Текст книги "Любовь - только слово"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 41 страниц)

Глава 6

Десятого января 1962 года около десяти часов утра недалеко от Фридхайма двое мужчин шли через лес в гору, с трудом ступая в глубоком, по колено, снегу. Дороги за интернатом не были очищены от снега, и ехать на санях не представлялось возможным. Единственную возможность добраться до цели оба, комиссар Гарденберг и издатель Лазарус, видели лишь в чрезвычайно утомительной ходьбе.

В гостинице «Амбассадор» им дали сапоги на подкладке. Неуклюжий Лазарус все время скользил. Его лицо было красным, а со лба капал пот, хотя крупными хлопьями продолжал падать снег и было довольно холодно. Гарденберг тоже был в поту. Каждый шаг в этом чудовищном снежном море давался с трудом, и комиссар с ужасом думал, а вдруг этих людей, которым он намерен нанести визит, по какой-либо причине не окажется дома. До них пытались дозвониться, но из-за снегопада телефонная связь во всей округе была нарушена.

– Мне… мне нужно на минуточку присесть, иначе мое сердце не выдержит, – лепетал Лазарус.

Большой комок снега упал с ветки ему на шляпу. Он сел и стряхнул его. Потом сунул руку в карман пальто и отправил пилюли в рот.

– Последняя глава, – медленно сказал Гарденберг.

Они сидели рядом друг с другом и неподвижно смотрели на падающий снег. Вдруг они съежились, как бы ожидая удара, а рядом послышался грохот, похожий на взрыв бомбы. Это метрах в ста от них упало старое дерево. Дерево надломилось почти у самого корня и упало вперед, но не на землю, а зацепилось за ветки соседних деревьев и повисло на них.

– Извините, господин Гарденберг. Вы не знаете, почему упало дерево?

– Точно я этого сказать не могу. Но как-то раз я был свидетелем подобного явления. Во время войны в России, ну, вы знаете, стояло дерево и вдруг упало. Мы осмотрели его и обнаружили, что бобры обгрызли его у самого основания.

– Бобры?

– Да. Я думаю, они грызли его не менее месяца. Грызли, грызли потихонечку. Немножечко коры, немножечко корней. Дерево стояло, не падало. Сами бобры с таким деревом наверняка не справились бы! Но тут пошел снег. Этого бедное дерево выдержать уже не могло.

– Что с вами?

Лазарус вытер лицо носовым платком.

– Ничего, – сказал он. – Просто вдруг подумалось, как похожи иногда бывают друг на друга деревья и люди.

– Да, – сказал Гарденберг, – только то, что мучит человека, что его гложет, что опустошает его душу и делает готовым упасть, – это совсем не бобры.

Глава 7

Дверь виллы открылась. Появился слуга в полосатой жилетке. Его лицо было бледным и надменным.

– Добрый день, господа. Чего изволите?

Гарденберг назвал себя и своего спутника. Достал из кармана полицейский жетон «Уголовная полиция».

– Господин Лорд дома?

– Да.

– А его жена?

– Тоже дома.

– Тогда доложите о нас.

– По какому делу…

– Я не намерен с вами беседовать, – сказал Гарденберг и сделал шаг вперед, чем заставил господина Лео отступить назад. – Сейчас не намерен. Позднее, возможно, побеседуем, и не раз. Сейчас я хотел бы побеседовать с господином и госпожой Лорд, и вас совершенно не касается, о чем я с ними буду разговаривать.

– Извините.

В этот момент сам господин Лорд вышел в холл. Он был в сером костюме, белой рубашке, черном галстуке. Он остановился прямо под картиной Рубенса, на которой была изображена пышногрудая блондинка, моющая ноги. У комиссара в этот момент живо всплыло в голове то, о чем он сегодня ночью читал в рукописи. Манфред Лорд, улыбаясь, обратился к Лео и спросил:

– В чем дело, Лео?

– Эти господа из полиции, милостивый государь.

– Из полиции?

