Текст книги "Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии"

Автор книги: Юлиус Белох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

При таких обстоятельствах Лисандр не мог долее оставаться в Спарте. Обет, данный им Амону, послужил для него предлогом к поездке в Ливию. Победитель при Эгоспотамах отправился в добровольное изгнание; настанет время, когда Спарте снова понадобятся услуги способнейшего из ее сыновей.

Но если падение Лисандра имело последствием полный переворот во внутренней политике Спарты, то внешняя политика продолжала вестись в его духе. Здесь задачи Спарты были так ясно предначертаны, что невозможно было уклониться с правильного пути. Важнее всего было для нее теперь – стать господином в собственном доме, в Пелопоннесе. И это, казалось, было нетрудно, потому что вне Пелопоннесского союза оставались здесь только два государства, правда, важнейшие – Аргос и Элида.

Спартанцы начали с более легкой задачи, с подчинения Элиды. В поводах к войне не было недостатка; Элида, как мы знаем, после Никиева мира вышла из Пелопоннесской симмахии, заключила союз с Аргосом и Афинами и в продолжение нескольких лет воевала против Спарты; даже по заключении мира со Спартой она отказалась принять участие в союзной войне пелопоннесских государств против Афин. Но более всего Спарта была оскорблена тем, что элейцы в 420 г. устранили лакедемонян от участия в Олимпийском празднестве и что позднее, во время Декелейской войны, они не позволили царю Агису принести жертву в Олимпии, на том основании, что просить у бога помощи в войне против эллинов – противно священным обычаям. Итак, Спарта потребовала теперь от элейцев освобождения подвластных им городов; и когда элейцы, полагаясь на свое несомненное право и на святость своей страны, отказались исполнить это требование, царь Агис II выступил в поход против них. Но едва он перешагнул границу Элиды, как произошло землетрясение, и ввиду такого явного проявления гнева божества царь предпочел очистить страну и распустить свое войско (весною 401 г.). Разумеется, элейцы теперь меньше чем когда-нибудь думали о подчинении, и Агис все-таки должен был решиться повторить нападение летом. Между тем Элида напрасно старалась возбудить в Греции восстание против Спарты; одни только этолийцы прислали небольшой отряд, вообще же Элида осталась совершенно изолированной. Зато произошло отпадение всех периэкских городов; Агис, не встречая сопротивления, прошел в Олимпию и дальше в собственную область Элиды, богатую равнину Пенея, куда уже много веков не ступала нога неприятеля. Здесь ему досталась несметная добыча; ему стоило только пожелать, и неукрепленный главный город страны был бы взят штурмом. Но он не хотел доводить дело до крайности, и когда восстание олигархов в городе потерпело неудачу, он приказал отступать. Для защиты отложившихся периэкских городов в Эпиталие, при устье Алфея, оставлена была часть войска, которой в то же время поручено было причинять неприятелю как можно больше ущерба опустошительными набегами. Эта мера действительно привела к желанному результату; ближайшей весною (400 г.) Элида запросила мира. Она принуждена была снова вступить в Пелопоннесский союз, выдать свои военные корабли и признать свободу периэкских городов. Таким образом, Элида лишилась доброй половины своих владений, областей Трифилии, Писатиды и Акрореи, и была низведена на степень мелкого государства, которое не могло уже думать о самостоятельной политике. Впрочем, она сохранила свое древнее право руководства Олимпийскими играми; сама Олимпия находилась теперь уже не в ее владениях, но мелкие общины Писатиды не сумели бы достойным образом справиться с этой почетной обязанностью. Кроме того, от элейцев не потребовали изменения существовавшего у них демократического строя.

Теперь Спарта могла сосредоточить свое внимание на северогреческих делах. Мессенцы, старые, непримиримые враги Спарты, поселенные афинянами в Навпакте и на о. Кефаллении, были изгнаны из своих городов; они нашли убежище в Кирене и отчасти в Сицилии. Но прежде всего нужно было водворить порядок в Фессалии. Здесь спартанцы уже более четверти века назад создали себе твердую точку опоры основанием колонии Гераклеи на Эте и захватили в свои руки Фермопильское ущелье; затем зимою 413/412 г. царь Агис предпринял поход из Декелей в подвластную фессалийцам Фтиотийскую Ахею и принудил ее города уплатить контрибуцию и дать заложников. Но затем война с Афинами помешала Спарте довести до конца покорение Фессалии.

