Текст книги "Сейф дьявола"

Автор книги: Йозеф Глюкселиг

Соавторы: Иван Гариш,Милан Грубер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

– Но ведь мы ему обещали! – запричитал Калах так, что сразу стал ей противен.

– Як Нику заходила, – резко сказала она. – Я свое слово сдержала.

– Почему же ты его не разбудила?

– Его невозможно было разбудить: полмарин действительно хороший препарат, – отрезала она и слегка улыбнулась.

Калах обиженно смолк, сочтя это оскорбительным намеком в свой адрес. Потом опять прилип к заднему стеклу.

– Все время этот твой Ник, Ник! – выкрикнула Мирка. – Вспомни, что он тебе наобещал! Только подумай, сколько лет он кормил тебя своими обещаниями. Ты всегда ему верил, а что исполнилось?

Колеса взвизгнули, когда Кларин на полном ходу свернула к аэродрому.

– Вы ведете себя так, будто мы убегаем! – вскрикнул Калах злобно.

– А ты возражал бы? – спросила Мирка.

– Я? Что за шуточки?! Куда вы меня везете? – закричал он, увидев здание аэропорта, перед которым машина остановилась, в последний раз простонав измученными шинами.

Кларин оторвалась от руля, посмотрела на Михала и молча подала ему бумажник.

Когда он, ничего не понимая, раскрыл его, то увидел паспорт со своей фотографией.

– Что это значит? – захлопнул он обложку документа, как будто испугавшись.

– Ты действительно не понимаешь, Михал? – укоризненно спросила его жена. – Мы возвращаемся домой!

– Домой? – изумленно повторил он и вдруг рассмеялся: – Ты сошла с ума. Симор был прав, когда хотел засадить тебя в свой санаторий.

– Михал! – выдохнула она, голос ее сорвался, из глаз брызнули слезы.

– Никуда я не вернусь, поняли?! – выкрикивал он как помешанный. – Никуда, ни в какую Прагу, ни в какую тюрьму! Мое место в Лондоне! Я получил предложение…

– Фальшивое, – холодно улыбнулась Кларин. – Но теперь это действительно неважно, потому что сегодня вечером или завтра утром волны выбросят на берег твой труп. Ты должен умереть. Мне это стало известно.

– Боже мой! – захлебнулся он от ужаса. – Что все это значит?

– Твой конец, Михал, – сухо подтвердила Графф.

– Что вы хотите со мной сделать? – Он резко затряс Кларин за плечо: – Кто ты, собственно, такая?

– Близкая знакомая профессора Симора, – ответила она, глядя вперед, – поэтому мне известно, что профессор убивал центры твоей памяти полмарином согласно приказу капитана британской секретной службы Гордана. И не думай, Михал, что теперь Симор едет сюда ради меня… У тебя только два пути – или ты выйдешь с нами и сядешь в самолет – это путешествие для тебя означает жизнь, – или останешься и еще сегодня вечером умрешь.

Собственные слова подстегнули и Кларин: она резко распахнула дверцу машины и выскочила из нее.

– Скорее! – крикнула она Калаховой – та подхватила все еще упиравшегося, не успевшего опомниться мужа и потащила его за собой в здание аэропорта.

Они пробежали мимо носильщиков и таксистов, пробрались сквозь очереди пассажиров, окружавших окошки авиакомпаний, и по террасе направились к залу регистрации. Когда Кларин бросила взгляд на стоянку у здания аэропорта, где стоял ее серебристый «роллс-ройс», то заметила желтую спортивную машину марки «опель», которая резко тормозила. Из нее выскочил Ник Беер и изо всех сил помчался к зданию аэропорта.

Кларин схватила Калаха за руку и побежала по летному полю к небольшому самолету, от которого уже отсоединили шланги заправочных машин, а водитель сел за руль трапа.

– Подождите! Подождите! – крикнула Кларин и отчаянно замахала стюардессе в голубой форме, собиравшейся захлопнуть дверцу самолета. – Подождите… – все еще шептала она, ступив на первую ступеньку трапа.

