Текст книги "Тридцать дней (СИ)"

Автор книги: Юлия Цыпленкова (Григорьева)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)

– Цветок, Ирис, – сказал водник. – Он все-таки появляется.

– Убери, – прохрипела я. – Сейчас.

За весь прошедший день цветок не давал о себе знать, и мы решили, что моя родная сила начала подавлять кровь Вайториса, даже вздохнули с облегчением, оба. А он зацвел ночью, да еще в созданном мирке.

– Тьма! – вдруг взвыл Скай.

– Что? – едва дыша от боли спросила я и приподнялась на локте.

Кожа на животе тлела. Ожог более всего напоминал по форме бутон…

– Огонь, – хрипло воскликнула я и застонала от нового приступа боли. – Его огонь пробуждается. Мама…

Последнее слово вырвалось всхлипом. Скай обнял мое лицо ладонями, в глазах его смешались жалось и тревога.

– Потерпи, – попросил он. – Я очень стараюсь убрать его.

– Я терплю, – ответила я, глядя на Аквея через невольную пелену слез. – Просто очень больно.

– Ненавижу, – отрывисто произнес Скай сквозь зубы. – Рыжую тварь ненавижу. Всей душой…

Он вновь склонился надомной. Прохлада его рук пробивалась сквозь испепеляющий жар внутри моего тела, но никак не могла унять боль.

– Скай, – позвала я. – Если огонь проснется, он сможет найти меня и в истинной…

– Я понял, – тон водника звучал мягко. Но я видела, что его едва не трясет от злости. – Первый лепесток. Тьма!

Я откинула назад голову, надеясь хотя бы на небольшой обморок, чтобы забытье спасло меня от беспощадного пламени, бежавшего по крови, но сознание упорно не желало мутиться. Я осознавала каждое мгновение пробуждения чужеродной силы.

– Уже три лепестка, – голос Ская зазвенел, как натянутая струна. – Ирис, – я открыла глаза и встретилась с беспомощным взглядом Аквея, – я ничего не могу сделать. Ничего, он мне не подвластен.

– Вода.

Мы одновременно повернулись на тихий голос. Отец стоял в дверях и смотрел на нас.

– Вода, – повторил он.

– Спасибо! – воскликнул водник, и я провалилась под холодную водную толщу.

Скай приподнял мою голову, дал вдохнуть, а после вновь опустил под воду. Я смотрела на его расплывающийся силуэт, а после вовсе закрыла глаза. Держалась, сколько могла. Сосредоточившись на воздухе, начала меньше внимания обращать на боль, стало даже легче. Вскоре легкие напомнили, что им нужен воздух, я упрямо терпела. И прежде, чем я дошла до предела, ладонь Аквея легла мне под затылок, и он вновь приподнял меня.

– А-ах, – шумно вдохнула я.

– Он поддается, слышишь? – спросил меня Скай, лихорадочно поблескивая глазами. – Ирис…

Лицо водника вдруг сменилось лицом отца. Я так ясно чувствовала его руки, удерживающие меня, совсем как в детстве. А через мгновение поняла, что лежу в своей кровати, что через закрытые занавеси василькового цвета пробивается солнечный луч, и у меня впереди день, полный открытий. Но подушка такая мягкая, а одеяло теплое… Улыбнулась, не открывая глаз, и попыталась натянуть одеяло до носа. Папина рука придержала край одеяла, я услышала его негромкий смешок, а затем теплые губы коснулись моего лба, и ласковый добрый голос произнес:

– Просыпайся, малышка. Пора.

Я открыла глаза и вновь увидела водяную толщу над собой. Даже через прозрачную неверную преграду я поняла, что Аквей в ярости. Кажется, у него вновь что-то не получалось. Губы водника шевельнулись, он выругался, это я тоже угадала. «Просыпайся», – вновь услышала я тихий шелест. Поджала губы и призвала свою родную силу. Впервые, по-настоящему, не осторожничая и не пробуя. Призвала, пробуждая от долгого сна. И она забурлила, понеслась по жилам, схлестнулась с огнем, нащупала воду и сплелась с ней, щедро делясь неукротимой силой жизни.

