Текст книги "Слезы на камнях"

Автор книги: Юлиана Суренова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)

"Но почему?" – Мати удивленно огляделась вокруг. Она искала… Она сама до конца не знала, что именно. Просто глядела вокруг, надеясь увидеть хоть что-нибудь, что могло бы объяснить происходившее. Магический круг или черту, проведенную по земле, нить или цепь заклинания… И не находила ничего.

И все вокруг вдруг замерло, застыло, словно рыбка в прозрачном куске льда.

Но стоило ей вспомнить о драконе, как в тот же самый миг она оказалась совсем в другом месте. Странном и, как она совершенно ясно чувствовала всей душой – враждебном, злом. Такие земли обычно называли проданными Губителю. В них Его сила обретала выход в мир снежной пустыни, мстя смертным за тот миг счастья, который дан в жизни всякому, за исключением демонов и их повелителя.

Ей захотелось вернуться. Мати зажмурила глаза, чтобы ни один взгляд не коснулся окружавшего мира, оставляя горькой раной след на сердце, душе. Она не слышала голосов, заглушая все звуки заученными, повторяемыми в упрямой настойчивости из раза в раз словами молитвы, ища в них надежду и опору.

И то чувство, что беспокоило, тревожило ее сердце, начало постепенно угасать, теряясь за покоем заклинания. Казалось, еще мгновение – и не останется и следа-воспоминания оттого, что за одно краткое мгновение по непонятной причине неизвестно чем… возможно, именно этой своей неизвестностью – так напугало ее. Оставалось переждать еще совсем немного…

Но любопытство… Оно, проснувшись совсем некстати, само приподняло веки, раздвинуло ресницы, заставляя взглянуть… И Мати увидела дракона.

"Здравствуй! – заговорила она с ним, зная, что тот поймет ее. – Не бойся меня…

Я…" – она не успела закончить – сорвавшись с небес, дракон устремился к земле.

В первый миг Мати даже обрадовалась, решив, что крылатый странник окликнула на ее зов. Поэтому девушка не успела даже задуматься, не то что понять, что случилось, вскрикнуть, как огромный зверь, налетев на нее, схватил когтистой лапой…

Все тело пронзила резкая невыносимая боль.

"Нет!" – в ужасе, которого не испытывала никогда прежде, готова была закричать Мати, но вдруг поняла, что не может произнести ни звука… В горле захрипело, лицо обдало жаром, голова закружилась. Ей показалось: еще мгновение – и она умрет. Только один миг…

И тут пламень, ожегший коснувшейся лампы ладони, заставил ее очнуться, возвращая назад, в повозку каравана, медленно катившуюся по снежной пустыни навстречу своей судьбе.

– Нет! Нет! Нет!– в новь обретя голос, закричала она, повторяя это одно слово так, словно всех остальных и не было вовсе. Ее ногти царапали, рвали мех одеял, срывая их покров, скреблись о деревянное днище…

"Что случилось?" – в повозку, услышав вскрик подруги, вскочила Шуллат.

Встревожено оглядев девушку, осмотрев все вокруг и убедившись, что если какая опасность и есть, то только в воображении ее хозяйки, волчица придвинулась к ней, ткнулась мокрым носом в руку, поспешно стала лизать щеки, глаза, стирая следы слез.

"Успокойся. Все хорошо. Я с тобой. Я не дам тебя в обиду…" "Ты не понимаешь! Не знаешь…" – сквозь рыдания с трудом выдавила из себя Мати.

Ее душа рвалась на части, словно была готова умереть прежде тела.

"Расскажи мне", – осторожно, стараясь не вспугнуть доверительность разговора предложила волчица.

"Я видела… – начала было та, но умолкла, не договорив и первой фразы, решительно мотнула головой: – Нет! Я не могу! Если я скажу кому-нибудь, это исполнится! А я не хочу!" "Хорошо", – Шуллат не настаивала. В ней не было и тени любопытства, когда для волчицы было важно одно – чтобы подруга успокоилась, оставив позади все свои страшные мысли. А повторение – к памяти, не забытью.

"Может быть… – Мати взглянула на нее с надеждой, столь страстной, что, будь она солнцем, то смогла бы растопить весь снег пустыни. – Может быть, ничего и не произойдет?" "Конечно!" "Мне просто показалось…" "Тебе привиделся дурной сон – вот и все".