– Мадам Графф?! – к удивлению всех, воскликнула девушка в форме. – Скорее, скорее! – нетерпеливо подогнала их по-чешски стюардесса.

– Мы успели, успели! – повторяла Мирка Калахова, вытирая текущие по лицу слезы.

– Дамы и господа! Приветствую вас на борту чехословацкого самолета, выполняющего рейс по маршруту Рабат – Прага… – раздалось в громкоговорителе, и у Кларин вдруг заложило уши. Все звуки исчезли, остался лишь стук ее собственного сердца.

Турбины взревели, самолет дернулся и медленно покатился по взлетной полосе. Кларин несколько раз глубоко вдохнула в себя воздух и, чтобы успокоиться, повернулась к окну. Она увидела мужчину, суматошно метавшегося по бетону аэродрома. Полный достоинства марокканский полицейский решительно оттолкнул его от себя, когда он попытался схватить марокканца за рукав.

В тот момент, когда колеса оторвались от земли, фигура Ника Беера слилась с серым бетоном и он растворился в жарком дыхании турбин, как тяжкое воспоминание.

– Что вы желаете? – услышала Кларин над собой, а когда повернулась на голос, то увидела милую, дружескую улыбку. Она принадлежала стюардессе, а предназначалась потрясенному, красному как рак Калаху, который именно в эту минуту понял, что наконец дождался первого привета с родины.

Когда они проходили через таможенный зал аэропорта в Рузине, Кларин стала нерешительно озираться, будто пытаясь нащупать глазами точку, которая помогла бы ей окончательно обрести равновесие. И вдруг услышала тихий голос:

– Кларка!

Она сразу узнала его, хотя не слышала более пяти лет. Нетерпеливо обернулась и увидела раскрытые объятия, сияющие глаза и улыбающиеся губы. Она бросилась в эти объятия и смогла лишь произнести:

– Пять лет! Боже мой, пять лет!

– Да, именно столько времени мы не виделись, Кларка, – подтвердил голос.

– Но все это время я была с вами, – горячо шептала она в воротник пиджака этого человека. – Все это время я чувствовала ваше присутствие и жила сознанием, что вы меня никогда не забудете.

– Ну как же я мог, Кларка! – сказал полковник Гора и еще раз радостно сжал ее в объятиях. – Мы все о тебе думали!

Потом они сидели в ресторане и смотрели на летное поле, и Гора напомнил ей, как она боялась, что не справится с работой в Лондоне. Кларин рассмеялась:

– Вы мне тогда такие комплименты делали! Что раз уж я справилась с господином Брауном, то наверняка справлюсь и с остальными!

– Это был вовсе не комплимент, – быстро возразил полковник. – Я верил тебе, как самому себе. За все эти пять лет я ни на минуту не усомнился в том, что ты справишься.

Она кивнула:

– Вы не представляете, как меня поддерживала эта вера. И сколько раз она была единственным, что у меня оставалось!

Полковник хотел было еще что-то сказать, но только покачал головой, взял ее за руку и, слегка сжав ее тонкие пальцы, показал через стеклянную стену на улицу:

– Посмотри!

Кларин увидела Калаховых, которые как раз садились в машину.

– Я бы могла еще кое-что сделать в Лондоне, – тихо сказала она.

– У нас и дома для тебя достаточно работы, – напомнил полковник с улыбкой. – Послезавтра вас ждет пресс-конференция, тебе придется рассказать, что они сделали с этим австрийским журналистом.

– Я могу показать даже его фотографии в инвалидной коляске. После операции на мозге у него парализованы ноги.

– Посмотрим, что на это ответит Запад.

– Главное, меня интересует Гордан, – засмеялась она. – Хотела бы я видеть, как он будет объяснять полковнику Роблину, что, собственно, случилось. Скорее всего, свалит все на несуществующего капитана Боркина.