Скай встретился со мной взглядом через слой воды. Он смотрел на меня, когда на поверхность всплыл черный цветок с огненной сердцевиной, и когда мужские пальцы сжались на стебле. Я усилила напор, выталкивая из себя неродную мне стихию, и цветок остался в ладони водника. Облегченно выдохнула, и стайка пузырей помчалась к поверхности.

Я села и обнаружила, что перед моим домом теперь есть маленький водоем, больше похожий на яму, заполненную водой. Эта мысль показалась мне забавной, и я рассмеялась, легко и даже счастливо. Моя стихия отозвалась на этот смех всплеском, прошлась по коже, словно лаская, и растаяла, так и оставшись рядом. Незримая, но близкая. Позови, и она откликнется.

– Ирис…

Я обернулась на голос Ская и захлебнулась сиянием синих глаз.

– Моя невероятная, – произнес он, с откровенным восторгом рассматривая меня.

– He-а, сопляк, ошибаешься. Не так ли, моя нежная?

Этот насмешливый голос, в котором бушевало пламя ярости вызвал во мне волну гнева, ненависти и… отчаяния.

– Потом поговорим, рыжий, – также зло и насмешливо ответил Скай и мягко нырнул в воду, увлекая меня за собой.

– Нет! – рев Вечного прорвался даже сквозь все увеличивающуюся водяную толщу.

– Ирис! Найду!

– Да пошел ты, – буркнул Аквей, и вытолкнул меня на широкое крыльцо в доме на сваях, в нашей с ним реальности. После забрался на него сам и устало вздохнул. – Не против, наконец, поспать?

– Нет, – я мотнула головой и поднялась на ноги, опять обнаженная.

– А может и не спать… – задумчиво произнес водник, провожая меня пристальным взглядом.

– Спать, – веско ответила я. – Потом можно и не спать.

– Потом-то, конечно. Это даже логично, потом не спать, – усмехнулся Аквей и закрыл за собой дверь.

Я успела почувствовать его ладонь на своем бедре, и губы, коснувшиеся уголка губ, а после провалилась в очередной сон-воспоминание…

Мужские голоса вплывают в приоткрытое окно. Они негромкие, словно собеседники не желают разбудить тех, кто еще досматривает сны за стенами уютного двухэтажного дома. Я привстаю с постели, прислушиваюсь. До меня долетает смешок, я узнаю папу. Мне любопытно, с кем он разговаривает. Кто столь ранний визитер, что пренебрег сладким предутренним сном?

Откидываю одеяло, опускаю ноги на пол и потягиваюсь. После поднимаюсь с постели, встаю на носочки и крадусь к окошку, словно меня могут услышать с улицы. Берусь за край белоснежной кружевной занавеси и отвожу ее в сторону, чтобы выглянуть в окошко. И сразу вижу их. Это папин друг. Его волосы пламенеют, словно яркий огонь на фоне сумрачного рассвета. Я вытягиваю шею, пытаюсь услышать, о чем говорят мужчины, но до меня долетают лишь обрывки слов:

– Вайтор… неразумно…

– Ты, слепец, Терраис, – огневик Вайторис повышает голос, но тут же сбавляет тон, и я не слышу, что он говорит отцу.

Неожиданно наш гость поднимает голову и замечает мой любопытный нос в окошке. На его губах появляется ироничная улыбка, и мужчина прикладывает ладонь к груди, склоняясь в приветственном полупоклоне. Папа оборачивается, но я успеваю юркнуть за занавесь раньше, чем он успевает меня заметить. Однако ранний визитер не оставляет втайне, кого он успел разглядеть в окне второго этажа.

– Твоя дочь становится настоящей красавицей, Тер, – слышу я голос Вайториса.

– Да уж, – ворчливый голос отца я тоже слышу хорошо. Похоже, мужчины приблизились к дому. – Уже невозможно с ребенком съездить в город, так и таращатся вслед.

– Да ты никак ревнуешь, – наш гость весело смеется.

– Еще бы, – усмехается папа. – Вчера я держал ее на коленях, а сегодня об этом мечтает какой-нибудь сопливый юнец. Я вижу в Ирис малышку, а он женщину. Это… раздражает.

– Ты ведь можешь создать ей судьбу.

– О, нет, Вайтор, я никогда не суну нос в судьбу дочери. Она пойдет предначертанным ей путем.

