Текст книги "Убийства в монастыре, или Таинственные хроники"

Автор книги: Юлия Крён

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 31 страниц)

1245 год
Женский монастырь, город Корбейль

– Пойдем, – мягко сказала Иоланта, – пойдем со мной. Здесь не место для таких разговоров.

Убаюкивающий голос доносился будто издалека. Роэзия знала, что с ней говорит Иоланта, но когда подняла глаза, то увидела перед собой лицо Софии.

В первый день их знакомства она показалась ей жесткой, истерзанной жизнью, сформировавшейся в ходе долгой, ожесточенной борьбы за знания.

София была красивее ее. У нее были большие живые глаза, пухлые губы, белые, здоровые зубы. Но в первое время она надеялась, мечтала, очень хотела, чтобы София была ее зеркальным отражением.

Она знала, что тяжелая жизнь приносит с собой одни разочарования. Знала, что нужно избавиться от всех чувств. Знала, что спасение можно найти только в трезвом, холодном мире науки.

Да, этому следовало научиться у Софии.

Но затем, после смерти королевы Изамбур, она стала для нее чужой.

Когда София смотрела на горящую хронику, в ее лице читалась насмешка. Даже когда Роэзия попыталась спасти хронику и София грубо оттолкнула ее, в ней не осталось ничего от прежней напряженной, озлобленной решимости.

– Это мой труд, и я имею право его сжечь.

– Но почему, почему?

– Его содержание стало для меня неважным. Какое мне дело до войн французского короля? Какое дело до интердикта, причиной которого стало его упрямство? Какое дело до борьбы за немецкий трон, до битвы при Бувине. Какое мне, наконец, дело до того, какие слухи стали ходить об Изамбур, едва она вернулась в Париж? Такие хроники напишут многие ученые мужья. А я не стану.

– Нет! – вскричала Роэзия.

Она кричала и сейчас, возможно, в последний раз. Может, тогда она не проявила достаточной решимости.

Теперь же она не просто кричала, а ревела Иоланте в лицо. Она схватила ее за плечи.

– Нет, нет, нет! Я так много ждала от Софии! Я думала, рядом с ней мне больше не будет больно, когда я буду вспоминать свою жизнь. Но возраст лишил ее разума. Она обманула меня! Намеренно показала себя чувствительной и мягкой. Как будто не знала, что такой быть женщине никак нельзя, иначе все пропало! Когда я боролась за то, чтобы наконец обрести покой, я руководствовалась, твердым расчетом, а не чувствами!

Иоланта споткнулась. Она и не подозревала, что у Роэзии такие сильные руки.

Настоятельница запуталась, заблудилась в туманной стране воспоминаний, и ее тело превратилось в инструмент больного рассудка. Теперь, когда она приходила в себя, вся ее сила будто сосредоточилась в руках. Они трясли Иоланту и подбирались к ее горлу.

– Оставь меня в покое! Исчезни! Больше никогда не говори ни о Софии, ни о ее хронике! – ревела Роэзия.

– Роэзия, – сказала Иоланта, пытаясь сохранять хладнокровие.

– Защищаться нет никакого смысла. Я знаю, что ты убила Софию. Знаю, что ты убила и Катерину, и Грету, потому что они знали о содержании хроники, и Элоизу, потому что она стала тебя подозревать. И я не единственная, кому это известно. Я рассказала об этом всем, епископ тоже в курсе. Только для того, чтобы уберечь тебя, я попросила их оставить меня с тобой наедине.

Пока она говорила, Роэзия стояла, не шевелясь, ее взгляд был мутным. Но как только Иоланта замолчала, она снова схватила ее.

– Прекрати! Сейчас же прекрати! Всего этого не было!

– Ты не можешь дольше лгать. Пора признать, что это правда!

– Но она не имеет смысла! Не имеет смысла, что думаете вы, глупые, ограниченные, наивные женщины!

– Роэзия, пожалуйста!

