Текст книги "Красные нити (СИ)"

Автор книги: Юлия Поспешная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 41 страниц)

– Спасибо, офицеры, – сказал Стас охранникам, – Дальше мы сами.

– Начальник тюрьмы просил напомнить, что у вас не более сорока минут, – не слишком уверенно проговорил один из офицеров охраны.

– Отлично, – кивнул Стас. – Тогда если нам не хватит этого времени, как причину не полных сведений и не качественного результата беседы с заключенным, я укажу ваши строгие правила. Думаю, в МВД и Минюсте в должной мере оценят ваши непреложные ограничения.

Охранники переглянулись. Их лица выражали обеспокоенную растерянность.

Когда они удалились, Сильвестр нехотя присел на стул, на своей стороне комнаты. От Стаса и Бронислава его отделяла стена, которая делила комнату для свидания на две половины, и прочная решетка.

– Только побыстрее и покороче, – сердито произнес Сильвестр.

– Зависит от вашей искренности, – с толикой угрозы в голосе, прохладно произнес Корнилов.

Сильвестр не без удивления взглянул на него. Мало, кто отваживается говорить с ним подобным тоном. Даже здесь, в тюрьме.

– Я вас слушаю, – проговорил Сильвестр.

– Меня зовут подполковник Корнилов, – представился Стас, и показал удостоверение.

– Я о вас слышал, – кивнул Сильвестр, поглядев в документ Стаса.

– У меня есть к вам вопросы, – продолжил Стас, игнорируя вопросительный взгляд Бронислава.

Старшему лейтенанту явно не понравилось, что Стас не представил его, но протестовать он не решился.

– Говорите, – пожал плечами Сильвестр.

– Вы Сумеречный портной? – в лоб спросил Корнилов.

Сильвестр пару секунд смотрел ему в глаза. Стас ждал.

– Думаю, вы, как офицер УГРО должны быть хорошо информированы об этом.

– Тем не менее, я спрашиваю вас, – настоял Стас.

Сильвестр криво усмехнулся.

– Да. Сумеречный портной – это, я.

Стас снова выждал несколько мгновений.

– Помните своих последних жертв, Сильвестр?

– Помню, – глядя в глаза Стасу, ответил Гольшанский. – Фамилий не скажу, а вот имена… Даша, Полина, и… Кажется Алла.

– Алла Горбенко, – кивнул Стас. – Да, всё верно.

– Вы, что, господин подполковник, проверяете меня? – не хорошо усмехнулся Сильвестр.

– Да. – ни чуть не смутившись, ответил Корнилов.

– Не верите, что я убийца? – глаза Сильвестра не хорошо блеснули.

– Почему же, – проговорил Стас, не отводя взгляд от глаз Гольшанского. – Охотно верю. Убийца, подонок, и моральный урод. И ещё какой… Вот только не тот, кто мне нужен.

Лицо Сильвестр оставалось каменным и угрюмым. Взгляд серо-зеленых глаз буровил Стаса.

– Вас, товарищ подполковник, наверное, интересует, почему, когда я увидел вас возле здания суда, никак не показал, что узнал вас? – ухмыляясь, с нескрываемой издевкой проговорил Слиьвестр.

Сейчас, глядя в насмехающиеся серо-зеленые глаза Сильвестра Гольшанского, Стас неожиданно почувствовал взбирающуюся по телу ледяную оторопь, щекотную дрожь между лопаток.

– Если хотите убедиться в моей… – Сильвестр гадко усмехнулся, – в моей подлинности, то я могу подробно рассказать, как я убивал их. Хотите? Или…

Глаза Гольшанского сверкнули лихорадочным азартом.

– Я могу напомнить вам дату дня рождения вашей прелестной дочурки, господин подполковник.

Стас с маской невозмутимого равнодушия на лице, изучающе глядел на Гольшанского.

Бронислав разглядывал Гольшанского пристальным свирепым взглядом. Стас незаметно пнул его ногой под столом. Коршунов обратил взор к Стасу. Корнилов заметил, что Брон в бешенстве. Глаза юноши горели праведным гневом.

– Ещё какие-то вопросы у вас будут, господин подполковник? – елейным голосом поинтересовался Гольшанский.