Я вновь не удерживаюсь и выглядываю в окно. Теперь ко мне спиной стоит наш гость. Его волосы собраны в хвост, и он алой змеей спускается по позвоночнику до самого крестца. Он выше моего отца, более поджарый. Красивый. Когда я была маленькой, мне нравилось смотреть на него. В карих глазах Вайториса всегда прячется веселая хитринка, словно он постоянно готов к проказам. Но мой папа мне нравится больше. У него глаза добрые, и улыбка такая, что даже в зимнюю стужу становится теплей. Нет-нет, ни один мужчина не может сравниться с моим папой! И если я когда-нибудь выйду замуж, то мой супруг непременно будет похож на отца.

– Ирис, – я вздрагиваю и замечаю, что папа смотрит на меня. И его гость тоже. Отец грозит мне пальцем.

– Я не подслушивала! – восклицаю я и мотаю головой для большей убедительности.

Вайторис негромко смеется, а я заливаюсь краской и захлопываю окно. После забираюсь на кровать, накрываюсь одеялом до самого носа и вспоминаю папины слова про наши поездки в город и его чувства. Мне приятно. В это мгновение я решаю, что никогда, никогда-никогда не уйду от родителей, потому что никто не будет любить меня также сильно, как они. Правда, мама всегда отвечает на мои клятвы, что сердце решит за меня, и однажды я сама выйду за порог, чтобы последовать за своим избранником. Но мне семнадцать, и мое сердце пока молчит. Ему хорошо здесь, на Зеленом холме…

– Ирис! – я вздрогнула и посмотрела на Ская. Он по-прежнему стоял посреди пыльной горной дороги, уперев ладони в бока. – Так за что я впал в немилость? Если мне предстоит бежать за собственным жеребцом, я имею право знать причину приговора.

Стряхнула оцепенение воспоминаний и горделиво задрала подбородок, тронув поводья. Цветик деловито зацокал копытами, неспешно увозя меня вперед. Водник пробормотал что-то о моей вредности и вскоре догнал. Он ухватился рукой за стремя и поднял на меня взгляд.

– Ты что-то еще вспомнила?

Я мотнула головой.

– Больше ничего.

– Ты загрустила, и я подумал…

– Не загрустила, – я улыбнулась Аквею. – Просто еще раз обдумала последнее воспоминание. Я знала его, когда он еще не был Вечным. Знаешь, еще недавно мне было плевать, кто мои родители, главным всегда был господин. Я превозносила его за то, что он возродил меня, и совсем не думала, что право моего первого рождения все-таки принадлежит другим людям. А сейчас я не могу не думать о них. До зубовного скрежета хочу вспомнить, что случилось тогда. Точно знаю, что родителей больше нет, но не помню, как они умерли. И те развалины… которые я всегда смутно помнила… Быть может, это воспоминание относится именно к тому времени? К моей первой жизни. Он говорил, что нашел меня умирающей среди руин, но никогда не говорил, что это были за руины. Правда, я не помню других своих жизней и смертей, но что-то же в этом должно быть важным, раз из всех воспоминаний со мной всегда были именно те развалины.

– Не удивлюсь, если он и был причиной всему, – проворчал Скай.

Я пожала плечами и посмотрела на горный склон. Мое обостренное зрение исчезло вслед за возможностью видеть в темноте, и пришлось напрячься, вглядываясь в то, что привлекло мое внимание.

– Большая птица что ли? – спросила я больше саму себя, чем водника.

– Где? Остановись.

Аквей вышел вперед, посмотрел в указанном направлении и коротко выругался.

– Что там? – спросила я.

– Айры, – ответил Скай. – Я надеялся, что мы с ними не встретимся.

– Кто такие айры?

– Крылатые люди. Характер у них еще хуже твоего.

– Невозможно. – я отрицательно покачала головой. – Я – совершенство. Меня невозможно превзойти ни в чем, даже в дурном характере.

– Зазнайка, – хмыкнул водник и посмотрел на Ручейка, ожидавшего нас у большого камня. Затем коротко свистнул, и жеребец послушно помчался в нашу сторону. Я искоса взглянула на Аквея. Он усмехнулся: – Это все-таки мой конь.

– Обманщик, – усмехнулась я. – Ты мог вернуть его в любой момент.

– Угу, а ты бы еще что-нибудь придумала. Лучше уступить в малом, чтобы не пострадать в более значимом, – парировал Аквей.

