Текст книги "Тридцать дней (СИ)"

Автор книги: Юлия Цыпленкова (Григорьева)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

При попытке использовать его, она разом выплеснула всю силу, а приток новой едва не убил мою мать. Отец сам заполнил ее источник заново, и магия для мамы осталась воспоминанием. Впрочем, когда лет в четырнадцать я спросила ее, не жалеет ли она о том, что потеряла, мама ответила: «Всё, что можно назвать чудом, у меня уже есть. Я могу творить истинное волшебство – дарить жизнь своим детям».

В общем, итог эксперимента показал: перестроить мага-стихийника под дар Созидания можно, но сам дар остается неподвластен. Творцом можно только родиться. Насколько это продлило жизнь моей матери и продлило вообще, осталось неизвестным. И все-таки положительный результат имелся – я. Спустя несколько лет у моих родителей родилась девочка с даром Созидания. А вот что стало с первым потомством творцов?..

– Тер, это он! Я говорю тебе – это наш жаркий дружок, чтоб его Хаос пожрал!

Я слышу голос Регина и выхожу на лестницу, удивляясь, почему Созидающий ничего не сказал о своем появлении у нас. С того дня, когда меня мотало между древесных стволов по воле Оркана, я уже совсем оправилась. Впрочем, восстановилась я быстро, дольше избавлялась от страха перед необузданной яростью некогда любимого мужчины. Он несколько раз пытался прорваться ко мне, я слышала его надрывные крики и призывы. Но смелости и желания для встречи так и не нашла, как не нашла сил для прощения. Зеленый холм защитили от проникновения воздушника, и к дому он не мог приблизиться всё то время, пока я пряталась в своей комнате, окруженная заботой родителей и Региниса.

Он сильно испугался за меня, я это видела. Теперь Регин почти переселился к нам, уходил ненадолго, не пропал ни на один день. И его я всегда была рада видеть. Мне было с водником спокойно. Я тянулась к нему с каждым днем всё больше, всё сильней ждала, когда услышу его шаги на лестнице и стук в дверь. Встречи с этим Созидающим стали для меня не просто отрадой, они уже почти потребность. И я вижу, как его это радует. Он стремится ко мне в любую минуту, проводит рядом свое свободное время. Нам не скучно вдвоем, даже если молчим. Пальцы Регина перебирают мои волосы, или поглаживают ладонь, и на моей душе в эти мгновения сверкает золотой свет счастья…

Однако вот он в доме, но я даже не знала о его появлении. Мне становится обидно. Я спускаюсь ниже, выжидая момента, когда Регинис выйдет из кабинета отца, но он не спешит выходить. В его голосе ярость, и это так непривычно. Немного пугает, но я знаю, что ярость направлена не на меня и решаюсь выйти на улицу, сесть недалеко от окна кабинета и послушать. Не подслушать, нет. Хочу услышать, когда они закончат. Если ждать под дверями, то опять решат, что я подслушиваю, и мне станет стыдно, а я не хочу краснеть перед Регином, как маленькая девочка. Поэтому я выбираюсь на улицу, располагаюсь рядом с приоткрытым окном и невольно вслушиваюсь в гневные слова.

– Ты действительно настолько уверен? – спрашивает папа.

– Тер, у меня есть доказательства, – голос водника звучит хрипловато, и я слышу плеск воды в стакан. Наступает недолгое тишина, Регин пьет, чтобы промочить пересохшее горло. Затем я слышу глухой стук, стакан поставлен на стол, и Созидающий продолжает: – Два месяца назад мой правнук не вернулся с охоты. Я просмотрел Отражения, осмотрел место, где на него напал зверь. Тьма, Терраис, это была травля. Зверей натравили на парня. Осталась его жена и сын, мой последний потомок.

– И как к этому причастен Вайторис? – недоумевает папа.

– Я прошел по следу, нашел того, кто травил волков. Нашел его. Наемник рассказал мне про того, кто заплатил за работу. Его я тоже нашел. Прошел шестерых, уже думал, что так и не узнаю, кому не угодил мой мальчик. Но седьмой рассказал о красноволосом мужчине с карими глазами.