– Да, – кивнул Стас. – Не могли бы, господин Гольшанский, рассказать мне о… судебном разбирательстве, которое происходило четыре года назад в Аргентине, между вашей дочерней компанией, Argstrong и производителем овощных консервов, «Елизар»?

Стас заметил, как на лице Гольшанского дрогнули скуловые мышцы. Корнилову было интересно, какую стратегию защиты предпримет Сильвестр.

– Какое это имеет отношение к делу?! – резко спросил он.

– Такое, что вы в это время, почти год, – Стас сделал ударение на последнем слове, – находились в Аргентине.

Гольшанский чуть опустил голову, исподлобья недобрым, угрожающим взглядом обжег Стаса.

– Не представляю, откуда у вас эта информация…

– От исполнительного директора консалтинговой компании, услугами которой вы воспользовались, перед тем, как решить купить территорию в Санта-Фе, возле Росарио-усмехнувшись, ответил Стас.

Бронислав с изумлением уставился на Корнилова.

– Судебное разбирательство между моей дочерней компанией и «Елизаром» действительно было, – ответил Сильвестр, глядя в глаза Стасу. – Но проходило оно без моего присутствия. Я вполне мог контролировать ход дела, оставаясь здесь, в Москве.

– Неужели? – спросил Стас.

– Да, – рыкнул в ответ Сильвестр.

– Тогда, выходит, бывший исполнительный директор компании «Perfecto», Лаврентий Титов врёт?

– Вероятнее всего, – ровным голосом проговорил Сильвестр.

Он почти идеально владел собой. Почти. Его выдавали только глаза, точнее взгляд. Ненавистный, испепеляющий и раздраженный взгляд.

– Тогда, наверное, и правда, что консалтинговая компания «Perfecto» развалилась по вашей вине?

– Отчасти, – осклабился Сильвестр.

– В таком случае, – продолжил Стас, – зачем же Титову давать нам сведения, которые могут вызывать сомнения в вашей причастности к убийствам Портного? Ведь его должно полностью устраивать, что вы попали за решетку. Не так ли?

– Вам лучше спросить у него, – процедил Сильвестр. – Я не знаю, чем он руководствовался.

– Ну, разумеется, – ответил Стас. – И последний вопрос.

– Да? – чуть склонив голову к плечу, спросил Сильвестр.

– Из какого материала вы шили платья для жертв?

Сильвестр поджал губы, вздохнул.

– Чего вы добиваетесь, подполковник?

– Просто задаю вопрос. Вам сложно ответить? Вы же хотите, чтобы я думал, что Портной-это вы?

Гольшанский фыркнул, снова едко усмехнулся.

– Это был ситец.

Стас качнул головой.

– Надо же…

– На сегодня, думаю, вопрос достаточно, – вставая со стула мрачно проговорил Сильвестр.

– Как скажите, – пренебрежительно бросил Стас.

– Охрана! – позвал Сильвестр.

***

Они вышли из здания, и направились к центральным воротам. Бронислав шел молча, чуть опустив голову, хмуря брови, он глядел вниз перед собой. Стас окинул взглядом засыпанные снегом, огороженные площадки для выгула заключенных.

– Могу я спросить, зачем? – не выдержав, спросил Бронислав. – Зачем вы рассказали Гольшанскому о Титове? Вы же понимаете, что теперь будет?

– И что же будет? – не глядя на него, спросил Стас.

Бронислав посмотрел на Стаса со смесью возмущения, страха и смятения.

– Как… Как «что»! – прошипел он. – Вы же только что, фактически, подписали приговор Титову!

– Успокойся, – лениво и небрежно отозвался Стас, продолжая разглядывать внутренний двор «Черного дельфина». – Ничего я ему не подписывал.

– Но, ведь его теперь убьют!

– Во-первых, мы за ним следим, и просто так пристрелить его не выйдет, – возразил Стас. – Во-вторых, ради чего его теперь убивать? Единственное, о чем может сейчас жалеть Сильвестр, это о том, что не убил Титова раньше. А сейчас… Смысл? Если с Титовым что-то случится, мы легко свяжем это с тем, что происходило в Аргентине, четыре года назад. И донесем это до всех источников СМИ. Гольшанского и МосИнвест так обольют грязью, что их инвестиции вообще больше никому не понадобятся.