Его ладонь накрыла рукоять меча, притороченного к седлу меча, когда Ручеечек остановился перед своим хозяином. Водник устремил взгляд в сторону горного склона. Я тоже повернулась и теперь легко разглядела трех летунов. Это действительно были люди с огромными белыми крыльями. Они летели быстро, и в том, что к нам, сомнений не было.

– Это не их территория, – негромко произнес водник. – За какой Тьмой они к нам летят?

– Сейчас узнаем, – я пожала плечами. – Скай.

– М?

– Первый закон.

– Помню. Я не собираюсь нападать первым. Я вообще мирный, как сытый кот. Не дернут за хвост, не выпущу когти.

– Ты не кот, ты – ручеечек.

– Земляничка. Сла-адкая.

Я хмыкнула и вновь переключила внимание на айров. Они опустились на дорогу шагов за десять до нас. Опустили крылья и слаженно направились к нам с водником. Люди как люди, только с крыльями. Ни клювов, ни птичьих лап. На их бедрах были надеты широкие повязки. Больше ничем тела скрыты не были. Мой взгляд скользил по сильным развитым плечам айров, а в голове крутилась мысль: «В чем они ходят зимой?». Нет, ну правда. Сейчас тепло, и одежда крылатым не нужна, но с приходом холодов? Улетают в теплые края? Или как?

Затем мой взгляд прошелся по рукам, от локтей до запястий скрытых кожаными наручами, по ремешкам сандалий, к которым крепилось оружие, и в голове появилась новая мысль – почему я не знаю… или не помню таких созданий, как триги, айры? Если я живу так давно, то почему в этом мире для меня остались загадки? Просто не интересовалась всеми формами жизни, или Вайтор намеренно скрывал от меня существование измененных людей?

– Ох, Скай! – воскликнула я, перестав обращать внимание на летунов, уже сокративших расстояние между нами.

– Ягодка моя, помолчи немного, хорошо? – ласково попросил водник, но в его голосе я расслышала нотку раздражения.

Оглядев суровые лица крылатых воинов, я закрыла рот и натянула на себя величественный и равнодушный вид.

– Кто такие и зачем едете по нашим землям? – спросил айр, выступивший вперед.

– Кто такие и зачем спрашиваете? – надменно вопросил Аквей.

– Я – Оэн Быстрокрылый, – и столько значимости прозвучало в этом представлении себя, словно перед нами стоял хозяин самого Вайториса. Представления двух других пернатых не последовало, должно быть, они занимали нижние ступени на иерархической лестнице, где на вершине стоял Оэн Быстрокрылый.

Со скрытым интересом я рассмотрела резкие черты главного айра. Он привык повелевать, это было заметно. Лицо летуна дышало властностью, но излишняя надменность и презрительный изгиб губ делали мужчину неприятным. Впрочем, его нос с горбинкой, придавал айру сходство с коршуном, и это добавляло в облик летуна хищности. И все-таки вся эта горделивая величавость больше смешила, чем впечатляла. Мне было с чем сравнивать.

– Леор Скайрен Аквей, хозяин Долины Водопадов, – не менее гордо ответил мой водник. – С каких пор Свободная дорога стала принадлежать айрам?

– Я так решил, – последовал исчерпывающий ответ Оэна Быстрокрылого.

– Зачем тебе земля, крылатый? У тебя есть всё небо, – Скай явно насмехался, но тон его был нейтрален. В нем звучал вежливый интерес человека, которому до ответа собеседника нет никакого дела.

– Я так решил, – повторил Оэн, делая ударение на всех трех словах разом. – Вы идете по моим землям, не спросив дозволения.

– Остальные элдры считают также?

– Не тебе бескрылый задавать мне вопросы! – Оэн взвинтил накал гонора в голосе до заоблачных высот.

Теперь я наблюдала за происходящим, уже не скрывая любопытства. Особенно мне стало интересно, что ответит Аквей.

– А кому же, если не мне? – усмехнулся Скай. – Айранские горы являются частью Долины водопадов, я – хозяин Долины. И ты, айр, стоишь на моей земле и нагло утверждаешь, что она принадлежит тебе. Если айры решили вступить в войну и отнять у меня часть земель, то где хайд от Совета элдров?