– Так точно, пардон, пожалуйста.

Манфред Лорд подошел ближе, вынул руку из кармана и протянул ее Гарденбергу, который представился и, указав на еле дышавшего Лазаруса, добавил:

– Комиссар Лазарус, мой ассистент.

– Добро пожаловать, господа, – произнес Манфред Лорд.

Выглядел он превосходно. Но комиссару Гарденбергу бросилось в глаза нервное подергивание его правого века и он вдруг подумал, что господин Лорд чего-то боится.

– О чем идет речь?

– О смерти воспитанника Оливера Мансфельда. Вы, наверное, уже слышали, что…

– Да, жена моего садовника принесла нам вчера эту новость. Она была там, внизу.

– Вы, вероятно, понимаете, что мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Само собой разумеется, я понимаю это, господин комиссар. Что мне непонятно, так это почему именно мне вы намерены задавать вопросы.

– Не только вам, но и вашей жене. Это я объясню вам позже, господин Лорд. Ваша жена очень удивилась, когда узнала, что Мансфельд мертв?

– Я вас не понимаю.

– Если вы меня не понимаете, тогда я хотел бы сначала побеседовать с вашей женой, а затем уже с вами.

Манфред Лорд изменился в лице.

– Моя жена предприняла попытку самоубийства.

Лазарус как-то до смешного неуклюже сделал шаг вперед и прокашлялся.

– Что?

Лорд надменно посмотрел на него.

– Когда ваша жена пыталась покончить с собой? – спросил Гарденберг.

– Вчера. Она вскрыла себе вены. – Манфред Лорд скривил губы в иронической улыбке. – Мы с Лео остановили кровотечение и оказали ей первую помощь. Сегодня утром у нее был врач. Из Фридхайма.

– А как она сейчас?

Манфред Лорд вновь заулыбался.

– Сейчас ее жизнь вне опасности, если вы это имеете в виду.

– Можно ее допросить?

– В сложившихся обстоятельствах вопрос следовало бы поставить иначе: захочет ли она отвечать на ваши вопросы?

– Давайте посмотрим.

– Лео, прошу вас…

– Да, господин?

– Проводите господ в спальню моей жены.

Лорд вновь оказался под картиной Рубенса.

– Если я вам понадоблюсь, я в библиотеке. Вы знаете, что я большой любитель книг, не так ли?

– Что?

– Особенно старинных.

– И что вы хотите…

– Господин комиссар, вы, несомненно, прочли этот фантастический бред, который написал Оливер Мансфельд. Вы умны, не так ли? Ваш коллега тоже. Вы меня извините за мои сумасшедшие предположения, но мне кажется, что он не полицейский, а издатель.

Глава 8

Верена Лорд была похожа на покойницу. Она неподвижно лежала на кровати в дорого обставленной спальне. Кожа мертвенно бледная, губы бескровные, глаза закрыты. На ее правом запястье была толстая белая повязка. Голос звучал слабо, немощно, она едва слышно произносила слова.

– Вы читали рукопись?

Лазарус посмотрел на Гарденберга. Тот кивнул.

– Да, – сказал Лазарус.

– Тогда вы все знаете, – прошептала женщина.

– Пока еще не все, – сказал Гарденберг. – Поэтому мы и приехали к вам. Начиная наш разговор, я хотел бы предупредить вас, что вы можете не отвечать на мои вопросы. Вы можете отказаться давать показания.

– Спрашивайте.

– Это правда, что написано в рукописи Оливера Мансфельда?

– Только отчасти.

Лазарус, который уже немного отдохнул, взял с ночного столика флакончик духов, поднял и вновь поставил на место, шепча себе под нос: «Диориссимо».

– Да, это правда.

– Что правда? – спросил Гарденберг.

– Все, что Оливер написал в книге о нас двоих. Мой муж тоже об этом знает.

– А все остальное?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, например, фотографии книжных страниц с проколотыми буквами, которые лежат в вашем сейфе.