– Как у вас всё просто, – проворчал Бронислав. – А если Гольшанский решит провести акцию устрашения? Чтобы другие свидетели того дела молчали в тряпочку?

– Брон, сейчас не девяностые, – хмыкнул Стас. – И потом, такой «акцией устрашения» Гольшанские смогут добиться только обратного эффекта. Который, к слову, их конкуренты легко смогут использовать против них. Мы живем во времена не прекращающихся информационных войн, Коршунов. И сегодня войны ведутся общественными мнением и системой взглядов, на формирования которой усиленно влияют те или иные силы. Понимаешь?

– Интересно, только зачем тогда олигархи стреляют друг друга периодически, – с мрачной иронией ответил Бронислав.

– Стреляют они друг друга всё меньше и реже, – возразил Стас. – А вот случаи разборок с огнестрельным оружием между обычными людьми, к сожалению, учащаются.

– Значит, вы уверенны, что Титову ничего не грозит? – вздохнул Бронислав.

– Скорее всего, – ответил Стас.

– Скорее всего? – переспросил Коршунов.

– Да. Я не могу ничего знать наверняка.

– Вас как будто радует, что его могут убить.

– Если его попытаются убить, значит мы копаем в нужном направлении.

– А если его все же убьют? – с нажимом на последнем слове спросил Бронислав.

– Тогда мы, опять-таки, сделаем все, чтобы СМИ связали это убийство с Гольшанскими и банком МосИнвест, Бронислав. И доказательства мы найдем, уверяю тебя. И Сильвестр, и Елизавета, и Орест, все это отлично понимают. Поэтому, уймись. Они не станут рисковать миллиардным контрактами из-за трепли Титова. Им дешевле отбрехаться, и обвинить его во лжи, в фальсификации, и проплаченной клевете.

Они уже подходили к машине, когда Брон вдруг спросил:

– А вы уверенны, что Сильвестр все же не Портной?

– Он хорошо играет роль, – пожал плечами Стас. – Но он не Сумеречный портной. Теперь я в этом уверен.

– Почему?

– Потому, что платья жертв Портного были из вискозы, а не из ситца, – ответил Стас. – Садись.

Они забрались. Бронислав ошарашенно качнул головой, и сел рядом с Корниловым.

Стас вставил ключ в замок зажигания, и вдруг замер, несколько раз втянул носом воздух.

– Что случилось? – спросил Бронислав.

Стас обернулся назад. На заднем сидении его внедорожника сидел рыжий щенок Викинг, и виновато махал хвостиком. А рядом с ним, на обшитом кожей сидении красноречиво поблескивало влажное пятно.

Бронислав тоже оглянулся, заметил «подарочек» щенка, которого ненадолго оставили в машине, и виновато посмотрел на Стаса.

Корнилов глядел на него каменным, осуждающим лицом.

– Я… – Бронислав прокашлялся. – Я оплачу чистку…

– Не сомневаюсь, – проворчал Стас и, отвернувшись, завел двигатель.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, 18 января

Письма содержали в себе неудержимую страсть и яростное желание. Читая строки из писем, написанных Людмиле неизвестным поклонником Стас физически ощущал его маниакальную одержимость этой девушкой. Он жаждал её сильнее, чем замученный жаждой человек в жаркой пустыне. Эта девушка была для Поклонника, как желанный, но недоступный наркотик.

Стас читал уже четвёртое письмо, и мог сделать выводы.

Первое, Тот-кто-слал-письма следил за Людмилой. Воочию. Иным образом нельзя, просто не возможно объяснить описанные им в письмах подробности её повседневной жизни. Стремясь показать Людмиле, насколько близко он находится, Тот-кто-слал-письма выдал себя.

Второе, он действительно готов убивать ради неё. Она, и только она имеет для него значение. Она для него предмет желания, страсти и даже… своеобразно поклонения. И именно на этом, его можно взять. Понятно теперь, откуда такая фанатичная жестокость, проявленная в убийстве не состоявшихся адвокатов Гольшанского.

И третье, самое не приятное для Людмилы. Тот-кто-слал-письма явно знает Людмилу давно. Он давно наблюдает за ней. Он очень давно рядом… Иначе бы в письмах он не упоминал о том, какой «юной и невинной она была в школьном наряде» или «как старательно и прилежно она училась, в отличии от большинства её нерадивых одноклассниц». В письме он даже описывал большой фрагмент, посвященный школьному балу Людмилы, и тому, как она танцевала с тем, кто и мизинца её не достоин.