"Сон, – девушка вздохнула. Несколько расслабившись, она легла на одеяла, задумчиво глядя перед собой. Ее сны бывали порой даже еще более реальными, чем тот, что приснился ей сейчас. Иногда она даже не могла отличить их от яви.

Особенно если несколько снов переплетались один в другой, стирая грань пробуждения. Хорошо бы, если бы это был только сон. Но… А если нет? Если это дар предвидения открыл ей будущее? Что тогда? – Шуши…" -позвала она подругу.

"Да?" – поспешно отозвалась та. Она вся ушла во внимание. Рыжие глаза устремились на подружку.

"Вот род золотых волков – слуги Матушки Метелицы…" "Да", – волчица наклонила голову, внимательно глядя на собеседницу, пытаясь определить, к чему та ведет.

"А драконы, они ведь все священные звери Шамаша?" "Ни я, ни мои предки не видели ни одного дракона за исключением того, который принес Шамаша".

"Но тот дракон умер…"

"Нет".

"Как же нет? Я думала… Я думала… – да что там, она просто была уверена. – Ведь он прощался со мной… И с Шамашем. Я сама видела…" "И, все же, дракон жив".

"Откуда ты знаешь? Ты встречала его потом?" "Я – нет. Но другие видели".

"Не важно. Тот дракон уж точно служит Шамашу." "Они больше ни разу не встречались с момента расставания…" "А разве золотые волки выполняют волю госпожи Айи лишь тогда, когда она рядом с ними?" "Нет. Но… Мати, к чему эти вопросы? Что ты хочешь узнать? Какая для тебя разница, кому и как служат те, кто создан, рожден слугами небожителей? Я всегда буду твоей подругой. И буду слушаться тебя. Если это из-за того, что мы убежали…" "Нет! Нет… Я просто… Я хотела спросить… Вам, наверное, многое известно о небожителях. Ну… ведь так нужно, чтобы лучше служить… И вообще…" – смущенная тем, что приходилось говорить не совсем правду, скрывая истинную причину за обычное любопытство, отвела она взгляд.

"Нам известно многое, – волчица легла с ней рядом, положив голову на руку девушки, ожидая того вопроса, который должен был последовать со спокойствием и радостью, надеясь, что этот разговор уведет маленькую караванщицу далеко-далеко от бед, подсмотренных ею в образах-фантазиях мира людей. – Спрашивай".

"А Они не обидятся? Что мы говорим о Них?" "Почему они должны? Разве мы делаем что-то предосудительное? Или дети огня не ведут подобных разговоров?" "Ну, просто… – она пожала плечами. – Я не знаю… Раз ты считаешь, что все в порядке… Скажи, у богов ведь нет судьбы?" "Есть".

"Как же так? – удивилась и, вместе с тем, испугалась девушка. – Разве Они не выше всего, не властны над всем?" "Властны. Им дано изменять свою судьбу".

"С ними происходит только то, чего Они сами хотят? А если Они чего-то не захотят, этого никогда не случится?" "Боги разные. Как и люди. Одни могущественнее других. Когда сталкиваются две воли, два желания, побеждает сильнейший…" "Сильнейший… – прошептала Мати. – Сильнейший, – ее брови нахмурились, губы плотно сжались. – А Шамаш?" "Он не такой, как все. У него нет судьбы".

"Нет судьбы?" – это было странно… Мати, ощутив некоторое беспокойно, повела плечами, прогоняя его "Да, – кивнула волчица и девушке показалось, что рыжие глаза подруги на мгновение подернулись грустью. – Шамаш – не обычный бог".

"Ну…-с этим было трудно спорить. И все-таки… – И, все-таки, почему?" "Не знаю. Почему у тебя она есть? Почему, перерождаясь, братья охотники помнят все свои минувшие жизни, а те из детей огня, кто возвращается в этот мир вновь – нет? Это так, вот и все".

"Но откуда тебе известно…"

"Мне сказал брат".

"А как он…"

"Он услышал об этом во сне".

"В своем сне?"

"Да".

"Каком?"-сама не зная почему, спросила она.

"Во сне о сне… Не знаю,"-волчица не могла сдержать нервозность, которая вдруг накатила на нее волной, может быть – передавшись от Мати. А может ее начали раздражать вопросы, на которые она не могла дать ответ, как того ни хотела.

