Текст книги "Убийства в монастыре, или Таинственные хроники"

Автор книги: Юлия Крён

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

София хотела гордо поддакнуть и обратить внимание на то, что всеми названными добродетелями Теодор обязан ей, хотя она и не могла вспомнить, чтобы хотя бы раз разговаривала с ним на эту тему.

Но Исаак поднял руку, призвав ее к молчанию.

– Однако... Ему следует быть осторожным. Наш брат всегда задолго чует беду. Я не знаю, каковы планы короля... и не знаю, касаются ли они нас. Но Теодору стоит смотреть, перед кем он высказывает свое мнение.

– Теодору нечего бояться короля! – решительно воскликнула София. – Он – учитель дофина!

Исаак только пожал плечами.

– Думаете, это защитит его? – с сомнением спросил он, затем подвинул к ней мешок с деньгами и больше не сказал ни слова.

Она взяла мешок, но гордость помешала ей пересчитать его содержимое. Кроме того, ей не терпелось как можно скорее покинуть это место.

– Глупая болтовня, – пробормотала она, поднимаясь по лестнице между покрытыми плесенью стенами. Что бы ни значили слова Исаака, прежде всего ей нужно было решить собственные проблемы.

Нужно избавиться от Кристиана Тарквама. Она заплатит ему в обмен на обещание никогда больше не подходить к Теодору и не отвлекать его своими разговорами.

Она закрыла лицо капюшоном, чтобы никто не видел, что она выходит от еврея, и сняла его только тогда, когда вошла в дом и увидела, к своему великому удивлению, прямо перед собой врага. Кристиан не только находился в ее доме в совершенно неподходящее время, но держался при этом так уверенно, что ее тщательно обдуманный план уже не казался ей столь эффективным.

Заметив Кристиана, София остановилась и пристально посмотрела на него. Затаив дыхание, она рассматривала его профиль. Хотя она и не была мастером читать по человеческим лицам, она тотчас же поняла, что привлекло его внимание настолько, что он, обычно такой подвижный и беспокойный, стал похож на статую.

Взгляд Кристиана был направлен в сад, в котором однажды маленький, хромой Теодор пытался поднять над головой тяжелый меч и кричал, что станет рыцарем. Теперь, двадцать лет спустя, он, уже знаменитый ученый, ходил по саду взад-вперед, используя ритм своих медленных шагов для того, чтобы еще раз повторить только что выученное. Сегодня он был не один. Рядом с ним шла Катерина, которая, как всегда, беззаботно щебетала, рассказывая о том, что произошло с ней за день, или предлагая ему приготовить укрепляющий суп или смешать вино с пряностями.

Вместо того чтобы подойти к ним и поприветствовать их, протянув свою грубую руку, Кристиан стоял в стороне, не тряс перед лицом визжащей Катерины ручной крысой, но смотрел на нее широко раскрытыми глазами каким-то странным, изумленным взглядом. В его глазах не было насмешки, сквозь которую, как сквозь тонкие очки, он постоянно смотрел на мир. И улыбался он не язвительной улыбкой, а мягко и преданно.

София, ничего не понимая, покачала головой.

«Какой дурак! – подумала она. – Как могло случиться, что этот бродяга, который водится с самыми дешевыми проститутками, потому что на более дорогих у него нет денег, положил глаз на ее дочь? Допустим, она была действительно привлекательна, унаследовав от брата Герина светлые волосы, но ей не хватало его зоркого взгляда и благородной осанки. Она была похожа скорее на дерзкую служанку, чем на дочь ученой, а этот безумец смотрел на нее так страстно, будто она – самое большое сокровище на свете!»

София забилась поглубже в угол, из которого она, оставаясь незамеченной, могла наблюдать за Кристианом так же, как он наблюдал за Катериной.

«И правда, – подумала София, упрятав мешок с монетами в складки своей юбки, – можно было ожидать, что этот необразованный болтун гораздо больше ценит розовые щечки с прелестными ямочками, нежели пронзительный ум».

София тихонько улыбнулась. «Так пусть же она будет его, – подумала она с яростью, но и не без удовольствия, – так пусть же будет его».