– Похоже убитые адвокаты не первые жертвы поклонника Елизаровой, – вдруг проговорил Бронислав Коршунов.

Он сидел за своим столом, и читал часть писем.

Прошло всего полтора часа, как они вернулись в Москву из Соль-Илецка, где располагалась одна из самых страшных тюрем страны.

К удивлению Стаса Бронислав ни словом не обмолвился о том, что ему нужен отдых. Хотя, было очень заметно, что читать письма для Коршунова крайне рутинное, скучное и утомительное занятие.

Арцеулов и Домбровский тем временем усердно «копали» в поисках информации о делах Гольшанского в Аргентине. Если они что-то найдут, можно будет смело утверждать, что Сильвестр Гольшанский нарочно оговорил себя в суде, и не является истинным убийцей. Во всяком случае малолетних девочек, которых вешал Портной.

– О чем ты? – спросил Стас, глянув на Коршунова поверх письма, которое читал.

– А вот… – Бронислав прокашлялся. – «Тот урод, который вылил сок в твою сумочку больше тебя не побеспокоит. В ближайшем будущем он будет занят отращиванием новых ног. Никто смеет оскорблять и порочить тебя, любовь моя! Я не позволю никому, кто сделал тебе больно, остаться безнаказанным!..»

Бронислав пожал плечами.

– Ну, и дальше в том же духе.

Стас отвел взгляд, задумался. Слова Бронислава укрепили его уверенность, что таинственного и опасного Поклонника Людмилы следует искать в её прошлом. В частности, среди её одноклассников, или среди учителей. Но помимо этого Стаса тяготило ещё одно обстоятельство. Если Сильвестр не Портной, а теперь в этом почти нет сомнений, настоящий убийца всё ещё на свободе. А это значит, что Рите и Алине нужно будет вновь покинуть город, а лучше и страну. На время. Потому что на этот раз Стас был полон решимости поймать Портного. Настолько, что готов попросить помощи у Ники, в случае непреодолимых трудностей в расследовании.

Стас вздохнул. Он понимал, что это будет тяжело: фактически вести два расследования одновременно. Утешало только то, что эти дела отчасти связанны.

Его размышления прервал стук в дверь кабинета. Затем внутрь вошел слегка запыхавшийся Николай Домбровский. Он бросил недружелюбный взгляд на Бронислава. Коршунов в свою очередь приветливо улыбнулся, но Коля уже смотрел на Стаса.

– Пока вас не было, – проговорил он, – Титов встречался с двумя приятелями. С обоими он работал в Аргентине. На контакт с ними я пока не выходил. Но, оба явно могут обладать какой-то информацией.

– «Какая-то информация» нас не устраивает, – задумчиво глядя перед собой, ответил Стас. – Мы должны быть уверены, что эти двое могут предоставить ещё более или не менее убедительные улики того, что Сильвестр Гольшанский четыре года назад пребывал в Аргентине.

– Я распорядился установить слежку и прослушку за этими двумя субъектами, – ответил Домбровский. – Но, пока никто из них не связывался с другими участниками тех событий.

– Нужно запросить информацию об этих людях в МИДе, – ответил Стас. – Нас в первую очередь интересует с кем они вели дела в Аргентине. Так мы можем выйти на тех, кто более тесно тогда работал с Гольшанским. Так же нужно собрать информацию о менеджерах и директорах «Argstrong», которые тогда работали или продолжают работать в компании. И постараться склонить их к диалогу. Будет хорошо, если кто-то из них уже успел уволится, и сейчас работает в других компаниях, не подчиненных Гольшанским.

Стас бросил взгляд на Бронислава.

– Это очень большой кусок работы, Коль. Думаю, тебе понадобится помощь.

Домбровский обернулся на Бронислава, затем снова посмотрел на Стаса.

– Мне мог бы помочь и Сеня.

Стас скривился.

– Мы оба знаем, что Сеня не совсем подходит для терпеливого и продолжительного сбора информации. У него другая стихия, к тому же… для него у меня будет задание иного рода. Но, пока пусть для него это будет сюрпризом.

