Текст книги "Любовь - только слово"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)

Глава 15

Затем Эвелин засыпает. Я и Верена сидим перед камином. В камине потрескивают дрова.

– Половина фотографий еще в твоем сейфе И рукопись. Наша история. Пожалуйста, достань рукопись. Я дописал последнюю часть и хочу всю книгу отдать в издательство. Тебя что-то смущает?

– В принципе Манфред действительно в отношении нас вел себя благородно. Даже Эвелин так считает.

– Здесь могут быть разные причины… Под давлением… Да, ты права, он вел себя порядочно.

– После выхода книги Манфреда могут привлечь к ответственности за те темные дела с твоим отцом.

– Я об этом уже думал. То, что я написал, это ведь дневник. Не так ли?

– Совершенно верно!

– Прочитавший не имеет права разглашать, что в нем написано. Как врач, который обязан хранить врачебную тайну.

– Ну а если книгу напечатают?

– Что касается моего отца и тети Лиззи, не сожалею, что назвал их подлинными именами, пусть люди узнают, какие они свиньи.

– Но тогда и Манфред…

– Подожди. То, что я написал, это реальные события, которые я возьму за основу. В романе же изменю имена героев, и никто никогда не узнает, о ком идет речь. По этой причине я даже не смогу указать, что роман посвящен тебе.

– Но я буду знать, что это написано для меня.

– Только для тебя, Верена.

– Да.

– Давай… Хочешь… Может, пойдем спать?

– Да, сердце мое. Я так тоскую по тебе.

– Если поженимся, давай никогда не будем расставаться, никогда, хорошо?

– Давай.

– Ты будешь со мной всегда, во всех моих поездках.

– И спать будем всегда в одной комнате.

– Мы будем спать всегда в одной постели.

– Могла бы ты предположить, что у нашей истории будет хороший конец?

– Я надеялась на это. Но я боялась, как бы не случилось плохого.

– Я тоже.

– Трусиха держит за руку труса.

Глава 16

Конечно, и в интернате отмечают Рождество. Кто едет домой, радуется, кто остается, переживает. Только Ганси является исключением. Он сияет, он очень рад, что ему не придется свидеться со своими родителями.

Джузеппе смеется, поет и танцует. Али купил ему и его отцу билеты на самолет до Рима.

– От Рима до Неаполя на «Рапидо» всего три часа езды, – сообщает Джузеппе.

Теперь он встретит Рождество с папой, и мамой, и всеми родственниками.

Рашид страшно озабочен.

– Ты когда вернешься, Оливер?

– Седьмого января, вечером.

– Можно я встречу тебя?

– Конечно, малыш.

– Я приеду на аэродром. Да хранит тебя Аллах в пути.

– Тебя тоже, Рашид, не грусти. Может, скоро ты тоже сможешь побывать дома.

– Ты на самом деле так думаешь?

– Не сойти мне с этого места!

Маленький принц улыбается.

Перед отъездом сажусь за машинку и печатаю остаток рукописи, затем пишу предисловие для редактора, как договорились с Вереной.

Продумываю и дописываю прощальную сцену.

Верена отвозит меня в аэропорт. Здесь же относим рукопись на почту. На почте приходится долго ждать, там в связи с праздниками очень большая загруженность. Я постарался подыскать самое лучшее издательство во Франкфурте. Если оно не возьмется печатать книгу, поищу другое. Мы с Вереной стоим рядом и держим друг друга за руки.

Наконец протягиваю упакованную рукопись в окошко.

Времени у меня в обрез, прохожу таможенный досмотр и одновременно прощаюсь с Вереной.

– Передай привет от меня Эвелин и мужу. И, если сможешь, позванивай вечерами мне в гостиницу.

– Хорошо, сердце мое.

– Почему ты плачешь?

– Я так счастлива.

– Это неправда.

– Нет, правда.