– Любой огневик подходит…

– А проклятый черный камзол с золотым цветком огня? Кто еще носит этот знак? – Ну…

– Говорит вкрадчиво, глаза с хитрым прищуром. Высокий, статный, таких красивых мужиков не бывает. Это я тебе повторяю слова седьмого в цепи нанимателей. Тер, только не говори, что у Вайтора есть враг-огневик, который знает про наших детей. Это рыжий ублюдок, Тьма! Я только одного понять не могу – почему? Они ведь просто маги, обычные смертные. Жили своей жизнью, никому дурного не делали, кому как не нам это знать? Он уничтожает наших потомков, Тер. Вырывает под корень все три древа. Сколько осталось твоих? Кайрен и Ирис? Оркан три года назад попрощался со своим последним правнуком, который, о чудо, замерз зимой в снегу. А до этого утонула моя правнучка пятнадцати лет от роду. За год до этого упал с крепостной стены твой правнук. Десять лет назад сгорел замок с еще одной ветвью потомков Оркана. Стража, слуги смогли спастись, к господа – нет. Пожри его Хаос, Тер, там были дети!!! Младшему всего месяц, как он появился на свет! Так цинично и жестоко Созидающий уничтожает жизнь чужими руками. Какое обоснование эта тварь придумала для себя, чтобы не лишиться дара? Как он оправдал уничтожение нашего семени? Сколько этих смертей случилось за последние семнадцать лет? Я уже давно не верю в роковые совпадения и ищу причину.

– Мы все искали, Регин, – едва слышно отвечает отец.

– И Вайторис нам так усердно помогал, – язвительно восклицает водник.

Он замолкает, папа тоже не спешит заговорить. Я внимаю в смысл слов Региниса и зажимаю рот ладонью. Ужас переполняет меня, когда я осознаю, что погибли все, ВСЕ потомки трех Созидающих.

– Ты оплакал их, Тер? – тихо спрашивает Регин.

– Мое сердце разрывается от горя, – также тихо отвечает папа, – но я не буду этого показывать. Ты знаешь, Созидающему нельзя останавливаться на одном переживание, это выжигает дар, а мы не можем себе позволить такое расточительство. Пока существуют отраженные Грани, мы обязаны охранять мир от гибели, на которую его обрекли своим тщеславием. Жена и дети спасают.

– Да, – соглашается водник. – Ирис – моя маленькая отрада, она греет душу. Безумно хочу ее увидеть, но прежде нужно решить вопрос с предательством Вайториса. И как бы мне не было противно, но нам нужен Оркан. Он должен узнать, кто уничтожил его потомков.

– Непременно. Орканис слишком доверяет Вайторису, – замечает папа.

– Мы все ему слишком доверяли, – в голосе Регина вновь вспыхивает раздражение.

– Не видели, что он творит прямо под нашими носами. Эта его идея с встряской мира и последующей заморозкой… Тьма! Тер, Тьма!

Я вздрагиваю от неожиданного вскрика, и папа просит:

– Тише, дружище, ты переполошишь мне жену и дочь. Что такое?

– А ты не видишь? Вот сейчас, когда стал известен главный наниматель? Семнадцать лет, Тер, семнадцать! После рождения Созидающей он начал уничтожать наше потомство. Опасается, что в ком-то может проснуться дар? Или наших новых опытов? В отличие от твоей жены, нашим детям может с перестройкой повезти больше… Могло бы повезти больше. Почему мы раньше не подумали об этом? Приняли то, что дар передается только по чистой линии, но ведь могли попробовать…

– В душе мы были рады тому, что им не передался дар, – отвечает папа, и мне кажется, что я слышу в его голосе грусть. – От нашей силы этому миру больше вреда, чем пользы.

– Ты прав, дружище, – усмехается Регин, но вновь взрывается: – Но, кажется, нашему рыжему приятелю не хотелось рисковать. И что дальше? Он позаботился о наших потомках, убрал всех, кроме малыша, которого я спрятал, и твоих младших детей. Теперь он придет за их жизнями? Если доберется до Ирис…

Голос водника срывается, и мне до безумия хочется сейчас обнять его, прижать к своей груди и уничтожить тревогу, даже страх, который я услышала в его словах.

– Как думаешь, что он задумал на самом деле? Тех, в ком, как он опасался, может пробудиться дар, уже нет. Мы его цель? Но что Вайтор выиграет? Хочет один жить вечно? Эти его слова: «Мы почти боги». Однако ему одному может оказаться сложно справляться с возвратной энергией…

– Наша смерть породит огромное количество Отражений, мы сейчас ось этого мира,

– задумчиво произносит папа.