– Стас, – нахмурился Коль. – А зачем нам вообще прилагать столько сил и тратить столько времени, чтобы доказать невиновность Сильвестра Гольшанского? Ты ведь не сомневаешься, что он по какой-то причине себя оговорил? А значит мы уже сейчас сами можем продолжать расследование и ловить Портного.

– До тех пор, пока нас не прихватит за задницу СКР или ГУСБ, – хмыкнул Стас. – Ты забыл, что меня и всех вас отстранили от расследования по делу Портного?

– Стас, это было больше четырёх лет назад! – воскликнул Домбровский.

– Да, но с той поры ничего не поменялось, – вздохнул Корнилов– И если кто и будет вести дело Портного вновь, то это Следственный комитет России.

– Опять СКР, – проворчал Коля. – Тогда они бросили это дело.

– Значит тем более, нужно убедить их начать расследование вновь, – проговорил Стас, и посмотрел в глаза Домбровскому. – Если мы не можем сами официально вести следствие, мы можем убедить возобновить его тех, кто в праве это сделать.

– Официально? – переспросил Николай, уловив чуть заметное ударение в словах Стаса на это слово.

– Ты всё правильно понял, – кивнул Стас. – Мы с одной стороны докажем, что убийца на свободе, и добьем возобновления расследования, а с другой будем продолжать своё. Так будет, даже эффективнее.

– Ага… – хмыкнул Коля. – А ты уверен…

Он обернулся на Бронислава.

– Ты уверен, что среди нас нет никого, кто мог бы настучать?

– Уверен, – Стас тоже перевел взгляд на Бронислава. – За вмешательство в расследование, максимум, что грозит тебе и Сене-это устный выговор. Мне, возможно, выговор с занесением в личное дело. А кто-то сможет и вовсе забыть о службе в нашем отделе, да и о службе вообще в других подразделениях, включая СКР. Стукачей презирают повсюду, даже в налоговой службе, как это ни странно.

Слова Стаса содержали предостерегающую и чуть насмешливую иронию, с прозрачным намеком.

Бронислав в ответ лишь кивнул, и пожал плечами.

– Думаете, я побегу стучать своей невесте? Или её дяде?

– Да, – хмыкнул Домбровский. – А разве нет?

– Вы с первых минут решили, что я сюда пришел, чтобы следить за вами, – фыркнув, ответил Бронислав.

– Это вполне ожидаемо, учитывая многие факторы, – проговорил Стас, испытующе глядя на Бронислава.

– Согласен, – глядя в глаза Корнилов, ответил Коршунов. – Но, я здесь по другим причинам.

– Да ну? усмехнулся Домбровский. – Не поделишься?

– Вас это не касается, и ничем вам не угрожает, – ершисто ответил Коршунов. – В конце концов, вы уже и так наговорили достаточно. Будь я стукачом, мне бы уже было что рассказать.

– Вот и посмотрим, – пожал плечами Стас, – узнает ли полковник Родион Датский или его племянники, что-то, что им знать совсем ни к чему.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Понедельник, 18 января

Я шагала быстро, нервно, совершенно не обращая внимания на жуткий гололёд. Температура на улице приблизилась к отметке минус пятнадцать, но у меня по телу распространялось пульсирующее и подрагивающее в венах тепло. Оно было вызвано бушующим во мне волнением и боязливым переживанием. Я целенаправленно и стремительно шагала в школу, я стремилась, как можно скорее оказаться в классе, и увидеть своих одноклассников.

Мне позарез нужно было поговорить с Толиком Голубевым и Гришей Локтевым. Потому что, я узнала голоса тех парней, что напали на Капитонова возле его дома. И могла будущей олимпийской медалью поклясться, что Голубев и Локтев были среди тех парней.

– Идиоты, – торопясь к школе, беззлобно, встревоженно приговаривала я. – Совсем рехнулись!.. На учителя напасть! Каким же нужно быть болванами! А если Капитонов узнает, поймет и… что тогда будет?!

Оставив верхнюю одежду в своем шкафчике, я рванула вверх по лестнице. Забежав в класс, я поставила свой рюкзак с чайками на стул у окошка, и оглянулась на парней из нашего класса.

Толик, Гриша, Ярослав и Асгат, четверо дружков, стояли возле парты Толика с Гришей. Они о чем-то обеспокоенно перешептывались.