Голос Верены стал еще слабее.

– В моем сейфе нет никаких фотографий.

– Вы убрали их оттуда?

– Их никогда там не было.

– Госпожа Лорд, зачем вы лжете?

– Я… не… лгу.

– Вы любили Оливера Мансфельда?

– Нет.

– Но он пишет, что любили.

– Это ему так казалось. Он написал то, о чем мечтал. Например, эта история с книжными страницами. Ему очень хотелось иметь хоть что-то, чем он мог бы шантажировать моего мужа.

– Но у него ничего подобного не было?

– Нет.

– Он выдумал эту историю?

– Да. Можете открыть мой сейф. Можете обыскать дом и виллу во Франкфурте. Ищите где хотите. Вы ничего не найдете из того, что могло бы скомпрометировать моего мужа.

– Вы все уничтожили.

– Ну, это вы так говорите!

– Госпожа Лорд, – спросил Лазарус, – почему вы пытались покончить с собой?

– Это уже моя вторая попытка. У меня склонность к истерии и депрессиям. В припадке душевного смятения я вскрыла себе вены.

Комиссар с легкой иронией в голосе произнес, но не слишком решительно:

– Не слишком-то вы решительны.

– Что вы этим хотите сказать?

– Ну, вы же не истекли кровью.

Верена открыла глаза и смерила Гарденберга презрительным взглядом.

– А что вы знаете?

– Ничего, – ответил тот. – Но хотел бы кое-что узнать.

– Вам никогда этого не понять.

– Может быть, пойму.

– Никогда! И вы, господин Лазарус, тоже.

Комиссар встал, подошел к окну и посмотрел на падающий в причудливой пляске снег за окном. Стоя спиной к Верене, он спросил:

– Когда вы в последний раз видели Оливера Мансфельда, мадам?

– Перед его отъездом на рождественские каникулы…

– Это неправда, – комиссар лгал. – У меня есть свидетель, и он говорит, что седьмого января вечером Оливер разговаривал с вами по телефону и договорился о встрече, кроме того, в рукописи он упоминает, что в тот день, после своего возвращения из Люксембурга, он хотел встретиться с вами в старой башне рядом со школой.

– Это же роман, не так ли? С каких пор полиция расследует дела, опираясь на содержание романа.

– Это не роман, – сказал Лазарус.

– А что?

– Это фактический материал.

– Не смешите меня!

– Почему тогда вы плачете, если я говорю смешные вещи?

– Я не плачу, – сказала Верена и левой рукой, которая была здоровой, вытерла слезы. Ее вдруг сильно затрясло. Лазарус испугался и закричал.

– Господин комиссар!

Гарденберг медленно повернулся.

– Посмотрите…

– Истерика, – сказал комиссар, сознательно придав суровые нотки голосу. – Мадам нам только что наглядно продемонстрировала, что она склонна к истерии. Не переживайте, господин Лазарус. – Он подошел к кровати и поднял лицо плачущей женщины. – Вы лгунья и предательница.

– Что вы себе позволяете. Я буду… – Верена не смогла договорить до конца.

Дверь открылась. Манфред Лорд вошел в спальню.

– Я не помешаю? – спросил он, улыбаясь.

– Помешаете, – сказал Гарденберг.

– Мне чрезвычайно неловко, господин комиссар, извините, господин старший комиссар, но у вас нет ордера на обыск. У вас нет никаких официальных документов, на основании которых вы имели бы право нас допрашивать.

– Все это можно решить по радио в течение получаса.

– Но пока у вас нет никакого права на это. Вы допрашиваете сейчас крайне ослабленную нервную женщину. И, как я вижу – не плачь, любимая, – довольно бесцеремонно. У меня есть друзья в руководстве франкфуртской полиции. Я бы рекомендовал вам быть поосмотрительнее. Успокойся, сердце мое, успокойся.

– Господин Лорд, речь идет о смерти человека.

– Да, господин Гарденберг. Любовника моей жены Оливера Мансфельда. Я весьма сожалею.