Иоланта надеялась, что Роэзия сама придет в себя, и не защищалась. Теперь, когда хватка Роэзии усилилась, она вцепилась в ее запястья и попыталась отнять ее руки от своей шеи. Это ей не удалось. Роэзия сжала ее гортань, так что ей нечем было дышать и она подумала, что ее язык разбух до невероятных размеров.

Иоланта снова попыталась выкрикнуть имя Роэзии. Но ей удалось издать лишь жалкий хрип, и он затерялся в глухом, слепом, темном уголке ее души, там, где никто и никогда не мог его услышать.

Глава XX
1240 год

– Вы не должны этого писать! Это против всех законов! Разумный и образованный человек никогда бы такого не написал! Это бабья болтовня, всего лишь глупая бабья болтовня!

Роэзия вышла из себя.

Три года прошло после того ужасного дня, когда София сожгла свою первую хронику. Роэзии тогда с трудом удалось скрыть свое неодобрение. Она сделала вид, что успокоена тем, что София начала писать новую хронику, и перестала упрекать ее в ее невероятном поступке.

Теперь, перелистывая пергаментные страницы, она была не в силах сдержать разочарования, и оно изливалось в злобных словах.

– Вы не лучше, чем все остальные бабы! – кричала она, не владея собой. – Все знания, все ваше образование, ум вы отбрасываете прочь ради этого... хлама! Вас скоро перестанут называть Софией, мудрой, а назовут Софией, болтливой старухой, которая рассказывает никому не нужные истории из своей жизни.

За день до этого Роэзия попросила разрешения прочесть завершенную хронику, читала ее всю ночь и с каждой строкой возмущалась все больше. Сначала София слушала ее молча, а потом наклонилась и схватила Роэзию за руку. Ее рука стала жесткой и была покрыта старческими пятнами. На большом и указательном пальцах от частого и долгого письма образовались толстые мозоли.

– Ах, Роэзия, – начала она. – Я ведь не отрекалась от своих знаний, когда писала эту хронику. Я все эти годы учила тебя, благодаря мне ты знаешь каждую сентенцию Петра Ломбардского, знаешь рукописи тех, кого многие называют еретиками: Абеляра, Давида из Динана, Амальрика Венского...

– И именно поэтому я не понимаю, зачем вы записали все эти ненужные вещи! – возразила Роэзия. Мягкая, снисходительная улыбка Софии еще больше вывела ее из себя.

Серьезно и слегка нетерпеливо София продолжала.

– Но кто может сказать, что важно, а что – нет? – спросила она. – То, что делал в течение жизни король Франции? Может быть! Но большинство его идей принадлежат брату Герину, а его имя не встречается ни в одной хронике. А королева Изам-бур – что известно о ней, кроме того, что она жила как святая? Это все ложь. Правда заключается в том, что она, очевидно, не обладала разумом, зато невероятной силой, позволившей ей в первую брачную ночь оттолкнуть короля. Почему вы думаете, что эта история менее важна, чем перемирие при Фретева-ле или предостерегающий выход Петра Капуйского?

– Это не самое плохое из того, что вы написали...

Роэзия не договорила, потому что слова не помогали выразить то, что она чувствовала. Вместо этого она снова стала перелистывать хронику и прочитала Софии несколько предложений.

Послушницы забивали свиней, разжиревших от осеннего изобилия желудей. Кровь животных, издававших пронзительный визг, капала на подтаявший снег. Затем послушицы опустились на грязную, серо-красную землю и обнялись.

Брат Герин поднял голову, но не отпустил ее. Он прижал ее к столу. Его тонкие красивые руки стали на ощупь расстегивать ее платье.

Теодор смотрел на украшение и, как ей показалось, побледнел еще больше. Она решительно подошла к нему и крепко обняла. Может, хотела выжать из него парализующую тоску. А может, подавить отвращение от своей лжи.

