Текст книги "Странствия хирурга: Миссия пилигрима"
Автор книги: Вольф Серно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 38 страниц)
– Приехал Фабио, странствующий по городам и весям, чтобы доставить вам хорошие товары! Закончилось время забот и тревог, потому что нет ни одной вещи, которой бы не было у Фабио! Fabio bellissimo! – Он опять поднес к губам свой рожок, и на этот раз все присутствующие заткнули уши.
– Ха-ха, хо-хо! Не закрывайте ваши уши, а навострите их! Откройте глаза, разиньте рты, распахните сердца для самых прекрасных вещей в этом мире, которые привез вам Фабио. Все-все, что вы видите здесь, можно купить, даже мою тещу, которую я спрятал под холстиной…
Фабио сделал паузу, чтобы дать людям возможность посмеяться над шуткой. Между тем из малочисленной группки зевак выросла большая толпа. Обступившие его люди вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть товары. Негоциант продолжал орать во всю глотку:
– Все продается, все, все, все, кроме моей голубки Буссоли! – Он показал на голубя, в этот момент склевавшего пару зернышек с пола клетки, а потом подошел к стоявшим в первом ряду и вручил им небольшие подарки. Девочку лет пяти он спросил, откуда она пришла:
– Di dove sei?
Оробевшая малышка молчала, и тогда Фабио засмеялся и предложил ей гребешок и щетку для волос:
– Un pettine? Una spazzola?
Девочка по-прежнему ничего не отвечала, и тогда он приколол к ее волосам яркий бантик, матери вручил кусок душистого мыла, старику подарил три кованых гвоздя, а молоденькому парнишке – вырезанную из дерева дудочку.
Все это он проделывал под нескончаемую болтовню с шутками-прибаутками. Девчушке сказал, что она теперь стала такой же красавицей, как ее мама, которая тут же покраснела; парня, подмигнув, заверил, что ничего на свете нет лучше хорошей дудочки, звуки которой способны вызывать восхищение синьор и синьорин, если ею правильно пользоваться. Не обращая внимания на раздающееся со всех сторон хихиканье, Фабио подошел к Энано и воскликнул:
– Кого я вижу? Карлика, превратившегося в великана? Или великана на деревянных ногах? Так или иначе, странное явление!
– Чего же странного, рогоносец? – донеслось сверху. – Сам ты странное явление – палку сзади носишь!
Фабио опешил, полез за спину, где у него висел мушкет, и вместе со всеми звонко засмеялся.
– Молодец, за словом в карман не лезешь, molto bene! [36]36
Очень хорошо (итал.).
[Закрыть]Как тебя зовут?
– Энано Свирепый.
– Свирепый?
– Так называется великан на языке небоперов.
– Отлично, свирепый великан. Думаю, за это стоит пропустить стаканчик. Следи внимательно! – Фабио провел рукой в воздухе – и меж его пальцев неожиданно появились два маленьких стаканчика; еще один жест – и, к изумлению публики, из ладони купца полилось вино. Виноградный нектар попадал прямо в стаканчики, а как только они наполнились, источник иссяк, словно кто-то закрыл кран. Один из стаканов он протянул Энано: – Твое здоровье, amico mio!
Публика восторженно зааплодировала.
– Будь здоров, щеловек-абракадабра!
– Ха-ха-ха! Как ты меня назвал? Человек-абракадабра? Замечательно! – С ловкостью фокусника Фабио убрал пустые стаканчики и всерьез занялся продажей своего товара. Удача сопутствовала ему, и торговля шла бойко, ведь после маленького представления крестьяне были в прекрасном настроении и расположены делать покупки. Очень скоро каждый что-то приобрел, и, видя, что торговец не намерен продолжать свою развлекательную программу, довольные крестьяне разошлись.
Остались лишь великан Энано и его друзья.
– Много капусты нарубил, а? – спросил Коротышка, выпятив свои рыбьи губки.
Странствующий торговец, который как раз убрал полученные монеты в кожаный мешочек и спрятал его в сумку на поясе, отозвался:
– Именно так, великан на деревянных ногах. Впрочем, раньше бывало больше. Времена плохие настали, приходится довольствоваться и этим. Можно поинтересоваться, кто это с тобой путешествует?