"Расскажи!" – продолжала настаивать девушка.

Заглянув ей в глаза, волчица тяжело вздохнула:

"Хан говорил, – ей ничего не оставалось, как пересказать историю брата, – что во сне, в котором он сопровождал Шамаша в его путешествии по подземному миру, они были во дворце бога судьбы. Шамаш пришел туда, потому искали дракона, принесшего его в снежную пустыню…" "И он нашел его?" "Не знаю. Кажется, нет".

"Нашел…" – после того, что Мати увидела в своем сне, она была почти уверена в этом. И, потом, она знала Шамаша – он всегда добивался того, чего хотел. Девушка опустила голову на грудь, сглотнула комок, подкативший к горлу. Девушке стало не просто не по себе – ей сделалось страшно.

"Что ты?" – удивленно вытаращила на нее рыжие глаза волчица. Она-то думала, что все страхи и опасения подруги остались позади.

"Да так…" "И все же?" – волчица подобралась к ней поближе, навалилась горячим боком.

"Я… Скажи, как ты думаешь, а этот дракон… Он подчинился бы воле кого-нибудь другого, не Шамаша?" "Ты хочешь, чтобы он слушался тебя? – Шуллат чуть наклонила голову, не то в сомнении, не то просто раздумывая. – Если ты попросишь Шамаша… Он не откажет тебе… Не сомневайся…" "А без желания Шамаша? Вот вы с Ханом… Вы следуете воле Шамаша. Вы поступали бы так же, если бы Матушка метелица не велела вам?" "Ну… – волчица несколько мгновений смотрела на дочь огня внимательным взглядом настороженно прищуренных глаз. – Может быть… Нет", – ей страшно не хотелось признаваться в этом, но ничего другого ей не оставалось, когда солгать Мати сейчас она не могла.

"Значит, и дракон…" "Да что ты так закружилась вокруг этого дракона? Все дракон и дракон! – в глазах волчицы зажглись огоньки недовольства и обиды. Она начинала уже ревновать подругу к крылатому страннику. -У тебя ведь есть я…" – она начала ласкаться, норовя лизнуть девушку в лицо.

"Подожди, подожди…-отмахнулась Мати от ее ласк. – Шуши, скажи, а кто могущественнее: Шамаш или Матушка метелица?" – спросила она.

"Как это?"-волчица растерялась. Подобный вопрос казался ей нелепым.

"Ну, вот Шамаш – великий бог, повелитель небес. А Айя – владычица снегов. В легендах он много сильнее ее. Но сейчас ведь время иных легенд, и…" Шуллат мотнула головой, фыркнула, словно избавляясь от набившегося в нос снега.

Ее широко открытые желтые глаза ничего не понимая, таращились на хозяйку.

"Я… – та смутилась. – Я просто хотела спросить… Если так случится… Ну, если какой-то смертный разгневает Шамаша… Ненароком, случайно…" "Шамаш справедлив".

"Да, конечно. Но если… Мало ли что… Ну… Допустим, этот кто-то поймет свою вину. И будет пытаться все исправить… В общем, допустим, он обратиться за помощью к Матушке метелице…" "Все дело в этом чужаке, которого мы привели, да? Ты думаешь о нем? Если он только попытается… нет, лишь подумает о том, чтобы поссорить Их, я перегрызу ему горло! Шамаш – самый милосердный и справедливый бог из всех, которые есть в этом мире! И если Он кого-то за что-то наказывает, значит, для того есть причина.

Если Он наложил проклятие на город, из которого этот смертный, его жители этого несомненно защитили! Но ведь это не так, Мати, – прервав рычание, перестав скалить зубы, волчица взглянула на подругу с долей вины за то, что не смогла сдержаться. – Ведь тогда он не позволил бы своему каравану войти в проклятый город. Уходя, Он непременно бы сказал!" "Дело не в городе…" – вздохнув, качнула головой караванщица.

"Не в городе? О ком же тогда ты говорила?" "Ни о ком… Я просто… Мне захотелось узнать… Предположим, что кто-то из богов будет не согласен с решением Шамаша, с той судьбой, которую он изберет для смертных…" Шуллат приоткрыла пасть, глянула на свои вытянутые лапы, словно проверяя, все ли когти целы, не поломались ли они после странствий по снегам пустыни: – "И, все же, дело в городе…" – недовольно проворчала она.

