Текст книги "Красные нити (СИ)"

Автор книги: Юлия Поспешная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)

– Что?! – повысил голос, разозлившийся в миг Мирон. – Вы чё охренели?! Он мой друг!

– Ты голос сбавь, пацан! – рявкнул на него полицейский.

– Извините, пожалуйста, – попыталась встрять я, – но то, что Мирон и Леонид были лучшие друзья подтвердит, кто угодно.

– Лучшие друзья нередко становятся злейшими врагами, – не глядя на меня, ответил полицейский.

Он приблизился к Мирону, прожигая его глазами.

– Поехали, парень. И давай без глупостей.

Я открыла было рот, чтобы сказать, что они не могут вот так чьему-то навету приезжать и забирать людей, но полицейский жестко осадил меня:

– А ты заткнись, и не лезь.

– Не смейте с ней так разговаривать, – прорычал Мирон.

– Тогда поехали с нами и избавишь свою девчонку от моего общества, – произнес полицейский со звездами на плечах.

Зубатый поджал губы и оглянулся на меня.

– Всё в порядке, принцесса.

Я в испуге глядела на него и не могла поверить в происходящее.

Стоя посреди коридора больницы, я обескураженно взирала на то, как трое сотрудников полиции уводя от меня Мирона. И мне казалось, что по мере того, как он уходит всё дальше, свет вокруг меня тускнеет и меркнет. Я должна была что-то сделать, но я понятия не имела что! Всё, что я могла это бессильно в ошеломлении смотреть, как его уводят.

Когда Мирон, в сопровождении полицейских подошел к дверям в конце коридора, он вдруг обернулся. У меня замерло сердце, когда я перехватила его взгляд. Зубатый обнадеживающе с показательной самоуверенностью усмехнулся мне и вместе с полицейскими.

Он скрылся за дверями, а его улыбка ещё долго сияла перед глазами. Это как в жаркий солнечный день взглянуть на солнце, а потом закрыть глаза и продолжать видеть слабеющий огонёк света.

Но, он всё равно неумолимо исчезнет.

За моей спиной кто-то, с нескрываемым ехидством, прокашлялся.

Я, слёзно всхлипнув, обернулась и увидела стоящего у стены Евсея Карабанова. Он, сложив руки на груди, опёрся плечом на стену и насмешливо качая головой, смотрел вслед Мирону.

– Какая досада, – даже не пытаясь скрыть издёвки в своём голосе, с притворным вздохом проговорил Карабанов. – Такой молодой… блестящий ученик в колледже МЧС и, почти что, восходящая звезда баскетбола… И вот арестован за покушение на убийство собственного друга. Ай-яй-яй…

Я во все глаза ошеломленно молча глядела на Карабанова. Он перевёл взгляд на меня, на его губах играла издевательская ухмылочка.

– Ты… – выдохнула я, внезапно поняв, кто на самом деле стоит за арестом Мирона. – Но, зачем?!

Мой взгляд туманился от слёз и, казалось, на горле болезненно затягивается жесткая петля. Я шагнула вперёд, ощущая дрожь и слабость в ногах.

– Зачем? – почти шепотом повторила я, глядя заплаканными глазами на Карабанова. – За что?.. Зачем ты… Зачем ты это сделал?! Зачем?! Зачем?!!

Последнее слово я прокричала так, что из ближайших кабинетов выглянули врачи и с недоумением поглядели в обе стороны.

Когда доктора позакрывали двери в свои кабинеты, Карабанов чуть наклонился ко мне и прошипел, точно змей:

– Видишь ли, девочка, я быстро понял, что ты относишься к тому типу людей, которые переживают за свою судьбу гораздо меньше, чем за судьбы других, дорогих и близких людей.

Карабанов снова показательно вздохнул.

– И это качество всегда очень нравилось мне в людях, – он ухмыльнулся, – он делает таких, как ты очень удобными.

– Сволочь… – выдохнула я со слезами. – Мерзавец!

– Да брось, – скривился Карабанов, – ты должна быть мне благодарна, что я выбрал твоего парня, а не, скажем, твоего дядю Сигизмунда, например?

Я тяжело сглотнула, ощущение петли на шее усилилось. Мерзкая слабость и обманчивая легкость распространялись по всему телу, отнимая силы и оставляя только смятение.