Фессалия как раз в это время начала пробуждаться от своей долгой летаргии. Дворянство с увлечением принялось изучать новые софистические системы, сам Горгий оседло поселился в Ларисе и нашел здесь многочисленных учеников. Другие корифеи софистического движения, как например Фрасимах, также поддерживали тесные отношения с Фессалией, и когда Сократ был обвинен в Афинах, ему предложили убежище в Фессалии. Все это не могло не повлиять благотворным образом на политическое и социальное положение страны. Как и следовало ожидать, движение в пользу реформ началось в Ферах, которые через посредство своего портового города Пагас связывали Фессалийскую равнину с остальным греческим миром; вследствие этого здесь должно было образоваться сильное среднее сословие и идеи нового времени должны были распространиться легче, чем где-либо. В конце Пелопоннесской войны Прометей и Ликофрон свергли в Ферах владычество знати и затем обратились с воззванием к крепостным крестьянам соседних общин, приглашая их к освобождению и борьбе против их господ, которые так долго властвовали в стране и грабили ее. Для демократии Феры, однако, еще не созрели; кроме того, борьба с дворянством требовала сосредоточения власти, и вот Ликофрон объявил себя диктатором. Осенью 404 г. он в кровопролитном сражении победил армию Алевада Медия, который господствовал в Ларисе, и его союзников, фессалийских аристократов. После этого в самой Ларисе вспыхнуло междоусобие: Аристипп, член господствующей знатной фамилии Алевадов, восстал против Медия и нашел поддержку в Фарсале, самом значительном после Ларисы городе внутри Фессалии. Медий оказался в очень затруднительном положении, и ему ничего другого не оставалось, как броситься в объятия своего могущественного северного соседа.

В Македонии в 413 г. умер царь ПердиккаП, оставив несовершеннолетнего сына; опекуном последнего сделался его старший сводный брат Архелай, сын Пердикки от незаконной связи. Законный наследник престола вскоре затем умер, – говорили, что его устранил с пути Архелай, – а последний сам в качестве царя вступил на македонский трон. Брат Пердикки Алкет и его сын Александр, которых узурпатор мог опасаться как претендентов, также были убиты; отложившаяся Пидна, важнейший портовый город государства, была покорена с помощью афинян (410 г.). Архелай и позднее поддерживал дружественные отношения с Афинами, не принимая, однако, никакого участия в войне с пелопоннесцами. Архелай обратил свою деятельность главным образом на развитие внутренних сил своего государства; в этом отношении он, по мнению Фукидида, сделал больше, чем все его предшественники вместе взятые. Он построил шоссейные дороги, основал целый ряд крепостей, преобразовал армию, создав регулярную тяжеловооруженную пехоту. Духовные интересы также составляли предмет его усердных забот. Уже Пердикка привлекал к своему двору поэтов и ученых, как, например, знаменитого сочинителя дифирамбов Меланиппида и великого врача Гиппократа Косского. Архелай пошел дальше по этому пути; в его царствование Македония сделалась одним из центров умственной жизни нации. В священной области Диона в Пиерии, у подошвы Олимпа, в любимом местопребывании муз и месте погребения Орфея, были организованы гимнастические в музыкальные состязания по образцу великих эллинских национальных празднеств. Реформатор музыки, Тимофей Милетский, эпический поэт Херил Самосский, трагик Агафон Афинский согласились переселиться в Пеллу на продолжительный срок. Даже престарелый царь поэтов Еврипид провел последние годы своей жизни при дворе Архелая; здесь он в честь своего царственного хозяина написал „Архелая"; „Вакханки" также написаны для театра Пеллы или Диона. Точно так же поощрялись и образовательные искусства; фрески, которыми Зевксис украсил царский дворец, составляли одну из наиболее прославленных достопримечательностей македонской столицы.

Так Македония начала вступать в круг греческих культурных государств; этого было достаточно, чтобы и в политическом отношении страна могла занять то положение, на которое она имела право ввиду своей обширности, своего сильного и воинственного народонаселения, своих громадных естественных богатств. Если царь Пердикка направлял еще все свои усилия на то, чтоб сохранить своему государству независимость и освободиться от гнета Афинской державы, сжимавшей его, как тисками, со стороны моря, то Архелай под конец своего царствования мог уже думать о проявлении своего влияния вовне. Поводом к этому послужила смута в Фессалии; македонское войско двинулось в Фессалию, завладело некоторыми укрепленными пунктами страны, и даже Лариса должна была признать верховную власть царя. Этим македонской политике указан был путь, который спустя полвека должен был привести Македонию к главенству над Элладой.