Тем временем Теодор завершил прогулку, отослал Катерину и вошел в дом. Кристиан сделал вид, будто только что вошел в комнату, но не направился к другу радостно и восторженно, как обычно, а остался стоять в задумчивости.

Он сухо поприветствовал Теодора. София из своего угла могла слышать все, о чем они говорили, но не видела при этом их лиц.

– Она... она должна знать, – начал Кристиан тихо. Теодор не ответил, но Софии показалось, будто он решительно покачал головой.

– Должна! – пылко настаивал Кристиан. – Должна! Я так хочу сказать ей об этом! Я больше не хочу продолжать эту комедию.

София подумала о визжащей Катерине, о том, как Кристиан пугает ее своей крысой и разговаривает с ней как с младшей сестренкой. Теперь она поняла, что он все это время притворялся, чтобы только девушка не узнала о его любви!

– Нет, – возразил Теодор. – Я не хочу этого. Ты мой друг и обязан мне, а не ей.

– Но...

– Я сказал – нет. Если ты скажешь ей правду, она не будет знать, что делать. Она и понятия не имеет о жизни. Это... только собьет ее с толку.

София решилась нагнуться немного вперед и теперь могла видеть, по крайней мере, лицо Кристиана. Он раскраснелся, а его спутанные волосы еще больше топорщились после того, как он несколько раз запустил в них руки.

– Бог мой, я ведь мужчина и прекрасно знаю, что сбивает женщин с толку, а что – нет! Твоя осторожность кажется мне чрезмерной!

Она еще никогда не видела, чтобы Кристиан так сердился на Теодора.

Однако она впервые за время, что знала его, внутренне встала на его сторону и испытывала такую же ярость, что и он. Как может Теодор быть таким глупцом, чтобы чернить сестру перед другом? Как осмеливается решать за нее?

«Так пусть же она достанется ему», – решительно подумала София во второй раз.

– Я все же считаю, – продолжал настаивать Теодор, – что еще слишком рано...

Он повернулся, Кристиан последовал за ним, а София осторожно выбралась из своего убежища и крадущимися шагами поднялась наверх. Тяжелый мешок тянул ее к земле. Только очутившись в своей комнате, она поставила его на пол. Еще час назад с его помощью она хотела заставить Кристиана убираться ко всем чертям и наслаждаться лучше дорогими проститутками и хорошим вином, а не мешать Теодору учиться.

А теперь монеты должны были послужить другой цели.

В последующие недели Кристиан Тарквам часто бывал в доме Гуслинов. София приглашала его и приказывала Катерине садиться с ними за стол. Раньше София старалась избегать совместных трапез, питалась аскетической пищей и предпочитала есть в одиночестве и как можно быстрее. А теперь она с дружелюбной улыбкой настоящей хозяйки угощала гостя темным вином, смешанным с редкими и дорогими пряностями. Парижанам они были не известны, потому что их привозил купец из дальних стран, у которого покупал их в свое время еще Бертран. Экзотические пряности стоили дорого. Среди них были не только мускат, анис и корица, но и корень галганта и кардамон.

Кристиан оказался любителем и знатоком вин. Он с наслаждением щелкал языком и умел ценить их высокую стоимость.

– А вы как будто богаты, – заметил он однажды насмешливо. – Я слышал, что мускатный орех стоит столько, сколько семь быков.

Теодор и Катерина недоверчиво и растерянно смотрели на вдруг изменившуюся мать, которая не только большими глотками пила дорогое вино, но и, казалось, с неподдельным удовольствием общалась с тем, кого совсем недавно считала врагом.

– Ваша семья, – начала она однажды, слегка покраснев. – Ваша семья должна гордиться тем, что сын учится в Париже.

Кристиан рассмеялся так ехидно, что Теодор вздрогнул.

– Моему отцу наверняка это неважно, – ответил он, прыснув от смеха. – Он умер много лет назад.

Судя по тому, что он смеялся, это не особенно печалило его.

– Ах, – сказала София, – мне очень жаль.

– Бывают дела и похуже. Мне все же удалось избежать войны. Люди короля много лет назад пришли в нашу деревню и забрали каждого, кто был молод и силен, имел две ноги и член между ними.