– Ты… ты отвратителен! – выдохнула я, гневно глядя в глаза Карабанову.

Но тому явно было всё равно, что я о нём думаю.

– Твоему парню светит колония, лет на пять-шесть, как минимум. И ты, конечно можешь смириться с этим, у тебя, я уверен, даже найдутся силы чтобы дождаться его. Но, ты ведь должна понимать, своей хорошенькой светловолосой головкой, что такие хорошие парни, как твой Мирон в тюремной среде не выживают, а если и выживают, то меняются до неузнаваемости. И не в лучшую сторону.

Он снова вздохнул, с фальшивым сожалением.

– Что поделать… тюрьма.

Я закрыла глаза и тяжело вздохнула.

– Но, есть другой вариант, – тут же заговорил Евсей, – ты помогаешь мне в деле Людмилы Елизаровой, я раскрываю его, а ты получаешь назад своего ненаглядного парнишку. Что скажешь?

Я открыла глаза, посмотрела на него. Он с безразличием глядел на меня в ответ.

– Хорошо, – лишенным жизни, едва слышим голосом, слабо проговорила я.

– Хорошая девочка, – ухмыльнулся Евсей. – Пошли, не будем терять времени. У Мирона его не очень много…

Эпизод восемнадцатый. Тайна ледяного озера

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, 25 января.

Стас с каменным лицом смотрел вниз из окна больничной палаты.

Там, на заснеженном дворе показательно формировалась небольшая колонна из пяти автомобилей. ФСБ совместно с УГРО устраивало представление для Гудзевича, и Стас искренне надеялся, что этот подонок клюнет на данный спектакль.

Корнилову было неприятно видеть свой, уезжающий вместе с колонной ФСБ-шников Land Rover. И он старался не думать о том, что сейчас кто-то другой сидит за рулём его автомобиля, кто-то другой сжимает руль его внедорожника и мнёт своей задницей водительское сидение.

Корнилов никогда не думал, что способен ревновать собственный автомобиль столь же рьяно, как и свою жену. Хотя, он бы в жизни не позволил, чтобы к Рите прикасался кто-то другой, даже ради такой серьёзной операции.

– Стас… – прозвучал слабый голосок за спиной Корнилова.

Подполковник немедленно обернулся и встретился с взглядом голубых глаз Дианы. Девушка выглядела как будто сонной и непонимающе хмурила брови.

– Где я? – спросила она слабым голосом и попытался сесть.

Стас быстро, но мягко присел рядом с ней и таким же мягким, но уверенным движением рука удержал её.

– Ты в больнице, – объяснил он, – и сейчас тебе не стоит делать резких движений.

Заходившие пару часов назад доктора предупреждали, что Диана должна скоро очнутся.

Стас нажал кнопку вызова медперсонала, и через несколько секунд в палату вбежала взволнованная медсестра. Увидев очнувшуюся после комы Диану, она сама всё поняла и выбежала прочь, а ещё через минуту в палату широким, быстрым шагом вошёл курирующий Злотникову доктор.

Стасу пришлось прождать в коридоре не менее двух часов, пока Диану тщательно обследовали. Пока он ходил из стороны в сторону, нетерпеливо поглядывая на часы, к нему, робкой походкой, неожиданно подошел капитан Плотников. Увидев его Стас, остановился. Несколько секунд мужчины молча смотрели друг другу в глаза.

– Я не собираюсь извинятся, – произнес Корнилов, – я сделал то, что должен был.

– Да я и не ждал извинений, – пожал плечами Плотников, – я бы собственноручно Велько застрелил, если бы раньше узнал, что он…

Капитан не договорил, ему не хватило сил.

– Что он позорно продался бандитам? – Стас не хотел и не собирался смягчать действительность.

В том, что Диана едва не погибла от руки предателя, затесавшегося в ряды местной полиции, он винил и Плотникова, и его руководство, и себя. Себя, наверное, даже ещё больше.

Расслабился…

Доверился…

И бедная девочка едва не поплатилась за это жизнью. Стас вряд ли смог бы когда-то себе простить, если бы опоздал. Если бы… Корнилов вспомнил того снегиря на подоконнике и его глаза. Это были её глаза, Вероники. Маленькие, птичьи, но её. Такие же синие бездонные, глядящие с неподдельной искренней тревогой. Это она отвлекла Велько и дала шанс на спасение Диане.

