Текст книги "Тридцать дней (СИ)"

Автор книги: Юлия Цыпленкова (Григорьева)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 39 страниц)

Он поцеловал меня в кончик носа и развернул к людям, так и не покинувшим берег острова. Наконец я их рассмотрела более подробно. Они были не высоки, с развитыми руками и плечами. Женщины, как и мужчины имели широкоплечие фигуры, но это было обусловлено их передвижением в води и под водой. А то, что они плавают под водой, я поняла по закрытым сейчас жабрам. На суше люди-рыбы дышали через нос.

– На время плавания, – тихо сказал мне Скай, – их ноздри закрываются так же, как сейчас жабры. На пальцах рук перепонки, но они исчезают, когда выходят на берег, а вот ноги ничем не отличаются от человеческих, потому что в воде они обращаются в хвост. Невероятная работа Региниса и твоего отца. Всё продумано, всё учтено. Они одинаково легко могут существовать в воде и на суши, но любят воду больше. У них там целый город на дне океана, это я успел узнать, пока тебя совсем не накрыло. Но главное… Ты себе не представляешь, Ирис! – в голосе водника лучился настоящий восторг: – Я почувствовал их приближение, а они приплыли, почувствовав меня. Регинис связал их с собой, чтобы всегда знать, когда им нужна помощь. Я восхищен своим предком, любовь моя! Какая тонкая работа, невероятно! И я даже понимаю, зачем эта связь. У амфиев, так они себя называют, в океане врагов намного больше, чем у тригов и айров на земле. За последнюю тысячу лет их вид значительно сократился, но я займусь их возрождением, когда закончим более важные дела. Ты погляди на них, они же восхитительны!

Я невольно улыбнулась. Сейчас в Скае кричала стихия, родственная созданиям Региниса. Они были, так сказать, из одного теста, и для Аквея амфии, наверное, были даже ближе, чем маги-водники, потому что в водных созданиях жила та же сила, что и в его крови. Поэтому я отнеслась к восторгу своего супруга с добродушной усмешкой. Он словно попал на ярмарку полную чудес, и теперь не знал, на чем остановить свой взор. Но главное, это отвлекало от новых тяжких подробностей прошлого.

– Идем, ты должна познакомиться с ними, – Скай потянул меня за собой, и я не нашла повода отказаться. – А потом, наконец, сделаем то, зачем пришли сюда.

Я улыбнулась ему, но, не успев сделать и пары шагов, вновь ушла в свои мысли. Если Кайрас был с нами с Регином, если младенец Стром был взят под наше покровительство, то что могло случиться дальше? Как малыш оказался в роду Аквеев, если у него не осталось дома? Быть может, нашлась его мать? А Кай? Куда исчез мой брат? Как я сама попала к Вайторису? И как… как умер Регин?

Попыталась отогнать эти размышления, чтобы все-таки прикоснуться к творению древних Созидающих, вгляделась в волосы, заплетенные в косы, в голубоглазые открытые лица. Успела улыбнуться и дотронуться до прохладной ладони одного из амфиев…

Холодно. Дождь поливает уже не первый час, но мы с Кайем не останавливаемся ни на минуту. Строма уже не прячут тряпки, которыми мы укутали его, чтобы защитить от влаги, и мальчик надрывается во всё горло. Брат уговаривает его потерпеть, но, разумеется, младенцу плевать на уговоры. Ему холодно, мокро и страшно. Мне тоже страшно, но не за себя. За спиной остался Регин. Он обещал догнать, но сердце чувствует – я больше его никогда не увижу.

Слез нет, я давно их все выплакала. Мне вообще всё равно, что со мной будет. Если моего возлюбленного нет, то и мне жить не за чем. Хочу лечь под какой-нибудь корягой, и пусть меня задерет зверь, или же убьет сам Вайторис. Мне наплевать на то, как я умру, потому что сил жить больше нет. И только бесконечные понукания брата еще гонят меня вперед. Он ругается на меня, даже дал пару затрещин, недавно тряс так, что я прикусила губу до крови, но это помогает ненадолго. Я вновь плетусь позади, спотыкаясь о корни деревьев, торчащие из земли.

«Сбереги Строма», – так сказал Регинис, прогоняя нас прочь.