– Мое имя Витус из Камподиоса, – представился Витус. – Я кирургик. А это магистр юриспруденции Рамиро Гарсия.
– Бог ты мой! Потрошитель кошельков и крючкотвор! Не в обиду будь сказано, господа, просто вы не слишком похожи на лекаря и юриста, каковыми их принято представлять. Да и денег у вас явно не густо. Во всяком случае, вы ничего не купили, это я заметил.
– Мы придерживаем деньги, потому что нам предстоит дальнее путешествие, – спокойно ответил Витус. – Нам нужно попасть в Пьяченцу, а оттуда вниз по течению Треббии до Генуи.
– И мне тоже нужно в Пьяченцу. Оттуда я уже другим путем вернусь домой, в Падую. Если есть желание, могу составить вам компанию. Во всяком случае, карлик-великан кажется мне веселым парнем, он скрасит мне дорогу.
– Грамерси, щеловек-абракадабра! – Энано польщенно поклонился.
Магистр прищурился.
– С моей стороны нет возражений. К тому же вы производите впечатление обороноспособного спутника. В чужих краях защита не помешает.
Такой дружной компанией они и вошли в маленькую деревеньку, где нашли приют на постоялом дворе. Хозяин, добродушный толстяк, понимающий толк в еде, щедро выставил на стол традиционную местную пищу: пармскую ветчину и сыр, вкусное блюдо из тыквы и свежеиспеченные лепешки. Разумеется, такая закуска требовала доброго вина, и Фабио охотно угостил новых друзей. Вскоре атмосфера стала столь непринужденной, что по всеобщему настоянию торговцу пришлось в который раз демонстрировать свои трюки. То он вытаскивал яйцо изо рта, то разрезал пополам платок, который в конце концов оказывался целым и невредимым, а то просил у кого-нибудь золотую монету, прятал ее, а потом делал вид, что забыл отдать. Когда владелец начинал нервничать и проявлять недовольство, Фабио предлагал ему залезть в собственный карман, и – о чудо! – монета была уже там. Но чаще всего ему приходилось повторять фокус с льющимся из руки вином. Настойчивее всех просил повторить трюк Магистр, которому во что бы то ни стало хотелось постичь секрет. В конце концов он откинулся назад, протер свои бериллы и простонал:
– Sic те servavit, Domine! [37]37
Спаси меня, Господи! (лат.)
[Закрыть]Сплошная мистификация, игра воображения, обман зрения! И тем не менее, я слишком глуп, чтобы разгадать фокус.
Но поскольку в этом Магистр был не одинок, он быстро нашел утешение – на дне бокала.
Застолье продолжилось, ночь была уже в разгаре, когда новые товарищи, оказавшиеся вдали от родины и разгоряченные вином, решили отныне называть друг друга на «ты», чтобы сделать путешествие более приятным. Великан Энано, за столом опять превратившийся в карлика, подвел итог:
– Подфартило тебе, щеловек-абракадабра, щё ты с нами трюхаешь, лучших парней во всем мире не сыскать.
На следующее утро, это была пятница шестое ноября, друзья обнаружили торговца на улице, перед постоялым двором. Он сидел уже полностью одетый на лавке, держал на ладони свою голубку и скармливал ей зернышко за зернышком. Процедура, по всей видимости, была привычной: птица спокойно клевала, ни на что и ни на кого не отвлекаясь.
– Она так любит подсолнечные семечки! – умильно глядя на голубку, заметил Фабио. – Разве она не прекрасна, моя прелесть? Такая изящная, такая грациозная!
Друзья не могли не согласиться с ним. Буссола и в самом деле была великолепным экземпляром.
– Она совершенно необыкновенная! – Фабио продолжал совать семечки в клюв птицы. – Чтоб вы знали, каждый почтовый голубь, у которого есть хоть какие-то мозги, в состоянии найти дорогу домой. В случае с моей Буссолой – в Падую. Но моя ненаглядная красавица способна на большее: она вернется ко мне и найдет меня в любом месте, где бы я ни находился, даже здесь, и это совершенно необычно. Я не знаю ни одного голубя, который может проделать такое. Что-то должно быть в ее головке, что указывает ей путь туда и обратно. Что это такое, я не знаю, но я не зря назвал ее Буссолой, что, как вы знаете, означает «компас».