– Колонна уже ушла? – кажется, капитану Плотникову хотелось убедится, что Стас не держит зла ни на него, ни на ведомство местного УГРО, и он старался придать разговору как можно более миролюбивый непринужденный характер.

– Да, – сухо ответил Стас.

Общаться с Плотниковым ему не хотелось и свое отношение он скрывать не собирался.

– Как Диана?

Почему-то это совсем невинный, на первый взгляд, вежливый вопрос внезапно вызвал у Корнилова раздражение. Ему захотелось сорваться, выплеснуть наружу накопившийся внутри гнев и высказать Плотникову всё, что он думает по поводу качества работы ведомства Уголовного розыска Владимира. Но он сдержался. Стас в большинстве случаев всегда старался сдерживаться и сейчас, также, погасил готовую вырваться наружу ярость.

– Нормально, – рыкнул он, не глядя на Плотникова.

Тот, кажется понял, что Стас не настроен на мирную и дружелюбную беседу.

– Я вообще зашел пожелать вам удачи… – проговорил капитан.

– Спасибо, – холодно ответил Стас, всё также не глядя на Плотникова.

Корнилов опасался, что тот сейчас протянет ему руку для рукопожатия, но капитан, видимо, и сам отлично понимал, что сейчас для этого не лучший момент, мягко говоря.

Ничего более ни сказав, он развернулся и молча ушёл. Корнилов вздохнул, кипящее внутри недовольство стихло с уходом Плотникова. Теперь Стасу ничего не могло помешать продумывать дальнейшее развитие событий и, одновременно, мысленно ругать себя за беспечность, которая едва не стала роковой.

Через время к нему подошел лечащий доктор Дианы и, стараясь скрыть ворчливое недовольство, проговорил:

– Мы проверили девушку, рана заживает хорошо, каких-то патологий, после выхода из комы не выявлено, но я по-прежнему заявляю, что ей нужен идеальный покой.

– Если так, – Стас посмотрел на врача, – то я тем более вынужден её забрать отсюда.

– Господин подполковник…

– Доктор, Злотникову хотят убрать, – перебил Корнилов врача. – И судя по тому, что я видел, личности которые этого жаждут ни перед чем не остановятся.

Стас сделал выразительно ударение на слове «ни перед чем».

Доктор прокашлялся и кивнул.

– Как скажете, – проговорил он.

Через полчаса переодетый в белый халат, Стас, под видом доктора «уехал» на машине скорой помощи, якобы сопровождая тяжело больного «пациента» в иное медицинское учреждение. Под видом пациента мужского пола была, конечно, Диана. Девчонка оказалась крайне упрямой и позволила только наклеить себе усы и загримировать должны образом, но наотрез отказалась стричь волосы. Она прямо заявила Стасу, что если он сделает это силой, она ни за что и никогда ничего не скажет ему про «поклонника» Людмилы Елизаровой. Скрипя зубами, Корнилов вынужден был согласится на её условия.

Они выехали на автомобиле с включенными сиренами и спешно помчались прочь от больницы. Всю дорогу Стас и то и дело поглядывал в окна, но вроде бы никакого «хвоста» не заметил.

Корнилов в душе не слишком верил, что псы Гудзевича попадутся на устроенной ФСБ представление, но видимо он переоценил умственные способности бандитов.

Примерно через полчаса езды они остановились на неприметной загородной территории. Это был довольно зловещего вида пустырь, рядом с которым находилось два каких-то полуразрушенных здания.

В небе послышался стучащий гулкий звук. Подняв взгляд, Стас увидел приближающийся к ним транспортный вертолёт.

– Надо же, как подсуетились, – проворчал Корнилов, глядя на подлетающий к ним «Ансат».

Из машины скорой помощи Диану столь же осторожно, как и прежде переместили в кузов вертолёта. Девушка заметно перепугалась и едва Стас оказался рядом, она схватила его за руку. Стас не удержался от улыбки, глядя на перепуганное лицо девушки и то, с какой надеждой она вцепилась в него.