А я смотрю на младенца и понимаю, что Кайрас с ним справится намного лучше. Я не понимаю, что мне делать с мальчиком, да и зачем мне это, я не хочу понимать. Чтобы не придумал Регинис, его это не заменит. Не заменит… Не выдерживаю и опускаюсь на раскисшую землю. Я смотрю вслед удаляющемуся брату и думаю, что так будет хорошо, так будет правильно. Пусть уходит, без меня он быстрей. Прижимаюсь затылком к дереву, закрываю глаза и все-таки плачу, беззвучно, содрогаясь всем телом.

– Ирис! – крик брата долетает до меня. – Прекрати валять дурака! Когда Регин догонит нас…

– Он не догонит, – шепчу я и выкрикиваю: – Его больше нет!

– А ты есть, – жестко отвечает Кай, останавливаясь рядом. – Он сделал всё для того, чтобы ты была. Отец и мать сделали всё, чтобы мы жили, а как ты благодаришь их? Размазня!

– Кай, я не смогу…

– Сможешь! Всё сможешь, когда поднимешь свой зад. С тобой слишком долго возились, пора взрослеть, сестрица. Погляди на мальчишку, ему нужно тепло и кров, а мы стоим тут, потому что взрослая женщина размазывает по подолу сопли. Хватит! Еще немного, и я подумаю, что ты подкидыш. Мама защищала тебя до последнего, папа принял на себя удар, чтобы ты могла уйти. Регинис сейчас, почти обессиленный, но сражается за то, чтобы его Ирис продолжала смотреть на этот свет не из мира Духов. Встань, дрянь! Встань!

Опешив от слов брата, я поднимаю на него глаза. Он смотрит зло, но я вижу, что губы Кайраса подрагивают. Он на пределе. Ему тоже несладко, и после Регина тяготы защитника легли на него.

– Родная моя, – смягчается брат. – Прошу…

– Хорошо, Кай, – я киваю и встаю, потрясенная неожиданным открытием. Не только у меня горе. Брат, как и я, потерял родителей, и он боится потерять еще и сестру. Как бы не было мне плохо, но сердце щемит от нежности и чувства вины. – Я больше не буду отставать.

Мы возобновляем наш путь, а я снова думаю о том, как Вайторис нашел нас? Нам удалось сбежать от его разбойников, напавших на нас после прохожего тракта, который мы пересекли всего один раз.

– Вайторис-с, – со злым шипением, полным ненависти, произнес тогда Регин. – Нашел, гадина.

А потом пришел и сам огневик. Цветущий, полный сил и молодости. Его увидел Кай, бегавший в ближайшую деревню за припасами.

– Уходите, – велел Регин, не допуская возражений. – Я смогу задержать его на некоторое время. Вам этого хватит, чтобы скрыться. У тебя отлично получаются иллюзии, Кай, воспользуйся этим даром, отведи глаза псам Вайториса. Их он отправит по следу.

– Я не уйду! – воскликнула я, но мое слово уже не имеет веса.

Регинис строг, он чеканит слова, наставляя нас с братом. Потом говорит:

– Сбереги Строма, – целует меня и отталкивает от себя. – Прочь!

Подавленная и ошеломленная я позволяю брату увлечь меня за собой, и вот мы в этом лесу под проклятым дождем. Надрывается Стром, а мы всё идем и идем. Лесу, как и дождю, нет конца, но нет возможности ни задержаться, ни остановиться. Мы не знаем, когда наши преследователи поймут, что следы и маячащие впереди фигуры – всего лишь обман, и ринутся искать настоящий след. Но пока за спиной никого, и мы продолжаем наш выматывающий путь.

Он неожиданно заканчивается, мы выходим к дороге, на которой застряли возки.

– Поможем и попросимся взять нас с собой, – говорит Кай. – Это водники, гляди, почти все светловолосые, и на карете знак водного клана. Мы землевики. Им не обязательно знать, почему стихия слушается тебя, как верный пес. Я предложу помощь, ты вытащишь. Мы муж и жена, это наш сын.

– Мы похожи…

– Это мы знаем, что похожи, а для них мы разные. Уже цвет глаз говорит о многом. В семьях обычных магов дети рождаются с одним уровнем и направлением силы. На Строма наложу иллюзию, вряд ли в такой суете поймут. Иначе его светлые волосы нас с головой выдадут. У землевиков сын водник, – Кайрас хмыкает и передает мне мальчика. – Идем.

