Текст книги "Сейф дьявола"
Автор книги: Йозеф Глюкселиг
Соавторы: Иван Гариш,Милан Грубер
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)
Постепенно с обеих сторон вводятся в бой дополнительные силы, и после тридцатиминутного боя атакующие мотострелковые части продвигаются через полосу обеспечения «противника».
Приблизительно через 3 километра снова бой, но на этот раз с превосходящими силами «противника» – десантирование с вертолетов частей непосредственно за полосой обороны «противника». «Валах» в составе атакующих частей действует отлично.
Над полигоном появляются густые дождевые облака, но солдаты вспотели так, будто палит солнце. Кажется, Гавелу не потребуется нырять в БДМК – он и так мокрый, хоть выжимай. Это еще одно свидетельство, что все относятся к происходящему крайне ответственно.
Непосвященному может показаться, что после десантирования с вертолетов мотострелковых частей на поле боя в какой-то момент началась суматоха, однако в действительности все проходило очень организованно.
Атака наступающих мотострелков, преодоление первой полосы обороны «противника», приказ прекратить наступление и закрепиться на достигнутых рубежах…»
– Отлично, – заявил Чернику вспотевший, как солдаты, Вондрачек.
– К сожалению, наше мнение об учениях не повлияет на оценку, которую даст посредник.
– Я хотел сказать, что фотографии будут отличные.
– В этом-то я не сомневаюсь. Вижу, ты здорово устал.
– Не беда, главное – у нас есть отличные кадры!
– По плану учений во второй половине дня должны начаться боевые стрельбы.
– Мне их снимать?
– Да, еще несколько фотографий нам не помешают. А я в это время съезжу в штаб и оттуда позвоню Краусу в редакцию.
– Зачем?
– Хочу задержаться здесь на несколько дней и посмотреть, чем закончится эта история с фашистским тайником.
– А как же репортаж?
– Я напишу его сегодня вечером у Пешла и передам тебе. Ты вместе с Бржезиной поедешь в Прагу, чтобы вовремя сделать фотографии.
– Кто же будет фотографировать заключительную фазу разминирования и открытие тайника? Ты хочешь, чтобы это сделал кто-нибудь другой?
– Тони, я боюсь, что там вообще запретят фотографировать. Помнишь, как тогда, когда водолазы вытащили из озера тот ящик? Если же будет разрешено снимать, я немедленно позвоню в редакцию я в понедельник ты сможешь сюда подъехать.
– Считаешь, что открытие тайника произойдет не раньше понедельника?
– Конечно.
– Хорошо, я согласен.
Они отправились к подразделению, солдаты которого как раз приступили к обеду. Свободник Гавел угостил журналистов консервированным мясом. Во второй половине дня Черник и Вондрачек опять сюда возвратятся. По крайней мере, они это планируют.
13
Збынек Краус относился к тому типу главных редакторов, которые читают все рукописи перед тем, как отправить в типографию. Он считал, что у руководителя, стоящего во главе редакции, нет и не может быть более важной задачи, чем прочтение рукописей. «Я отвечаю за то, что мы публикуем на страницах нашего журнала, – говорил обычно Краус своим коллегам, когда возникали споры на эту тему. – Читателей не волнует, сколько заседаний и совещаний я провел, их прежде всего волнует, какой материал мы ему предлагаем. И я кровно заинтересован в том, чтобы на страницы нашего журнала попадали материалы самые актуальные и с журналистской точки зрения безупречно обработанные. Именно поэтому я и читаю все вплоть до последней строчки, что у нас готовится к изданию».
От этих своих принципов Краус не отступал ни на шаг с первых дней работы в редакции журнала «АБЦ вояка». Один день в неделю он уделял чтению рукописей. К этому времени ответственный редактор Брандл готовил ему материал, который процеживался через «редакционное сито» и считался достойным занять место на страницах журнала. Материалы, которые с пометками и с визой главного редактора были готовы к опубликованию, Краус складывал в папку с надписью: «В печать». В конце рабочего дня Брандл забирал эту папку, а другие рукописи, на которых по тем или иным причинам отсутствовала виза, оставались на столе до окончательного решения их судьбы. Так было и на этот раз. Около папки с надписью: «В печать» – лежали две рукописи, на которых отсутствовала разрешающая резолюция Крауса. Главный редактор дочитал последний материал и обратился к секретарше:
– Яна, вызови ко мне Брандла.