Пока, конечно, время еще не назрело для этого. Противники Медия обратились за помощью к Спарте, и она не замедлила вмешаться в фессалийские дела, тем более что ей надо было расплатиться с Архелаем еще за его двусмысленное поведение во время Декелейской войны. Ликофрон из Фер тотчас примкнул к Спарте, точно так же и важный город Фарсал; в Гераклее у Фермопил, где вспыхнул мятеж, порядок был восстановлен, и большая часть разбойничьего населения Эты, грабившего территорию колонии, изгнана из страны (399 г.). Однако до войны с Македонией дело не дошло, потому что Архелай как раз в это время погиб на охоте: говорили, что он пал от руки своего любимца Кратэва, которому он отказал в руке своей дочери. На македонский трон вступил теперь молодой сын Архелая, Орест, под регентством Аэропа. Новый регент имел достаточно хлопот с упрочением собственного положения и потому отозвал свои войска из Фессалии. Спартанцы, со своей стороны, удовольствовались занятием Фарсала и не делали серьезной попытки отнять у Медия господство над Ларисой; внимание Спарты в ближайшие годы было поглощено более настоятельными заботами.

Царь Агис II умер, достигнув глубокой старости, вскоре по окончании Элейской войны (399 г.), после его смерти возник спор о престолонаследии, потому что единственного сына Агиса, Леотихида, общественное мнение считало незаконнорожденным, хотя царь перед смертью прямо признал его своим наследником. Претендентом на престол выступил сводный брат Агиса, Агесилай; вернувшийся в это время из Ливии Лисандр принял его сторону, и благодаря этой поддержке Агесилай был провозглашен царем.

Этим Лисандр отчасти вернул себе свое утраченное положение в государстве. По преданию, он замышлял коренное преобразование государственного строя; и в самом деле, для государственного деятеля столь проницательного, как Лисандр, не могло подлежать сомнению, что политическое устройство Спарты настойчиво нуждается в реформе. Дело в том, что гражданское население Спарты само по себе составляло лишь ничтожное меньшинство среди общего населения Лаконии; кроме того, из самих граждан приблизительно половина настолько обеднела, что не была в состоянии вносить свою долю на общественные обеды и поэтому была исключена из числа полноправных граждан. Это унижение было тем обиднее, что именно непривилегированным сословиям государство было обязано своим настоящим могуществом, потому что, с тех пор как Спарта сделалась морскою державою и приобрела заморские колонии, она принуждена была привлекать на военную службу все больше и больше илотов. Иностранные гарнизоны и экипажи флота состояли большею частью из таких вольноотпущенных крепостных, „неодамодов", как их называли; полноправных граждан едва хватало на пополнение корпуса офицеров. Какою опасностью грозило Спарте такое положение дел, в этом убедилась вся Эллада после битвы при Левктрах. Конституция также далеко не соответствовала тем требованиям, какие предъявляла к государству его гегемония в Греции. Наследственное, ограниченное эфоратом двоевластие представляло все невыгоды монархии, не возмещая их единством правления и постоянством политики. Неспособный царь был и в Спарте того времени еще достаточно силен, чтобы не допускать полезных мероприятий или искажать их в применении; а если на трон всходил способный человек, он оказывался связанным по рукам и ногам. Великую услугу оказал бы Спарте тот, кто изменил бы эти условия и уничтожил бы отжившие порядки. Но эта задача была не по силам даже такому человеку, как Лисандр; и если он действительно носился с такими планами, то он не сделал ни одного шага для их осуществления. Должно было пройти еще почти два века, неурядица должна была сделаться невыносимою, прежде чем удалось преобразовать спартанскую конституцию. Но тогда реформа не спасла уже ни Спарты, ни Эллады.