Нас встречают раздраженно, но от помощи не отказываются, и когда возки и карета выныривают из грязи, подвластные моей воле, раздражение сменяет облегчение и благодарность. Нам даже дают сухие пеленки и одеяло. В карете оказывается младенец примерно одного возраста со Стромом. Рядом со мной нянька, когда я переодеваю нашего младенца. Она не маг и видит то, что ей показывают. Светлый пушок сменяется темным, глаза из голубых превращаются в карие, настоящий маленький землевик. После дают молока с хлебом, и я, размочив в молоке пшеничный мякиш, скармливаю его Строму. Малыш так голоден, что съедает всё, а затем затихает. Это лучшее за сегодняшний день. Слушать его охрипший от криков голосок уже тяжело. Сердце разрывается от жалости к ребенку, больно от потери возлюбленного, но ради брата я держусь.

Чуть погодя, меня приглашают в карету, где едет лейда Аквей. Она супруга одного из леоров, чьи земли входят в клан водников, глава в котором леор Мендак. Мне эти имена ни о чем не говорят. Я просто смертельно устала и засыпаю под болтовню лейды. Если она искала в моем лице собеседницу, чтобы скоротать время в дороге, то ошиблась. Нас со Стромом так и оставляют в карете. Она большая, тут хватает места и на дорожную люльку, в которой спит хозяйский младенец, и на лежанку для лейды, и мягкое кресло для няньки, и даже нам с потомком Региниса.

Брат где-то за пределами кареты, он болтает с леорами, сопровождающими лейду Аквей в поездке от родителей, где она гостила с рождения сына, до замка ее супруга. Пока я не уснула, я успела уловить, что под родительским кровом женщине было веселей, и мрачные чертоги родового замка ее супруга угнетают юную ветреницу, выданную замуж ради выгоды. Она не особо воркует со своим ребенком, этим больше занята нянька, сама лейда всё еще порхает на каком-то недавнем балу, устроенном в честь ее отъезда. Остальное я уже прослушала, потому что засыпаю.

А просыпаюсь уже утром. Карета стоит, лейда Аквей куда-то удалилась, нянька клюет носом возле люльки. Стром еще спит, и я даже поражаюсь тому, что младенец так долго не просыпается. Должно быть, он сильно перенервничал во время нашей беготни под дождем. Я трогаю его, но малыш здоров, и я вздыхаю с облегчением. После выглядываю в окошко и вижу, что к карете направляется Кайрас. Он замечает меня и машет рукой. Дождя уже давно нет, светит утреннее солнце. Мне стыдно, но я выбираюсь наружу, не меняя пеленок и одеяльца нашего младенца. Семейство Аквей не обеднеет, а нам другого взять не откуда, лишь бы Стром подольше не пачкал свое единственное белье, пока мы не найдем сменного. То, что мы забирали от знахарки, уже давно выброшено.

– Уходим, – тихо говорит брат. – Тут развилка, свернем к Водяной мельнице, там, говорят, село. Перекусим и разберемся с одеждой для мальчика.

Я киваю, и мы, коротко попрощавшись, сворачиваем от указателя налево. Вскоре слышно звук уезжающего обоза. Кай заметно расслабляется, и до меня доносятся его слова:

– Лишь бы продержалась.

– Что продержалась? – спрашиваю я.

– А? – он оборачивается ко мне. – Ничего, потом скажу.

– Кай!

Мой возглас будет Строма. Поспешно закрываю рот и некоторое время успокаиваю мальчика. Кайрас хранит молчание, он занят своими мыслями, и я не мешаю ему. Мои мысли возвращаются к Регину. Вновь внутри меня разрастается пустота, но сегодня немного легче. Я уже приняла его скорую смерть, и вчерашняя гибель закономерна. Впрочем, где-то в душе еще теплится надежда, и я даже несколько раз оборачиваюсь, в надежде увидеть его, но моего возлюбленного нет. Однако осталась моя клятва беречь его потомка, остался Кай, и ему нужна моя помощь, потому я держу себя в руках.

Уже в селе, найдя корчму, я вспоминаю о том, что Кайрас что-то скрывает от меня. И пока помытый и переодетый Стром обсасывает кусок хлеба, я спрашиваю брата:

– Что ты хотел рассказать?

