Текст книги "Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии"
Автор книги: Юлиус Белох
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
Все великие музыканты V и IV веков являлись вместе с тем и артистами-исполнителями, и своей славою были обязаны столько же виртуозности своей игры, сколько достоинствам своих композиций. Но, разумеется, невозможно было требовать, чтобы композитор обладал и красивым голосом, в особенности если он продолжал работать до поздней старости, как Тимофей Милетский. Притом, для постановки новых сложных дифирамбов требовались не только хорошие солисты, но и обученный хор и хороший оркестр. Таким образом возникло сословие профессиональных театральных певцов и музыкантов. Такая же перемена произошла на трагической и комической сцене. Если Эсхил и несколько раз еще Софокл сами выступали в своих пьесах, то успехи сценического искусства и обусловленная ими большая требовательность публики вскоре привели к образованию класса актеров, и поэты стали ограничиваться тем, что руководили разучиванием своих пьес. Хотя социальное положение актеров и тогда, как во все времена, было вообще далеко не почетным, тем не менее выдающиеся таланты достигали громкой славы, и в IV веке в Афинах вошло в обычай вносить и их имена в официальные списки поставленных на сцене пьес. В этом сословии господствовала строгая иерархия; трагические актеры гнушались выступать в комедиях, и протагонист относился с презрением к девтерагонисту и тритагонисту. Очень характерно для истории развития этих отношений, что из эпохи расцвета аттической трагедии до нас не дошло ни одно имя какого-либо знаменитого актера; напротив, в середине IV века источники называют нам в качестве выдающихся протагонистов на трагические роли Феодора, Неоптолема и Аристодема, в эпоху Александра – Фессала и Афенодора; из знаменитых комических актеров этого же времени можно назвать олинфянина Сатира и Ликона из Скарфея.
Развитие пластического искусства в IV веке немногим разнится от развития поэзии за тот же период; как и поэзия, пластика жила успехами, достигнутыми в предшествовавшую эпоху. Но здесь великие образцы V столетия действовали не столь подавляющим образом, как в области поэзии, ибо поэтическое произведение может быть распространено в неограниченном количестве копий, тогда как произведение искусства привязано к месту своего нахождения и никакая репродукция не может заменить оригинала. Притом техника пластических искусств в эпоху Перикла далеко еще не достигла той степени совершенства, какую обнаруживает в это же время поэтическая техника. Поэтому деятели на поприще образовательных искусств имели в IV веке больше простора для художественного творчества, чем поэты этого времени.
Пластические искусства отнюдь не могли жаловаться и на недостаток внешнего поощрения. Правда, Афины и в этой области лишаются того руководящего положения, которое они занимали при Перикле. Пелопоннесская война поглощала почти все наличные средства; затем последовали крушение государства и революция, и когда Афины несколько оправились от этой катастрофы, пришлось прежде всего позаботиться о восстановлении укреплений и арсеналов. Лишь со времени Филократова мира Афины снова могли думать о постройке зданий, не служащих непосредственно практическим нуждам. Тем не менее в течение всего этого века Афины оставались главным средоточием греческой художественной деятельности; только их художники работали почти исключительно на иностранных заказчиков.
После сражения при Эгоспотамах одну минуту казалось, что Спарта и в области художественной деятельности намерена выступить наследницей Афин. В Дельфах и Спарте были воздвигнуты великолепные памятники победы; но возобновление войны вскоре положило конец этим стремлениям. Расцвет Фив после битвы при Левктрах почти совсем не породил крупных монументальных памятников. Зато усердно культивировалось искусство в монархических государствах, которые в это время возникли или достигли большого значения, особенно в Карии, Сицилии и Македонии; разумеется, оно должно было подчиняться и тем требованиям, которые предъявляли к нему властелины этих стран.