– Пока еще рано так говорить. Но ты скоро будешь счастливой. Нам еще предстоит кое-что пережить. Но это не займет много времени. Видишь, какую толстую книгу я написал. Тут недостает только одной главы. Вот допишу ее, и тогда все.

– Да, – соглашается она.

Беспрестанно работает громкоговоритель, объявляя прибытие и вылет самолетов.

– Господин Мансфельд, пройдите, пожалуйста, на паспортный и таможенный контроль. Господин Мансфельд, прошу вас.

Мы целуемся.

– Ты что, боишься? – спрашиваю я.

– Да.

– А чего?

– Господин Мансфельд… господин Оливер Мансфельд, пожалуйста срочно пройдите на паспортно-таможенный контроль.

– Чего ты боишься?

– Я так счастлива с тобой. А всегда, когда все слишком хорошо, происходит что-нибудь ужасное.

– Глупости! В январе будет развод. И потом я быстренько допишу последнюю главу. Последнюю главу…

Эпилог

Глава 1

Девятого января 1962 года почти триста детей из интерната доктора Флориана, собравшиеся перед зданием школы, увидели черную тень, неожиданно вынырнувшую из снежного облака вьюги, бушевавшей уже в течение нескольких часов. Это был военный вертолет. Он уже давно кружил над площадкой перед зданием школы, и все это время дети слышали гул двигателя. Пилот из-за плохой видимости никак не мог найти ярко-красный крест на белом полотнище расстеленной простыни. Наконец машина резко пошла на снижение. Вращающиеся лопасти винта подняли и вихрем закружили снег, швыряя его в лицо детям.

Вертолет шумно опустился на красный крест. Пилот и его помощник выпрыгнули из кабины. Они открыли пластиковую дверь и помогли пожилому мужчине, ступавшему очень неуклюже и неловко, выйти из вертолета. На нем было тяжелое старомодное зимнее пальто, толстый шарф и большая шляпа. Из школы навстречу ему вышел профессор Флориан.

– Меня зовут Альберт Лазарус, – сказал старомодный визитер.

Это был один из тех случаев, когда он представлялся не своим настоящим именем, а пользовался именем Альберта Швейцера, великого врача и человеколюбца, на которого он во всем старался походить, включая осанку, манеры и стиль жизни. На самом деле его звали Пауль Роберт Вильгельм Альберт Лазарус.

– Доктор Флориан. Мы вас уже ждали, господин Лазарус.

– Ждали?

– Сотрудник полиции здесь у нас, наверху, пользуется коротковолновым передатчиком. Телефонная связь у нас не работает.

– Я лишь сегодня утром вернулся из Вены и сразу же связался с комиссаром Вильмсом из отдела по расследованию убийств во Франкфурте. Видите ли, я старый, больной человек. И не думаю, что долго протяну.

Лазарус торопливо положил в рот три различного цвета пилюли. Он явно держал их уже наготове в кармане пальто.

– Но я читал рукопись этого Оливера Мансфельда и попросил комиссара Вильмса, несмотря на то что для меня подобные перелеты тяжелы и опасны, лично привезти рукопись и присутствовать здесь при расследовании. Я думаю, что оно не займет много времени.

Один из пилотов подал Лазарусу из вертолета помятый старый чемодан.

– Благодарю вас, – сказал он. И добавил, обращаясь к профессору Флориану: – В нем я и хранил рукопись. Господин старший комиссар Гарденберг здесь?

– Он проводит допрос в «А». Извините, «А» – это значит…

– Гостиница. Я это знаю. Я думаю, что знаю вообще все: об «А», о вашем интернате, о вас, ваших детях и некоторых взрослых. Как мне пройти в отель «Амбассадор»?

– Мы подготовили для вас сани. Все дороги занесены.

– Хорошо, что есть такие большие сани, – сказал Лазарус.

– Мы, кстати, привезли цинковый гроб. Можем прихватить его с собой.

