Текст книги "Сейф дьявола"

Автор книги: Йозеф Глюкселиг

Соавторы: Иван Гариш,Милан Грубер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

– Я уже думала об этом, – проговорила Кларин и с восхищением посмотрела на Гордана. – Вы просто читаете мои мысли, господин доктор. Хотела отвезти ее к нам в деревню, но что там делать? Две одинокие печальные женщины… вряд ли мне удалось бы ее там успокоить. Ей нужно общество. Может быть, тебе, Дэн, стоит поговорить с ней с глазу на глаз…

– Ну, это-то можно, – засмеялся Гордан и подмигнул Симору, который выглядел растерянным.

– Может, пригласишь нас к себе в Кент, Дэн? – Кларин улыбнулась: – Папаша Графф опять собрал в Глазго директорат, поэтому я на несколько дней как бы осталась вдовой.

– Я бы с большим удовольствием, – пролепетал Симор огорченно, – но, к сожалению, мне нужно быть в Лондоне. Может, отправитесь к Нику Бееру в Уотфорд? А я бы выкроил пару часиков и заскочил к вам.

– А почему бы и нет? – откликнулся Гордан с поразительной готовностью. – Там, профессор, вы смогли бы в спокойной обстановке убедить мадам Калахову, что пока она ни в коем случае не должна видеться с мужем.

Симор молча кивнул, хотя не питал особых иллюзий насчет переговоров с Калаховой. Однако тон Гордана исключал любые дискуссии.

– Это великолепно! – обрадовалась Кларин и стала натягивать перчатки. Гордан обратил внимание на ее длинные, изящные пальцы. – Но ты непременно должен приехать, Дэн. Я тебя буду очень ждать.

Симор кивнул и взялся за телефон:

– Сейчас я позвоню Нику и сообщу, какой мы придумали план.

– Не звони, – остановила его Кларин, – я сама с ним договорюсь и приглашу Мирку. Лучше всего было бы ей внушить, что это ее идея.

– Тогда по крайней мере передай Нику, что я даю выходной своей секретарше, чтобы она могла поехать вместе с ним. Он без ума от нее, – засмеялся профессор и заговорщически подмигнул Кларин.

Как только за ней закрылась дверь, Симор повернулся к Гордану с невинной улыбкой:

– Милое создание, не правда ли? Выпьете со мной еще стаканчик?

– Это никогда не повредит, – ответил капитан и встал с кресла. У него вдруг поднялось настроение.

14

Высокие напольные часы звонким боем возвестили шесть часов. В небе кое-где уже сверкали молнии, в кронах деревьев завывал ветер, и над дорогой поднимались тучи пыли. Не верилось, что утро обещало солнечный уик-энд. В доме тоже царило удрученное настроение, словно под стать плохой погоде.

– Во сколько обещал приехать профессор? – взволнованно обратилась Калахова к Нику Бееру, который расположился в кресле и листал страницы юбилейного доклада фирмы «Дикси».

– Что? – вздрогнул он, услышав ее голос, и машинально посмотрел на часы: – В час.

– Ну вот, пожалуйста, а уже шесть, – недоуменно покачала головой Калахова. – Что это значит, Ник, ты не можешь объяснить?

– А что объяснять? – спокойно спросил Беер, продолжая перелистывать доклад.

– Почему он не приехал?

– Я что, ясновидец? Не приехал и не приехал.

– Но ты же обещал, что он приедет, – настаивала Калахова, подходя к нему.

– Ну и что, что обещал? – развел руками Беер. – Мало ли что могло случиться! Например…

Его прервал телефонный звонок. Он быстро встал и подошел к аппарату, повернувшись к Калаховой спиной.

– Алло! – сказал он в трубку.

– Это Симор. Ник, извинись от моего имени перед дамами, скажи, что я приеду около девяти.

– Что случилось?

– По телефону не могу объяснить – неприятности. Придумай что-нибудь, скажи, что у меня срочная операция.

Беер с удовольствием расспросил бы его поподробнее, но, спиной чувствуя тяжелый взгляд Калаховой, проговорил:

– Приезжай обязательно, у нас лосось с ананасом – твое любимое блюдо.

– Приеду, как только меня отпустит Роблин.