Он глядит на меня исподлобья, затем устало вздыхает и машет рукой:

– Ладно, скажу сейчас. Хаос знает, когда и что произойдет с нами. В замок Аквей отправился Стром. Ты держишь на руках дитя пустоголовой лейды.

– Что? – восклицаю я, но тут же сбавляю тон и шиплю: – Ты с ума сошел, Кай? Мы должны сохранить…

– Вот именно, – черты брата становятся жестче. – Так мы сбережем потомство Региниса. Один младенец сменил другого, только и всего. Мы пришли с ребенком, мы ушли с ребенком, в люльке также лежит младенец. Мальчик, водник. Они почти похожи. Я наложил иллюзию, она будет исчезать постепенно, и когда растает окончательно, все решат, что черты младенца поменялись. Для малышей это нормально. Лейда не заметила бы даже, если бы их положили рядом, взяла бы первого попавшегося. Только нянька, но она видит то, что видит. Отец своего сына после рождения видел всего несколько раз, так что Строма примет, как родного.

– Кай, ты безумец, – шепчу я. – А что нам делать с этим ребенком?

– А чтобы мы сделали с нашим? – брат хмурится, ему не нравится то, что он сделал, и я хоть убей, не понимаю, когда он успел подменить младенцев. – В конце концов, подбросим в другое семейство, выберем познантней. Их тут навалом, клан водников. Он маг. Примут, воспитают. Возможно, рыжая тварь, когда найдет и не опознает в нем крови Регина, оставит мальца в покое.

– А если нет?

– Значит… Тьма, Ирис, будем молиться за то, чтобы предатель вовсе не нашел наших следов.

Мы замолкаем. На душе гадко. Умом я понимаю, что Кай сделал правильно, и так больше шансов спасти потомство Региниса и его дар в их крови, но жертвовать ни в чем неповинным дитя… Мерзко и горько, но бежать за обозом и кричать, что нужно поменять детей и вовсе глупо. Чтобы немного отвлечься, я спрашиваю:

– Когда ты успел?

– Ночью, – Кайрас выглядит измотанным. Похоже, он совсем не отдохнул. – Мы проезжали постоялый двор. Водница потребовала, чтобы ее там высадили. Сказала, что хочет помыться и выспаться в пастели. Дитя велела не трогать, сказала: «Он так мило спит», – брат делает неприятный высокий голос. Кажется, лейда Аквей ему совсем не понравилась. Впрочем, мне тоже. – Бросила сына с нянькой в карете и упорхнула с охраной на постоялый двор. Наверное, уже скоро догонят обоз, они взяли верховых лошадей. Пока карета стояла, я забрался в нее под предлогом проверить жену и сына. После легкомыслия лейды Аквей мне только одобрительно покивали. Няньку усыпил покрепче, детей тоже, после переодел и поменял местами. Меня не выгоняли, так что время было. На Строме сменил иллюзию, на второго младенца наложил такую же, какая была на нашем мальчике. После дернул шнурок, меня выпустили, всё. Утром попросил остановить на развилке, ты как раз проснулась, и мы ушли. Если нас не оставят Высшие Силы, то и дальше сможем убраться так же удачно. Теперь нам нужно оставить этого младенца, нечего ему мотаться по дорогам, и нам будет проще. После найдем, где укрыться. Я тут подумал, что нам стоит перебраться в человеческие королевства, лучше за океан. Там засядем в глуши, выждем время, а когда Стром подрастет, вернемся, и ты пробудешь его дар. Уничтожим рыжую тварь и будем жить спокойно.

Мне вроде как и нравится то, что говорит Кайрас, но вот связывать себя с потомком Регина нет никакого желания. Это словно предательство. Заменить любимого его подделкой… Не хочу! Если не Регин, то лучше проживу в одиночестве.

– Дар пробудить нужно, – повторяет Кай.

– Но это не обяжет меня быть с ним, – отвечаю я. – К тому же между нами семнадцать лет разницы, я буду для него старухой.

– Ты будешь стареть намного медленней обычного мага. Твой дар не зависит от источника, тебя питает чистая стихия…

– Хватит, – отрезаю я. – Сначала нужно скрыться. Об остальном будем думать в тишине и покое.

– И то верно, – согласно кивает брат, и мы покидаем корчму…

В это раз я очнулась сидя на песке. Амфии столпились у берега, закрыв его от меня. Их стало еще больше. Кто-то обернулся ко мне, и я услышала возглас:

– Создатель, твоя жена пришла в себя!