Пилот и его помощник вытащили при этих словах гроб из вертолета. Наступила мертвая тишина. На слегка блестящую поверхность гроба падали снежинки, бесчисленные снежинки.

– Где труп? В «А»?

– Да, врач из полиции его там обследовал.

– Тогда поехали, – сказал Лазарус.

Глава 2

Старший инспектор уголовной полиции Гарденберг сидел за зеленым столом в бильярдной комнате отеля «Амбассадор» и курил короткую трубку. Казалось, что годы, в течение которых он занимался «делом Мансфельда», никак его не задели. Он выглядел так же, как и прежде: седой, поджарый, добросердечный. Его характер тоже не изменился: он по-прежнему любил детей, всегда был приветлив, терпелив и отзывчив, разговаривая с ними.

– Поверь мне, я тоже давно, очень давно знал Оливера, так же давно, как и ты, – говорил он принцу Рашиду Джемалу Эд-Дин Руни Бендеру Шапуру Исфахани.

Маленький принц сидел в кресле бильярдной, которую комиссар использовал в качестве рабочего кабинета. Тут же стояли фотоаппараты и приборы ребят из службы опознания, а над бильярдным столом горела лампа с зеленым абажуром.

– Я знаю, ты был его другом. Ты любил его, я тоже его любил. Когда мы впервые встретились, он был в таком же возрасте, как ты. Рашид, хочешь мне помочь?

Принц кивал, а по его бледным щекам катились слезы. Он их не вытирал.

– Кто… Кто убил Оливера? – спрашивал он, всхлипывая.

– Откуда ты знаешь, что это убийство?

– Его убили, сэр. Я встречал Оливера в аэропорту…

– Еще раз скажи точно, когда это было?

– Позавчера. В воскресенье. В половине четвертого. Он на самолете своего отца вернулся из Люксембурга. Мы перед Рождеством договорились, что я его встречу… Но я же все это вам уже рассказывал.

– Расскажи еще раз. Не спеши. Успокойся. Оливера уже не воскресишь. Но если ты мне поможешь, Рашид, то мы наверняка найдем людей, которые виновны в его смерти.

– Да, сэр, – сказал маленький принц. – Я уверяю вас, что сделаю все, чтобы помочь вам. Оливер был моим братом – это мы так играли.

– Да, я знаю. Я тоже был в интернате, и у нас тоже была такая же игра, – сказал Гарденберг.

– Теперь, когда Оливера больше нет, я остался совсем один, – сказал принц. – Я очень несчастлив. Я боюсь, что больше уже никогда не смогу вернуться домой.

– Не вешай голову, Рашид. Нужно верить в чудо.

– Конечно, сэр.

– Большинство людей одиноки, Рашид. Когда я впервые встретил Оливера, он тоже был совсем одинок.

– Я думаю, сэр, что дети – это бедные собаки, – произнес принц.

– Боюсь, что ты прав. Итак, ты ждал его в аэропорту во Франкфурте.

– Да, сэр. Он прошел таможенный досмотр и сказал мне, что очень рад, что я встретил его. Я так обрадовался.

– Что он еще сказал?

– Что мама его очень болеет. И потом он дал мне марку.

– Какую марку?

– Перед тем как улететь, он поставил машину в гараж в аэропорту. И потом попросил, чтобы я распорядился забрать оттуда машину.

– Белый «ягуар»?

– Да, сэр.

– Почему он сам это не сделал?

– Он сказал, что ему нужно позвонить и у него нет времени.

– Он нормально выглядел?

– Да, сэр. Я пошел в бюро, где машины выдают обратно, а он пошел в бар, чтобы позвонить.

– Ты это точно знаешь?

– Да, точно.

– Он сказал, кому собирается звонить?

– Нет, сэр.

Дверь бильярдной открылась, вошел Маркус, молодой сотрудник службы опознания. В руках он держал три фотографии, которые только что были проявлены. Вода капала с них на пол. Комиссар кивнул Рашиду.

– Минуточку.

– Я понимаю, сэр, – сказал маленький принц.