Беер повесил трубку и уныло посмотрел на телефон. Он подумал, что в Лондоне, наверное, случилось что-то чрезвычайно серьезное, если сэр Роблин сидит в субботу вечером в своем кабинете. Обычно он уезжал на уик-энд уже в пятницу после обеда, а каждому было известно, как не любил он менять свои привычки.

– Это профессор звонил? – вывел его из задумчивости голос Мирки.

– Да, он.

– И извинялся, говорил, что занят на работе, да? – рассмеялась она язвительно.

Он внимательно посмотрел на нее, а потом с кислой миной сказал:

– У него срочная операция, какая-то травма головы. Ты же понимаешь, что он не может все бросить и приехать. Будет часа через два.

– Ты думаешь? – с сомнением спросила она и с горечью в голосе добавила: – Я это чувствовала.

– Конечно, ты все время что-то чувствуешь! Удивляюсь, что ты, жена врача, не хочешь ничего понимать. И уж ума не приложу, почему ты профессору не веришь.

– Ты не обидишься, Ник, если я скажу, что в первую очередь я не верю тебе?

– А зачем мне, по-твоему, врать? – со злостью спросил он.

– Не знаю, но у меня такое чувство…

– Ах, чувство! – насмешливо передразнил он. – Опять у тебя чувство!

– Да, у меня такое чувство, что вы ввязались во что-то. Ты и Михал, – сказала она и быстро наклонила голову, чтобы он не заметил слез, невольно брызнувших у нее из глаз.

– Что за чушь ты опять несешь?

Она вытерла тыльной стороной ладони глаза и подняла к нему лицо.

– Я могу только гадать, – печально произнесла Калахова. – Но скажу тебе прямо… Я боюсь… – У нее в глазах опять показались слезы.

– Но чего, Мирка? Чего? – успокаивал он ее.

– Хотя бы этого господина Гордана. Я видела много врачей, Ник, поэтому я уверена, что Гордан не врач.

– А кто же он? – спросил Беер, следя за тем, чтобы в его голосе не было и тени волнения.

– Кто? – повторила она, но тут на террасе послышался стук дамских каблучков. – Потом, Ник. Я потом скажу тебе. – И она быстро вытерла глаза, чтобы Кэтлин и Кларин не заметили ее слез.

Кэтлин первой вбежала в комнату, смеясь, схватила Ника Беера за руки и закружилась с ним по комнате. Но, как только глаза ее встретились с влажными глазами Мирки, она резко оттолкнула его:

– Почему она плачет? Что ты ей сделал?

– Ничего, – печально улыбнулась Калахова и отвернулась от них.

– Она плачет из-за профессора. Он позвонил и сказал, что приедет через два часа, и Мирка расстроилась, – объяснил Беер и улыбнулся довольный, что ему удалось избежать дальнейших расспросов.

– Правда? – засмеялась появившаяся в дверях Кларин и, подойдя к Калаховой, села рядом с ней на диван и, желая успокоить, обняла ее за плечи: – Да ты что, глупышка! Тогда мне бы пришлось плакать из-за профессора не переставая. Ты знаешь, что он сделал на прошлой неделе? Мы должны были ужинать вместе в «Хилтоне». Я, естественно, торчала там с восьми до половины одиннадцатого, а наш милый Симор позвонил только на следующий день. Заявил, что у него было много работы и он не смог прийти. И при этом он уже три года клянется мне в любви.

Кэтлин рассмеялась и села в кресло напротив дивана.

– А вы слышали, как он во вторник обошелся с шейхом? – весело спросила она, а когда Калахова с любопытством повернулась к ней, наклонилась и сообщила шепотом, как большую тайну: – Представьте себе, Симор пригласил в кабинет на Олд Глочестер-стрит одного шейха, который у себя дома сидит на нефти, а когда приезжает в Лондон, то развлекается тем, что дарит драгоценности разным дамам. И это настолько изнурило его, что он обратился к Симору с просьбой назначить ему укрепляющие средства. Позвонил в приемную и высокомерно сообщил, что для консультации у профессора у него всего десять минут. После сложных переговоров с Кроули, а потом опять с этим задавакой я назначила ему встречу на десять двадцать. И знаете, чем это кончилось?

– Дэн пришел в двенадцать, – засмеялась Кларин.