– Мне не нужен Совет, чтобы предъявить свои права…

Я еще некоторое время наблюдала за разговором, но вскоре потеряла к нему интерес. Во-первых, нападения не затевалось, в этом я была уже уверена. Оэн Быстрокрылый, хоть и являл собой образец наглости, но грань между бахвальством и воинственностью не переступал. Во-вторых, двое других айров оружия не доставали, в спор не вступали и с заметным любопытством рассматривали то меня с Искрой на плече, то водника, уже убравшего руки с рукояти меча, то наших скакунов. Наконец, один из них откровенно зевнул, пресытившись зрелищем, и до меня окончательно дошло – айры развлекаются. Правда, только их вожак, остальным оставалось слушать, не вступая в разговор.

Сообразив, что опасаться нам нечего, я углубилась в свои недавние размышления. В который раз прошлась взглядом по телам летунов и прикрыла глаза. На самом деле измененные люди, или же их такими создала изначальная сила? Если измененные, то здесь не обошлось без Созидающих. И судя по тому, что они крылаты, то… Источником силы творца, создавшего айров, был воздух, так?..

– Магия – это энергия, Ирис. Энергия не возникает из ничего, и не исчезает в никуда.

Отец сидит на нашем любимом склоне. Я напротив, лежу на животе, болтаю ногами и слушаю своего учителя.

– Есть три рода энергии: изначальная, стихийная и преобразованная. Изначальная энергия – это сила Хаоса. По сути сам Хаос и есть энергия. Пытаться ее приручить, всё равно что накинуть узду на ветер. Она никому неподвластна. Слишком необузданная, слишком мощная и непредсказуемая. Нужно быть безумцем, чтобы призвать ее.

– Почему?

Я переворачиваюсь на спину и выворачиваю голову, папа теперь вверх ногами. Весь мир вверх ногами, но проходит секунда, и всё возвращается на свои места – это уже не так весело, и я сажусь. Подтягивая коленки к груди, на одной из них красуется короста на месте ссадины, но подол скрывает болячку. Папа запретил исцелять себя, он вообще не любит, когда силу тратят на себя. А еще папа говорит, что у каждого есть свой путь, и влиять на события плохо, потому что это внесет диспс… диспис… дисбаланс, вот! Он говорит, что любое действие несет в себе противодействие, и лучше мне усвоить это на себе сейчас, чем в будущем нанести вред всему миру. Я плохо понимаю, почему исцеление моей болячки может уничтожить мир, но лечить себя не стала. Папа знает, что говорит.

– Ирис, – вскидываю голову и делаю большие глаза, показывая, какая я жутко внимательная. Папа укоризненно качает головой и спрашивает: – Устала, малыш?

Мне не очень нравится, когда он меня так называет. Малышом я была еще два года назад, а сейчас мне восемь, и я совсем взрослая, так говорит дядя Регинис – один из друзей отца, а он зря не скажет.

– Ирис.

– Я не устала, – мотаю головой и снова делаю большие глаза.

– Ты похожа на улитку, – фыркает отец.

– He-а, – снова мотаю головой. – Я похожа на тебя.

– Разумеется, моя радость, – папа протягивает ко мне руки. – Иди ко мне.

Повторно просить не надо, и вскоре я уже обнимаю его за шею, крепко-крепко. Отец на мгновение прижимается щекой к моей макушке, однако уже через минуту звучит строгое:

– А теперь садись на место и слушай дальше, раз не устала. Завтра расскажешь мне всё, о чем узнала сегодня.

– Ты – злюка, – вздыхаю я обреченно.

– Если только капельку, – хмыкает папа.

– Почему ты не учишь Кая?

– Кай не Созидающий, он маг-землевик, как и наша мама, – говорит папа. – Для него наставников много, тебя обучить могу лишь я.

– А дяди…

– Другие стихии, малышка. Они дадут тебе только общие знания, – прерывает меня отец и начинает заново: – Энергия делиться на три вида: изначальная, стихийная, преобразованная. Повтори…

Я тряхнула головой, отгоняя несвоевременное воспоминание. О чем я думала до этого? Ах да, о природе айров.

– Кто создал вас?

Мой вопрос прозвучал неожиданно для четырех мужчин. Судя по недоумению, написанному на лицах трех крылатых, и по их возмущенно-вопросительным взглядам на водника, рта мне открывать не полагалось…

– Я обожаю женщин, Тер.