В области архитектуры постройка храмов все еще занимала первое место, хотя уже не в такой степени, как в предшествовавшую эпоху. Афины, несмотря на финансовые затруднения, которые они испытывали во время Пелопоннесской войны, нашли средства отстроить святилище Афины Полиас на Акрополе, по благородной строгости стиля – истинный шедевр ионийской школы. Около этого же времени на террасе близ Пропилей, откуда открывается волшебный вид, был воздвигнут тот небольшой храм богини Победы, который в нашем веке после освобождения Греции был восстановлен из античных обломков и теперь опять, как некогда, сторожит вход на Акрополь. На Делосе близ старого храма Аполлона был построен новый большой храм в честь бога-хранителя острова. В Тегее храм Афины Алеа около 395 г. был уничтожен пожаром; новый храм, воздвигнутый под руководством Скопаса, был величайшим и прекраснейшим храмом всего Пелопоннеса. Приблизительно в это же время близ Эпидавра был воздвигнут великолепный храм Асклепия. Особенно оживленную деятельность обнаруживала в этой области Иония, где, наконец, начали восстановлять разрушенные некогда персами храмы. Храм Аполлона Дидимского в Бранхидах близ Милета был великолепно реставрирован зодчими Пеонием и Дафнисом. В Приене Пифей, творец Мавсолейона, построил большой храм городской богини Афины, который затем был освящен Александром. Сгоревший в 356 г. Артемисион в Эфесе был еще в более роскошном виде восстановлен Дейнократом; он был теперь самым большим из всех греческих храмов и позднее считался одним из семи чудес света.
В огромном большинстве случаев при постройке храмов следовали тем образцам, которые создала предшествовавшая эпоха, и держались двух традиционных стилей, дорийского и ионийского, тогда как новоизобретенный коринфский стиль применялся лишь изредка, да и то лишь в отделке внутренних частей храма. Лишь в очень редких случаях зодчие пытались идти самостоятельными путями. Таков был колоссальный храм Зевса в Акраганте, самый большой из всех храмов Сицилии и после эфесского Артемисиона, вероятно, из всех греческих храмов вообще, который строился вплоть до разрушения города карфагенянами (406 г.) и вследствие этой катастрофы остался неоконченным. Здесь, именно ввиду огромных размеров здания, колоннада была заменена стеною, украшенной полуколоннами, фасад имел, вместо обычного четного числа колонн, семь полуколонн; внутри громадные фигуры гигантов служили опорами для балок корабля. Еще смелее уклонились от традиции строители храма Афины Полиас, т.н. Эрехтейона, на Акрополе в Афинах. Здесь также нет колоннады; вместо нее мы находим три портика, из которых в одном колонны заменены статуями, изображающими девушек. В это же время был изобретен круглый храм. Самым знаменитым образчиком этого вида храмов был „фолос", построенный в половине IV века младшим Поликлетом в священной области Асклепия близ Эпидавра. Это было круглое святилище, снаружи окруженное перистилем из ионийских колонн, внутри украшенное коринфскими колоннами, – по тщательной отделке деталей, быть может, самое совершенное создание греческой архитектуры. Круглый же храм, но меньших размеров, представлял собой Филиппейон в Олимпии, воздвигнутый Александром в честь его отца и украшенный статуями обоих великих царей Македонии, царицы Олимпиады и родителей Филиппа. Это был ионийский периптер, внутри украшенный коринфскими полуколоннами. В форме небольших круглых храмов строились, вероятно, и монументы, воздвигавшиеся в память одержанных в театре побед; таков памятник Лисикрата (от 335/334 г.), который еще теперь стоит в Афинах у подошвы Акрополя, – одно из немногих зданий коринфского стиля, какие уцелели от той эпохи.
Но рядом с постройкою храмов к архитектуре предъявлялись теперь все в больших размерах и требования иного рода. Каждый греческий город хотел иметь свой каменный театр, возможно более великолепный. Самым красивым зданием этого рода считался театр, который построил в священном округе Эпидавра, рядом со своим „фолосом", младший Поликлет и который, за исключением сцены, почти вполне сохранился до наших дней. Афины не хотели отстать и приступили к перестройке своего старого театра внизу Акрополя, которая и была закончена во время правления Ликурга при Александре. Тогда же был заложен панафинейский стадий в южной части города, по ту сторону Илиса. Теперь все более входило в обычай созывать Народное собрание в театре. Однако и тут участники собрания ничем не были защищены против непогоды; вследствие этого в наиболее благоустроенном городе этого времени – Мегалополе – напали на мысль устроить крытое помещение для заседаний аркадского союзного собрания, т.н. „десяти тысяч". Это Ферсилейон, названный так по имени своего основателя, представлял собой прямоугольную залу с пилястрами, на которых покоилась крыша; в общем он походил на храм Деметры в Элевсине, но был еще несколько больше его, вмещая около шести тыс. человек. Но, по-видимому, этот пример не нашел подражателей.
