Текст книги "Слезы на камнях"

Автор книги: Юлиана Суренова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)

Лекарю даже подумалось: "А что если она попытается покончить с жизнью, не видя в ней больше смысла?" – но потом, приглядевшись к ней, он понял, что хотя бы эти его страхи напрасны. От Мати веяло не слабостью, а решимостью, не беспомощностью, но злостью. Так, словно она видела виновных не в себе, а вокруг.

Это было не правильно. Лигрен и подумать боялся, к чему могут привести девушку такие мысли. Но, с другой стороны, во всяком случае, сейчас, пока, так было и лучше… Для Мати… А раз так… Пусть думает. Что же будет потом – случится потом.

– Что-то не так… Во всем этом… Что-то нарушилось… Пошло другой дорогой… – донесся до горожан и караванщиков, прерывая их размышления, привлекая внимание, голос Атена. – Все должно было произойти иначе. Не знаю как, но иначе!

Иначе… Тогда он лишился бы дочери… Нет, она бы не умерла. Просто… Просто он уже никогда не встретил бы ее вновь. Она ушла б неизвестно куда. И все…

Только что это – "все"? Когда он закрывал глаза, стараясь увидеть лицо девочки, перед его внутренним взглядом почему-то представала бескрайняя снежная пустыня, пустая, белая и безжизненно холодная. От нее веяло пробивавшим до самой души морозом и сквозило обидой – глубокой, нескрываемой, лишенной ярости, но переполненной тоской. А еще пустыня виделась ему уже немолодой женщиной, женой, к которой спустя долгий караванный круг возвращалась потерянная когда-то дочь. И мать страстно хотела увидеть свое чадо, коснуться, поцеловать. Но ее выросший ребенок лишь в страхе шарахался в сторону, не узнавая родную душу. Странно…

Странное сравнение… Ведь пустыня – это богиня Айя, которую хотя и называют Матушкой метелицей, но лишь чтобы задобрить, обратить на себя Ее внимание. На самом же деле госпожа снегов – вечно молодая богиня-невеста, только-только ставшая женой, у которой никогда не было детей.

И тут вдруг земля задрожала. Глаза всех обратились к небесам, стремясь не пропустить первого мига восшествия бога солнца на Его лучезарный престол. Но чудо никогда не приходит с той стороны, откуда его ждут. Оно по своей природе внезапно, неожиданно.

– Великие боги! – чей-то пораженный возглас заставил всех вздрогнуть. – Смотрите! – проследив за слабым взмахом дрожавшей руки одного из служителей, люди увидели две колонны, которые, точно деревья, выросли из земли. Они сверкали, словно были отлиты из сгустившейся в металл огненной воды, излучая жар, как лучи солнца, не нынешнего, а такого, каким оно было в легендарные времена, когда земля была зеленой и плодородной, когда реки и моря не сковывал лед, а снег был лишь во владениях луны.

Эти колонны жили своей собственной жизнью – особой, неповторимой, тайной. Их мерцание то усиливалось, выражая радость, то блекло, словно в тоске. Они о чем-то беззвучно переговаривались друг с другом, и наступил миг, когда всем, устремившим на них взгляд, страстно захотелось понять их речь, ощутить их переживания, узнать хотя бы одну, самую незначительную из их тайн.

А затем между колоннами возникли врата. Прошло лишь мгновение и, на глазах пораженных людей, они распахнулись. Из них вырвался столь яркий свет, что все зажмурились. Но даже когда смертные открыли глаза, к ним не сразу вернулась способность видеть. А когда они прозрели…

– Великий бог, милосердный и всепрощающий, понимающий без слов и помогающий без просьб… – губы сами зашептали слова молитвы.

Из магических… нет, не магических – божественных врат стали выходить люди.

Пришельцы выглядели растерянными, пораженными не менее встречавших их, в глазах было то же непонимание происходившего. Впрочем, и те, и другие уже оставили всякие попытки что-либо понять, всецело отдавшись во власть вере.

– Асти! – узнав в одной из пришедших свою дочь, сорвался с места пожилой служитель.