– Если бы в двенадцать, – махнула рукой Кэтлин. – В это время шейх все еще сидел в приемной. Представьте себе, Симор позвонил только в шесть вечера и попросил меня извиниться перед сиятельным пациентом. Сказал, что у него неожиданно возникли дела. Ну скажите пожалуйста, разве такое допустимо?

В обществе подруг Калахова немного повеселела, казалось, депрессия у нее прошла. Но когда сели ужинать в богато обставленной столовой, настроение у нее снова испортилось.

* * *

Симор поднялся из неудобного, жесткого кресла в приемной Роблина и отвернул рукав. Он печально вздохнул, увидев, что стрелки на часах приблизились к семи. Лучше всего сейчас было бы прислониться ухом к обитой двери, но ему мешало это сделать присутствие в приемной здоровенного молчаливого парня, неподвижно сидевшего на стуле и время от времени бросавшего на него унылые взгляды.

– Вы думаете, я им действительно понадоблюсь? – спросил он громилу, но тот даже глаз на него не поднял, застыв у входа в кабинет как истукан.

А по ту сторону обитой двери царила атмосфера подавленности. Полковник Фрэнк Роблин с трубкой в зубах расхаживал по кабинету, время от времени бросая недовольный взгляд на капитана Гордана, который, весь взмокший, сидел в кресле. Роблин только что сказал, что считает капитана виновным во всех свалившихся на него неприятностях.

Дело в том, что анонимщик выполнил свою угрозу. Когда в половине седьмого утра полковник вышел на террасу своей дачи в Хитчине, то с большим неудовольствием увидел черную полицейскую машину, стоявшую у входа. Из нее вышел инспектор Крикс из Скотланд-Ярда и взбежал на террасу. Не утруждая себя формальностями, он сообщил полковнику, что полиции стало известно о решении левой газеты «Стар» опубликовать анонимное письмо, обращающее внимание на эксперименты в Кроули.

Конфисковать тираж уже поздно – это сэру Роблину стало сразу же понятно. Правда, «Стар» поступала в продажу только в понедельник, но печаталась в пятницу ночью, поэтому утром в субботу ее уже держали в руках сотни людей. Не оставалось ничего другого, как возвращаться в Лондон и начинать действовать.

– У нас есть еще тридцать шесть часов до того момента, как этот бульварный листок появится на улицах, – почти шепотом сказал Гордан.

Роблин сделал вид, что не расслышал. Ссутулившись, он продолжал ходить по кабинету, и на его пепельно-сером, нездоровом лице прочесть что-либо было невозможно.

– Я думаю, профессору нужно прооперировать пациента, – снова так же тихо произнес капитан.

– Прооперировать? – с удивлением повторил Роблин и остановился. – Вы это серьезно, капитан?

– Абсолютно серьезно. Дело в том, что я уговорил профессора Кларка публично заявить, что его пригласили на консультацию и что операция была единственным выходом.

– Да? – удивился полковник. – Это неплохой шаг, Гордан. Профессор Кларк известен как серьезный ученый, у него есть имя.

Капитан махнул рукой и с ехидством проговорил:

– Главное, у него есть некая балеринка из кабаре на Шелс-Сити. А поскольку его жена приходится двоюродной сестрой принцу Филиппу, скандал для него был бы нежелателен. Будьте уверены, что те фотографии, которые я приказал сделать, в случае публикации вызвали бы настоящее землетрясение.

Роблин поставил на столик два приземистых стакана из прозрачного стекла и наполнил их коньяком.

– Фотографии спрячьте в сейф, Гордан, – мрачно произнес он. – Мне думается, заявление Кларка выглядело бы неуместным, а главное – недостаточно весомым. Лучше мы газете «Стар» объявим шах.

– Объявим шах? – удивился в свою очередь Гордан.

– Вот именно, – уверенно повторил Роблин. – Выведем их из игры с помощью их же собственных аргументов. Представьте себе, Гордан, такую картину: газета будет утверждать, что Калаха мучают в Кроули, мы же дадим возможность журналистам на месте убедиться в том, что это – явная ложь. Калаха в Кроули просто-напросто уже не будет.

– А где же он будет? – спросил Гордан, все еще ничего не понимая.