– И последующая заморозка. Ему хватит не на одно тысячелетие… И всё равно, – я слышу шаги, похоже, Регинис прохаживается по кабинету. – Всё равно не понимаю. Силы у него столько, что он может лопнуть от нее. Жизнь не имеет ограничений. Дар при нем. Живет, как хочет…

– Нет, не как хочет. Мы сдерживаем его, ставим ограничения. Вайтор вынужден равняться на нас.

– Мы – сила, которая легко раздавит его, если он решит противопоставить себя нам,

– подхватывает водник. – Он равен каждому из нас, но если мы объединимся, Вайторис окажется между жерновами. Всё-таки стихия определяет суть, ему нужен простор…

– Даже Орканис, которого легко направить по нужному пути, не поддерживает честолюбивых замыслов Вайтора, – добавляет мой отец. – Мы уже давно для него помеха. Я предлагаю погасить это пламя. Вайтор становится угрозой для мира и для жизни его обитателей. Не хочу рисковать Ирис.

– И я не хочу, – соглашается папа. – Нужно найти Оркана. Он один из четырех, и его голос важен.

– Тьма, Тер, порой ты меня раздражаешь своей дотошностью, – ворчит Регинис.

– Я – земля, – наверное, папа пожимает плечами. – Мне свойственная основательность. Ты – вода, и в норове мало уступаешь огню и воздуху.

Неожиданно они замолкают, а я чувствую, как поднимается ветер. Волосы, выбившиеся из косы, бросает в лицо, задирается подол платья, а слуха касается невесомое:

– Наконец-то…

Я вскрикиваю, осознав, кто прорывается к дому.

– Ирис! – Регинис, услышав мой возглас, выглядывает в окно. Через краткое мгновение он уже закрывает меня собой, оттесняя к дверям дома. – Испугалась?

– Да, – нет смысла скрывать то, что я чувствую.

– Не бойся, – водник оборачивается ко мне, и я вижу ласковую улыбку. – Он тебя больше не тронет.

– Оркан! – грохочет папаин голос.

Дальше я ничего не вижу. Регин заталкивает меня в дом и закрывает двери, но я не стремлюсь открыть их. Забегаю в кабинет отца и осторожно выглядываю в окно. Из-за поднявшейся бури и стены песка с дождем я не могу понять происходящего, но вдруг всё прекращается, и к дому направляются уже трое. Посередине папа, воздушник и водник по обе руки от него. Взгляд Орканиса скользит по окнам. Я отступаю к дверям, не желая встречаться с ним.

Уже поднимаясь по лестнице, я слышу, как мужчины входят в дом, и в спину мне несется восклицание Орканиса:

– Ирис!

– Прекрати, – припечатывает папа. – Дело серьезное и времени на эти игры нет.

– Я хочу поговорить…

– Она не хочет, – отрезает Регинис.

– Мы без тебя разберемся, – враждебно отвечает воздушник, но его вталкивают в кабинет, и я останавливаюсь. Вновь спускаюсь вниз и теперь уже точно подслушиваю.

Спор, возникший при входе в дом, мгновенно прекращается, как только Регин произносит:

– Я знаю имя убийцы наших детей.

За дверями кабинета наступает короткая тишина, а затем я слышу глухой голос Оркана:

– Кто?

И вновь тишина. Никто не нарушает ее, словно опасаясь произнести одно единственное имя, потому что это уничтожит их собственный мир, и без того трещавший по швам. Я не выдерживаю и заглядываю в малюсенькую щель. Трое мужчин стоят напротив друг друга и смотрят, кажется, не моргая. В центре их треугольника воздух густеет, мне даже слышится потрескивание разрядов. Вот-вот, и произойдет взрыв. Мне становится тяжело дышать, до того становится тяжелым и густым сам воздух. Хватаюсь за грудь, не в силах отвести взгляда от трех Созидающих, вижу, как кулак Орканиса сжимается, разжимается, и воздушник, так и не услышав ответа, догадывается сам. Он сипло выдыхает:

– Нет.

– Да, – жестко отвечает Регинис.

И вновь тишина. Орканис закрывает лицо ладонями, Регин сверлит его взглядом, папа накрывает плечо воздушника ладонью.

