Текст книги "История социальной работы в России. Хрестоматия"

Автор книги: Wim Van Drongelen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

При ряде комитетов были созданы общины сестер милосердия. Наибольшую известность получили Екатеринбургская, Пермская Надеждинская, Вятская и Уфимская Александрийская общины…

Деятельность комитетов Красного Креста не ограничивалась только периодами военных действий. Помимо оказания помощи раненым во время войны и их семьям общества решали также задачи содержания общин сестер милосердия, сбора пожертвований для оказания помощи пострадавшим от стихийных и общественных бедствий, строительства и содержания медицинских учреждений и др…

В начале XX в. на Урале стали возникать новые благотворительные общества, связанные с ведомством народного здравоохранения. Только в Екатеринбурге в этот период были созданы отдел Уральского Союза для борьбы с детской смертностью и общество борьбы с чахоткой (общество «Белого Цветка»)…

В годину военных испытаний общественность Урала предпринимала различные усилия для оказания помощи армии и семьям военнослужащих. Довольно широкое распространение на Урале получила организация лазаретов, причем в качестве инициаторов их создания выступали, как правило, общественные организации и государственные структуры, но иногда образование лазарета являлось плодом индивидуальной инициативы.

В русско-японскую войну 1904–1905 гг. екатеринбургский золотопромышленник П.А. Конюхов «устроил на свои средства в доме на Главном проспекте лазарет на 10 кроватей, оборудованный всем необходимым: кроватями, постельным и носильным бельем»…

В годы первой мировой воины вновь началось создание ведомственных, общественных и частных лазаретов. Часть таких лазаретов была сформирована наиболее крупными комитетами Красного Креста, другая часть различными уральскими ведомствами. Некоторые предприниматели создавали собственные лазареты, в частности, подобный лазарет был учрежден екатеринбургским купцом Н.И. Макаровым.

Наряду с этим появились различные благотворительные организации, ставившие перед собой задачу организации помощи как действующей армии, так и семьям солдат, оказавшихся на фронте.

Одной из таких общественных организаций был «Екатеринбургский дамский кружок», образованный 5 октября 1914 г. Едва возникнув, кружок энергично занялся сбором средств. С этой целью участницы кружка проводили различные благотворительные акции (лотереи, кружечные сборы «На сапоги солдатам», благотворительные спектакли и киносеансы, главной целью которых был сбор вещей и денежных средств), а на вырученные средства закупали все необходимое и отправляли на фронт…

В начальный период войны ряд организаций занимался выдачей ссуд тем семьям, которые в момент объявления войны оказались в чужих городах. Эти ссуды помогали солдатским семьям добраться до своих мест жительства. Позднее ссуды стали выдаваться беженцам для обустройства на новом месте.

В целом деятельность благотворительных общественных организаций сыграла важнейшую роль в решении очень многих социальных проблем, которые государству без помощи общественности осилить было невозможно…

Благотворительность на Урале. – Екатеринбург, 2001. С. 28–36, 50—120.

Нищенство как социальная патология и меры борьбы с ним

И. Прыжов
Нищие на Святой Руси

…Нищими на святой Руси называют сословие людей, ничего не делающих и промышляющих сбором подаяний Христа ради. Бедность всегда жила рядом с богатством; бедность покуда составляет необходимую принадлежность всякого человеческого общества; но нищих, существование которых обуславливается известной ступенью верований, в древнем мире не было; нищие – средневековое явление.

Старинная песня о сорока каликах с каликою, записанная Киршею Даниловым, говорит, что калики выходили из Ефимьевской пустыни, из монастыря Боголюбова, но это известие должно понимать гораздо общее, т. е. калики жили преимущественно около монастырей, и у монастырских ворот было главное поприще их деятельности. Ходили они артелями по сорока калик с каликою, во главе артели (ватаги) стоял атаман, которого выбирали в кругу. На каликах надеты были сумки и подсумки, в руках у них были клюки.

…Ходили они по селам и деревням, по городам и пригородам, и собирали милостыню… Подачей милостыни выражалось у древнерусского человека чувство милосердия и сострадания. Если бы не было нищих, благочестивый человек не смог бы утешать своей совести: подать нищему – значило проложить себе путь к прощению от Бога. А потому и говорили, что «в рай входят святой милостыней». Говорили, что «нищий богатым питается, а богатый нищего молитвой спасается»…

Прыжов И. Нищие на святой Руси. – Казань, 1913 (дано по кн.: Басов Н.Ф. Практикум по истории социальной работы в России. – М., 1999. С. 23–24).