– У своей жены. Живой и здоровый, в окружении прекрасных дам. Это самый лучший козырь из всех возможных.

– Вы считаете… – неуверенно проговорил Гордан, глядя удивленными глазами на полковника.

– Да, Гордан, я думаю именно так. Мы отпустим Калаха, а остальное газеты сделают сами, без нашего участия. После такого скандала «Стар» вылетит в трубу.

– Это, конечно, выход, спору нет. Только мне немного не нравится, что приходится идти на такой риск из-за паршивой газетенки. Если подумать, мы опять пришли к тому же, от чего ушли… – развел руками капитан. – Ведь Калахова способна посадить мужа в первый же самолет на Прагу, как только мы его привезем.

– Способна, это правда. А что, если этот номер у нее не пройдет? – откинулся в кресле полковник. – Калах может не захотеть возвратиться в Прагу.

– Он? Этот недотепа, который пляшет под дудку своей дурехи? – взорвался Гордан. – Чтобы это произошло, должно случиться чудо.

– Да-а, – медленно протянул полковник. – Так совершим же это чудо, Гордан… Поговорите с Калахом начистоту. Он знает резидента? Знает. И может поставить его под угрозу. Он выступал с заявлением против Праги? Выступал. Брал деньги у нашей секретной службы? Брал. Таким образом, дайте ему понять, что он с нами связан и если вдруг захочет перебежать нам дорогу здесь, в Лондоне, или в Праге, мы тут же предоставим чехословацким органам дополнительные компрометирующие его материалы. Намекните ему, что мы способны подготовить такие материалы. Откройте ему карты. Если вы будете действовать подобным образом, он, несомненно, поймет, что в Праге его ждет только тюрьма. Да, предупредите, чтобы жене ничего не говорил!

– Вы думаете, он пойдет на это? – засомневался трезво настроенный капитан.

– Пойдет. Пообещайте ему что-нибудь. Ведь он не только жалкий трус, но и доверчивый дурак. В конце концов, у Симора есть психотропные средства, которые могут воздействовать на пациента и на свободе.

– Вы имеет в виду копалин?

– Хотя бы его, – кивнул полковник. – Вспомните, ведь после приема этого лекарства ему понравилось в Вене. Симор конечно же сможет сделать так, чтобы ему понравилась и Аляска. А потом решим, что с ним делать.

– Профессор Симор ждет в приемной, – напомнил Гордан.

– Я не собираюсь терять время на разговоры с подобными людьми, – махнул рукой полковник, словно отгоняя назойливую муху. – Вы сами с ним все обсудите… И не забудьте, что мы до сих пор ничего не знаем о Боркине. Может, Симору попробовать еще раз?

– Я бы очень не хотел этого, сэр… Дело в том, что тут есть одно обстоятельство… Я не хотел вас, правда, волновать, но… – Гордан испытующе взглянул на Роблина, как бы раздумывая, говорить ли о том, что случилось.

– Что такое, Гордан? Вы что-то от меня скрываете?

– Понимаете… Симор постоянно утверждал, что полмарин не очень действует на пациента, а Беерво время одного из посещений выяснил, что Калаху полмарин не давали.

– Что это значит?

– Подождите, это еще не все. Во время этого посещения Беер дал пациенту какое-то питье, а стакан унес с собой. Симор убежден, что это был негал. Сестра Агата сегодня тоже призналась, что дала пациенту обезболивающий наркотик… И это тоже, наверное, был негал…

Полковник несколько секунд сидел с застывшим взором, а когда поднял глаза на заместителя, взгляд его стал холодным и злым:

– Выбирайтесь из этого положения сами, Гордан. Рискуете вы.

– Понятно, – тихо ответил капитан.

Выйдя из кабинета полковника, Гордан тщательно прикрыл за собой обитую кожей дверь. И тут же встретился с беспокойным, испуганным взглядом профессора Симора. Молча кивнул ему и вышел в коридор.

Там он быстро направился к лифту, вошел в кабину и, прислонившись к стенке, закрыл глаза.

В полутемную, мрачную комнату через зарешеченное окно проник яркий луч дневного света. Солнечный зайчик весело запрыгал по стене.