"Нет! – упрямо воскликнула Мати, однако затем, задумавшись, вынуждена была кивнуть: – Да. В городе. Но все не так, как ты думаешь. Все…" "Не важно. Хорошо. Пусть все будет так, как это представляешь себе ты в совершенно невозможных, глупых фантазиях. Пусть детям огня, живущим в городе на нашем пути, показалось, что Шамаш несправедливо наказал их. Пусть так.

Предположим. Возможно, если бы они стали искать защиты у Губителя, то получили бы ее. Но госпожа Айя… – волчица решительно качнула головой. – Нет! Никогда!" "Просить защиты у Губителя – губить свою душу… А если они не хотят разгневать Шамаша? Если они готовы понести кару и просто…" "Ищут госпожу, чтобы спросить у Нее, в чем причина Его гнева? Вместо того, чтобы спросить у Него самого? Шамаш искренен в своих словах и поступках. Что же до богини снегов, то Она не станет даже говорить с ними за Его спиной. Она слишком любит Шамаша, чтобы пусть даже всего лишь словом возразить против его воли".

"Значит, мне не стоит надеяться на помощь Матушки метелицы…" "Помощь? В чем? И вообще, при чем здесь ты?" – от удивления глаза волчицы еще больше округлились, сделавшись похожи на глубокие блюдца с топленым молоком.

"Я… Боги ведь знают не только доброту, но и гнев… И вот я хотела узнать: если я чем-то… не знаю, чем… разозлю Шамаша настолько, что он нашлет на меня… – на мгновение она замешкалась, потом, пряча глаза, словно стремясь скрыть большую часть правды, пробормотала: – кого-то из своих слуг, – и лишь потом продолжала: – могу ли я надеяться на то, что госпожа Метелица хотя бы выслушает меня… согласится помочь, убедить Шамаша сдержать гнев…" "Мати, ты не заболела? – волчица глядела на нее с беспокойством, потянулась носом ко лбу девушки, словно стремясь проверить, не горячий ли он. – Как тебе только в голову могло прийти что-то подобное! "Если разозлю Шамаша"! Да что бы ты ни сделала, Он никогда не разозлится на тебя! Он простит любой проступок.

Потому что ты – это… это ты!" "Он говорил… И я верила… – глядя в сторону глазами, в которых вдруг блеснули слезы, прошептала Мати. – Но дракон… Он ведь не только в моем сне… И он подчиняется лишь Шамашу. А раз так…" "Что – "так"?" – волчица, не на шутку встревоженная, была готова дойти до сути того, что, непонятное, взявшееся неизвестно откуда, терзало душу ее подруги.

Но тут в повозку забрался хозяин каравана и Шуллат, недовольно проворчав что-то себе под нос, понимая, что сейчас продолжения разговора ей ждать не следует, сделала вид, что погружается в дрему.

– А ты что не спишь?

– Я уже спала, – отвернувшись в сторону, чтобы отец не видел ее лица, Мати поспешно вытерла слезы, сглотнула подкатившийся к горлу горький комок, прогоняя прочь готовые прорваться наружу рыдания. – До того, как ты пришел. Но проснулась.

– Дурной сон, – понимающе кивнул Атен.

– Да, – она с готовностью схватилась за это объяснение, которое могло оправдать все, даже слезы.

– О том городе, к которому мы подходим?

– Ты тоже видел его? – девушка тотчас встрепенулась.

– Нет. Но я знаю – так бывает. Часто. Когда ждешь чего-то… Чего-то важного. Или просто нового.

– А с тобой? Так было?

– Да. И не раз.

– И что?

– Что – "что"? Почему это случается? Смертным свойственно бояться всего нового, неизвестного. Это в нашей природе. А страх рождает кошмары. Которые отражают не грядущее, а лишь наши страхи о нем. Только и всего.

– Только и всего… – повторила Мати, вздохнув. – Значит, эти сны никогда не сбываются? – оторвав взгляд от покрова полумрака, наполнявшего чрево повозки, она посмотрела на отца, ожидая, чего она скажет в ответ.