– Вы сожалеете?

– Да, он был так молод. Я прошу вас, господин комиссар! У вас что, совсем нет сердца?

Верена застонала и отвернулась.

Лазарус сунул таблетку в рот.

Манфред Лорд, улыбаясь, ходил взад и вперед по комнате.

– Мне кажется, я могу ответить на все вопросы, которые вы можете задать. Моя жена потрясена смертью Оливера, не так ли, дорогая?

Закрыв лицо обеими руками, Верена вновь заплакала. Она плакала беззвучно, не было слышно даже, как она всхлипывала. Казалось, последние силы оставили ее.

– Рассказывайте, – сказал Гарденберг.

Манфред Лорд сел в кресло, скрестил ноги.

– Вы хотите услышать всю правду?

– Конечно.

– Ну, как хотите. Видите ли, у меня такая профессия, которая чаще всего позволяет лишь всей правдой зарабатывать по максимуму.

– Рассказывайте, – прервал его Гарденберг.

И Манфред Лорд начал свой рассказ.

То, что он рассказал, во многих пунктах совпадало с правдой. Даже в большинстве пунктов. Манфред Лорд уходил от правды или умалчивал лишь о тех фактах и событиях, которые могли бы как-то ему навредить. Это и понятно. Так поступил бы любой. Но мы сообщили всю правду, ни о чем не умалчивая.

Глава 9

Как рассказывал Манфред Лорд, новогодний вечер прошел очень спокойно. После ужина он и Верена сели перед камином и выпили немного виски. Затем Манфред Лорд сказал:

– Давай теперь, дорогая, поговорим по душам.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мы подали на развод. В январе нас разведут. И ты уйдешь от меня.

– Я и Эвелин.

– Ты и Эвелин, конечно. Прости, что я забыл про ребенка. И куда вы пойдете?

– К Оливеру. Он купит для нас квартиру, ему помогут конкуренты отца.

– Не получится.

– Что значит не получится?

– Он не сможет купить для вас квартиру. Он не получил никакого аванса.

– Но он сказал…

– Он солгал.

– Он не лгал. Я знаю, что ему обещали аванс.

– Эти люди передумали.

– Откуда ты это знаешь?

– В моих руках тридцать процентов их акций. Я… воспрепятствовал тому, чтобы Оливер получил аванс. И не только. Я настоял, чтобы его ни при каких обстоятельствах не брали на работу. Если ты уйдешь от меня, то потеряешь все. У тебя не будет ни гроша. Тебе придется жить в нищете. Конечно, Оливер будет с тобой. Как ты считаешь, дорогая, долго продлится эта великая любовь в нищете?

Верена молчала.

– У меня много связей. Я без проблем смогу и дальше поступать так, что Оливера никто и нигде не примет на работу. И ты будешь разведенной женщиной с внебрачным ребенком и безработным мужем. С молодым мужем, с красивым мужем, должен признать. С мужем, который, конечно, лучше меня.

– Он найдет работу, – сказала Верена.

– Конечно, он сможет асфальтировать дороги, крыть дома, конечно, если он это умеет. Ты сможешь продать свои украшения и шубы. Все же зарабатывать он будет немного. Так как, дорогая, он ничего не умеет из того, за что хорошо платят. Ценность мужчин в глазах женщин отличается от ценности мужчин в глазах мужчин.

– Ты свинья!

– Может быть. Но я люблю тебя. И меня ценят, причем мужчины.

– Несмотря на это, все равно для меня ты свинья.

– Знаешь что, дорогая, давай остановимся на этом и не будем копаться в грязном белье. Ты у нас из хорошей семьи. А в хороших семьях не принято говорить о некоторых вещах.

– Свинья!

– И все же ты хочешь, чтобы я сказал все. У меня хорошее мнение о тебе. Многие, в том числе отец Оливера, считают тебя проституткой, ты от рождения проститутка. Не кричи. Это на самом деле так. Но я лояльно отношусь к проституткам. Иначе бы я на тебе не женился.

