Текст книги "Странствия хирурга: Миссия пилигрима"
Автор книги: Вольф Серно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц)
ТОЛСТЯК МАРУФ ИБН АБРАМ
Ты сам свинья! Такая же грязная, такая же наглая, такая же белобрысая! К тебе прикоснулся сатана! Аллах милостивый, милосердный, сделай так, чтобы ты стал пищей для огня и мерзко издох в языках его пламени!
Истинным злодейством было выставить их под палящим солнцем. Вот уже два часа они стояли так, связанные по рукам и ногам, и каждый, проходивший мимо и проявлявший хотя бы малейший интерес, мог досконально изучать их тела. Гребля на галере была отвратительной и унизительной, но оказаться выставленным на невольничьем рынке оказалось не менее ужасно.
Витус скрипел зубами. Сдаваться нельзя! Ко всем бедам снова дала о себе знать больная нога. Он перераспределил свой вес и шепнул Магистру:
– Выше голову, сорняк, не могут же они держать нас здесь до Страшного суда.
– Да, пожалуй, что так, – пробурчал ученый. – Aequam memento rebus in arduis servare mentem, – как правильно заметил Гораций.
– Щё такое? – прошепелявил Энано. – Опять на своей латыни брешете? Кто это разберет?
– Старайся сохранить присутствие духа и в затруднительных обстоятельствах, – перевел Магистр. И добавил: – Даже если это очень трудно, Коротышка.
– Когда-нибудь, – вздохнул Витус, – закончится и этот вандализм.
Ученый сощурился:
– Если грядущая ночь будет такой же «спокойной», как предыдущая, я лучше дам себя распять.
Действительно, прошлая ночь была менее всего похожа на спокойную. Их и немногих оставшихся доходяг, которых Шрамоглаз не приговорил к галере, заперли в каком-то сарае, где жутко воняло ослиным пометом и гнилой соломой. Но это было не самое страшное, потому что обоняние галерных гребцов давно притупилось.
Гораздо хуже были блохи, мириады которых накинулись на них в темноте. Сначала они этого даже не заметили, потому что укус блохи не всегда чувствуешь, однако под утро все тело начало страшно чесаться, и вскоре их муки стали настолько невыносимы, что они готовы были лезть на стенку. Друзья принялись изо всех сил наотмашь лупить друга по местам укусов, поскольку эта боль была куда приятнее и заглушала убийственный зуд.
– Уй-уй, – шепелявил Коротышка, – прямо настоящая живодерня! – При этом на долю малыша пришлась всего пара укусов, и ему было намного легче, чем товарищам. Повезло и богемцу Весселю. Похоже, и среди блох были свои гурманы, предпочитавшие одну кровь и пренебрегавшие другой.
Немой Альб страдал больше всех. Не только потому, что ему приходилось терпеть зуд, но еще и потому, что он не мог пожаловаться. Свои страдания он выражал лишь отчаянным гортанным клекотом.
И сейчас он издал этот странный звук, энергично тряся при этом головой. Причиной был не новый укус насекомого, а необычайно жирный, одетый в дорогие одежды араб, вразвалку подошедший к нему и спросивший имя.
Араб повторил свой вопрос. Альб покачал головой и пожал плечами.
Коротышка прокаркал:
– Не может он брехать, пойми же наконец, пузан!
– Что ты хочешь мне сказать, увечный? – спросил толстяк елейным голоском.
– Лизалки у него нет, языка!
Теперь толстяк понял, что хотел сказать маленький горбун. Он раскрыл Альбу рот и заглянул внутрь.
– О Аллах всеведущий! Уродец прав! У парня вырезан язык. Наверное, был чересчур наглым, как все неверные.
– Именно так, именно, сиди Маруф ибн Абрам! – Маленький, вертлявый мусульманин, которому Шрамоглаз поручил продажу рабов, подскочил к ним. – Аллах милостивый, милосердный покарал его.
– Кто ты? – требовательно спросил толстяк. – Я тебя не знаю.