– Никогда, – поспешил успокоить ее отец. Ему было легко это: ведь он говорил правду – истинную правду.

– А как же предвидение?

– Оно не во сне… Вернее, не совсем во сне… Это нечто другое.

– Как это?

– Ну… Вообще-то, я никогда не задумывался над этим, принимая таким, как есть.

Но… Мати, во сне ты можешь знать, что спишь или не знать этого. Тут же тебе не важно, спишь ты или нет. Главное – ты знаешь, что это предвидение… Я, наверно, плохо объясняю…" -Нет, – Мати опустила голову. Она была грустна, но, как заметил Атен – несколько успокоилась. Во всяком случае, так казалось со стороны. – Я все поняла…

– Спи, дочка, – он осторожно коснулся ее головы, погладил светлые, мягкие волосы, – подумай о чем-то хорошем – и следующий сон будет чистым и светлым.

А потом он выбрался из повозки.

– Караванщик… – тотчас окликнул его чей-то чужой голос. Повернувшись, Атен увидел горожанина. Было видно, что тот оказался у повозки не случайно, наоборот – он искал хозяина каравана.

– Чего тебе? – его голос звучал резко и грубо, выдавая неприязнь, которую, впрочем, Атен и не видел особой причины скрывать. Ему было незачем располагать к себе чужака. Ему ничего не было нужно от пришельца. И вообще – от встреченного в снежной пустыни скорее следовало ждать зла, чем добра.

– Мы подходим к городу.

– Что с того? – глупые, никчемные слова! Как будто все остальные не знали об этом!

Они только усилили раздражение.

– Вы собираетесь… – начал горожанин но умолк, пронзенный насквозь острым, словно копье, взглядом.

– То, что мы собираемся делать, касается лишь нас, – процедил сквозь зубы Атен. – Лучше скажи,-прищурившись, продолжал он, – зачем тебе понадобился Шамаш, откуда ты узнал, что Он идет в нашем караване и вообще…

– Я не знал, – склонив голову, смиренно глядя себе под ноги, проговорил чужак. – Я шел влекомый судьбой, не задумываясь, куда она ведет меня.

– Но зачем?! – Атену было мало этого объяснения. Конечно, он верил в судьбу и понимал, сколь могущественной она может быть. И, все же… Должно было быть что-то еще. – Не просто же так ты покинул свой город и отправился в снега пустыни!

– Я был выбран для этого пути.

– Выбран? Кем? Зачем?

Рур прикусил губу, стараясь сдержать душевный трепет, его мысли лихорадочно метались. Нет, он не был готов отвечать. Потому что не знал, что сказать. Это должны были быть слова, которые были бы правдой и, в то же время, не оскорбили б повелителя небес обвинением, которое не престало слышать даже Губителю, не то что богу солнца. Слава небожителям, господина Шамаша сейчас не было рядом. Этот вопрос задавал не Он. А, значит, можно было промолчать.

– Атен, – к ним подошел Лис, – пора решить, как нам вести себя в этом городе…

– Я, пожалуй, пойду, – воспользовавшись приходом помощника хозяина каравана, Рур поспешил скрыться.

– Что-то не так? – Лис посмотрел ему вслед, затем перевел взгляд на друга, который был не в силах скрыть досады. – Я пришел не вовремя?

– Да. Я как раз пытался выяснить, в чем дело… -хмуро проговорил Атен. Однако уже через миг он махнул рукой: – А-а, он бы все равно ничего вразумительного не сказал, ограничившись какой-нибудь отговоркой. И, все же, мне очень интересно узнать… понять…

– Ты об этом городе? Оставь. Он не первый и не последний на нашем пути. Тем более, что самый страшный из тех, что нам было суждено миновать, остался позади. Ведь нет и не может быть ничего ужаснее места, которому было суждено стать второй Куфой.

– Это точно… – Атен вздохнул. – Но тебя ведь тоже что-то тревожит…

– Неожиданные встречи, странные гости. Не нравится мне все это. Совсем не нравится, – проговорил воин, качая головой. – Этот горожанин… Почему священные звери привели его? Почему он ничего нам не рассказывает? Зачем ему понадобились боги, причем настолько сильно и срочно, что вместо того, чтобы призывать Их молитвами, он решил отправиться в путь, в сущности, не просто ища встречи с Ними, но навязывая ее?