– Ты подлец… Ты такой подлец…

– Я, правда, немного выпил. Ты, впрочем, тоже. Ну, будь здорова, моя дорогая.

– Я завтра же утром ухожу от тебя!

– Конечно, не раньше. Во-первых, сейчас ты пьяна. Во-вторых, куда тебе идти? Квартиру тебе еще никто не снял!

– В гостиницу.

– А кто будет платить? А где будет жить Эвелин и на что вы обе будете жить?

– Оливер…

– У Оливера нет ни гроша. Я нашел возможность известить его отца, что он твой любовник. Отец тоже не даст ему денег из-за нашей дружбы. Он мне многим обязан. И, наоборот, если сейчас, на каникулах, Оливер с ним поговорит, то отец…

– Какая же ты свинья!

– Ну зачем же так, дорогая. Ты так долго вращалась в элитном обществе, я уж подумал, ты забыла язык своей семьи.

– Ну, это еще надо посмотреть, чья семья лучше.

– В этом я не сомневаюсь. Прекрасный пример – твой братец.

Теперь они оба были пьяны. Слегка покачиваясь, Манфред Лорд снял со стены венецианское зеркало.

– Что ты делаешь?

– Не могла бы ты сделать мне одолжение? Посмотри на себя в зеркало. – Он поднес зеркало к ее лицу. – Ты красива. Ты изумительно красива. Но ты не заметила, что у тебя уже появились морщины возле глаз. У меня их у самого много. Я уже седой. Я намного старше тебя и не могу быть таким любовником, как Оливер. Но я люблю тебя. Я окружу тебя богатством и роскошью. Я буду это делать до тех пор, пока люблю тебя. Когда я умру, ты получишь фантастическую страховку. Ты живешь в прекрасных домах. Ешь что пожелаешь. Одеваешься как хочешь. Сможешь ли ты позволить себе все это с Оливером? Он намного моложе тебя. Мне твои морщины не мешают. Ему тоже. Пока. А что будет через десять лет? Мне они и через десять лет не будут мешать, а ему?

Верена взглянула в зеркало. Она была пьяна, но не настолько, чтобы не заметить морщины в уголках глаз. Она долго и внимательно рассматривала себя в зеркале.

– Манфред, – сказала Верена, – я боюсь.

– Чего?

– Боюсь, просто боюсь, – отвечала она и продолжала смотреть на себя в зеркало.

– Морщины еще совсем незаметные, но через десять лет… А он такой красивый мальчик! Вполне возможно, что он влюбится в твою дочь.

– Замолчи! Замолчи сейчас же!

– Конечно.

– Убери зеркало!

– Уберу. Но от этого морщины на твоем лице не пропадут, – сказал Манфред Лорд. Он вновь повесил зеркало на стену и вернулся к жене, которая сидела, зажав голову руками. – Я готов забыть все, – сказал Манфред Лорд. – Я забуду все: обман, измены. Я хочу, чтобы ты и Эвелин остались у меня. Я готов удочерить Эвелин, если ты пожелаешь. Ты, конечно, желаешь этого, я ведь знаю, какая ты жадная до денег.

– Подлец…

– Заткнись! Я вытащил тебя из грязи. Я могу вернуть тебя назад. До сих пор я считал тебя благоразумной женщиной. Выходит, ошибался? Или я был прав? В общем, так: когда Оливер вернется из Люксембурга, скажешь ему, что между вами все кончено.

– Ни за что! Ни за что! Ни за что!

– Если женщина трижды кричит «ни за что», это значит, она готова пойти на то, чего от нее требуют. Ты же уже согласилась выполнить мои требования, дорогая. Ты только что осознала, что все, что вы собрались сделать, бессмысленно и бесперспективно. Или это не так?

– Ты дьявол!

– Да, но богатый и умный. Ты ведь не вышла бы замуж за бедного и глупого дьявола?

– Он не такой!