Кристиан притянул ее к себе не грубо, по-мужски, а с какой-то необычайной мягкостью. Его прикосновение было невинным, поскольку им руководило не желание, а доброта, удивительная для такого человека, как он. Она была такой обволакивающей, что София забыла, почему называла его бездельником и лентяем, почему считала, что он не желает ничему учиться и наполняет свою жизнь лишь сплошными развлечениями и удовольствиями.

– Ну, хорошо! – сказала София, будто подтверждая написанное ею. – Что тебе здесь не нравится? Это моя жизнь, мои стремления!

Громко топнув, Роэзия отошла от нее, избегая близости, которой искала все последние годы.

– Но ведь не имеет же никакого значения, что движет каким-то отдельным человеком, что злит его, обижает! – пронзительно воскликнула она. – Имеет значение только великий план спасения Господа нашего, который руководит нашей историей.

– Ха! – рассмеялась София, а затем продолжала так же громко, как до этого Роэзия. – Этот план спасения исполняют люди – отдельные люди, и у каждого из них своя история. Теодора обвинили как раз в том, что он поставил отдельного человека в центр своей философской картины и заявил, что его достоинство неоспоримо. Даже женщина, говорил он, имеет право на образование. Записывая хронику, я преследовала не в последнюю очередь и эту цель...

– Но именно поэтому вы должны доказать, – резко оборвала ее Роэзия, – что ваш разум такой же неподкупный, как и у мужчин! Что вы только это считаете досаточно важным, чтобы записать! А вместо этого вы пишете о боли, горе и любви, то есть о том, о чем болтают служанки на кухне и крестьянки в поле. Это не имеет никакого значения и никакого постоянства!

Ярость не укладывалась в словах. Для выхода ей требовалось что-то большее. Когда Роэзия отвела глаза от Софии, чтобы больше не видеть ни ее, ни ее отвратительную хронику, она оказалась не в спасительной темноте, а увидела себя как бы со стороны. Она увидела, как ссорится со старой женщиной, кричит на нее и топает ногами, хотя, быть может, ни к кому не испытывала большего уважения. Ей стало стыдно за собственную несдержанность, ее глаза наполнились слезами. Они засверкали на щеках, попали в рот, и она почувствовала незнакомый доселе вкус. Она не помнила, когда плакала в последний раз. Даже смерть детей не могла заставить ее расплакаться.

Теперь ее тело сотрясалось от рыданий, будто ее бил страшный озноб.

София пересекла комнату и обняла Роэзию за плечи.

– И твоя боль тоже не имеет значения? – мягко спросила она. – Ты боишься своего прошлого и пытаешься избавиться от него, ожидая, что я признаюсь, что тоже считаю свою жизнь нестоящей. Ждешь, что я солгу тебе, сказав, что в моей жизни не было ничего, кроме стремления к знаниям. Но даже если бы это было так и все, что я написала, было лишь грезами слабого разума, я не жалела бы об этом. Ни о том, что написала в хронике, ни о том, что прочитала ее. Слово за словом, предложение за предложением. Я хочу запомнить ее на всю жизнь.

Она крепко и успокаивающе обнимала Роэзию за плечи, и та перестала дрожать.

– София... – простонала она. – София...

– Успокойся! – мягко сказала София и ласково погладила ее руку. – И не злись на меня! Завтра мы снова поговорим!

Роэзия долго стояла не шевелясь, так что София решила, что она не расслышала ее последних слов. Но потом по ее телу пробежала дрожь. Не глядя на Софию, она отпрянула от нее в сторону, туда, где она не могла ее достать.

– Я буду... молиться, – тихо сказала она, опустив голову. – Вы проводите меня в крипту?

София удивленно вскинула брови. Она не ожидала услышать ни этой просьбы, ни этого мягкого голоса.

Она попыталась заглянуть в глаза Роэзии, но та избегала ее взгляда, будто в комнате находилась ее тень, а сама она уже давно ушла.

– Как хочешь, – растерянно согласилась София.

Еще более странными были слова, которые произнесла Роэзия затем.

– Вы с кем-нибудь говорили о маленькой комнатке за криптой, прямо под алтарем? Вы упомянули ее, рассказывая о том дне, когда прощались с мертвой Изамбур.