– Знаю, – смешок отца долетает до меня.

Сейчас я сижу на верхней ступеньке деревянной лестницы и слушаю разговор папы и его гостя. Слушаю и злюсь, потому что… потому что мне тринадцать, и я втайне влюблена в светловолосого мужчину, который заглянул в гости к своему другу. Они все любят заходить к нам, когда есть о чем поговорить. Наверное, это тоже притяжение земли. Оно дает ощущение уюта и стабильности для остальных метущихся стихий. В любом случае, я всегда любила слушать их разговоры, хоть и мало что смыслила в них. Но теперь я старше и умней, и могла бы понять намного больше, но, увы, именно поэтому меня отправляют прочь, когда приходят друзья отца. Приходится сидеть на лестнице и украдкой подслушивать. И сегодняшний разговор мне не нравится. Он о женщинах. Точней, о женщине предмета моих воздыханий.

– Я знаю, что ты знаешь, – усмехается наш гость. – Да, я обожаю женщин, но ненавижу, когда они открывают рот!

Теперь я слышу в его голосе досаду, даже злость, но не могу понять, нравится мне это или нет. Если думать о том, что он ругает свою возлюбленную, то, да, я чувствую некоторое удовлетворение. Однако я тоже женщина, и это означает, что тот, кто нравится мне, не любит, когда я начинаю разговаривать, так? Так.

– Оркан, – папа снова смеется, – тебе слишком много лет, чтобы исходить на желчь из-за вздорного нрава очередной подруги. К тому же ты – вольный ветер, что удивительного в том, что она недовольна?

– Однажды я остепенюсь, – хмыкает Созидающий. – Но пока у меня еще есть время.

– Друг мой, – голос папы становится серьезным, мне даже слышится в нем напряжение, – возможно, твои чаяния не сбудутся.

– Это не тебе решать, – тон гостя неуловимо меняется. В нем появляется нотка упрямства.

– И не тебе, – чеканно отвечает отец.

– Не будем ссориться, Тер.

Я хмурюсь и спускаюсь немного ниже, чтобы лучше слышать, потому что голоса мужчин затихают, и я понимаю, что дальше разговор ведется приглушенно. Им не нужны свидетели, однако это меня волнует мало. Любопытство ведет меня вперед, почти под двери маленькой гостиной с камином.

– Я не позволю вам рвать ее на части, – шипит отец.

– Тер, она единственная Созидающая в этом мире…

– Вот именно, – даже в полушепоте папы я слышу кипучую ярость, – единственная! Я не желаю, чтобы вы делили ее, как трофей, только потому, что нет альтернативы. Вы измотаете девчонку своими притязаниями…

– Ты не прав, Тер, – возражает Оркан. – Уже хотя бы потому, что малышка обещает стать настоящей красавицей, и это влечет к ней. И ты знаешь – союз земли и воздуха наиболее прочный. Основополагающие условия есть – влечение и предрасположенность. Сейчас она мала, и я не позволяю себе думать о ней, как о женщине. Но всего несколько лет, и прелестное дитя станет девушкой…

– Даже думать об этом не хочу, – папа злится.

– Тер, мы оба знаем, что малышка неравнодушна ко мне. Мне слишком много лет, чтобы не увидеть этого…

– Да уймешься ли ты?!

– И если ты опасаешься, что я буду слишком ветреным, я готов к ритуалу слияния…

– Ты не в себе, Оркан! – раздраженно восклицает папа. – Ты зол на свою любовницу, ты слишком много выпил, и тебе стоит, как следует, выспаться. Что до твоих устремлений, то я уже говорил, что думаю об этом, и с тех пор ничего не изменилось. И не изменится, Орканис! А теперь возвращайся домой и проспись.

Я едва успеваю увернуться от открывающейся двери, чтобы не получить по лбу, потому что уже совсем бесстыдно прижалась ухом к деревянной створке. Издаю короткий писк и встречаюсь с безумно красивыми изумрудными глазами Орканиса. Он замечает меня, слегка приподнимает брови, явно поняв, чем я была занята всё это время, но не насмехается. Вместо этого заботливо спрашивает?

– Не ударилась?