С. Ольман
«Шмыни» при дворе царя Алексея Михайловича
(из истории нищенства в России)

Нищету плодили пожары, мор, неурожаи.

Лето 1601 года выдалось дождливым. А в августе вдруг ударил мороз и побил недозревший хлеб. На следующий год зяблое зерно не взошло. Наступил трехлетний голод…

Борис Годунов не жалел казны: «Я отворил им житницы, я злато рассыпал им, я им сыскал работы» (интерпретация А.С. Пушкина). Прослышав об этом, в Белокаменную повалили голодные толпы. Благое намерение привело к страшному финалу. Царской милости на всех не хватило – и 127 000 трупов было схоронено в столице за казенный счет.

Близилась великая смута. Господа выгоняли своих холопов (нечем было кормить). Целые деревни снимались с места, спасаясь от голодной смерти. Отчаявшийся люд («какая честь, коли нечего есть?») сбивался в шайки и грабил кого ни попадя по дорогам. Пускать в дом «странников» стало смертельно опасно: едва ли не каждый второй безобидный с виду нищий прятал за пазухой кистень…

В это самое время начал складываться «старецкий» язык, который «настоящие» нищие держали в строгой тайне и по которому узнавали своих. Нищенское «арго» отгородило убогих от прочего «гулящего» отребья. Возникало особое сословие, с собственным «кодексом чести», иерархией.

Право носить звание «заправского» получал только тот, чей «стаж» был не менее шести лет, кто ежегодно вносил определенную сумму на нищенскую свечку и сдал «экзамен» на знание «старецкого» языка, молитвы, стихов и песен.

Во главе каждой нищенской организации («цеха») стоял атаман, выбиравшийся, как правило, из слепых.

Для решения спорных вопросов созывались «сходки», где «цех» вершил суд и определял наказание для провинившегося: штраф, исключение из «цеха» или – высшая мера – отрезание нищенской торбы (то есть запрет на профессию).

Сходки эти созывались вплоть до начала XX века. На этих «конференциях» нищие даже «читают и спорят о прочитанном», свидетельствовал Н. Бахтин, изучавший жизнь бродяг более пятнадцати лет.

В царствование Романовых нищие получили вполне официальный статус «верховных богомольцев». «Царские» нищие, старики лет по сто и более, не только постоянно жили в Верхних палатах Кремля, но и получали годовое жалованье – четыре рубля с полтиной (при Алексее Михайловиче). Денежное довольствие полагалось также монастырским, патриаршим, дворцовым, богадельным нищим.

Гораздо хуже жилось «гулящим». Первым человеком при дворе, обратившим на них «государственное» внимание, был ближайший советник царя Алексея Михайловича боярин Федор Ртищев. По его велению команда рассыльных собирала нищих в особый дом, где больных – лечили, пьяных – «вытрезвляли», после чего и отпускали с Богом.

Просвещенный царь Федор Алексеевич, изучив опыт «Еуропских стран», издал в 1682 году на редкость прогрессивный указ, осуществить который удалось лишь полтора века спустя. Царь велел устроить в Москве и в других городах больницы и богадельни, «чтобы впредь по улицам бродяг не было». Здоровых нищих предполагалось обеспечить работой, а сирот, «робят и девок», – раздать по домам или монастырям для обучения ремеслам и грамоте соответственно. «И от таких людей и впредь уже в городах прибыток, а воровства от таких опасаться нечего, потому что ему уже способ, чем сыту быть, дан».

Неосторожная челобитная «царских» нищих, жаловавшихся молодому Петру, что, мол, «носят платье шестой год без перемен и совсем обносились», не получают кормовых и жалованья (как при родителях царя), обратила взор государя к нищей братии. Воспитанный в европейских традициях (на Западе, напомним, бродяг всегда считали отребьем, а не «святыми»), Петр Алексеевич был, пожалуй, первым российским самодержцем, решившим искоренить попрошайничество насильственными методами.

Указ 1691 года еще сравнительно мягок. Нищих ловят и отправляют по месту жительства, беглых крестьян возвращают помещикам. И лишь уличенных в попрошайничестве повторно – бьют кнутом и ссылают в Сибирь.