– Знаю, – донесся до меня хриплый голос Ская.

Я поднялась на ноги, покачиваясь дошла до амфиев и выглянула из-за их спин. Картина, представшая мне, оказалась впечатляющей. Вздыбленные волны застыли десятками холмов, и мой водник, словно скульптор отсекал от них лишнее, превращая в человеческие фигуры. Движения рубленные, резкие, и фигуры выходили такие же. Аквей пытался преодолеть мои эмоции и воспоминания, не тратя время на ожидание, но выходило явно плохо.

– Скай, – позвала я.

– Значит, Мендаки и вправду были у власти? – спросил он, не оборачиваясь. – Выходит, не врет подлец. Никаких свидетельств не сохранилось, мы всегда думали, что это честолюбивые потуги Айгета и его семейки.

– Глава клана всегда тот, кто сильней, – я пожала плечами. – Благодаря Строму Аквеи стали сильней. Значит, власть поменялась.

– Что стало с настоящим Аквеем? – Скай обернулся. Он был мрачен. – Он стал платой за нашу жизнь?

– Я не знаю, Скай, – призналась я. – Ты видишь мои воспоминания вместе со мной. Кай надеялся, что…

– А Строма нельзя было так подкинуть? Так было бы честней.

– Да, честней, но Вайторис мог узнать о подкидыше. Скай, если бы он нашел Строма, мы бы сейчас не разговаривали. Мой брат не был доволен тем, что сделал, но он спасал наследие Региниса!

– И спас, – кривовато усмехнулся Аквей.

– Ты так недоволен? – я невесело усмехнулась. – Прости.

Я развернулась и направилась прочь. Несмотря на то, что я понимала его чувства, мне было неприятно. За брата, за себя. Мы ведь были так молоды, мы бежали от смертельной опасности и не знали, что нам делать дальше. Кай нашел единственный разумный выход для спасения младенца с даром предка в крови. И да, бесконечный Хаос! Брат оказался прав! Спустя почти тысячу лет в этот мир вернулся Созидающий со стихией воды! Теперь для всех появилась надежда на избавление от гнета Вайториса, на то, что ловушка, наконец, откроется, и откаты перестанут быть смертельной угрозой. Что было бы, если бы Кай тогда не подменил младенцев? Осталась бы только я – вечная раба Вайтора. Его игрушка, бегущая по одному и тому же кругу. Однажды мой дар бы покинул меня, и не осталось ничего. Ни лже-Вечного, ни меня, ни Граней, ни самого мира. Так дурно ли сделал Кайрас, когда принял решение о подмене?!

– Тьма! – выругался за моей спиной Скай. – Ирис, подожди! Да, Тьма-а-а…

Он все-таки догнал меня и заступил дорогу.

– Ирис, послушай…

– Нет, ты меня послушай, – я поджала губы и смерила водника взглядом. – Да, наверное, мы поступили подло, поменяв одну жизнь на другую. Да, из двух младенцев наш был наиболее ценен. Да, мы исполняли клятву. Прости нас за это, Скайрен Аквей! Прости, что ты живешь и смотришь на это солнце. Прости, что твои родные рядом с тобой. Прости, что за это заплатили жизнями другие. Прости за…

Он накрыл мой рот своими губами, больше принуждая молчать, чем целуя. Забилась в его руках, пытаясь освободиться, но меня накрыла волна тепла, нежности, и затихла. Лишь всхлипнула, и тогда поцелуй стал иным, более привычным, ласкающим. Скай оторвался от меня, после прижал мою голову к своей груди, зарылся пальцами в волосы:

– Ты прости меня, – произнес он. – Это снова минутная слабость. Просто видеть беззащитное дитя, которое стало разменной монетой… Надеюсь, что плата оказалась соразмерной. И надеюсь, что он выжил.

– Я тоже, – прошептала я, с силой сжимая талию Аквея. – Я тоже, Скай…

– Беги, сестрица, со всех ног беги!

Я прижимаю к своей груди младенца Аквеев. Мне страшно, даже страшней, чем тогда, когда мы бежали с Регинисом. До одури, до крика! Нас окружают разбойники. Они ухмыляются. Перед ними два мага и младенец, среди них тоже есть маги, потому бояться нечего.