По крайней мере, голос звучал снова трезво, а не заговорщицки тихо. Роэзия овладела собой, и ее лицо приняло прежнее выражение, только одна прядка волос выбилась из-под покрывала.

Софии захотелось снова поднять руку и заправить прядку. Но как только она собралась сделать это, Роэзия вся сжалась, и София передумала.

– Об этой маленькой комнате мы поговорим потом, – сказала София.

Эпилог
1245 год
Женский монастырь, город Корбейль

Сестра Иоланта очнулась.

Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Свет, хотя мягкий и неяркий, ударил ей в глаза. Сквозь шум в голове прорвался чей-то звонкий голос. Подбородок ныл, глотать было больно.

– Что... что произошло? – пробормотала она.

Резкая боль пронзила ее горло. Чувство было такое, будто она проглотила огонь, а голос так ослаб, будто она кричала несколько часов подряд.

«Но я не могла кричать,– вспомнила она. – Роэзия пыталась задушить меня... как остальных... только на этот раз руками, а не веревкой из конопли...»

Она жадно вдохнула воздух и захрипела.

– Тише, – сказал звонкий голосок. —Лежите спокойно! Мы пошли за вами в крипту, и там увидели нечно ужасное. Сам Бог направлял нас, и мы успели вовремя и освободили вас от Роэзии. Ее несчастной душой завладел дьявол. Пришел епископ, чтобы изгнать его.

Иоланта села и потерла виски. На короткое мгновение шум усилился, а потом постепенно затих.

– Оставь меня одну ненадолго, подожди наверху, в часовне.

Только теперь, когда молоденькая девушка проворно поднялась, она узнала в ней сестру Брунизенту, пономаря. У нее были тонкие благородные руки, которым все с радостью доверяли драгоценные сосуды, а еще ее ценили за необычайную ловкость, с которой она вышивала восхитительные скатерти для алтаря.

Иоланта бодро улыбнулась ей вслед, чтобы та не беспокоилась за нее. Когда Брунизента исчезла за дверью, Иоланта собрала все силы, чтобы встать на ноги и справиться с сильным головокружением. Слава богу, оно быстро прошло, осталась только боль в горле. Наверное, ей несколько дней будет тяжело глотать и говорить.

О, несчастная, безумная Роэзия!

Она была убийцей! На ее совести жизнь Софии и Катерины, Греты и Элоизы!

Какую судьбу ей приготовил епископ?

Иоланта постаралсь не думать об этом. Нужно было положить конец этому кошмару и прогнать несчастья из женского монастыря в Корбейле. Для этого она должна сделать только одно, последнее дело.

Опираяся одной рукой о шершавую стену, другой она принялась рыться в складках своего темного платья. Оно было достаточно пышным, чтобы в нем можно было спрятать хронику, которую она обнаружли в келье Роэзии и взяла с собой на их последний разговор.

Теперь хроника принадлежала ей, и она была вправе решать ее судьбу.

Вчера она была так напугана своей находкой, что даже не смогла заставить себя прочитать ее. И сегодня ей было неинтересно знать, что же написала София.

Нужно отдать ей должное, в последние годы София изменилась и даже примирилась с Катериной. Но все же с ее именем Иоланта связывала прежде всего огромное недоверие, посеянное Бланш, которой та много лет служила и которая говорила о ней всегда с яростью, называя самонадеянной, дерзкой и высокомерной.

Нет, от Софии не стоило ждать ничего хорошего. Сейчас не время показывать всем ее хронику. Она стремительно направилась к темной нише позади крипты, где долгое время сидела мертвая София, поискала щель в стене и запихнула в нее рукопись. Стряхивая с головы пыль, она почувствовала гордость за свой поступок. Затем стала подниматься наверх.