Маркус шепотом докладывал комиссару.

– Это отпечатки пальцев, которые мы нашли в забрызганном кровью автомобиле покойного. Они принадлежат Оливеру Мансфельду. В автомобиле же обнаружили еще одни отпечатки. Они принадлежат вот тому маленькому иностранцу. Я снимал у него отпечатки. Мы их сравнили, они совпадают. Но эти отпечатки появились в автомобиле раньше, и на них нет следов крови. – Тут он поднял третье фото. – А это, – сказал он, – целый ряд отпечатков, которые я не смог идентифицировать. Я был во Франкфурте и передал их изображения в Висбаден, в Федеральную службу. Там такие отпечатки не зарегистрированы. Они появились в автомобиле еще раньше, чем отпечатки этого маленького мальчика.

– Наверное, это люди, которых Оливер когда-либо подвозил на машине.

– Возможно.

– Что делает доктор Петер?

– Он все еще работает в подвале.

– Сколько времени ему надо?

– Господин комиссар, вы знаете, как тяжело бывает с повешенными.

– Да, знаю. Между прочим, этот господин Лазарус приехал.

– Где он?

– В холле. Сидит, пьет бальзам. Говорит, что очень плохо себя чувствует. Хочет с вами поговорить и как можно быстрее.

– Тогда останьтесь здесь и займите этого малыша. А я пойду переговорю с Лазарусом.

– Хорошо, господин комиссар.

Гарденберг направился к двери. На выходе он провел рукой по черным волосам Рашида.

– Подожди пару минут, малыш, – сказал он. – Я сейчас приду.

– Хорошо, сэр.

Гарденберг махнул рукой Маркусу. Вслед за этим тот подошел к Рашиду и похлопал его по плечу.

– Умеешь играть в бильярд?

– Да, сэр.

– Хочешь поиграть со мной?

– Нет. Пожалуйста, сэр, не сердитесь, я не хочу.

– Почему?

– Потому что они убили моего брата, – ответил принц. – Я так расстроен. Пожалуйста, не говорите со мной, иначе я заплачу. Мой отец считает, что это неприлично – плакать перед чужими людьми.

Маркус уставился неподвижным взглядом на мальчика. Он вяло ударил бильярдный шар, и в большой комнате воцарилась тишина. А на улице падал снег, заносил дороги и улицы, под его тяжестью ломались со скрипом ветки старых деревьев.

Глава 3

Издатель Лазарус представился старшему комиссару Гарденбергу в роскошном зале отеля «Амбассадор». Он дважды чихнул.

– Эта поездка, наверное, убьет меня. Я тяжело болен и любое перенапряжение может меня угробить.

– А зачем же вы тогда сюда приехали?

– Я хотел передать вам рукопись.

– Это могли бы сделать мои люди.

Лазарус, перед которым на столе еще стоял остаток торта, вытер рот и с достоинством добавил:

– Господин комиссар, эту рукопись вам должен был передать человек, который первым ее прочитал. После того как я ее прочитал, вы для меня уже более не какой-то там незнакомец. И, несмотря на мою болезнь, может быть, вы сможете меня понять. Мне интересна чужая жизнь. Я думаю, что любопытство к чужой жизни ни у кого не бывает таким сильным, как у тех людей, которые знают, что вскоре им придется оставить этот мир. И поэтому я прошу вас позволить мне принять участие в расследовании.

– Это невозможно.

– Я все же хотел бы вас попросить. Я передаю вам с этой рукописью важнейшие улики. Неужели за это я не мог бы в течение нескольких дней побыть здесь вашим ассистентом?

Гарденберг посмотрел на этого дряблого, розовощекого человека, который ложкой ел стоявший перед ним торт.

– Зачем вам это нужно?

– Мне хотелось бы знать, как развиваются события в последней главе, господин комиссар.

– В последней главе?