По Указу 1712 года всех «ленивых прошаков» без разбора уже били прилюдно на площадях, клеймили и ссылали на каторжные работы. «Амнистии» не полагалось никому – ни старым, ни больным, ни сумасшедшим (позже, правда, Петр ввел «освидетельствование дураков»). Вот тут-то и пригодились бродягам их «профессиональный» язык и жесткая организация «цехов»: несмотря на жесткие репрессии, нищих в империи не убавилось.

С 1718 года карали и дающих милостыню: первый штраф – пять, второй – десять рублей. Это, естественно, не могло понравиться традиционалистам: «Бог положил давать милостыню, а судьи наши за то штрафуют…» Чиновник Берг-коллегии Авраамов, дерзнувший вступиться за нищих, провел более двадцати лет в Охотском остроге и вернулся из ссылки лишь после смерти Петра I.

В последние годы своего царствования великий реформатор, видимо, осознал, что война с «золотой ротой» проиграна. Появился новый проект – раздать всех «прошаков» по монастырям. Задуманную для этого всероссийскую перепись «гулящих людей» осуществить он уже не успел…

Указ 1712 года «О воспрещении нищенства» не пересматривался преемниками Петра в течение тридцати семи лет. Лишь дважды Сенат сделал исключение. В первый раз причиной тому послужил страшный голод 1734 года (велено было до начала работной поры в деревнях бродяг из Москвы не высылать). Второй раз – частный случай – ослепшему киевскому гражданину дозволили собирать милостыню для уплаты долга в 2 000 рублей, «дабы не пойти по миру с семьей».

Столица. 1994. № 9 (дано по кн.: Басов Н.Ф. Практикум по истории социальной работы в России, – М., 1999. С. 36–39).

М. Соколовский
Петр Великий как благотворитель
(о проблеме нищенства)

…С беспощадной жестокостью, неизвестной до того времени русскому законодательству, начинают (при Петре I. – Авт.) вводиться репрессивные меры: указом от 30 ноября 1691 г. девятнадцатилетний Петр предписал за «притворное лукавство» в «нищенском образе» строго наказывать виновных – «бить кнутом и ссылать в Сибирь», указ, по-видимому, не всегда точно приводился в исполнение, чем и возможно объяснить его подтверждение новым указом от 14 марта 1694 г.; но с другой стороны, не оставался он и мертвою буквою: так в канцелярию полицейместерских дел 4 ноября в 1722 г. был приведен некто Иван Столяров, который «стоя при церкви Исакия Далмацкого, просил милостыню», за что был «бит… нещадно». В таком же проступке прошения милостыни был 1724 г. уличен не имевший «прокормежного письма» Иван Морозов. Морозов был наказан плетьми, а прокормежное письмо было ему выдано до 1 ноября 1824 г. Последнее свидетельство в особенности ценно: оно как будто указывает на уступку, сделанную царем для нищих, просящих милостыню, и доказывает, что таковую мог просить лишь нищий, снабженный прокормежным письмом, которое выдавалось лишь на известный срок, в течение коего предполагались, вероятно, возможность для просящего милостыню найти себе работу и ею обеспечить себе существование.

Прошение милостыни и подача таковой были запрещены. Согласно указу от 1718 г. милостыню надлежало пересылать в богадельни, а за подачу милостыни налагался денежный штраф в первый раз – в пять рублей, а во второй – в десять рублей, указ подтвержден 16 ноября 1720 г. Запрещение прошения милостыни коснулось также заключенных в тюрьмах, за выпуск их для сбора подаяния указом от 1711 года, предписывалось виновных ссылать в каторгу, но через одиннадцать лет, как бы сознавши строгость изложенного распоряжения, Петр Великий издает указ (от 17 октября 1722 г.), коим разрешалось отправлять за милостынею из одной и той же тюрьмы по одной «связки колодников», а из тюрем с большим числом заключенных – по две и даже по три «связки», употребляя для «связок» длинные цепи, «по примеру того, какие на каторгах учинены…»

Для выяснения размера действительной нищеты Петр Великий пунктом 4-м главы XXV устава гласного магистра от 1720 г. требовал занесения в «формуляр города» числа больных, убогих, дряхлых и сирот, которые «не могут питатися» и способа их призрения. Указом же от 1 июня 1724 г. предписывалось произвести однодневную 1 октября того же года перепись всех нуждавшихся, к труду неспособных, «дабы зная число их и число доходов, можно было расписать их по монастырям»… Бесспорно, мысль Петра Великого – определить более или менее точное число нищих – отличается широтою, но насколько она удалась и была ли вообще приведена в исполнение – об этом не сохранилось никаких данных…

Материалы по истории социальной работы в России. – Новочеркасск. 1996. С. 68–70 (дано по кн.: Басов Н.Ф. Практикум по истории социальной работы в России. – М., 1999. С. 34–36).