– Папа! – отделилась от остальных совсем молоденькая девушка, которая, по-видимому, лишь совсем недавно прошла испытание и еще не успела покинуть дом родителей ради своего собственного. Не замечая никого вокруг, не стыдясь своих чувств и не пытаясь их скрыть, она бросилась отцу на грудь, прижалась.

– Ты вся дрожишь… – он гладил ее по голове, целовал рыжеватые шелковистые волосы.

– Мне холодно… – белыми, плохо слушавшимися губами прошептала та.

– Сейчас, – засуетился отец, – сейчас, – он торопливо отцепил свой старый, но от этого не ставший менее теплым шерстяной плащ, чтобы укутать им дочь.

– Спасибо! – было видно, что ей не просто приятна забота отца, но что она в этот миг особенно в ней нуждалась, словно маленький ребенок.

А горожанин, немного успокоившись, налюбовавшись дочерью, спросил, не в силах сдержать своего любопытства:

– Милая, что случилось?

Ведь девочке пришлось пережить такое… Такое… Он даже не находил слов, чтобы выразить то, что чувствовал в этот миг. Еще бы. Его дочь не просто воскресла из мертвых. Она пережила самое необычное приключение, которое только могло выпасть на долю смертного.

– Я не знаю, – уткнувшаяся лицом в грудь служителя девушка ничего не видела, не чувствовала обращенных на нее взглядом горожан и караванщиков. Ей казалось, что она говорит лишь со своим отцом, и потому вела себя свободно, без смущения и страха. – Я спала. Спала… И мне снилась снежная пустыня. И ледяной дворец.

Метель, которая воздушной невидимкой танцевала в огромных, словно целая площадь, залах. Все было совсем так, как об этом рассказывали караванщики. Даже еще прекраснее… Чудеснее… Только… Только там было очень холодно. В этом сне.

Так холодно, что каждый раз, когда я возвращаюсь в него в своих мыслях, мне становится зябко…

– Ничего. В сердце оазиса ты быстро отогреешься. Вот увидишь. А что случилось потом? – поймав на себе взгляд Шеда, спросил служитель.

– Ну… Меня… И всех остальных… Тех, кто был со мной в том сне… Кто был такими же снежными слугами богини луны… Нас разбудил господин Шамаш… И сказал, что мы можем вернуться домой… Если пожелаем… Ну… Мне очень сильно хотелось домой… Мне было приятно служить богине снегов… Но… Но ведь это было лишь во сне… И будет… Когда я засну навсегда… А пока мое место в мире людей… Ведь так, папа?

– Конечно. Конечно, девочка моя. Все будет так, как ты захочешь…Ты… – взглянув на нее повнимательнее, проговорил мужчина. – Ты совсем не изменилась.

– А я должна была?

– Ну… Видишь ли, девочка моя, ведь с тех пор, как дракон унес тебя, прошло три года.

– Целых три?! – она оторвала лицо от груди отца. В ее глазах удивление соединялось со страхом.-Но этого не может быть! Я думала… Я была уверена – все случилось только вчера! Я не могла спать так долго! – и, все же, вглядываясь в черты отца, она видела в них след, оставленный этими долгими годами жизненного пути. Волосы совсем поседели. И морщины… Раньше их было меньше… Или все это ей лишь показалось?

А люди все выходили и выходили из врат…

– Великий бог, – глядя на них – пусть растерянных, неуверенно державшихся на ногах, таращивших по сторонам, ничего не видя, но живых и здоровых, прошептал маг, – Ты вернул нам их целыми и невредимыми!

Из глаз Хранителя потекли слезы. Быстро мигая, стремясь таким образом унять резь, он смотрел на тех, кого все уже считал потерянными навеки, и в чьей смерти винил себя все минувшее время. Не было ни дня, чтобы хозяин города не вспоминал о них, не молил богов о милосердии, прося о воздаянии для пошедших на самопожертвование если не в жизни, то после смерти. И вот его молитва оказалась услышанной…

Возвращенные повелителем небес сбивались в толпу у врат. Никто не плакал, горюя по потерянным годам, никто не смеялся, радуясь счастливому избавлению, возможно, просто не понимая, через что им выпало пройти, какое испытание они оставили позади. Для них все случившееся было только сном, лишь сном. И теперь, пробудившись, им нужно было время, чтобы понять, что с ними на самом деле произошло.