– Ты никогда раньше не летала на вертолётах? – спросил Стас и только потом понял, что такой опыт вообще отсутствует у подавляющего большинства людей.

Судя по тому, как ретиво закивала Диана, она не то что не летала, девушка даже не представляла, что когда-то может полететь на борту винтокрылой машины.

Они взлетели без происшествий. Кроме Стаса, Дианы и пилота, в вертолёте так же находились и двое бойцов спецназа, при полной амуниции.

Стас вздохнул с облегчением, лишь, когда они долетели до столицы и приземлились в назначенной точке.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Понедельник, 25 января.

Снег засыпал город с самого утра. Зимней стихии, словно, было недостаточно, что столица и так уже утопала в сугробах и потому она решила во чтобы то ни стало превратить её улицы в абсолютное снежное царствие. Однако работающие по всему городу снегоуборочные машины и тракторы сводили все её усилия на нет.

Я, натянув на голову капюшон, понуро плелась к автобусной остановке. Мысли были заняты переживаниями за судьбу Мирона.

Я сама от себя не ожидала, но просто сходила с ума, от отсутствия возможности банально позвонить Мирону. Я полночи плакала от невыносимого страха за Зубатого. Подумать только! Его, Мирона, в тюрьму! Да ещё с обвинением в попытке убить своего лучшего друга! Капитан Карабанов настоящий моральный садист! От бессильного сострадания к моему Мирону, я все выходные то плакала, то впадала в отстраненную прострацию, пытаясь понять, что мне вообще делать.

Но, как я ни старалась, ничего дельного в голову не шло. Поэтому, сегодня утром, не обращая внимания на угрожающие предупреждения и рьяные отговоры Лерки, я собралась и пошла к месту, где Карабанов назначил мне встречу.

Это была обычная автобусная остановка. Когда я подошла сюда, погруженная в тягостные раздумья, здесь стояло всего четыре человека. Все они нетерпеливо поглядывали в сторону, откуда должен появиться их транспорт.

Я встала под крышей остановки, перевела взгляд на тлеющий в снегу окурок. Кто-то явно очень спешил, пытаясь попасть в стоящую совсем рядом урну.

Я вздохнула, посмотрела на снег, снегопад неумолимо и неизменно насыпал все новые и новые горки сугробов.

Я безучастным взглядом следила за кружащими на ветру белыми мушками. Переживания и страх за Мирона, сменились удручающей и опустошительной апатией. И эта ледяная отстраненность напугала меня ещё больше, я быстро замотала головой, возвращая себя в реальность. Я снова, в который раз быстро прокрутила в голове возможные варианты решения сложившийся ситуации.

Но их было не так много, собственно все они сводились к тому, чтобы попросить помощи у генерала Савельева. Но, меня все время останавливал факт того, что Карабанов служит в другом ведомстве, и вряд ли генерал Савельев сумеет решить проблему так, чтобы при этом не пострадал Мирон. Теоритически, конечно, у него получится заставить руководство Следственного комитета приструнить и наказать своего офицера, но стопроцентной гарантии, что при этом не пострадает Мирон нет.

Другое дело, что я не знаю, что сделает капитан Карабанов, когда я помогу ему выйти на след похитителей Людмилы Елизаровой. Я отлично понимала, что такой жестокий и беспринципный человек, если пожелает, с легкостью убьёт меня, тихо и без свидетелей, чтобы я никому ничего не рассказала. А затем и с Мироном случится какой-нибудь «несчастный случай». Опасения добавлял ещё тот факт, что Карабанов поставил условие: я должна быть одна, никому не говорить куда и с кем я отправилась (что я уже нарушила, сказав правду Лерке), оставить мобильный телефон дома и «не дай бог» если он обнаружит на мне какую-то прослушку или следящее устройство.

Пока я раздумывала передо мной вдруг остановился неприметного серого цвета УАЗ «Патриот». Стекло дверцы, вместе с моим отражением, съехало в низ, и я увидела сидящего за рулем Карабанова.

– Прыгай, – едко усмехнувшись, произнес он. – Чем быстрее начнем, тем быстрее увидишь своего парнишку.

Я сглотнула комок в горле и подошла к автомобилю.