– Кристиан! – раздраженно воскликнул Теодор. Лицо Катерины стало пунцовым, как вино.

Кристиан же только рассмеялся звонко, почти по-женски.

– Ах, простите, я просто думал, что вам не привыкать к таким словечкам, София. Вы ведь познали жизнь во всех ее проявлениях, хотя и пытаетесь сейчас всячески спрятаться от нее. Однако вернемся к делу: моя мать два месяца прятала меня в копне сена, на мне лежала подушка и я не мог пошевелиться. Однако... я был единственным мужчиной в доме, и поля стояли незасеянные, и нам было нечего есть. Скудный кал, который мы выжимали из своих тел, был твердым, как камень. Многие не выжили и...

– Кристиан! – снова воскликнул Теодор.

София сидела, спокойно улыбаясь, не позволяя его смеху смутить себя, так же, как и его взгляду, в котором была не только насмешка, но и вызов и доверие, будто Кристиан видел в ней не старую женщину, которую нужно шокировать, а человека одной с ним породы, которому приходилось проходить по жизни с борьбой, хотя и немного по-другому.

– Почему ты позволяешь этому бездельнику столь вежливые речи в нашем доме? – плаксиво спросила Катерина. – Я уверена, в то время как он сейчас сидит тут и пьет дорогое вино, по его телу бегает отвратительная крыса.

– Вы хотите посмотреть на нее? – усмехнулся Кристиан, глядя на Софию.

Теодор опустил голову, София же подняла свою.

– Не думайте, будто я боюсь крыс, – с улыбкой сказала она. – В монастыре, где я провела детство, нам часто приходилось убивать их собственными руками, чтобы они не строили гнезда в пергаменте. А в доме моей тетки Берты – так там крыс было даже больше, чем людей.

Кристиан впервые промолчал, не рассмеялся.

– Слава богу, что вам удалось вырваться оттуда, – заметил он серьезно.

– Разумеется, – ответила София. – Жизнь, которую я веду сегодня, гораздо больше мне по душе.

– Я думаю, – сказал Кристиан. – Особенно вам повезло в том, что у вас есть Теодор, который делает вместо вас все, что вам запрещено. Мне интересно, знаете ли вы...

– Кристиан! – в третий раз вскричал Теодор, на этот раз строго, едва переводя дыхание.

Катерина обеспокоенно посмотрела на него. Однако Кристиан послушал его, замолчал и прервал напряженную тишину, нависшую над столом, новым взрывом хохота. Амулет, в котором он носил пищу для своей крысы, громко звенел на его шее, качаясь то вправо, то влево, пока Кристиан наконец не успокоился и не поднес к губам стакан с вином.

София сочла этот вечер неудавшимся, поскольку у нее так и не получилось хоть как-то сблизить свою дочь с бродягой Кристианом. Но она не сдавалась, приглашала его снова и снова, но не позволяла распускать язык. Вместо этого она просила дочь рассказывать о себе.

Поначалу та стеснялась, то и дело бросала вопросительный взгляд на Теодора, который сидел перед богато обставленным столом скромно, как монах, и не осмеливалась говорить.

Но спустя несколько недель она поверила в то, что ее строгая мать и впрямь превратилась в общительную гостеприимную женщину, начала время от времени открывать рот и говорить так откровенно и свободно, как до этого времени могла только наедине с Теодором.

София тайно закатывала глаза, слушая эту пустую болтовню, но жестами просила дочь продолжать. Тогда Катерина рассказывала о ковре, который ткала, – о, как это возможно, что ее пальцы были настолько проворнее мозга! – о серебряной посуде, которую она натирала до блеска, – о, как только такая работа может нравиться! – или о покупках, которые она делала вместе с Изидорой, – о, почему только одноглазая сарацинка заботится об этом ребенке так, будто он ее собственный!

Ни молчаливый Теодор, ни болтливая Катерина, ни смеющийся Кристиан не подозревали, что значит для Софии это гостеприимство. Никто не понимал, почему она стала намного чаще, чем раньше, тихонько прохаживаться по дому, наблюдать и прислушиваться, ища возможности сбагрить надоевшую дочь не менее надоевшему Кристиану, чтобы избавиться сразу от обоих. Только сарацинка следила за ней взглядом, ставшим недоверчивым и мстительным с того самого дня, когда Мелисанда покончила с собой.