Пока они приходили в себя, врата, пропустив еще одну недавнюю жертву дракона, замерцали ровным светом. Однако они не закрывались.

Евсей качнул головой. До этого мгновения он и представлял себе, как много горожан были принесены в жертву дракону. Нет, он, конечно, знал, что обряд совершался каждое полнолуние в течение трех лет, однако… Ему почему-то казалось, что речь идет о единицах, ну, дюжине, пусть даже двух дюжинах… Но летописцу и в голову не приходило подсчитать… В конце концов, какое ему было дело до чужаков? Но когда все они предстали у него перед глазами, караванщик просто не мог не заметить, не обратить внимание на то, как их много.

"Это ведь целый караван! – Евсей переводил взгляд с одного из вернувшихся на другого. Тут были и взрослые, в расцвете сил, и молодые, едва переступившие грань испытания, и совсем маленькие дети. Жребий не выпадал разве что старикам и младенцам. – И не маленький караван… Окажись они в замерзшем городе, то могли бы стать зерном его новой жизни… Конечно, если бы среди них был наделенный магическим даром… – и тут ему пришла в голову мысль… А что если таким и был план богов? Не господина Шамаша, конечно – повелитель небес действовал бы открыто. Он, объяснявший свои поступки и искавший в глазах смертных понимание, не стал бы играть жизнями и судьбами смертных так, словно они не более чем бездушные куклы у Него в руках. Но другие…

"Вот именно, другие, – мгновение спустя, поджав губы, с долей обиды подумал он, – для большинства небожителей мы и есть куклы – безвольные, безропотные, во всем послушные…" -Все вернулись? – между тем, повернувшись в Хранителю, спросил жрец. – Мне кажется, все.

– Нет, – качнул головой маг.

– А кого нет? – тот закрутил головой, вглядываясь в лица возвращенных. Гешт помнил всех, принесенных в жертву. Он помнил бы их, даже если б не хотел – лица людей намертво запечатлелись в глазах служителя, чтобы не забыться даже в вечном сне, наполняя его метанием и скорбью. Однако же теперь, держа перед глазами лица, сравнивая их с тем, что хранилось в памяти, перебирая вновь и вновь, он никак не мог отыскать того потерянного.

– Шата, – в отличие от старого друга, магу не нужно было искать, чтобы найти.

– Твоего сына? – Гешт еще больше удивился, а затем, видя скорбь в глазах Хранителя, продолжал, стремясь как-то поддержать, успокоить его. – Наверное, он просто задержался… Мало ли что… Может, господин Шамаш захотел поговорить с ним…

– Почему именно с ним? Шат не наделен даром. Он – самый обычный смертный.

– Ну, знаешь… – Гешт пожал плечами. – Никому, кроме небожителей, не ведомо, почему все происходит так, а не иначе. Может быть, такова была его судьба – покинуть завратный мир позже других…

– Или не покинуть его вовсе!

– Зачем богу отпускать всех, оставляя одного?

– Чтобы наказать меня. За то, что я, нарушая Его волю, совершал обряд жертвоприношения!

– Ты думал, что следовал Его воле.

– Думал. Но теперь-то ясно, что я ошибался!

– Если так, то наказывать следовало бы и меня.

– У тебя нет детей!

– Но есть племянники. У которых растут дети… Гешт, я не знаю, почему никому из них не выпал черный жребий. Возможно, он ждал их впереди, может быть, те боги, что ополчились на наш город, готовили для них нечто еще более ужасное… Ты что же, винишь меня за то, что…

– Нет, – не дал ему договорить Хранитель,-конечно нет, прости меня. Просто… – он провел ладонью по лицу, словно смахивая еще не успевшие скатиться с век слезы, качнул головой. – Не знаю, что на меня вдруг нашло. Наверное, просто я забыл о том, кто я есть. И, чувствуя себя простым смертным, оказался не в силах радоваться вместе с другими избавлению их родных, когда эта радость обошла стороной меня самого.