***

Мы ехали в молчании. Тишину нарушал лишь размеренный и монотонный гул мотора. За окнами УАЗа в обратную сторону «текли» заснеженные улицы.

Я подчёркнуто смотрела только вперёд и старательно пыталась унять овладевающую мною дрожь. Мне было страшно! Я совершенно не представляла, что меня ждёт после того, как я помогу этому подонку в его гребаном расследовании. И чего он так вцепился в это дело? Неужели у него какие-то личные мотивы в расследовании об исчезновении Елизаровой? И если да, то какие? А может он просто хочет получить повышение за раскрытие этого дела? Может всё дело в фанатичной жажде карьерного роста?

Чёрт его знает…

Я вспомнила, как видела Людмилу или кого-то очень на неё похожую в городе, когда я сбежала с баскетбольного матча. И до сих пор я ни слова ни сказала об этом Карабанову. Я не могла объяснить, но что-то, какое-то внутреннее чувство предостерегало меня от этого. И это же необъяснимое чувство говорило, что Карабанов не должен раскрыть это дело. Но если он его не раскроет с моей помощью, расплачиваться за это будет Мирон. А потом и я. Или наоборот. Я не знаю, что делать…

Я увидела, что Карабанов вдруг сбавил скорость и свернул с главной дороги. Я оторопела и затаила дыхание, когда увидела, что мы не спеша, плавно заезжаем на заставленную гаражами территорию. Здесь во всю властвовало злачное снежное безмолвие. Засыпанные снегом гаражи, казалось, таяли в туманно-белой пелене снегопада. И вокруг – ни души, ни одного прохожего, даже бездомной кошки и собаки, никого. Словно, мы вдруг оказались в каком-то жутком параллельном мире, где нет ничего живого, нет звуков и даже отсутствует время. Мир, которому чуждо всё живое, мир в котором давно умерли все чувства и эмоции.

Я обеспокоенно, со страхом, окинула взглядом дорогу вдоль гаражей. Я надеялась увидеть хоть кого-то, но мы были здесь одни. Я была одна, наедине с опасным и непредсказуемым человеком.

Карабанов остановил машину и заглушил двигатель. Я увидела, что он смотрит на меня и боязливо взглянула на него в ответ.

Из без того частые удары моего сердца превратились в беспорядочные бешенные фанфары.

– Вылезай, – велел Карабанов.

Я замешкалась, и он нетерпеливо рявкнул:

– Живо!

Я вздрогнула, сердце подскочило и едва не застряло в горле, пронизывающая вены и артерии дрожь прокатилась по телу.

Двумя руками, с дрожащими пальцами, я открыла дверцу и выбралась наружу. Повеяло холодом, ветер швырнул в меня горсть снега.

– За мной, – велел Карабанов, оглядев округу. – Быстро!

Я не посмела спорить с ним, хотя была уверена, что мне нужно бежать. Я с трудом удерживалась, чтобы не рвануть от него со всех ног. Но, во-первых, он меня, скорее всего, догонит, а во-вторых, даже если мне удастся убежать, страшно и подумать, что ждёт Мирона.

Он открыл один из гаражей, заставил меня зайти внутрь и сам зашёл следом. Я оглядела помещение. Ящики, коробки, инструменты на стенах и всякое прочее барахло.

Карабанов закрыл за собой двери и повернулся ко мне. Пару секунд он странным изучающим взглядом осматривал меня, а затем шагнул, заставив меня в страхе попятиться, и процедил:

– Раздевайся. Быстро!

Меня сковал и парализовал ужас! Кровь интенсивно застучала на висках, я всхлипнула, испуганно глядя на приближающегося Карабанова.

Так он привёз меня сюда, чтобы… Я не могла в это поверить. Я не хотела верить, что всё может вот так произойти. Что я по глупости попалась в лапы этому ублюдку! От невыносимого ужаса неминуемой участи, я расплакалась.

– Чего ты ревешь?! – прорычал подступающий ко мне Карабанов. – Давай уже, раздевайся. Быстрее начнём, быстрее закончим. Не тяни время, дура!

– П-пожалуйста… – пролепетала я, в ужасе со слезами на щеках. – Вы… вы н-не говорили что… что вы…

Я не находила слов, от страха у меня всё затуманилось в голове, я ничего не соображала. У меня исчезли все мысли и осталось только одно заветное желание – оказаться, как можно дальше от Карабанова.