– И, главное, почему ему удалось то, что всегда считалось невозможно, что было невозможно? Почему все так сложилось? Снежные волки… Богиня врачевания…

Приди он мигом раньше – и он вынужден был бы рассказать все Шамашу, мигом позже – и чужак просто не узнал бы, что мы – спутники повелителя небес. А так… Так мы остались одни наедине со всеми этими вопросами. И рождаемыми ими проблемами…

С которыми нам не разобраться без Шамаша!

– Он не мог отказать госпоже Нинтинугге в помощи. Шамаш спас тот город и чувствует себя обязанным…

– Да, – прервал его Атен. Конечно, что тут можно было возразить? Кого винить? Во всяком случае, не бога солнца. Просто все так сложилось.

Возможно, караванщику следовало бы, вместо того, чтобы пытаться разглядеть на всем знак беды, посмотреть на произошедшее иначе, увидеть в уходе Шамаша добрый знак. Ведь Он не покинул бы своих спутников, если б им угрожала беда… Однако…

Дурные мысли были привычнее. Холод сильнее тепла. Особенно в снежной пустыни.

– Все верно, – продолжал он. – Но у меня почему-то сложилось такое впечатление, что Он не хотел входить в этот город.

– С чего ты взял? – удивленно глянул на него Лис. – А даже если и так – ну и что?

Нам-то какое дело? Только не говори мне, что тебя тревожит судьба этого города – не поверю. Тебя ведь беспокоит что-то совсем иное… С караваном все в порядке…

Значит… Дочь. Я прав?

– Этот разговор о даре предвидения, которым обладаю не только я, но и Мати…

Шамаш словно говорил нам, чтобы мы заглянули в грядущее. Чтобы мы увидели в нем…

Но вот что? Как ни стараюсь – у меня ничего не получается…

– Может, там и нет ничего, ты ведь мог ошибиться в своих предположениях. Может быть, Он, наоборот, хотел, чтобы вы не прибегали к помощи дара. Во всяком случае, в этот раз.

– Почему же тогда Он говорил с нами о нем? Вместо того, чтобы просто забрать, и все?

– Отнять?

– Ну… Это было бы во благо…

– Атен, – караванщик глянул на него с укором. – Отбирают нож у маленького ребенка, потому что он слишком глуп и неосторожен и может порезаться. Или у раба, ибо у него нет права решать, взять нож за рукоять или лезвие. Разве Он когда-нибудь давал нам понять, что видит в нас бесправных глупцов?

– Я… Лис, иногда легче быть рабом, чем полноправным.

– Ты мне скажешь, наконец, в чем дело?

– Мати снятся дурные сны.

– Подумаешь – сны!

– Я ей тоже так сказал – подумаешь. И, надеюсь, она мне поверила. Вот только ее волнение передалось мне…

– Атен, Он бы не ушел, если бы Мати угрожала беда -Да, да, я понимаю… Просто… Я слишком боюсь за дочь. Чем взрослее становится Мати, тем сильнее я волнуюсь, кружась над ней словно птица над птенцом… Если бы кто-то обвинил меня в том, что я строю на этом страхе всю жизнь – и свою, и ее – он был бы прав…

– Я не обвиняю тебя. У меня тоже подрастают дети…

– Моя девочка… – не слыша его, продолжал Атен. – Она ведет себя странно… И этот разговор с Шамашем… И предчувствия…

– Демоны, твари Куфы, вестники Нергала на твою голову! – Лис обрушил на него поток проклятий. – Ты снова перевернул все с ног на голову! Этот твой дар предвидения… Прости меня за резкость, но когда он находит на тебя, ты становишься… ты ведешь себя как ворона, которая, даже не поняв, откуда идет беда, лишь почувствовав ее дух в дыхании ветра, все каркает и каркает, отвлекая внимание…

– Лис… – кровь отхлынула от лица Атена, руки сжались в кулаки. Он с трудом сдержался, чтобы не броситься в драку, словно разозленный мальчишка.

– Нет, надо признать: пару раз он выручал нас. Но в остальном… – не унимался караванщик, который словно решил дойти до предела терпения своего спутника. – Атен, ты – неблагодарная тварь.