Фабио закончил кормежку и привязал к красной ножке своей любимицы небольшой листок бумаги, свернутый в трубочку.
– Весточка моей жене и детям, – пояснил он. – Пишу им, что со мной все в порядке. А завтра или послезавтра я узнаю, как обстоят дела в Падуе.
– Поразительно, просто поразительно! – покачал головой Магистр.
– Не правда ли? – Гордый владелец голубки нежно погладил ее по перышкам. – Насколько мне известно, до нынешних времен существовал всего лишь один голубь, столь же одаренный, как моя Буссола. Эта птица принадлежала святому Франциску Ассизскому. Хотя особой заслуги у его голубя нет, ведь, как известно, святой Франциск мог разговаривать со всеми животными.
Торговец взял свою любимицу огромными лапищами и хотел уже посадить на клетку, поскольку именно это означало для птицы стартовый сигнал, но Витус остановил его:
– Фабио, у меня возникла идея. Если Буссола возвращается в Падую, не могла ли она прихватить наше приветствие профессору Джироламо? Он преподает в университете и был бы, несомненно, рад получить от нас несколько слов. Как ты думаешь, это возможно?
– Certo, si,конечно, если больше ничего не надо! – Фазанье перо на берете торговца задорно раскачивалось. – Для моей красавицы это сущий пустяк. Она просто получит еще одно письмецо на вторую ножку, вот и все.
Витус незамедлительно написал записку профессору. Вскоре Буссола с нежным воркованием взмыла в воздух и растаяла в безоблачном небе.
– Будь осторожна, моя ненаглядная, моя красавица! Берегись злых соколов и ястребов! – крикнул ей вслед Фабио. На какой-то миг его лицо омрачила грусть расставания, но привычное жизнелюбие взяло верх, и он объявил: – Ну что ж, друзья, день только начинается, и дорога зовет нас.
– Уи-уи, щеловек-абракадабра, мои ходули тоже просятся в путь.
Фабио щелкнул языком, и кони тронулись, а сам торговец пошел рядом с подводой, чтобы ничто не мешало ему общаться с друзьями. К тому же на повозке все еще громоздилось множество товаров и лошадям без того приходилось нелегко. Оживленная беседа скрашивала дорогу, и через какое-то время, наблюдая за скачущим перед ними карликом, Фабио заметил:
– Шустрый парень, ваш маленький великан.
– Это точно, – в один голос подтвердили друзья.
Около полудня, когда солнце стояло в зените на бледно-голубом небосводе, они повстречали молодого человека, с серьезным видом сидевшего на обочине и отдыхавшего. В руке он держал кусок молодого пармезанского сыра, от которого откусывал с большим аппетитом. Рядом с ним в траве лежал небольшой темный футляр, очертаниями напоминавший фигуру женщины с хорошими формами.
– Бог в помощь и buon appetito! – крикнул ему Фабио. – Хороший аппетит в такую погоду, не правда ли?
Молодой человек вежливо кивнул в ответ, степенно дожевал кусок, проглотил его и лишь тогда ответил:
– Да, ничего нет лучше доброго куска пармезана.
– Совершенно согласен. Кстати: один сыр дерет глотку. У меня есть симпатичное красное винцо, которое превосходно подойдет к нему. Оно так дешево, что мне даже неудобно называть его цену.
– Спасибо, у меня есть вода. Этого вполне достаточно.
– Вода? О-хо-хо, сынок, неужели ты чураешься вина?
– Именно так. От излишнего алкоголя дрожат руки, а мне они нужны спокойные.
Они разговорились, и скоро выяснилось, что юноша – скрипичный мастер, изучавший ремесло в расположенной неподалеку Кремоне у Андреа и Антонио Амати, а сейчас направлявшийся в Пьяченцу, где собирался работать подмастерьем. Звали его Гвидо. По просьбе друзей парень охотно открыл темный футляр и вынул великолепную золотисто-коричневую скрипку. Он взял несколько тонов и тут же положил скрипку обратно в футляр, сославшись на то, что инструмент не должен долго находиться под палящими лучами солнца. Парень производил впечатление надежного человека, и друзья разрешили ему продолжить путь вместе с ними. Когда они двинулись в путь, великан Энано не удержался от замечания:
– Эх, жалко, что Гвидо играет не на губной гармошке. Веселей бы шагалось!