Михал Калах спал спокойным, исцеляющим сном. Впервые после ряда долгих, изнурительных для него дней, когда он ощущал себя на краю пропасти, заснул спокойно, без чувства отупляющей беспомощности, которое охватывало его после каждого укола.

Во сне он глубоко дышал, не подозревая о той схватке, в которой столкнулись два мира. Не слышно было звона оружия, не сверкали клинки, не пахло порохом, потому что это была схватка на больничной койке. Две разведслужбы боролись за одного человека. Одна – для того, чтобы усыпить его и таким образом обеспечить его молчание, другая – чтобы вернуть к жизни и заставить дать показания.

Веки его задрожали, и он открыл глаза. Воспаленным взором некоторое время смотрел в потолок, потом взгляд его скользнул к лучу света на противоположной стене.

«Солнце! – обрадовался Калах. – Солнце означает жизнь. Раз я вижу солнце, значит, я еще жив, – рассуждал он, постепенно успокаиваясь и пристально глядя на светлый прямоугольник на противоположной стене. А что, собственно, со мной произошло? – подумал вдруг он. – Почему еще позавчера я не мог радоваться солнцу, почему я его не видел? Почему солнце светит через решетку? И вообще, почему я здесь лежу?»

Он вынул руку из-под одеяла и медленно, испытывая радость, что рука подчиняется ему, разжал ладонь. Пластмассовый пенальчик, зажатый в ней, был влажным от пота, но он знал, что это чудодейственный сосуд. Достаточно было положить голубоватое круглое драже, содержащееся в нем, на язык и подождать, пока оно растает, как тревога, беспомощность, бессилие и усталость улетучивались неизвестно куда. При этом лекарство не уводило в нереальный мир снов и безудержной фантазии, после него он мог назвать все предметы, которые видел, помнил, как его зовут и что у него есть жена. Постепенно он начал понимать, где находится, сумел припомнить и то, как сюда попал.

Таблетки появились на столике три дня назад, причем на этикетке было указано, что принимать их следует не более десяти в день. Калах взял в руки пластмассовый пенальчик. Он сделал это по какому-то внутреннему побуждению: ему вдруг очень захотелось иметь что-то свое, только ему принадлежащее. Сестра Агата улыбнулась в ответ и ласково сказала, что это подарок от профессора и что это его успокоит. С тех пор он крепко сжимал пенальчик в потной ладони.

Калах снова спрятал руку под одеяло, отвернулся к стене и закрыл глаза. Через несколько минут он опять спокойно спал.

Солнце уже ушло из палаты, когда открылась дверь и внутрь заглянули двое. Один из них подошел к кровати и положил пациенту на лоб холодную ладонь.

– Спит. – Он отнял руку и повернулся к своему спутнику.

– А негала здесь нет? – спросил тот и подошел к столику, на котором лежали лекарства.

– Сами видите, Гордан, – ответил профессор и слегка подтолкнул посетителя к двери.

– А где эта монахиня? – спросил Гордан в коридоре.

– У себя в комнате, – показал Симор на дверь, над которой висел крест.

Когда профессор, предварительно постучав, вошел, сестра Агата сидела за столом и читала Библию. Слегка вздрогнув, она отложила книгу и любезно предложила сесть.

– Я хотел бы вас кое о чем спросить, – начал Симор, усаживаясь на стул. – Вы говорили кому-нибудь, кто такой больной из палаты номер семь?

Капитан Гордан между тем подошел к окну и выглянул на улицу, делая вид, что этот разговор его совершенно не интересует.

– Вы имеете в виду господина Майера? – уточнила женщина и приветливо улыбнулась. – Да, господин профессор, я еще помню его имя. Он выкрикивал его в первые дни, пока не поверил, что его зовут Олаф Енсен.

– Я спрашиваю, вы говорили кому-нибудь о том, что его в действительности зовут Майер? – настойчиво повторил профессор.

– А для чего? – удивилась она. – Ведь и так все это знали.

Симор съежился под взглядом Гордана, которым тот наградил его, и задал новый вопрос:

– Какие лекарства вы даете пациенту из палаты номер три?

– Только те, которые вы назначаете и которые готовил господин ассистент, – ответила она и удивленно посмотрела в сторону человека, стоявшего у окна. – А что случилось? – До нее вдруг дошла необычность ситуации.