В крипте было темно. Спустя какое-то время по стене пробежал круглый луч света. За ним следовала сестра Брунизента. Она осторожно прошла через крипту и без труда обнаружила трещину в стене, куда Иоланта спрятала хронику. Она только сделала вид, что ушла, послушавшись приказа Иоланты, а на самом деле поспешила за ней.

Она была движима не только любопытством.

Конечно, в последние дни она принимала активное участие в пересудах, вращавшихся вокруг Софии и страшных убийств в монастыре. Она была еще так молода, что придавала большое значение этой болтовне и сожалела, что не слишком много может рассказать нового потому что пришла в монастырь уже после исчезновения Софии. Ей не довелось ни видеть неприступную женщину, ни ловить на себе ее отстраненный взгляд, ни слышать ее голос, в отличие от остальных, которые теперь всячески приукрашали свои рассказы. Только благодаря тому, что она обнаружила тело Элоизы, ей удалось пробиться вперед и обратить на себя внимание окружающих. Хотя на самом деле зрелище мертвой сестры было таким ужасным, что ей нелегко давалось снова и снова описывать его.

Брунизента взяла хронику и спрятала ее под накидкой.

Она знала, что благодаря этой рукописи не на несколько дней, а на целые месяцы станет центром внимания.

Она не собиралась делить с кем-то свою находку: она хотела прочесть ее.

Она всегда любила истории, которые ей вначале рассказывала кормилица, а потом мадемуазели матери. Особенно зимой, когда, стоило покинуть женскую половину, как у тебя перехватывало дыхание от мороза, когда из подушек едва удавалось прогнать паразитов, а на дорогих сундуках лежал слой сажи из-за плотного дыма. Тогда наступал самый прекрасный момент дня – чтение книг при тусклом свете огня.

Больше всего ей нравилась история про Ланселота, который любил прекрасную Геневру, но не мог владеть ею. Иногда Брунизента мечтала о таком благородном рыцаре, хотя и знала, что их не существует.

Мужчины, которые пили на нижнем этаже вместе с отцом, были опухшими, у них были гнилые зубы, и они не находили покоя от блох и вшей, ползавших у них по лицу.

Истории, написанные в книгах, забавляли ее отца, и он от души смеялся над ними. Он умел писать только свое имя. Владеть письмом, считал он, нужно для того, чтобы писать письма и вести книги учета, а не для того, чтобы развлекать баб. Однако нужно же им чем-то заниматься, и если в круг их развлечений входит чтение книг – то почему нет?

Возможно, красивые истории помогают поддерживать у них хорошее настроение.

Сердце Брунизенты неистово билось, когда она подняла свечу над страницами рукописи и в ее тусклом свете углубилась в чтение. В рукописи не нашлось книг, которые так нравились ей в детстве.

Но может быть, подумала она, может быть, читать хронику Софии будет так же приятно и увлекательно.

Хронология

1159 г. Папой Римским избран Александр III, а антипапой – Виктор IV.

1165 г. Родился Филипп II Август, сын Людовика VII и Адели Шампаньской.

1174-78 гг. Военный поход императора Фридриха Барбароссы на Италию. Сокрушительное поражение при Легнано (1176).

Около 1177 г. Родилась Ингеборга (Изамбур) Датская.

1180 г. Филипп II Август становится королем Франции.

1181 г. Родилась Бланка (Бланш) Кастильская.

1182-1202 гг. Кнут IV, король Дании.

1189-1192 гг. Третий крестовый поход при участии Фридриха Барбароссы, Филиппа II и Ричарда Львиное Сердце.

1189-1199 гг. Ричард Львиное Седце, король Англии.

1193 г. Филипп II после смерти своей первой супруги, Элизабет (Изабель) д'Эно, заключает брак с Ингеборгой (Изамбур) Датской.

1195 г. Смерть немецкого императора Генриха VI. Начало немецкой борьбы за трон между Вельфом Оттоном Брауншвейгским и Гогенштауфеном Филиппом Швабским.

1196 г. Филипп II женится на Агнессе Меранской. 1198-1216 гг. Время правления папы Иннокентия III.