Стоило ему сказать это, как луч пламени, матовым потоком лившийся из врат, вздрогнул, затрепетал, выпуская из неведомых пределов еще одного человека. В первый миг контуры его фигуры были неясными, черты лица неразличимы. Но стоило ему отойти от источника света всего лишь на шаг, как они прояснилось…

Вздох облегчения сорвался с губ Хранителя.

– Шат! – он бросился к сыну.

Все, собравшиеся на поляне, повернулись к ним. Даже Атен, отвлекшись от своих мыслей, взглянул на последнего из вернувшихся горожан. И, приподняв брови, с сомнением качнул головой. Собственно, он и прежде обращал внимание на то, что дети наделенных даром почти всегда ничего из себя не представляли. Он не встречал ни одного сына Хранителя, который был бы наделен даром. Другое дело – внук. или племянник. В общем, кто-то из родственников, но не сын.

А этот… Он не походил на отца вообще ни в чем, даже внешне, являя собой его полную противоположность – невысокий сутулый толстячок с кривоватыми ногами и неуклюжими лапами-руками. Черты лица расплывчаты, маленькие бусинки глаз. В общем – некрасив даже для бедного ремесленника, не то что сына хозяина города.

Единственно, чем, по-видимому, боги не обделили его, был ум. Не хитрость, не изворотливость – а именно чистый, просветленный ум мудреца.

– Отец, – остановившись в шаге от мага, он замер, замолчал на миг, обведя взглядом всех, кто был на поляне, задержался на своих недавних спутниках по неведомым землям. – Прикажи служителям отвести их, – он указал на возвращенных городу головой, – по домам. Пусть рядом с ними будут родные души, когда до их собственных дойдет смысл случившегося, когда они поймут, через что прошли.

– Гешт…

– Я все сделаю, – торопливо проговорил жрец. Он не спрашивал объяснений. И вовсе не потому, что, хотя просьба и исходила от Шата, ее поддержал Хранитель города, которому все жители оазиса должны были беспрекословно подчиняться. Просто жрец привык – если тихий, обычно молчаливо-задумчивый сын Шеда что-то говорит – значит, это действительно важно. Что же до объяснений… В отличие от отца, Шат их не признавал вовсе, считая важным лишь главное слово, а не все те рассуждения, которые вели к нему. Так что ждать от него большего, чем было сказано, имело столько же смысла, как и просить объяснений от богов.

И, все же, к его немалому удивлению, жрец получил эти объяснения, правда, уже позже, когда, приказ служителям был отдан и те повели возвращенных повелителем небес горожан домой.

– Бог солнца, – не спуская глаз с сына, спросил Шед, – ты видел Его?

– Да, – ему, пусть с трудом, но удавалось сдерживать свои чувства, хотя и по лихорадочному блеску глаз, подрагиванию губ было видно, как сильно он захвачен ими.

– Расскажи!

– О Нем?

Хранитель замешкался на мгновение. Да, вообще-то, в этом было что-то недопустимое, даже крамольное – обсуждать бога со смертными. И, все же, любопытство было сильнее рассудка.

– Да!

– Свой взгляд дороже слова, – качнув головой, проговорил Шат.

– Он придет в город? – он уже перестал на это надеяться.

– Он так сказал.

– И когда? Скоро? – хозяев города охватило такое нервное возбуждение, что они, незаметно для себя, стали словно нетерпеливые дети переступать с ноги на ногу, теребя подрагивавшими пальцами края рукавов.

– Уже да. Он сказал – как только последний из вернувшихся покинет поляну.

– Но почему… – старики переглянулись. Их сердца, души пронзил своими холодными иглами страх, когда в мыслях уже вновь начали рисоваться картины вечных мук в подземных пещерах госпожи Кигаль. Что если повелитель небес решил прийти в город лишь затем, чтобы покарать виновных в Его глазах?