– Мы все были слепы в своем доверии, – говорит отец. – Пока Регин, повинуясь своей стихии, был занят Ирис, пока я упивался покоем и равновесием мира, пока ты развлекался, паук ткал свою паутину, затягивая туда наших потомков.

– Ирис… – эхом повторяет Орканис.

Я невольно отшатываюсь от деверей, но споров за меня не возобновляется.

– Он стравил вас, использовав мою дочь, как наживку, – зло произносит папа.

– Сделал из друзей врагов, – кивает Регинис.

– Отвлек на борьбу за малышку, – бесцветно добавляет Оркан.

– И уничтожил за это время почти все наше потомство. Следующие…

– Мы.

– Да.

И вновь тишина. Она похожа на предгрозовое облако, так же давит, пугает скорой грозой. Кажется, еще мгновение, и кабинет отца расколет пополам молнией.

– Слепец, какой же слепец, – с мучительным стоном произносит Орканис, закрывая лицо руками. – Я сам позволил ему управлять мной. Доверял, всё доверял, все свои помыслы, опасения, надежды. Слушал, раскрыв рот, глотал его слова, верил… Он привел меня в тот день, когда я… Бесконечный Хаос! Регин, он мог знать, что ты идешь сюда?

– Да, – неожиданно хрипло отвечает водник. – Он был у меня, уговорил появиться на Холме. Сказал, если увидишь ее хотя бы издалека, уже будет легче.

– Мне сказал, что нужно поговорить с Тером и потащил за собой, по той же причине: «Хоть издалека поглядишь, страдалец», – невесело усмехается воздушник.

– И знал, что Ирис уже тянется к Регинису. Знал, что она тоскует… Он отвлекал меня, чтобы ослабил внимание за дочерью, – кулак отца с силой опускается на стол.

– Мы видели, как Ирис и Регин поднялись на вершину холма, – добавляет Орканис.

– «Мне нужно поговорить с Тером наедине», – вот что он сказал. Дал понять, чтобы я не мешался, и меня понесло на холм. Эта тварь хотела моими руками убить малышку? Да?! – от яростного вскрика воздушника я снова вздрагиваю. – Вайтор отлично знает мою вспыльчивость, знает, что в ярости разум может мне отказать. Он надеялся на то, что я сам убью ее?!

Тяжело сглотнув, папа отрицательно качает головой:

– Не обязательно. Регинис был с ней рядом… А вот окончательный раскол… Но если бы убил, это сломало бы Регина, оставалось бы просто добить. Это был бы удар по всем нам разом. Тьма…

– Ирис – потомок с даром. Она под прямой угрозой, – Регин вдруг становится собранным. – Пока Вайтор не понял, что нам все известно, и не наделал пакостей, его нужно устранить. Никаких разговоров, Тер. Он Созидающий и не смел отнимать жизни даже чужими руками. Творец, преступивший черту, приговаривается к смерти. Это истинное обоснование. Он преступил и должен быть наказан.

– Согласен, – кивает отец.

Они смотрят на Орканиса. Воздушник стоит, опустив голову, он сейчас похож на сломанное дерево. Он молчит. Папа и водник переглядываются.

– Оркан, – зовет Регинис.

– Не годы, полторы тысячелетия бесконечного доверия, – вместо ответа произносит воздушник едва слышно. – Он был мне ближе всех. Я слушал его, верил, поддерживал, и что? Нож в спину? Предал… И ради чего? Власть? Ненавижу… Ненавижу!

– Оркан…

– Я удавлю его своими руками без всяких обоснований.

– Орканис, стой! – выкрикивает Регинис, но мощный порыв ветра заполняет кабинет, распахивает дверь, и я отлетаю в сторону.

За ревом стихии не слышно моего вскрика. Через краткий миг от вихря не остается даже воспоминания, кроме разбитой мебели и вывороченных рам с разбитыми стеклами. Ветер исчез и Орканис вместе с ним.

– Тьма! – в ярости выкрикивает Регин. – Несдержанный дурак! Один он не одолеет Вайториса. Тот поймет, что мы знаем о его намерениях…

– Догоним, – едва не рыча от злости, бросает отец.