– Прости. Ты, наверное, хочешь выйти за бедного и глупого ангела.

Она взяла тяжелую стеклянную пепельницу и швырнула ее в него. Пепельница угодила Манфреду Лорду в правый висок. Тотчас же в этом месте образовалась рана, и из раны струйкой потекла кровь. Он достал носовой платок.

– Я вижу, благоразумие берет верх, дорогая, – сказал он.

Внизу, во Фридхайме, в церкви ударили колокола.

– Благослови тебя Бог в новом году, сердце мое, – сказал Манфред Лорд, прижимая быстро краснеющий платок к виску. – Завтра пятница. Послезавтра мы вместе поедем в банк и заберем из сейфа вторую половину фотокопий.

Глава 10

Второго января 1962 года они ехали во Франкфурт. Верена взяла фотокопии из сейфа и передала их мужу.

– А пленки где?

– Здесь.

Сидя в автомобиле, на обратной дороге к Таунусу Верена вдруг начала громко смеяться.

– Ты что смеешься?

– Ты в ловушке, дорогой.

– Почему?

– Оливер описал всю нашу историю и отослал в издательство. Там идет речь и о проколотых книжных страницах, о фотографиях и о пленках.

– Через час ни фотокопий, ни пленок уже не будет, дорогая. Остается только эта описанная история. А что значит одна голая история?

– Полиция…

– Полиции нужны доказательства. Единственные доказательства, которые существуют, у меня. Я хорошо относился к Оливеру. Но теперь с меня довольно. И, когда он вернется, тотчас же скажи ему об этом.

– Я не могу… Я не могу…

– Нет, сможешь. Ты у меня крепкий орешек.

– Манфред, я тебя умоляю. Я действительно не могу. Я… Я не знаю, что я скажу…

– В таких случаях лучше всего написать письмо, – сказал Манфред Лорд.

Глава 11

Верена Лорд писала письмо Оливеру Мансфельду. Время, проведенное на Эльбе, вновь всплыло в памяти. Она писала о баре в Марциане, морском порту Аззуро, зеленых волнах моря, в которых Оливер обнимал ее. Не забыла также сказать, что он самая большая любовь всей ее жизни. Она никогда не сможет его забыть, писала Верена Лорд и просила постараться простить ее. Ты моя душа, писала она. Ты мой воздух…

Письмо начиналось словами: «Оливер, мой любимый Оливер!» Хотя ее письмо содержало много разного рода признаний, Верена не могла избежать однозначного заявления о том, что в связи со сложившимися обстоятельствами она вынуждена порвать с ним отношения. Об этом она написала совершенно откровенно. Она писала, что ей нужно подумать о будущем своего ребенка, что ее страшат бедность и разница в возрасте. Если бы на месте Оливера был кто-то другой, умудренный опытом, то он бы наверняка восхитился такой честностью, так как женская честность, – это чрезвычайно редкое и ценное качество.

Верена Лорд обнаружила еще одну сильную сторону своего характера. Она была полна решимости встретиться с Оливером и лично передать ему письмо. Она хотела встретиться в старой крепостной башне сразу после его возвращения из Люксембурга.

Седьмого января 1962 года Оливер Мансфельд, возвратившись из Люксембурга во Фридхайм, позвонил Верене из «Голубого бара» Франкфуртского аэропорта. В это время его маленький друг из Ирана забирал его автомобиль. Верена, не колеблясь, назначила встречу со своим возлюбленным через час. Когда Оливер выезжал из аэропорта, небо было затянуто черными тучами. В воздухе висело страшное напряжение, предвещавшее сильный снегопад.

Оливер Мансфельд довез принца Рашида Джемала Эд-Дина Руни Бендера Шапура Исфахани на автомобиле до Фридхайма и, как принц позднее указывал в своих показаниях, высадил его в большой спешке у виллы, где проживали мальчики, у так называемого «Квелленгофа». И сам по узкой лесной дороге поехал дальше в направлении сторожевой башни. Остановившись в нескольких сотнях метров от башни, он поставил свой «ягуар» в густом кустарнике и направился к башне. Когда он вошел в нее, Верена была уже там. Она обняла и поцеловала его. Но ее поцелуй вдруг показался Оливеру необычайно холодным.