– Он сказал… – Шат замешкался на миг, нахмурился, стремясь как можно точнее вспомнить и передать слова повелителя небес.– Господин Шамаш сказал, что не может вернуться сюда той дорогой, которую открыл для нас. Он сказал, что Его принесет дракон…

– И бог солнца не хотел, чтобы вид крылатого странника вернул боль, всколыхнул уснувший страх в сердцах тех, кому приходилось видеть его в миг жертвоприношения, – закончил за горожанина Евсей, который до этого мгновения молчаливо стоял рядом с хозяевами города, не вмешиваясь в их разговор. Теперь же и он не выдержал, заговорив. Слова словно сами соскользнули с его губ, помимо его воли. Летописец даже смутился: выходило, что он подслушивал их разговор и был столь бестактен, что сам признал это.-Прости.

– Все так, как ты говоришь, караванщик, – сын Хранителя взглянул на него глазами, в которых читалась зависть. Ведь перед ним был спутник величайшего среди небожителей.

– Он столь милосерден… – восхищенно прошептал Шед.

– Да! – глаза Гешта сверкали восхищением, предвкушением нечто большего, чем просто чуда. Закинув голову, жрец с нетерпением вглядывался в начавшие светлеть небеса, разбуженные пока еще робкой, жавшейся к нити горизонта зарей, ожидая, когда появится бог солнца. Старик боялся упустить хотя бы один миг, забыть даже самую слабую, незначительную деталь, ведь все, что ему предстояло увидеть, уже заранее обрело божественный смысл, священное значение.

Глава 23

– Ну слава богам! – прошептал, облегченно вздохнув, Атен.

Караванщик, наконец, мог успокоиться. Теперь он знал, что с Шамашем все в порядке. К тому же, его озабоченность столь мучительно долгим ожиданием повелителя небес стала угасать, получив объяснение: господину было нужно время, чтобы найти жителей города, вернуть их к жизни и привести назад, домой.

Вот-вот взойдет солнце. Придет конец этой страшной ночи, а вместе с ней – и времени, отведенному каравану на остановку в оазисе. И слава богам. С недавних пор Атен стал радоваться возвращению в мир снегов даже больше, чем приближению к зеленому оазису. И не он один – все его спутники по тропе каравана тоже. В крае метели много спокойнее. Нет, конечно, всюду свои трудности и опасности, но к ним за долгие годы пути все привыкли. В городе же вечно происходит что-то из ряда вон. Словно горожане специально выдумывают проблемы, выход из которых приходилось искать караванщикам. Вернее – их божественному спутнику и покровителю – повелителю небес.

Караванщик поднял глаза к небесам, встречая зарю. Но прежде, чем светило вышло из-за горизонта, из сумрака ночи выскользнула огромная черная тень дракона. На это раз крылатый зверь не стал кружить над землей. Он не пугал людей грозным рыком, не зачаровывал могуществом и силой. Странник небес лишь на мгновение завис над поляной, словно показывая собравшимся на ней людям, сколько места ему понадобится и куда должны отодвинуться дети огня, чтобы не попасть под удар когтистых лап и огромных кожистых крыльев.

– В сторону! В сторону! – сразу поняв его, крикнул Атен. Пригибаясь под резкими порывами ветра, караванщик бросился к горожанами, замахал на них руками, отгоняя назад.

Служители, пораженные до глубины души, лишь, не отрываясь, смотрели на дракона.

Оцепенение страха ушло, ужас перестал слепить глаза. И они разглядели в крылатом гиганте то, что не видели прежде – величие, от которого, словно от яркого света, можно было ослепнуть.

И лишь голос караванщика вывел их из этого оцепенения:

– Отступите назад! – приказал он своим спутникам, которые тотчас подчинились ему.

– Вы тоже отойдите, – с некоторой неуверенностью – имел ли он право командовать хозяевами города? – продолжал Атен. Поэтому он был несколько удивлен, когда те без возражений подчинились, словно признавая за караванщиком это право. -Так, – замешкавшись на мгновение, пробормотал себе под нос караванщик. – Хорошо, – он вновь повернулся к дракону, который, дождавшись, пока люди отойдут, осторожно опустился на землю.

Движения крылатого зверя были чрезвычайно медленны, неожиданно плавны. И, все же, когда когтистые лапы коснулись земли, они оставили на ней глубокие борозды-царапины.