– Сейчас.
Этот диалог между главным и секретаршей происходил через открытые двери, соединявшие кабинет Крауса и вытянутую, как пенал, приемную, где сидела секретарша. Эти двери редко закрывались. В основном они закрывались тогда, когда к Краусу прибывала с визитом какая-нибудь важная особа или когда в кабинете главного проходило совещание, которому мешали люди, приходящие в приемную.
О том, почему главный всегда оставляет двери открытыми, в редакции ходило множество догадок, полных иронии и язвительности. Дольше всех держалась версия, что Краус интересуется, о чем сотрудники беседуют с секретаршей. Часто это бывали довольно пикантные разговоры, содержание которых другим путем он бы никогда не узнал, даже если бы очень захотел. Может, именно это не особенно лестное объяснение было ближе всего к истине. Но Краус, до которого молва донесла эту информацию, все оставил по-прежнему – двери держали открытыми. И теперь, когда появился Брандл, Краус указал ему на стул, на котором тот обычно сидел.
– Послушай, Йозеф, мне тут кое-что не нравится.
– Ты имеешь в виду статью Крейзловой?
– Нет, ее статью можно подработать. А вот этот материал о раке – неужели он тебе нравится?
– Конечно, не бог весть как написано, но опубликовать можно.
– А я считаю, что этого как раз нельзя делать. Ведь это чистый плагиат. Ничего нового автор не говорит, сообщает лишь давно известные факты. На четырех страницах повествует о том, что лучшие специалисты взялись решать вопрос лечения раковых опухолей, и только на пятой осчастливливает вас сообщением, что самый эффективный способ лечения раковых заболеваний на начальном этане – хирургическое вмешательство, а потом облучение. Нет, Йозеф, я решительно не согласен публиковать такой материал! Подобные статьи только вызывают излишние переживания. Помнишь, как в прошлом году Рубаш опубликовал статью о лекарствах, которые необходимо принимать при раковых заболеваниях? Надеюсь, не надо напоминать, что из этого вышло?
Брандл хорошо помнил тот злосчастный случай. Рубаш взял интервью у известного онколога о лечении опухолей. Всем в редакции материал очень понравился, но вдруг, как гром с ясного неба, пришло письмо из города Теплице от одной читательницы, которая протестовала против подобных материалов: «Вот уже полгода я скрывала от мужа, что он неизлечимо болен, а вы своей статьей мне все испортили. Вы опубликовали список лекарств, которые выписывают для лечения злокачественных опухолей. Муж прочитал эту статью, что привело его к серьезному нервному расстройству. Я считаю, что подобные статьи печатать нельзя: они отрицательно влияют на психику больных…» Рубаш понял, что допустил серьезную ошибку, и зарекся писать что-нибудь о неизлечимых болезнях.
– Кто автор статьи? – спросил Краус. – Кроме того, что он доктор Пресл, я ничего о нем не знаю. Он что, врач?
– Нет, юрист.
– А почему юрист занялся медицинскими проблемами?
– Видишь ли, он уже пожилой человек, пенсионер, вот и решил – как бы это тебе сказать? – ну, одним словом, немного подработать…
– Черт возьми! Вы что же, хотите превратить нашу редакцию в филиал собеса? Я ничего не имею против пенсионеров, но в последнее время они что-то очень часто стали наведываться к нам. Один несет чепуховые кроссворды, другой – старинные шахматные задачи, третий – шутки, которые выдает за свои, а на самом деле переводит их из иностранных журналов. Если автор принес статью по вопросу, в котором он действительно компетентен, если этой проблемой он действительно занимался долгое время – пожалуйста, я первый проголосую за то, чтобы этот материал был опубликован. Но, к сожалению, таких авторов у нас мало, большинство интересуют только гонорары. Таких, с позволения сказать, авторов я печатать не разрешу. Кстати, как к нам попал этот Пресл? Он что, твой знакомый?