1199 г. Смерть Ричарда Львиное Сердце. 1199-1216 гг. Иоанн Безземельный, король Ангевинской державы. 1199-1200 гг. На Францию наложен интердикт.

1200 г. Соглашение о мире между Францией и Ангевинской державой. Сын Филиппа II Людовик женится на племяннице ангевинского короля Бланке (Бланш) Кастильской.

1200 г. Филипп II отвергает свою третью супругу Агнессу Меранскую и признает брак с Ингеборгой (Изамбур) Датской. Однако после этого Изамбур высылают в замок Этамп.

1203 г. Убийство Артура Бретанского, племянника Иоанна Безземельного и возможного претендента на трон Ангевинской державы при поддержке Франции.

1208 г. Убийство Гогенштауфена Филиппа Швабского

1209 г. Коронация Вельфа Оттона IV и отлучение его от церкви Папой Римским.

1209-1229 гг. Крестовый поход на юг Франции против альбигойцев и катаров.

1210-1250 гг. Германский император Фридрих II,

1210 г. Основание ордена францисканцев Франциском Ассизским.

1212 г. Филипп II заключает с Гогенштауфеном Фридрихом II союз против Иоанна Безземельного и Вельфа Оттона IV.

1214 г. Битва при Бувине: Филипп II наносит своим противникам сокрушительное поражение.

1215 г. Основан Парижский университет.

1223 г. Смерть Филиппа II Августа.

1223-1226 гг. Людовик VIII, король Франции.

1226-1270 гг. Людовик IX («Святой»), король Франции. С 1226 по 1236 под опекой своей матери.

1237 г. Смерть королевской вдовы Ингеборги (Изамбур).

1252 г. Смерть Бланки (Бланш) Кастильской.

Историческое примечание

История жизни Софии основана на чистом вымысле, но многие личности, с которыми была связана ее судьба, действительно существовали:

Король Филипп II Августнаряду с Людовиком Святым и Филиппом Красивым относится к самым значительным французским королям зрелого и позднего средневековья. Благодаря завоеванию многочисленных территорий и централизации французской власти он внес немалый вклад в зарождение современной Франции. Хотя его личность довольно неоднозначная: современники описывали его как недоверчивого, своенравного и склонного к интригам человека.

Королева Ингеборга (Изамбур) Датская,которую позднее – не в последнюю очередь по политическим причинам – католическая церковь провозгласила святой (день ее памяти – 30 июля), стала причиной многолетней размолвки между королем Франции и Папой Римским. Ее кульминацией стал интердикт 1199-1200 гг. Современники описывали ее как необыкновенно красивую женщину, и Филипп оценил привлекательность своей северной невесты, когда впервые увидел ее. Но уже после первой брачной ночи король отверг ее и отказывался признать брак действительным. Причины такого поведения не ясны. В источниках того времени можно найти версию, касающуюся колдовства. Другие говорят о болезни Изамбур, которую король заметил только в первую брачную ночь. А може быть, союз между Данией и Францией против могущественной Ангевинской державы показался Филиппу слишком незначительным, и он решил добиваться более богатого приданого (и впоследствии получил его, когда женился на Агнессе Меранской).

Иоаннитский монах брат Герин,вскоре получивший сан епископа Сенли, в последние годы правления Филиппа II Августа вполне мог называться вице-королем. Он не только считался самым значительным и ближайшим советником короля, но и «архитектором» многих решений, которые привели к многочисленным успехам Филиппа, например к победоносной битве при Бувине и крестовым походам против катаров и альбигойцев на юге Франции.

Наконец, Бланш Кастильская– одна из выдающихся женских фигур средневековой Франции. Она не только изменила культурную жизнь при парижском дворе, но и помогла сохранить власть после ранней смерти своего супруга Людовика VIII как властная и умная правящая королева для своего несовершеннолетнего сына, впоследствии ставшего Людовиком IX или «Святым».

Многие детали, которые известны из жизнеописаний этих исторических персонажей, и другие, которые упоминаются вскользь, я использовала в моем романе. Что касается их характеров, то они, разумеется, являются плодом моего воображения.