Миг – и небесный странник замер. Крылья поникли, точно плащом укрывая тело. Шея изогнулась, голова склонилась к земле.

Зеленоватая кожица век дрогнула, приподнялась, открывая огромные черные колодца глаз. Пристальный взгляд, охватив все вокруг, остановился на караванщике, который, заглянув в их бездны, застыл, чувствуя, что дух покидает тело, поглощенный мраком. Еще мгновение, и…

– Атен!

Караванщик вздрогнул, услышав голос. Он подумал, что с ним заговорил сам дракон, был восхищен, очарован…

– Атен! – только когда его окликнули вновь, он узнал голос лекаря.

– Да? – вздохнув с долей разочарования повернулся он к Лигрену.

– Может быть, нам не стоит подходить к нему… – покосившись на гигантского зверя, проговорил тот.

– Но почему!

– Мне кажется… – лекарь вновь взглянул на странника небес. – Он недолюбливает людей.

Атен повел бровью.

– С чего ты взял? – дракон был священным зверем Шамаша, а более благосклонного к смертным небожителя трудно было себе представить. И, все же, хозяин каравана остановился.

Вообще-то, ему не особенно и хотелось подходить к исполину, которому было достаточно чуть шевельнуться, чтобы раздавить человека. Тем более, что его внимание уже было поглощено другим.

На голове дракона, за рогами вспыхнул свет, подобный пламени драгоценного камня в короне повелителя небес. На мгновение скосив взгляд назад, Атен отметил, что все, бывшие на поляне, смотрели теперь на этот свет, забыв обо всем ином, даже о сказочном звере.

А свечение медленно сорвалось с головы дракона. Словно солнечный шар, скатывавшийся со священного холма, соединявшего небеса и землю, оно стало спускаться вниз, медленно, величаво, будто идя-скользя по невидимым ступеням.

Приближаясь к застывшим в благоговейном трепете людям, оно стало тускнеть, так что уже спустя несколько мгновений глаза смертных начали различать в нем очертания… Фигуру…

– Господин! – вздох облегчения сорвался с губ хозяина каравана, который бросился к своему божеству.

– Тихо, Атсинен, – голос бога солнца был низок и шипящ, как дыхание ветра. – Дракон не любит шума, – едва ноги Шамаша коснулись земли, свечение погасло, ушло в глубь черных глаз. А в следующее мгновение он положил тяжелую, как камень, и, вместе с тем, столь горячую, что ее жар чувствовался даже через одежду, руку на плечо хозяина каравана, и двинулся вперед, уводя спутника прочь от поднявшего голову над землей крылатого странника, – и вообще чужих рядом, – продолжал он. – Прости, торговец, но для него все люди этого мира чужие.

– Да, конечно,я понимаю… – он ни на что и не претендовал. Ведь дракон – это дракон! – Ты… С Тобой все в порядке?

– Ничего… Нормально, – как-то вскользь ответил Шамаш. Караванщик отметил бледность его лица и то, что рука на плече была не просто дружеским жестом. – Подожди мгновение, – остановившись, он повернулся к крылатому страннику. Их глаза встретились.

"Все, дружище, лети, – на языке мыслей проговорил бог солнца. – Спасибо тебе".

"Шамаш… Шамаш, ты очень слаб… Я ведь вижу. Я сильно поранил тебя, и…" "Лети, – его губ коснулась добрая улыбка. Он ясно видел и прекрасно понимал, как не терпелось Йрку поскорее встретить подобных себе, обрести новую семью.

Особенно теперь, когда дракон узнал, что это возможно, понял, где искать. И было особенно приятно оттого, что даже в такое мгновение крылатый странник помнил, думал о нем. – Не беспокойся. Видишь – я не один".

"Но они, – дракон даже не взглянул на детей огня, продолжая смотреть лишь на Шамаша, – всего лишь простые смертные…" "Среди них лекарь, который вылечил меня в тот день, когда я сам думал, что умираю".

"Да, – во имя истины крылатый зверь не мог с этим не согласиться, хотя ему и тогда, и даже сейчас мало верилось в способности лишенных дара. – И, все же…

Обещай, что позовешь меня, если я понадоблюсь!" "Обещаю".