Ранним вечером они сделали привал. Несмотря на то что ноябрьское солнышко светило куда слабее, друзья изрядно вспотели, и пауза была весьма уместна. Усевшись в кружок, компания начала подкрепляться. Фабио снял со спины свой мушкет с фитильным замком и положил рядом в боевой готовности, предварительно убедившись, что оружие безукоризненно заряжено и в случае опасности ему надо будет лишь снять крышку с запальной полки, спустить курок и привести в действие спусковой рычаг.
– Думаешь, здесь может шататься разный сброд? – с полным ртом спросил Магистр. – Средь бела дня?
– Сброд? – Торговец засмеялся и снял с головы берет с фазаньим пером. Потом стер пот с высокого лба с большими залысинами, что было неудивительно для мужчины его лет. – Понятия не имею. Но, как говорится, плохо не клади, вора в грех не вводи. Кто знает, у кого при виде моих сокровищ потекут слюнки. А тогда я быстро делаю пиф-паф, и у парня дырка в шкуре. Мне уже не раз приходилось таким образом осаживать тех, кто проявлял чрезмерный интерес к моему товару.
Ротик Энано, только что усердно жевавший, замер.
– Эй, шуравли, там сзади я вижу куколку. Из кустов вылезает, шлюшка-марушка, есть за щё помацать!
Все посмотрели в сторону, куда были направлены его «гляделки», – там молоденькая девушка осторожно выбиралась из близлежащих зарослей кустарника.
Магистр недоуменно заморгал.
– И в самом деле я вижу женщину, быть может, даже монашку, если приглядеться к ее наряду. Впрочем, нет, судя по простому чепцу, это скорее служанка. Хотя зачем гадать? Существо направляется прямо к нам, и сейчас мы все узнаем.
Девушка и в самом деле была уже так близко, что ее можно было подробно разглядеть. У нее были черные как смоль волосы, густыми прядями выбивавшиеся из-под чепца, и темно-карие глаза. Ее худенькое горбоносое личико выглядело энергичным и контрастировало с пышной фигурой, которой было тесно в одеянии монахини. Пухлые губки незнакомки приоткрылись, обнажив хорошие крепкие зубы.
– Buon giorno, господа, – произнесла она звонким голосом. – У вас случайно не найдется куска хлеба и глотка воды?
Мужчины автоматически потянулись за чем-нибудь съестным, и лишь бывалый Фабио не пошевелился, а спокойно спросил:
– Назови сначала свое имя, чтобы мы знали, кого оделяем.
– Меня зовут Антонелла.
– Так-так, Антонелла… Красивое имя. А ты понимаешь, Антонелла, что задаешь нам загадки?
– Я? Как это? – Девушка потупилась.
– Потому что я не могу не спросить себя, что могло заставить такую девушку, как ты, в одиночестве пуститься в странствия! Что толкнуло тебя облачиться в одеяние монахини? Что ты делаешь здесь, в лесу, без всякого багажа?
– Я… я… – Глаза девушки наполнились слезами. Она импульсивно закрыла лицо руками и горько разрыдалась. – Мой отец… о, это так ужасно… – Антонелла жалобно всхлипнула, что не могло не вызвать сострадания даже у самого жестокосердного человека.
– Уи-уи, присядь, красавица. Места всем хватит, да и кусок лепещки найдется, – прошепелявил карлик.
Поблагодарив, девушка опустилась на землю возле Энано, не переставая плакать и одновременно жадно вгрызаясь в хлеб. Потребовалось немало времени, пока она между едой, питьем и неудержимыми всхлипываниями смогла наконец связно изложить свою историю.
Она была дочерью щеточника, пожилого человека, вместе с которым странствовала по Италии. Луиджи, так звали ее отца, развозил по городам и деревням свой товар, и на его скудный заработок они и существовали. Обязанностью Антонеллы было везти тележку и ухаживать за больными руками отца, поскольку вязать щетки было непростым делом для старых пальцев. Так что ей самой пришлось освоить ремесло.
