игровой, и оживленно обсуждали что кукла «Марина» купит в подарок для своих подружек. Девочки и сами явно были подружками. Причем, очень дружными. В следующем воспоминании я увидела, как они втихаря, ночью, после отбоя с фонариком раскрашивают фломастерами раскраски с разными пони из мультика «Дружба-это, чудо». Потом пришла строгая воспитательница. Почти все девчонки успели заскочить в постель, но, одна из них замешкались, и её поймали с поличным.

– Кто ещё был с тобой?! – рассерженно спросила воспитательница.

Она безжалостно вытащила маленькую девочку из постели, и та босиком, в пижаме стояло перед ней.

– Никто, – пролепетал ребенок.

Воспитательница залепила её пощечину. Я вскрикнула. Воспоминание исчезло.

– Роджеровна! – Лера настороженно трогала меня за плечо. – Ты… Ты чего?… Что… Что, опять?.. Да?..

– Да, – кивнула я, и нервно сглотнула, глядя на фотографию с улыбающимися восемью подружками.

Логинова перехватила мой взгляд. Посмотрела на фотографию, и снова на меня.

– Что с этими девочками? А?

– Не знаю, – тихо ответила я. – Но с ними что-то случилось.

– Слушай не надо таким потусторонним голосом говорить, – слегка раздраженно, попросила Лерка, – мне стрёмно становится!

Я оглянулась на неё, виновато улыбнулась.

– Прости.

Лерка вздохнула, покачала головой, взгляд у неё был впечатленный.

– Я, наверное, никогда не смогу привыкнуть к твоим… – она замешкалась, явно пытаясь подобрать наиболее корректное выражение.

А я почувствовала внезапный и почти болезненный укол совести. Не стоило всё рассказывать Лерки. Не стоило погружать её в свой мир. Она совсем не обязана разделять со мной мои трудности, мои видения… мои кошмары. И видимо размышления отразились у меня на лице. Потому, что Лерка взяла за меня за руку.

– Всё нормально, Роджеровна, – сказала Логинова. – Слышишь? Не начинай только корить себя… Я по глазам твоим вижу, что ты уже начала себя накручивать. Типа «Зачем я ей все рассказала! Зачем втянула, и тэ дэ, и тэ пэ!»

Она вздохнула.

– Мне больше неприятно было, что ты слишком долго мне не рассказывала, – пожала плечами Логинова. – Хотя… На твоем месте я бы вообще не решилась. Я даже не знаю, как начать говорить о таком!

Дверь в комнату с синими стенами открылась, и вошла Клавдия. Воспитательница держала за руку девчушку, одетую в заношенный вязаный голубой свитер, клетчатую юбчонку, тоже явно ношенную, колготки, и тапочки в виде собачек.

Девочка молча шла за воспитательницей. Она с боязливым любопытством робко взирала на нас с Лерой. У малышки были большие, выразительные василькового цвета глазки.

При взгляде в её глаза, на её личико, у меня сдавило сердце и горло. Я представила, как отдаю ей подарок, а она спрашивает меня почему её мама сама не приехала. И я буду врать. Я обязана врать этой крохе. Потому что я просто не в силах (а может и не в праве) поведать ей истину.

Клавдия подвела девчушку к нам. Та явно застеснялась, и неуверенно отступила назад. Я попыталась улыбнуться ей, но глаза уже начинало щипать от наворачивающихся слёз.

– Радочка, – обратилась к девочке воспитательница Клавдия. – Эти девушки приехали от твоей мамы.

Девочка удивленно посмотрела на женщину, затем на нас.

– Привет, – произнесла я, изо всех стараясь не расплакаться. – Меня зовут Ника, а это Лера.

Я указала на свою подругу. Логинова помахала малышке рукой.

Девочка слегка пугливо, и даже настороженно глядела на нас.

– Рада, – воспитательница чуть наклонилась к девчушке, – что надо сказать?

Та взглянула на женщину, затем на нас, и пролепетала смущенно:

– Здравствуйте…

Я, как можно более добродушно улыбнулась ребенку.

– Ну, я вас оставлю, – предложила Клавдия, и посмотрела на девочку. – Веди себя надлежащим образом Рада, помни о правилах и приличиях, которым тебя учили.