– Зато я знаю тебя, о сиди Маруф! Да и любой, увидев тебя, понял бы, кто перед ним! – расточал мед проворный человечек. – Мое имя Реда Али. – Поверенный Шрамоглаза скрестил руки на груди и поклонился с благоговением, достойным восточного деспота. – Мне даны полномочия продавать этих великолепных рабов по бросовым ценам. Никогда еще ты не мог купить такой хороший товар так дешево.
– Это мы сейчас проверим. – Сиди Маруф опять бесцеремонно раздвинул зубы Альбу. – Не знаю, не знаю… Раб, который не может говорить, имеет большой недостаток. Я не могу послать его на базар за покупками. К тому же меня стали бы раздражать издаваемые им звуки.
– Посмотри, зато у него безупречные зубы. К тому же подумай: немой раб – это, может быть, и недостаток, но это же лучше, чем раб чрезмерно болтливый.
Сиди Маруф его почти не слушал. Не обращая внимания на блошиные укусы, он ощупывал мускулы на руках у Альба. Они его вполне удовлетворили, и он долго не мог от них оторваться. Потом его жирные руки прошлись по верхней части туловища немого, выискивая узлы, опухоли или иные образования, исследовали подробно кожу на предмет шрамов или замаскированных ран, нажали на печень, желудок и селезенку, а также на каждое ребро в отдельности. Ничего не обнаружив, толстяк дошел до пупка и, не стесняясь, спустился ниже, в пах.
– У него нет переломов, – довольно констатировал он.
Альб издал протестующий звук. Толстяк на него никак не отреагировал. Теперь его жирные ручонки возились с половыми органами раба.
– Ну, конечно, колбаска у него в кожуре, как у всех неверных! Какая гадость! Да покарает Аллах этого человека!
– Пощему? – не выдержал карлик. – Ты нищем нелущще, только потому, что твоя голая!
Сиди Маруф недовольно засопел:
– Молчи, урод, ты разеваешь пасть только потому, что тебя все равно никто не возьмет. – Он снова повернулся к Альбу. – Посмотрим, не перебиты ли твои яички.
Удостоверившись, что у немого не было мошоночной грыжи, он исследовал внутреннюю сторону бедер, чтобы проверить, нет ли там вздувшихся вен. Действовал он при этом аккуратно, почти с наслаждением, но не нашел ничего примечательного. С кряхтением выпрямившись, толстяк сказал продавцу:
– В общем и целом парень не производит такого уж плохого впечатления, если не брать в расчет тысячи блошиных укусов. Скажи ему, чтобы он показал мне спину.
Реда Али сделал знак Альбу, чтобы тот повернулся. Немой повиновался.
Сиди Маруф принялся дальше ощупывать невольника, словно жеребца. Не найдя и на спине ничего, кроме шрамов от ударов плетью, он сказал продавцу:
– Пусть с него снимут путы, чтобы он мог широко раздвинуть ноги. А потом пусть нагнется, низко-низко.
Продавец приказал одному из надсмотрщиков развязать веревки и крикнул:
– Давай, давай, голову вниз! Сиди Маруф хочет заглянуть тебе в задницу!
– Совершенно справедливо, именно это я и хочу сделать, – важно кивнул толстяк. – Я не раз встречался с тем, что у раба весь зад в трещинах.
Однако на этот раз Альб, сносивший процедуру с кротостью ягненка, заупрямился. Он ожесточенно затряс головой.
Продавец рассвирепел. Все так хорошо складывалось, и вдруг парень заартачился. Сиди Маруф был зажиточный господин, почему к его имени и прибавляли «сиди», и, похоже, он был заинтересован в покупке. Реда Али зло крикнул:
– Давай, наклоняйся, а не то отведаешь плетки!
Альб продолжал упираться. Анальный осмотр казался ему чересчур унизительным.
Теперь вмешался Витус, лицо его покраснело от гнева. Он и так слишком долго молчал.