София старалась не попадаться ей на глаза и целиком посвятила себя одной цели: она должна добиться того, чтобы Катерина перестала относиться к Кристиану с презрением. Нужно сделать так, чтобы она стала вежливой и любезной. И наконец нужно, чтобы Теодор наконец позволил другу открыто говорить о своих чувствах.

Но однажды ей все-таки не удалось избежать встречи с сарацинкой. Погруженная в раздумья об этих глупых, глупых детях, она чуть было не столкнулась с Изидорой. Несмотря на свою древность, одноглазая держалась прямо, как молодая женщина. В ее черных волосах было не больше седины, чем в каштановой косе Софии. Только ее лицо из-за юности, проведенной в сухой песчаной пустыне, напоминала дубленую кожу.

– Что это вы крадетесь за мной, как вор среди ночи? – прошипела София и только тогда заметила, что в руках у Изидоры был таз, в котором плавала окровавленная повязка.

– Бог мой! Что произошло? – вырвалось у нее прежде, чем старуха успела что-либо объяснить.

Изидора смотрела на нее с таким презрением, будто собиралась плеснуть ей в лицо окровавленной водой.

– Теодор, – наконец сказала она, – Теодор... поранился.

– Он что, опять споткнулся из-за своей ноги? Я разве не говорила, что ему следует быть осторожнее? И почему он не пришел ко мне, не попросил помочь?

Изидора горько рассмеялась.

– Думаю, он не хочет говорить вам правду. А она заключается в том, что в него вселился злой дух. На моей родине его называют шайтан,и не кто иной, как вы, госпожа, натравили его на Теодора.

Ее враждебный голос усилил недовольство Софии, но прежде всего ее обвинение.

– Что вы хотите этим сказать? – сердито воскликнула она. – Что тут вообще происходит?

Изидора опустила таз на пол.

– Это ведь вы хозяйка, София де Гуслин! – ответила она. – Разве это я виновата в том, что вы – единственная, кто понятия не имеет о несчастиях, которые происходят в этом доме?

– О каких несчастиях? Я знаю, что Теодора ожидает блестящее будущее. Я знаю, что у него много учеников, которые с восхищением увиваются вокруг него, и один из них – наследник трона! Он будет великим преподавателем теологии, его посвятят в священники, а затем он станет ближайшим советником будущего короля.

Единственный глаз Изидоры сверкал ледяным светом.

– Это его воля? – спросила она.

– Годись он на что-нибудь еще, вам не пришлось бы бегать с тазами и менять ему повязки! – пронзительным голосом защищалась София. – Он инвалид, он даже ходить нормально не может. Он никогда не смог бы стать рыцарем, и он понял это, когда был еще маленьким. Он прекрасно знает, чем обязан мне, после всего, что я для него сделала. Кто еще мог позаботиться о нем? Его папаша-колдун? Или медленно гниющая мать?

Изидора теперь смотрела на нее с еще большим презрением. Софии на какое-то мгновение показалось, что она сейчас плюнет ей в ноги.

– Это блестящее будущее, которое вы ему пророчите... это убивает его.

– Чепуха! – воскликнула София. – Он всегда слушался меня, и именно благодаря этому столького достиг. Он мог бы быть доволен, если бы кое-кто не сбивал его с пути. Катерина, это никчемная девчонка, не отходит от него как нимфоманка...

– Никакая она не нимфоманка! – строго прервала ее Изидора. – Она любит Теодора!

– А это ей не положено! Она ведь его сестра!

Внезапно ей стало жутко под суровым взглядом сарацинки. София не знала, догадывается ли сарацинка о супружеской измене, искала ли она в ее лице черты сходства с Бертраном и нашла ли их.

София согнулась и опустила взгляд.

– Да, я знаю, – сказала она быстро. – Катерина липнет к Теодору с тех пор, как начала ходить, и наверняка мечтает о том, чтобы он был не родственником, а будущим мужем. Но скоро я выбью этот вздор из ее глупой головы. Она достанется Кристиану.