– Хорошо, Клавдия Романовна, – тонким голоском ответила девочка.

Воспитательница ушла, оставив меня и Леру с Радой.

На несколько секунд возникла неловкая пауза. Мы с Леркой смотрели на Раду, а девочка глядела по очереди глядела на нас.

Я посмотрела на Логинову, та пожала плечами.

Я неуверенно подошла к Раде.

– У нас есть для тебя подарок.

– Подарок? – переспросила девочка. – От мамы?

– Да, солнышко, – кивнула я. – От твоей мамы.

Я подошла к ней, и протянула пакет с подарком.

– Держи. Это тебе.

– Спасибо, – проговорила Рада, принимая у меня пакет с подарком. – А что там?

– Н-не знаю… – честно ответила я, и нервно улыбнулась ей через силу.

Знал бы кто, как неуютно я себя чувствовала в этот момент. И как тяжело было сдерживаться, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу. В голове завертелись навязчивые воспоминания матери Рады. Я снова увидела отрывки кошмарных воспоминаний Валентины, из того дня, когда её изнасиловали прямо после школьного выпуска. Я услышала крики её мольбы, услышала пьяный и злорадный хохот её насильников. Я вспомнила, как Валентина принесла, посреди ночи, под дождем, принесла новорожденную Раду под ворота «Зеленой колыбели».

– Ника, – произнесла девочка.

Я опомнилась, посмотрела на неё.

– Да, солнышко? – ласково спросила я.

– Почему ты так выглядишь, как будто тебе хочется плакать? – спросила Рада. – Что-то случилось, да? Что-то с мамой?

Я коротко вдохнула, застыла на месте. Болезненная тяжесть повисла в груди. Горло сдавило сильнее, стало так мерзко и противно на душе. Я смотрела в васильковые глаза Рады, робкие и наивные, полные хрупкой надежды. Я видела свое отражение в её глазах, и чувство горечи внутри меня медленно, с ожесточением, расцарапывало душу.

– Я… – мне с трудом удалось издать звук. – Нет… П-просто…

Она смотрела на меня. Молча. Робко. В васильковых детских глазах таилась боязливая надежда. И у меня был выбор: или рушить её, или лгать…

На мое плечо легла ладонь Лерки.

– Рада, – дружелюбно, по-приятельски обратилась Логинова к девочке, – моя подруга немного переволновалась, пока ждала тебя. Всё-таки выполнение поручения твоей мамы очень ответственное задание. Давай мы позволим Нике выйти ненадолго, и перевести дух, а я отвечу на все твои вопросы. Идёт?

– Хорошо, – Рада улыбнулась Лерке.

Я взглядом поблагодарила подругу, та молча кивнула, и взяла девочку за руку. Они вдвоем сели на один из диванов, а я тихо выбралась в прохладный коридор.

Я была очень благодарна Лерке за вмешательство. Едва я вышла за порог комнаты для гостей, как сдерживаемые слёзы хлынули по моим щекам. Стоя у окна, я тихо дрожала от бессильного рыдания. Меня раздирало отчаянное горестное сочувствие к Раде. Невыносимое чувство жалости к оставшейся без матери девочке травило сердце, и обжигало душу изнутри. Меня пробирало гневное кипучее чувство несправедливости.

Ну, почему так?! Почему, чёрт возьми, должно происходить всё вот так?! За, что этот ребенок, обречен жить сиротой?! Кто там наверху всё это всегда за всех решает!

Мрачные, тягостные и противоречивые мысли осиным роем вились в голове. И осознание суровой, угнетающей реальности жалило куда-то очень глубоко, в самый сокровенный уголок души. Где обычно таятся самые хрупкие надежды.

Я вновь и вновь вспоминала. Я закрывала глаза и видела воспоминания Валентины Любинской. И я не могла перестать думать о том, что было бы если бы…

Мои досадливые и угрюмые размышления прервал ворвавшийся в тишину длинного коридора пронзительный детский крик.

Тонкий, срывающийся на истеричный хрип крик перепуганного ребенка.

Я вздрогнула, быстро повернулась в сторону крика. Резким хищным броском в сознание и тело ворвалась шальная тревога. С диким рвением в груди забилось сердце. Его удары пульсирующим эхом отзывались в кончиках пальцев рук.