Новые задачи поставила зодчеству монархия, которая в течение IV столетия все более упрочивалась в Греции и в конце концов сделалась господствующей формой правления. Вернее, это были те старые задачи, на которых греческая архитектура развилась в микенский период, – постройка дворцов и гробниц. Особенно славился дворец любителя искусств Архелая в Пелле, преимущественно, впрочем, благодаря фрескам Зевксиса. которыми были украшены его стены; замечательным архитектурным памятником был, вероятно, и дворец Дионисия в Сиракузах. Богатые частные люди старались подражать государям, и потому греческие города начали украшаться великолепными постройками, часто оставлявшими в тени общественные здания. Может быть, совершеннейшим и во всяком случае знаменитейшим произведением искусства этой эпохи была гробница, построенная по поручению Мавсола Карийского в Галикарнасе зодчими Пифеем и Сатиром для него самого и для его жены Артемисии. На мощном фундаменте, где находилась усыпальница, возвышался ионический храм, крыша которого была украшена четырехконной колесницей. Первые художники того времени соперничали в украшении мавзолея скульптурными работами, и в продолжение всей древности он считался одним из чудес света.
Более самостоятельности, чем архитектура, обнаруживает по отношению к искусству предшествующего периода пластика этого времени. Художники V столетия считали главною своей задачей выработку типов богов, и то, что было создано ими в этой области, осталось образцом для всех позднейших эпох. Но софистическое движение, поколебавшее старую веру в богов, нанесло смертельный удар и религиозному искусству. Характерно для духовного направления нового времени, что теперь почти совсем уже не создают статуй из золота и слоновой кости, которые представляли зрителям божество во всем его неземном величии. И теперь еще в большом количестве изготовлялись мраморные и бронзовые статуи богов; но если художники и считали свои статуи изображениями богов, это были уже не боги, а только возведенные в совершенство человеческие образы. Афродита Книдская Праксителя, быть может, знаменитейшее скульптурное произведение всего этого периода, представляла собою не что иное, как изображение идеально красивой женщины; уже полная нагота богини должна была устранять всякое чувство благоговения. Мало того, изображения богов в эту эпоху очень часто превращаются в простые жанровые картины; таков Гермес Праксителя в Олимпии, играющий с младенцем Дионисом, таков Аполлон-Савроктон того же мастера, где могучий бог, умертвивший своими стрелами Пифийского дракона, обратился в мальчика, который пытается пронзить ящерицу. Таким образом искусство этой эпохи в смысле величия далеко уступает искусству Фидия и его современников, но взамен так же далеко превосходит его умением выражать в лице и позе движения души. Такого произведения, как группа Ниобид, V век не мог бы создать.
Чрезвычайно плодотворное поле деятельности открыл пластике все более распространявшийся теперь обычай воздвигать статуи заслуженным людям. Демократия V века была очень скупа на эту почесть; в Афинах ее были удостоены только тираноубийцы Гармодий и Аристогитон. Конон, победитель при Книде, восстановивший морское владычество Афин, был первым, кому оказан был этот почет. Раз таким образом старый принцип был нарушен, Афины быстро пошли вперед по этому пути; подобно Конону, и его сын Тимофей, и полководцы Ификрат и Хабрий были почтены постановкою статуй; того же отличия удостаивались дружественные государи, как Эвагор Кипрский, боспорские тираны, македонские цари Филипп и Александр; наконец дошло до того, что Деметрию из Фалер, который в 317—307 гг. управлял Афинами именем Кассандра, был воздвигнут целый ряд статуй. Остальная Греция не отставала от Афин; Сиракузы воздвигли статую еще Гелону, и вскоре почетные статуи сделались там настолько многочисленными, что при финансовых затруднениях во время Тимолеона правительство нашло выгодным расплавить их, чтобы употребить добытые отсюда средства на государственные потребности. В конце концов начали воздвигать статуи и выдающимся литературным деятелям, например, в Афинах трагику Астидаму и вскоре после того – трем творцам трагедии, Эсхилу, Софоклу и Еврипиду. Приблизительно в это же время Сиракузы воздвигли статую своему великому поэту Эпихарму. На этих работах портретная пластика развилась до такой тонкости характеристики, которая далеко оставляла за собою все, что было достигнуто в этой области предшествовавшим периодом.