Однажды они забрели в один отдаленный женский монастырь и предложили свой товар милосердным монахиням. Тем, правда, ничего не понадобилось, поскольку щетки и прочий кухонный инвентарь они изготавливали сами. И все же смиренные сестры не могли просто так отпустить отца с дочерью и накормили обоих горячей едой. Вдобавок Антонелла получила старое, не раз чиненное одеяние, которое все же было лучше ее изношенного до дыр платья. И вот три дня назад случилось ужасное: ночью на них напали разбойники, они убили ее отца и похитили тележку. Негодяи едва не сотворили над ней насилия, но в последний момент ей удалось убежать от них и спрятаться. С тех пор она блуждает одна, в страхе и отчаянии, надеясь встретить христиан, которые могли бы помочь ей.
– Уи-уи, плохо тебе, девонька, – сокрушенно проговорил Энано и, желая утешить гостью, обнял ее за плечи своей маленькой ручкой. – Теперь-то ты попала к приличным парням, так вот. Больше с тобой нищё не случится.
После этих слов никто не сомневался, что Антонелла остается с ними, на том и порешили. Каждый старался хоть чем-то помочь девушке, проявляя себя с самой лучшей, рыцарской стороны. Больше всех ее опекал Коротышка. Благодаря ходулям он вырос в собственных глазах, что даже позволило ему строить глазки незнакомке, и та воспринимала знаки внимания благосклонно.
– Я гораздо больше, щем ты думаешь, намного больше! – сообщил он с таинственной улыбкой. – Щас увидишь! – И, когда вскоре весь отряд тронулся в путь, Антонелла поняла, какой смысл Коротышка вкладывал в свои слова. На ходулях он был самым высоким.
И вышагивал впереди всех.
Вечером им пришлось спешно подыскать себе до наступления темноты постоялый двор. К сожалению, ничего, кроме убогого пристанища, им не подвернулось. Повсюду они натыкались на грязь и нечистоты, и, если бы ночи не были такими ощутимо холодными, они бы предпочли лечь спать под звездным шатром, или, как выражался Энано, «за пазухой у матушки природы».
Разумеется, Антонелла получила отдельную комнатенку и уже собиралась переступить ее порог, как вдруг пронзительно вскрикнула.
– Щё такое? В щём дело? – Энано первым подскочил к ней, чтобы узнать, что случилось.
Однако ничего не случилось. Ровным счетом ничего. Кроме того, что на грязном полу что-то лежало. Коротышка не сразу заметил это, но потом его глазки расширились от ужаса, и он воскликнул:
– Крыса, мертвая крыса!
ФАБИО, СТРАНСТВУЮЩИЙ ТОРГОВЕЦ
Uno messaggio! Миабелла родила мальчика. Уже целая дюжина. Dio mio, una dozzina di figli! Я счастливый человек!
Если бы в убогой гостинице не было так темно, можно было бы увидеть, что Витус побелел, как полотно.
– Крыса! – выдавил он. – Дохлая крыса в этом гадючнике! – Тысячи мыслей проносились у него в голове, и самой мучительной была та, что крыса сдохла от укуса чумной блохи. С другой стороны, как любая другая тварь, крыса рано или поздно должна умереть. Быть может, эта просто была уже старой?
Витус огляделся. Помещение и в самом деле было чудовищно запущено. Лучшего рассадника чумных блох и страшных миазмов и не придумаешь. Что там говорил фанатик Арнульф фон Хоэ? Змея вновь подняла голову и воскресла? Уже есть десятки тысяч мертвых? Преувеличение, разумеется. Безмерное преувеличение. Но дохлая крыса у него под ногами придавала словам безумного флагелланта иной смысл. А что, если чума все-таки вспыхнула снова? Невозможно себе представить, что тогда ожидает эту страну и ее жителей…
– Мы не можем ночевать в этой грязной дыре, – твердо сказал Витус, повернувшись к своим спутникам. Все уже сбежались в комнату Антонеллы и теперь безмолвно таращились на мертвое животное.
Фабио почесал в затылке. Его хорошее настроение быстро улетучилось.
– Если не здесь, то где, хирург? Снаружи жутко холодно. Давайте зададим трепку хозяину, чтобы он, по крайней мере, прибрался, тогда еще куда ни шло.