– П-пожалуйста… – отчаянно молящим голосом пропищала я в панике. – Не… не надо… вы…

Тут он потерял терпение, рванулся ко мне и замахнулся кулаком. Я вскрикнула, вжалась в стену и отчаянно, беспомощно инстинктивно закрылась руками.

Он взял меня за волосы, с ожесточением быстро намотал их на кулак, я закричала от боли.

– А ну-ка, – прорычал он мне в ухо, – живо скидывай одёжки, пока я сам с тебя их не сорвал! Считаю до трёх…

С этими словами он достал пистолет.

Я во все глаза в ужасе глядела на него и на оружие в его правой руке.

Я поняла, что если не подчинюсь он и правда может пристрелить

меня. А так… так возможно он оставит меня в живых. По крайней мере, мне очень хочется в это верить.

Дрожащими руками, стараясь не думать о том, что произойдёт дальше я расстегнула куртку.

Я давилась тихими рыданиями, от слёз всё расплывалось в глазах, руки не слушались, всё тело стало, словно, деревянным и неуклюжим.

Не может быть… Не может быть, что со мной это произойдёт. Вот так… по-идиотски… по моей же собственной глупости… Могла ли я хоть на минуту предположить, что Карабанов захочет меня изнасиловать? Я была уверена, что его ничего кроме дела Елизаровой не интересует, что я ему нужна только для этого!.. А оказалось, что он ещё хуже, чем я предполагала…

– Давай быстрее, девочка, – поторопил меня Карабанов.

Бросив на него боязливый слёзный взгляд, я обреченно стянула с себя джинсы.

Не думать… Не думать о том, что будет дальше. Главное просто выжить… Хотя бы выжить… пережить это… Господи… Я… Я не могу, я не смогу! Не смогу!!!

Я сняла свитер и осталась в одном нижнем белье.

– Симпатичные трусики, – оценил Карабанов. – А чё ты трясёшься то? Ты что решила, что я тебя сюда ***хать привёз?

Он пренебрежительно фыркнул.

– Расслабься, идиотка. Меня не тянет к малолеткам, да ещё к таким худючим плоскодонкам, как ты.

Его слова звучали ядовито оскорбительно и были пропитаны уничижительным пренебрежением, но главное, что я смогла выделить это то, что он вроде бы не собирается насиловать меня. От этого стало немного легче.

– Давай, всё остальное тоже на пол, – скомандовал Карабанов, сложив руки на грудь. – Мне нужно быть уверенным, что на тебе точно нет ни жучков, ни каких-то прослушек. И давай без ложной скромности, девочка. Уверяю, у тебя под трусиками или под лифчиком нет ничего такого, чего бы я раньше не видел.

Это было слишком. Я не могла на такое решится, но представив, как этот урод сам будет срывать с меня нижнее бельё, я содрогнулась не только от страха и от омерзения.

Я сделала это. Пересилив себя, я сделала, как он сказал. Я полностью разделась и аккуратно сложила своё бельё на стопку своей верхней одежды.

Чувствуя, как холод скользит по коже и стараясь не обращать внимание на похабную ухмылку Карабанова, я отвела взгляд в сторону.

– Руки опусти, – рыкнул он.

Ёжась от холода, я инстинктивно убрала руки от груди, опустив их вдоль тела.

– Отлично… повернись-ка, – сказал Карабанов, подойдя поближе.

Сгорая от стыда и жгучего чувства унижения, я, тихо глотая слёзы, послушно обернулась.

Мне нужно пережить это. Просто пережить. Пережить и… забыть.

Я почти физически ощущала, как сальный и наглый взгляд Карабанова касается моего обнаженного тела. Мне казалось он буквально гладил меня своим взглядом и беззастенчиво «лапал» везде, где ему хотелось. Я не сомневалась, что Карабанов получает удовольствие от моего унижения. И хотя я многое готова простить любому человеку и забыть его проступки, собственное столь грязное и извращенное унижение я не смогу простить никому! И если мне удастся выжить, я всё сделаю, чтобы этого козла, как минимум уволили из Комитета. Хотя я ещё и не представляю, как это сделать, и даже не знаю позволит ли он мне выжить.