Одно из первых мест между пионерами нового направления в скульптуре принадлежит Скопасу, происходившему со знаменитого своим мрамором острова Парос. Его отец Аристандр работал в Пелопоннесе рядом с Поликлетом на исходе V и начале IV века, и сам Скопас руководил там реставрацией храма Афины в Тегее. Позднее, около 350 г., мы находим его в числе художников, которым поручена была внутренняя отделка Мавсолейона в Галикарнасе. Среди остальных его произведений одним из самых знаменитых была мраморная группа, изображавшая Ахилла и его мать Фетиду, окруженных нереидами, тритонами и другими мифическими морскими существами. Он ли или Пракситель был творцом группы Ниобид, было уже в древности спорным вопросом; вероятность говорит более в пользу Скопаса. Дошедшая до нас копия этой группы, украшающая теперь музей Уффици во Флоренции, есть, правда, лишь бездарное произведение времен императорского Рима, которое едва дает представление о художественных приемах творца оригинала; но и в ней мы удивляемся могучему пафосу и потрясающему выражению душевных мук на лице матери, перед глазами которой ее дочери одна за другой падают под стрелами Аполлона и Артемиды.
Между афинскими скульпторами Кефисодот является первым крупным представителем нового направления. О характере его творчества может дать нам представление т.н. Левкофея в Мюнхене, копия его статуи богини мира с младенцем Плутосом, воздвигнутой в Афинах в 374 г. по случаю заключения мира. Его сыном или братом был великий Пракситель, рядом с Фидием, Поликлетом и Лисиппом самый знаменитый из греческих ваятелей (около 350 г.). Из многочисленных произведений, созданных им, преимущественно из мрамора, одно дошло до нас в подлиннике, именно та статуя Гермеса из Гереона в Олимпии, нахождение которой уже одно вознаградило бы за труды и издержки по раскопке святилища на Алфее. Мы удивляемся совершенству мраморной техники, какого не достигал ни один из известных нам ваятелей древности или позднейшего времени, нас неодолимо влечет к себе мечтательный взор, который вперил в пространство молодой бог, машинально играя с сидящим у него на руке младенцем Дионисом. Между тем эта группа вовсе не принадлежит к числу лучших произведений Праксителя. Поэтому мы можем понять восторг, который возбуждала его Афродита Книдская, можем понять – почему любители отовсюду стекались в Феспии только для того, чтобы взглянуть на праксителева Эроса, которого подруга ваятеля, гетера Фрина, поставила там, в своем родном городе, в храме бога любви.
Кроме упомянутых, Афины произвели в этот период еще немало замечательных ваятелей, как, например, Тимофея, изготовившего рельефы для храма Асклепия в Эпидавре, Бриаксиса и Леохареса. Все трое работали вместе со Скопасом в галикарнасском Мавсолейоне; изображения войны амазонок, украшавшие этот памятник, и теперь составляют одну из главных драгоценностей Британского музея, дают нам представление об их художественных приемах. Кроме того, до нас дошла копия одного из знаменитых произведений Jleoxapeсa – группа, изображающая похищение Ганимеда, которая теперь находится в Ватиканском музее. В Афинах работали и иностранные художники, как Эвфранор, который славился столько же в качестве живописца, как в качестве скульптора, и, по преданию, достиг большого совершенства особенно в изображении героев.