– Ничего не случилось, – без причины повысил голос Симор. – Я только интересуюсь, откуда у Калаха взялись лекарства, которые я не назначал?

– Возможно, их назначил господин ассистент, – ответила она, и во взгляде ее читалась не только приветливость, но и упорство.

– Вы давали больному какие-нибудь голубоватые таблетки? – обратился к ней Гордан, и женщина недоуменно кивнула:

– Да, давала, я еще удивилась, что на пенальчике нет наклейки с указанием изготовителя.

– На каком пенальчике?! – вскрикнул Гордан, сделав шаг в ее сторону.

– На пенальчике с лекарством. Там было только написано, что принимать нужно по мере необходимости, но не более десяти таблеток в день. Я считала, что это успокоительное средство.

– А где этот пенальчик? – спросил Гордан и заметил, что Симор побледнел.

– А где ему быть? – раздраженно передернула плечами сестра Агата и непонимающе посмотрела на Гордана. – На подносе с лекарствами, которые готовятся для каждого пациента.

Капитан снова выглянул в окно на аллею, терявшую очертания в густеющих сумерках:

– И откуда он там взялся, вы, конечно, не знаете?

– Конечно знаю, – ответила монахиня, и с лица ее совершенно исчезло выражение беззащитной покорности. – Профессор его туда положил, – сказала она, опустив глаза, как бы вынуждая себя говорить правду.

– Что вы несете?! – крикнул Симор и встал напротив нее. – Как вам только в голову пришла подобная глупость?!

– Когда я брала поднос с лекарствами, эти таблетки там уже лежали, – упрямо повторила сестра и добавила: – Я спросила доктора Круза, что это за лекарство, а он ответил, что это вы положили его, а остальное – не мое дело.

– Что?! – вскрикнул Симор и беспомощно забегал глазами по комнате, а встретившись с суровым взглядом Гордана, завопил: – Где доктор Круз?! Где он?!

– Перестаньте, Симор! – вмешался капитан. – Все можно выяснить спокойно.

– Неужели вы этому верите?

– Все разъяснится, – повторил Гордан и посмотрел на профессора. – Поехали? – спросил он холодно.

– Куда? – испугался Симор. – Куда вы хотите ехать?

– А вы что, забыли? В Уотфорд, вас же ждут.

* * *

Высокие напольные часы, украшенные тонкой резьбой с изображением охотничьих сцен, пробили полночь.

Калахова молча сосчитала удары и выразительно посмотрела на Беера, мрачно вертевшего в руках рюмку с высокой ножкой.

– Боже, неужели полночь? – недоверчиво проговорила Кларин Графф и взглянула на свои часы. – Да, двенадцать.

– Где же он может быть? – сказал Беер и поставил рюмку на стол. – Может, что-то случилось?

– Вряд ли, – задумчиво заметила Калахова. – Не кажется ли тебе, Ник, что этих неприятных случайностей слишком много?

– Ради бога, не начинайте все сначала, – улыбнулась Кларин, поднимаясь из своего удобного кресла. – Вам что, непременно нужно весь вечер ругаться?

– Простите, – обиженно произнесла Калахова. – Я, пожалуй, пойду спать.

– Не уходи, – попросила Кэтлин, сидевшая рядом с проигрывателем, откуда неслась какая-то тоскливая мелодия. – Побудь еще немного с нами.

– Да-да! – захлопала в ладоши Кларин и беспечно предложила: – Пойдемте посидим на террасе, сегодня действительно прекрасная ночь. – Она с веселым видом подошла к широкой белой двери на террасу и распахнула ее настежь – занавеска, поднятая сквозняком, обвила ее фигуру.

– Ты похожа на фею, – засмеялся Беер, – занавеска – твое покрывало. Правда, для феи ты излишне одета.

– Ник, а ты когда-нибудь думаешь о чем-нибудь, кроме секса? – холодно оборвала его Кларин, даже не повернувшись в его сторону. – Не знаю, почему ты считаешь, что у феи самое прекрасное – тело под прозрачным покрывалом. Не забывай, самое прекрасное у нее – душа, чистая и тонкая.