Евсей, тем временем, бестактно, с дотошностью осматривал мою одежду. Наконец, он, убедившись, что на мне нет никаких подслушивающих устройств, небрежно бросил мне мою куртку и всё остальное.

– Всё, хватит тут вертеть своей задницей, – бросил он холодно, – одевайся уже.

Я немедленно бросилась к своей одежде на полу. Ощущая, как у меня пылают щеки, я стремилась, как можно быстрее скрыть своё обнаженное тело от насмешливого взгляда капитана Карабанова.

Я дрожала от холода и пережитого кошмарного топтания собственного достоинства! Мне хотелось в душ, в горячий тёплый душ, чтобы смыть с себя следы от «прикосновений» липкого взгляда Карабанова.

Когда мы выехали из гаража, снегопад заметно усилился. Движение на дорогах усложнилось, многие включили фары. Я ожидала (и надеялась), что Карабанов передумает в такую непогоду переться, чёрт знает куда, но взгляд офицера Комитета оставался упрямым и тяжёлым.

Через некоторое время мы выехали из города, и за окном вырос зимний лес. А ещё, примерно через час с лишним, Карабанов заехал в глубь заснеженной чащи леса и заглушил двигатель.

Несколько минут мы просто молча сидели в машине, с работающими дворниками.

Карабанов тяжело вздохнул, чуть наклонился вперёд, судорожно стискивая руль. Я увидела, как он зажмурился и поморщился, едва ли не касаясь лбом руля.

Я не понимала, что происходит. Казалось, у Карабанова внезапно наступил какой-то внезапный приступ боли или (ну, вдруг!) резкие муки совести.

– Выходи, – не открывая глаз бросил он мне.

Опасаясь его разозлить, я поспешила выполнить его приказ и выбралась из УАЗа.

Над нами возвышались темные ели, со снежными шапками на лохматых ветках. Между еловых веток гневно завывал январский ветер, а над бугрящимися сугробами парили вихри метели.

Карабанов гулко хлопнул дверцей автомобиля, но звук металлического хлопка поглотил зимний ветер и утащил куда-то вглубь леса.

– Ну, чего встала? – спросил Евсей. – Давай…

Я непонимающе оглянулась на него.

– Что… О чем ты?

– Я не знаю, чёрт возьми! – он раздраженно развёл руками. – Давай делай, что нужно… Что ты обычно делаешь?! Как ты помогаешь Корнилову?!

Он не знал, что именно я умею и заметно злился. Последнее может плохо кончится как для меня, так и для Мирона.

Я оглядела запорошенную снежными сугробами небольшую опушку леса, и спросила:

– Что это за место? Куда ты меня привёз?

Судя по выражению лица, Карабанова мой вопрос разочаровал.

– Ты прикидываешься?

– Нет, – я растерянно пожала плечами, – если ты хочешь, чтобы я тебе помогла, то объясни…

– Это место, где он убил её! – прорычал Карабанов. – Или, если я прав, попытался убить!

В глазах капитана Следственного комитета появился лихорадочный блеск.

Я отчаянно старалась держать себя в руках, но он невероятно пугал меня! И кругом только холодный и безлюдный зимний лес! Только снег, деревья и лёд! До ближайшего населенного пункта километров шесть-семь, никак не меньше! То есть, даже, если я рискну попытаться убежать от Карабанова… далеко, тем более, по таким сугробам я точно не убегу.

Словно прочитав мои, Евсей достал из свой пистолет, и показательно передёрнул затвор. Говорить он ничего не стал, всё было во взгляде его глаз.

Я нервно сглотнула и отвела взор от его глаз.

Не зная, что предпринять, я прошла вперёд. Промёрзлый снег хрустел и поскрипывал под ногами. Ледяные касание ветра неприятно гладили лицо и мне пришлось накинуть капюшон своей парки.

Я слышала, как Карабанов, выждав, неспешно ринулся следом за мной. Его шаги звучали с мрачной вкрадчивостью, они были, словно, напоминание о том, чтобы я не думала совершать никаких «глупостей».