– Нет, он не мой знакомый. В редакцию его привел Валек, они – соседи по даче.
– Ах вот оно что! Значит, с помощью нашего журнала мы будем улучшать отношения между соседями по даче? Чудесно! Вместо того чтобы приводить сюда всяких пенсионеров, Валек лучше бы искал себе помощников в воинских частях. Но об этом я с ним сам поговорю. А статью о лечении рака вернуть автору и больше ничего у него не принимать! Ясно?
– Ясно. А как быть со статьей Крейзловой?
– О радиолюбителях? Доработать! Но фотоматериал к ней необходимо достать новый. Неужели Крейзлова не понимает, что снимки такого качества невозможно публиковать. Одним словом, помоги ей. Все! Можешь забирать статьи. Я пойду навещу Рубаша, хочется взглянуть, чем он сейчас занят.
У Крауса была привычка время от времени заходить в кабинеты к своим сотрудникам и беседовать с ними не о работе, а о многочисленных вещах, которые волнуют людей. Таким беседам он придавал огромное значение, так как считал, что хорошие личные отношения между сотрудниками – залог отличной работы всего коллектива.
Около двери в кабинет Рубаша Краус увидел начальника военного отдела и изменил свой план.
– Любош, пойдем-ка ко мне. Я, признаться, думал, что ты сейчас на аэродроме.
– Я уже был там.
– И каковы успехи?
– Все в порядке. Репортаж ко Дню авиации будет готов вовремя.
– Отлично! Надеюсь, тебя там хорошо приняли?
– Этого я бы не сказал, но главное – материал будет.
– Расскажи, пожалуйста, поподробнее о своей поездке к авиаторам.
– На аэродроме я, конечно, был, но репортаж обещал написать Данда.
– Но ведь он в госпитале!
– Правильно, он в госпитале, но взялся за эту работу. Я вчера с ним переговорил. Сначала эту статью хотел написать я сам, собрал кое-какой материал на аэродроме, но Данда меня уговорил поручить это ему, так как у него есть интересные факты. К завтрашнему дню все будет готово.
– Он что же, будет работать прямо в палате?
– Данда себя не так уж плохо чувствует, на следующей неделе его обещали выписать.
– У него что же, был подготовлен материал еще до того, как он попал в эту злосчастную аварию?
– Точно не знаю, но, кажется, он собрал необходимый материал непосредственно в госпитале. Там с ним лежит один летчик…
– Чудесно! Ко Дню авиации у нас будет репортаж из госпиталя. Теперь я не удивляюсь, почему пилоты избегают беседовать с журналистами. Даже в страшном сне трудно себе такое представить: репортаж ко Дню авиации из госпиталя…
– Но Данда меня заверил, что у него отличный материал.
Неожиданно раздался телефонный звонок.
– Краус у телефона. Говорите, пожалуйста, громче, я плохо вас слышу. Это ты, Петр? Что случилось? – Главный внимательно выслушал, потом сказал: – Хорошо, я согласен, пусть репортаж привезет Вондрачек, а ты можешь остаться. До свидания! – Краус положил трубку и с минуту молча смотрел на телефонный аппарат. – Это надо же, вот уж действительно везет!
– Неужели опять какие-нибудь неприятности с этим Черником?
– Наоборот, на Доброводицком полигоне обнаружили заминированный фашистский тайник. И Петр как раз при этом присутствовал. Везет же парню!
– Главное – чтобы он чего-нибудь не выкинул, – язвительно заметил Валек.
Главный редактор внимательно посмотрел на начальника отдела:
– Ну-ка, Любош, закрой, пожалуйста, поплотнее дверь. Вот так. А теперь слушай меня внимательно. Репортаж ко Дню авиации я поручил написать тебе, лично тебе. Поэтому завтра или в крайнем случае в понедельник утром ты мне этот материал обязан принести. Если Данда напишет статью, отлично, мы опубликуем ее в следующем номере. Ясно? И вот еще что… В последнее время мне не нравится твое отношение к работе. Ты потерял когда-то присущие тебе хорошие качества: добросовестность и ответственность за порученное дело. Мне кажется, что руководящая должность вскружила тебе голову. К коллегам ты относиться свысока, не замечаешь их достоинств…
– Ты имеешь в виду Черника? – попытался вставить хоть слово Валек.