– В рукописи, которую я вам передам, последняя глава отсутствует. Прочтите рукопись. Это поможет вам во многом разобраться, и с этого момента вы могли бы выдавать меня за вашего сотрудника.

– Да… Ну хорошо.

Глава 4

Старший инспектор Гарденберг вернулся в бильярдную и вновь отослал своего сотрудника Маркуса.

– Итак, Рашид, давай поговорим с тобой дальше.

Гарденберг положил толстую рукопись, которую ему дал Лазарус, на бильярдный стол.

– Итак, ты встретил своего друга Оливера.

– Да, сэр, и он послал меня забрать его «ягуар».

– Когда ты вернулся, где он был?

– В баре. Мне кажется, он называется «Голубой бар».

– Он пил?

– Оливер пил коньяк и разговаривал по телефону. Он как раз положил трубку, когда я вошел. Телефон стоял на стойке бара. В баре было довольно много народу.

– Тогда эти люди или хотя бы кто-то из них слышал, что Оливер говорил по телефону.

– Я думаю, да. Но я не знаю этих людей.

– Мы через газету поищем их.

– Да, – сказал Рашид, – но откликнется ли кто?

– А почему бы нет?

– Есть много причин, сэр, пойти в бар и затем промолчать, когда спрашивают, кто там был.

– Бармен сказал, что твой друг явно разговаривал по телефону с женщиной. Ты не мог бы предположить, с какой женщиной?

– Да, могу.

– С кем? Как ее зовут?

– Простите, но я не хотел бы говорить. Оливер был моим другом, а эта дама… Нет, я не могу этого сказать.

Гарденберг постучал по скоросшивателю, который лежал рядом с ним.

– Оливер написал роман. Сегодня ночью я его прочитаю и узнаю, кто эта дама.

Рашид молчал.

– А ты мне не скажешь?

– Нет, не скажу. Я был бы тогда предателем в своих собственных глазах.

Гарденберг долго смотрел на маленького мальчика с шелковистыми ресницами, влажными, темными, большими глазами, затем вздохнул.

– Ну, прекрасно. Ты, конечно, должен защищать своего друга.

– Я рад, сэр, что вы это понимаете.

– Что было дальше? После того как ты забрал машину?

– Мы поехали во Фридхайм, в интернат.

– Оливер торопился?

– Очень. Он высадил меня перед «Квелленгофом». Это дом, где я живу. И сказал, что ему еще кое-куда надо съездить.

– Куда?

– Этого он не сказал.

– В каком настроении он был?

– Он чему-то радовался и был очень возбужден.

– Ты знаешь, что мы нашли автомобиль Оливера в двух километрах от здания школы, наполовину в снегу?

– Я это слышал.

Гарденберг толкнул бильярдный шар. Рашид поймал его и толкнул обратно. Несколько раз они таким образом посылали друг другу шар.

– Автомобиль был весь в крови.

Рашид судорожно сглотнул.

– Оливер тоже был весь в крови, не так ли? Кто-то его страшно избивал, перед тем как повесить.

– Ты действительно думаешь, что его убили?

– Я в этом твердо убежден.

– Но у Оливера здесь только друзья и нет ни одного врага.

Рашид опустил голову и молчал.

– Ну?

– Мне нечего сказать.

– Если ты полагаешь, что его убили, то, наверное, также думаешь, что это все связано с той женщиной, о которой ты не хочешь говорить.

– Я прошу вас, сэр, не задавайте вопросов, на которые я не могу ответить.

– Итак, я думаю, что прав.

– Я этого не сказал!

– Но подумал!

Маленький принц поднял глаза и долго молча смотрел на комиссара. Затем он кивнул.

– И, хотя ты так думаешь, ты все же не хочешь мне сказать, кто эта женщина?

– Нет.

– Когда я прочту рукопись, то буду знать.

– Да, сэр. К сожалению. Но я в таком случае не буду предателем. – Рашид потер ладони. – Можно мне… можно… Позвольте мне еще раз взглянуть на Оливера.