"И не будешь с этим тянуть до последнего мига. Хорошо?" "Хорошо, дружище".

"Тогда ладно, – дракону хотелось поскорее взмыть в небеса, и, все же, он заставлял себя двигаться медленно, осторожно, – помни – ты обещал…" "Да".

И лишь тогда странник небес, расправив крылья, взлетел. Воздух огласился радостным приветливым рыком. Покинув нелюбимую землю, гигант вернулся в свою родную небесную стихию.

Шамаш же, заметив лежавшую на земле волчицу, двинулся к ней.

"Шуллат…" – мысленно заговорил он с золотой охотницей.

Та чуть шевельнулась, приподняла заостренную морду с блеклой, свалявшейся шкурой, устремила на бога солнца измученный взгляд поблескивавших болезненным блеском, слезившихся глаз.

"Как ты?" Волчица уже собиралась ответить, но ее опередила Мати.

– А ты что, сам не видишь? – оторвав голову от бока Хана, вскинулась та, глядя на бога солнца с нескрываемой злостью.

– Малыш…

– Что "малыш"? Нет! – видя, что бог солнца стал склоняться над ее Шуллат, вскричала девушка, останавливая его. – Не тронь ее!

– Дочка… – с удивлением и страхом глядя на Мати начал было Атен.

Но девушка резко прервала его:

– Не вмешивайся! – и продолжала, обращаясь к Шамашу: – И не делай вид, что тебе жаль Шуши! Это ты виноват в том, что с ней случилось!

"Мати, нет! – испуганно глянув на нее, всхлипнула волчица.– Я сама виновата!

Ведь я первой напала на дракона…" – затем она перевела полный мольбы взгляд на бога солнца, прося хозяина все понять и простить девочку хотя бы – за непозволительно дерзкие речи.

– Тебе досталось и ты еще и виновата?! – Мати не могла согласиться с подругой, она просто не желала этого длать! – Да если бы дракон не прилетел, ничего бы не случилось!

– Но ведь не по Его воле он прилетел сюда! – попытался урезонить, переубедить упрямицу Атен, но это было то же самое, что кричать ветру, убеждая его остановиться.

– Не оправдывай его! – она не хотела никого слушать. – Странник небес – его священный зверь! Более того, он его друг! А мы с Шуши, выходит, нет! – в ее глазах, словах, была обида, которая не знала предела. Погрузившись в нее, словно в метель, душа девушки словно отделилась от всего остального мира стеной снега.

– Шамаш… – хозяин каравана смотрел на него несчастными глазами, в которых поблескивали слезы. Ему было невыносимо больно.

Уж кто-кто, а бог солнца не заслуживал этих обвинений. Разве Он виноват в том, что творилось в этом городе, жители которого сами признавали свою вину перед лицом повелителя небес? Разве Он не вернулся, вняв мольбам хозяина каравана?

Разве не пришел сразу же на помощь Мати, защищая ее? Разве…

Он знал, как обидны подобные упреки, особенно если они столь же далеки от справедливости, как небесный свод от земли. Ему самому было горько слышать эти слова. Каково же должно было быть господину? И это все вместо благодарности?

Отец испугался, что небожитель отвернется от его дочери, лишит ее своей благосклонности. И это, в довершение ко всем тем наказаниям, которые и так ожидали впереди его девочку. Всем сердцем, всей душой он просил повелителя небес не сердиться на малышку. "На нее что-то нашло… Просто затмение какое-то…" -И вообще, – хмуро глядя в сторону, продолжала цедить сквозь с силой сжатые зубы, Мати, – если бы ты не заговорил со мной о предсказании будущего, ничего бы этого не случилось! Я не испугалась бы дракона! Он не набросился бы на меня! Все было бы иначе!

Шамаш качнул головой. Он с болью и тоской смотрел на девушку, однако же не сказал ни слова в свое оправдание, даже не попытался ее разубедить. Бог солнца понимал – сейчас это бессмысленно. Она все равно не услышит его, не захочет выслушать.