– Потрудись не прерывать меня, у тебя еще будет возможность высказаться. Я имею в виду не только Черника, но и других, например Брандла. Мне очень не нравятся твои постоянные выпады против него. Мне лучше знать, сколько времени ему сидеть в моем кабинете, а сколько – у рабочего стола. Что же касается твоих насмешек, что Брандл умеет только править чужие рукописи и вычитывать корректуру, я тебе вот что скажу: если бы ты написал столько репортажей, фельетонов и рецензий, сколько их в свое время написал Брандл, с твоим характером у тебя давно голова пошла бы кругом. Это я уговорил когда-то Брандла оставить журналистскую работу и стать ответственным секретарем редакции, то есть заняться очень неблагодарной, но нужной нам всем работой. Это что касается Брандла.
Но так же ты относишься и к другим. Люди, конечно, не ангелы, у каждого свои недостатки, но надо уметь видеть в них прежде всего хорошее. А ты, вместо того чтобы создавать в коллективе деловую обстановку, нервируешь сотрудников своими постоянными придирками. Например, я никогда не слышал от тебя хотя бы одно доброе слово о Крейзловой или о Грубере. Я не хочу сказать, что это гении журналистики, но работают они честно, добросовестно, ты же своим отношением убиваешь в них веру в себя, а в нашей работе без этой веры просто не обойтись.
Да, и вот еще что. Когда-то ты отличался инициативой, куда же она сейчас делась? В качестве нештатных корреспондентов ты рекомендуешь в редакцию каких-то пенсионеров, вместо того чтобы искать себе помощников в воинских частях. В последнее время ты вообще перестал ездить в командировки. Недавно я просмотрел тетрадь учета выступлений наших журналистов перед читателями: ты был на такой встрече в декабре прошлого года, да и то не в части, а в партийной организации ЖЭКа. Мне кажется, этого слишком мало. Вот все, что я хотел сказать тебе с глазу на глаз. Хотя я долго думал: может, стоит обо всем этом рассказать в партийном комитете? Ты хочешь мне что-нибудь сказать?
– Все, что ты мне сообщил, я обдумаю. Или ты считаешь, что мои дела плохи и лучше подать рапорт об увольнении?
– Оставь, пожалуйста, эти фокусы для кого-нибудь другого. Если ты меня внимательно слушал, я ни слова об этом не сказал. Просто хочу, чтобы ты серьезно задумался.
– Постараюсь.
– Да уж постарайся, и побыстрее. А теперь я тебя больше не задерживаю. Зайди, пожалуйста, к Брандлу и забери у него писанину доктора Пресла – я ее забраковал. Можешь вернуть этот, с позволения сказать, материал своему соседу. И постарайся искать себе нештатных корреспондентов в воинских частях, а не на дачных участках.
Майор Валек в расстроенных чувствах закрыл за собой двери.
– Оставь их открытыми! – крикнул ему вслед Краус, а про себя подумал: «Теперь их уже можно не закрывать».
14
Погода на Шумане значительно ухудшилась. Не лучше было и настроение у подполковника Гумла, когда он вошел в кабинет майора Ворличека и, представившись, увидел Петра Черника и Антонина Вондрачека.
Майор Ворличек сразу стал ему охотно объяснять:
– Товарищ подполковник, это хорошо, что вы уже приехали. Ночлег вам обеспечен. Вас ждет комната в соседнем здании, шофера мы тоже не обидим. Конечно, это не фешенебельный отель – у нас тут условия, приближенные к боевым. Но место, где можно поспать и умыться есть. Если вы захотите остановиться в гражданской гостинице, то это я организую в Рудонице или в Краловице…
– Товарищ майор, меня сейчас меньше всего интересует номер в гостинице. Я хотел бы побыстрее попасть на место, где был обнаружен тайник. Кто сможет меня туда проводить?