Но если Лисандр не решился произвести реформу, зато в низших слоях общества не было недостатка в людях, которые готовы были произвести переворот насильственным путем. Во главе их стал Кинадон, молодой спартиат из бедного класса, который, сознавая свои военные способности, с раздражением переносил свое подчиненное положение. Но заговор был открыт эфорам, и Кинадон со многими из его главных приверженцев были казнены (399 г.). Строго военная организация спартанского государства и в этот раз справилась с грозившею ей опасностью.

Между тем, еще во время Элейской войны, отношения Спарты к Персии приняли такой оборот, в сравнении с которым все другие интересы отошли на задний план. Договор, заключенный зимою 412/411 г. между пелопоннесцами, с одной стороны, Тиссаферном и Фарнабазом, с другой, заключал в себе, по вопросу о разграничении владений обеих сторон, лишь совершенно общие определения, которые допускали самые произвольные толкования и давали повод к бесконечным спорам (выше, с.44 и след.). Когда летом 407 г. сардская сатрапия перешла к Киру, заключен был, по-видимому, новый договор, которым категорически признавалось персидское господство над городами Ионии; впрочем, фактически города и теперь оставались во власти лакедемонских навархов.

Спустя два года, летом 405 г., Кир за самовластный образ действий был отозван к царскому двору; перед отъездом он санкционировал установившееся положение вещей и поручил Лисандру управление ионийскими городами. В следующем году умер царь Дарий II, оставив трон своему старшему сыну Артаксерксу II. Тщетно пыталась царица Парисатида доставить престол своему любимцу Киру, Артаксеркс даже намеревался казнить брата, как это было в обыкновении у персов при спорах о престолонаследии. Но мольбы матери спасли Кира от смерти; мало того, Артаксеркс даже согласился снова вернуть брату его малоазиатскую сатрапию. Ему скоро пришлось раскаяться в своей уступчивости.

Ибо чувство благодарности было так же чуждо Киру, как и чувство верности по отношению к главе своего дома. Тотчас по возвращении в свою сатрапию он начал готовиться к походу против брата; при этом он мог рассчитывать на поддержку Спарты, которой он оказал такие важные услуги в ее войне с Афинами. Действительно, спартанцы немедленно отозвали свои гарнизоны из городов ионийского побережья и передали эти пункты Киру, хотя царь распорядился причислить Ионию к сатрапии Тиссаферна; предлогом к этой мере послужило желание населения подчиняться лучше Киру, чем Тиссаферну. Только Милет был с помощью демократической партии взят Тиссаферном, который затем изгнал из города вожаков олигархической партии. Изгнанники бежали к Киру; он отправил войско и эскадру против Милета, приказав обложить город с суши и с моря (402 г.). Война с Тиссаферном давала Киру желанный предлог вербовать многочисленных наемников по всей Греции. При дворах малоазиатских сатрапов давно были убеждены в безусловном превосходстве греческих гоплитов над азиатской пехотой; поэтому Кир решил собрать возможно более многочисленное греческое наемное войско, чтобы при его помощи свергнуть своего брата Артаксеркса. Людей, готовых вступить к нему на службу, было теперь, когда в Греции царил мир, более чем достаточно; а Кир был настолько богат, что мог платить щедро. Таким образом, собрано было наемное войско, равного которому по численности мир еще не видел. Весною 401 г. Кир имел возможность выступить в поход против Артаксеркса во главе 9—10 тыс. гоплитов и свыше 2 тыс. пелтастов.

Если до сих пор Спарта тайно оказывала Киру всяческое содействие и, главное, не препятствовала вербовке наемников, то теперь она открыто стала на сторону претендента. Наварху Самию было приказано отдаться со своей эскадрой из 35 триер в распоряжение Кира; отряд в 700 гоплитов под начальством Хейрисофа был послан в Киликию и здесь соединился с Киром, который между тем, не встречая сопротивления, прошел через теснины Тавра. В дальнейшем движении через Сирию и Месопотамию армия также не встретила сопротивления со стороны неприятеля; единственным осложнением оказался отказ наемников перейти через Евфрат, когда они там наконец узнали, что поход направлен против царя. Но и это препятствие, грозившее расстроить все предприятие, было благополучно устранено благодаря усердию офицеров и обещанному Киром увеличению жалованья; таким образом, спускаясь вниз по Евфрату, армия осенью пришла в Вавилонию. Только здесь, почти под воротами Вавилона, при деревне Кунакса, Артаксеркс выступил навстречу неприятелю. Левое крыло царской армии, под предводительством Тиссаферна, было почти без боя обращено в бегство атакой эллинов. На противоположном же крыле Кир, сражавшийся во главе своей конницы против гораздо более многочисленного войска своего брата, пал в рукопашном бою; его азиатские полчища расстроились, его лагерь сделался добычей царя. Затем последний ударил на победоносных эллинов; но персы и в этот раз не устояли, и с наступлением ночи эллины торжествовали победу (поздним летом 401 г.).