– «Понятно, – подумала я ворчливо и нервно, – сначала натворили дел, а теперь боязно стало».

Первым уроком у нас была Русская литература, а потом, как раз Геометрия.

Я решила подойти к парням сейчас. Заметив мое приближение, они перестали перешептываться. Асгат и Ярослав вернулись на свои места. Локтев и Голубев вместе (потрясающие актеры!) синхронно открыли учебник по литературе, и якобы углубились в чтение. Но, меня это нелепое притворство, конечно не обмануло.

– Привет, – я слегка оперлась руками на край парты Локтева и Голубева.

Парни подняли взгляды. Локтев не двусмысленно оглядел меня с ног до головы. Этот кадр ни считал нужным скрывать скрывать ни мысли, ни желания.

– Привет, Ника, – осторожно проговорил Толик Голубев.

– Давно не виделись, Толь. – мягко, вежливо, но с издевательским намеком ответила я.

Парни переглянулись.

– Вы, совсем свихнулись? – тихо поинтересовалась я. – В колонию захотелось?

Я посмотрела Локтева, затем перевела взгляд на Голубева.

– Что? Тебя замучила задетая гордость?

– Лазовская, – опустив взгляд, проговорил Локтев. – Мы совсем не понимаем, о чем ты вообще говоришь…

– О том, что вы совершили нападение на учителя по геометрии.

Толик Голубев вздрогнул, поднял на меня взгляд, затем посмотрел на друга, и тут же уткнулся в книжку.

– Ника… – явно стараясь совладать с собственным волнением, произнес Гриша Локтев. – Мы даже не знаем, где он живет…

– Гриша, – я наклонилась к нему чуть ниже. – Я узнала твой голос. И его тоже.

Я кивнула на Толика.

Парни снова переглянулись.

– Что вы вообще там с Логиновой забыли?! – вдруг проворчал Толик Голубев.

– И откуда у твоей подруги пушка? – не выдержал Локтев. – Мы в тот раз чуть не обделались…

– Кстати, да.

– Это всё не имеет значения, – качнула я головой. – Важно, что совершили покушение на…

– Да тихо ты! – шикнул на меня Локтев, и испуганно глянул за мою спину. – Ни на кого мы не покушались! Поняла? Мы просто это… припугнуть хотели… Ну, чтобы он это…

– Не борзел, – обиженно проворчал Толик Голубев.

Я с осуждением и печальным сочувствием смотрела на них.

– Ой, Лазовская, давай только без вот этого твоего знаменитого укоряющего взгляда! – развел руками Локтев. – Мы ж ничего ему не сделали!

Я хотела было ответить, что они ничего не успели сделать, потому что наше с Лерой и Лёвой появление им помешало. Но, тут в класс вошла запыхавшаяся Лидия Владиславовна.

Я оглянулась на неё, и поспешила к своему месту.

Не нужно давать учительнице по литературе шанс лишний раз сорваться на мне. Шилова Лидия Владиславовна (у нас классе, да и во всей школе её звали по бандитской кличке, связанной с её фамилией) относилась к тому числу преподавателей, с которыми у меня были натянутые отношения. Мало того, что Лидия Владиславовна плотно дружила с Кобякиным Павлом Валентиновичем, так она до сих пор не может мне простить неуважительного отношения к русским писателям-классикам. А всё из-за того, что я пару раз негативно высказалась об «Анне Карениной» и «Тихом доне».

Я всего лишь высказала свое мнение о романах. Откуда же мне было знать, что это мнение просто обязано было быть исключительно позитивным. А я имела неосторожность крайне не лестно отозваться и об этих книгах, и о других произведениях русской литературы. Плюс ко всему, что вообще сыграло роль масла в костре, я сравнила русскую и французскую классику. Сравнение вышло не в пользу первой.

И что тут начало-ось… За оставшиеся десять минут урока меня заклеймили «польской интервенткой», «русофобкой», и даже вспомнили мне поляков в рядах вермахта. Я ещё, на свою беду, на последнее обвинение ответила упоминанием генерала Власова и печально известных РОНА.

В итоге мне влепили две двойки (две двойки за один урок, Карл!) в дневник, и жирнючую такую двойку (учительница её несколько раз остервенением обвела) в журнале.