– Это могу сделать и я, но хорошо бы вам предварительно побеседовать с поручиком Рихтермоцем.
– А кто это? Специалист из МВД? От них кто-то должен подъехать.
– Поручик Рихтермоц – командир саперного взвода. Его солдаты осуществляли разминирование подходов к тайнику после того, как там произошло чрезвычайное происшествие.
– Мне никто не говорил, что тут произошло ЧП.
Майор Ворличек коротко рассказал подполковнику о случившемся.
– Какие мины там обнаружены?
– Немецкие противопехотные. Но лучше и подробнее вам о них расскажет поручик Рихтермоц. Товарищ ротмистр, найдите поручика Рихтермоца и передайте ему, чтобы он немедленно прибыл сюда.
Ротмистр не спеша поднялся с койки, на которой сидел вместе с Черникой и Вондрачеком, и направился к двери, но в последний момент все же заметил:
– Поручик Рихтермоц должен прибыть сюда в четырнадцать ноль-ноль, сейчас его будет довольно тяжело найти.
– Вы правы, я забыл, что сам приказал Рихтермоцу прибыть к этому времени. Ладно, все равно, товарищ подполковник, раньше чем в семнадцать часов к тайнику мы не попадем.
– До шестнадцати тридцати на полигоне будут проводиться боевые стрельбы, а там, где обнаружен тайник, у артиллеристов мишенное поле.
– Ну, порадовали вы меня!
Ворличек предложил гостю из Праги стул, но Гумл отказался:
– Благодарю, я лучше прогуляюсь немного. А вы тут случайно или опять приехали писать оды на работу саперов? – спросил он у Черника.
– Мы приехали, товарищ подполковник, на тактические учения, но, на наше счастье, тут обнаружили заминированный тайник, – ответил Черник как можно учтивее, так как в тоне и в содержании вопроса уловил иронические нотки, а потом спросил у Гумла напрямик: – Вам неприятно наше присутствие тут или вы что-нибудь имеете против репортажа, который я написал о работе саперов и Загорском заповеднике?
– Мне не понравилось ваше поведение. Вы обещали показать статью перед тем, как опубликуете ее в журнале, но не сделали этого.
– Правильно, обещал, но, к сожалению, не сумел этого сделать, за что прошу меня простить. Дело в том, что события развивались совсем не так, как я предполагал. Сразу же после командировки в горы меня послали в Монголию. Статью я успел дописать, а проконсультироваться с вами времени не хватило. Но, надеюсь, вы ничего не имеете против содержания статьи?
– Конечно, имею. Вы изобразили меня каким-то Гераклом, но забыли, что кроме меня в разминировании участвовало еще несколько десятков человек, которые, как и я, внесли свою лепту в успех всего дела.
– О работе солдат я написал, но все же центральной фигурой были вы, товарищ подполковник. Из земли вытаскивали мины именно вы, и ликвидировали их тоже вы.
– По инструкции эту работу должен делать кто-то один, но не надо думать, что поручается она самому смелому или, более того, герою.
– Может быть, вы не считаете это геройством, но…
– Давайте лучше прекратим этот разговор, товарищ Черник, мы вряд ли выработаем общую точку зрения. И на будущее, пожалуйста, учтите – я не хочу фигурировать в ваших статьях в качестве героя.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Подполковник понял, что он тому виной, и решил хоть как-то сгладить негативный эффект от своих слов:
– Вы тут давно?
– Со вчерашнего дня.
– Ходили за грибами?
– Нет, не было времени.
– А грибов здесь, товарищ подполковник, полно, – вступил в разговор майор Ворличек. – Вчера ротмистр Кыдличек принес целую сумку.
– Это чистая правда, – заговорил ротмистр, – но когда я их срезал, добрая половина оказались червивыми. Сейчас в лесу очень сухо. Если бы пошел дождь, грибов было бы намного больше.