– Я отвлеку их, Ирис, беги, – Кай собран, он один против десятерых.

– Я могу помочь!

– Только привлечешь змея, – отмахивается брат.

Но я не слушаю. Злюсь. Зачем гнать меня, когда я сильней всех них вместе взятых? Вайториса невидно, так зачем прогонять меня? Тьма, зачем мы вообще заходили в ту проклятую деревушку? Три дня успешно скрывали следы, а туда зашли среди белого дня и привлекли к себе внимание. Если бы снова обошли, могли бы добраться до города и затеряться там, но малышу требовалось молоко, и мы рискнули. Кайрас вернулся с добычей и тревожным сообщением, что видел лица, похожие на разбойничьи, которые напали на нас, еще когда Регин был жив.

Мы попытались уйти, но нас нагнали. И теперь брат гонит меня, но разве я могу оставить его?

– Ирис…

– Сейчас, – рублено отвечаю я и взываю к своей стихии.

Мои стражи сейчас не нужны, я всего лишь ускоряя рост травы, опутываю ею ноги разбойников, вяжу, как веревками. Древесные корни вырываются из-под земли, сплетаются и накрывают врагов, словно клетка. Они обездвижены, и мы можем бежать вместе.

– Неплохо придумала, – бурчит мой отважный брат. – Уходим.

Скрываемся в чаще леса, и вновь Кай творит иллюзию и путает наших преследователей. Еще день блужданий выводит нас к деревушке из трех домов. Кайрас о чем-то говорит с хозяином хутора, после отдает ему мешочек со всеми нашими деньгами, подходит ко мне и забирает мальчика.

– Куда? – испуганно спрашиваю я.

– Он его отвезет к замку леора, тут недалеко, – хмуро говорит брат. – Нам с ним далеко не уйти. Самим соваться, только на след наводить. Неплохой мужик, согласился.

– А если…

– Я наложил заклятье на это «если», – усмехается Кай. – Довезет и отдаст. Скажет, молоденькая лейда денег дала, на воспитание оставила. Такое случается, поверят. А то, что простой мужик к леору привез, так это тоже понятно, младенец – маг. В любом случае, так лучше, чем его с нами…

Брат замолкает, а я вдруг выдыхаю. Всё верно, уйти нам, возможно, не удастся. Так пусть уж младенец обретет кров вместо того, которого мы его лишили. Я в последний раз смотрю на чистое детское личико, целую его и шепчу:

– Прости нас и… выживи.

Брат смотрит на меня короткое мгновение, после уносит мальчика мужику. Тот уже запряг телегу, с ним женщина. Брат что-то говорит ей, и я понимаю, что он делает новое внушение. Женщина согласно кивает, ее муж хлопает брата по плечу, и я слышу его добродушный басок:

– Ну что уж поделать, благородный леор, такая вот лейда объявилась. Ничего, мы его в замок определим, при учебе будет. Маги своих не бросают.

– Уж такая у него мать, – качает головой женщина и в сердцах сплевывает, после склоняется к мальчику, воркует с ним, жалеет.

Я отворачиваюсь. Усталость просто невероятна. От вынужденного вранья, от всего, что мы успели сотворить. Проклятый Вайторис! Гадкий, низкий, мерзкий предатель и убийца! Если бы не он! Почему он не свернул себе шею? Почему не умер он один вместо всех, кого он успел погубить? Дети Созидающих, мои родители, Орканис, Регинис… Стром стал чужим сыном, а истинный Аквей будет подкидышем в чужом замке. Еще немного, и не станет нас с братом. Ради чего? Почему? Почему ядовитая гадина живет, а все остальные гибнут? Кто дал ему право ломать наши судьбы?! Ненавижу! Ненавижу настолько, что готова рвать его своими зубами! Проклятый убийца, проклятый…

Закусываю костяшку пальца, чтобы не завыть в голос. Раз уж сумела быть сильной, нужно быть сильной до конца.

– Идем, – ладони брата накрывают мои плечи. – Здесь нам делать уже нечего.

– Ты… – он бледен, это немного пугает.

– Они все расскажут одну историю. Если нам удалось провести всех, значит, этот мальчик выкарабкается из западни, в которую мы его загнали. Да будет так.

– Ты почти обессилил, – с тревогой говорю я.