– Что случилось?

– Ничего, – ответила Верена Лорд.

– Нет, что-то случилось. Ты изменилась. Ты совсем другая. Не такая, как всегда.

– Неужели?

– Да, ты изменилась. А где Ассад? Где Эвелин?

– Они дома.

– Что-то произошло?

– Да.

Оливер Мансфельд закрыл глаза.

– Что произошло? Мы же все обсудили перед моим отлетом.

– Ситуация изменилась, – ответила Верена Лорд. – Я написала тебе письмо.

– Какое письмо?

– Обычное письмо.

– А зачем?

– Между нами все кончено.

– Верена!

– Прочти письмо и все поймешь.

– Что мне нужно понять? Мы же обо всем договорились.

– Теперь все по-другому, Оливер, все изменилось. – Верена заплакала. Слезы катились по ее ненакрашенному лицу. – Мне очень больно, я так несчастна.

– Верена, Верена, мы же любим друг друга!

– Этого недостаточно, любимый. Прочти письмо. Я больше не могу. Я ухожу. Все, мы больше не будем видеться.

– Ты сошла с ума!

– Нет, мой бедный маленький Оливер, я абсолютно в здравом уме.

– Но ты не можешь…

– Я вынуждена. У меня ребенок. Я должна быть уверена в завтрашнем дне.

– Я обеспечу эту уверенность тебе и твоему ребенку.

– Ты не сможешь! Отпусти меня! Я не хочу быть здесь, когда ты будешь читать письмо.

– Почему?

– Это самое ужасное письмо, которое я писала когда-либо в жизни.

– Останься!

– Нет!

– Ты испугалась!

– Да, – закричала Верена и побежала по винтовой лестнице башни вниз. – Да, я боюсь! Боюсь! Боюсь!

Оливер Мансфельд оцепенел и не двигался с места. Какое-то мгновение спустя он сел на ящик, рядом с которым валялась длинная веревка, и вскрыл конверт.

Между тем стало еще темнее, но, несмотря на это, сквозь башенные окна была хорошо видна окружающая местность. Была видна речка Нидда с заросшими камышом берегами. Было видно, как она, извиваясь змеей среди кустов и серебристых групп ольшаника, убегала вдаль по лугам, пастбищам и пашням в долины.

Еще можно было увидеть Бад-Наухайм и Бад-Хомбург, Бад-Вилбель, Кенигштайн, Дорнхольценхаузен, Оберурзель и сотни прочих мест проживания людей, самым большим из которых был Франкфурт-на-Майне.

Но Оливер Мансфельд ничего этого не видел. Он сидел, согнувшись, на старом ящике среди рухляди, держа в руках только что прочитанное письмо. Он был настолько отрешен от всего, что даже не слышал шагов подходившего к нему Манфреда Лорда. Лорд уже два часа прятался в нише – здесь же, в этой комнате. Он слышал разговор между Оливером Мансфельдом и своей женой. Он терпеливо ждал. Теперь ждать ему было больше нечего. Он подошел к сидящему Оливеру сзади, схватил его за плечи и рывком приподнял.

– Что… что…

Как только Оливер выдавил из себя эти слова, он тут же получил удар в лицо. За ним последовал второй. Оливер отлетел к стене. Лорд прыгнул за ним. Он бил юношу куда попало. Бил его своей тяжелой тростью. У Оливера потекла кровь. Лорд продолжал его бить. Оливер не сопротивлялся. Лорд стал бить его ногами, сначала по почкам, затем в живот. Он делал это молча, с лицом, искаженным от ненависти. Через несколько минут Оливер согнулся пополам и упал на грязный пол комнаты. Из ран сочилась кровь. Он стонал.