– Нет-нет, здесь ни в коем случае нельзя спать. Эта крыса могла сдохнуть от чумы, а это значило бы, что постоялый двор заражен. Повсюду могут скакать смертоносные блохи.
– Чума? Смертоносные блохи? No comprendo! Ничего не понимаю. Не накликай беду!
Витус объяснил, как зарождается чума, не вдаваясь в подробности и ограничившись самым главным. Магистр поддерживал его по мере сил. Прошло какое-то время, прежде чем Фабио, Гвидо и Антонелла осознали скрытую опасность и согласились ночевать под открытым небом.
Приняв решение покинуть постоялый двор, все были готовы пулей вылететь из логовища черной смерти, но все же Витус не поленился и побежал на кухню, чтобы предупредить хозяина. Владелец заведения лежал в углу и, исторгая нечленораздельные звуки, разевал рот, словно рыба, выброшенная на землю. Не переставая поглаживать кувшин с вином, будто женскую грудь, он размахивал другой рукой в воздухе, сотворяя нечто напоминающее крестное знамение.
От напившегося до бесчувствия хозяина можно было ожидать только рвоты, а без этого удовольствия Витус вполне мог обойтись. Он хотел было прихватить пару одеял, которые пришлись бы весьма кстати на улице, но оставил эту затею. «Один Бог знает, – подумал он, – сколько блох я таким образом вытащу наружу».
Не теряя больше ни минуты, он выскочил вслед за остальными.
Ночь была холодной, настолько холодной, что утром, когда они встали, у всех ломило суставы. Луга были покрыты инеем, а изо рта вылетали белые облачка пара. Фабио стряхнул с себя свои покрывала и простонал:
– Но dormite male!В такую холодину не слишком хорошо спится. – Потом он первым делом задал своим жеребцам корма из мешка, а затем с двумя деревянными ведрами отправился на поиски ближайшего источника, потому что животным была нужна вода.
Остальные также выпростались из брезента и накидок, при этом оказалось, что Энано с Антонеллой спали, тесно прижавшись друг к другу. Ни у кого не было желания гадать, случайно это или намеренно: было еще слишком холодно. Пока Магистр, мучительно зевая, отыскивал свои бериллы, Витус пошел к источнику, прихватив с собой котелок, чтобы потом, когда они разведут костер, сварить суп.
Когда он вернулся, все уже были на ногах. Фабио возился у своей повозки, пытаясь найти ящичек с грибами и тыквой, Гвидо проверял скрипку, опасаясь, что она могла отсыреть за ночь. Магистр мастерил треногу для котелка, а Энано с Антонеллой были заняты тем, что приводили в порядок лагерь.
Огонь уже начал распространять тепло, а котелок вовсю гудел, когда сквозь туман пробилось долгожданное солнце – поначалу бледно-молочным диском, который на глазах желтел и приобретал золотистый цвет, пока наконец не засиял на небе ослепительным огненным шаром. Путешественники расселись вокруг треноги, с нетерпением ожидая плодов кулинарного искусства Антонеллы, которой, как женщине, была отведена роль поварихи.
Витус откинулся назад и закрыл глаза, подставив лицо солнцу и наслаждаясь согревающими лучами. На фоне прекрасной, ясной осенней погоды и мирного пейзажа ночное бегство с постоялого двора показалось излишним, почти смехотворным. Причиной переполоха была маленькая дохлая крыса. Всего-то. Может, они поторопились? Ведь в смерти грызуна могли быть повинны многие причины, и не только естественные. Речь могла идти и об отравлении. Может, неопрятный хозяин все же решил бороться с тварями и разбросал приманку с мышьяком?
Отбросив ненужные мысли, Витус решил выяснить важный вопрос.
– Друзья, – серьезно начал он, – я хотел бы знать, не покусали ли кого-нибудь из вас этой ночью блохи? Поищите места укусов и, если понадобится, помогите друг другу.
Его призыв не нашел отклика у путешественников, ведь с минуты на минуту должен был поспеть суп, и ни у кого не было желания вновь скидывать с себя одежду. Однако Витус настаивал, и вскоре вся группа напоминала стаю обезьян, разбившихся на пары и обследующих друг друга в поисках укусов: Витус и Магистр, Фабио и Гвидо, Энано и Антонелла. Последняя пара действовала очень тактично: все-таки Антонелла была женщиной, а малыш – горбуном.