– Боркина, конечно, не существует, зато имеется кое-кто другой, – сказал полковник. – Кое-кто, от кого мы узнали о разговоре в «Уайте-клубе», о драке под Марбл-арч и об Аляске.

– Я рада, что кто-то сможет завершить то, чего не успела я, – задумчиво кивнула Кларин и вдруг нетерпеливо попросила: – Отвезите меня в Градчаны: я хочу поздороваться с Прагой…

А в это время в одном из многочисленных парижских бистро сидела Кэтлин. Потягивая коктейль, она любовалась Эйфелевой башней, залитой лучами солнца, время от времени вынимала из сумочки открытку и перечитывала строчки, написанные рукой Стаха. Открытка пришла из Гонолулу, на ней было начертано: «До свидания через неделю в Лондоне».

* * *

Доктор Михал Калах и его жена по возвращении в Чехословакию включились в привычную жизнь. Оба живут и работают в Праге и редко вспоминают свою ужасную авантюру. Но их дело для чехословацкой секции британской секретной службы стало подлинным стихийным бедствием. Сэру Роблину пришлось подать в отставку, капитан Гордан уехал из Лондона, а профессор Симор так и не попал в Кордову, где собирался купить санаторий. Не менее печально сложилась и судьба Беера.

Ярмил Стах в 1972 году погиб в автомобильной катастрофе в одном из городков Северной Италии. Кэтлин Халаши была убита у себя дома в июне 1973 года. Убийце удалось скрыться…

Иван Гариш
Операция в Стамбуле
повесть

1

Полковник американской секретной службы Джон К. Говард на первый взгляд производил впечатление человека симпатичного и приветливого. Несмотря на то что до шестидесятилетнего рубежа ему не хватало всего нескольких месяцев, он не превратился в старика, вздыхающего по давно минувшим дням, и не пытался выдать себя за нестареющего супермена. Он всегда старался быть самим собой, сохранять физическую и душевную форму. Бесспорно, он обладал определенным личным обаянием, которое позволяет, скажем, посредственным певцам овладевать вниманием переполненного зрительного зала, а затрапезным чинушам становиться крупномасштабными аферистами.

Его жена была на двадцать лет моложе. Она принадлежала к одной из тех нескольких сот американских семей, которые правили этой страной не потому, что они осуществляли ее политику, а потому, что подчиняли ее своим интересам. Итак, Говард принадлежал к числу избранных и вообще мог бы ничем не заниматься. Мог, и тем не менее более тридцати лет занимался одним и тем же делом.

Это произошло потому, что Говард по натуре был игрок и актер. Чем лучше он выступал в роли актера, тем хуже была та игра, в которую он играл. И сценой, на которой велась эта игра, с молодых лет стала для него американская секретная служба. Он располагал несметным количеством случайных знакомств, и все эти знакомые боготворили его. Те, кто знал его ближе, испытывали перед ним страх, а на узкий круг людей, раскусивших Говарда до конца, его имя наводило ужас.

В день прилета Говарда в Мюнхен настроение Вольфганга Штрайтцера, директора экспортно-импортной компании ТАНАСС ЛТД., являвшейся прикрытием для американской секретной службы, нельзя было назвать хорошим. Он принадлежал к числу тех людей, которые Говарда знали близко и которые его очень боялись.

Их знакомство состоялось в лагере военнопленных через несколько дней после окончания второй мировой войны. Тогда Штрайтцер прозорливо рассудил, что для него будет значительно выгоднее, если он не станет очень уж хвастаться своими заслугами офицера абвера. Поэтому он раздобыл для себя документы рядового унтер-офицера продовольственной службы. Потом его вызвал на допрос улыбающийся майор американской армии, оставлявший впечатление симпатичного человека, и долго дружески с ним беседовал. В тот момент когда Штрайтцер уже и не думал, что его легенда может провалиться, майор Говард достал личное дело лейтенанта абвера Вольфганга Штрайтцера… С того дня Штрайтцер стал сотрудником американской секретной службы.