Я мотаю головой, чувствуя себя до невероятности глупо, потому что опять начинают подрагивать от волнения руки, и во рту становится сухо. Ни одной мысли в голове. Так и стою с приоткрытым ртом и во все глаза рассматриваю Созидающего с воздушным источником.

– Дочь. – Голос папы холоден. Когда он недоволен мной, он всегда говорит именно так – дочь. – Брысь!

– Ой, – полузадушено охаю я и мчусь наверх, почти ненавидя отца за то, что он заставляет меня выглядеть такой дурой…

– Орканис, – имя воздушника сорвалось с моих уст полувсхлипом-полувздохом.

Не сразу заметила тишину, воцарившуюся на горной дороге. Айры, до этого мгновения спокойные, даже Оэн Быстрокрылый устал бахвалиться, уступив в споре Аквею, вдруг распахнули крылья, приняв угрожающую позу, и в их ладони из наручей скользнули узкие короткие клинки, сверкнувшие в солнечных лучах.

– Никто из бескрылых не знает имени нашего бога, – прошипел Оэн. – Откуда его знаешь ты, женщина?!

– Вот, Тьма, – как-то устало вздохнул Аквей. – А ведь почти разошлись миром. Держись, разговорчивая моя.

И горная дорога превратилась в стремительную реку…

Глава 11. День тринадцатый

Кажется, я скоро привыкну к смене телесной оболочки на воду и обратно. Когда меня выплеснуло на узкий каменный участок между двух склонов, я даже с интересом рассмотрела свою прозрачную руку прежде, чем вернула себе плоть. Аквей стоял рядом, скрестив на груди руки и взирал на меня странным взглядом сверху вниз, пока я, стоя на четвереньках изучала свое водяное тело.

– Ты сама вернула форму, – отметил он.

– Угу, – промычала я, растягиваясь на камнях уже человеком, – быстро учусь.

Водник задрал голову и посмотрел на небо.

– Кажется, оторвались, – сказал он.

– Еще бы, – хмыкнула я.

Аквей прогнал нас по горным дорогам, пока наш поток не влился в поток настоящий. Айры неотступно следовали за нами, пока могли проследить путь. Впрочем, летуны меня заботили мало, полетали, покричали гадости с неба, погрозили кулаками и исчезли, потеряв из виду. А вот наши жеребцы пребывали в прострации. Я некоторое время наблюдала за тем, как они жмутся к склону, дико водя глазами по речным волнам, вздохнула и поднялась на ноги.

– Что хочешь делать? – настороженно спросил Скай.

– Творить, – коротко ответила я.

Мне было и самой любопытно, смогу ли я применить свой дар сейчас, когда память и сила всё еще не проснулись во мне до конца.

– Я тебе нужен?

– Нужен, – машинально ответила я, – но не сейчас.

– А когда?

– Всегда. Скай, помолчи немного.

– Вот бы тебе помолчать, когда мы уже почти ушли от аиров, – ядовито ответил водник. – Кто такой Оркан?

– Претендент, – досадливо отмахнулась я.

– На тебя?

– На меня. Скайрен Аквей, закрой рот…

– Не многовато ли претендентов?

– Бесконечный Хаос, Скай! – я порывисто обернулась и возмущенно посмотрела на него. – Ты можешь помолчать хоть немного? Я пытаюсь вспомнить, как творить в истинной реальности!

– У вас что-то было?

– Ска…

– Тьма, Ирис! Сколько их? Торн Айер, какой-то бог айров, рыжий, змееныш Войтер! Кто еще?

Вот теперь я воззрилась на водника с непониманием. Попыталась вспомнить, когда у него был такой же бешеный взгляд… Ах, да, тогда появился Венн. Хм…

– Скай, ты ревнуешь? – осторожно спросила я.

– Сколько, Ирис?! – прогромыхал Аквей.

– Не так уж и много для всех моих жизней, сколько бы их не было, – несколько раздраженно ответила я. – В чем дело, леор Аквей? Что вас так рассердило?

– Меня бесит, что каждый мужик, о котором ты вспоминаешь, оказывается твоим.

Я похлопала ресницами и… взвилась.

– А ты не забыл, кто ждет тебя? Еще несколько дней назад ты собирался жениться на своей невесте! За какой Тьмой ты сейчас орешь на меня, если вскоре снова будешь стонать на Эйволин?!