И. Голосенко
Нищета и нищенство: очерк российской социологии бедности

…Можно ли считать попрошайничество профессией? Некоторые русские администраторы и ученые отвечали на этот вопрос утвердительно, поскольку такой промысел требовал особых навыков, квалификации и способностей. Сами нищие остроумно называли себя «работниками на рукопротяжной фабрике».

А. Бахтиаров в своей работе «Босяки» (1903 г.) описал несколько типичных приемов, которые использовались в столице и провинции как действительно убогими, так и прохиндеями. Каждый из таких приемов имел на их жаргоне свое название:

1. «На паперти». Самый невинный и безопасный способ. Обычно полиция не трогала нищих у церквей и на кладбищах. Эти места всегда занимали самые отпетые, с многолетним стажем попрошайки, безжалостно изгонявшие конкурентов.

2. «Стойка» – пребывание на постоянном месте в городе при скоплении людей, но вдали от полицейских глаз. Прием требовал знания человеческой психологии и наблюдательности, потому что в зависимости от пола, возраста и внешнего вида прохожего приходилось импровизировать, прося то на ночлег, то на хлеб, то на лечение. Кроме того, надо было зорко следить за перемещением городового. (В ответ столичная полиция стала переодевать своих патрульных в гражданскую одежду.)

3. «Ход» – движение по городу или железнодорожным пригородным поездам. Приближаясь к полицейскому, нищий замолкал. «Ходоки» делились на «сухих», презиравших брать не деньгами, и «савотейщиков», берущих только хлебом. В последнем случае была своя тонкость. Скромность просьбы – «подайте кусок хлеба, Христа ради!» – и внешне опрятный вид просившего приносили желаемый успех. «Савотейщик» не имел облика обычного нищего, одетого в рванье и распространяющего вокруг себя вонь давно не мытого тела. Это подкупало, так как по всему было видно, что вполне порядочный человек временно попал в затруднительное положение и нуждается в поддержке. Хитрость заключалась в том, что «савотейщик» носил длинное пальто с огромными внутренними карманами, куда помещалось до полутора пудов обрезков и кусочков хлеба. По мере сбора подаяния он раздувался, как пузырь, но «своя ноша плеч не тянет». На улице такого человека мало кто заподозрил бы в побирушестве. А именно это впечатление он и намеревался произвести на окружающих. Собранная «пошлина» продавалась в ночлежные столовые или хозяевам скота в пригородах.

4. «Сесть на якорь» – просить милостыню, сидя на голой земле, зимой – на снегу, зачастую притворяясь калекой. Это требовало известного артистизма. Способ доходный, но опасный – можно было легко попасть в руки городового.

5. «Круговая» – сбор милостыни в субботу, когда нищие обходят все лавки. «Суббота – наш праздник», – говорили они. И если в этот день лавочники по давнему обычаю не отказывали в подаянии, то в другие дни нищий мог услышать: «Бог подаст!»

6. «Стрелять по знакомым местам» – совершать планомерный обход домов состоятельных граждан, уже известных своей благотворительностью. «Стреляли» вдвоем. Один в «спецодежде» – без рубашки, пиджак в заплатах надет на голое тело, рваные ботинки (его обычная одежда оставалась в ночлежке). Он входил в контакт с хозяином дома. Затрапезный вид вызывает жалость, и ему дают старую, но приличную одежду из хозяйского гардероба. Напарник ждет где-нибудь за углом с мешком, в который и складывают добычу. Вечером ее продают старьевщикам специально для этой цели собиравшимся у дверей ночлежек.

Российская провинция. 1995. № 2. С. 73–74 (дано по кн.: Басов Н.Ф. Практикум по истории социальной работы в России. – М., 1999. С. 107–108).