Но эта победа была бесплодна, потому что со смертью Кира все предприятие потеряло свой смысл. Персидские офицеры Кира и их отряды подчинились царю, и эллины оказались изолированными в неприятельской стране. Их положение сделалось почти безнадежным, когда вскоре после сражения Тиссаферну удалось изменнически захватить большинство начальников греческой армии. Однако эллины и теперь не потеряли присутствия духа; тотчас были избраны новые полководцы, в том числе афинянин Ксенофонт, дельный офицер, получивший также философское образование в школе Сократа. Главным образом благодаря его благоразумному образу действий армия после четырехмесячного перехода через Ассирию и суровые плоскогорья Армении достигла наконец при Трапезунте берега Черного моря (приблизительно в феврале 400 г.); правда, численность ее понизилась с 13 тыс. до 8 тыс. 600 человек. Отсюда войска пошли вдоль берега к Котиоре, здесь были посажены на корабли и осенью прибыли наконец в Византию.

Здесь армия встретила очень холодный прием со стороны спартанских военачальников; Спарта все еще надеялась на возможность избегнуть разрыва с Персией, и тем менее была склонна протянуть руку войскам Кира, что сознавала, какую существенную поддержку она оказала предприятию, направленному к низложению Артаксеркса. Однако влияние событий и в этот раз оказалось сильнее, чем воля правителей. Тиссаферн первый сообщил царю точные сведения о приготовлениях Кира и их цели; затем он храбро сражался при Кунаксе и в награду за верность снова получил свою старую сатрапию Лидию. Сарды и остальные города центральной части страны подчинились ему без сопротивления; адмирал Кира Тамос бежал с флотом на свою родину, в Египет. Таким образом, греческие города побережья были предоставлены самим себе; но и теперь, как четыре года назад, они не имели охоты признать над собою власть Тиссаферна. Поэтому они обратились за помощью в Спарту, где их просьба не встретила отказа. Сначала спартанское правительство думало выступить посредником между враждующими сторонами; но когда Тиссаферн, несмотря на протест Спарты, перешел в наступление и начал осаждать Киму, Спарта долее не могла оставаться безучастной зрительницей. Еще летом 400 г. спартанский полководец Фиброн с 5 тыс. пелопоннесских гоплитов и тремястами афинских всадников отправился в Эфес, присоединил к себе здесь еще 2000 человек из ионийских городов и завладел Магнесией на Меандре. Так как открытый город трудно было защищать, то Фиброн переселил жителей на предгорья соседней горы Форакса и здесь, на крепкой позиции, основал новую Магнесию. Но когда вслед затем явился Тиссаферн во главе многочисленной конницы, Фиброн не мог устоять против него в открытом поле и принужден был ограничиться обороной укреплений. Поэтому он весною принял на службу наемное войско Кира, заключавшее в себе еще около 6 тыс. человек, которое в течение зимы находилось на службе у фракийского царя Севта. Теперь Фиброн снова мог перейти в наступление; Пергам и соседние города Тевфрания, Галисарна, Гамбрейон, Мирина перешли на его сторону, но эолийская Лариса оказала энергичное сопротивление, так что в конце концов он принужден был прекратить осаду города.

Между тем окончился служебный год Фиброна и начальство над войском в Азии принял Деркилид. Он считался одним из способнейших спартанских офицеров и был знаком с азиатскими делами еще со времени Пелопоннесской войны. Новый главнокомандующий немедленно заключил перемирие с Тиссаферном и обратил свое оружие против Фарнабаза, который был совершенно ошеломлен неожиданным нападением. Восьми дней оказалось достаточно, чтобы освободить всю Троаду от персидского владычества и принудить Фарнабаза к заключению перемирия до весны. На зимние квартиры Деркилид расположился в вифинской области, чтобы не обременять союзников содержанием своей армии.