– Несколько дней – целая вечность, – неожиданно хрипло ответил Скай. Он мотнул головой и отошел к жеребцам. Я повернулась следом и растерянно смотрела ему в спину. Аквей потрепал по шее Цветика, на спине которого лежала ошалевшая Искра, после Бурана и, полуобернувшись, произнес: – Впервые мои честь и душа говорят разными голосами. Я не знаю, кого из них слушать. Но… – он бросил на меня быстрый взгляд, – сколько бы я не пытался отыскать в себе хоть каплю стыда за то, что поддался желаниям, найти не могу.

Открыла рот, собираясь ответить, но не нашла слов. Мне вдруг… стало страшно. Испугалась тех слов, которые водник мог произнести. Хотела до крика услышать, что он выбирает меня, и боялась этого решения. Тяжело сглотнув, я отступила еще на шаг назад и тихо спросила:

– Теперь помолчишь?

Он порывисто обернулся, посмотрел на меня пронзительным взглядом, но, так ничего не сказав больше, кивнул и снова отвернулся к скакунам. Да, так лучше. Пусть пока всё остается, как есть.

– Дура, – шепотом обозвала я себя и повернулась лицом к реке, чтобы хоть ненадолго остаться наедине с собой.

Что я там хотела делать? Ах да, творить. Издевательски хмыкнув, я закрыла глаза. Нужно вспомнить уроки отца, нужно… Тьма. Меньше всего сейчас хотелось вспоминать уроки и что-то творить. Мотнула головой, заставляя себя собраться, и едва не вскрикнула, когда мои плечи накрыли теплые мужские ладони. Они неспешно скользнули по моим рукам вниз, добрались до кистей, и наши пальцы переплелись. Лоб водника прижался к моему затылку, и я услышала его шепот:

– Кажется, я проиграл тебе, Ирис.

– Скай…

– Я не смогу отказаться от тебя.

Развернулась к нему и заглянула в глаза и увидела растерянность. На губах Аквея появилась вымученная улыбка.

– Это притяжение стихий, Скай, и моя кровь…

– Я бы назвал это иначе, – усмешка водника вышла кривоватой. Он обхватил мое лицо ладонями, чуть склонил голову на бок, вглядываясь в глаза, а затем произнес:

– Я люблю тебя.

И накрыл мои губы своими, словно заткнул рот, опасаясь услышать ответ. Я отчаянно зажмурилась, впилась пальцами ему в плечи, и сила забурлила в крови, промчалась яростной волной, выплеснулась наружу и разлилась, заполняя пространство вокруг нас. Каменистая отмель вздрогнула, едва не сбив с ног. Но руки Ская крепче сжали меня, не позволяя разорвать поцелуй. Земля вновь содрогнулась, а затем нас понесло вверх. Ветер взметнул волосы, заревела вода, откликаясь на призыв водника. Испуганно заржали кони, кажется, пищала Искра. А потом приток магии созидания стал столь велик, что я не выдержала. Откинула назад голову и закричала в далекое темнеющее небо, отдавая последние капли распиравшей меня силы. После бессильно прижалась лбом к плечу Ская и, словно сквозь вязкий туман, услышала восторженный вздох водника:

– Ох…

Я приоткрыла глаза, но увидела лишь кусок сочной зелени, скрывшей голые камни. Где-то за спиной фыркнул Цветик, и я снова сомкнула веки.

– Как? – спросил Скай, но, кажется, не ждал ответа.

– Что там? – спросила я, не имея ни сил, ни желания рассматривать, что натворил неконтролируемый выброс силы.

– Ты превратила скалы в зеленые холмы, – ответил водник.

– Мы превратили, – поправила я. Затем все-таки подняла на него взгляд. – Слишком большой выплеск, нужно уходить.

– Он узнает?

– Да, – шепнула я.

– Тогда я знаю, что нам делать, – улыбнулся Аквей, подхватил меня на руки, шагнул вперед… И остановился перед широким ложем в нашем с ним мире. – Передохнем и уйдем через воду.

– А… – начала я, но Скай прервал:

– Они рядом, – ответил водник, поняв, что меня волнует судьба животных.

– Тогда мне нравится твоя идея, – улыбнулась я, растворяясь во взгляде глаз-озер.

– У меня не бывает плохих идей, – хрипловатым полушепотом ответил Аквей, опуская меня на ложе.