Я точно передала хронологию исторических событий и достоверно отразила политическую ситуацию во Франции того времени.

Однако в пользу моего романа мне пришлось частично упростить события и втиснуть их в более узкие временные рамки: осуждение Амальрика Венского и Давида из Динана еретиками, преследование их учеников и, наконец, сожжение не только их трудов, но и других естественно-научных рукописей, в том числе Аристотеля, на самом деле было растянуто на много лет.

Дофин Луи и дофина Бланш действительно проявляли интерес к наукам и, вероятно, были знакомы с рукописями Амальрика Венского. Также достоверно известно, что в первое десятилетие XIII века произошел конфликт между партией короля и его сына, и при этом Луи обвиняли в склонности к ереси. Однако то, что между этой – скорее, очень вялотекущей – борьбой за власть и повторным сближением Филиппа с Папой Римским была связь, – вымышленная мною сюжетная линия.

Духовные течения в парижских монастырских школах, а позднее и в университете, нашли отражение в этом романе, но, конечно, не в полной мере и упрощенно. Тут я хотела бы подчеркнуть, что на рубеже XII—XIII веков возник большой интерес к Аристотелю (хотя до этого в христианской теологии важнейшим философом считался Платон), однако к этому интересу церковнослужители относились с большим скепсисом. Только Альберту Великому (1193—1280) и Фоме Аквинскому (1224—1274) удалось помочь философии Аристотеля «прорваться» в христианскую теологию.

Другой важной чертой тогдашней философии было то, что называют «средневековым гуманизмом». Некоторые люди стали делать заявления, которые звучали современно и были свободны от предрассудков. Например, что касается оценки нехристианских религий, прежде всего иудаизма, положения женщины, свободы и достоинства каждого отдельного человека.

То, что Теодор стал именно францисканцем (первые минориты действительно пришли в Париж около 1218 года), соответствует важному развитию ученой жизни в XIII веке.

В то время быстро росло число нищенствующих орденов и орденов проповедников (к которым принадлежал и Фома Аквинский, вступивший в орден доминиканцев). Они стали играть руководящую роль в духовной и университетской жизни.

Основание Парижского университета я представила очень упрощенно. Очень сложно определить, в каком именно году это произошло. Некоторые историки считают, что уже с началом растущей централизации монастырских школ стали появляться университетские структуры, другие говорят о решающем 1215 годе, который ныне считается датой основания университета. Тогда Роберт де Курсон составил знаменитую привилегию, после которой началось развитие университета. Независимо от этого, описания университетской и студенческой жизни соответствуют историческим фактам.

При описании повседневной жизни в средневековом Париже я основывалась на многочисленных источниках и картинах того времени. При этом некоторые моменты звучат очень современно: например, сожаление о том, что парижские женщины больше не желают готовить и предпочитают покупать готовые жареные курочки с хрустящей корочкой, я хотя и вложила в уста вымышленного магистра Жана-Альберта, но оно отвечает – как и многие другие мысли – цитатам того времени. Названия улиц и площадей, упоминающихся в романе, соответствуют плану Парижа того времени.

На современные источники ориентируется и описание религиозного менталитета, монастырской жизни и, прежде всего, медицинских знаний Софии, а также ее методов лечения.

То, что подобными знаниями могла владеть женщина, я не придумала: век спустя, когда разразился спор, каксающийся того, кто имеет право называть себя врачом, и этим званием требовали наградить исключительно докторов с университетским образованием, перед судом выступила знаменитый парижский врач, которая подтвердила свои методы лечения высказываниями многих – излеченных ею – пациентов и таким образом опозорила лекарей с университетским образованием.

В общем и целом история Софии во многом очень современна и развивается больше в свете настоящего, нежели «мрачного» средневековья. Однако я старалась максимально приблизить декорации ее жизни и конфликты, в которых она была замешана, к тогдашней действительности и историческим событиям.