С. Бахрушин
Малолетние нищие и бродяги в Москве

…Вопрос борьбы с нищенством резко выдвинулся в Москве после 1812 года. Прилежащие к ней местности были сильно разорены… Развалины Москвы с самого момента ухода французов привлекали толпы крестьян и бродяг, взрослых и детей для грабежа, а пустыри, обгорелые строения были удобным местом, чтобы скрываться от глаз полиции.

Неудивительно поэтому, особенно если принять во внимание рост общественного самосознания, который мы наблюдаем во второй половине царствования Александра I, что вопросы общественного призрения и борьбы с нищенством начинают интересовать общество. Уже устав Союза Благоденствия, того самого Союза, из которого впоследствии создалось тайное общество декабристов, посвящает целую главу вопросу о мерах против нищенства. Декабрист Пестель в своей «Русской Правде» предусматривает обязательное призрение малолетних в волостях.

Император Николай (I) считался с теми конкретными указаниями, которые он находил в бумагах и проектах декабристов, поскольку они не касались государственного строя… В связи с указанными общими явлениями, естественно, должен был возникнуть и в правительственных сферах вопрос о планомерной борьбе с нищенством. С 1827 г. и вплоть до 1846 г. правительство было занято разработкой Городового Положения, и, в связи с организацией самоуправления столицы, находился, несомненно, и вопрос об органах, на которые следовало возложить борьбу с нищенством… Таким образом, впервые при Николае был поставлен определенно вопрос о нищенстве и, как часть целого, о малолетних. Мы можем уследить, как работала законодательная мысль, так как до нас дошел первоначальный проект 1829 г., легший в основу закона 1838 года. Проект предусматривал открытие особых попечительных комитетов, на обязанность которых возлагалось между прочим, «если при нищих будут дети, которых отцы и матери воспитать не в силах и не в состоянии», то распределять их: сирот мужского пола до 8 лет, а женского до 14 лет размещать по селениям и городам с платою за вскормление и водворять их в тех семьях, которые пожелают принять в «усыновление»; мальчиков от 7 до 17 лет отправлять в военные поселения или в военно-сиротские отделения, девочек от 14 лет и старше выдавать в замужество и определять прислужницами при богоугодных заведениях или работницами на фабрики, заводы и промыслы…

Антология социальной работы. Т. 2. – М., 1995. С. 309–310 (дано по кн.: Басов Н.Ф. Практикум по истории социальной работы в России. – М., 1999. С. 55–56).

Призрение детей

П. Власов
Государственные младенцы

Первое десятилетие царствования Екатерины II характеризуется подъемом общественной мысли. Императрица живо интересуется движениями общественной мысли в Западной Европе, ведет оживленную переписку с членами кружка французских энциклопедистов, поражает их прогрессивностью взглядов, широтой образовательных замыслов, старается внушить общественному мнению мысль о государственном переустройстве России на принципах конституционной, просвещенной монархии, тем самым стремясь произвести в европейских кругах благоприятное впечатление. В первые годы правления Екатерины II ее инициативы в области благотворительности ограничивались вопросами воспитания. Увлекаясь идеями западных философов-гуманистов, Екатерина пытается внедрить в жизнь новую гуманную форму воспитания детей, создать унифицированный тип гражданина, отвечающего насущным задачам быстро развивающегося государства.

Инициатором создания новой системы воспитания был Иван Иванович Бецкой, внебрачный сын князя И.Ю. Трубецкого.

Это был один из первых крупных представителей просвещенной дворянской филантропии. В течение тридцати лет И.И. Бецкой на посту президента возглавлял Академию художеств. В 1763 году он представил Екатерине II план школьной реформы – «Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества», в котором использовал идеи энциклопедистов Дж. Локка и Я.А. Коменского. Согласно проекту создавалась система закрытых учреждений для воспитания и профессиональной подготовки детей и подростков, воспитательные дома для подкидышей в Москве (1764) и Петербурге (1770), училище для мальчиков из разных сословий (кроме крепостных) при Академии художеств, коммерческое училище в Москве, а также институт благородных девиц при Воскресенском (Смольном) монастыре с отделением для девочек из мещан, преобразовывался шляхетский кадетский корпус.

Представленный И.И. Бецким проект был утвержден.