Пока Говард находился в Европе, они встречались довольно часто. Штрайтцер старался изо всех сил заслужить признание. И наконец, перед отъездом в США Говард назначил его директором фирмы ТАНАСС. Это был известный филиал секретной службы, и Штрайтцер был доволен.

После этого встречи с Говардом стали редкими. Но Штрайтцер никогда не забывал, что скрывается на самом деле за приветливой улыбкой и личным обаянием этого американского полковника. Каждый раз, когда ему приходилось встречаться с ним, его переполняло чувство какой-то неуверенности.

Вот и сейчас, стоило Говарду нежданно-негаданно появиться в его кабинете, как у Штрайтцера возникло чувство, будто он снова сидит перед американцем в лагере военнопленных.

– Как долетели, мистер Говард? – вежливо спросил Штрайтцер по-английски с типичным для немца акцентом.

Говард сидел в кресле с мягкой улыбкой на лице, и казалось, что в этот момент его ничто не интересует, кроме сигары, которую он сосредоточенно раскуривал.

– Благодарю… – ответил он и с улыбкой посмотрел на Штрайтцера. – Я был бы чрезвычайно доволен, если бы так же благополучно вернулся в Нью-Йорк.

Говард встал и посмотрел в окно. Над Мюнхеном простиралось голубое небо, ярко светило летнее солнце.

– Вам не кажется, – продолжал он, стоя спиной к своему собеседнику, – что Мюнхен немного странный город?

– Я живу здесь давно, сэр, – ответил Штрайтцер. В его голосе не было никакого нетерпения.

Говард, безусловно, приехал в Европу не на экскурсию, но о том, что его интересует, скажет только тогда, когда сочтет это необходимым. За долгие годы работы в секретной службе Штрайтцер кое-чему научился и уже давно понял, что не существует бесед, в которых ни о чем не говорится. Всегда, что бы ни обсуждалось, речь идет о достижении превосходства одного над другим. И тот, кто спешит, как правило, проигрывает.

Говард с улыбкой повернулся к Штрайтцеру:

– А что это меняет?

– Ничего, сэр… Но может послужить объяснением, почему до сих пор мне это не приходило в голову.

Говард, продолжая улыбаться, сел в кресло:

– А вам не приходило в голову, что следовало бы проверить, почему в Праге задержали Гранднера?

2

Полковник Говард прилетел в Европу не один. Его сопровождали капитан Гарри Браудер и сотрудник группы специальных акций Лино Торанце. Оба попутчика остановились не в Мюнхене, а в Праге. В связи с тем что их вылет в Чехословакию был непосредственно связан с поездкой Говарда в Мюнхен, американский полковник не упомянул Штрайтцеру о них ни единым словом. Но не потому, что он не доверял директору фирмы ТАНАСС, а потому, что таким был стиль его работы.

Вечером Штрайтцер устроил у себя дома ужин в честь Говарда. Это был ужин для двоих, и Штрайтцер испытывал внутреннее напряжение. Если Говард прилетел только из-за Гранднера, то все выглядело плохо, потому что сам Гранднер вряд ли мог интересовать полковника. Хотя он и был американцем, но для фирмы ТАНАСС не делал ничего особенного. Поэтому он мог служить Говарду только поводом для поездки из Нью-Йорка в Европу. Тогда о ком же могла идти речь, как не о директоре фирмы ТАНАСС, достигшем возраста, когда люди превращаются из активных работников в ненужные памятники?

Поэтому Штрайтцер все время был настороже. Но Говарда хорошее настроение, казалось, не покидало, а на лице его застыла дежурная приветливая улыбка, отчего оно походило на маску.