– Оставь человека в покое, Реда Али! Представь, что ты был бы на его месте. Не унижай его!
Его поддержал Магистр:
– Прекрати эту недостойную процедуру!
Нгонго хранил мрачное молчание, зато Вессель заорал:
– Хватит! Перестань, в конце концов!
Энано возмущенно открыл свой рыбий ротик, но не успел он выпятить вперед губы и что-то вставить, как громкий щелчок перебил его. Доверенный Шрамоглаза нанес удар девятихвосткой. Не изо всех сил, чтобы не попортить товар, однако достаточно крепко, чтобы на спине Альба появились красные полосы. Удар был хорошо дозированным, что выдавало в Реде Али мастера в искусстве телесных наказаний.
Плетка-девятихвостка была на море самым распространенным инструментом, если нужно было выпороть строптивого матроса. Она состояла, как говорит само название, из девяти веревок, каждая из которых заканчивалась узлом. Провинившийся должен был собственноручно сплести ее перед экзекуцией, чтобы с самого начала у него появилось к ней особенное отношение. Для этого приговоренному надо было расплести канат на три шнура, и каждый из них еще на три, а потом завязать на конце каждого из девяти шнуров мощный узел, чтобы при порке его как следует проняло.
Альб по-прежнему стоял прямо. Он не боялся плетки, он к ней привык. Вообще-то германец был человек кроткого нрава и все в жизни принимал как ниспосланное Богом, но если что-то было ему не по нутру, он становился упрямым, как ишак.
Продавец изготовился для нового удара, но сиди Маруф остановил его.
– Не надо, Реда Али. Я полагаю, что его зад также не вызывает нареканий. Может быть, я куплю его. Впрочем, я еще не уверен, не несет ли немой раб в себе больше недостатков, чем достоинств. Разумеется, многое зависит от цены…
– О цене мы договоримся! – поспешно заверил торговец.
– Да-да, возможно. – Заплывшие глазки толстяка прошлись по жалкой кучке рабов и остановились на Витусе. Белокурый парень, без сомнения, был видным товаром. Фигура его, правда, не так впечатляла, как у негра, но о черномазом не могло быть и речи. Еще недавно у него их было трое, и ничего, кроме неприятностей, они ему не доставляли. Это были строптивые, воинственные забияки, с которыми ему пришлось расстаться. К сожалению, с материальными потерями. Нет, черномазого ему больше в доме не нужно.
То же самое относилось к низкорослому человеку, который постоянно щурился. Что толку от самого лучшего раба, если он ничего толком не видит! Вон стоит еще один мужчина, тоже белокожий и тоже слишком маленького роста. Плохой материал. А уж горбун – купить его было бы непростительной глупостью. Наглый, бесполезный едок, и больше ничего. Да и остальные выставленные на продажу рабы производили довольно жалкое впечатление. Нет, если подумать, купить можно было бы лишь немого да белобрысого. Толстяк направился к Витусу и принялся ощупывать его.
В душе у молодого человека бушевали противоречивые чувства. Как ему вести себя? Разумеется, он мог бы оказать сопротивление и оттолкнуть гнусного толстяка, но тут же вмешается один из надсмотрщиков, если раньше плетка Реды Али не пресечет попытку не подчиниться. Нет, это бессмысленно. К тому же, если он сделает хорошую мину при плохой игре, вполне возможно, толстяк купит его и возьмет к себе в дом. В этом случае появилась бы надежда когда-нибудь бежать, а там, глядишь, и освободить из рабства своих друзей. Он вел себя тихо.
– Ты довольно пропорционально сложен, – заметил сиди Маруф, рассматривая Витуса, словно картину, – хотя блохи покусали тебя особенно сильно. Наверное, у тебя очень сладкая кровь. Ну… – Он захихикал, отчего его масленые глазки еще больше заплыли. – Может, ты весь сладкий?
Витус собрал всю свою волю в кулак. Он, не мигая, смотрел прямо перед собой, сконцентрировавшись на одной точке над левым плечом купца.