1 сентября 1763 года Екатерина II подписала манифест об учреждении в Москве «сиропитательного дома» с госпиталем для бедных рожениц. Манифест гласил: «Божиею милостью Мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица Всероссийская и прочая, и прочая, и прочая объявляем всем и каждому. Призрение бедным и попечение о умножении полезных обществу жителей, суть две верховные должности и добродетели каждого боголюбивого Владетеля. Мы, питая их всегда в Нашем сердце, восхотели конфирмовать ныне представленный нам генералом-поручиком Бецким проект с планом о построении и учреждении общим подаянием в Москве, как древней столице Империи Нашей, Воспитательного дома для приносных детей, с особливым госпиталем сирым и неимущим родительницам…»

Однако роль правительства в столь важном государственном деле сводилась к санкционированию предприятия, ибо денег на его организацию в казне не оказалось. Устройство и содержание приюта мыслилось исключительно на частные пожертвования. Сразу же за опубликованием царского манифеста Синод специальным указом объявил подписку на сбор средств, в котором ясно определялся источник существования проектируемого учреждения: «Чтоб оному содержану быть от единого щедрого подаяния тех, которые Бога и ближнего по евангельской заповеди любят и о благосостоянии отечества всеусердно пекутся». Дабы показать пример, Екатерина лично внесла 100 тысяч. Самым крупным вкладчиком в строительство и содержание Воспитательного дома был Прокофий Акинфиевич Демидов, известный горнозаводчик, прославившийся хлебосольством, капризами и крупными пожертвованиями в пользу Московского университета и Воспитательного дома.

На его же средства при Московском воспитательном доме было основано Коммерческое училище. Он же учредил пансион при Московском университете. За щедрую благотворительность П,А. Демидов был удостоен чина действительного статского советника. <…>

По мысли И.И. Бецкого, заведение было рассчитано на воспитание приносных детей-подкидышей в возрасте не старше двух лет. Предполагалось создать учреждение общегосударственного характера. Путем затворнического воспитания по разработанной Бецким программе, исключающей влияние улицы и домашней среды, предполагалось воспитывать честных, высоконравственных, трудолюбивых, подготовленных к профессиональной деятельности людей. И.И. Бецкой выдвинул благородную, но утопическую задачу искусственно сформировать просвещенное «третье сословие», более способное к восприятию европейской цивилизации, – не господ, не рабов, а просто достойных граждан своего Отечества.

Сразу же по основании Воспитательного дома при нем было создано родовспомогательное отделение – секретно-родильный госпиталь. Поскольку дети в большинстве случаев были незаконнорожденными, то роженицам в большинстве случаев предоставлялось право не называть своего имени. Позволялось даже рожать в маске. Все обстоятельства сохранялись в тайне. Никто, кроме повивальной бабки, не имел права входить в палату к роженице.

В 1805 году благотворительная деятельность Московского воспитательного дома расширилась, при нем было открыто еще одно родильное отделение, получившее название законно-родильного госпиталя, который предназначался для замужних женщин, по бедности не имеющих возможности получить квалифицированную акушерскую помощь…

Позднее наряду с незаконнорожденными в воспитательные дома стали принимать детей несостоятельных родителей законного супружества, главным образом сирот или тех, у кого мать по состоянию здоровья не могла кормить ребенка собственной грудью, а отец не имел средств нанять кормилицу. Такие дети поступали на временное вскармливание в возрасте не старше десяти месяцев и возвращались родителям, когда ребенку исполнялся год. Была также предоставлена возможность неимущим матерям за половинное вознаграждение кормить в Воспитательном доме своих детей до 6-недельного возраста. В 1882 году было установлено правило, разрешающее бедным матерям вскармливать своих детей на дому до трехлетнего возраста с доплатой от 10 до 30 копеек в сутки.

После открытия Московского и Петербургского воспитательных домов подобные учреждения, правда в более скромных размерах, стали открываться в провинциальных губернских городах, в Казани, Чебоксарах. Здесь дети содержались до трехлетнего возраста, а затем переводились в столичные воспитательные дома. Однако дело организации провинциальных воспитательных домов не получило большого развития. В 1852 году в губерниях было 9 воспитательных домов с 17 отделениями, в которых воспитывалось 3145 питомцев.