Таким образом, освобождение греческих городов Малой Азии было в главных чертах закончено, потому что важнейшие пункты на Пропонтиде и на Геллеспонте, – Калхедон, Кизик, Лампсак, Абидос – вообще никогда не подпадали под владычество Фарнабаза, и Книд также, по-видимому, отстоял свою независимость против покушений Тиссаферна. Теперь необходимо было упрочить эти успехи посредством договора с персидским царем; поэтому весною 398 г. было возобновлено перемирие с Фарнабазом и Тиссаферном и отправлено спартанское посольство к великому царю. Между тем Деркилид перешел на фракийский Херсонес и фортификационною линией, проведенной от моря до моря, обеспечил полуостров против вторжений хищных обитателей материковой Фракии. Осенью, по окончании этих работ, спартанский полководец двинулся к Атарнею, на противолежащем Митилене берегу, где все еще держались хиосские эмигранты, изгнанные некогда Кратесиппидом; город оказал упорное сопротивление и сдался лишь после восьмимесячной осады (весною 397 г.).

Однако персидский двор был далек от мысли об уступках. Правда, и здесь вследствие урока, полученного при Кунаксе, начали сознавать, что на суше персам не сломить эллинов. Тем больше шансов на успех представляла морская война, так как финикийские военные суда нисколько не уступали эллинским, и при больших финансовых средствах, какими располагал царь, ему нетрудно было построить флот, который по численности превосходил бы спартанский. Все зависело от того, удастся ли найти человека, который был бы способен командовать этим флотом, потому что персидские сановники совершенно не годились для такого дела.

Из этого затруднения вывел персов Эвагор, царь Саламина на Кипре. После того как афиняне, в силу так называемого Кимонова мира, отказались от Кипра, там произошла реакция семитического элемента против эллинизма; в Саламине, самом большом городе острова, свергнута была с престола древняя эллинская династия, которая вела свое происхождение от Тевкра и Эака, и верховная власть перешла к одному финикийскому роду. В таком положении дела оставались тридцать с лишком лет, пока финикийская династия в Саламине была свергнута Абдемоном, князем соседнего Китиона. Этим моментом решил воспользоваться потомок древнего дома Тевкридов, Эвагор, чтобы освободить родной город от варваров. С пятьюдесятью спутниками он ночью проник в город; Абдемон был убит, и Эвагор вступил на престол своих предков (около 410 г.). Теперь Саламин был снова открыт для греческой торговли и греческой образованности, и из метрополии устремилось сюда множество греков – купцы, софисты и люди, принужденные покинуть родину вследствие политических переворотов. С Афинами, экономическим и умственным центром греческого мира, Эвагор вступил в тесные отношения.

Персидский царь не мешал Эвагору, пока дело касалось Саламина; но когда Эвагор вздумал распространять свою власть и на другие города острова, персидский двор отнюдь не был склонен терпеть это. Как раз в это время началась война за освобождение Малой Азии, и в интересах Эвагора было, по-видимому, стать на сторону эллинов, чтобы таким образом создать себе нужный оплот против царя. Но, не говоря уже о том, что исход войны был крайне сомнителен, – перспектива обратиться из вассала персидского царя в вассала Спарты должна была казаться Эвагору малопривлекательной. Был другой, казалось, более выгодный путь; Эвагор решил оказать персидскому царю столь важные услуги, чтобы последний в награду предоставил ему власть сатрапа над всем Кипром. С этой целью он через лейб-медика Артаксеркса Ктесия завязал сношения с персидским двором, засвидетельствовал свои верноподданнические чувства уплатою богатой дани и затем предложил в начальники над флотом афинянина Конона, который со времени поражения при Эгоспотамах жил на Саламине и вступил с Эвагором в тесную дружбу; сам Эвагор обещал выставить в этот флот большую эскадру.

Никогда еще грек не занимал такого высокого поста на персидской службе; но неотложная необходимость заставила персидский двор принять предложения Эвагора. Немедленно, еще во время перемирия, на Кипре снаряжена была эскадра в 40 триер, с которой Конон весною 397 г. отплыл к Кавну в Карии; финикийским городам было приказано снарядить большой флот.