– Кристиану?! – с отвращением воскликнула Изидора. – Этому бездарю в шутовском одеянии? Вы сами до недавнего времени смотрели на него так, будто хотели испепелить взглядом.

– Ну и что? Кажется, она нравится ему. И поэтому он женится на ней, а я дам за ней приличное приданое.

– Значит, вы решили выдать Катерину замуж? – в отчаянии спросила Изидора.

– Ах, избавьте меня от подобных вопросов! – возразила Катерина. – Он получит ее, если пообещает оставить Теодора в покое. А если он не хочет благопристойной жизни, тогда должен будет просто сделать из нее шлюху.

– Госпожа! В вашей голове сидит шайтан!

Пронзительный крик ужалил Софию. Она почти находила удовольствие в том, чтобы приводить почтенную женщину в ярость.

– Мне плевать на девчонку! Она ничего не значит для меня! – воскликнула она. – И так было всегда, я не могу вспомнить ни минуты, когда бы она тронула меня или я любила ее. Она родилась глупой, как пень, и годится только для того, чтобы мешать Теодору. Да, Кристиану будет не за что платить мне, скорее уж я заплачу ему хорошую цену, чтобы он только забрал ее. Главное – Теодор избавится от них обоих, да и мне не придется больше смотреть на нее!

Она торжествующе рассмеялась в лицо Изидоры и была уже готова рассказать ей про тяжелый мешок с деньгами и посвятить в свои планы. Однако Изидора не ответила на ее взгляд, а смотрела куда-то в сторону. София, заметив это, последовала за ее взглядом, обернулась и увидела растерянное, мертвенно-бледное лицо Катерины.

Софии не удалось схватить дочь и объяснить ей, почему она так зло и презрительно говорила о ней с Изидорой. Не слушая ее, Катерина убежала из дома и теперь мчалась по улицам так, будто за ней гнался сам дьявол. Софии не оставалось ничего другого, как последовать за ней. Ее не беспокоило то, что Катерина теперь, возможно, будет бояться и презирать ее больше, чем прежде. Она только не хотела, чтобы девчонка рассказала Теодору о жестокой, бессердечной матери и чтобы он ужаснулся этого.

– Остановись! – кряхтела она, отвыкнув от быстрого шага. Белый чепец, под который были убраны волосы, развязался, и косы Катерины метались по ее спине, как тонкие змейки.

Она остановилась.

– Как долго, – вскричала она с пылающим лицом. – Как долго ты не выходила на улицы Парижа, мама? Ты знаешь, где следует хорошей хозяйке делать покупки, а какие лавки лучше обходить стороной?

София смотрела на нее растерянно.

– Сейчас не время говорить о...

– Теперь мое время говорить, мама! – кричала Катерина. – Ты уже несколько лет не выходишь из дома и понятия не имеешь о том, что происходит в мире, и при этом осмеливаешься заявлять, что я ни на что не гожусь? На самом деле все совсем наоборот!

– Катерина, пойдем домой, а там...

– Домой? Куда? Ты никогда не могла сделать наш дом уютным, это делала я все эти годы! Там, у рынка, можно купить лучшую муку и белый хлеб, сочную свинину и ощипанных кур. А на другой стороне, прямо напротив, у Пьера, продается лучшее в Париже молоко, пенистре, жирное и густое.

– Катерина...

– Ты ничего этого не знаешь! – кричала девушка все громче. – Ты, может, и суешь нос во все книги этого мира, но не делаешь ничего из того, что следовало бы делать женщине, из высокомерия и чванства. Но я не такая! Не такая! Посмотри туда, у Сен-Жан-де-Грев мы покупаем сено для лошадей. На улице Ломбар продаются самые благородные материи, а у ворот Сен-Оноре я видела самые прекрасные ковры! Обо всем этом ты и понятия не имеешь! Ты ничего не знаешь об этом, потому что это тебя никогда не интересовало! Такие женщины, как ты, только напрасно небо коптят!