– Это я на Востоке пропитался их пропагандой, – рассмеялся Беер и удовлетворенно ударил себя по колену. – С определенного времени я стал материалистом и душе предпочитаю тело.

– И часто ты говорил это своей жене? – засмеялась Кэтлин, садясь рядом с Калаховой на диван.

– Подождите, – вдруг прервала их Кларин и резко отбросила занавеску. – Слышите?

Беер что-то шептал Кэтлин на ухо, и оба громко засмеялись.

– Тихо! – властно приказала Кларин. – Слышите? Сюда кто-то едет.

– Что такое? – удивился Беер.

– Слышишь? – повернулась к нему Кларин, и Беер кивнул:

– Машина. Может, Симор?

– Кэтлин, включи погромче проигрыватель, – попросила Кларин. – Пусть он не думает, что у нас плохое настроение.

Беер вышел на террасу, оперся о перила и внимательно всмотрелся в дорогу. Через несколько секунд на ней показались круги света от фар. Они быстро приближались и наконец погасли у террасы.

Беер различил в темноте фигуры двух мужчин, выходящих из низкой спортивной машины.

– Вы все еще ждете нас, Ник? – послышался знакомый голос, в котором Беер узнал Гордана.

«А ему что здесь нужно?» – подумал Беер и с мрачным видом вернулся в гостиную.

Гордан первым стремительно ворвался в комнату и сразу оценил ситуацию. Победительно улыбаясь, он громогласно заявил:

– Прошу внимания, дамы! Я привез вам профессора Симора, но главное – отличную новость. Госпожа Калахова, мне приятно сообщить вам, что в понедельник утром вашего мужа выписывают из клиники и он будет опять с вами.

Глаза у всех расширились от удивления, а Калахова нервно переступила с ноги на ногу и с трудом выдавила:

– Правда?

Присутствующие наконец засмеялись, послышались радостные возгласы. Калахова растерянно смотрела на всех, как будто не понимая, почему они смеются, но тут же рассмеялась сама.

– Посмотрите-ка на нее! – выкрикивал Беер между приступами смеха. – Она даже хорошим вестям не верит!

– Холодный ужин ждет вас, господа, – возвестила Кэтлин, взявшая на себя роль хозяйки, и сделала приглашающий жест. – Наш вечер только начинается!

– Пусть Михал приезжает сюда, – говорил Беер, вытирая платком лоб, вспотевший от бурного смеха. – Я резервирую за собой право первым приветствовать его в нашем обществе.

– Прекрасное предложение! – кивнул Гордан, с облегчением подумав, что это ему на руку.

Калахова же радовалась, что они с мужем наконец будут вместе, что она снова сможет взять его под свою защиту, окружить заботой. Сейчас Гордан уже не казался ей таким опасным и загадочным. Да и Ник Беер стал прежним прекрасным человеком, словно не было взаимного непонимания и подозрительности.

Гордану хотелось поговорить с Кларин Графф, но та у стоики бара вполголоса беседовала с Кэтлин. Только когда из проигрывателя раздалась вихревая мелодия чардаша и Беер склонился перед Кэтлин, а та, поставив свой стакан, положила руки ему на плечи, Гордан подошел к оставшейся в одиночестве Кларин.

– Еще коктейль, мадам? – спросил он учтиво, а когда она кивнула, наполнил ее и свой стакан.

Они молча выпили, и Кларин указала ему на Калахову, сидевшую рядом с Симором на диване, – тот что-то настойчиво внушал ей, и она послушно кивала ему в ответ.

– Обратите внимание, господин Гордан, как сразу расцвела госпожа Калахова.

– Она, конечно, опасалась за мужа.

– Она живет для него, – кивнула Кларин, и на ее лице промелькнула грусть. – Я ей немного завидую. Хотелось бы пожелать, чтобы в Англии они нашли свое счастье.

– Мы все им этого желаем. – Голос Гордана прозвучал так искренне, что Кларин внимательно взглянула на него.

– Знаете, чего я не могу понять, господин доктор? Калах – известный во всем мире онколог, так почему же он не может найти себе в Лондоне приличную работу? Я хотела бы помочь ему, но не знаю, как это сделать. Собираюсь поговорить с мужем, чтобы он на время доверил Калаху врачебный кабинет в гостинице.

– Вы действительно хотите ему помочь?