Когда я вновь заглядываю в кабинет, там уже никого нет…

– Бесконечный Хаос, – выдохнула я, хватаясь за грудь. – Битва с огненным демоном…

Ухватилась рукой за стену. Так вот почему Орканис не вернулся, он помчался к Вайторису, и эту драку видели айры. Значит, в тот день он пришел, чтобы выкрасть меня, так? Кажется, так. Но его остановили, рассказав о том, что… Я бессильно сползла на пол, запустила пальцы себе в волосы, сжала их в кулаках и уставилась перед собой бездумным взглядом.

– Чудовище, – прохрипела я. – Какое же чудовище.

Семнадцать лет целенаправленно убивал потомков трех Созидающих, потому что испугался, что в любой момент с ними могут повторить опыт, который проделали с моей матерью. И если не это поколение, то следующее могло родиться с даром Созидания. Соперников и противников у Вайториса могло прибавиться, и он начал выводить семя своих друзей под корень. Но… Но тот младенец, которого спрятал Регин! Что стало с ним?

Мой взгляд метнулся к кровати. Скай беспокойно ворочался. Возможно, он смотрел во сне мои воспоминания? Тем лучше, не хочу повторять всё это вслух. Слишком тяжело, слишком ужасно то, что я подслушала в тот день.

– Младенец… Я спрятал младенца, – машинально прошептала я, повторяя слова Региниса.

Скайрен Аквей потомок выжившего младенца? Наверное. Скорей всего, иначе откуда дар? Но! Но от магов рождались только маги! Сколько выросло поколений после того, как отец, Регин и Оркан решились связать свою судьбу с женщинами из этого мира? Не десять и не двадцать лет. Сто? Пятьсот? Достаточно для того, чтобы они с уверенностью говорили, что в детях нет дара Созидания. Были уверены в том, что это невозможно. Тогда как? Дети спасенного малыша должны быть магами и не больше. Но Скай – творец… Непонятно. Не получается. Значит, что-то было еще? Что?! А мой брат? Что стало с ним? Вайторис убил Кая?

– О-ох, – простонала я, вспоминая лицо своего неугомонного братца. – Не хочу, нет…

Мотнула головой, отгоняя жуткое видение безжизненных карих глаз. Скай застонал вслед за мной. Я вскинула голову, мгновение смотрела на него и поползла к кровати. Добравшись, сжала свесившуюся с края ладонь своего водника, прижалась у ней щекой и зажмурилась…

– Что случилось?

Мама входит следом за мной в разгромленный кабинет.

– Они ушли, – бесцветно отвечаю я.

– Куда?

– Кажется, убивать Вайториса, – произношу я и порывисто оборачиваюсь к маме.

– Чего? – недоуменно переспрашивает она.

Потрясение от услышанного, от всего, что здесь произошло, наконец, сказывается, и я бросаюсь на шею матери. Мне страшно. Страшно и до безумия жалко тех, кто умер по злой воли того, кто должен хранить жизнь. Проходит немало времени прежде, чем я успокаиваюсь и начинаю рассказывать маме, что сумела узнать из-за своего вечного любопытства. Мама бледнеет, она до боли стискивает мои пальцы, но больше никак не проявляет своего потрясения. Затем вытирает мне слезы и деловито говорит:

– Мужчины сами разберутся, а мы пока наведем здесь порядок. Неси веник, воду и тряпки. Хотя нет, сначала вынесем хлам.

– Мам, – мой голос дрожит. Я не понимаю маминого спокойствия, но она лишь сводит брови и указывает мне на хлам.

– За дело.

Постепенно раздражение и даже злость на маму заставляют меня перестать думать о том, что сейчас где-то там папа и Регин, возможно, сражаются с огневиком. И Оркан… Успокаиваясь, я не знаю, как относится к нему. Вспоминаю, каким сломленным он казался. Понимаю его боль. Ему пришлось узнать о предательстве лучшего друга. Наверное, Орканису больней всех, но, кажется, он подвел папу и Региниса своим порывом. А еще мне до конца не верится, что Вайторис мог так поступить.

Я вспоминаю его лукавый взгляд, извечную ухмылочку. Он тоже приносил нам с братом игрушки и сладости, когда приходил в гости. Играл. Со мной реже, чаще с братом. Они устраивали скачки, сражались в дурашливых поединках на мечах, иногда боролись, и веселый огневик поддавался. Я маленькая смеялась, глядя на их возню. И вдруг говорят, что он хочет нас убить? Но это же невозможно! Или возможно?