– Ничего. Тут где-то есть заброшенный охотничий домик. Там передохнем и в путь. Выберемся, сестрица. Должны.

– Ох, братец, – вздыхаю я, сжимая его ладонь. – Почему ты не даешь мне пользоваться стихией? Я же сильней, я могу больше.

– Пока моими силами обходимся, – отмахивается Кай. – Кстати, про нас они не вспомнят. Ну, идем же. Меня ноги еле держат…

Я подняла взгляд на Ская, смотревшего на меня, не отрываясь, и виновато улыбнулась:

– Похоже, я сегодня совсем не помощник. Этот поток не остановить. Лучше займись делом.

– Не хочу тебя оставлять, – ответил Аквей.

– Я рядом, только витаю в облаках прошлого, – смешок вышел неестественным. – Мы так никогда не закончим, а оставлять замок…

– Ты права, – кивнул Скай. – Я займусь пока нашей ратью, а ты… возвращайся поскорей.

– Я постараюсь, – улыбнулась я, потянулась к нему, коснулась губ легким поцелуем и отошла к дереву, прячась в его тень.

Водник еще некоторое время смотрел на меня, но вскоре вернулся к берегу. Я видела, как он, потерев ладони, протиснулся сквозь амфиев и скрылся в океане. После откинула голову на древесный ствол и прошептала:

– Ну, давайте, добивайте меня…

Рассвет. Утренняя прохлада проникает в небольшой домишко. Я ворошу угли в очаге, но их тепла уже не хватает. Нужно собрать хворост и разжечь огонь заново, чтобы разогнать сырость. В углу на полусгнившем тюфяке стонет брат. Он в бреду. Усталость и магическое истощение добили его, когда до домика осталось совсем немного. Кай упал и уже поднялся. Мне не хватило сил, чтобы дотащить его, и я призвала стихию. Деревья, оплетая тело брата ветвями, бережно передавали его друг другу. Одинокий волк указал путь к нашему укрытию. Белки натаскали целебных трав, на которые я указала. Это мой дар. Животные всегда понимали меня. Папа говорил, что моя сила пробуждает в них разум. Сейчас это кстати, у меня целый лес помощников и защитников.

Где-то недалеко бродят несколько медведей, они охраняют подступы к охотничьему домику. Стая волков залегла в кустах, они предупредят, если почуют чужаков. Звери чуют мою силу и стараются держаться поближе, свет их искр озарял лес ночью, давая поддержку и веру в то, что мы с братом еще можем кому-то довериться.

– Ирис, – я оборачиваюсь. Кай смотрит на меня, но глаза его затянуты мутной поволокой. Лицо покрыто нехорошей испариной. – Уходи.

– Еще чего скажешь? – ворчу я. – Твой резерв немного восстановится, и я смогу тебя исцелить.

– Не глупи, – брат прикрывает глаза. – Он идет за тобой, я для него сошка.

– Кай, – я приближаюсь и присаживаюсь рядом, – твое самопожертвование ни к чему. Я тебя не оставлю, и довольно об этом.

Он снова смотрит на меня, пытается хмуриться, но выглядит сейчас совсем как мальчишка, больной, смертельно уставший мальчишка, который пытается взвалить на себя ношу, которую не сможет унести. Я провожу ладонью по спутанным влажным от пота волосам. Сердце затапливает болезненная нежность. Нет, не уйду, не брошу. У меня никого не осталось, и брат – последний, кто имеет для меня настоящую ценность. Его знобит, и как бы Кайрас не пыжился, его тело трясет крупной дрожью. Я вытягиваюсь рядом, укладываю голову Кайя себе на плечо и затихаю, обняв его так крепко, как только могу. Брат обнимает меня в ответ. Больше не гонит, лежит молча. Думает ли о чем, я не знаю, а я стараюсь думать лишь о том, что дождусь, когда он уснет, и я наберу хвороста, разожгу огонь и сварю настой. Он снимет жар. К сожалению, ничего иного я пока для брата сделать не могу. Как бы ни была я сильна, но разница в восприятии стихии дает себя знать. Пока Кай магически истощен, я не могу использовать чистую стихию, она только навредит.