– Всем добрый день, – привычным властным голосом произнесла Лидия Владиславовна, поставив свою сумку на наш стол.

– Добрый день, – ленивым и нестройным хором поздоровался наш класс.

Я скосила глаза на пустующее место возле себя.

– «Лера, – мысленно с досадой простонала я. – У нас же сегодня контрольная!..»

Я почти не сомневалась, что моя лучшая подруга об этом забыла, и решила сегодня утречком выспаться за счет парочки первых уроков. Отлично. А отдуваться мне придется за нас двоих. Потому что, большинство учителей почему-то искренне считают, что я могу повлиять на Лерку, и просто не хочу. А если не могу, то, по их мнению, нечего и дружить с «троичницей, прогульщицей и совершенно не управляемой дикаркой».

После звонка Лидия Владиславовна подняла весь класс, и заставила всех отвечать на вопросы относительно «Бедной Лизы». Шилова обожала устраивать такие вот летучки, задавая вопросы наугад разным ученикам. В этот раз пятеро учеников нашего класса схлопотали двойки в дневники.

Когда все сели, Лидия Владиславовна с издевательской торжественностью объявила:

– А теперь, нас порадует своими широкими познаниями в литературе непревзойденный специалист и опытный литературный критик…

Я закрыла глаза, и обреченно опустила голову.

– Лазовская! – со предвкушением произнесла Шилова. – Расскажи-ка нам всем о характере Эраста, и его любви к Лизе…

В общем урок литературы прошел не слишком спокойно, но довольно успешно. Хотя, могло быть и лучше. Контрольную я написала хорошо, но уверена, что Шило, как обычно снизит мне оценку. За Леру, в частности. А также за Льва Толстого, за Чехова, за Шолохова и многих других, «попранных» мною писателей.

Следующим уроком у нас была геометрия. И перемена оказалась слишком короткой, чтобы я успела еще раз переговорить с парнями. И убедить больше не делать таких опасных глупостей. Но я не успела.

Порывистой походкой, глядя вперед исподлобья, в класс буквально ворвался Исидор Игоревич.

Как только он вошел, я ощутила, как мгновенно усилилась пляшущая на сердце тревога. Как чувство опасности медленно, но жестко затянуло узлы на горле, животе и в груди.

Раскрыв тетрадь по геометрии, я украдкой наблюдала за учителем.

Исидор Игоревич сегодня был в черном пиджаке, поверх свитера и горчичного цвета брюках, из-под которых чернели зимние ботинки.

Выглядел Капитонов рассеянным и сбитым с толку.

– Добрый день, – гаркнул он. – Зап-писываем п-пожалуйста… В-векторы и координаты.

Капитонов шумно сглотнул. Я с опаской наблюдала за ним.

Что с ним? Почему он так заикается?

Позади меня раздался шепот и тихое хихиканье. Я обеспокоенное оглянулась. И у меня в раз сдавило сердце.

Лаптев и Голубев глядели на учителя с откровенной насмешкой и пренебрежением.

– «Господи, – подумала я, – ну, не надо… Пожалуйста, мальчики, я вас очень прошу…»

Я сама не понимала, почему и чего так боюсь. Просто твердо знала, что сегодня и сейчас, никому, в особенности Голубеву, который достал Капитонова в прошлый раз, злить учителя не стоит.

Я попыталась привлечь их внимание, чтобы попросить уняться. Но эти два дурака, теперь подначивали и своих друзей. Ярослава Громыко и Асгата Фахрутдинова.

Я встревоженно вздохнула. И заметила, что злорадные, тихие смешки уже звучат по всему классу.

Капитонов, тем временем начал рассказывать новый материал. Я слышала, как дрожал его голос, и как часто он стал заикаться.

Хихиканья в классе усиливались. Многие уже в открытую улыбались.

Я чувствовала звуки участившихся ударов сердца в своих ушах. Меня стремительно захлестывала необъяснимая паника. Внутри меня зрело непреодолимое желание сорваться, и бежать как можно дальше отсюда.

Время словно замедлилось вокруг меня. Звуки исказились. А перед глазами замелькали обрывки чужих воспоминаний. Я помотала головой, пытаясь отогнать внезапно нахлынувшие видения.