Мне вдруг вспоминается оценивающий взгляд, которым однажды Вайторис смотрела на меня. В нем в тот момент не было ничего от прежнего дяди Вайтора. А еще вспоминается недавнее прошлое, когда меня мотало между деревьями. Ведь и вправду он мог задержать папу разговором. Отец, так или иначе, но всегда следил за тем, чтобы я была в безопасности. Весь Холм и лес за ним – глаза и уши Терраиса. И если рядом со мной становилось жарко, он всегда появлялся. Да, к Тьме! Последние несколько лет папа только и делает, что наблюдает за мной. Водник и воздушник грызутся, землевик следит за ними, а огневик плетет свои сети.

И вновь мне становится страшно. Если это всё так, если добрый дядя Вайтор вовсе не добрый, то Регинис может уже не вернуться ко мне! Или папа… Я порывисто оборачиваюсь к маме и замечаю, что она совсем не спокойна. Думая, что я поглощена своими мыслями, она останавливается и бездумно смотрит в пространство перед собой. Мама кусает губы – это верный признак тревоги. Она тоже переживает. Подхожу к ней со спины, обнимаю, укладываю голову на плечо. Мама вздрагивает, словно вырывается из глубокой задумчивости. Она целует меня и велит:

– Продолжай.

Мы выносим с ней весь хлам. Выметаем мусор, отмываем кабинет. Мама не может использовать магию, а мне папа запретил использовать дар там, где можно поработать руками.

– Это кощунство – тратить силу стихии там, где достаточно провести один раз тряпкой. Наша сила – это великий дар, а не облегчение мелких нужд.

Я привыкла к этому правилу и уже давно не спорю, приняв папино учение за истину. Поэтому уборка занимает уйму времени. Мама решает прибраться и в других комнатах, и когда мы заканчиваем, на улице уже начинает темнеть.

– Принеси зелени, – велит мне мама, когда перебирается на кухню.

– Хорошо, – киваю я и спешу на огородик.

Мама обожает все свои посадки. Она холит их, лелеет. Как любой землевик, моя родительница относится бережно к любым дарам земли. Она даже просит прощение у цветов, когда срезает их. Правда, делает это крайне редко, мама любит смотреть из окна на сотворенную ее руками красоту. И тем она дороже моей матери, что всё взращено без единой капли магии. Это плоды ее трудов.

Я захожу на огородик, смотрю на аккуратные кустики зелени. Мне жаль срезать их. Я слышу их голоса, вижу свет искры жизни и отчаянно жалею, что Созидающие имеют те же потребности, что и все остальные. Вздохнув, я присаживаюсь, провожу ладонью по кудрявым верхушкам пряной травы, вдыхаю ее запах…

Огненная вспышка раскалывает небо надвое. Я резко оборачиваюсь, не удерживаюсь и падаю вперед. Кусты с ягодами скрывают меня, и тот, кто появился на Зеленом холме, проходит мимо, так и не заметив меня. Зато я вижу знакомую темную одежду и длинную красную косу. Зажимаю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть и перебираюсь на четвереньках ближе к дому.

Мама появляется с черного хода. Она озирается по сторонам, и я поднимаюсь на ноги.

– Прячься, – шипит мама. – Сейчас же!

Она тут же отворачивается и спешит прочь от дома. Следом появляется Вайторис.

– Элиа, – зовет он.

Мама прибавляет шаг, она уводит за собой огневика.

– Элиа!

Он останавливается, но я успеваю снова упасть за кусты.

– Ирис! – кричит мама. Осторожно раздвигаю ветви и вижу, как она машет рукой туда, где меня нет. – Беги, Ирис! Убегай!

Вайторис тут же срывается с места и бежит за мамой.

– Беги!!! – изо всех сил кричит мама, продолжая махать руками в ту сторону, где меня нет.

Мама уводит огневика всё дальше, и я, наконец, могу выбраться из кустов и убежать в противоположную сторону, но… Не выдерживаю. Огибаю дом с другой стороны, выглядываю из-за угла и вижу, как в маму летит огненная плеть, обвивает ее горло и рывком откидывает назад.

– Не пущу! – вскрикивает мама, стремительно поднимаясь на ноги. Она сбивает с себя огонь и вскидывает руки. Волна чистой энергии земной стихии сметает Вайториса с ног.