– К сожалению, это невозможно…

– Почему?

– Наш врач… Твой друг… выглядит сейчас не так, как раньше… совсем не так… мы его уже собираемся положить в гроб.

– Я понимаю. – Маленький принц помолчал некоторое время и затем сказал: – У меня к вам просьба, сэр. – Рашид достал из кармана два конверта. – В последнее время Оливер иногда говорил о том, что у него такое чувство, как будто он скоро умрет.

– Так он говорил?

– Да. Он не чувствовал никакой угрозы. Он не был болен. Он только иногда говорил мне, что у него такое чувство. И если это произойдет, тогда он просил меня оба эти конверта положить вместе с ним в гроб.

– А что в них?

– Я не знаю, сэр. Конверты запечатаны. Но я сплю в его комнате, и, когда вы вызвали меня, я взял их с собой.

Гарденберг встал и прижал к себе мальчика.

– Я благодарю тебя. Ты можешь идти. Там вьюга. Дойдешь один или послать с тобой человека?

– Дойду один, сэр.

– Спасибо, Рашид.

– Я сказал все, что мог, сэр. Так скверно на душе, что Оливера нет, правда?

– Да, – сказал Гарденберг, – очень скверно.

Он посмотрел малышу вслед. Тот с достоинством дошел до двери, повернулся в дверях, еще раз поклонился и вдруг заплакал. Плача, он выбежал из комнаты.

Гарденберг прикурил трубку и открыл оба конверта. Из одного выпали осколки пластинки, из другой Гарденберг достал целую пластинку. На целой пластинке он прочитал:

II nostro concerto

Umberto Bindi con Enzo Ceraglio e la sua orchestra e el vocal comet.

Затем комиссар сложил осколки разбитой пластинки и прочитал название. Оно гласило:

Love is just. A Word from the original sound track of «Aimez – vous Brahms?»

Глава 5

Медицинский эксперт, доктор Фридрих Петер, за свою жизнь обследовал так много трупов, что даже приблизительно не мог назвать их количество.

В подвале гостиницы «Амбассадор» ему было предоставлено помещение для работы.

Оливер Мансфельд, голый, лежал на столе, накрытом белой простыней. Гарденберг вошел в подвал.

– Его убили?

– Нет.

– Что тогда?

– Самоубийство.

– А раны…

– Видите ли, господин комиссар, такие случаи нам не нравятся, но я вынужден вам сказать. Он покончил с собой.

– Почему вы так думаете?

– Написано много толстых учебников об истинных и инсценированных самоубийствах. Тот, кто нанес этому юноше раны, – я, конечно, не знаю, кто это, это ваша задача в этом разобраться, – нанес их тупым твердым предметом. И наносивший раны не предпринимал никаких попыток инсценировать самоубийство. Вот, обратите внимание.

Доктор склонился над трупом.

– Видите на шее признаки повешения?

– Да.

– А теперь обратите внимание на ранения здесь, здесь и здесь. Частицы крови из автомобиля, которые вы обнаружили, идентичны с кровью на трупе. Есть один особый метод, позволяющий установить, когда и каким образом произошла эта потеря крови. Мы нашли кровь в башне, на ступеньках башни и в автомобиле. Внутри автомобиля слишком тесно, поэтому в машине не могло быть никакой драки.

– А если покойный сам нанес себе эти раны?

– Это исключено. Позвольте, я продолжу. На покойного, по моему твердому убеждению, в башне напали и нанесли ранения. И он с трудом добрался до машины. Смерть наступила не позднее чем вечером в воскресенье. В это время снег еще не шел. Но ваши люди нашли кровь под снегом.

– Да, верно. А зачем он возвращался в машину?

– Понятия не имею. Может, хотел убежать, спрятаться. Кто может сейчас сказать? Это не в моей компетенции. Когда началась вьюга, раненый вновь поплелся в башню.

– На основании чего вы делаете такой вывод?