– Ты совсем не думал о нас, – продолжала она, словно специально накручивая себя, все ярче и ярче разжигая бушевавший в ее груди яростный огонь, – иначе не прилетел бы назад на драконе! Нет, тебе нужно было произвести на горожан впечатление! Показать им, что этот исполин тебе послушен. И тебе было совсем все равно, что почувствуем мы… Не трогай Шуллат! – видя, что, несмотря на все ее слова, Шамаш все же склонился к волчице, Мати с силой стукнула его по руке. – Она моя! Я сама о ней позабочусь!

Шамаш выпрямился:

– Раз ты думаешь, что так будет лучше… – и он повернулся, собираясь уходить.

– Шамаш, прости Мати! – взмолился Атен. – Она не ведает, что творит!

– Если она считает, что сможет сама позаботиться о Шуллат – это ее право, – проговорил бог солнца. И, все же, найдя взглядом Лигрена, он тихо спросил: – Что с волчицей?

– Я не уверен, но… – лекарь говорил осторожно, вымеряя каждое слово, когда речь шла о священном животном, ответственность за жизнь которого непомерно велика. – Но, кажется, все не слишком плохо. Раны не глубокие. Переломов нет.

– Что ж… – Шамаш повернулся к Атену: – Караван готов отправиться в путь?

– Да, – поспешил ответить тот. – Повелитель моей души, не обижайся на Мати, она…

– О чем ты говоришь, торговец? – бог солнца взглянул на него с непониманием. – Как может взрослый обижаться на ребенка?

– Мати уже не малышка, которой прощается все. Она стала претендовать на права взрослых… -"даже более того", – скосив взгляд на волчицу, замершую возле девушки, подумал он, а затем продолжал: – А вместе с правами даются и обязанности…

– Для меня она ребенок, – качнул головой небожитель. И эти его слова несколько успокоили отца.

Шамаш же огляделся вокруг, заметил рядом большой серый камень, медленно подошел к нему, сел. Несколько мгновений он молчал, отдыхая. Затем, переведя дыхание, провел ладонью по лицу, смахивая капельки пота. И лишь после заговорил вновь:

– Эта поляна лежит на тропе каравана?

– Да, – кивнул Атен. Он не сводил с повелителя небес внимательного взгляда настороженных глаз, еще не понимая, вернее – не до конца понимая, почему тот спрашивал.

– Но если Ты считаешь… – быстрее, чем брат успел сказать еще хотя бы слово, вместо него заговорил Евсей, решивший, что Шамаш хочет продлить пребывание в городе, возможно, у Него были какие-то планы. – Мы могли бы задержаться… – он повернулся в сторону Хранителя, словно спрашивая – ведь он не будет возражать?

Хотя этот вопрос уже был задан раз. И не мысленно, а вслух. И, потом, разве не было и так ясно, что никто, ни ремесленник, ни разбойник, ни воин, ни служитель, ни тем более наделенный даром не пойдет против воли небожителя, особенно – повелителя небес.

Шед уже собирался воскликнуть: "Для нас было бы такой честью…" Но зазвучавший вновь голос господина Шамаша заставил его умолкнуть прежде, чем что-либо сказать.

– Нет. Я спросил лишь потому, что хотел бы дождаться караван здесь.

Он медленно обвел задумчивым взглядом поляну, начавшую, пробуждаясь от ночного сна, наполняться красками рассвета. Как-то сами собой погасли костры с огненной водой. И никто этого даже не заметил. Воздух стал свеж и прохладен. Деревья о чем-то шептались с ветрами… И, все же, несмотря на неповторимую чудесность рассвета что-то не позволяло назвать этот край красивым. Может быть, память о том, что совсем недавно здесь происходило.

На лицо Шамаша набежала тень. В глаза прокралась грусть.

Но хозяин города, смотревший на повелителя небес не мигая, не смея даже вздохнуть, принял ее за укор. На не гнувшихся, будто отмороженных ногах он сделал несколько шагов в сторону своего божества и затем, не в силах более терпеть внутреннее напряжение, охватившее не только тело, но и душу, и дух, рухнул ниц.