Быстро выяснилось, что у многих на теле есть следы укусов клопов и блох, но все они, к счастью, застарелые, и не нашлось ни одного свежего. У Витуса камень упал с души, и он обменялся взглядами с Магистром. Ученый также повеселел, распрямился и бодро воскликнул:
– Ну, госпожа повариха, как дела?
Энано радостно поддержал его:
– Да, щё деется? В брюхе бурчит. Там одни клецки из воздуха!
Антонелла рассмеялась. Манера галантного Коротышки изъясняться развеселила ее.
– Подождите, господа, еще минутку!
Фабио извлек из неистощимых недр своей лавки две большие деревянные миски и добродушно пробормотал:
– Ничего нет на свете лучше горячего супчика, друзья мои. Верьте мне, я знаю в этом толк. Дайте человеку, проигравшему все свое состояние, горячего супа – и он утешится; дайте двум партнерам, которые не могут решить свои деловые разногласия, горячего супа – и они найдут общий язык; дайте трем врагам, люто ненавидящим друг друга, горячего супа – и они помирятся. Да, дымящееся кушанье может подчас оказаться более действенным, чем тысяча слов!
– Если только оно наконец готово, – сухо бросил Магистр. Он нетерпеливо помахал в воздухе своей ложкой, и другие последовали его примеру. Фабио нисколько не обиделся, а лишь воскликнул:
– Терпение, друзья! Pazienza, pazienza!Как вы думаете, почему я вытащил не одну, а сразу две миски? Чтобы мы могли угощаться все одновременно! А теперь buon appetito! Он погрузил свою ложку в горячий суп, зачерпнул побольше грибов и тыквы, потом зажмурил глаза и несколько раз подул. Затем медленно, почти благоговейно проглотил.
– А-а-ах! Антонелла, ты готовишь так же хорошо, как Миабелла, моя жена в Падуе!
– Уи-уи, си-си! Так же аппетитно, как аппетитная миссис Мелроуз в замке «Зеленая долина» [38]38
Дословный перевод названия «Гринвейлский замок» (англ.).
[Закрыть]!
– Спасибо, – растроганно поблагодарила щеточница. Она, правда, не поняла восклицание малыша, сравнившего ее кулинарное искусство с талантами поварихи из Гринвейлского замка, но это нисколько не умалило ее радость.
Фабио проникновенно воскликнул:
– Ах, моя дражайшая супруга, ах, мои детки, как мне их не хватает!
– Сколько же у тебя детей? – поинтересовался Гвидо.
Фабио зачерпнул вторую ложку:
– Нет ничего проще, чем ответить на твой вопрос. Я уже восемнадцать лет разъезжаю по стране, стало быть, собственно говоря, отпрысков должно быть восемнадцать. Представьте себе: полторы дюжины маленьких Фабио и Фабий. Bambini е bambine!У всех, кстати, день рождения в ноябре.
– В ноябре? Как же это получается? – удивилась Антонелла, проявлявшая самый живой интерес к семейным вопросам.
Странствующий торговец заглатывал уже пятую или шестую ложку супа.
– Очень просто. Незадолго до Рождества я всегда возвращаюсь из своего путешествия, остаюсь дома на два месяца, делаю за это время жене ребенка, а потом снова – поминай как звали. Исчезаю и… э-э… что с тобой, Антонелла?
Лицо молодой женщины на мгновенье застыло, но потом снова приобрело обычное выражение. Она молчала, что отнюдь не успокоило торговца.
– Я что-нибудь не так сказал? Если так, то весьма сожалею. Scusi! Mi dispiace!Я только хотел сказать…
Магистр покачал головой и резонно возразил:
– Et semel emissum volat irrevocabile verbum.
– Это еще что значит? – заморгал глазами Фабио.
– «И, едва ты его произнес, летит невозвратное слово», – с выражением продекламировал маленький ученый. – Гораций. Не расстраивайся, мне это хорошо знакомо. Я в своей жизни тоже нередко произносил слова, которые хотелось тут же поймать обратно.
– Уи-уи, не бери в голову, человек-абракадабра.