Таким образом, спартанские послы вернулись, ничего не добившись, и война должна была возобновиться. Пелопоннесский флот в 120 кораблей под начальством наварха Фаракса вышел в море и приступил к осаде Кавна, а Деркилид с 7 тыс. человек в то же самое время вторгся в Карию с суши. На персидской стороне Тиссаферн и Фарнабаз соединили свои боевые силы. Освободив Кавн, оба сатрапа двинулись против Деркилида. В долине Меандра, между Траллеидой и Магнесией, неприятельские армии встретились (ранним летом 397 г.); но у обеих сторон не хватило мужества начать сражение, и снова заключено было перемирие. Персам нужно было время, чтобы закончить снаряжение флота, а Деркилид был слишком слаб, чтобы сделать какой-нибудь решительный шаг. Еще раз начаты были переговоры, но при данных условиях они, конечно, ни к чему не могли привести.

В Спарте наконец поняли, что так дальше продолжаться не может, и по настоянию Лисандра решили вести войну с большею настойчивостью. Весной 396 г. царь Агесилай II во главе 8 тыс. гоплитов выступил в Эфес. Однако вскоре обнаружилось, что и этих военных сил совершенно недостаточно; особенно ощутителен был недостаток в коннице. Ввиду этого Агесилай не мог придумать ничего лучшего, как продолжить перемирие с Тиссаферном. Сатрап воспользовался отсрочкой, чтобы стянуть подкрепления из глубины страны, а затем объявил о прекращении заключенного договора; таким образом, Агесилай все-таки принужден был начать войну. Уже осенью двинулся он в сатрапию Фарнабаза, Фригию, где никто не ожидал его нападения; пройдя беспрепятственно до самой столицы, Даскилейона, он должен был, однако, отступить перед более многочисленной неприятельской конницей. В течение зимы спартанский царь составил, путем набора в малоазиатских городах, отряд всадников и весною (395 г.) снова открыл наступательные действия, на этот раз – против Лидии. На Сардской равнине, у берегов золотоносного Пактола, Агесилай встретил конные полчища Тиссаферна; последние справились с только что сформированной греческой конницей, но не устояли против атаки гоплитов; персидский лагерь с богатой добычей попал в руки победителя. Однако персидская конница и теперь еще значительно превосходила греческую; при таких условиях Агесилай не мог думать об осаде укрепленных Сард – тем более что персидская пехота не принимала участия в сражении и была еще совершенно цела. Таким образом, ему не оставалось ничего другого, как вернуться к морю.

Между тем при персидском дворе были крайне недовольны вялостью военных действий Тиссаферна. Конон, солдатам которого Тиссаферн не платил жалованья и который вследствие этого принужден был сидеть сложа руки, отправился к царю, чтобы представить ему положение дел в истинном свете. Фарнабаз хлопотал о том же, а царица, мать Парисатида, употребляла все свое влияние, чтобы свергнуть того, кто был главным виновником неудачи, постигшей предприятие ее любимца Кира. Ввиду этого Артаксеркс решил поручить власть в Сардах своему первому министру – хилиарху, как называли его греки, – Тифраусту. Новый наместник прибыл в Малую Азию как раз после битвы при Пактоле, которая сильно поколебала авторитет Тиссаферна в глазах его собственного войска. Поэтому Тифраусту нетрудно было посредством измены захватить сатрапа; он тотчас приказал казнить его и послал его голову царю.

Затем Тифрауст начал переговоры. От имени царя он изъявил готовность признать независимость греческих прибрежных городов под тем условием, чтобы они платили Персии прежнюю дань и чтобы спартанцы удалились из Малой Азии. Агесилай не был склонен принять такое предложение; но, не желая брать на себя риск отказа, он представил дело на усмотрение своего правительства. Между тем опять было заключено перемирие; Тифрауст выдал 30 талантов на содержание пелопоннесской армии и предоставил Агесилаю свободу действий против Фарнабаза. С наступлением осени спартанский царь выступил во Фригию.

Фарнабаз не решился оказать сопротивление; его резиденция Даскилейон была взята, и Агесилай расположился здесь на зимние квартиры. Пафлагонский царь Отис перешел на сторону спартанцев и выставил вспомогательный отряд; однако попытка склонить и Фарнабаза к отложению от персидского царя оказалась неудачной, да и пафлагонцы скоро снова покинули своих греческих союзников. Весною (394 г.) Агесилай вернулся на берег Эгейского моря и стал готовиться к походу в глубь Малой Азии.