После ужина полковник закурил сигару, достал из кармана изящную коробочку и протянул ее хозяину:

– Дорогой Штрайтцер, я не сентиментальный человек, но через месяц исполняется четверть столетия со дня нашего знакомства. Мне кажется, что этого небольшого внимания вы заслуживаете…

Штрайтцер посмотрел на бриллиантовые запонки с иголкой для галстука, и по телу пробежала дрожь. «Подарок на прощание», – подумал он, а вслух сказал:

– Вы очень добры, мистер Говард, – и заставил себя улыбнуться.

Говард следил за ним с добродушной миной на лице.

– Надеюсь, – заметил он тоном, каким обычно рассказывают анекдоты, – вы не станете рассматривать это как подарок при уходе на пенсию.

– Безусловно, вы бы сказали мне об этом просто и откровенно, сэр, – сразу нашелся Штрайтцер, хотя был уверен в обратном.

– Между друзьями иначе и не может быть. Лично я придерживаюсь того мнения, что вы нам еще очень и очень нужны.

– Благодарю вас, сэр.

– Однако я не исключаю, – продолжал Говард слегка изменившимся тоном, – что у других несколько иное мнение. Вы же хорошо знаете, как это бывает: о хорошем быстро забывают, а вот малейшие упущения вспоминают очень долго.

Говард немного помолчал, чтобы дать возможность хозяину собраться с мыслями. Однако Штрайтцер именно в этот момент уяснил, что полковник приехал совсем не затем, чтобы заниматься вопросом замены директора ТАНАСС. Если бы то, о чем он только что сказал, было правдой, он бы, несомненно, промолчал. Ведь перед теми, кого готовятся выгнать, не извиняются.

– Всех нас, мистер Говард, окружают не только друзья… И разрешите мне сердечно поблагодарить вас за оказанное внимание и за ваше личное расположение.

Говард утвердительно покивал и минуту помолчал. Он понял, что немного недооценил Штрайтцера. Широко взмахнув рукой, Говард произнес:

– Американская секретная служба не забывает своих друзей… Ну а теперь… – Он отложил сигару, поудобнее устроился в кресле и перевел взгляд на потолок. – Теперь еще раз об истории с Грандиером…

– Эта история для меня чрезвычайно неприятна, – виноватым тоном произнес Штрайтцер, но мурашки уже не бегали у него по спине.

– Ну, не будем из этого делать трагедию, – благосклонно утешил его Говард, но тут же снова напугал: – До тех пор пока этот парень будет вести себя разумно, нет необходимости заострять внимание на том, что вы были хорошими друзьями.

У Штрайтцера в голове опять возник клубок самых различных мыслей. Его взгляд ушел куда-то в глубину, за Говарда.

– Да, сэр. Мы с Гранднером были друзья, и я уверен, что он будет вести себя разумно… Единственного я не могу понять: как это могло произойти? У него в Праге было довольно простое задание.

– Согласно официальной версии, переданной соответствующим органам незадолго до моего вылета из Нью-Йорка, ваш приятель напился и попал в автомобильную аварию, во время которой была ранена девушка, сидевшая у него чуть ли не на коленях.

Штрайтцер на мгновение опешил и выпалил:

– Я не верю!

Именно этого и ждал Говард:

– Дружище, я же не утверждаю, что официальное сообщение чехов должно быть правдивым.

– Извините, мистер Говард, но такой нелепицы Гранднер никогда бы не допустил.

– Тогда нам не остается ничего иного, как искать причины в другой области… – кивнул американец, и ему вдруг пришло в голову, что Штрайтцер стареет. Времена, когда он был толковым работником и глупости не приходили ему в голову, миновали. Сейчас он произносит их вслух.

– Если официальная версия неправдива – а вы ее энергично отвергаете, – то нам стоит подумать, не является ли это заранее спланированной акцией. Если арест Гранднера только часть какой-то комбинации, то, естественно, возникает вопрос, от кого чехи узнали, что у торгового представителя фирмы ТАНАСС было далеко не торговое задание.

Штрайтцер вытер пот со лба и беспомощно произнес:

– Может, это простая случайность.