Чтобы отвлечься от тяжкий раздумий, которые лезут в голову, несмотря на сопротивление, я начинаю петь. Всего лишь колыбельная песенка, которую нам пела мама:

Спит, дитя, закрылись глазки Утомился мой малыш Ему ночь нашепчет сказки…

Голос срывается, я всхлипываю, но пытаюсь петь дальше:

Ночь ему… нашепчет…

– Мне так их не хватает, сестрица, – хрипло произносит Кай, и тело его содрогается уже не от дрожи. Он плачет, уткнувшись лбом мне в плечо, громко, горько, навзрыд, выплескивая разом всё, что таил в себе это время. – Даже не попрощался…

В отличие от брата, я плачу молча, почти не всхлипывая. Слезы текут по щекам, но я их почти не замечаю, придавленная силой его… нашего горя. Одни. Теперь мы совсем одни. Нет никого, к кому мы могли бы пойти, не опасаясь навлечь опасность. Наше благополучие казалось незыблемым, семья крепкой, мы думали, что мама и папа всегда будут рядом, что мы можем в любой момент прийти к ним за помощью, за советом, просто посмотреть на них, услышать голос, увидеть улыбку, но вот их нет. Нет Зеленого холма и нашего уютного домика. Нет маминого сада, нет папиных уроков, нет его друзей, ставшими нам родными. Ничего нет. Рухнуло в одночасье, исчезло, испепеленное огнем предательства. Только мы: я и Кайрас – на старом тюфяке, от которого несет плесенью. Мерзко.

Мерзко и горько. А еще страшно. Когда ты юн, когда рядом близкие, ты не понимаешь, что твой мир слишком хрупок, чтобы пережить удар исподтишка. Мы не понимали, мы верили, что это навсегда. Но наша Вечность оказалась невозможно коротка. Время больше не имеет смысла, потому что каждое новое мгновение грозит стать последним. Нет смысла в надежде, она ушла вместе со счастливым прошлым. Нет смысла в любви, она принесла только боль. Нет смысла в вере, боги отвернулись от нас. Но у нас остались мы сами. Кай – моя опора и стержень, и я буду цепляться за него и тащить за собой. Чтобы не ожидало нас, но мы вырвем себе каждую секунду, до которой сможем дотянуться…

– Братец?

Кайрас затих. Он все-таки уснул, побежденный болезнью и слезами. Я осторожно выбираюсь из его объятий, смотрю еще раз, после наклоняюсь и целую в щеку. Мой старший брат, единственный, бесконечно любимый. Строгий, добрый, веселый, заботливый, отважный. Мой Кай. В это мгновение мне кажется, что, потеряв его, я окончательно потеряю себя. Решительно встряхиваю волосами. Ну уж нет! Не потеряю!

– Я скоро, – обещаю я и выхожу из домика.

Приходится отойти дальше, чем я думала, чтобы набрать воды в старую флягу, найденную мной ночью среди старого хлама. Подбираю по дороге сухие ветки, вдыхаю сыроватый лесной запах, радуясь этому маленькому удовольствию, иных мне теперь недоступно.

– У-у-у…

Волчий вой останавливает меня на полдороги. В нос резко и неприятно ударяет запах горящего дерева. Я хмурюсь, втягивая запах дыма, и вдруг руки разжимаются, ветки и фляга летят на землю. Сердце, еще минуту назад бившееся ровно, замирает. Тело покрывается противным холодным потом страха, и я срываюсь с места:

– Ка-ай!

Домик горит, я это вижу еще издалека. Нет, не горит, он полыхает! А вместе с ним исчезает в пламени мой брат.

– Кай!

Земля вздыбливается, отшвыривая в сторону людей, стоящих недалеко от горящего дома. Краем глаза я вижу издыхающего медведя, он пытался остановить врага, но лесного великана сразили, не позволив встать на защиту жалкого жилища. В кустах скулят и воют волки, огонь их пугает, но я не виню своих случайных друзей. Мне вообще сейчас нет до них дело. Все мое существо стремится к пылающему дому. Землю вновь трясет, и порыв моей силы сметает с места старые бревна, объятые пожаром, крышу, еще чудом не обвалившуюся, и я влетаю в то, что осталось от охотничьего домика.

– Кай!

Он здесь, конечно, он здесь. Куда было деться спящему обессиленному мужчине? Кай даже не успел понять, что горит уже не в огне в лихорадки, а в настоящем беспощадном пламени. Мне остается верить лишь в то, что он успел задохнуться раньше, чем…