– Я…! – караванщик даже растерялся. Такого он никак не ожидал. И от кого, от старого друга, с котором было пройдено столько дорог, сражений с разбойниками, метелей и лишений… Обида в его груди сменилась яростью, которая была готова выплеснуться наружу.

– Дай мне договорить. А потом поступай, как знаешь. Можешь вызвать меня на поединок или просто выгнать из каравана. Не важно. Я все равно скажу тебе то, что думаю. Что должен был сказать давно: тебе дано больше, чем кому бы то ни было другому на всем белом свете. Бог солнца выбрал твой караван. Он считает тебя своим другом, другом, которого у Него не было со времен легендарного Гамеша.

Он благоволит к твоей дочери, позволяя ей вести себя с Ним так, словно они брат и сестра. Он подарил ей золотую волчицу – лучшую подружку, о которой девочка только могла мечтать…

– Лис… – Атен опустил голову. Он понял, что имел в виду помощник и ему стало стыдно за свою вспышку ярости. Как и за тот страх, голосу которого он так долго внимал, не ставя под сомнение ни единое слово. Караванщик хотел извиниться…

– Я еще не закончил. Так вот. Бог солнца, повелитель небес, величайший из небожителей опекает твою дочь. И ты, глядя в глаза простому смертному, который знает, что у него самого, у его детей никогда, сколько бы он ни молил, не будет такого защитника и покровителя, смеешь говорить о своих страхах?

– Прости.

– Прости?! – Лис шипел, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Но он не мог себе позволить привлечь чье-то еще внимание к этому разговору.

– Прости. Я стал дряхлым трусливым стариком, который не достоин стоять во главе каравана…

– Значит, тебе придется помолодеть, взять себя в руки, измениться. Ты должен быть достоин. У тебя просто нет другого пути.

– Вы могли бы переизбрать меня…

– Мы – нет.

– У каравана есть право…

– Мы уже давно не живем по законам каравана, – вся его ярость ушла куда-то, сменившись слабостью усталости.– Мы – спутники бога солнца. И у Него, не у меня ты должен просить прощения. Ведь ты усомнился в Его милосердии, в его благосклонности, если полагаешь, что Он мог покинуть нас в миг опасности.

– Я… Я… Моя судьба, мои жизнь и смерть в Его руках, – он опустил голову на грудь. В какой-то миг ему захотелось умереть, но… Но он не мог. У него не было такого права. Пальцы сами по себе скользнули к ремню, коснулись заткнутых за пояс пустых ножен, кинжал от которых был у Шамаша.

– Атен, Он всегда доверял тебе. Ответь Ему тем же. Верь не в Него, а Ему.

– Да. Я… Я постараюсь…

– Ты не сердишься на меня за прямоту?

– Нет. Спасибо, дружище, – он был грустен, чувствуя внутри себя осколок пустоты.

И пусть этот кусок ничто уже уходил, начиная затягиваться, словно рана, но он был. – Увы, лишь в отражении чужих глаз нам дано увидеть свои недостатки, которые в своих собственных кажутся достоинствами.

– Что верно то верно… Прими один совет. Совет старого друга, которому не безразлично, что будет с тобой дальше.

– С готовностью.

– Женись.

– Лис, я не могу… – поморщившись, он мотнул головой.

– Мне известны все твои отговорки. И то, что ты однолюб. И то, что Мати не примет мачеху. Но, право же, все это ничего не значит. Жену совсем не обязательно любить всем сердцем. Главное, чтобы она была не противна. Пусть она любит.

Возможно, ты не будешь счастлив, но, во всяком случае, доволен и спокоен. Что же до Мати… Девочка уже выросла. Детская непримиримость покинула ее сердце. Она поймет тебя. Может быть, не сразу, но поймет. Потому что желает тебе добра. И не захочет, чтобы ты стоял за ее спиной несчастный и одинокий в тот день, когда ей придет пора уходить по собственному пути. Женись с той единственной целью, чтобы у тебя появился другой ребенок, малыш, требующий внимания и беспокойства. Когда в твое сердце придут новые заботы, от прежнего страха не останется и следа.

– Я не знаю…

– Зато я знаю, – караванщик тяжело вздохнул, исподлобья глянул на старого друга.

– Ты поступишь не так, как тебе советуют, а как всегда… Жаль, что рядом нет господина Шамаша. Он бы смог переубедить тебя. Но только Он. Он один…