Я тщательно вслушивалась, но теперь стены приюта хранили невозмутимую тишину. Одолеваемая пугающими подозрениями, я прошла по длинному коридору, и вышла к широкой спиралевидной лестнице с деревянной резной балюстрадой.

Укрытые темно-изумрудным ковром ступени уходили наверх. Я огляделась по сторонам. Коридор в обе стороны пустовал.

Все-таки в приюте сейчас тихий час, все дети спят. А воспитатели наверняка коротают время за чашкой чая.

Подгоняемая всё тем же неугомонным чувством тревоги, я ступила на лестницу, поднялась на второй этаж. Меня не покидало навязчивое и необъяснимое чувство, что за мной следят. И, нет не люди, а само здание. Сам приют. «Зеленая колыбель» словно действительно с холодным пренебрежением безмолвно наблюдала за мной.

Крик ребенка больше не повторялся. Он был коротким и внезапным, как случайный блик солнца среди городских улиц. Второй этаж был почти полной копией первого. Такие же блекло-зеленые стены с простыми узорами, такие же цветы, пальмы, фикусы, и декор из высушенных веток и цветов. Постояв здесь, я подняла взгляд выше, на третий этаж. Я ринулась дальше, вверх по лестнице. Изнуряющее беспокойство пульсировало во мне в такт скачущему сердцу.

– Что вы здесь делаете?! – чей-то резкий, строгий голос вспорол безмолвие.

Я вздрогнула на ступенях лестницы, оглянулась.

Ко мне подошел какой-то мужчина в зеленом пиджаке и черных брюках. У него были каштановые жидкие волосы, чуть ниспадавшие на лицо, усы и борода со следами проседи. Лицо с широкими скулами и глубоко посаженными глазами. Взгляд мужчины был властным, ледяным и колючим. Бледноватая кожа выглядела слегка влажной, или потной.

– Я повторю вопрос, – проговорил он раздраженным баритоном, – что вы здесь забыли?!

– Я… – проговорила я, сбитая с толку его агрессивным напором. – Я просто услышала крик…

– Ну и что?! – он поднялся ко мне на лестницу. – Это дает вам право шляться, где вам вздумается? Здесь живет больше полторы сотни детей! Иногда они кричат и капризничают! Вы впервые слышите об этом?

– Простите, – ответила я, с трудом выдерживая взгляд его темных глаз. – но мне не показалось, что кричавший ребенок не просто капризничал…

– Так, я не знаю, кто вы, но вам лучше уйти отсюда. Возвращайтесь на первый этаж. Если вы приехали кого-то навестить, то все встречи проходят только на первых этажах. Там есть для этого специальные комнаты.

С этими словами он взял меня за руку, и повел вниз. Я безвольно, послушно пошла следом, не смея противиться.

Когда мы спустились с пролета между вторым и третьим этажом, я услышала звук похожий на шепот. Я неуклюже обернулась на ходу, и по коже сошел легкий жар.

Они стояли там, все восемь. Молча, в ряд, на фоне тусклого зимнего света из окна. Те самые восемь девочек, чьи воспоминания я увидела в комнате для встреч. Их взгляды были устремлены на меня. А на бледных лицах замерло бесстрастное печальное выражение.

Мужчина в зеленом пиджаке свел меня на первый этаж, и нетерпеливо махнул рукой в сторону комнаты для встреч, в которой я оставила Лерку и Раду.

– Идите, – почти приказным тоном велел он. – И вздумаете ещё раз шастать, где вам вздумается, я предупрежу охрану, чтобы вас больше не пускали на территорию приюта!

– Извините, – пробормотала я стыдливо.

Мне ничего не оставалось, как послушно вернутся к комнате для встреч.

Но когда я подошла туда, Лерка уже вышла, а Клавдия уводила за руку Раду. Девочка обернулась на звук моих шагов. Тут она что-то тихо спросила у воспитательницы, та кивнула, и отпустила руку Рады. Дочка погибшей Валентины бросилась ко мне.

– Вытяни руки! – прощебетала она с счастливой улыбкой.

– А… Ладно, – я неловко вытянула вперед сложенные ковшом ладони.

Рада быстро положила в мои руки две конфетки в ярких обертках.