Но они ещё больше, ярче, чаще представали у меня перед глазами. Они сменялись друг за другом, как кадры кинофильма или беспорядочное слайдшоу. Голоса в моей голове смеялись, кричали, ругались, спорили, говорили, пели и рычали.

Звуки и обрывки изображений смазывались, сливались воедино.

И вдруг резкий выкрик Капитонова:

– Что смешного я сказал?! Что вы скалитесь, как дебилы! Вам весело?! Весело?! Малолетние не благодарные куски дерьма! -

Несколько раз моргнув, я ошарашенно взглянула на Капитонова.

Учитель стоял спиной к доске, переде всем классом. Из-под съехавших очков таращился безумный взгляд его выпученных глаз.

Он тяжело и свирепо дышал, через сомкнутые зубы.

– Какого черта вам так весело, детишки! – прорычал Капитонова. – Вы, что думаете я клоун? Думаете я прихожу сюда каждый, мать его, гребаный день, чтобы вас повеселить?! Да?!! Да?!! Вы так думаете?!

Никто в классе ему не ответил. Все с ошеломлением, молча таращились на разъяренного и явно неадекватного учителя. Тяжело глотая пересохший воздух, я пыталась справиться охватившим меня шоковым состоянием. Меня слегка лихорадило, я чувствовала испарину у себя на лице. Странный жар теплел в горле, и пульсировал в теле, под кожей.

– Нет!!! – вдруг вскричал Капитонов, так, что все подскочили. – Нет, мать вашу! Я прихожу сюда, чтобы вложить в бестолковые пустые черепные коробки, хоть каплю, хоть крупицу гребаных знаний! Знаний, чёрт возьми! Вы понимаете?! Понимаете?! Нет?!

Капитонов оглядел класс свирепым, лишенным рассудка взглядом, и затем метнулся к своей сумке.

– Хорошо, хорошо, хорошо, – быстро заговорил он. – Сейчас я вам покажу… Сейчас вы всё поймёте… Твари! Бестолковые, ленивые и безмозглые твари!

С этими словами Капитонов выхватил из сумки пистолет. И вытянул перед собой.

– Ну?! – рявкнул он. – Кто ещё хочет посмеяться?! Смешно вам?! Смешно, малолетние ублюдки!.. Да что вы вообще в этой жизни видели! Что вы вообще понимаете! Сидите на шеях у своих родителей, черте как учитесь, и в школу ходите, как будто всем учителям одолжение делаете!..

Капитонов шумно выдохнул через плотно стиснутые в оскале зубы.

Пистолет подрагивал в его руке. Все в классе, замерев на месте, настороженно глядели на учителя. На побледневших лицах учеников замерли смятение и страх. Кто-то закрывал лица руками, кто-то отводил взгляды. Я же неотрывно глядела в лицо Капитонова.

Тут он наставил пистолет на Толика Голубева.

– Ты! – прорычал он. – К доске живо!

Голубев поднялся. Бедолагу сотрясала заметная нервная дрожь. Я с сожалением взглянула на него. У Толика буквально подгибались колени, пока он шёл.

– Живее, мать твою! – вскричал Капитонов.

Голубев нервно сглотнул, заторопился вперёд, запнулся обо что-то и едва не упал. Он вышел к доске, не смея взглянуть на учителя.

А Капитонов протянул ему кусочек мела, и проговорил:

– Сейчас ты будешь решать задачку по геометрии, мальчик.

Исидор Игоревич направил пистолет прямо в лицо Толику.

– И смотри не ошибись.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, 18 января

Стас не мог ждать, чтобы проверить свою догадку. Отправив Бронислава и Николая с указанными задачами, сам он немедленно направился в дом Гольшанских.

Сегодня его приняли куда холоднее, чем в прошлый раз. Даже Елизавета была с ним крайне холодна, и даже раздражительна.

– Зачем вы ездили к Сильвестру? – спросила она, когда Стас вновь вошел в гостиную их дома. – Зачем?! Я думала вы расследуете убийство его адвокатов, и ищете маньяка, который его ненавидит!

– Конечно, – ни чуть не смутившись, глядя в требовательные глаза Елизаветы, ответил Стас. – и учитывая, что убийство нанятых вами адвокатов напрямую связано с Людмилой Елизаровой, а Сильвестр, в свою очередь, имеет отношение к ней, вполне логично, что у меня были к нему вопросы.