– Для грибов дождь был бы полезен, а вот для нашего дела – совсем наоборот. Я бы, например, очень хотел, чтобы такая погода продержалась хотя бы до конца завтрашнего дня, – отозвался Гумл.
– Я считаю, товарищ подполковник, что дождь все же будет: посмотрите, как небо заволакивает тучами. Самое позднее, к вечеру пойдет дождь, уж это точно, – сказал ротмистр.
– Если бы это был небольшой грибной дождик, то еще ничего. Но я знаю по опыту, что если на Шумаве начинается дождь, то он может идти недели две, – вставил Черник.
– Что там две недели, – добавил ротмистр, – бывает, что здесь все лето идет дождь. На Шумаве самая хорошая погода, должен вам сказать, в сентябре.
Они еще поговорили о погоде. Когда подполковник Гумл собрался уходить, к нему обратился Петр Черник:
– Вы разрешите, товарищ подполковник, сопровождать вас на место разминирования?
– На это, пожалуйста, не надейтесь.
– Я, конечно, понимаю, что нельзя находиться прямо у подземного тайника, но где-нибудь поблизости…
– Уверяю, разрешение на это вам не дал бы и сам министр…
– Но могу я хотя бы надеяться, что вы подробно проинформируете меня о том, что обнаружите?
– В том случае, если мы с вами еще увидимся.
– Вы что же, допускаете возможность несчастного случая во время разминирования?
– Вот уж об этом я как раз не думал. Только журналисту могла прийти в голову такая мысль! Я считал, что мы сегодня вечером расстанемся, только и всего.
– Если вы будете ночевать здесь, я утром мог бы за вами заехать.
– Не знаю, где буду ночевать. Лучше бы, конечно, дома. – Подполковник Гумл вспомнил о своих неосуществленных планах на вечер и, чтобы не расстраиваться еще больше, поспешил выйти из комнаты, попросив Ворличека: – Товарищ майор, я приду к двум часам. Если поручик Рихтермоц появится раньше, попросите его, пожалуйста, подождать меня.
Хотя Черник не был особенно доволен разговором с Гумлом, надежды он все же не терял.
– Кстати, Антонин, – обратился он к своему коллеге, – а не взглянуть ли нам на боевые стрельбы?
– Если ты решил, то поехали! – согласился Вондрачек.
* * *
Подполковник Гумл с поручиком Рихтермоцем приехали на то место, которое несколько дней назад Арношт Вондржих назвал Барсучьей норой, после восемнадцати часов. На поляне около скалы их встретил рядовой Дворжак и доложил, что никаких происшествий не случилось.
– Как вы себя чувствовали во время канонады? – спросил у подчиненных поручик Рихтермоц.
– Нормально, товарищ поручик. Было видно, как в учебном классе.
– Прятались в укрытие, как я приказывал?
– Прятались, но видно было хорошо.
– Обед вам доставили вовремя?
– Конечно, вот только с сигаретами дела хуже. Чалоун и Валента не курят, а мне с Неметом без сигарет тяжело.
– Ничего, – заметил Рихтермоц, – зато для здоровья это полезно.
Он достал пачку сигарет и предложил их солдату. Между тем они подошли к входу в подземелье. Поручик показал Гумлу, как были заминированы подходы к тайнику, и, наконец, саму дверь:
– Посмотрите, товарищ подполковник, около каждого болта нанесен какой-то знак. Именно это и натолкнуло меня на мысль, что дверь тайника может быть заминирована изнутри.
– Не исключено.
Гумл наклонился над дверью и осторожно провел пальцами по ее поверхности. Поручик, наблюдая за действиями Гумла, вспомнил, как один из преподавателей училища часто повторял им, что лучшим инструментом сапера являются его пальцы. Курсанты шутили по этому поводу, но сейчас Рихтермоцу стало ясно, насколько прав был преподаватель.
– Слишком много загадок для одной двери. Не кажется ли вам, поручик, что любой из этих восьми болтов может быть соединен со взрывателем внутри тайника?
– Именно поэтому я и попросил помощи, одному мне в этом просто не разобраться.