– Любишь ли ты предаваться мужской любви, выяснится, когда я тебя возьму. Если я тебя возьму. Но сначала дай я тебя дальше осмотрю. Не люблю покупать кота в мешке. – Пальцы сиди Маруфа по-деловому занялись ощупыванием живого товара и вскоре очутились в паху. Толстяк сдвинул в сторону фартук раба и осмотрел то, что предстало его глазам.
– Ну, конечно, и эта колбаска в кожуре. Отвратительно! Впрочем, довольно солидная колбаса. – Он опять захихикал и собрался обследовать мошонку, но этого сделать ему уже не удалось.
– Руки прочь! – рявкнул Витус, не в силах больше сдерживаться. – Хватит ощупывать меня, как свинью!
– Что-о-о-о? – Толстяк отскочил назад, словно налетел на стену. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя от неслыханной дерзости. Потом его прорвало: – Что ты сказал, пес неверный! Ты, ублюдок, сын шлюхи! Сатанинское отродье! Запомни: я никогда бы не притронулся к свинье, ни за что! Тем более не стал бы есть такую мерзость, как свинина, кровь или падаль!
Вновь раздался резкий щелчок – Витус вздрогнул. Реда Али ударил плетью. На этот раз со всей силой.
Амина Эфсанех стала невольной свидетельницей событий на невольничьем рынке. Она оказалась неподалеку от злосчастных друзей, скрытая, однако, от их глаз, потому что сидела в паланкине, который двое крепких слуг как раз медленно проносили мимо. Увидев краем глаза жирного Маруфа, она сразу узнала его и с любопытством наблюдала, как тот увивался вокруг раба и похотливо ощупывал его. Он был купцом, как и ее муж Шакир, хотя далеко не таким удачливым.
Толстяк как раз пытался ухватить какого-то блондина за фаллос, который… Стойте-стойте! Это же был… как же она его сразу не узнала! Ведь это мнимый лорд! Мужчина, нанесший ей в постели смертельное оскорбление. Посмевший в ее объятиях произнести имя другой женщины.
– Стойте! – громко крикнула она и глубоко втянула воздух через тонкие породистые ноздри. Пламя ее ненависти, почти угасшее за прошедшие недели, вспыхнуло с новой силой, словно ее опозорили только вчера. Она-то считала, что парень вместе со своими дружками на галере, а он невредимый стоит тут, да еще толстый Маруф, купив его, может обеспечить ему безбедное существование в своем доме. Так не бывать этому! Амина резко выбросила руку из носилок и схватила за плечо Рабию, шагавшую рядом с ней. Испуганная неожиданным прикосновением, служанка тихо вскрикнула.
– Тихо ты, дурочка! Посмотри, там, позади, это ведь тот парень, которого ты по моей просьбе продала на галеру?
Рабия прищурилась, поскольку страдала близорукостью, однако сомнений не было.
– Да, госпожа, это он. Хирург из монастыря Камподиос. А рядом – невысокий человек, который на площади рассказывал истории о нем. И странный карлик тоже там. Все трое дружат, я тебе о них рассказывала.
– А остальные? Там еще трое.
– Не знаю, госпожа. Похоже, они все вместе. Стоят, во всяком случае, рядом.
– Это я и без тебя вижу. А еще я вижу Маруфа ибн Абрама, этого жирного, похотливого развратника. Я не желаю, чтобы он покупал этих рабов и брал их к себе в дом. Иначе у них начнется райская жизнь: мало работы, много хорошей еды. При известной услужливости, конечно, сама понимаешь.
Повелительница сделала знак своим слугам:
– Я хочу оказаться поближе к толстому Маруфу. Отнесите меня туда.
Носильщики выполнили ее приказание, и вскоре Амина Эфсанех, к своему величайшему удовольствию, могла в непосредственной близости наблюдать, как Реда Али ударил плеткой белобрысого, и тут же на него набросился толстяк:
– Ты сам свинья! Такая же грязная, такая же наглая, такая же белобрысая! К тебе прикоснулся сатана! Аллах милостивый, милосердный, сделай так, чтобы ты стал пищей для огня и мерзко издох в языках его пламени!