К беседе присоединился Витус:
– Фабио не имел в виду ничего плохого, Антонелла. Каждый год он десять месяцев находится в пути и всего два месяца проводит дома. Когда же ему еще заниматься со своей женой… ну, в общем, ты сама понимаешь… Поэтому совершенно понятно, почему все дети рождаются в ноябре. Фабио, ты говоришь, их у тебя восемнадцать?
– Нет-нет, я сказал, собственно говоря, их должно быть восемнадцать. – Торговец опять принялся за еду. – В действительности их всего одиннадцать. Три раза мы… э-э… приостановили, а четверо малюток умерли.
Погрустневшее было лицо его тут же засияло снова, искорки привычного жизнелюбия брызнули из глаз:
– Но к Рождеству, когда я вернусь домой, их наверняка будет двенадцать! Благодаря Буссоле, моей ненаглядной красавице, я уже давно знаю, что Миабелла опять в интересном положении. И, если Всевышнему будет угодно, двенадцатый bambinoпоявится на свет прямо на днях.
Витус отложил ложку в сторону, он был сыт.
– Тогда я надеюсь, что все пройдет благополучно. Но у такой женщины, как твоя жена, рожавшей много раз, осложнений быть не должно.
– Нет, nonsenso! – Фабио замахал руками. – У Миабеллы лошадиное здоровье! Ох, прости за выражение, Антонелла, я хотел, конечно, сказать, что она в добром здравии. Но если уж ты заговорил об осложнениях, что ты имел в виду, кирургик? Какие тут опасности?
– Да-да, что грозит женщине при родах? – Антонеллу тоже заинтересовала тема.
– Да ничего, совсем ничего. – Витусу было неприятно, что разговор принял такой оборот. К тому же в присутствии Антонеллы он чувствовал неловкость. – Я ничего не смыслю в родах, я же не повитуха. Просто так сболтнул, забудь об этом.
Магистр ухмыльнулся:
– Et semel emissum volat irrevocabile verbum.
– Что-что? – Витус не сразу понял слова друга. – Ах вот оно что, изречение Горация. – Он рассмеялся.
Все подхватили, в том числе и Антонелла, которая до сих пор не справилась с некоторым напряжением.
Фабио уже хлебал дальше. Его аппетит нисколько не уступал аппетиту Магистра, а это говорило о многом.
– Когда Буссола вернется, – заметил он, – я тут же напишу новое письмо Миабелле и расскажу, в какую прекрасную компанию я попал и какая у нас прекрасная повариха.
– Си-си, уи-уи, – поддакнул Энано.
В голосе его прозвучала ревность.
После бодрого дневного перехода – великан Энано, как всегда, был впередсмотрящим и возглавлял процессию – наступил вечер, а с ним неизбежный вопрос, подыскать ли им постоялый двор или заночевать под открытым небом. Как только темнота сгустилась, образ дохлой крысы показался гораздо более зловещим, чем при дневном свете, и они приняли решение вновь разбить лагерь под звездами.
Быстро распаковав пожитки, путешественники развели огонь и вскипятили котелок с водой. Языки пламени беспокойно колыхались, потому что на этот раз безжалостный ветер нещадно продувал их насквозь, а никакой иной защиты, кроме редких кустов, у них не было. И тем не менее, вечер получился удачный, они рассказывали друг другу истории из своей жизни, и даже Гвидо наконец поддался на уговоры и сыграл на скрипке веселую мелодию. Сделал он это очень умело, после того как бесконечно долго подкручивал колки и настраивал инструмент. После игры он тут же поспешно убрал скрипку в футляр.
– Ты обращаешься со своей скрипкой, как с больной, – заметил с легким упреком Магистр. Он был бы рад послушать еще.
На что Гвидо возразил в своей серьезной манере:
– Ты и не подозреваешь, Магистр, как чувствительно дерево. Я хоть и отлакировал семь раз дно и деку специальной смесью – это секрет семьи Амати, – но нельзя забывать, что скрипка сделана по меньшей мере из четырех разных пород древесины: из ели, клена, дуба и эбенового дерева. И каждая порода по-своему реагирует на жару и холод, расширяясь больше или меньше. То же самое относится к четырем струнам. А в результате мы каждый раз имеем дело с новой скрипкой, в зависимости от погоды. Потому и надо настраивать инструмент перед каждой новой игрой.