– Спасибо за подарок! Передайте маме привет! Пока! – Рада помахала мне рукой, и весело ускакал к воспитательницы.

Я еще несколько секунд, стоя с протянутыми руками, оторопело глядела ей вслед.

«Передайте маме привет!». Эти слова голосом Рады ещё долго звучали в моей голове.

Мы с Леркой вышли из здания приюта. Я натянула на руки перчатки, и уставилась на снег под ногами. В душе стыла печальная досада.

– Как она приняла подарок? – спросила я, когда мы шли к машине Лерки.

– С писком и восторгом, – усмехнулась Логинова. – Очень позитивная девчушка.

Я на мгновение одобрительно улыбнулась, и снова задумалась.

– Кстати, в упаковке оказалась интерактивная игрушка-щенок, – сообщила мне Логинова.

– Интерактивная? – переспросила я.

– Ага, – кивнула Лера. – Тявкает, скулит и писается.

– Лера…

– Ладно, только тявкает и скулит, и ещё виляет хвостиком, – усмехнулась Лерка. – Не очень дешевая игрушка, к слову.

– Да, наверное… – отстраненным голосом согласилась я.

– Да что с тобой такое? – не выдержала Лера. – За что ты опять себя коришь? Ты же выполнила последнюю просьбу той женщины! Ну! Твоя совесть чиста! Что опять не так то?

– Да… ничего, – не хотя ответила я.

– Роджеровна ты врать не умеешь, – ехидным голосом заметила Лера. – Давай, выкладывай. Что? Опять что-то увидела?

Я молча кивнула.

– Выйдя из комнаты, я услышала детский крик, – рассказала я, взглянув на Леру. – Мне показалось, что кричали где-то с третьего этажа, я хотела подняться и посмотреть, что там происходит. Но между вторым и третьем этажами меня поймал какой-то крайне неприятный субъект, с замашками диктатора.

– Не иначе, как местный директор. – хмыкнув, ответила Лерка. – Рада мне про него рассказывала. Они его тут Пожирателем называют.

– П-пожирателем?! – переспросила я ошарашено. – П-почему?!

– Рада, говорит эту кликуху ему уже давно приписали. Задолго до того, как она тут появилась. Это старшие девчонки его так между собой называют, ну а эти, помладше, повторюхи мелкие…

– Надо полагать этим прозвищем его наградили не от большой любви. – мрачно заключила я.

– Да уж, вряд ли, – со вздохом согласилась Лерка. – Вообще, как я сказала, неприятное место. И девчонкам, которые здесь живут я не завидую.

– Это не просто так, Лер… – я снова отвела взор и, поджав губы, покачала головой. – Что-то… что-то происходит там… Что-то кошмарное творится за стенами этого приюта…

Я остановилась на месте. Лера встала рядом со мной. Пару секунд я отрешенно глядела на снег.

– Роджеровна с тобой всё в порядке? – осторожно спросила Лера.

Я медленно покачала головой.

– Тот этаж… Что они там скрывают? Этот… Это Пожиратель… Он не просто так разозлился на меня. Он явно нервничал, Лер. Он был обеспокоен. А ещё…

Я нервно сглотнула.

– Я видела тех девочек.

Лерка судорожно вздохнула, и тихо грязно выругалась.

– Я так и знала…

– Прости… – шепнула я.

– За что? – фыркнула Логинова. – За то, что ты видишь вещи, которые не видят другие, и это не редко спасает чужие жизни? Брось… А ты думаешь с этими девочками здесь… что-то… делают? Что-то… не хорошее?..

Судя по голосу Лерке не очень хотелось даже предполагать, что именно может происходить с воспитанницами «Зеленой колыбели» за непроницаемыми стенами старого особняка.

Я не ответила. Я не отводя взор, встревожено и пытливо глядела на стены особняка. Где-то внутри меня крепла мрачная уверенность в том, что этому зданию есть что скрывать от любопытных глаз и ушей. А здание приюта в ответ с безразличием взирало на меня десятками тускло-серых, непроницаемых окон.

Шепот… Шепот в дуновении зимнего ветра. Легкий, как ласковое прикосновение. Шепот с левой стороны. Не разборчивый, манящий, и требовательный. Шепот в шуме холодного ветра…

Я медленно повернула голову, глядя Лерке за плечо. Я почти не удивилась, я не дрогнула, и даже нервно не сглотнула. Только сердце забилось чуть быстрее.