Произнося последние слова, она снова пустилась бежать, и София последовала за ней, хоть это и давалось ей нелегко. Она подумала, не оставить ли дочь, пусть побегает и поостынет. Но та, будто прочтя мысли Софии, произнесла имя Теодора с таким же восторгом, будто это было имя лучшего купца в городе.

– Теодор! – начала она, когда они проходили мимо наполовину построенного Лувра, замка, который несколько лет назад начали строить на правом берегу Сены. Затем они взошли на мост, ведущий к острову Сите. – Теодор набожный и скромный, но ему все равно нравилось, когда я нагревала ему комнату или готовила горячую пищу. Он ни в чем не должен был испытывать нужды, после того как выходил из твоей ледяной комнаты, в которой ты сидишь как паук и отравляешь ему жизнь!

– Прекрати! Сейчас же! – взволнованно вскричала София. – Что ты понимаешь в Теодоре?

– Мне не обязательно понимать его, чтобы обеспечить ему радостную, приятную жизнь. Я, может, и правда глупа как пень и не владею науками, которые тебе кажутся столь важными, зато я никогда его не мучила, ни к чему не принуждала, никогда не делала его несчастным, как ты!

– Несчастным? О чем это ты?

– Я ненавижу тебя, мама, ненавижу от всего сердца! – в исступлении вскричала Катерина.

У Нотр-Дама на улице стояли несколько человек. Некоторые из них изумленно смотрели на вышедших из себя женщин. Но София не обращала на них внимания.

– Ну хорошо, – усмехнулась она, устав от упреков. – Ну и ненавидь на здоровье! Тебе вовсе не обязательно меня любить. Но выйди замуж за Кристиана.

– Кристиана? – в истерике вскричала Катерина.

– Да! – ответила София. – Он любит тебя. Он бы давно объяснился с тобой, если бы Теодор не удержал его от этого. Он считает, что ты еще слишком мала для таких вещей, слишком впечатлительна и наивна.

– Ха! – громко воскликнула Катерина. – Ха! Если бы это было так, Теодор никогда бы не стал мешать моему счастью. Но это не так! Единственное, чего от него хочет Кристиан, так это... чтобы он сказал тебе правду.

На мгновение София потеряла дар речи. Ей показалось, что вокруг все стихло. Люди больше не проходили мимо с деловитым видом, а стояли на месте и смотрели на ссорящихся женщин.

Обычно возле собора Нотр-Дам всегда царило оживление. Уже несколько лет шла работа над фасадом, и для этой цели построили деревянные леса и мешали цемент, поднимали кирпичи в баках и доделывали детали. Но в этот момент на стройке было тихо.

– О чем ты говоришь? Какую такую правду должен сказать мне Теодор? – воскликнула София и внимательно осмотрелась по сторонам. Не только каменотесы и перевозчики раствора оставили свою работу, но и представители других профессий собрались на площади: кузнецы, ткачи, сапожники. Они выглядели как-то напряженно, будто изо всех сил старались оставаться незамеченными. Все молчали, и было слышно только кудахтанье кур, которые продавались неподалеку на рынке.

Катерина рассмеялась, и этот смех в наступившей тишине показался ужасно громким. Он был таким же пустым, как и смех Кристиана.

– Когда ты в последний раз говорила с дофиной? – наконец спросила она холодно.

София удивленно смотрела на нее.

– Какое это имеет отношение к Кристиану?

– Ты не знаешь ничего из того, что происходит вокруг, не так ли? – усмехнулась Катерина. – Ты такая ученая, все записываешь. Меня называешь глупой, никчемной и необразованной. А сама даже очевидного не замечаешь!

Она снова рассмеялась, Пожала плечами и хотела пойти прочь.

Но София не позволила дочери сбежать от нее. Она догнала Катерину, схватила за руку и собиралась ударить по лицу, когда вдруг заметила что-то еще помимо напряженного молчания людей.

Все они смотрели в одном направлении, и там поднимался тяжелый, темный столб дыма, расплываясь по пасмурному небу. Вместо того чтобы держать Катерину, София поспешно зажала нос рукой. Дым уже начинал щекотать ей горло. Она закашлялась.

– Боже мой! Где это горит? – воскликнула она растерянно. – Кажется, будто весь Париж охвачен огнем!