– Господь с вами, старина, – дружеским тоном заметил полковник, – в случайность могут поверить любовники, но не шеф филиала американской секретной службы в Мюнхене.

Штрайтцер уже понял, что сам себя загнал на тонкий лед. Нахмурившись, он сказал:

– Мне все же кажется…

– Мне не хотелось бы навевать вам плохие сны, Штрайтцер… – перебил его Говард и, поднимаясь, с улыбкой заметил: – Но вам следовало бы об этой истории серьезно подумать…

3

И Штрайтцер думал, серьезно думал. За четверть века он проделал для американцев много полезной работы. В конце концов, американская секретная служба за красивые глаза никому не платит. Штрайтцер в совершенстве владел всеми тонкостями разведывательной работы, был отважен и деловит. В какой-то период даже считался одним из асов европейской разведки.

А теперь шестидесятилетний рубеж давал себя знать, и все стало иначе. Все чаще и чаще он терял спокойствие, а при этом и умение предвидеть, подгонял себя и своих людей, чем создавал атмосферу постоянной нервозности. И самое страшное заключалось в том, что он утратил способность к риску…

Чем яснее Штрайтцер сознавал это, тем сильнее боялся, что это поймут и в Центре. А он пока не собирался уходить со сцены. И дело тут не в деньгах, у него их было достаточно. Просто он не хотел расставаться со своей средой. Он знал, как категорично в их деле оценивают работников – сам пользовался подобными критериями при оценке своих подчиненных. Поэтому естественно, что он сразу связал внезапный приезд Говарда с тем, что так волновало его в последнее время.

На следующее после ужина с полковником утро Штрайтцер вызвал к себе мужчину спортивного вида, которому на первый взгляд никто не дал бы сорока лет. Это был чехословацкий эмигрант Петр Галва – второй человек в филиале американской секретной службы в Мюнхене.

– Ну что? – осведомился Штрайтцер, как только Галва появился в дверях.

Тот часто заморгал, пригладил ладонью коротко подстриженные волосы:

– Разрешите сесть, герр директор?

Штрайтцер кивнул. Галва сел в кресло в ожидании дальнейших вопросов.

– Есть информация из Праги? – заметно спокойнее спросил Штрайтцер.

– Если вы имеете в виду случай с Гранднером, – неторопливо ответил Галва, – то подробности будут известны завтра утром…

– Утром… утром…

– Раймер вернется из Праги сегодня ночью и завтра утром проинформирует меня.

Штрайтцер минуту помолчал, потом встал и прошелся по кабинету, Галва повернулся к нему, но нервное состояние директора, казалось, не особенно его беспокоило.

– Кажется, у вас есть на этот счет свое мнение, герр Галва, не так ли?

– Разумеется… Мое мнение о Гранднере вы давно знаете.

– Знаю… Вы считаете его идиотом! – выпалил Штрайтцер.

– Ну-у, – протянул Галва, – так я о нем никогда не говорил. Правда в том, что я постоянно толкую ему об опасности чрезмерного пристрастия к алкоголю, а он на это ноль внимания.

– Он выпивает не больше других.

– Может быть, но пьянеет он значительно быстрее, чем другие.

Штрайтцер махнул рукой и сел в кресло рядом с Галвой, внезапно поняв, что его заместитель прав. Да он и сам неоднократно предупреждал об этом Гранднера. Предложив Галве сигару, Штрайтцер с улыбкой согласился:

– Действительно, долго он не выдерживает.

– Да, герр Штрайтцер, это вы точно подметили.

Штрайтцер быстро взглянул на своего собеседника, но в его глазах не увидел и тени иронии.

– Ну а теперь напомните мне, – сказал Штрайтцер, – что Гранднера послали в Прагу по моему устному указанию.

– Какой в этом смысл?

«Этот невозмутимый чех будет директором фирмы ТАНАСС, хоть он и эмигрант», – подумал Штрайтцер.

– Но вы же знаете, что это было именно так, – после паузы задумчиво произнес Штрайтцер. – Какой из этого получился бы превосходный скандал!