Земля трясется, трава высыхает в мгновение ока, змеятся трещины. Они разрастаются, и огневик едва успевает перекатиться, чтобы не попасть в ловушку, из которой уже лезут корни деревьев, чтобы опутать его. Мама выплескивает всё, что было скоплено в ней. Несколько мгновений она еще стоит на ногах, покачивается, но держится. Даже с расстояния мне заметна ее бледность.

Вайторис поднимается на ноги. Корни деревьев, извивающиеся рядом, вспыхивают ярким пламенем. Огневик приближается к маме. Я вижу, как она вытаскивает из кармана передника нож и выставляет перед собой. Руки ее слабы, и нож выпадает из пальцев, а следом падает и мама. Вайторис склоняется над ней…

– Нет!

Огневик стремительно оборачивается. Я выхожу из-за угла. Под натиском ярости, охватившей меня, отступает страх перед убийцей. То, что я сейчас чувствую, не должно руководить Созидающем. Это уничтожает дар, но остановиться я уже не в силах. Призываю стихию, и она откликается, закружив вокруг меня ласковым зверем. У моих ног и вправду уже лежат два зверя. Они призрачны, всего лишь сгустки силы, но они послушны моей воле, и я спускаю их.

Две бесплотные сущности срываются с места. Они почти с меня ростом, не похожие обликом ни на одно существующее животное. Звери мчатся огромными скачками, и следом за ними начинается клубиться пыль. Земля вновь содрогается, трещины разрастаются. Мои посланцы перепрыгивают их, продолжая свой стремительный бег. Их пасти оскалены. В пыльном облаке особенно хорошо видны контуры их могучих тел. Навстречу им устремляются огненные змеи, перекрывая путь к огневику.

– У котенка прорезались зубки?! – весело кричит Вайторис.

Подвластные мне, пыльные облака сворачиваются в вихрь, налетают на «змей», сталкивают в ширящиеся трещины, и звери уже рядом с убийцей. Он смеется. Забавляется. Я для Вайториса такая же соринка, как миллионы других, кружащиеся вокруг. Он даже позволяет моим порождениям приблизиться, а затем вспыхивает пламя, и за моей спиной раздается:

– И все-таки еще котенок.

Я разворачиваюсь. Вайторис стоит за моей спиной. Он с интересом разглядывает меня, а у меня нет сил сдвинуться с места, я пришпилена к месту этим взглядом. Огневик поднимает руку, проводит кончиками пальцев по моему лицу, затем опускает ладонь к шее.

– Прости, так нужно, – тихо говорит он, и пальцы сжимают мое горло.

– Твое обоснование… – сипло выдавливаю я, цепляюсь за руку убийцы, пытаясь отодрать ее от своего горла, но мне не тягаться с ним.

И когда сил на борьбу не остается, Вайториса отрывает меня невидимая сила, а затем яростная волна захлестывает огневика. Вода собирается вокруг него плотным коконом, заключая в свою прозрачную темницу. Я падаю на землю, со свистом втягивая воздух. Надо мной склоняется папа.

– Там мама, – сиплю я.

Отец срывается с места. Он спешит к маме, а я сижу на земле и смотрю, как красноволосый мужчина сражается с водной стихией. Он не может разорвать кокон, как не старается. Поворачиваю голову, и мой взгляд упирается в Региниса. Водник совсем не похож на себя обычного. Его лицо искажено бешенством, глаза сияют бликами света, грудь тяжело вздымается. Даже взгляд… Исподлобья, с примесью ненависти. Такой Регин меня пугает, но я сижу тихой мышкой, опасаясь отвлечь его, и пропускаю момент, когда Вайторис освобождается.

Водяной кокон исходит паром, огневик вскипятил его, и пар пропустил пленника. Но отдышаться он не успевает, Регинис снова атакует. Вайторис вспыхивает, но не успевает исчезнуть, водник блокирует ему отход. У меня не хватает ни сил, ни смелости смотреть на их драку. Я отворачиваюсь и вижу, как отец прижимает к себе маму. Она свисает с его рук безжизненной куклой. Осознание приходит сразу – мамы больше нет. Это как удар под дых. Воздух в одно мгновение покидает мои легкие. Слезы текут по щекам, и я даже не понимаю, что кричу, бесконечно повторяя:

– Мамочка!