Они все были там. Все восемь. Все те девочки, которых, я почти уверена, давно уже нет в живых.

Они стояли у большого кряжистого дерева с чёрной-корой. Впившееся в землю извивающимися корнями, оно напоминало перевернутого вверх ногами кальмара или даже мифического кракена. А его ветви-щупальца веером тянулись в разны стороны.

Я ринулась к дереву.

– Роджеровна… – проговорила Лерка.

– Пожалуйста, не иди за мной, – попросила я не оборачиваясь.

Не отрывая взора от девочек, я шла к ним, приближалась к дереву.

В голове зазвучали отдаленные голоса.

– Ну! Давай! Ну, Ира! Ну, бросай уже!

– Лови! – засмеялась в ответ другая девочка.

Перед моими глазами прерывистыми вспышками замелькали обрывки видения. В лучах солнца, посреди летней зелени восемь девочек. Три из них в шортиках и футболках, остальные легких платьецах. Девчонки стояли кружком и перебрасывали яко-розовый мячик. При этом они играли в слова. Слово нужно было говорить во время броска. А тот, кто ловит мяч должен был быстро придумать слово в соответствии с последней буквой предыдущего.

– Огород!

– Дом!

– Метеорит!

Их звонкие детские голоса звучали при каждом броске розового мячика.

– Тапок!

– Ключ!

– Чайник!

Мяч скачет из одних рук в другие. Летний ветер качает стебли трав и густую листву деревьев. Над приютом голубеет чистое небо с сияющим солнцем. Идиллия.

– Картина!

– Азбука!

– Арбуз!

Мяч все быстрее прыгал из рук в руки. Девчонки распалялись, их переполнял восторг и азарт игры. Все понимали, что сейчас кто-то должен проиграть. Задуматься, сбросить темп, или бросить мяч без слова. И все это означало бы проигрыш.

– Зуб!

– Барабан!

Одна из девочек, тёмненькая, в желтом платье поймала мяч и застыла с растерянным лицом. Она не успела придумать слово.

Девчонки радостно завопили, зааплодировали. Их беззаботный громкий смех летал по кругу.

А девочка в желтом платье обиженно насупилась.

– Ну, и чего смеетесь? – пробубнила она. – Я просто… задумалась.

– Да ничего страшного, Тань, – произнесла одна из девочек с русыми волосами, одетая в красную футболку с белые шортики. – В прошлый раз я проиграла, а позапрошлый Диана… Все по очереди будем

– Да? – Таня оглянулась на одну из девочек, одетую в фиолетовую футболку. – А вот Лиза ещё не была!

Лиза в ответ шутливо показала язык, и отбросила назад белокурые волосы.

После очередной вспышки воспоминания, я вдруг осознала, что стою в центре круга девочек. А те снова играют в мяч и называют слова.

Охваченная привычным волнением, я в смятении глядела на детей.

Во мне крепло и твердело ожидание чего-то страшного и отвратительного. Я чувствовала это. Я знала… И словно в подтверждении моих слов в нескольких шагах от девочек я увидела Вестника. Конь молча, не двигаясь стоял в траве и глядел на нас.

Высокий, породистый, тёмно-мышастой масти, и с густой челкой на глазах. Он не вороной, но ненамного лучше него.

Летнее небо потускнело. Словно ослабев бесшумно осел теплый ветер. Трава и листья больше не качались от его дуновений. Летний день померк, теряя краски. А девочки вдруг остановились, застыли. Розовый мяч упал на траву, неспешно покатился в сторону.

Часто, нервно дыша я мотала головой из стороны в сторону. Все девчонки вокруг меня вдруг опустили голову и руки. Все стояли одинаково понуро, молча, покорно.

– Что… – начала я.

И тут сверху к каждой из них точно щупальца или длинные языки спустились сотни красных нитей. Я поперхнулась криком ужаса, глядя, как нити опутывают девочек. На моих глазах обвязанные нитями девочки обманчиво легко взмывали вверх одна за другой. Я задрала голову вверх и увидела, что небо над моей головой побагровело, а облака почернели. Я не кричала. Я только задыхалась, одержимая бессильным кошмаром происходящего.