– Конечно, – кивнула она, – очень хочу. Вы думаете, мне в самом деле следует поговорить с мужем?

– Вы сама можете ему помочь, – ответил вдруг Гордан глухим, мрачным голосом. – У меня есть одно предложение.

– Да? – удивилась Кларин и окинула его внимательным взглядом.

Гордан вытащил пачку сигарет «Уинстон» и предложил ей. Но прежде чем поднести зажигалку, многозначительным тоном произнес:

– Можете пообещать мне, мадам, что все, что я сейчас скажу вам, останется между нами?

– Раз это вам так важно, то почему бы и нет? – улыбнулась Кларин.

Гордан прислонился к стойке бара и встал таким образом, чтобы видеть всех присутствующих.

– Сначала небольшое вступление, мадам Графф, – ледяным тоном начал он. – Есть серьезное подозрение, что душевный недуг доктора Калаха вызван тем, что он, хотя, возможно, против своей воли, был привлечен к сотрудничеству с чехословацкой разведкой.

– Да вы что… – вырвалось у Кларин. Она потрясенно смотрела на него. – Это невозможно, господин Гордан!

– Возможно, – убежденно ответил он. – Это не только возможно, но и весьма вероятно. В Лондон он приехал не по собственной инициативе, его сюда послали.

Кларин покачала головой и решительно заявила:

– Я не могу этому поверить. Вы меня пугаете.

– Но-но! – засмеялся капитан и наклонился к ее уху. – Только не пугайтесь, Кларин. Можно мне называть вас Кларин, как в свое время это делал Браун?

Она судорожно схватилась за стойку, как будто ей стало вдруг плохо. Несколько мгновений она стояла с закрытыми глазами, потом перевела дыхание и посмотрела на капитана широко открытыми, полными ужаса глазами.

– Я думала… вы врач, – прошептала она дрожащим голосом и отвернула от него лицо.

– Теперь вам ясно, что я не врач, – сухо произнес Гордан и, дав ей время опомниться, добавил беззаботным тоном: – По крайней мере, теперь вы знаете, как со мной разговаривать, если господин Браун – мой приятель.

Она с жадностью отпила из стакана, чтобы смочить пересохшее горло. Слова Гордана доходили до ее сознания отрывками.

– Браун часто вас вспоминает. И жалеет, что ему не представилась возможность лично поблагодарить вас за сведения, собранные вами для него.

– Это был просто счастливый случай, – произнесла она машинально.

– Вы проделали все очень ловко, мадам. Чешская полиция до сих пор не подозревает, что вы сотрудничали с Брауном, – вкрадчиво улыбнулся Гордан и накрыл своей ладонью ее руку.

Она повернулась к нему и сказала твердым голосом:

– Ничего подобного я никогда больше делать не буду. И если вы от меня ждете чего-то в этом роде, то должна вас разочаровать: на меня не рассчитывайте.

– Да мне и во сне не пришло бы в голову злоупотреблять вашей красотой и сообразительностью и втягивать в какую-нибудь опасную авантюру, – сказал он вполголоса и сжал ее руку. – Речь идет лишь о небольшой услуге. Этим вы бы сделали доброе и Калаховым.

– Калаховым? Им я помогу с удовольствием.

– Я знал, что мы поймем друг друга. – И он поцеловал ей руку.

– Знаете, что меня приводит в ужас, Гордан? – спросила она, будто вспомнив что-то. – Я никак не могу смириться с мыслью, что Михал Калах – шпион. Вам это, наверное, покажется странным, но я просто не могу себе представить его в этой роли.

– А я и не утверждаю, что он работает против нас. Однако ряд признаков свидетельствует о том, что за ним кто-то стоит и руководит его поступками.

– Но могу этому поверить, – упрямо покачала головой Кларин. – Мне все это кажется фантастическим сном.

– Я понимаю, что для тех, кто знает доктора, это действительно кажется невероятным. Но мы, если позволите, во всей этой истории кое-что обнаружили. Поверьте, я не стал бы терять время и затруднять вас, если бы это была фикция. А потом… меня совершенно не радует мысль, что в один прекрасный день придется ликвидировать Калаха как иностранного агента. А это может случиться. И вот именно вы можете воспрепятствовать этому.