Мой крик отвлекает Регина, она пропускает удар огневика. Оборачиваюсь, водник оплетен огненными жгутами. Регинис на глазах превращается в человека, состоящего их воды. Его тело исчезает в траве, но огненные силки вынуждают вновь проявиться.

– Регин, – с ужасом шепчу я, и мои звери, растаявшие, когда я почти умерла в руках огневика, вновь рядом.

Они набрасываются на Вайториса, валят с ног…

– Уходи, – папин голос подобен удару плети. Сухой, резкий.

Он выступает вперед, закрывая меня собой.

– Регин, уводи ее, – всё также сухо велит отец.

– Ты один не справишься, – водник уже на ногах.

– Уводи! – голос отца гремит громовым раскатом. – Я знаю, что делать. Драка ни к чему не приведет.

– Тер…

– Спаси мою дочь! И сына… Они всё, что у меня осталось.

– Не пойду, – я мотаю головой. – Никуда…

Договорить не успеваю. Регинис рывком поднимает меня с земли и привлекает к себе. Я пытаюсь вырваться, но водник прижимается к моим губам, и всё меняется, Зеленый холм исчезает. Там остаются только Вайторис и мой отец…

Кажется, я кричала. Сказать сложно, потому что очнулась от хлесткой пощечины. Задохнувшись, я уставилась в сияющие бликами света глаза Скайрена Аквея. Я по-прежнему сидела на полу, он стоял на коленях напротив и держал меня за плечи. Заметив, что я очнулась, Скай прижал меня к себе, его ладонь накрыла мне затылок, но вскоре уже скользила по спине. Движения водника были нервными, дерганными. Он ничего не говорил, только гладил, и сердце его билось в груди так быстро, словно Аквей только что остановил долгий и стремительный бег.

– Бедная моя, – наконец произнес он, вновь зарываясь пальцами в волосы. – Бедная…

Голос водника подрагивал, похоже, он не просто просмотрел со мной воспоминания, он пережил и весь мой ужас. Я высвободилась из объятий и заглянула в глаза Ская. Мы некоторое время смотрели друг на друга, и Аквей вновь привлек меня к себе.

– Больно? – спросил он.

– Да, – сипло ответила я.

– Прости…

За что он извинялся? За то ли, что не мог защитить от воспоминаний, или еще за что, я не уточняла. Винить Аквея мне точно было не за что. Только себя… За то, что я столько времени прожила с убийцей бок о бок. Была влюблена в него, делила ложе, боготворила и послушно исполняла все его желания. «Мой Господин»… Бесконечный Хаос! Он же был для меня центром Мироздания! Я же умерла бы, если бы он сказал мне – умри! Мой воздух, мой глоток воды, мой теплый отсвет огня – Вайторис был для меня всем этим! А что же оказалось истинной? Все догадки и подозрения о том, что случилось в мои далекие семнадцать лет, наконец, обрели плоть. Он и вправду уничтожил всех, кто мне был дорог…

Моя мама. Она ведь знала, чем обернется для нее использование силы. Знала, что не протянет долго без помощи, но сделала всё, чтобы отвлечь от меня Вайтора. Моя милая добрая мама… Перед глазами вновь встала тарелка с пряничными человечками. Я так ясно услышала ее смешок, и на мгновение показалось, что это ее пальцы ворошат мне волосы. Мама… Она отдала за меня свою жизнь, не задумавшись ни на один миг.

Папа. Что случилось после того, как Регинис увел меня? Он сказал, что сражение не имеет смысла. Означает ли это, что, потеряв без мамы опору, отец сдался? Или же он попытался сделать что-то такое, что должно было остановить предателя? Почему отказался от помощи друга? Вдвоем они были бы сильней… Или же опасался подлости Вайториса? Возможно, папа понимал, что огневик может снова нанести удар по мне, зная, что против двух Созидающих, не уступавших ему ни в силе, ни в опыте, он бессилен. Скорей всего, отец защищал так единственное, что у него осталось – своих детей. «Спаси мою дочь и сына». Папа… Его глаза, его голос – я помню их так ясно, словно еще вчера смотрела на родное лицо… теперь помню. Моя крепость, моя защита и опора. Отец был для меня целым миром, и что осталось? Даже воспоминания о нем стерты.