Наряду с этими знаменитыми художниками в Афинах подвизалось большое количество менее выдающихся скульпторов, имена которых большею частью забыты и из которых многие были, вероятно, простыми каменотесами; но им мы обязаны почти всем, что дошло до нас из оригинальных произведений греческой скульптуры этого времени. Их работы часто были, разумеется, весьма посредственными художественными произведениями, как раз по карману состоятельным частным людям, которые давали заказы таким мастерам. Но отблеск несравненной прелести и красоты, которыми дышали создания великих художников, озаряет и эти скромные произведения и сообщает им то обаяние, которого лишены претенциозные произведения позднейших эпох. Многие из этих памятников возвышаются даже до степени истинно художественных созданий. До нас дошли преимущественно рельефы, служившие для украшения гробниц; мертвый изображен обыкновенно в кругу своей семьи или занятый исполнением какой-нибудь повседневной работы; если он пал на войне, то его изображали также вооруженным или в схватке с врагом. Все дороги, ведшие от ворот Афин, были на далеком протяжении окаймлены такими памятниками, и ни один человек, посетивший Афины, не забудет той несравненной улицы гробниц перед Дипилоном, где памятники до сих пор или теперь снова стоят на своих старых местах.
Однако средоточием плодотворного развития пластики суждено было стать Пелопоннесу; творцом нового направления является Лисипп из Сикиона. По профессии простой ремесленник, он стал художником благодаря силе собственного таланта. Разумеется, он находился под влиянием господствовавшей в его отечестве арголидской школы; он сам любил называть своим учителем поликлетова Копьеносца. Но благодаря непосредственному изучению природы и стремлению к реалистической правде он вскоре далеко опередил своего учителя. Он изобрел новую систему пропорций: он делал голову меньше и туловище стройнее, чем до тех пор было принято; он говорил, что его предшественники изображали людей такими, каковы они есть в действительности, он же – какими они кажутся зрителю. Сюда присоединялась необыкновенно тщательная отделка деталей, особенно более свободное изображение волос. Благодаря этому фигуры Лисиппа приобретали такую легкость и изящество, каких до сих пор еще не достигало греческое искусство. Статуя молодого атлета, счищающего с себя пыль палестры, т.н. Апоксименос в Ватиканском музее, мраморная копия бронзового оригинала Лисиппа, лучше всего другого знакомит нас с характером его творчества; трудно представить себе большую противоположность, чем та, которая существует между этим произведением и дюжим Копьеносцем Поликлета.
Начав свою деятельность литейным мастером, Лисипп всю жизнь работал почти исключительно в бронзе. Его плодовитость изумительна: из его мастерской вышло, по преданию, 1500 статуй, в том числе колоссальная, в 40 локтей вышиною, статуя Зевса, поставленная в Таренте. Женских фигур он не создал почти ни одной, зато особенно охотно изображал Геракла; идеальный образ этого героя, сделавшийся типическим для позднейшего искусства, был создан Лисиппом. Его реалистическое направление должно было привести его к портретному ваянию, и в этой области он достиг, может быть, наибольшего совершенства и во всяком случае далеко превзошел всех своих предшественников и современников. Так, Александр позволял изображать себя только Лисиппу, и последний создал целый ряд статуй великого царя, всех возрастов, от ребенка до владыки мира. Лисиппу же было поручено и изготовление памятника, который Александр воздвиг в Дионе лосле победы при Гранике; он изображает тех 25 всадников македонской лейб-гвардии, которые пали в этой битве, и представляет собою самую большую композицию Лисиппа и вместе с тем, вероятно, первую скульптурную группу исторического содержания. И в этой области Лисипп наметил путь для искусства позднейшего времени.
Но еще несравненно большие успехи, чем пластика, сделала в это же время живопись. И это искусство, благодаря великим художникам эпохи Пелопоннесской войны, владело теперь, если еще и не вполне совершенной, то все же очень замечательной техникой, и гораздо более, чем скульптура, было в состоянии дать то, чего прежде всего требовала эта эпоха, – естественность и тонкость психологической характеристики. Особенное внимание обращали теперь на колорит. Была создана или по крайней мере разработана особенная техника, энкавстика, состоявшая в том, что восковые краски растоплялись и смешивались раскаленной металлической палочкой: благодаря этому краска получала такой блеск, какого невозможно было достигнуть другим способом, так как древность не знала масляных красок. Но живопись восковыми красками была очень кропотливой работой, отнимавшей много времени, и потому этим способом можно было писать только небольшие картины. Да и вообще фресковая живопись теперь все более вытеснялась живописью на досках, допускавшею более тщательную отделку деталей. Такие картины часто употреблялись как жертвенные дары, и таким образом при многих знаменитых храмах начали возникать картинные галереи. Но и богатые частные лица начинают теперь собирать картины, вследствие чего цены поднимаются все выше. Так, Зевксис за свои фрески во дворце Пеллы получил от царя Архелая, по преданию, 400 мин; об Аристиде рассказывают, что он за каждую фигуру на своих дощатых картинах брал по 10 мин, так что одна его картина, изображавшая сражение из цикла греко-персидских войн и содержавшая 100 фигур, обошлась покупателю в тысячу мин, а Апеллес за портрет Александра получил от города Эфеса, по преданию, даже 20 талантов золотом или более двухсот серебряных талантов. Эти и подобные им показания, несомненно, сильно преувеличены, но все-таки они показывают, как высоко уже в эту эпоху ценились картины лучших художников.