С 1821 года Министерство внутренних дел стало ограничивать устройство воспитательных домов в провинциях. Причиной тому был недостаток средств. Провинциальные воспитательные дома обычно состояли под управлением приказов общественного призрения, не располагавших необходимыми средствами для покрытия расходов на их содержание. Ведомство учреждений Императрицы Марии также не было в состоянии учреждать и содержать воспитательные дома в провинциях. 3 июля 1828 года Высочайше утвержденным Положением Комитета министров было запрещено учреждение воспитательных домов приказами общественного призрения.

Очень скоро обнаружилось, что воспитательные дома не могут принимать всех приносных детей. Все возрастающий поток приносных детей вел к переполнению воспитательных домов. Так, столичные воспитательные дома были рассчитаны на содержание 500 детей, фактически же содержалось в два раза больше. Переполненность домов, отсутствие вентиляции, нехватка кормилиц являлись причиной высокой смертности детей в воспитательных домах. За 30 лет в воспитательных домах Москвы и Петербурга из 65 тысяч принесенных детей в живых осталось только 7 тысяч, а за 100 лет существования Московского воспитательного дома (1764–1864 гг.) из 468 988 принятых на воспитание детей умерло 116,5 тысячи (25,6 %). Причин высокой смертности детей было много. Нельзя не учитывать, что большинство детей попадало из трущоб в истощенном болезненном состоянии, нередко с врожденным сифилисом.

В целях расширения деятельности воспитательных домов в 1768 году при воспитательных домах были учреждены «деревенские экспедиции». На воспитание в села по преимуществу отдавались физически крепкие дети. В самих воспитательных домах оставляли самых слабых. К Петербургскому воспитательному дому было приписано 2000 селений Петербургской, Псковской, Новгородской губерний, где 18 тысяч кормилиц воспитывали 25 тысяч детей. К Московскому воспитательному дому было приписано 4300 селений Московской, Тульской, Владимирской, Тверской и Рязанской губерний с 30 тысячами кормилиц, воспитывавших до 40 тысяч питомцев. Плата кормилицам и воспитательницам составляла около 15–16 тысяч в год. Пособие кормилицам выплачивалось до 15-летнего возраста питомцев, после чего они оставались в семьях до 21 года.

Воспитательные дома снимали лишь часть проблем по призрению незаконнорожденных детей. Для того чтобы выполнять уставные обязанности, нужно было думать не только о расширении деятельности воспитательных домов, но и о разумном числе призреваемых в каждом из них. Своим существованием воспитательные дома решали одни проблемы и порождали другие. Поскольку за каждого принесенного ребенка выплачивалось вознаграждение в размере двух рублей, вокруг воспитательных домов быстро сформировался промысел по торговле детьми. Торговки приносили в воспитательные дома невесть каким образом добытых детей. Под видом «зазорнорожденных» нередко попадали дети законного супружества.

Императрица Мария Федоровна в 1809 году издала указ Санкт-Петербургскому опекунскому совету, в котором говорилось: «Не о привлечении кормилиц помышлять должно, на каковой предмет излишне было бы тратить новые издержки, а паче об уменьшении надобности в них, стараясь ограничить число приносимых в Воспитательный дом детей, и о лучшем содержании сих последних, препятствуя, сколько возможно, приносу их в первые дни от рождения».

24 сентября 1810 года опубликовано Высочайшее повеление о прекращении тайного приема детей в воспитательные дома. Каждый, кто принесет в дом младенца, должен был предъявить паспорт, заявить имя родителей и обстоятельства сдачи ребенка на воспитание. Однако строгость в отношении безразборчивого приема приносных детей продержалась недолго.

Высочайшим рескриптом от 13 апреля 1815 года «разведывание» было отменено и на некоторое время восстановлен прежний порядок.

Впоследствии все же возобладала точка зрения запрета тайного приема. Высочайшим повелением от 11 ноября 1867 года и 17 февраля 1869 года были установлены в виде эксперимента новые правила, согласно которым разрешалось принимать в воспитательные дома детей только в первые 10 дней по рождении. Детей же, приносимых после десятидневного срока, разрешалось принимать не иначе как крещенными и по представлении метрических свидетельств.

Такие младенцы возвращались родителям или родственникам только по уплате расходов, понесенных воспитательным домом на содержание ребенка. Последующие распоряжения все более ограничивали бесконтрольный прием детей.

Наконец, правилами, введенными в действие с 1 июля 1891 года и окончательно утвержденными в 1894 году, устанавливается полный переход от тайного приема младенцев в воспитательные дома к явному.