– Каждый, кто направляет агентов за рубеж, должен считаться с тем, что некоторые из них не вернутся, герр Штрайтцер. И какая разница, кто из нас его посылал. В конце концов, это не первый человек, который не возвратился.

– Вы, безусловно, правы, только вокруг этого случая что-то уж больно шумят.

– Я проанализировал, что Гранднер знает и что мог бы выдать на допросах. Получилось не очень много. Правда, я не знаю… – Галва замолчал, как будто подыскивая подходящую формулировку.

Вольфганг Штрайтцер сразу понял, куда целится его заместитель:

– Вы хотите сказать, что не знаете, о чем мог ему рассказать я, не так ли?

– Да, герр Штрайтцер. Это ведь ваш близкий друг.

– Безоговорочно заслуживающим доверие я его не считал, – решительно заявил Штрайтцер. И сказал правду: он был не настолько глуп.

– Тогда все в порядке. Гранднер не знает ни нашего резидента, ни агентурную сеть в Чехословакии… Ему известен один связной, и если мы это звено уберем, то ничего не случится. Он может выдать только одного нашего человека и отдельные организационные и кадровые вопросы фирмы ТАНАСС. В этом смысле он не скажет чехам больше того, что они уже знают.

– Безусловно, за эти годы они о нас кое-что узнали, – согласился Штрайтцер, для которого рассуждения Галвы были как целебный бальзам.

– Я только не пойму, почему именно вокруг случая с Гранднером надо устраивать такой шум, герр Штрайтцер?

Директор оставил вопрос без ответа. Он пока не считал нужным проинформировать своего заместителя о прилете полковника Говарда, особенно о тех проблемах, которые в связи с этим возникли.

– При этом вы, разумеется, исходите из самого худшего варианта: полиция задержала Гранднера за шпионаж и он признался во всем.

Галва улыбнулся:

– Если кто-то попался в руки полиции, каковы бы ни были причины, нужно брать во внимание все, даже самое худшее. В общем, мне ясно, в случае с Гранднером возможны несколько вариантов…

– То есть?

– Официальное сообщение о дорожном происшествии может быть правдой – это первый вариант и, по моему мнению, наиболее вероятный…

– Значит, вы верите, что он оказался способен на подобную глупость?

– Гранднер – да.

Штрайтцер кивком подтвердил, что слушает Галву со вниманием.

– Этот вариант был бы для нас самым выгодным… До тех пор, конечно, пока Гранднер не выдохнется и не выложит то, о чем его никто не спрашивал…

– Для чего ему это нужно?

– Чтобы спасти себя.

– Я в это не верю.

– Я тоже, но как крайний вариант мы должны это предусмотреть.

– Как крайний и маловероятный.

– Теперь следующий вариант: Гранднера мог выдать связной, с которым он встречался в Праге.

– Конечно.

– И наконец, теоретически есть еще два варианта… Первый – у чехов есть агент в нашей организации, который заранее информировал их о Гранднере. И второй – Гранднер каким-то образом мог выдать себя сам.

– Но это действительно только теоретические варианты.

Галва пожал плечами:

– Теоретические, но вполне вероятные.

«Теоретические, но вполне вероятные», – эхом отозвалось у Штрайтцера в голове. В его положении только не хватало, чтобы у него где-то сидел чешский разведчик. Но Говард тоже говорил об этом, поэтому…

– У вас есть основания считать, герр Галва, что у нас сидит коммунистический агент? – спросил Штрайтцер, внимательно глядя на своего собеседника.

– Если бы у меня были подобные основания, я бы давно обратил на это ваше внимание. Но полностью исключить такую возможность нельзя. Ведь в этом заключается цель коммунистических разведок.

– И что вы предлагаете?

– Утро вечера мудренее, герр Штрайтцер. Потом я бы смог изложить конкретные предложения.

– Хорошо, заходите ко мне с этим Раймером.