Эти слова пришлись по сердцу Амине. Даже очень. Она с упоением слушала дальше.
– Чтоб ты жарился в аду до скончания века, до Судного дня!.. – Сиди Маруф выдохся и принялся вытирать пот со лба. Вспышка гнева стоила ему сил. Несколько сдержаннее он продолжил: – Ну, может, не до Судного дня. Все не без греха в этом мире, и из неверного может получиться праведник. И как истинно знает Аллах всемогущий, что я отношусь к стойким, набожным и исправно жертвующим, так же истинно и то, что у тебя прекрасное тело. Исхудавшее сейчас, конечно, но это лишь вопрос количества съестного, которое я буду заталкивать в тебя, когда возьму к себе. Если возьму.
Вертлявый продавец отложил в сторону плетку, увидев, что ярость толстяка улетучилась. Он поспешил уверить его:
– О, сиди Маруф, я уверен, что ты купишь его, потому что я предложу тебе такую цену, перед которой ты не сможешь устоять.
– В самом деле? Я полагаю, что здесь не место говорить о деньгах. Слишком жарко, невыносимо жарко. Нам следует обсудить это за стаканчиком свежезаваренной мяты в одном из близлежащих заведений. Предлагаю «Садик Пророка».
– Конечно, конечно. Но ты все-таки заинтересован только в белобрысом или в немом тоже? Вспомни о его великолепных зубах.
– Посмотрим. Пойдем со мной, если хочешь это узнать. – Сиди Маруф хотел было уже, переваливаясь с боку на бок, отправиться в сторону вышеназванного заведения, как его остановил нетерпеливый крик:
– Я предлагаю за обоих испанский золотой дублон!
Толстяк резко обернулся.
– Ну-ка, ну-ка, кто же это? – Он узнал паланкин с заметным издалека гербом Шакира Эфсанеха. – О, это ты, Амина, цветок Востока! Супруга моего дражайшего конкурента! Какая неожиданность. Можно ли поинтересоваться, что побуждает тебя предлагать за этих никчемных рабов столь высокую сумму?
Не успела повелительница ответить, как между ними втерся проворный продавец.
– Извини, что осмеливаюсь противоречить тебе, но этих рабов никак нельзя назвать никчемными. Ты ведь это сам знаешь. А тебе, о Амина Эфсанех, я едва осмеливаюсь возразить, что ничтожный золотой дублон – слишком мало за них. Ты наверняка хотела пошутить. Ха-ха! Цена выше хотя бы в тридцать раз!
– Да, да, да. – Повелительница с детства была знакома с мелочным торгом на арабских рынках, но из-за своего взрывного темперамента и нетерпеливого характера всегда тяготилась им. В окне паланкина мелькнул хлыст, которым она несколько раз с силой хлестнула по раме. – Может, я и в самом деле пошутила. Дай подумать.
Амина сгорала от нетерпения поскорее заполучить своего обидчика, и у нее не было времени на неторопливый торг. В голове своенравной жены купца созрел план, который она хотела претворить в жизнь любой ценой. Женщина предложила наугад сумму, которая казалась ей достаточной.
Продавец застонал:
– О благороднейшая Амина Эфсанех, ты хочешь пустить меня по миру!
Повелительница подняла свою цену.
– Я вынужден сделать тебе одно признание: говоря о тридцатикратном увеличении первоначальной суммы, я никоим образом не имел в виду обоих молодцов, а, конечно же, только одного. Но и за одного твое предложение слишком мало.
– Во имя крови Христовой! Хватит, наконец! – Все резко повернули головы в сторону выкрикнувшего. Это был Магистр. Его щеки пылали, и явно не от жары. Liberum corpus nullam recipit aestimationem,как говорят у нас, в западном, христианском мире! И чтобы было понятно вам, которые мнят себя безгранично превосходящими других во всех областях: «Тело свободного человека нельзя оценить в деньгах!» Ясно? Свободными мы были еще совсем недавно. Как каждый из вас на площади. Кто дает вам право обращать нас в рабство? Я требую…
Больше он ничего не сказал. Реда Али опять пустил в ход плетку.