Ряд великих живописцев этого времени открывается Аристидом из Фив (ок. 380—340 гг.). Он был, по преданию, первым живописцем, которому удалось сообщить живое выражение лицам своих фигур. Его называют и в числе основателей энкавстической живописи; правда, его колорит отличается еще некоторой жесткостью. Его сын Никомах также был выдающимся живописцем, хотя его и затмила слава отца. Учеником Аристида называют коринфянина Эвфранора, о котором мы уже говорили как о ваятеле. Местом его деятельности были Афины; здесь, в стоа Зевса Освободителя, он нарисовал знаменитый цикл фресок: собрание двенадцати богов, Тесея между Демократией и Демосом, и конное сражение перед битвою при Мантинее (выше, с. 195), в котором пал сын Ксенофонта Грилл. Его лучшим учеником был афинянин Никий, живший во время Александра; он славился мастерством в изображении световых эффектов и пластической рельефностью своих фигур; наибольшей известностью пользовались его женские фигуры – Ио, Калипсо, Андромеда.
Другим центром греческой живописи в эту эпоху был цветущий промышленный город Сикион. Здесь Эвпомп в начале IV века основал нечто вроде академии живописи, благодаря его ученику Памфилу из Амфиполя (около 360 г.) эта школа приобрела известность во всей Греции. Особенное внимание обращали здесь на правильность рисунка, и с этой целью от учеников требовали математической подготовки; но при этом не оставляли в пренебрежении и колорит – напротив, именно в этой школе была усовершенствована энкавстическая техника. Первым выдающимся мастером восковой живописи был ученик Памфила Павсий из Сикиона, славившийся преимущественно своими картинами из детской жизни и изображениями цветов; наибольшей известностью пользовалась его „Веночница", по преданию – портрет его возлюбленной Гликеры. Большие картины на досках он редко писал, но и здесь достигал блестящих эффектов в области колорита.
Но всех своих современников затмил Апеллес из Колофона, наиболее прославленный живописец всей древности. Первоначальное художественное образование он получил на своей ионийской родине; затем, будучи уже известным художником, он отправился в Сикион, чтобы здесь под руководством Памфила закончить свое образование. Отсюда он был приглашен царем Филиппом в Пеллу. Позднее он пользовался большим благоволением со стороны Александра; когда последний освободил Ионию от персидского владычества, Апеллес вернулся туда и поселился в Эфесе, где и создал свои знаменитейшие произведения. В виртуозности техники он не имел соперников; в красоте композиции некоторые живописцы превосходили его, как он сам охотно признавал, но что возвышало его над всеми художниками, это – несравненная грация, которою дышали все его создания. Его лучшим произведением, вызывавшим безграничное удивление в современниках и потомстве, было изображение выходящей из моря Афродиты, которое он написал для храма Асклепия в Косе, – достойная пара Афродите Книдской Праксителя:
Апеллес видел, как любви богиня Из недр морских всплыла, еще кругом Сребристою окутанная пеной, И в блеске красоты изобразил, Иль нет, – живую нам ее представил. Все дивно в ней. Струей морскую влагу Из тяжких кос богиня выжимает, И взор ее горит огнем желанья. И страсть волнует девственную грудь. Владычица небес и ты, Афина, Ваш голос слышу: „Мы сдаемся, Зевс".