Я и не собиралась сейчас бежать, я почти тактильно чувствовала целящийся мне между лопаток пистолет в руках Евсея. Всё, что я хотела – это, пережить сегодняшний день и снова увидеть Мирона.

Я настороженно ступала по заледенелому снегу и уже начинала ощущать, как насыщенный январским холодом воздух заснеженного леса изменяется. Это трудно объяснить, но воздух как будто становится плотнее, как будто наполняется какой-то тяжестью и становится, словно, более упругим, вязким и тягучим.

Таким его делают витающие здесь воспоминания. Воспоминания обитают повсюду, я не всегда их вижу, но, почти, всегда чувствую и отчасти даже могу осязать.

И это место, эта покрытая холмистыми сугробами опушка, была переполнена пережитыми эмоциями и мыслями. И чем дальше я шла, тем более явно я чувствовала их.

Сквозь шум ветра я услышала нарастающий шум автомобильного двигателя. Я замерла на мгновение, глубоко и судорожно вздохнула, а затем обернулась.

В глаза мне ударил яркий свет подъезжающей машины. С нервным, частым и сбивчивым дыханием я увидела, как из остановившегося передо мной элитарного внедорожника выходят мужчина и женщина.

Я видела, как из бронзового Рендж Ровера вышел мужчина и достал из багажника автомобиля лопату. Он отошёл на несколько метров от внедорожника и начала быстро выкапывать яму.

Затем из автомобиля вышла женщина, точнее девушка, в которой я, несмотря на слепящий свет фар машины, мгновенно узнала Людмилу Гольшанскую.

Девушка держала на руках объемистый сверток из зеленого одеяла. Она подошла к яме, которую выкопал Сильвестр Гольшанский. Я услышала его жесткий и холодный голос:

– Сама или я?

– Я сама, – всхлипнув, со слезами в голосе ответила Людмила.

Елизарова осторожно спустилась вниз, в выкопанную яму и бережно опустила на её дно свёрток из одеяла.

Несмотря на завывание ветра, я отчетливо расслышала её тихий, преисполненный слёзной печали голос:

– Я всегда буду любить тебя, Мартин. Надеюсь, моя любовь будет греть тебя в твоем собачьем рае.

Затем Сильвестр помог Людмиле выбраться наверх и начал закапывать могилу Мартина, который, по-видимому, был домашним питомцем Елизаровой.

Я увидела, как, через несколько минут Сильвестр передал Людмиле свой телефон.

Внутри меня стремительно собирался и затвердевал ком пугающего осознания грядущего кошмара. Я знала, что будет дальше! Я уже это видела! Я видела эту ночь, когда Сильвестр попытался убить Людмилу! Я видела это глазами той волчицы…

Воспоминание перед моими глазами резко изменилось, рассыпалось и вновь соткалось в уже другое видение.

Я увидела её… Пошатываясь, то и дело опираясь руками на деревья, Людмила через силу шла вперёд. Она с трудом переступала ногами в глубоких сугробах. Каждый шаг давался ей с тяжким болезненным трудом и с каждым шагом жизненные силы покидали её. Медленно, багровыми каплями, её жизнь сочилась через глубокую рану, оставленную ножом Сильвестра. Темно-карминовыми, влажно блестящими «цветками» кровь Людмилы орошала снег и застывала на обледенело хрусткой поверхности.

– Людмила!!! – вой зимнего ветра разорвал гремящий яростный голос Гольшанского. – Ты подохнешь здесь! В этом лесу! Тебя даже не найдут, грязная шл**а! Дрянная ты подстилка!

Девушка вздрогнула, когда сотрясающий воздух ночного леса, яростный крик Сильвестра настиг её.

Я видела, как Людмила тяжело опёрлась о дерево и затем услышала, как она слёзно всхлипнула.

Меня переполняло сострадание к Елизаровой, к этой раненной и запуганной Гольшанским беззащитной рыжеволосой девушке, которой сейчас было невероятно страшно.

Именно страх, как никогда близкой смерти заставлял её сейчас тихо плакать в пустынном ночном лесу. Именно страх погибнуть и страх перед Гольшанским, а не ужасающая рана гнали её вперёд, точно затравленного зверя.

Страх – это, хищник, который никогда не устаёт от преследования и вечно голоден. От него нельзя убежать, его можно лишь преодолеть.