– Его одежда и обувь были в снегу, когда мы его нашли.

– В башню могло нанести снега.

– На подошвах у него тоже был снег, господин комиссар! И на подошвах я также нашел кровь, но это не самое важное. Посмотрите на эту синюю полосу на шее, она осталась от веревки и, несомненно, образовалась не менее чем два часа спустя после ранений. А раны он получил еще будучи живым. В этом я уверен.

– Но они не помешали ему дойти до автомобиля и затем вновь вернуться в башню? Но, возможно, кто-то другой испачкал автомобиль кровью? Молодой человек не мог сам сесть в машину?

– Мог. Кровь, которую мы обнаружили, сочилась и капала. Далее, – сказал доктор Петер, – мы различаем типичное и атипичное повешение. Самоубийцы вешаются…

– Типично?

– Как раз наоборот! Они вешаются атипично.

– Как это понимать?

– Если я буду вас вешать, господин комиссар, то узел веревки будет находиться на середине макушки, что приводит к быстрому перелому шейных позвонков, и если бы я вас вешал, господин комиссар, то крови на веревке не было бы, даже если я вас перед этим бил.

– Кровь на веревке была?

– Да, кровь покойного, и на балке тоже была кровь. Я думаю, между молодым человеком и кем-то еще произошла борьба, в результате чего и появились ранения. Но ранения были не настолько тяжелыми, чтобы помешать ему повеситься. Исследования содержимого желудка показали, что молодой человек не находился в состоянии алкогольного либо наркотического опьянения, что могло бы привести к подавлению его воли. По-моему, в данном случае нельзя говорить об убийстве, которое кто-то хотел бы представить как самоубийство. Поэтому я хочу сказать: исключено, чтобы ранения были нанесены после смерти. Об этом свидетельствует исследование микроскопических частиц тела потерпевшего. О чем я уже докладывал.

– Значит, его били…

– Но не так сильно, чтобы он потерял способность передвигаться!

– …Но не так сильно, чтобы он потерял способность двигаться. Он дошел до автомобиля, некоторое время сидел там…

– Верно.

– С трудом вернулся обратно в башню и повесился. А зачем?

– Это, – сказал доктор Петер, – ваша проблема, господин комиссар. Я попросил, чтобы сюда прислали профессора Мокри из Франкфуртского университета. Он должен подтвердить мои выводы. С минуты на минуту он будет здесь. Это было не убийство, поверьте мне. Что это у вас?

– Два конверта, ничего особенного. Не могли бы вы сделать мне одолжение? Если вы с профессором Мокри придете к единым выводам, тогда труп больше не нужен. Положите его в гроб и положите, пожалуйста, эти конверты туда же.

– Как скажете, – сказал доктор Петер.

Гарденберг посмотрел на труп.

– Я знал его еще ребенком.

– Если это самоубийство, зачем он это сделал?

– Это уже второй вопрос, – сказал доктор Петер.

Гарденберг вышел из подвала. В холле гостиницы он увидел толстого издателя. Лазарус махнул рукой. Гарденберг подошел к нему.

– Я полагаю, вы намерены сейчас пойти к себе в комнату и заняться рукописью?

– Да, собираюсь.

– Я думаю, что завтра к вечеру мы получим полную ясность во всех вопросах. Скажите, господин комиссар, карманы убитого вы уже обыскали?

– Конечно.

– И что нашли?

– Да ничего особенного.

– Там не было, случайно, маслины?

– А зачем это вам?

– Если вы читали рукопись, тогда, вероятно, поймете мой вопрос. Так была у него в кармане маслина?

– Да, очень старая, засохшая.

– Где она?

– В моей комнате.

Пауль Роберт Вильгельм Альберт Лазарус шепотом добавил:

– Если она вам больше не нужна, маслина, господин комиссар, не могли бы вы мне ее отдать?

– Зачем?

– Просто так, – ответил неуклюжий толстяк, краснея. – Просто так.