Впрочем, знатоки ставили еще выше картину, изображавшую Артемиду в кругу ее нимф, где Апеллес, по преданию, превзошел знаменитое изображение Гомера. Но наибольшего совершенства он достиг в портретной живописи; особенно он много раз изобразил Александра Великого. Ни один из современных ему и из позднейших художников не превзошел его в этой области и даже не сравнился с ним.
Художественная живопись должна была, разумеется, повлиять и на промышленную отрасль этого искусства – живопись на вазах. Сосуды с красными фигурами на черном фоне, которые массами изготовлялись в Афинах и вывозились в V веке, уже не соответствовали вкусу нового времени, и фабрикация их со времени Пелопоннесской войны начала быстро клониться к упадку. Взамен их теперь начинают выделывать т.н. „лекифы", длинные сосуды с тонким горлышком из белой глины, с разноцветными изображениями, – без сравнения, самое красивое, что было создано греками в области живописи на вазах. Эти сосуды обыкновенно клали в гроб мертвым, употреблялись они только в Аттике и соседних странах, как, например, Эвбее и вывозились лишь в малом количестве. Дело в том, что Нижняя Италия, представлявшая до сих пор главный рынок для сбыта аттических ваз, начала теперь освобождаться от этой зависимости. Здесь также обнаруживается стремление к многоцветности; правда, художники удержали черный фон, на котором фигуры выделяются своим бледно-красным цветом глины, но старались усилить эффект изображений посредством прибавления других красок, белой, темно-красной или желтой. Притом, эти сосуды часто были громадных размеров и украшавшие их изображения заключали в себе множество фигур, хотя по изяществу далеко уступали изображениям на аттических вазах. Это производство также служило преимущественно культу мертвых; его сосредоточием был Тарент. Но высшего своего расцвета оно достигло лишь в эпоху после Александра.
Более успешно развивались другие виды художественной промышленности и мелкие отрасли искусства. Гравировка на бронзе достигла большого совершенства; греческие изделия этого рода послужили образцом для этрусских зеркал и латинских бронзовых ящичков, которых так много найдено в могилах Средней Италии. Золотые изделия, сохранившиеся особенно в греческих и скифских могилах южной России, дают нам понятие о той высокой ступени, какой достигла эта отрасль художественной промышленности в
IV веке. Глиптика этого периода может претендовать на название искусства, хотя мы еще не можем составить себе ясного представления о ходе ее развития; из видных ее представителей назовем Пирготела, единственного художника, которому, по преданию, Александр позволил вырезать свой портрет на геммах. Гораздо больше сведений мы имеем об успехах монетной чеканки, так близко соприкасающейся с искусством резьбы по камню. В этой области первое место занимают Кимон и Эвайнет, работавшие в Сицилии в конце
V и начале IV века. Изготовленные ими штемпеля для сиракузских декадрахм представляют собою высшие образцы, какие когда-либо были созданы в этой области. В греческой метрополии чеканка не достигла такого совершенства, и уже во второй половине IV столетия во всем греческом мире начинают обнаруживаться в этой отрасли художественной деятельности первые признаки упадка.
Подведем итоги развитию греческого искусства за этот период. Куда бы мы ни взглянули, в художественной деятельности этого времени господствуют стремление к реализму и борьба против всяких уз условности. Эта борьба начинается еще в эпоху Перикла в области трагедии и музыки вообще, в лице Еврипида и великих дифирамбиков; вскоре затем она охватывает все другие отрасли искусства, и повсюду старое уступает место новому. Можно спорить об абсолютной ценности новых идеалов, можно ставить Софокла выше Еврипида, Ласоса и Пиндара выше Фриниса и Тимофея, Полигнота выше Апеллеса, Фидия выше Праксителя; но именно нам, в чей век реализм снова сделался лозунгом искусства, менее всего подобает осуждать это новое направление. Ибо в конце концов и в искусстве – и здесь даже более, чем в других областях, – „человек есть мера всех вещей"; и кто судит беспристрастно, тот не может отрицать, что в общем художественные произведения IV века вполне выдерживают сравнение с памятниками предшествующего периода.
И все-таки искусство уже не являлось теперь, как еще в эпоху Перикла, центром всех духовных интересов. Семя, брошенное великими софистами, теперь созрело; все в большем числе лучшие таланты отдавались молодой науке, и на ней главным образом покоится значение IV века для всемирно-исторического развития.