Тогда раздался громкий голос Витуса:
– Ты можешь хлестать нас плеткой, но не заставишь замолчать! От имени своих друзей я требую немедленно отпустить нас. Мы уже много раз выдвигали это требование, но никто не слышит нас. Может, хотя бы здесь найдется кто-нибудь, кто восстановит попранную справедливость. Мы не знаем за собой никакой вины. – Он бросил многозначительный взгляд в сторону паланкина: – В том числе по отношению к этой… даме!
– Закрой глотку, шелудивый пес! Да как ты смеешь… – Амина вся кипела от злости. Хлыст то и дело ударялся о носилки. – Семь золотых дублонов!
– За каждого? – спросил Реда Али, вновь изогнувшись в глубоком поклоне.
– Да-да, хорошо!
Но если повелительница думала, что уже достигла цели, то она ошибалась. Сиди Маруф тоже был еще здесь. И повысил цену.
Так продолжалось еще какое-то время, в течение которого бешенство и нетерпение Амины Эфсанех непрерывно росли. Наконец она крикнула, вне себя от ярости:
– Ради Аллаха, да ослепит он всех барышников в этом мире, хватит! Сколько ты хочешь, Реда Али?
Поверенный Шрамоглаза решил, что ослышался. Неужели самая богатая женщина города только что спросила его, сколько он хочет? Пройдоха внутренне ликовал. Это был шанс всей его жизни, поскольку можно было не сомневаться, что она выложит любые деньги. Почему, одному Аллаху известно. Реда Али глубоко вдохнул и выпалил:
– Вчетверо больше против последнего предложения, о Амина Эфсанех.
– Что?! Вчетверо?!
– Да… Ну да.
Вопрос повелительницы прозвучал так негодующе и растерянно, что Реде Али на миг стало не по себе. Но только на один миг, потом он спокойно произнес:
– Меня бы это устроило, если только сиди Маруф не предложит еще больше.
Однако толстяк молчал. Он и не думал поднимать цену. Сумма и так была равна его годовому доходу.
Амина нахмурила брови:
– Ты действительно сказал вчетверо?
– Э… Да, сказал. – Юркий продавец молниеносно оценил ситуацию. Главное – не допустить, чтобы богатая купчиха передумала. Что он мог сделать? Снизить цену? Ни в коем случае! Сумма была так фантастически велика, что он мог бы безбедно жить на нее до конца своих дней, даже если львиную долю отдаст хозяину. Раз он не собирался снижать цену, значит, нужно было предложить ей больше товара. Так всегда делалось во время торга. Больше товара – значит… И тут торговца вдруг осенило:
– За эти деньги, о уважаемая Амина, я готов уступить тебе не только этих двух, но и всех шестерых рабов. Подумай только, шестеро рабов, целый отряд, – абсолютно здоровых с головы до ног, сильных, как быки, способных исполнять любую работу!
– Ну-ну, конечно. – Лицо повелительницы было равнодушным. – Меня не интересуют…
И вдруг, о чудо, Амина неожиданно запнулась. Она перестала хмуриться. Губы ее тронула улыбка, которая становилась все шире и шире, – холодная улыбка госпожи.
– Думаю, Реда Али, я все же могу принять твое предложение. Сейчас же пошли рабов в мой дом. По поводу оплаты я поговорю с сиди Шакиром, моим мужем. Накладок не будет. – Нетерпеливый удар хлыстом приказал носильщикам двинуться с места.
Паланкин плавно проплыл мимо, оставив ошеломленного и бесконечно счастливого Реду Али.
И толстяка Маруфа ибн Абрама, который был безумно рад, что его не втянули в столь сомнительную сделку.