– А вы думаете, специалист знает ответы на все вопросы? Меня тоже очень смущают эти знаки. Они все разные, практически невозможно определить, что они обозначают. Поэтому, мне думается, чтобы попасть в тайник, придется прорывать боковую штольню.
– Но стены тайника сделаны из бетона.
– Все равно, лучше пробивать бетон, чем дразнить дьявола. Кроме того, если дверь тайника минирована изнутри, где-то кроется второй вход или выход. Ведь саперы, минировавшие тайник, должны были каким-то образом его покинуть.
– Неясно также, зачем они установили мины на внешнюю сторону двери?
– Причина, конечно, была. Она же заставила фашистов заминировать и подходы к тайнику. Вероятно, они очень дорожили содержимым тайника или же тут проявилась пресловутая немецкая пунктуальность.
– Значит, придется еще раз произвести инженерную разведку местности вокруг скалы, – без особого энтузиазма констатировал Рихтермоц.
– Безусловно. Я думаю, сначала нам придется проникнуть в подземелье отсюда, а потом уже искать другой вход. Не сомневаюсь, что он заминирован так же основательно, как этот, а может, еще основательнее. Мне кажется, здесь находится какой-нибудь запасный выход или вход в вентиляционную шахту.
– Неужели фашисты стали бы так минировать вентиляционную шахту?
– А почему бы нет? Раз через нее можно проникнуть внутрь подземелья, значит, и заминирована она должна быть так же, как основной или запасный вход. Где вы складировали немецкие мины?
– Возле валуна.
Подполковник с поручиком направились к импровизированному складу мин. Гумл внимательно осмотрел все мины.
– Вы, товарищ поручик, абсолютно правильно определили тип мин: фашистские противопехотные. Противная штука. Если не ошибаюсь, вы сказали, что они были установлены в шахматном порядке?
– Не точно в шахматном, но похоже на то. Взгляните, пожалуйста, на схему, которую я вычертил.
– Никак не могу понять, с какой целью фашисты заминировали такую большую поляну. Это может свидетельствовать о том, что тайник расположен непосредственно под этим минным полем или где-то здесь находится основной вход в подземелье.
– Это, товарищ подполковник, исключено. Мы здесь все тщательно осмотрели, сантиметр за сантиметром…
– С помощью щупов?
– Так точно.
– С помощью щупов вход в тайник обнаружить очень трудно. Если бы местность исследовали миноискателями, то, может, вход и нашли бы.
– И все же мне кажется, что вход, который мы обнаружили, является главным.
– Весьма сомнительно. Разве можно через такой узкий вход в тайник заносить ящики с документами, оружие, оборудование и тому подобные вещи?
– А что, если тут должен был располагаться подземный командный пункт? Я слышал, что немцы собирались построить на Шумаве командный пункт для фашистской авиации…
– Этот вариант возможен, но разве стали бы они так основательно минировать командный пункт, который так никогда и не вступил в строй? Думаю, что нет. Это скорее один из подземных тайников, которые фашисты создавали руками военнопленных.
– Что будем в таком случае делать?
– Как у вас с инструментом?
– Кроме штатных саперных инструментов, ничего нет.
– Для того чтобы ломать бетонные стены, этого явно недостаточно.
– Может, послать шофера за недостающим инструментом?
– Который сейчас час? – задал Гумл вопрос – скорее риторический, потому что тут же посмотрел на часы.
– Почти семь часов. Пока шофер вернется, будет приблизительно восемь тридцать. Лучше перенесем все на утро.
В душе подполковник уже смирился с мыслью, что ночевать ему все равно придется на полигоне и двадцатую годовщину свадьбы он не сможет встретить в кругу семьи.
– Приедем сюда завтра, с самого утра. В первую очередь займемся ликвидацией найденных мин, а уж потом будем пробивать бетонную стену. Если у вас, товарищ поручик, нет возражений, то давайте поедем. Сегодня мы все равно тут много не сделаем…
Поручик Рихтермоц перед отъездом проинструктировал рядовых Немета и Валенту, остающихся у скалы на ночь, а Дворжака и Чалоуна решил забрать с собой.